Изящное искусство смерти Моррелл Дэвид
— Отвращение, которое я испытывал при прочтении наркоманской «Исповеди…», заставило меня ознакомиться и с другими вашими мерзкими сочинениями.
— Я впечатлен. Некоторые редакторы жаловались, что мне бы самому стоило прочесть свои произведения перед тем, как предлагать им.
— Вам лишь бы шуточки шутить! И ведь вы не удовлетворились пропагандой пристрастия к опиуму. Вы принялись восхвалять Джона Уильямса, виновного в убийствах на Рэтклифф-хайвей. «Все прочие убийства бледнеют перед его кроваво-красным шедевром». Так вы писали. Вы назвали Уильямса художником.
— Верно.
— Убийства на Рэтклифф-хайвей были «самыми безукоризненными из всех когда-либо совершенных». Это тоже ваши слова.
— Абсолютно точно.
— Еще вы назвали их «самым грандиозным событием столетия».
— Вы великолепно изучили мое произведение.
— Более чем.
— Это уже похоже на навязчивую идею.
— Пристрастие к опиуму, убийства, смерть — все это не те предметы, над которыми можно насмехаться. В тюрьме «Колдбат филдз» я вам это продемонстрирую.
Карету снова тряхнуло, и Бруклина швырнуло на спинку сиденья.
Де Квинси уже давно молился и ждал этого момента. Он мобилизовал все внутренние ресурсы, понимая, что, скорее всего, другого шанса не представится. Тщательно прокрутил все в голове и сейчас в точности представлял, что нужно делать.
Полковник и охранник не успели прийти в себя от внезапного толчка, а Де Квинси молниеносно бросился к дверце.
Бруклин попытался остановить Любителя Опиума, но карету снова качнуло, и он ухватил руками только воздух. Де Квинси успел выскочить наружу, в темноту.
Хотя скорость была и не очень высокой, коснувшись ногами мостовой, он не удержал равновесия, качнулся вперед и едва не ударился лицом о брусчатку. Однако сумел устоять на ногах, выпрямился и в панике припустил в клубящийся густой туман, держа направление вправо.
Позади орал разъяренный Бруклин.
По мостовой загремели башмаки. В погоню бросились трое: сам полковник, сидевший рядом с Де Квинси охранник и его коллега, ехавший возле кучера. Пока преследователи топотали, будто стадо слонов, можно было не опасаться, что они услышат его собственные шаги.
Похоже, Бруклину пришла в голову та же мысль, потому что он крикнул:
— Тише!
Преследователи остановились, и в ночи раздавался эхом лишь топот ног де Квинси.
— Туда!
Он прибавил скорости. Полковник и его люди, все трое значительно выше маленького писателя, должны были быстро сократить расстояние. Кроме того, они были моложе. Но страх придал Де Квинси сил, помогала и привычка проходить в год по несколько тысяч миль. Единственная его надежда заключалась в том, чтобы бежать по Пикадилли назад, в сторону особняка лорда Палмерстона.
Напротив владения лорда находился Грин-парк, и, если удастся добежать до него, трава приглушит топот ног.
Впереди внезапно показался фонарный столб. Сердце выскакивало у Де Квинси из груди; он вильнул в сторону, но все же задел столб плечом и, застонав, содрогнулся всем телом от боли. Его снова окружала темнота.
— Я его слышу! Он не так далеко! — проревел позади Бруклин.
Де Квинси побежал еще быстрее. Легкие жгло огнем. Плечо пульсировало болью. Ноги сводило от напряжения.
Еще один фонарь впереди — но на этот раз столкновения избежать удалось. И тут же Де Квинси запнулся о торчащий над остальными дорожный камень и упал. Он застонал, но страх оказался сильнее боли. Он быстро вскочил и рванулся в темноту.
— Он уже близко! — снова закричал Бруклин.
Внезапно вокруг что-то переменилось. До сего момента эхо раздавалось как справа, так и слева, и это означало, что дома находятся по обеим сторонам улицы. Теперь же эхо слышно было только справа.
А по левую руку, вероятно, начался парк.
Но возможно, в охватившей его панике Де Квинси ослышался, и в этом случае сейчас он врежется в здание.
— Вижу кого-то впереди! — прокричал полковник.
