Варшавский договор Идиатуллин Шамиль

Глава 1

Чулманск. Сергей Шестаков

– Как? – изумился Жарков неприятным тоном.

Очень хотелось ответить «так», но Шестаков сдержался и повторил по разделениям:

– Сегодня мне в приемную позвонила дочь Неушева. Сказала, что как владелец предприятия хочет провести внеочередное собрание с перевыбором правления и переназначением дирекции. И совет директоров, говорит, собирает уже завтра. Вот так.

– А почему она в приемную-то вам звонила?

– Корпоративного секретаря у меня нет, да он и не нужен – если единоличное владение и управление. Вы же говорили, что единоличное, так? А оно если и единоличное, то не от той личности исходит. Если девушка не врет, конечно. Она ведь врет, Игорь Владиславович? Мне, кстати, и от регистратора звонили, тоже интересуются.

– Что за дочь-то? Старшая, младшая?

– Их еще и две? Бог ты мой. Так все-таки, Игорь Владиславович, мои действия? Мне всерьез к этому относиться, или, как это говорится, забить, или что?

Жарков впервые на памяти Шестакова допустил неуверенность в речь и даже оборвал себя на полуслове:

– Давайте так. Сейчас вам позвонит один… Стоп. Отбой. Я наведу справки и сам все вам расскажу. Пока давайте, что у нас по основной теме.

– Расскажете – это славно, но мне-то что…

– Сергей Иванович, всё, достаточно. У вас вариант забить был? Вот забейте, если так проще. Я сам все разрулю, завтра же. По основной теме, пожалуйста.

Шестаков к такому тону не привык, но формальных оснований для протеста не было – сам напросился. То есть да, его умоляли, уговаривали согласиться на этот проект, обещали златы горы и моря благости для всей Родины – и теперь выходило, что он сам напросился. Будет о чем подумать. Но это потом, а пока:

– По основной теме. Третий цех введен. По прототипам прогнали, итоговую сборку мне КБ обещает выдать вот прямо сейчас. За декабрь должны все отточить, с новогодней пьянки как выйдем, сможем запустить «четверку» на промышленный цикл.

– Вот прямо сейчас – это когда?

– Это вот прямо сейчас, – терпеливо сказал Шестаков. – На час пополудни у меня как раз совещание назначено, а время уже…

– Вижу. Извинитесь там от моего имени. Да, у вас инопартнеры потенциальные не проявлялись еще?

– Кто?

– Ну, кто-нибудь кроме Boro, их-то я сам веду.

– Хм. Нет. А еще и инопартнеры должны были проявиться?

– Ну да, я же предупреждал.

– И зачем? – с выражением спросил Шестаков.

– Сергей Иванович, я помню ваше отношение к вопросу. Решение принимаем не мы с вами, решение принимает руководство, и оно решение уже приняло, окей? Мы должны вписаться в мировой тренд, а без инонаработок, а скорей даже без их инфраструктурных заделов и особенно без их заказчиков так и будем лапу сосать. «Морриган»…

– Так. А может, мы не будем сейчас? – резко осведомился Шестаков.

Жарков рассмеялся.

– Да защищенная линия, что вы в самом деле. Ладно, не будем. В общем, с Boro я сам встретился, а к вам сегодня-завтра евреи пожалуют, вы с ними пообщаетесь, все покажете – и, пожалуйста, постарайтесь потеплее.

Шестаков хотел спросить, следует ли ему лично греть волосатую еврейскую задницу взятыми у бабушки пуховыми рукавичками, но это было неконструктивно, к тому же затянуло бы разговор, который по-хорошему следовало свернуть минут пять назад.

– Буду как солнышко, – пообещал он, еще раз напомнил Жаркову про проблему неушевской дочки, вернее, дочек, попрощался и швырнул трубку.

Закурить, что ли, с тоской подумал он. А что, нормально – три года продержался и хватит. Тут холодно и нервно, повод есть.

