Вологодчина в русском фольклоре Уваров Николай

А у тебы-то нету платьица-то цветного,

А чтоб зайти-то было в чём же во Божью Церковь».

«А и там ведь платьица-то цветного не смотрят-то,

А и как идут, идут ведь и там люди богатые,

Хорошо идут они же приодетые,

А и тут идут же всё ведь и люди идут странники, -

Это всё одно заходят-то во Божью Церковь».

Как тут говорила же ему же родная матушка:

«У тибя-то, мой сыночек, некого же нет,

Не дружьей твоих ведь и нет же, не товарищей,

Чтобы было с кем пройти же путь-дороженька».

«Мне не надоть-то, мать, никаки дружья-товарищи,

Я найду же всё годин же путь-дороженьку».

Тут не стала боле матушка разговаривать,

Стала тут родима снаряжать его,

Снаряжать его же стала да во дорожонку,

Напекла с собой ему она подорожницьков,

Вот наклала она во суночку, в котомочку.

Что было, всё по утру-то по ранному,

По восходу было сонця тут ведь красного,

Как поел, поел Орсёнушко, позавтрокал,

Он помолилсе-то тогда же Богу-Осподу,

Пресвятой же Божьей царицы-то Богородицы,

Он простилсе-то со матушкой родимою,

Со своей-то он со сестрицой с любимою,

Он ведь взел в руки дубиночку из темна леса,

С которой ходил-то всё Орсёнушко во тёмны села,

Вот пошол-то наш Орсёнушко в дорожочку,

Во дорожочку пошол он всё во ту саму,

Котора же вела же и на Вологду.

Шол-то, шол-то нага Орсёнко с утра до вечера;

Как вечернёй-то порой да было, тем времечком,

По орсёнковой-то было, верно, учести,

Находила-то, накаталась туча тёмная,

Туча тёмна-та накатилась очунь грозная,

Русские войны XVI века

Тут ведь падала погодушка великая,

Вот напал, напал туманушка ведь очунь-то,

Очунь страшной туман да он по всем горам,

Он по всем-то всё горам да всё ж тёмным лесам.

И сделалось Орсёнушке тоскливо да скучно-то,

И кругом-то ни зги не видать, ни голосу не слыхать.

Тут раздумалсе Орсёнушко-то сам с собой:

«Ишше ладно ли иду я, и может быть, не ладно тут?»

Вот пошол Арсёнушко, своротил же он с дорожонки,

Вот ушол, ушол далёко-то во тёмны леса.

И вот сбилсе-то, ведь спуталсе с дорожонки,

Как ведь шол-то, шол Арсёнушко незнамым путём же шол, дорожонкой.

Вот настигла-то его ж ночка тёмная,

Привелось-то всё Арсёнушко ночевать тогда,

Ночевать тогда Арсёнушку в тёмных лесах,

А во тёмных-то ему лесах да во сырых борах, -

Вот зашол у нас Арсёнушко в сырой же бор,

Вот он выбрал-то елиночку, котора густа была,

Он всё сделал-то сибе же тут ведь хаточку,

Вот ведь хаточку сибе да на ночлег же тут,

А и зашол, зашол ведь и скоро под елушечку.

А и он покушал-то, поел своих подорожницьков,

А и он тогда-то ведь, Арсёнушко, на отдох же лёг,

А на отдох-то он ведь и лёг да хотел спать тогда.

А и он ведь спать не спал, да только так лёжал,

А и он ведь так-то лёжал, все лёжал да выслушивал;

А и услыхал Гарсёнушко, прислушалсе,

А и он услышал-то ведь топать-ту ведь страшную, -

Мать сыра земля ведь всё же колебаласе,

На древах-то ети листочки шевелилисе,

А и услышал-то скоро гам, разговор весь громкий был,

А и увидел-то тут Арсёнушко ведь коней проезжаюшших,

А и со возами-ти ведь ехали с высокима,

А и как за имы-то видь и шли обозы страшные,

Как поехали мимо Арсёнушка-те самого.

А и тут Арсёнушка лежал же призадумалсе,

А и полёжал-то он немного, стал вставать тогда:

«А и если-то я-то здесь, дак всё просплю же я».

А и ставал, ставал Арсёнушко, подымалсе он,

А и одевал-то вон суночку-котомочку да за плечи,

А и брал ведь свой-то он ведь и посох во руки-ти,

А и как пошол ведь вперёд, пошол Арсёнушко, поглядыват.

Впереди-то что ему же, скажом, видитса,

По-за ём-то видь, скажом, оставаитсе,

Во серединушки-то что же вот ведь видитсе, -

Увидал-то он зарево-то чудное,

Оно горело-то, ведь и зарево, огнём же тут.

Как увидал же когда Арсёнко-то болышо зарево,

Он пошол, пошол к етому-ту зареву;

Подходить-то как ведь стал же он по близости,

Увидал-то ведь очунь чудо чудное:

Много коней-то ходило в лугах же тех,

А и как сидели тут, сидели много разбойницьков,

Как сидело много ночних же подорожницьков,

Тут расставлены были у них же всё белы шатры,

Розоставлены были палаточки дубовые,

Тут стояли-то у шатра столички дубовые,

Как стояли тут скамеечки дубовые,

На столах-то ведь чего было накладено,

Выпивали, пили всё зелено вино,

Зелено вино они же, пиво пьяноё.

Подошол-то наш Арсёнушко, остановилсе он,

Приостановилсе он, стоял же всё высматривал.

Как разбойницьки-ти попили-покушали,

А другие разбойницьки варили ужну ужнати;

Атаман-от с есуилом-то сидели тут,

Вот сидели они, ведь и всё же дел вели же свой:

Вот на первой-от ведь и дел клали красно золото,

Они клали-то ведь красно золото,

На второй-от дел ведь клали-то чисто серебро,

А на третий-от дел ведь клали дорогой жемчуг.

Подошол к йим Арсёнушко близёхонько,

Говорил-то йим с весёлою улыбочкою:

«Здравствуйте, здравствуйте, дородни вы добры молодцы,

Добры молодцы, те вы же всё камышнички!»

Атаман-от ведь тогда да огленулсе-то,

Огленулсе-то, сказал же всё Арсёнушку:

«Ты откуда взялсе, мужик-от простой же, деревеншшина?

Как тебе разве, деревеншшина, не охота болыни в свети жить,

Что ведь сам же ты вот пришол да принёс свою же вот да ведь голову?»

Отвечал тогда Арсёнушко атаману-та:

«Не на смерть я ведь пришол, да атаман, скажу, -

Я пришол ведь с тобою повидатисе,

Повидатисе-то с тобой я, познакомитьсе:

Ты возьми, возьми меня к себе в камышнички,

Во камышнички возьми к себе в дружиночку,

Как ведь мне же, деревеншшину, во дел возьми,

Уж ты дай-ко на меня теперя полный пай!»

«Какой хитрой ты, мужик же деревеншшина,

У нас много лет служат да паи не скоро есть!

Не дадим тибе, деревеншшина, пая полного».

«Дайте, дайте мне тогда хоть ведь пол-пая;

Пол-пая не даваете, – давайте полный пай!»

«Не дадим-то тибе же пая полного».

«Тогда давайте мне, камышнички, мне-ка треть пая!»

Не давали-то ему ведь треть пая.

Как просил-то гон ведь их да хошь ведь четверть дать, -

Не давали ему пая четверти.

Говорил тогда Арсёнушко таковы слова:

«Вы возьмите-тко, буду я даром жить в камышничках!»

Атаман тогда с камышничками переговорилсе он;

Закрыцали, зашумели все камышницьки:

«Немалу хочешь у нас шутить шуточку, атаман же наш,

Пренять хошь ты мужика же, деревеншшину:

Во-первых-то он не знает о наших делах камышнеческих,

Во-других-то гон запутат нашо дело всё, -

Он ведь стретит-то кого из мужиков же где,

Разболтат-то всё, расскажет, где-ка мы живём,

Заберут-то ведь всех же, поимают-то,

Как живых-то нас ведь и боле не оставят тут.

Как берите лучше мужика же, деревеншшину,

Его надо же, атаман, скорей прикончити!»

Отошол атаман да сел он же на своё место,

А как приказал тогда гатаман да забрать его,

Забрать его, запутать в пугани в шелковые,

Вот задёрнуть его в арканы-ти в железные,

Тогда велел-то отрубить ему с плеч буйну голову.

Тут разбойницьки-ти скоро не ослышались,

Подходить-то они начели к Орсёночку;

Сперьва, сперьва подходили по одному тут,

Как потом же подошли же гони по два-та,

А потом уж как ведь стали они по пять же всё, -

Как Арсёнышка некак забрать не можут тут.

Закрычал тогда на них да гатаман же йих:

«Вы как шуточно берёте, да я смотреть не могу на вас!»

Вот когда разбойнички стали подходить челым десяточком;

А и тут не лютое зелье разгорелосе,

Богатырско-то ведь и сердцо-то растревожилось,

Лепота в его лици перемениласе,

Могучи плечи его же шевелилисе,

Он выхватывал тогда да всё стоячой дуб,

Что стоячой-то он дуб да всё со кореньём,

Он сделал тут дубиночку немалую,

Он ведь и начел етой дубиночкой помахивать,

Вот помахивать дубиночкой, похаживать.

Он в праву руку махнул, – валилася улиця,

Волево-то отмахнул, валились переулочки;

Он прибил-то, разбил же всех разбойницьков,

Он прибил-то ведь разбойницьков петьсот человек,

Он брал тоща у разбойницьков добра коня,

Он ведь брал свою дубиночку, поехал тут.

Ехал-то не мало, не много времени,

Как наехал тут он на камышничков,

Тут камышничков да было шестьдесят же их, -

Перебил-то всех камышничков Арсёнушко.

Он ведь ездил всё трои сутоцьки,

А во многих-то местах убивал камышницьков,

Перебил-то всех камышницьков-разбойницьков,

Перевёз ихно именьицо в единоё,

Вот в единоё-то всё в место во первоё.

Тут ведь сошол тогда Арсёнушко со добра коня,

Он поел, поел тогда да сам покушал-то, -

У разбойницьков всего было ведь вволюшку,

Было много-то у йих же мяса разного,

Было много-то у йих мук и круп же тут,

Тут ведь было разных водочек – каких хочешь пей;

Как попил-поел Арсёнушко, скоро спать же лёг,

Он ведь спал-то лежал, не знат и сам сколько.

Когда проснулсе-то, пробудилсе всё Арсёнушко:

«Я ведь думал, что хожу я во втору Москву,

Не сходил я ведь вот и всё же во втору Москву;

Нагрешил грехов ведь и много вот теперь в делах.

Зато очистил хоть свою сторону от гибели.

Я не знаю же теперь, ишшо Арсёнку делати?