Редко когда ему приходилось так рисковать. Де Квинси кинулся влево, вытянул руки и коснулся утыканной поверху шипами ограды, которая шла по границе парка. Он побежал вдоль нее и услышал, как позади один из преследователей с шумом врезался в ограждение и выругался.
Превозмогая боль от наручников, Де Квинси бежал и вел рукой по забору в поисках ворот. Где же они? Неужели он их уже проскочил?
Топот ног приближался.
Вот они — ворота! Де Квинси лихорадочно нащупал защелку, поднял ее, толкнул створку и проник в темный парк. В ту же секунду он почувствовал, как кто-то попытался схватить его за пальто, но чуть-чуть промахнулся.
Беглец свернул направо. Каменная дорожка уступила место мягкой траве, и он побежал практически бесшумно.
Преследователи во главе с полковником теперь тоже бежали, не поднимая шума. Впрочем, кое-какие звуки они, как и Де Квинси, все же издавали. Трава не полностью приглушала топот башмаков, а время от времени под подошвой хрустели опавшие листья.
— Туда! — крикнул Бруклин.
Де Квинси пришлось сбавить темп, чтобы преследователи не вычислили его по звуку. Несмотря на холодную ночь, легкие горели огнем, однако Де Квинси не мог шумно и полной грудью вдохнуть морозный воздух — тем самым он бы выдал свое местонахождение.
Он услышал позади треск.
— Осторожнее! Здесь полно деревьев! — предостерег Бруклин.
Де Квинси теперь бежал еще медленнее. После ярко освещенного дворца лорда Палмерстона улица казалась погруженной в полнейший мрак, хотя на самом деле редкие фонари все же давали скудный свет. А вот в парке темнота действительно была такая, что хоть глаз выколи. Приходилось на ощупь пробираться через плотную вуаль тумана, к тому же очень сковывали движения (и больно натирали кожу) наручники.
Вдобавок усилилась боль в плече, подбородок распух и слегка кровоточил — следствие неудачного падения.
Внезапно пальцы нащупали кору дерева. Он обошел вокруг ствола и наткнулся на скамейку.
— Туда! — заорал Бруклин.
Еще недавно Де Квинси бежал на пределе возможностей, а теперь перешел на быстрый шаг. Позади кто-то с треском вломился в засохшие кусты.
Позади и слева.
Де Квинси повернул направо и стал углубляться все дальше в парк.
— Смотрите под скамьями! Он невысокого роста и может там укрыться! — командовал полковник. — И кусты тоже проверяйте!
Скованные руки снова уткнулись в дерево. Де Квинси обогнул его, стукнулся головой о ветку и осторожно продолжил путь.
Но тут же переменил решение и остановился. Ни в коем случае нельзя уходить далеко от улицы — так можно легко заблудиться и начать бродить кругами. Крайне важно было добраться до Пикадилли. От этого зависел успех всего плана.
Де Квинси вернулся к дереву, нащупал низко растущую ветку, о которую недавно ударился, и, встав на цыпочки, попытался дотянуться до более высоких ветвей.
Это удалось.
— Рассредоточились! — приказал Бруклин.
Во второй раз за последние несколько минут Де Квинси решился на отчаянный поступок: забрался на нижнюю ветку. Наручники позволили ему вытянуть руки и ухватиться за следующую ветку. Вены набухли от напряжения, но он все же вскарабкался выше и прижался к стволу.
— Сюда! — закричали внизу.
Раздался топот ботинок, сминающих сухую листву. Под прикрытием этого шума Де Квинси подтянулся еще выше.
— Я его слышал! — хрипло прокричал Бруклин прямо под ним. — Он где-то здесь!
Де Квинси обхватил одной рукой ветку, второй — ствол и задержал дыхание.
Одна нога соскользнула и задела другую.
— Остановитесь и слушайте! — скомандовал Бруклин.
Стало совсем тихо.
Прошло несколько секунд, и один из преследователей подал голос:
— Пока мы тут ищем под скамейками и в кустах, он мог уже убежать.
— Ты прав. Теперь он может быть где угодно в этом парке, — согласился полковник.
Они снова замолчали и прислушались к окружающей тишине.
У Де Квинси сдавило грудь, но он по-прежнему не дышал.
— Не может же он бегать вечно, — сказали внизу. — Рано или поздно мы его схватим.
— Я хочу взять его сейчас!
Они стояли и ждали. У Де Квинси от нехватки кислорода кружилась голова.