Он отжал кнопку и осведомился, ждет ли Еремеев.

– Да, Сергей Иванович, – сообщила секретарша тоном застенчивым и гордым, словно выдавала цвет своего белья.

– Пусть войдет. И, Людмила Петровна, кофе нам сделайте, пожалуйста.

Еремеев вошел с привычно кислым выражением и так же кисло выглядящим потертым чемоданчиком, беззвучно поздоровался и замер у входа.

– Здравствуйте, Пал Викторыч, – откликнулся Шестаков. – Ну что же вы встали. Заходите, садитесь.

– А может, лучше все-таки к нам в КБ, – просипел Еремеев.

– Пал Викторыч, мы договаривались, – напомнил Шестаков, сообразил вдруг, что в ноль воспроизводит интонации Жаркова, но все-таки продолжил: – Сейчас краткая презентация на два лица, так сказать, потом уже я у вас в КБ, а вечером, если успеем, для всего круга – в третьем. А не успеем, так завтра утром с этого и начнем.

Если гости да хозяева не налезут, с отвращением добавил он про себя.

Еремеев потоптался, водрузил чемодан на гостевой стол, повозился с замочками, открыл крышку и сразу закрыл, потому что вплыла секретарша – как первая кофейная каравелла из Магриба. Шестаков опять подивился тому, какая он собака, а секретарша – Павлов. Еремеев, что характерно, на аромат и саму чашечку не среагировал – стоял и ждал, пока можно будет снять пальцы с крышки чемодана. Дождался, огляделся и открыл.

– Вы кофе-то пейте, Пал Викторыч, – сказал Шестаков, воровато покосившись на собственную чашку.

Еремеев дернул щекой, небрежно отодвинул чашку, чуть не выплеснув половину красоты на полировку, и просипел:

– Будет доводиться по дизайну, ну и по сопряжениям, но функционал тут уже понятен.

Шестаков метнул свою чашку к губам и обратно на блюдце, поспешно поймал глоток, а вместе с ним ноту насыщенной шоколадной радости, почти как в детстве на Новый год, и шагнул к чемоданчику, пытаясь не смаковать вслух и придать лицу выражение предельного интереса. Сперва это было непросто – мучительно хотелось вернуться к чашке и упрочить счастье вторым глотком. К тому же Еремеев опять принялся вещать на нечеловеческом языке. Ко второй минуте Шестаков все-таки разобрался, отпустил пару замечаний – и попал, судя по спокойной реакции Еремеева. А потом все-таки сказал:

– А если по-простому? Предположим, что мы показываем это заказчику.

– Заказчик должен понимать, – ответил Еремеев, набычившись.

Шестаков все-таки вернулся к кофе, высосал остатки, задумчиво покачал чашку на пальце, размышляя, не покончить ли с этим бардаком и выпендрежем быстро и так, как они заслужили. Вдохнул и сказал, аккуратно возвращая чашку блюдцу:

– Хорошо, не заказчик, а его куратор – Минобороны, грубо говоря. Кто деньги дает. Он тоже должен понимать, но в общих чертах, так ведь? Давайте в общих.

Еремеев, похоже, мысленно прошел той же дорожкой, что и Шестаков, и достиг сопоставимых выводов. Во всяком случае, захлопывать чемоданчик и уходить с сиплыми воплями про безмозглых торгашей, как бывало, он не стал. Вздохнул и начал, поводя корявыми пальцами по скучным обводам:

– Как известно, идеология «КАЗСиК» и его аналогов предусматривает комплексную, эшелонированную и многоуровневую защиту, отстраиваемую по заданным параметрам. В двух словах, скажем так, мониторинг периметра охраняемого объекта, всей территории внутри периметра, наземных, подземных, воздушных помех, засечка, отслеживание и ведение целей, анализ и прогнозирование развития событий, установление связей между ними, выдача рекомендаций по подавлению, нейтрализации и уничтожению, а в крайнем оснащении, в зависимости от периферии и выведения на боевые платформы – нейтрализация и уничтожение целей в автономном…

– Прекрасно. А при чем тут «Морриган»? – оборвал Шестаков.