— Полковник! — раздался с невидимой отсюда Пикадилли голос кучера. — Мне вызвать подмогу?
Бруклин немного подумал, выругался сквозь зубы и крикнул в ответ:
— Не надо! Возвращаемся!
Все трое направились к дороге.
Де Квинси разжал губы и, стараясь производить как можно меньше шума, выпустил воздух из легких, а затем осторожно вдохнул.
Шевелиться он пока не осмеливался. Кто знает, может быть, Бруклин только сделал вид, будто уходит, в надежде, что Де Квинси уверится в безопасности и невольно выдаст свое местонахождение.
Звуки шагов полковника и его людей постепенно стихали вдали.
Наконец в парке воцарилась тишина, нарушаемая лишь лаем бродящего где-то пса.
Ноги Де Квинси, зажатые между веткой и стволом, сводило судорогой, но он не осмеливался пошевелиться или поменять позу. Легкие требовали свежего воздуха, однако он принуждал себя дышать редко и тихо.
Ночь подходила к концу.
Ныло плечо. В подбородке пульсировала боль.
По мере того как приближался рассвет, туман редел. Де Квинси по-прежнему не чувствовал себя в безопасности, но дольше оставаться в своем убежище не мог. Крайне важно было выбраться на улицу, пока никто не может его увидеть.
Он стиснул зубы и начал осторожно спускаться, а когда добрался до земли, ноги показались ватными и не слушались. Нужно было срочно растереть их, восстановить чувствительность.
Тяжелые наручники до крови натерли запястья, так что те распухли. Очень хотелось поскорее избавиться от оков, и — спасибо Эмили! — такая возможность была: ключ лежал в кармане пальто. Но… замки располагались снаружи каждого браслета, и он никак не мог изогнуть руку так, чтобы вставить в них ключ.
Небо потихоньку серело, и Де Квинси осторожно, ежесекундно замирая и прислушиваясь к окружающим звукам, стал пробираться к выходу из парка. Возле ограды он спрятался за кустами и прикинул, насколько рискованно будет двигаться дальше.
Поблизости никого не было видно. Ползком, укрываясь за скамьями, Де Квинси достиг ворот. Не поджидают ли враги в засаде? Все же он очень рассчитывал, что они в самую последнюю очередь станут ждать беглеца здесь; скорее, Бруклин решит, что Любитель Опиума забился в какую-нибудь нору подальше отсюда. Впрочем, выбора у него не было. Де Квинси двигало чувство ответственности, перед ним стояла трудная, опасная задача, но она должна быть выполнена. И он шагнул к воротам.
Никто его не схватил. Не обращая внимания на плохо слушающиеся ноги, он свернул направо, прочь от особняка лорда Палмерстона. Цель его находилась дальше по улице, там, где еще не начинался парк и дома стояли по обе стороны мостовой.
Де Квинси склонился в три погибели и в предрассветных сумерках осматривал дорогу. Наконец сердце едва не выпрыгнуло из груди от радости — вот он, предмет его поисков.
Фляжка валялась в сточной канаве — куда ее и зашвырнул Бруклин. Полковник сказал, что там ей самое место, и Де Квинси соглашался с ним. Ее место действительно было в канаве.
И тем не менее ему нужна была фляжка. Он схватил ее и побежал обратно в парк.
Но на этот раз лауданум предназначался не для него. Хотя Де Квинси так и жаждал сделать глоток, он наметил для жидкости более важное применение.
С ее помощью он сможет предотвратить смерть многих — он боялся, что очень многих, — людей.
Глава 14
ИСПОВЕДЬ НЕСЧАСТНОЙ ЖЕНЩИНЫ
Если бы Де Квинси в Воксхолл-Гарденс решил заплатить за удовольствие прокатиться на воздушном шаре, перед его глазами открылась бы великолепная панорама раскинувшегося на многие мили Лондона — ничего подобного на карте не увидишь. Поднимаясь все выше, он полюбовался бы величественной Темзой с ее бесчисленными мостами. Смог бы насладиться видами Вестминстерского аббатства и здания парламента.
Но более всего прочего его внимание привлекла бы целая череда королевских парков, протянувшихся через город. Как гласило объявление рядом с местом «парковки» надутого горячим воздухом шара, поднявшись вверх, можно было, в частности, обозреть Сент-Джеймсский парк, расположенный сразу к западу от правительственных учреждений на Уайтхолл. Этот парк плавно переходил в следующий — Грин-парк, а тот, в свою очередь, — в огромный Гайд-парк. Таким образом, можно было пройти несколько миль в самом сердце мегаполиса с полным ощущением, будто находишься за пределами города.
Однако Де Квинси не шел. Вокруг только занимался день, утренние сумерки еще не рассеялись, так же как не развеялся до конца туман, а Любитель Опиума бежал с максимальной скоростью, на какую был способен. Он надеялся, что деревья и кусты укроют его от посторонних глаз. Все тело ныло от боли, и ему пришлось отхлебнуть немного из фляжки. Лауданум сразу же облегчил страдания и даже прибавил сил измученному организму. Но выпить больше он себе позволить не мог. Нет, этой драгоценной жидкости найдется куда более важное применение.
Страшнее всего было, когда пришлось пересекать улицу, отделяющую Грин-парк от Гайд-парка. Справившись с этим препятствием, Де Квинси продолжил бег — к этому моменту, скорее, перешедший в быстрый неровный шаг, — используя для прикрытия последние клочки тумана, и наконец достиг Мраморной арки у северо-восточной оконечности Гайд-парка.
Всего лишь два дня назад, воскресным утром, он приходил сюда вместе с Эмили, и тогда единственной проблемой — не считая, разумеется, бедности и пристрастия к опиуму — ему казалась необходимость как-то объяснить дочери, что в семнадцатилетнем возрасте, когда он страдал от голода на Оксфорд-стрит, он влюбился в проститутку по имени Энн.
Оксфорд-стрит.
Улица простиралась перед ним, сразу за Мраморной аркой. Туман быстро рассеивался, и Оксфорд-стрит казалась такой же мрачной, какой была пятьдесят два года назад, когда он едва не погиб здесь от голода и непогоды.
Де Квинси проходил вдоль темных в этот час окон магазинов по левой стороне улицы. Он шел прихрамывая и нервно оглядывался, не преследуют ли его. По брусчатке зацокали копыта, и Де Квинси испуганно вздрогнул. Экипаж приближался. Может ли это оказаться полиция? Догадается ли Бруклин — ведь он с таким пристрастием изучил всю его жизнь, — что Любитель Опиума направится в то единственное во всем Лондоне место, которое ему известно лучше остальных? Но даже хитрец Бруклин не может точно знать, где именно он будет укрываться на Оксфорд-стрит.
А стук копыт все приближался.
Де Квинси нырнул в переулок, шаркающей походкой прошагал до конца, спустился по закопченным ступенькам, пролез через дыру в заборе и снова спустился по лестнице. На этот раз он оказался в туннеле, который вывел его в другой туннель. Там, в полумраке, на граните лежали люди. Их легко можно было принять за мертвецов, но на самом деле они просто спали, измученные после тяжелого дня и здорово набравшиеся спиртного.
Де Квинси спрятал драгоценную фляжку под разломанным ящиком, из последних сил пробрался в центр лежбища и улегся среди тел.
Несмотря на то что камни были довольно холодными, тесное пространство туннеля хранило часть тепла, исходящего от спящих людей.
Здесь, укрывшись среди нищих с Оксфорд-стрит, Де Квинси попытался немного подремать, хотя часть его мозга продолжала бодрствовать и размышлять над сложившейся ситуацией.
Не придумав ничего лучшего, Райан, Беккер и Эмили в этот ранний час направились в Скотленд-Ярд. На их счастье, до штаб-квартиры лондонской полиции еще не дошли вести об отстранении инспектора Райана и констебля Беккера от их должностей. Им нужно было немного передохнуть и разработать планы на будущее.
Путь, который в нормальной обстановке они преодолели бы за двадцать минут, в тумане занял целый час. Но Эмили не беспокоило ни это обстоятельство, ни озябшие ноги. Все ее мысли сейчас были об отце.
Когда они наконец добрели до здания с вывеской «Управление полиции Лондона», уже вставало солнце.
Внутри царили тепло и уют. По обеим сторонам длинного коридора располагались бесчисленные двери. На второй этаж вела лестница. Все было тихо и спокойно.
Райан мельком взглянул на пожилую женщину, спавшую на скамье, и зашел в кабинет напротив. Дежурный констебль за столом посмотрел на инспектора.
Знает ли констебль о том, что случилось у лорда Палмерстона?