– «Морриган» никакой я не знаю, – после короткой паузы сказал Еремеев. – Мне ставили задачу внедрить тип СПАЗ-4. Про него речь?

Шестаков многое мог сказать или хотя бы призвать к конструктивной дискуссии на одном языке, словарь которого в первой же строчке поясняет, что «СПАЗ» по-русски и значит «Морриган», ровно так же, как «КАЗСиК» значит «Сумукан», «РСД-10» значит «СС-20», а «малый ракетный корабль» – «корвет». Но это значило либо подыграть Еремееву, либо обострить ситуацию. Первое противоречило принципам Шестакова, второе – решению поставленной перед ним задачи. Поэтому он согласился: «Совершенно верно», – и показал лицом, что готов слушать дальше.

Еремеев, к счастью, счел урок патриотической лингвистики завершенным и продолжил без выкобенивания:

– СПАЗ решает задачу подавления этой защиты в любом оснащении и в любой стадии. Подавление носит как точечный, так и комплексный характер, в зависимости от конкретных условий и избранной тактики. В первых моделях типа использовался принцип прямого реагирования: отслеживание и подавление средств мониторинга, выставление помех, фантомное целеуказание…

– Это-то я в курсе, – сказал Шестаков. – Потому первые модели и зарубили, что невозможно выиграть партию, если реагировать на ходы противника. Особенно если противников много, у каждого свой «Сумукан»… Виноват, свой КАЗСиК, достоверных данных шиш да маленько, и они все время меняются. Заказчик потребовал, чтобы СПАЗ одновременно сек активизацию «Сумукана», вы уж позвольте, как я привык… Сек его активацию, мгновенно отрабатывал сценарии подавления, уничтожения, фантомного перепозиционирования и обращения против самого противника, так ведь? И так же мгновенно реализовывал один или несколько из этих сценариев в зависимости от команды руководства или подтвержденной руководством целесообразности, так? Что из этого реализовано в «четверке»? Полноценно, я имею в виду?

– Все.

Шестаков подумал и уточнил:

– Мы в этом убедились?

– В расчетах, моделях и на полигоне – да. Нужны полевые испытания, нужна отработка связок с периферией, нужно промпроизводство надежных комплектующих, особенно микро и нано, нужно взаимодействие, нужно прописывание программного обеспечения для всего этого и, само собой, строительство всей инфраструктуры, а ее местами даже в проекте нет. Но мы свою задачу выполнили: приняли «четверку» от разработчика, отрихтовали в соответствии с дополнительными пожеланиями заказчика, наладили малую серию и подготовили к полноценному запуску, разработали, заказали и получили станки, оснастку и оборудование для промпроизводства.

– Вот этой штуки? – уточнил Шестаков, показывая на невзрачное сокровище в чемодане.

– Этой и модификаций. Конструкция модульная, к базовой версии можно пристегивать в зависимости от задач и уровня загрузки различные спецификации. Это – базовая версия. То есть ее сердечник, так скажем.

– Можно? – спросил Шестаков, дождался неохотного кивка и осторожно вытащил «четверку» из чемодана, вежливо не заметив, как Еремеев нечаянно качнулся в его сторону, чтобы поддержать и подхватить, случись чего. «Четверка» была гладкой, увесистой и неожиданно приятной на ощупь и объятие – как правильно сбалансированная смесь хорошего автомата и сувенирного вискаря.

– А куда она устанавливается? – спросил он, поглаживая матовый бочок.

Еремеев, не отрывая глаз от детки, пожал плечами.

– Да куда угодно. В БТР, вертолет, в багажник гражданского авто, да хоть на стол или вот так, на руках – спецкейс с портами под проводное или беспроводное соединение у нас уже разработан.

– Да уж вижу, – пошутил Шестаков, неожиданно развеселившись.

Еремеев покосился на чемоданчик, не меняя градус напряжения в лице и фигуре.

Шестаков с сожалением уложил «четверку» в гнездо синего бархата, не отвлекшись на очередной качок Еремеева, и хотел уже поблагодарить да позвать народ на смотрины – но неожиданно для себя спросил:

– А вот прямо сейчас можно ее опробовать?

– Ну да, как и договаривались, – удивился Еремеев. – У нас все готово, сейчас на стенд спустимся, там показательные и проведем.

– Да нет, Пал Викторыч. Я имею в виду – прямо здесь можно?

– Ну как, – просипел Еремеев неохотно. – Ну включить можем – только она же ничего делать не будет, это ж как процессор без компьютера. Потом, как она себя покажет? Она ж контрприбор, так сказать. Тут объект нужен – элементы КАЗСиК, не знаю, сигналка как минимум.

– Так у меня сигналка есть, ежевечерне сдаю, – обрадовался Шестаков. – На нее как среагирует? Вырубит к черту?

– Да как скажете, – сказал Еремеев. – Можно настроить, чтобы вырубила, можно, чтобы всю систему замкнула, можно – чтобы показала, куда сигнал уходит, и что делать, чтобы охрана не примчалась.

– О! – сказал Шестаков. – А давайте, а? Ну быстренько, на минимуме и без ущерба, а? У нас же есть еще, э, десять минут – хватит ведь, а?

Еремеев пожал плечами, странно глядя на Шестакова. А тот заторопился:

– Включайте тогда, лады – а я пока на охрану позвоню, чтобы сигналку приняли – ну и чтобы потом в ружье не поднимались, если что вдруг…

– Что значит если, – пробурчал Еремеев, сложно провел руками по «четверке», чем-то щелкнул и десяток раз ткнул пальцем в засветившуюся голубым полоску, которая тут же погасла.

– О, – сказал Шестаков, почувствовав, что стрижка на затылке вдавливается корешками в череп, а лопатки ведет к хребту.

– Это безвредно, мы и снимать не стали, – просипел Еремеев, не глядя на него. – Лишний индикатор, скажем так. Вы звоните.

– Ага, – сказал Шестаков, обошел стол, снял трубку, набрал охрану и сказал:

– Да, дежурный, добрый день. Митин далеко? Дай его. Герман Юрьевич, здравствуйте. Мы тут эксперимент… Что?

– Тихо, – повторил Еремеев, уставившись на «четверку», которая ныла негромко и противно.

– Секунду, – сказал Шестаков в трубку, прикрыл ее ладонью и спросил, чуя недоброе: – Проблемы?

– Тихо! – повторил Еремеев, не отводя взгляда от чемоданчика.

Накрылся приборчик, с подступающим бешенством понял Шестаков и сжал трубку, как гантель. Еремеев осторожно поднял «четверку», повел ее вправо и влево. Звук чуть изменился.

– Экранчик бы, да ладно, – пробормотал Еремеев и что-то подкрутил внизу. На прежнем месте затеплилась голубая полоска. Еремеев поднес «четверку» к телефону на столе Шестакова – и полоска вспыхнула, как светофор юных летчиков, для которых нет цветов кроме небесных. Еремеев ткнул прибором в сторону Шестакова, компьютера, двери, провел «четверкой» вдоль столешницы и пола, уложил ее в гнездо и поинтересовался:

– Отвертка у вас есть?

– Зачем? – глуповато спросил Шестаков.

– «Жука» достать, – объяснил Еремеев. – У вас прослушка в телефоне.

Глава 2

Вячеслав Забыхин. Чулманск, 3 декабря

Славка сразу понял, что не успеет добраться до SsangYong. Было ощущение, что и до подъезда-то добраться не сможет – так и застынет кривой березкой возле слипшихся в страстном объятии объектов, время от времени тюкая их кулачком в ожидании патруля. Да и босс по всем признакам не должен был успеть – больно уж круто и обложно выскочили официалы, как будто рядышком караулили.

А раз так, включался вариант «Врассыпную». После Ростова регламент «звездочки» предусматривал для таких случаев немедленный разбег в разные стороны. Предусматривал железно и чуть ли не под кровавую расписку. Впрочем, почему чуть ли. В Ростове Паша так страстно намеревался всех спасти, что сам лег и еще кой-кого под донорство подвел.

Славка побежал, почти не отвлекаясь на сеанс Вильгельма Телля, устроенный боссом. Только отметил, уже покидая двор, что озвучка намекает на веселые титры.

Он захромал вторым из трех маршрутов отхода, сквозь дворы до микрорынка – там можно затеряться и заскочить в маршрутку. Этот вариант был самым глухим и коротким. Славка не сомневался, что с длинным не справится. Нога, которую он на ходу судорожно перетянул шарфом, не слушалась напрочь, застывала на месте и подворачивалась, как мерзлое бревно с острием вместо ступни. Короткий-то путь представлялся неодолимым, особенно поначалу, когда каждое движение протыкало велосипедной спицей, тупой и длинной. И что, сука, характерно, протыкало, помимо простреленной голени, всю ногу, копчику тоже прилетало. Спасибо хоть кровь с джинсов не падала, а джинсы черные. Ледянистое хлюпанье в ботинке мы переживем. Наверное.

Славка хромал, сосредоточась на необходимости не хромать, не быть на виду и выглядеть обыкновенно. И уже не удивляясь, а радуясь свойственной Чулманску пустоте широченных проспектов и просторных дворов. Навстречу попались несколько спитых пролетариев и штук пять однотипных теток, толстых и с гроздьями растопыренных и потрескивающих на морозе полиэтиленовых пакетов с эмблемами «Пятерочки» и «Магнита». Пакеты – это хорошо, в незагруженном виде тетки представляли бы собой цепких свидетелей, а так были сосредоточены на грузе и мыслях о его оприходовании.

Постепенно Славка разошелся и разогрелся. Спица уже не протыкала насквозь, а лениво выламывала, да не могла выломать колено. Ботинок изнутри подсох и стал липким, зато теплым.

Первый раз Славка присел у самого рынка – это, значит, почти через километр. Возможность возникла: базарчик мерз вдоль неожиданной аллеи, разбитой на пустыре между кварталами, а перед аллеей был окаймленный скамейками сквер с заснеженным провалом, под которым архитекторы подразумевали фонтан. На скамейках с противоположных сторон фонтана куковали смешной дед с сумкой и парень, похожий на наркомана.

Славка, смахнув снег, подложил перчатки и сел через скамейку от деда. Пора было отдышаться, перекурить, стянуть шарф с ноги, которую задергало по-другому, вбок и внутрь. А заодно убедиться, что синяя куртка не мерещится, а в самом деле устойчиво держится в кильватерной струе. Идею решить вопрос методом ускоренного заскакивания в маршрутку Славка отмел как нереальную. Рынок был полупустым, нога терпимой, но даже мечтать о внезапном и стремительном рывке было больно.

Славка в один затяг высадил полсигареты и лишь затем осторожно ощупал штанину с почти незаметной задубелой дыркой. Дымя уже менее надсадно, потихоньку стянул шарф с ноги, оскалился на мурашек и принялся закручивать модную петлю на шее. Закинув голову и почти по правде не замечая мужика в синей куртке. Мужик деловито и не глядя по сторонам, а особенно в Славкину сторону, прошагал по ту сторону фонтана и остановился у первого же навеса с шерстяными носками, в которые немедленно уткнулся. Носом. А глазами почти звучно постреливал в сторону Славки.

И стало понятно, что делать.

Слава еще немножко посидел, с наслаждением обмякнув всем, чем можно, и сожалея, что ногой вот никак нельзя – хуже будет. Выкинул окурок и сказал себе: подъем, спецназ. Повозился здоровой половиной тела и повторил увещевающе: спецназ, подъе-ом. Осоловеешь щас, замерзнешь и все такое. Труба зовет.

Почти ловко поднялся, подхватил перчатки и пошел, будто и не хромая, на синюю куртку, прикидывая, не купить ли и впрямь носки, дома по ламинату кататься. Сейчас ведь самое состояние для покатушек.

Судьба носки не вытянула. Когда до синей куртки осталось двадцать метров, синяя башка дернулась, и синяя куртка переместилась к следующему ларьку. Тоже с носками. Не придерешься.

Славку с детства обзывали наглым, эгоистичным, пару раз даже прожорливым. Ленивым его не называл никто. Потому что ленивым Славка не был. С детства. Он пошел к следующему ларьку. Синяя куртка поспешно перекантовалась еще глубже, к женским сапогам.

Широких интересов дяденька.

Славка махнул рукой на прибарахление и решительно двинулся вперед.

Мужик тоже. Почти вчесал – впрочем, без особого фанатизма.

Это был уже интересно. Славка заулыбался и откровенно поковылял следом, размышляя, что сделает, если мужик бросится бежать или нырнет в маршрутку. Впрочем, чего тут размышлять – плюнет и петлями почапает до хаты, постоянной или резервной.

Плевать не хотелось. То есть полезно было бы перебинтоваться и насовать заживляющих веществ в дырку и в пасть. И лечь хотелось. И согреться. Но тогда итогом операции вполне официально будет слив, позорный и без оправданий. Надо довести до решения хотя бы одну задачу. Пусть даже возникшую спонтанно.

Условия основной задачи вторым действием предусматривали вечерний визит к дочке Неушева и подчистку брака – радикальную и с упреждением. Так еще вчера договорились. Подчистку Славка выполнил бы и в нынешнем состоянии, невелик бином, но с условием, что ему обеспечат транспортировку, техоснащение и ограниченную мобильность объекта. Но веры в явление такой службы обеспечения не было совсем. Была надежда на то, что босс и сам справится. Он же быстрый, меткий и теперь уже весь упакованный. На тачке, со стволом и без пробитого обременения.

Пробитое обременение велело себе не заводиться и оценило расстояние до синей куртки. Расстояние удавалось удерживать. Парочка давно вывалилась с торговой площадки и теперь пересекала уже третий широченный двор вдоль черных подъездов, заснеженных машин, куч наколотых ледяных булыганов и истерически ярких качелек, зябнущих по детским площадкам, как сиротки из сказок Андерсена. Немножко раздражало, что Славка не понял до сих пор, куда они идут, к тому же толком не рассмотрел ведомого. То есть понятно было, что синяя куртка неплохая, финская или канадская, а ботинки вообще ништячок. А может, всё голимый Китай, пятьсот рублей мешок. В этом только Мишка разбирается.

Можно было, кстати, позвонить Мишке и вызвать его сюда для экспертизы прикида. Вот он очумел бы от злобы нутряной. Еще можно рассказать ему о провале акции и направить к Неушевой. Но слышать Мишку Славка сейчас не хотел – разве что видеть его хотел еще меньше. Мишка иронизировать начнет, пальцы гнуть или смотреть сочувственно. У него-то, поди, с лысым все тип-топ. Невелика доблесть лысого пасти. Да по лысине и стучать проще, тем более Мишкиными маникюренными ногтями. Так что пускай босс сам командную функцию обеспечивает. Он в строю, тревожный сигнал не сработал, стало быть, мы через субординацию не прыгаем. А тихо плетемся за синей курткой.

Куртка и ботинки производили впечатление добротных, шапка тоже, зато джинсы были явно с базарчика. А мужичок – с рабочей окраины, которой, впрочем, был весь Чулманск. Средний рост, среднее телосложение, средний возраст, остальное наверняка тоже среднее. Размер ноги сорок два, нет, чуть поменьше, стандартная походка, слегка сутулится – но при минус двадцати кто не сутулится-то, разве что тетки в шиншилле. Лица разглядеть так и не удалось, но ни носом, ни щеками оно не выделялось, разве что смугловато не по сезону. Тут таких много – то ли татарщина проскребается, и что характерно, не всегда в татарах, то ли рекламы соляриев висят на каждом углу не для красоты.

Скоро вблизи оценим эту красоту, подумал Славка и похолодел. Он впервые сообразил, что возможности мужика не ограничиваются ролями ведомого и беглеца. Мужик может тупо подойти к ближайшему менту и натравить его на Славку. Который уж точно не убежит. Отдельный и безнадежный копец заключался в том, что до прогноза Славка добрался не самостоятельно, а потому что увидел в просвете между двумя пятиэтажками, в направлении которого они шагали, дорогу, а на обочине – полицейский автомобиль. Рядом с ним мужественно всматривался вдаль мент с автоматом. Славку даль не охватывала. Пока.

План «Перехват», все правильно, подумал Славка, подтормаживая. Мужик, слава богу, юркнул в арку, уходя с вектора, упертого в сержанта.

Пора заканчивать с этим, понял Славка, нащупывая нож. Арка была ветреной, ритмично гулкой. Славка снова затормозил, соображая, потом понял: раскатисто отдавались не только его шаги, но и тюкание мужика в синей куртке, который покидал арку, поддевая ногой округлый ледяной обрубок почти с волейбольный мяч величиной. Роналдо, Ривалдо и черт побери. Ну как такого не резать, подумал Славка, прокачивая легкие, и прибавил шаг, почти не страдая от этого. Пошел адреналин, голова стала ясной. Попасть коленом в колено, дальше проще: повалить, прижать горло, выпотрошить, зачистить. Издали долетел запах мандарина. Славка привычно отмахнулся от него, убедился, что пустырь, на который они вышли сквозь арку, реально пустой и подходящий: впереди навес с мусорными баками, слева неровно заснеженный широкий газон, сзади и справа балконы длинной девятиэтажки, на которых вроде никто не курит – не сезон. Славка раскрыл в кармане нож и наддал, стараясь не грохотать.

Двенадцать шагов.

На пятом, когда Славка уже четко сообразил, как, не теряя скорости, погасить и завалить объект, синяя спина плавно качнулась. Славка, смотревший в ноги мужику, успел заметить, что пятки ботинок сменились носками, на одном из которых балансирует ледяной булыган. Тогда подсечка и кулаком в грудь, понял Славка, и успел увидеть, как мужик ловко, в манере Роналдо-Ривалдо, подкидывает булыган выше пояса и тут же быстро двигает ногой. Попадания Славка не увидел – и даже не почувствовал.

Глава 3

Чулманск. Елена Новикова

Газизов уперся пальцами выше переносицы, а свободной рукой помахал перед собой.

Новикова моргнула и снова набрала воздуха.

– Погоди, Лен, – сказал Газизов и уткнулся лбом в обе ладони.

Новикова кивнула, хоть начальник не видел, и уставилась в окно, тоскливо мечтая о затяжке. Газизов приехал в час ночи с какого-то экстренного совещания, через час отправлялся на следующее совещание, и все эти полтора часа слезать с Лены не собирался. В принципе, против буквального смысла Новикова сильно не возражала бы. Газизов был мужик славный, мудоватый в меру, а для начальника даже и ниже всякой меры, к тому же поджарый и не вонючий. Но сейчас ей было не до отвлеченных размышлений. В голове звенело, во рту плесневела закиданная окурками кофеварка, к тому же хотелось в туалет. А курить не то что хотелось – просто бешено колбасило.

Лена хотела уже извиниться и быстренько сбегать до сортира, но Газизов убрал руки от головы, потряс ею, как собака, и сказал:

– Лен, я более-менее понял, но давай восстановим последовательность – насколько можем сейчас.

Лена кивнула и сказала, устраиваясь не поудобнее, а так, чтобы страдать поменьше:

– Рапорты я пока не по всему кругу собрала, но в целом картина понятная. Терлеев ушел из управления в 14.10. Где был следующие два часа, выясняем. В 16.14 он вошел в магазин «Пятерочка» на улице Химиков, рядом с домом, где его мама живет, и накупил ей разных продуктов.

– И это нормально, – не то спросил, не то подтвердил Газизов.

– Да, он два-три раза в неделю ей еду приносит. Тут дальше у нас вилка: есть слабая вероятность, что его ждали у подъезда, но, скорее, пасли в магазине и уже возле дома настигли. Съемку из магазина мы изъяли, ребята изучают.

Газизов что-то пробормотал, взглянув на часы. Лена прислушалась. Газизов показал ей, чтобы продолжала.

– Сигнал о нападении пришел в УВД в 16.35, а к нашему опердежурному двумя минутами позже. Сигнал зафиксирован особым порядком, потому что пришел по линии ФСБ. Первый экипаж был на месте в 16.47, еще два подлетели через минуту – ну и, собственно, тоже словили.

– А чего они так шустро-то набежали?

– Патруль, рядом колесили. К тому же пробок еще не было.

– Кто первым позвонил, напомни – жильцы?

– Да нет, жильцы ближе к пяти звонить начали. Первым оперативный дежурный отделения УФСБ звонил, и поцам, и нам. Сослался на полевую информацию.

– Ага. Даже и не скрывались. А у нас-то что – кто звонок принял и что дальше?

– Тоже дежурный, Абзалов. Нет, к нему претензий нет, он штатно сработал – физиков дернул. А вот они через пятнадцать минут выдвинулись. Приехали через полчаса, когда, в общем-то…

– Да, – сказал Газизов. – Порву тварей. А конторские?

– А конторских как раз не было. Ну, то есть пока менты у терпилы корку не нашли.

– Терпилы не рассчитывали на физический контакт или были в себе уверены. Так, видимо? Это они зря.

– Ну, говорят, живы будут, оба, хотя один совсем плохой. Анвар Юнусович, их ловко так уработали, что ужас, даже не верится, что руками-ногами. Как битами. Причем свидетели говорят, один человек всех троих там разукрашивал.

– Брюсов Ли нам на просторах наших не хватало. Терпилы говорят чего?

– «Соседи» молчат – да нас к ним особо и не пускают. Артем пытается говорить…

Новикова замолчала и полезла за платком.

Газизов, не глядя на нее, уточнил:

– То есть вызов пришел минут за десять до нападения, я правильно понял? И все равно ни фига…

– Анвар Юнусович, у него вместо лица пузырь, багровый такой, глаз не видно.

– Лена, – осторожно сказал Газизов. – Ты с другой стороны посмотри. Он жив, во-первых – а могло по-другому выйти. А во-вторых, Артемка себе индульгенцию купил. Понимаешь, нет?

Лена понимала. Теперь Артему должны были проститься все или почти все грехи, действительные и придуманные – да и отделение под эту сурдину могло позволить себе практически все.

– Извините, – сказала Новикова, высморкалась, убрала платок и быстро закончила, почти не косясь в блокнот:

– Из магазина Терлеев вышел в 16.39. Больше камер в окрестностях нет, и на доме его мамы тоже, но ходу там минуты три максимум. Жильцы подтверждают, что шум начался без пятнадцати где-то. И с поцами, в принципе, согласуется.

– Лена, по хронологии, – напомнил Газизов.