— Приветствую вас, инспектор Райан. Что-то уже пару дней вас не видел.
Значит, про их с Беккером увольнение еще неизвестно.
— Дел было много.
— Похоже, самое трудное еще впереди.
— Боюсь, вы правы. Это констебль Беккер.
— Да, мы встречались. А что с вашим пальто, Беккер?
— Подрался тут…
— Н-да, в последнее время такое частенько случается.
— А это свидетельница, которой нам нужно задать несколько вопросов, — сообщил Райан и показал на Эмили. — Можно воспользоваться одной из комнат?
— И хотелось бы выпить горячего чая, — прибавил Беккер и поглядел на красные от мороза щеки девушки.
— Чай возле печки.
Они миновали спящую женщину и зашли в комнату, где у печки стояли три свободных письменных стола. Эмили стянула перчатки и протянула руки к пышущей жаром поверхности.
Райан взял с подноса чайник и разлил дымящуюся жидкость по чашкам.
— Пейте, пока есть такая возможность. Кто знает, когда нас вышвырнут отсюда.
От двери послышался голос.
— Райан.
Все трое обернулись.
У входа стоял констебль.
«Наверное, ему сообщили, что мы больше не служим в полиции».
— Вас тут женщина ждет.
— Та, что спит на скамье?
— Уже не спит. Она проснулась, когда услышала, что вы пришли. Я ей сказал, что вы тот самый человек, которого она хочет видеть. Можете с ней поговорить? Она здесь со вчерашнего вечера.
Упомянутая женщина стояла позади полицейского. Сейчас, проснувшись, она выглядела старше, чем когда они увидели ее в первый раз. Лицо она немного отворачивала в сторону, будто что-то скрывала. Часть лица, обращенная к Эмили и ее товарищам, была изрезана глубокими морщинами. Женщина куталась в потрепанное пальто и, казалось, никак не могла согреться.
— Это касается старых убийств на Рэтклифф-хайвей, — пояснил констебль. — Говорил ведь я ей: никого не интересует древняя история. Нам сейчас нужно раскрыть убийства, совершенные субботним вечером и накануне. Но она настаивает, что те убийства каким-то образом связаны с нынешними. Еще она говорит, что ей чего-то стыдно. Думаю, не будет никакого вреда, если вы ее послушаете. Даже если все это окажется чепухой, она, по крайней мере, отправится домой.
— Хорошо, — кивнул Райан. — Пусть проходит.
Констебль махнул женщине.
Она казалась такой уставшей и несчастной, что добрая Эмили помогла ей присесть на стул.
— Может, хотите чаю?
— У меня нет денег.
— Это не будет вам ничего стоить, — заверила старуху Эмили.
— Благодарю вас. Я действительно хочу пить.
— У вас есть сведения об убийствах? — перешел к делу Беккер.
Женщина кивнула:
— Да, о тех. Сорокатрехлетней давности.
— А что насчет недавних?
Старуха печально смотрела на поднимающийся от чашки парок. Эмили подала ей кружку, но — хотя она и говорила, что хочет пить, — женщина не сделала ни глотка. Эмили рассмотрела на ее левой щеке шрам от ожога.
— Как вас зовут? — спросил Райан.
— Маргарет.
— А фамилия?
— Джуэлл.
— Маргарет Джуэлл?
Эмили с таким удивлением повторила имя и фамилию женщины, что Беккер и Райан заинтересованно уставились на девушку.
— Что такое? — спросил Райан.
— Вы служили у Тимоти Марра? — обратилась к женщине Эмили.
— Да.
Голос старухи был исполнен печали.
— Да в чем дело-то? — не выдержал Беккер.
— Отец писал о ней. Эта женщина была служанкой у Тимоти Марра. Буквально перед самым убийством он послал ее в лавку купить устриц.
Райан подошел ближе.
— Маргарет?
Женщина подняла голову.
— Расскажите, почему вы пришли сюда.
— Из-за субботнего убийства. Совершенного сорок три года назад.
— Да. Сорок три года назад.
Райан присел, так что его лицо оказалось вровень с лицом бывшей служанки.
— Мистер Марр по субботам всегда держал лавку открытой до одиннадцати часов вечера. — Маргарет посмотрела на чашку, которую держала в руке, но так и не отпила из нее. — В тот вечер… когда мистер Марр собирался закрываться, он сказал Джеймсу…
— Джеймсу? — перебил ее Беккер.
— Своему подручному. Он попросил Джеймса помочь закрыть жалюзи. А мне поручил сходить оплатить счет пекарю и на обратном пути купить устриц к ужину.
Маргарет болезненно поморщилась.
— Я всегда очень нервничала, когда нужно было выходить из дому в такой поздний час, но мистер Марр приходил в ярость по малейшему поводу, и я не осмеливалась ему перечить — иначе он бы меня просто рассчитал. Так что я поспешила в темноте к лавке, где продают устриц, но она была закрыта. Я побежала к лавке пекаря, но и там тоже было закрыто. И я все думала, как же разгневается мистер Марр. Когда я наконец вернулась в дом, входная дверь оказалась заперта. Я поняла, что мистер Марр очень рассердился на меня за долгое отсутствие. Но как я ни боялась мистера Марра, еще больше я боялась, что меня на темной улице ограбят, а то и чего похуже. И я постучала в дверь. Когда никто не отозвался, я забарабанила сильнее. Потом стала колотить по двери ногой и кричать: «Мистер Марр, впустите меня!»
Я приложила ухо к замочной скважине и услышала звуки шагов. Они стихли. Кто-то там дышал.
Я звала его, кричала: «Мистер Марр! Мне здесь страшно!» Но дверь не открывалась. Шаги тем временем удалились от двери, и вдруг мне показалось, будто передо мной пробежала черная кошка. И тут я поняла, что больше боюсь того, что может оказаться в доме, чем ограбления. Я дрожала от страха и испытала такое облегчение, когда увидела фонарь ночного сторожа. Он спросил меня, что происходит, я объяснила, и теперь уже он заколотил в дверь и стал звать мистера Марра. От шума проснулся сосед. Он перебрался через забор на заднем дворе, увидел открытую дверь черного хода, вошел внутрь и…
Пауза затянулась.
— Пейте чай, — предложила Эмили.
— Сосед отпер входную дверь. Знаете, я никогда не видела, чтобы человек был так бледен. К тому времени на улице у меня за спиной уже собралась толпа. Все ринулись в лавку и увлекли меня с собой. Там на полу я увидела тело миссис Марр. Чуть подальше лежало неподвижное тело подручного мистера Марра, Джеймса. На меня что-то капнуло. Я задрала голову и увидела на потолке кровь. — Маргарет передернуло. — Толпа потащила меня за собой, я оказалась у дальнего конца прилавка и увидела там труп мистера Марра. Повсюду на полках была кровь. А я не переставала думать о младенце. У Марров был сын трех месяцев от роду. Я так молилась, чтобы ребенок оказался жив, но потом кто-то нашел его тельце. Колыбельку разнесли на кусочки, а горло малыша было…
У Маргарет задрожали руки, и она пролила чай.
Эмили забрала чашку.
— Вот этого никто и не в силах понять, — подал голос Беккер. — Зачем нужно было убивать младенца? Трое взрослых могли представлять опасность для грабителя, решившего обчистить лавку. Но младенец… Насколько я слышал, убийца ничего и не украл.
— Он убивал не поэтому.
— Простите?
— Он не собирался совершать ограбление.
— Такое впечатление, что вам что-то известно.
Маргарет кивнула.
— Чего он хотел? Почему он убил всех? Вы сказали констеблю, что это имеет какое-то отношение к недавним убийствам? — спросил Райан.
Женщина снова кивнула, и лицо ее исказилось страданием.
— Скажите нам, пожалуйста.
— Мужчине — не скажу. — Маргарет повернулась к Эмили, так что стал виден шрам на левой щеке. — Быть может, женщине.
— Думаю, я смогу вас понять, — заверила ее Эмили.
— Так стыдно.
— Если вы наконец все расскажете, возможно, вы почувствуете себя…
— Лучше? — Маргарет тяжело вздохнула и поморщилась. — Мне уже никогда не станет лучше.
— Мы оставим вас вдвоем, — сказал Беккер.
Констебль с инспектором вышли из комнаты и закрыли дверь.
Эмили придвинула свой стул вплотную к стулу Маргарет, осторожно взяла женщину обеими руками за обезображенное шрамом измученное лицо и поцеловала в лоб.
— Мой отец говорит: ум лишен способности забывать, — произнесла Эмили.
Читать бесплатно другие книги:
