Лермонтов и Москва. Над Москвой великой, златоглавою Блюмин Георгий

Пролог

• Куда теперь нам ехать из Кремля?
• Ворот ведь много, велика земля!

М.Ю. Лермонтов. 1836 г.

По-гречески prologos буквально означает «перед словом», то есть предисловие. Но в русском звучании prologos может значить еще и «проложенный путь». Путь пролагает автор для более полного и свободного постижения читателем раскрытой книги.

Даты – это неизменные спутники всех людей, населяющих землю. Первую дату человек помнит всю свою жизнь, вторая остается (если остается) в памяти его потомков. Речь идет об обычных людях, которых много. Для человека необыкновенного, воистину великого, дата конечная словно бы отсутствует, определяя тем самым его бессмертие. Эта дата является особенным днем, и мы храним ее в памяти так же бережно, как если бы речь шла о самом близком нам человеке.

Людям свойственно обозначать памятные даты годами, месяцами и днями. Цифры приобретают зачастую мистический смысл. Я знавал одного профессора, родившегося 13-го числа 13-го месяца (то есть января) 1913 года, прожившего тем не менее весьма долгую и счастливую жизнь. Год, как правило, обозначается численным рядом из четырех цифр. Так ведется в нашем календаре начиная с XI века. Причем две последние цифры имеют предательское обыкновение меняться местами при обозначении дат жизни. Я не стану здесь утомлять читателя многочисленными примерами такого рода, поскольку он и сам может в этом убедиться на примерах биографии известных людей.

Недавно я благоговейно остановился в Санкт-Петербурге перед памятником М.Ю. Лермонтову, что на Лермонтовском проспекте, близ Балтийского вокзала. Прочитал обозначенные на граните пьедестала столь известные нам с детства названия произведений великого поэта: «Демон», «Ангел», «Бородино», «Герой нашего времени», «Песня про купца Калашникова», «Пророк», «Отчизна», «Валерик», «Мцыри», «Спор». Автор памятника – скульптор Борис Михайлович Микешин (1873–1937), сын тоже скульптора Микешина Михаила Осиповича, автора памятника «Тысячелетию России» в Великом Новгороде. Кстати, на новгородском памятнике в числе выдающихся людей России представлено изображение М.Ю. Лермонтова. Как заметил читатель, в датах жизни Б.М. Микешина – та же рокировка двух последних цифр, о чем я говорил выше.

Хорошо еще, если эта самая рокировка обещает достаточно долгий жизненный путь. Но безмерно обидно, когда он, этот путь, страшно короткий и нет возврата к былому. Таков он, всего лишь длиною в 26 лет, для Михаила Юрьевича Лермонтова (1814–1841), великого поэта, замечательного писателя и драматурга, прекрасного художника и отважного воина.

Юбилеи призваны продвигать вперед культуру Отечества. Надо сказать, что Лермонтову решительно не везло на юбилеи. В самом деле, столетие со дня его рождения, которое предполагалось широко отметить в 1914 году, как в России, так и во всем цивилизованном мире, пришлось на начало Первой мировой войны. Тогда памятник Лермонтову работы Микешина, заложенный еще в 1913 году, несмотря на идущие боевые действия, все же открыли 9 мая 1916 года. Другие юбилейные мероприятия отложили, как говорится, до лучших времен.

Вскоре грянула Октябрьская революция, и уже в 1918 году в одном из первых подписанных В.И. Лениным постановлений Совнаркома «О сооружении памятников великим деятелям социализма, революции и пр.» в разделе «Писатели и поэты» имя Лермонтова названо сразу после Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского. С 1918 по 1920 год вышли в свет 19 изданий сочинений М.Ю. Лермонтова с предисловием, написанным русским поэтом Серебряного века Александром Блоком.

В начале 1941 года Совет народных комиссаров вынес постановление об открытии памятника великому поэту на его родине – в Москве. Бронзовое изваяние Лермонтова решили установить близ места его рождения у Красных ворот и выбрали проект скульптора И.Д. Бродского. На гранитных стелах, окружающих памятник, выбивали вечные слова поэта о Москве:

В том памятном 1941 году, в октябре, исполнялось ровно сто лет со дня гибели поэта. Готовились издания книг Лермонтова, открывались его музеи. Но грянула Великая Отечественная война. В октябре немцы стояли под Москвой, и стихотворение поэта «Бородино»: «…не Москва ль за нами? Умремте ж под Москвой…» – звучало в окопах защитников Москвы в устах политруков-красноармейцев. Памятник Лермонтову у Красных ворот установили лишь через двадцать лет после окончания войны, 4 июня 1965 года, когда отмечался всесоюзный Пушкинский праздник поэзии. Следующий подобный юбилей – 150 лет гибели Лермонтова – пришелся на конец 1991 года, когда распался СССР. И тогда снова было не до юбилеев…

Немало страданий было в краткой земной жизни поэта. Но Москва, Россия, да и весь мир с оптимизмом идут навстречу двухсотому дню рождения Михаила Юрьевича Лермонтова, уверенные в том, что на этот раз удастся достойно отпраздновать этот замечательный юбилей. Справедливы слова Ираклия Андроникова, сказанные этим выдающимся литературоведом о Лермонтове: «И через всю жизнь проносим мы в душе образ этого человека – грустного, строгого, нежного, властного, скромного, смелого, благородного, язвительного, мечтательного, насмешливого, застенчивого, наделенного могучими страстями и волей и проницательным беспощадным умом. Поэта гениального и так рано погибшего. Бессмертного и навсегда молодого».

В одном из своих «Устных рассказов» И.Л. Андроников вспоминает свою встречу со старым смотрителем могилы Лермонтова в Тарханах. Смотритель этот сказал тогда ему: «Если бы наш Михаил Юрьевич прожил бы не двадцать шесть лет, а как Пушкин, хотя бы тридцать семь, то неизвестно, кто из них был бы Пушкин!»

Стихотворение «Смерть поэта», написанное 10 февраля 1837 года, когда умер от раны, полученной на дуэли, А.С. Пушкин, сразу принесло его автору венок славы и венец мученика. Ибо написавший эти стихи никому тогда еще, в сущности, не ведомый двадцатидвухлетний поэт, корнет лейб-гвардии гусарского полка Михаил Лермонтов выдвинулся в число первых русских поэтов и подвергся гонениям и ссылке. Только один-единственный сборник его стихотворений вышел при жизни Лермонтова в 1840 году, но еще до его выхода В.Г. Белинский предсказал Лермонтову место в литературе рядом с Пушкиным и Гоголем: «Черт знает – страшно сказать, а мне кажется, что в этом юноше готовится третийрусский поэт и что Пушкин умер не без наследника».

Я думаю, что 1837 год явился неким водоразделом в судьбе поэта, но никак не в его творчестве. Подобно столь любимому Лермонтовым Эльбрусу, или Шат-горе, который, несмотря на присутствие двух вершин, являет собою единое целое, творчество поэта – это единый монолит, могучий и прекрасный. Шат-гора в переводе с персидского означает Царь-гора. 31 мая 1837 года Лермонтов писал М.А. Лопухиной из Пятигорска: «У меня здесь очень славная квартира; из моего окна я вижу каждое утро всю цепь снеговых гор и Эльбрус. И сейчас, покуда пишу это письмо, я иногда останавливаюсь, чтобы взглянуть на этих великанов, так они прекрасны и величественны».

До стихотворения «Смерть поэта» Лермонтов создал около трехсот стихотворений, а это составляет почти три четверти его лирического наследия. Кроме того, им были написаны двадцать четыре поэмы из двадцати девяти, пять драм и неоконченные произведения – повесть «Вадим» в прозе и роман «Княгиня Лиговская». Из этого немалого числа сочинений до 1837 года было напечатано только стихотворение «Весна» (1830) и поэма «Хаджи-Абрек» (1835). Позже из ранних сочинений при жизни поэта только лишь одно стихотворение «Ангел» (1831) напечатано в 1839 году и повесть в стихах «Казначейша» (1836) напечатана в 1837 году. Ни одно из его драматических произведений при жизни поэта не увидело свет.

Литературовед У.Р. Фохт (Институт мировой литературы в Москве) пишет: «Таким образом, раннее (1828–1836) творчество Лермонтова не стало фактом литературной жизни своего времени». Несколько произведений и зрелого периода были опубликованы значительно позже: «Сашка» (1839) напечатан в отрывках в 1862, полностью в 1882; «Демон» (1841) напечатан в отрывках в 1842, полностью в 1856; «Кавказец» (1841) напечатан только в 1928-м.

Лермонтов жил в нашей литературе 1830—1840-х годов как автор нескольких десятков лирических стихотворений (около восьмидесяти), написанных в 1837–1841 годах, пяти поэм («Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», 1837; «Беглец», 1839, напечатан в 1846; «Мцыри», 1839, напечатан в 1840; «Демон», имевший широкое распространение в рукописных списках; «Сказки для детей», 1840, напечатана в 1841), стихотворной повести «Казначейша» (1836, напечатана в 1837), драмы «Маскарад» (1835, напечатана в 1842) и романа «Герой нашего времени» (1839, напечатан в 1840)». И конечно же воль но думное стихотворение «Смерть поэта» – мгно венная реакция великого поэтического сердца на гибель А.С. Пушкина в январе 1837 года, тогда же в десятках тысяч рукописных экземпляров разошедшееся по всей России.

В Институте русской литературы (Пушкинский Дом) ИРЛИ РАН в Петербурге находится комнатасейф, в которой хранятся все найденные рукописи трех величайших русских поэтов – А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и Н.В. Гоголя. Здесь же, в музее ИРЛИ, заботливо сберегаются картины Лермонтова-художника, от легких и удивительно мастерских карандашных набросков до подлинных живописных полотен с пейзажами и портретами, с замечательным искусством написанными поэтом на холсте масляными красками. Ценность собраний ИРЛИ настолько велика, что для их защиты, в течение всего трагического срока – восемьсот семьдесят один день блокады Ленинграда во время Великой Отечественной войны, – здесь, в Малой Неве, напротив здания ИРЛИ стояла в полной боевой готовности военная субмарина.

Герцог Лерма.

Картина М.Ю. Лермонтова

Предком своим поэт полагал испанского герцога и государственного деятеля XVII века по имени Франсиско Лерма. Портрет герцога таким, каким он пригрезился поэту, Лермонтов написал красками. И этот портрет украшает Лермонтовский зал ИРЛИ. Даже собственную фамилию он записывал через «а»: Лермантов, на московский акающий лад. Под многими его стихами, вплоть до 1835 года, вместо подлинного и вечного – Лермонтов – стоит подпись: Michel Lerma. Испанские страсти кипят и в первом драматическом сочинении Лермонтова – трагедии «Испанцы» (1830).

Пройдет совсем немного времени, и поэт узнает правду о своем подлинном предке, передавшем свою фамилию русскому гению. Это шотландский дворянин и бард Томас Лермонт (Learmonth). О нем рассказывается в следующих главах.

Три русские дворянские фамилии теснейшим образом связаны с биографией поэта – это Арсеньевы, Столыпины и конечно же Лермонтовы.

Глава 1

«Веков протекших великаны»

• Редеют бледные туманы
• Над бездной смерти роковой,
• И вновь стоят передо мной
• Веков протекших великаны.
• Они зовут, они манят,
• Поют, и я пою за ними…

М.Ю. Лермонтов. 1831 г.

Михаил Юрьевич Лермонтов родился в Москве в доме генерал-майора Федора Николаевича Толя, что у Красных ворот, в ночь с 2 на 3 октября 1814 года. По новому стилю это 14 и 15 октября. И это может показаться удивительным, но рождение Лермонтова в этот день было предсказано А.С. Пушкиным. К такому выводу я пришел, внимательно изучив биографии двух великих поэтов.

Иной раз его величество случай дает повод к последующим событиям, важным и знаменательным.

В 1814 году заболел преподаватель русской и латинской словесности в Царскосельском лицее Н.Ф. Кошанский. Кошанский был сух и педантичен: лицеисты на его лекциях должны были блюсти дисциплину, изучать теорию, не сходя с места, не переговариваться. По его мнению, экзамен должен был обнаружить глубокие знания предмета, без восторгов и эмоций. И предмет Кошанского, в связи с его болезнью, тогда стал преподавать наезжавший в Царское Село из Петербурга профессор Александр Иванович Галич (Говоров). Была середина шестилетнего курса лицейского обучения: лицеисты отучились ровно три года. Воспитанникам лицея предстоял экзамен для перехода на старший курс, экзамен, назначенный на октябрь 1814 года. Галич предложил лицеисту Пушкину сочинить к экзамену стихи – так явилось гениальное стихотворение пятнадцатилетнего поэта «Воспоминания в Царском Селе». Это было первое стихотворение, напечатанное в журнале «Российский музеум» в 1815 году за полной подписью «Александр Пушкин», стихотворение, так потрясшее на экзамене Г.Р. Державина, специально приехавшего в Царское Село из Петербурга. Событию посвящены известные стихи в «Евгении Онегине»:

Экзамен перенесли с октября 1814 года на 8 января 1815 года, но стихотворение «Воспоминания в Царском Селе», разумеется, было написано Пушкиным в октябре 1814 года. И в последних строфах этого стихотворения встают образы современных Пушкину русских поэтов старшего поколения Г.Р. Державина, В.П. Петрова, В.А. Жуковского:

Вот как сам Пушкин рассказывает о лицейском экзамене в позднейшей дневниковой записи: «…Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение; не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

Александр Сергеевич Пушкин

Но мне, когда я перечитывал «Воспоминания…», вдруг подумалось: а не угадал ли всеобъемлющий гений Пушкина в последней строфе этого сти хотворения рождение нового великого поэта России, которому суждено будет воспеть подвиги российских героев? Ведь этот поэт действительно родился 15 октября 1814 года в родной Пушкину Москве в доме у тех Красных ворот, что сооружены были первоначально деревянными в 1742 году на средства московского купечества в честь коронации императрицы Елизаветы Петровны. Ворота, от которых Хоромный тупик вел к самому крыльцу Юсуповского дворца, где впитывал первые впечатления бытия маленький Пушкин. Еще раз напомню: напротив Красных ворот стоял дом Ф.Н. Толя, где в ночь с 14 на 15 октября 1814 года родился М.Ю. Лермонтов, новый певец героев Бородина. И в ту самую ночь написаны Пушкиным вещие строки:

«Бранный певец» – поэт, воспевающий военные подвиги. Только что закончилась война с Наполеоном, и стихи Пушкина насыщены высокой патетикой и гордостью за Россию.

Профессор Галич был прямая противоположность Кошанскому: воспитанники лицея горячо спорили на его лекциях, окружали профессора плотным кольцом, садились на пол или на подоконники. Именно Галич сказал: «Не желаете ли, господин Пушкин, изъясниться на экзамене стихами? У вас это выйдет блистательно. О чем писать? О Царском Селе, разумеется. О воспоминаниях ваших здесь за три года ученья».

И Пушкин написал «Воспоминания в Царском Селе». В ночь рождения Лермонтова. Провидя это рождение и предвидя будущее лермонтовское «Бородино» и другие стихотворения нового «бранного певца», которому предстоит в будущем воспеть подвиги русских воинов.

Церковь Трех Святителей у Красных ворот.

Раскрашенная литография, 2-я пол. XIX в.

Юсуповский дворец в Москве расположен близ станции метро «Красные Ворота». В самом этом названии звучит напоминание о Красных воротах, действительно возведенных в 1753–1757 годах по проекту архитектора Д.В. Ухтомского, взамен деревянных ворот, сгоревших в 1748 году. Восстанавливая ворота теперь уже в камне, московские купцы не пожалели средств: Красные ворота сияли позолотой, резьбой по слоновой кости и уникальными росписями и были красивы необычайно. Красные и означает красивые. Бездумно снесенные в конце 1920-х годов, стояли они как раз на месте нынешнего вестибюля метро, с выходом к Мясницкой улице, а рядом с ними находилась церковь Трех Святителей, построенная в XVII веке.

Елизавета Алексеевна Арсеньева

Интересен сохранившийся архивный список знатных прихожан церкви Трех Святителей на 1737 год: контр-адмирал В.А. Дмитриев-Мамонов, капитан С. Долнин, Я. Дашков, князь А.М. Черкасский, барон В. Поспелов, Г. Лапшин, П. Стрешнев, князь Б.Г. Юсупов, князь М.И. Мещерский. В этом самом храме в 1882 году отпевали знаменитого генерала М.Д. Скобелева, героя войны на Балканах. В церкви Трех Святителей и был крещен 11 (23) октября 1814 года М.Ю. Лермонтов. Погода в Москве стояла уже холодная, и новорожденного завернули в теплый шотландский плед, привезенный отцом поэта Ю.П. Лермонтовым и сберегаемый им как семейная реликвия. Крестной матерью явилась родная бабушка поэта Елизавета Алексеевна Арсеньева. Запись под № 25 в 1-й части метрической книги церкви Трех Святителей у Красных ворот за 1814 год, сохранившаяся в тексте свидетельства, выданного Е.А. Арсеньевой из Московской духовной консистории 25 октября 1827 года, воспроизводит ряд имен жителей города Москвы того времени, причастных к рождению гения: «Октября 2-го в доме господина покойного генерал-майора и кавалера Федора Николаевича Толя у живущего капитана Юрия Петровича Лермонтова родился сын Михаил, молитствовал протоиерей Николай Петров, с дьячком Яковом Федоровым, крещен того же октября 11 дня, восприемником был господин коллежский асессор Фома Васильев Хотяинцев, восприемницею была вдовствующая госпожа гвардии поручица Елизавета Алексеевна Арсеньева, оное крещение исправляли протоиерей Николай Петров, дьякон Петр Федоров, дьячок Яков Федоров, пономарь Алексей Никифоров».

Тарханы. Вид домовой церкви

Крестным отцом новорожденного мог стать один из многочисленных представителей старинной фамилии Столыпиных, к которой принадлежала бабушка будущего поэта. Но, очевидно, по настоянию его отца в восприемники был взят скромный коллежский асессор Фома Васильевич Хотяинцев. Фома по-английски Томас, а шотландец Томас Лермонт – прародитель русского рода Лермонтовых.

Вполне вероятно, что маленького Лермонтова, еще до того как его увезут из Москвы весной 1815 года за 600 верст от столицы в пензенское имение Тарханы, принадлежащее его бабушке и крестной матери Е.А. Арсеньевой, выносили на прогулки в пышный по-зимнему Юсупов сад, находившийся рядом с церковью Трех Святителей. Известный всей Москве этот по-восточному диковинный сад, творение и собственность князя Николая Борисовича Юсупова, хотя и пострадал во время пожара 1812 года, но после изгнания французов немедленно стал восстанавливаться. И пушкинские слова: «Первые впечатления. Юсупов сад» – могут быть отнесены и к первым, пусть младенческим, московским восприятиям Лермонтова.

В числе слуг, которых привезла с собою из Тархан в Первопрестольную столицу Москву Елизавета Алексеевна Арсеньева в ту памятную осень 1814 года, находилась ее крепостная крестьянка Лукерья Алексеевна Шубенина (1786–1851). У Лукерьи Шубениной было пятеро детей, одна из которых – дочь Татьяна – родилась в том же году, что и Лермонтов. Лукерью взяли к Михаилу Лермонтову кормилицей, а Татьяна стала его молочной сестрой. Примечательно родственное отношение поэта к семье Шубениных и в детские, и последующие годы. Свою кормилицу поэт называл «мамушкой». Многие предания о Лермонтове и его бабушке в народе жили от их изначального изложения Шубениными. Даже фамилия Шубенины оказалась в конце концов утраченной, и все Шубенины писались в бумагах как Кормилицыны.

Вспомним теперь имена Трех Святителей, в честь которых была освящена и московская церковь, где крестили Лермонтова, и многие другие православные храмы. Вот эти их святые имена: Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. Архиепископ Константинопольский и богослов Иоанн Златоуст (род. ок. 347) был приглашен на кафедру Константинополя по просьбе императора и паствой наречен Златоустом. Он почитается как один из трех Вселенских святителей и учителей вместе с Василием Великим и Григорием Богословом, которые были близкими друзьями и сподвижниками. Церковь отмечает день Трех Святителей 30 января (12 февраля). Наименование «Три Святителя» не однажды присваивалось героическим кораблям российского флота.

Акафист – хвалебное церковное песнопение. Я приведу здесь слова акафиста Трем Святителям, которые произносит священник в храме и которые удивительным образом прямо отражают судьбу русского поэтического златоуста Михаила Юрьевича Лермонтова: «Боли, ярости и гнева воздвигоша, о Златоусте, безумнии людие, клевещущее на тя изгнати от царствующего града повелевающе. Ты же, Златослове, на камени веры Христовы непоколебимо пребывая и благодатию Святаго Духа укрепляем, бурю гонений и мучений мужественно претерпел еси и страданьми венец нетленный на небесех себе уготовал еси, научая всех в терпении нести крест Христов и взывати Богу: Аллилуиа». Всё заключено в этих мудрых словах акафиста: и клевета на великого поэта, и его изгнание из царствующего града Петербурга, и буря гонений и мучений, которые он мужественно перенес, и, наконец, венец нетленный, что он себе уготовал на небесах.

Так уж выходит, что многие поэты родились осенью. Возьмем, например, день 3 октября – день замечательный и знаменитый. Мы говорим не о политике. Мы говорим о дне Поэзии в ее высшем значении, ибо именно в этот день в разные годы родились сразу четыре русских поэта. Их наследие прекрасно, их земная человеческая жизнь была до обидного краткой.

3 октября (по юлианскому календарю) 2014 года – 200 лет со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова: «Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит…» Его жизнь (и это вместе с младенчеством) составила лишь 26 лет.

3 октября (по григорианскому календарю), ровно 190 лет назад, родился поэт Иван Саввич Никитин: «Здравствуй, гостья-зима! Просим милости к нам песни севера петь по лесам и степям…» Он прожил на земле, подобно Пушкину, всего лишь 37 лет.

3 октября (по юлианскому календарю), 205 лет назад, родился поэт Алексей Васильевич Кольцов. Он прожил 42 года. Это его чудесное поэтическое слово:

И наконец, 3 октября (по григорианскому календарю) родился ровно 119 лет назад поэт Сергей Александрович Есенин: «Родился я с песнями в травном одеяле…» Его земная жизнь составила только 30 лет.

Памятная плита в честь М.Ю. Лермонтова

Вернемся, однако, в Москву, на площадь у Красных ворот. Одноименное метро имеет два входа. Один вход – в высотном здании, с памятной доской, рассказывающей о том, что на этом месте стоял когда-то дом, где родился Лермонтов. Другой вход выполнен в виде полукруглой каменной ракушки. И снова приходится говорить, что здесь когда-то стояли те самые Красные ворота, и если обратиться лицом к Садовому кольцу, то правее находился храм Трех Святителей, где крещен Лермонтов. Теперь на месте храма лишь небольшой сквер, ограниченный с одной стороны высокой глухой стеной здания, принадлежащего НИИ электромеханики.

В 70-х годах XX века на этой высокой глухой стене расположили огромный портрет тогдашнего генсека Брежнева, так что его можно было увидеть от самой Сухаревской площади. На груди генсека было множество наград, к которым он испытывал, как известно, большую симпатию. Как раз в это время Брежнева наградили пятой Золотой Звездой. Весь состав НИИ, как мне рассказывали сотрудники, был поднят по тревоге. Предстояло дорисовать пятую звезду, ибо на портрете их было только четыре. Но звезда никак не умещалась на груди. По заданию райкома партии в течение одной только ночи портрет переписали заново вместе со злополучной звездой, укрепили на стене, так что поутру непросохший еще портрет был всем хорошо виден. Ранние прохожие по тогда еще Лермонтовской площади шутили вполголоса: «И звезда с звездою говорит».

Лермонтовской площадь Красные Ворота наименовали в 1941 году, к 100-летию памяти поэта. Ныне площадь поделили на две части. Собственно Лермонтовской теперь именуется та часть площади, которая примыкает к высотному зданию и к Ново-Басманной улице и в центре которой стоит памятник поэту. Площадь Красные Ворота потеснилась теперь ближе ко второму входу в метро, и от нее Хоромный тупик ведет к проходной того самого НИИ электромеханики. Тупик назван Хоромным не случайно: здесь действительно располагались хоромы богатых и знатных москвичей.

Достаточно сказать, что тут же, совсем рядом, находится московский Юсуповский дворец, возведенный в XVIII веке на месте Охотничьего дома царя Ивана Грозного. А если пройти через проходную на территорию НИИ электромеханики, то взору предстает пышный дворец железнодорожных магнатов фон-Дервизов и нефтяных – Зубаловых. Дворец, по обилию собранных там драгоценных раритетов, москвичи в свое время называли пещерой Али-Бабы. Владельцы даже отгородили дом со стороны Садового кольца высокой оградой из массивных гранитных блоков, сооруженной по проекту известного московского архитектора Чернецова.

Но еще больший интерес представляет тоже сохранившийся и находящийся на территории того же НИИ дом Авдотьи Петровны Елагиной (Хоромный тупик, 4). В доме располагался известный всей Москве литературный салон. По свидетельству современника, салон «был средоточием и сборным местом всей русской интеллигенции, всего, что было… самого просвещенного, литературно и научно образованного». А.П. Елагина (1789–1877) – это мать известных славянофилов и литераторов братьев Киреевских, племянница поэта В.А. Жуковского. Частым посетителем здесь бывал А.С. Пушкин.

Портрет Авдотьи Петровны Елагиной.

Художник Н.В. Неверов

В салоне Елагиных-Киреевских у Красных ворот в 30—40-х годах XIX века собирались Н.В. Гоголь, П.Я. Чаадаев, А.С. Хомяков, Н.М. Языков, Аксаковы, Ю.Ф. Самарин, А.И. Герцен и другие известные деятели русской культуры. Документально установлено, что здесь был в мае 1840 года и Михаил Юрьевич Лермонтов. Сама А.П. Елагина рассказывала в воспоминаниях о встречах с Лермонтовым в Москве в 1841 году. Поэт всегда сберегал в душе память о своих младенческих днях вблизи родового гнезда в Москве, и потому посещение дома у Красных ворот было ему особенно приятно.

Мария Михайловна Лермонтова

От самой колыбели он носил в душе светлый образ матери – Марии Михайловны Лермонтовой, урожденной Арсеньевой (1795–1817) . «(1830). Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать».Юная мать Лермонтова была натурой в высшей степени музыкально одаренной. Стройная и хрупкая, почти девочка, с правильными чертами одухотворенного лица, она прекрасно пела и часто аккомпанировала себе на фортепьяно, держа маленького сына на коленях.

В чудесном стихотворении «Ангел», написанном в 1830 году, пятнадцатилетний поэт отразил, в сущности, всю свою жизнь. Молодые лета нисколько не помешали Михаилу Лермонтову создать стихотворный шедевр с идеальным чувством гармонии, абсолютным совершенством образов, справедливо названный автором первоначально «Песней ангела». Мне доводилось беседовать с московскими старожилами, выпускниками дореволюционных московских гимназий. И все они рассказывали мне, что в той же степени, с которой в советских школах было обязательным прочтение и запоминание стихотворения Лермонтова «Парус» («Белеет парус одинокий…»), настолько в старых гимназиях непременным требованием являлось знание наизусть стихотворения «Ангел».

Это гениальное стихотворение тронуло сердце и положено на музыку более чем тридцатью знаменитыми композиторами; в их числе – А. Варламов, А. Рубинштейн, С. Рахманинов, Н. Римский-Корсаков, Э. Направник, А. Гречанинов.

Остается только гадать, какую именно песню певала трехлетнему Мише его юная и так рано умершая мама Мария Михайловна. «Небо полуночи» – это, конечно, северное небо, небо Москвы. Летящий ангел – это материнский образ, это та же безмерно любящая мама, вложившая всю свою душу в уста будущего сына-поэта. Мать несет в своих объятиях новорожденного сына; ангел несет душу младую с небес на землю – «для мира печали и слез». Самое главное, что песня ангела осталась «в душе молодой», осталась без слов, но чудесной ангельской мелодией. Слова потом придаст мелодии сам поэт. В одном ошибся Лермонтов – это в долгом томлении души, оставленной ангелом на земле, среди ее скучных песен. Даже по земным меркам (26 лет!) томление это было кратким, но в то же время – вечным, в бессмертных созданиях поэта.

Михаил Юрьевич Лермонтов в раннем детстве.

Портрет неизвестного художника

«Лермонтовская энциклопедия» отмечает: «Род Арсеньевых в России берет свое начало в 1389 году, когда к великому князю Владимирскому и Московскому Дмитрию Донскому из Золотой Орды перешел на службу Аслан Мурза Челебей (наряду с др. представителями татарской знати). Челебей принял православную христианскую веру и получил имя Прокопий. По родословной легенде, «сам великий князь был его восприемником и выдал за него дочь своего ближнего человека Житова – Марию»… У Прокопия было три сына – Арсений, Яков и Лев. Старший сын Арсений (Юсуп) является родоначальником Арсеньевых. Из рода Арсеньевых вышли крупные государственные и военные деятели России».

Так, известен Василий Еремеевич Арсеньев, бригадир (воинский чин между полковником и генералом), прапрадед М.Ю. Лермонтова. В исторических записках упоминается также Николай Иванович Арсеньев (1760–1830), курляндский губернатор.

Портрет Александра Блока.

Художник К.А. Сомов

Александр Блок (1880–1921) очень верно заметил в своей поэме «Возмездие»: «Дворяне – все родня друг другу». Можно проследить любопытную связь рода М.Ю. Лермонтова и родословие А.А. Блока. Прадед А.А. Блока – известный ученый, естествоиспытатель и путешественник Г.С. Карелин (1801–1872). У него было четыре дочери, младшая из которых Елизавета Григорьевна приходилась Блоку родной бабушкой, а вот ее сестра Александра Григорьевна вышла замуж за инженера Михаила Ильича Коваленского. Их дочь Надежда Михайловна Коваленская, внучка Г.С. Карелина, была замужем вторым браком за Александром Александровичем Арсеньевым (1756–1844), воспитателем великих князей Александра и Константина Павловичей, а главное, имеющим непосредственное отношение к родословной М.Ю. Лермонтова. Кстати сказать, прадед Блока Григорий Силыч Карелин и Ю.П. Лермонтов, отец поэта, оба в начале XIX века окончили Первый кадетский корпус в Петербурге и были выпущены из него в чине прапорщиков.

Александр Блок родился в Петербурге, но как поэт – в Москве. Его первый сборник стихотворений «Стихи о Прекрасной Даме» вышел в Москве в 1904 году. Примерно в те же годы Блок обращается к творчеству Лермонтова, и слова Блока о Лермонтове звучат справедливо и в наши дни: «Почвы для исследования Лермонтова нет – биография нищенская…» И это утверждение – правда и на сегодня, несмотря на то что с момента написания этих строк прошел целый век, несмотря на то что открылись музеи поэта, изданы монографии о нем. Дело, вероятно, в том, что Лермонтов пришел на землю, в Россию, в Москву с некой тайной, загадочным шифром, разгадать который мы не в силах. Обратимся к статье Александра Блока, написанной в 1906 году:

«Лермонтов – писатель, которому не посчастливилось ни в количестве монографий, ни в истинной любви потомства: исследователи немножко дичатся Лермонтова, он многим не по зубам; для «большой публики» Лермонтов долгое время был (отчасти и есть) только крутящим усы армейским слагателем страстных романсов. «Свинец в груди и жажда мести» принимались как девиз плохонького бретерства и «армейщины» дурного тона. На это есть свои глубокие причины, и одна из них в том, что Лермонтов, рассматриваемый сквозь известные очки, почти весьможет быть понят именно так, не иначе».

«Пушкин и Лермонтов, – слышим мы все сознательней, а прежде повторялось то же, но бессознательно: «если не Лермонтов, то Пушкин» и обратно. Два магических слова – «собственные имена» русской истории и народа русского – становятся лозунгами двух станов русской литературы, русской мистической действительности. Прислушиваясь к боевым словам этих двух, все еще враждебных станов, мы все яснее слышим, что дело идет о чем-то больше жизни и смерти – о космосе и хаосе…

Чем реже на устах, – тем чаще в душе: Лермонтов и Пушкин – образы «предустановленные», загадка русской жизни и литературы. Достоевский провещал о Пушкине – и смолкнувшие слова его покоятся в душе. О Лермонтове еще почти нет слов– молчание и молчание».

«Почвы для исследования Лермонтова нет – биография нищенская. Остается «провидеть» Лермонтова. Но еще лик его темен, отдален и жуток. Хочется бесконечного беспристрастия, пусть умных и тонких, но бесплотных догадок, чтобы не «потревожить милый прах». Когда роют клад, прежде разбирают смысл шифра, который укажет место клада, потом «семь раз отмеривают» – и уже зато раз навсегда безошибочно «отрезают» кусок земли, в которой покоится клад. Лермонтовский клад стоит упорных трудов». Читатель еще услышит далее в этой книге и про лермонтовский клад, и про тот кусок земли Московии, где этот клад покоится. Пока же продолжу цитировать Блока:

«Лермонтов восходил на горный кряж и, кутаясь в плащ из тумана, смотрел с улыбкой вещей скуки на образы мира, витающие у ног его. И проплывали перед ним в тумане ледяных игол самые тайные и знойные образы: любовница, брошенная и все еще прекрасная, в черных шелках, в «таинственной холодной полумаске». Проплывая в туман, она видела сны о нем, но не о том, что стоит в плаще на горном кряже, а о том, кто в гусарском мундире крутит ус около шелков ее и нашептывает ей сладкие речи. И призрак с вершины с презрительной улыбкой напоминал ей о прежней любви.

Но любовница и двойник исчезали, крутясь, во мгле туманной, и возвращались опять, кутаясь в лед и холод, вечно готовясь заискриться, зацвести небесными розами, и снова падая во мглу. А демон, стоящий на крутизне, вечно пребывает в сладком и страстном ужасе: расцветет ли «улыбкой розовой» ледяной призрак?

В ущельях, у ног его, дольний мир вел азартную карточную игру; мир проносился, одержимый, безумный, воплощенный на страдание. А он, стоя над бездной, никогда не воплотил ничего и с вещей скукой носил в себе одно знание:

На горном кряже застал его случай, но изменил ли он себе? «На лице его играла спокойная и почти веселая улыбка… Пуля пробила сердце и легкие…» Кому? Тому ли, кто смотрел с крутизны на мировое колесо? Или тому, двойнику, кто в гусарском мундире, крутя ус, проносился в безднах и шептал сладкие речи женщине в черных шелках?

В этом сцеплении снов и видений ничего уже не различить – все заколдовано; но ясно одно, что гдето в горах и доныне пребывает неподвижный Демон, распростертый со скалы на скалу, в магическом лиловом свете».

Итак, Арсеньевы, как об этом сказано выше, – ближайшие родственники Лермонтова по материнской линии. Одному из Арсеньевых, Николаю Николаевичу, своему двоюродному дяде, который был всего шестью годами старше поэта, Лермонтов написал в 1830 году следующие стихи:

Дед поэта Михаил Васильевич Арсеньев (1768–1810) был елецким помещиком и капитаном лейбгвардии Преображенского полка. Избирался предводителем дворянства в Чембарском уезде Пензенской губернии. В память деда его внук получил свое имя – Михаил. Сохранилась запись от 17 января 1836 года бабушки Елизаветы Алексеевны Арсеньевой о внуке: «Нрав его и свойства совершенно Михайла Васильевича». В 1794 году Михаил Васильевич Арсеньев женился на Елизавете Алексеевне Столыпиной (1773–1845), наследнице немалого состояния, старшей дочери из одиннадцати детей. Приданого хватило даже на то, чтобы купить у графа И.А. Нарышкина в Чембарском уезде Пензенской губернии село Тарханы. Биограф отмечает: «Михаил Васильевич Арсеньев был среднего роста, красавец, статный собой, крепкого телосложения; он происходил из хорошей старинной дворянской фамилии». Он любил развлечения и с достаточной долей экзальтированности даже выписал к себе в имение из Москвы карлика. Его жена Елизавета Алексеевна, бабушка поэта, судя по сохранившимся портретам, была приятной внешности, но с достаточно суровым характером. Ее родной брат Александр Алексеевич Столыпин служил адъютантом у самого Александра Васильевича Суворова. Два других брата Николай и Дмитрий дослужились до генеральских чинов. Один из них стал сенатором и дружил с М.М. Сперанским. Другие братья избирались предводителями губернского дворянства в Саратове и Пензе. Одна ее сестра была замужем за московским вице-губернатором, другая стала женой генерала.

Тарханы

Семейная жизнь бабушки Лермонтова сложилась неудачно. В десяти верстах от Тархан, в селе Онучино находилось имение помещика Мансырева, к жене которого М.В. Арсеньев воспылал непреодолимой страстью. Муж ее долго был в отъезде за границей, а когда стало известно о его возвращении, М.В. Арсеньев отравился. Это случилось в ночь с 1 на 2 января 1810 года у рождественской елки, после домашнего спектакля, в котором Михаил Васильевич исполнял роль могильщика в трагедии Шекспира «Гамлет». На время похорон Елизавета Алексеевна вместе с четырнадцатилетней дочерью Марией уехала в Пензу. М.В. Арсеньев похоронен в семейном склепе в Тарханах. На его памятнике написано: «М.В. Арсеньев скончался 2 января 1810 года, родился 1768 года, 8 ноября».

Когда произносится фамилия Столыпин, то прежде всего в памяти возникает образ Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911), того самого Столыпина, который был премьер-министром России, а также умным и талантливым реформатором, много полезного сделавшим на благо своей страны. Дед премьера П.А. Столыпина Дмитрий Алексеевич Столыпин (1785–1826) приходился родным братом Елизавете Алексеевне, бабушке Лермонтова.

Чрезвычайно разветвленный род Столыпиных связан с Лермонтовым либо близким родственным знакомством, либо воспоминаниями о поэте, либо представители этого рода были вдохновителями его творчества. Назову вначале здесь Алексея Емель яновича Столыпина (1744–1817), весьма состоятельного прадеда Лермонтова и родного отца Е.А. Арсеньевой. Пензенский губернский предводитель дворянства, он учился в Московском университете и сумел дать сыновьям своим отличное образование. Это был высококультурный человек. Достаточно сказать, что Алексею Емельяновичу принадлежал один из лучших крепостных театров России. Женою его была москвичка Мария Афанасьевна, урожденная Мещеринова.

Общепризнанным главою рода Столыпиных являлся Афанасий Алексеевич Столыпин (1788–1866), младший брат Е.А. Арсеньевой. Лермонтов его особенно любил и называл дядюшкой. Поэт заслушивался его рассказами о Бородинском сражении и именно в этих рассказах почерпнул вдохновение к созданию своего поэтического шедевра «Бородино» (1837). То был отставной офицер-артиллерист, отсюда, из его военной профессии, – всем известные стихи: «Прилег вздремнуть я у лафета», или «Забил заряд я в пушку туго»,или «Чуть утро осветило пушки».В стихотворении Лермонтова рассказ ведет старый солдат, но этот рассказ поэт услышал из уст своего дяди Афанасия Алексеевича Столыпина, и к нему, дяде Столыпину, обращены слова поэта, открывающие хрестоматийное лермонтовское «Бородино»:

Образ отважного полковника тоже пришел в стихотворение «Бородино» из рассказа дядюшки Афанасия Алексеевича:

За проявленный на Бородинском поле личный героизм дядя Лермонтова Афанасий Алексеевич был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Выйдя в отставку в 1817 году, он жил в своем имении Лесная Нееловка, на зиму переезжая в Саратов, и часто приезжал в Москву и Петербург. С 1832 года находился на посту саратовского предводителя дворянства. Его ценили как умного и веселого собеседника, радушного и гостеприимного хозяина, любителя литературы. Он был очень привязан к Лермонтову и, высоко оценивая его поэзию, не однажды хлопотал за него перед шефом жандармов Дубельтом. Поэт часто приходил к дяде в гости в его гостеприимный московский дом, бывал у него также в Петербурге, Нееловке и в Саратове.

К сожалению, письма Лермонтова к Афанасию Алексеевичу 1830-х годов не сохранились, но имя его упоминается в письмах поэта к другим адресатам 1837 и 1838 годов. Так, в письме к своему родственнику, служившему на Кавказе под началом А.П. Ермолова, генерал-майору Павлу Ивановичу Петрову (1790–1871) из Петербурга от 1 февраля 1838 года Лермонтов пишет:

«Любезный дядюшка, Павел Иванович. Наконец, приехав в Петербург, после долгих странствований и многих плясокв Москве, я благословил, во-первых, всемогущего аллаха, разостлал ковер отдохновения, закурил чубук удовольствия и взял в руки перо благодарности и приятных воспоминаний.

Бабушка выздоровела от моего приезда и надеется, что со временем меня опять переведут в лейб-гусары; и теперь я еще здесь обмундировываюсь; но мне скоро грозит приятное путешествие в великийНовгород, ужасныйНовгород.

Ваше письмо я отдал в руки дядюшке Афанасью Алексеевичу, которого я нашел в Москве. Я в восторге, что могу похвастаться своею аккуратностью перед Вами, которые видели столько раз во мне противное качество или порок, как угодно.

Боюсь, что письмо мое не застанет Вас в Ставрополе, но, не зная, как Вам адресовать в Москву, пускаюсь на удалую, и великий пророк да направит стопы почтальона.

С искреннейшею благодарностию за все Ваши попечения о моем ветреном существе, имею честь прикладывать к семуписьму 1050 руб., которые Вы мне одолжили.

Пожалуйста, любезный дядюшка, скажите милым кузинам, что я целую у них ручки и прошу меня не забывать.

Остаюсь всей душою преданный Вам

М. Лермонтов».

К чести семейства Петровых следует сказать, что именно Петровы осуществили в 1847 году в городе Галиче Костромской губернии первую постановку на сцене драмы М.Ю. Лермонтова «Маскарад».

Иллюстрация к драме «Маскарад»

Многие из Столыпиных и Арсеньевых имели свои дома в Москве, где бабушка Лермонтова могла останавливаться во время своих приездов в Первопрестольную. Судьба распорядилась таким образом, что и брак ее единственной дочери тоже оказался несчастливым. Через три года после смерти ее отца его и Елизаветы Алексеевны Арсеньевой единственная дочь Мария Михайловна вышла замуж за Юрия Петровича Лермонтова (1787–1831). Представитель старинного дворянского рода, Ю.П. Лермонтов в своих фамильных истоках имел существующий поныне шотландский род Лермонтов (Learmonth), родоначальник которого упомянут еще в летописях 1057 года.

Сведения о русской линии Ю.П. Лермонтова чрезвычайно скудны. Мы знаем, что отец его Петр Юрьевич был женат на Анне Рукачевой и умер в 1811 году. Дед снова звался Юрием Петровичем (1722–1778), а о прадеде, Лермонтове Петре Евтихиевиче, известны лишь даты его жизни (1698–1734). В Москве жили сестры отца поэта. Мы не станем здесь разбираться в причинах, по которым страстная вначале любовь родителей поэта вскоре угасла. Не позднее апреля 1815 года бабушка будущего поэта Елизавета Алексеевна Арсеньева, с новорожденным внуком, с юной еще дочерью Марией Михайловной и с зятем Юрием Петровичем уехали из Москвы в пензенское имение Арсеньевой Тарханы, что находилось в Чембарском уезде. В честь рождения внука Михаила бабушка, принимавшая его при рождении, основала в семи верстах от Тархан новое село Михайловское.

Мария Михайловна Лермонтова, урожденная Арсеньева

Прошло совсем немного времени, и жизнь молодой матери Лермонтова оборвала скоротечная чахотка. Марию Лермонтову схоронили в Тарханах в часовне, построенной над склепом. На памятнике изображен сломанный якорь – символ несчастной семейной жизни. Надпись сообщает: «Под камнем сим лежит тело Марьи Михайловны Лермонтовой, урожденной Арсеньевой, скончавшейся 1817 года февраля 24 дня, в субботу; житие ее было 21 год и 11 месяцев и 7 дней». По взаимному соглашению своих родных маленький Лермонтов остался на воспитании бабушки в Тарханах, а его отец уехал в родовое скромное Кропотово, в Ефремовский уезд Тульской губернии (ныне поселок Кропотово в Липецкой области, имение сожжено фашистами в ноябре 1941 года).

Впоследствии сын не раз встречался с отцом и в Кропотове, и в Москве. С его стороны были попытки вообще уйти к отцу, но попытки эти разбивались о безмерную любовь бабушки, не жалевшей ни сил, ни средств на воспитание внука. В одном из писем она признавалась: «…он один свет очей моих, все мое блаженство в нем». В свою очередь, Юрий Петрович обратился к сыну в завещании: «…ты одарен способностями ума, – не пренебрегай ими и всего более страшись употреблять оные на что-либо вредное или бесполезное: это талант,в котором ты должен будешь некогда дать отчет Богу!.. Ты имеешь, любезнейший сын мой, доброе сердце… Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое ко мне внимание…»

Семейные неурядицы и особенно столкновения между отцом и бабушкой нашли отражение в юношеских пьесах Лермонтова «Странный человек» и «Menschen und Leidenschaften» («Люди и страсти»). В последней герой прямо так и говорит: «У моей бабки, моей воспитательницы – жестокая распря с отцом моим, и это все на меня упадает». Домашний учитель Лермонтова А.З. Зиновьев отмечал: «Миша не понимал противоборства между бабушкой и отцом». При этом Лермонтов-поэт не осуждает отца, любимого человека:

И еще вот эти автобиографические стихи:

Юрий Петрович Лермонтов пережил свою жену на 14 лет и умер от чахотки в одиночестве, вдали от сына в 1831 году, в возрасте сорока четырех лет от роду. Изучавший жизнь и творчество великого поэта И.Л. Андроников пишет по поводу стихотворения «Ужасная судьба отца и сына»: «Биография Юрия Петровича Лермонтова не изучена из-за полного отсутствия материалов. Поэтому некоторые выражения здесь не поддаются истолкованию». Я беру на себя смелость дать это истолкование. В самом деле, вчитываясь в чуткую мелодику лермонтовских стихов, начинаешь понимать как непреложную истину: Лермонтов необычен и необычаен, и к нему и к его творчеству нельзя подходить с общечеловеческими критериями.

Юрий Петрович Лермонтов

Сам поэт пишет о себе: «Я ль виновен в том, что люди угасить в душе моей хотели огонь божественный, от самой колыбели горевший в ней, оправданный Творцом?» Религия лермонтовской поэтики в литературе сродни космической религии Эйнштейна в физике. Не напрасно Демон, создание великого поэта, – обитатель надзвездных краев. Мы говорим о неудачных, несчастливых браках бабушки Лермонтова и его матери. При этом мы забываем, что благодаря этим союзам на свет пришел Михаил Лермонтов, а потому эти браки в высшем смысле счастливые. Здесь уместно говорить о «вселенском эгоизме» или об «эгоизме мироздания». Так угодно было небу, космосу, бесконечности Вселенной: провести юную душу поэта через безмерные земные страдания, но взамен получить от него его великие творения.

Кавказский вид. С рисунка М.Ю. Лермонтова

Итак, наш великий поэт по отцу – Лермонтов, по матери – Арсеньев, а по бабушке – Столыпин. Интересный исторический факт: любовь поэта-москвича к Кавказу огромна, многие его стихотворения и поэмы прямо обращены к Кавказу и занимают в мировой литературе свое особое, исключительное место. До Лермонтова Кавказ воспевали Пушкин и Державин, после Лермонтова – Есенин и Маяковский и многие другие поэты. По словам В.Г. Белинского, «юный поэт заплатил полную дань волшебной стране, поразившей лучшими, благодатнейшими впечатлениями его поэтическую душу. Кавказ был колыбелью его поэзии, так же он был колыбелью поэзии Пушкина, и после Пушкина никто так поэтически не отблагодарил Кавказ за дивные впечатления его девственно величавой природы, как Лермонтов…».

Но вот что любопытно и замечательно: самое первое стихотворное произведение в русской литературе о Кавказе создал не кто иной, как дед Лермонтова тайный советник Аркадий Алексеевич Столыпин (1778–1825)! Он приходится родным братом бабушке Лермонтова Елизавете Алексеевне. Это был друг русского государственного деятеля М.М. Сперанского, автора проекта конституции, пензенского губернатора с 1816 года и сибирского генералгубернатора с 1819 года. Был он также знаком с Н.М. Карамзиным, В.К. Кюхельбекером, К.Ф. Рылеевым, А.С. Грибоедовым.

А.А. Столыпин в молодости сотрудничал в московском журнале «Приятное и полезное препровождение времени». Журнал этот выходил в Москве два раза в неделю как приложение к «Московским ведомостям». В нем-то и опубликовано в 1795 году пространное стихотворение А.А. Столыпина, в котором весьма образно нарисованы сцены кавказской жизни и природы, равно как даны описания Москвы и ее быта. Ввиду редкости данной публикации я привожу ниже с небольшими сокращениями ее текст.

Тот факт, что Кавказ чрезвычайно и, я бы сказал, магнетически притягателен для москвичей, изведан мною на собственном опыте. Как-то однажды, я помню, во Владикавказе проводилась научная конференция, и я в числе других был приглашен выступить на ней с докладом. Когда программа конференции была исчерпана, то всем участникам предложили проехать на автобусе поблизости от Владикавказа, в кавказские предгорья. Автобус остановился, и мы пошли по Военно-Грузинской дороге. Мы оказались между двумя отвесными гранитными стенами, вздымавшимися, кажется, к самому небу. Я был настолько заворожен этим фантастически прекрасным зрелищем, что не услышал призыва гида возвращаться к автобусу, а просто, не оглядываясь, пошел вперед, сознавая, что бессилен перед некой могучей силой, влекущей меня.

Кавказ. Акварель Н.Г. Чернецова

Уже давно мои товарищи остались далеко позади, а я все шел и шел между этими громадными, отвесными и уходящими в небесную высь скалами. Не знаю, чем бы закончилось для меня это приключение, если бы вдруг меня не нагнал местный житель, тоже участник конференции. «Мы не можем нашего гостя оставить одного», – сказал он мне, остановил невесть откуда взявшуюся машину, и в ней мы добрались до селения Казбеги, откуда и возвратились во Владикавказ. Я запомнил на многие годы имя моего спасителя. Его звали Владимир Каурбекович Царикаев… И потом, уже в Москве, я понял смысл стихотворения Лермонтова «Кавказ» (1830):

Мальчик Лермонтов в первый раз приехал на Кавказ летом 1820 года, когда будущему поэту было всего лишь пять лет от роду. Слабого здоровьем внука Е.А. Арсеньева, у которой чахотка отняла дочь, а впоследствии и зятя, привезла тогда за тысячу верст от Пензы, в Пятигорск (назывался он тогда Горячеводск), и остановились они с маленьким Лермонтовым в усадьбе у своей близкой родственницы Е.А. Хастатовой. Екатерина Алексеевна Хастатова, урожденная Столыпина (1775–1830), приходилась родной сестрой бабушке Лермонтова, у которой, как мы помним, было много сестер и братьев. После смерти мужа генерал-майора Акима Васильевича Хастатова (1756–1809) стала владелицей имений близ Кизляра на Тереке и усадьбы в Горячеводске. В те времена это было смелостью – жить на Кавказе в условиях войны. Вот такой «авангардной помещицей», как прозвали ее за мужество и смелость, и была двоюродная бабушка Лермонтова.

В Горячеводске жила семья еще одной родственницы бабушки Лермонтова. Это была семья ШанГиреев, с которой Лермонтова от малых лет свяжет родственная дружба. Глава семьи штабс-капитан Павел Петрович Шан-Гирей был женат на родной племяннице Е.А. Арсеньевой Марии Акимовне, урожденной Хастатовой (1799–1845), – двоюродной тетке Лермонтова, подруге матери поэта.

Старший сын штабс-капитана Аким Павлович ШанГирей (1818–1883) приходился, таким образом, Лермонтову троюродным братом. Летом 1825 года семилетний Аким встретился с Елизаветой Алексеевной Арсеньевой и ее внуком в Горячеводске (Пятигорске) и вместе с родителями был взят в Тарханы. Бабушка Лермонтова помогла Шан-Гиреям купить соседнее с Тарханами имение Апалиха. Аким Шан-Гирей воспитывался около двух лет вместе с Мишей Лермонтовым; стал его близким другом. Так что, когда бабушка повезла внука учиться в Москву, Аким вслед за ними в 1828 году тоже отправился в Первопрестольную, где жил в доме Арсеньевой. Затем и в Петербурге, в Школе юнкеров, часто бывал у Лермонтова. До нас дошли письма поэта к Марии Акимовне из Москвы.

Пятигорск расположился у подножия горы Машук. Поблизости находится вторая гора Пятигорья – Бештау. Машук издавна известен своими целебными источниками. В поэме «Аул Бастунжи» (1833–1834) поэт рисует те картины природы, которые увидел в детстве. Кстати, аул с таким названием, населенный кабардинцами, действительно существовал еще в самом начале XIX века. После 1804 года он был разрушен, подобно соседним аулам, жители которых – кабардинцы, отрезанные от остальной части Кабарды линией русских укреплений, ушли в горы. Так что в 1825 году Лермонтов мог видеть лишь развалины аула Бастунжи. Поэма написана октавой – форма, укрепившаяся в русском стихосложении после поэмы «Домик в Коломне» А.С. Пушкина. Обращаясь к Кавказу, Лермонтов пишет:

В ранних поэмах Лермонтова «Черкесы», «Кавказский пленник», «Каллы», «Аул Бастунжи», «Хаджи Абрек» отразились рассказы, услышанные поэтом от Екатерины Алексеевны. Тогда же Лермонтов подружился с их сыном Акимом Акимовичем, позднее офицером лейб-гвардии Семеновского полка. Позднее они встречались в Тарханах и в Москве. Когда спустя годы Лермонтов в 1841 году вновь приедет на Кавказ, с ним будет записная книжка, подаренная поэту его другом писателем князем Владимиром Федоровичем Одоевским (1803–1869) с тем условием, чтобы он возвратил эту книжку заполненной стихами. Записная книжка со стихами вернулась к В.Ф. Одоевскому из рук Акима Акимовича Хастатова в 1843 году…

Пятигорск. Гора Машук

Спустя пять лет, в 1825 году, Лермонтов вновь оказался в Пятигорске. Бабушка привезла сюда внука на лечение из Тархан в сопровождении домашнего доктора, француза Ансельма Левиса. В Институте русской литературы РАН в Петербурге хранится акварель десятилетнего Лермонтова «Пейзаж с озером» с подписью: «Горячие Воды, 13 июня 1825». В Пятигорске поэт видел тогда мирных кабардинцев, которые приезжали сюда для торговли. 15 июля 1825 года маленький Миша Лермонтов присутствовал на празднике байрам в Аджи-ауле, который находился в пяти километрах от Пятигорска (Горячие Воды). На этом празднике Лермонтов слушал пение знаменитого горского певца Султана Керим-Гирея.

Начало городу положила Константиногорская крепость (1780), что в 4 километрах от целебных источников горы Горячей – отрога Машука. Первым начал обустраивать Кавказские минеральные воды известный русский архитектор Николай Александрович Львов (1751–1803). Львов много строил в обеих столицах и в их окрестностях, а также в родном Торжке. В частности, в Москве сохранился дом графа К.Г. Разумовского, построенный Львовым в стиле классицизма, – на пересечении Воздвиженки и Романова переулка. С 1801 по 1917 год здесь было родовое имение графов Шереметевых, и именно сюда граф Н.П. Шереметев привез после венчания свою жену Прасковью Ивановну Жемчугову, бывшую крепостную актрису, ставшую графиней Шереметевой.

На Кавказ Н.А. Львов прибыл уже в чине тайного советника в 1803 году во исполнение указа императора Александра I от 24 апреля 1803 года. Первые ванны в Кисловодске и в Пятигорске выполнены по его чертежам, им же научно обосновано целебное действие минеральных вод. К приезду Лермонтова в Пятигорск город состоял из одной главной улицы и трех поперечных, застроенных домиками правильной архитектуры. Окружали город казачьи пикеты для защиты от набегов воинственных горцев.

Когда в 1837 году население всех кабардинских и абазинских аулов переселилось из Пятигорья, Аджи-Аул соединился с аулом Ашабэ и образовалось селение Малка. Название Пятигорье происходит от пятиглавой горы Бештау. Здесь отлогая равнина внезапно вздыбливается восемнадцатью островными горами – Бештау, Машук, Железная гора, Юца, Кинжал и другими. Многие события, отображенные в поэмах «Аул Бастунжи», «Измаил Бей», в романе «Герой нашего времени», происходят в районе Пятигорья. Так, в «Герое нашего времени» живописно обрисован кабардинский конь Карагез, штабс-капитан Максим Максимыч покуривает кабардинскую трубочку и т. д.

Пятигорск

Бештау с горы Машук. Фото В. Вельской

Возвратимся в летние месяцы 1825 года. Известный ученый-литературовед Виктор Андроникович Мануйлов (1903–1987), составитель и главный редактор «Лермонтовской энциклопедии», а также «Хронологической канвы жизни М.Ю. Лермонтова», отмечает под рубрикой «1825 год»: « В начале лета.Лермонтов впервые на Кавказе, в Пятигорске. В списке посетителей и посетительниц Кавказских вод в 1825 году по июль под № 54–62 числятся: «Столыпины: Мария, Агафья и Варвара Александровны, коллежского асессора Столыпина дочери из Пензы. Арсеньева Елисавета Алексеевна, вдова поручица из Пензы, при ней внук Михайло Лермонтов». «Лермонтовская энциклопедия» сообщает, что родной брат бабушки Лермонтова Александр Алексеевич Столыпин (как отмечено выше, адъютант А.В. Суворова в 1795–1997 гг.) с женой Екатериной Александровной Столыпиной и с дочерьми летом 1825 года одновременно с Лермонтовым и Е.А. Арсеньевой были в Горячеводске (Пятигорск). Поэт слушал рассказы брата бабушки о походах Суворова, о мужестве и героизме русских солдат.

А вот и слово самого Лермонтова о незабываемом для него лете 1825 года:

«Запись 1830 года, 8 июля. Ночь. Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея десять лет от роду?

Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушки, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет десяти. Я ее видел там. Я не помню, хороша собою была она или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей; он мне любезен, сам не знаю почему. Один раз, я помню, я вбежал в комнату; она была тут и играла с кузиною в куклы: мое сердце затрепетало, ноги подкосились. Я тогда ни об чем еще не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая; это была истинная любовь: с тех пор я еще не любил так. О! сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум! И так рано!.. Надо мной смеялись и дразнили, ибо примечали волнение в лице. Я плакал потихоньку без причины, желал ее видеть; а когда она приходила, я не хотел или стыдился войти в комнату. Я (боялся) не хотел говорить об ней и убегал, слыша ее названье (теперь я забыл его), как бы страшась, чтоб биение сердца и дрожащий голос не объяснил другим тайну, не понятную для меня самого. Я не знаю, кто была она, откуда, и поныне мне неловко как-то спросить об этом: может быть, спросят и меня, как я помню, когда они позабыли; или тогда эти люди, внимая мой рассказ, подумают, что я брежу; не поверят ее существованью – это было бы мне больно!.. Белокурые волосы, голубые глаза, быстрые, непринужденность – нет; с тех пор я ничего подобного не видал или это мне кажется, потому что я никогда так не любил, как в тот раз. Горы Кавказские для меня священны… И так рано! В десять лет! о, эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум!.. иногда мне странно, и я готов смеяться над этой страстию! Но чаще – плакать».

Эльбрус при восходе солнца. Картина М.Ю. Лермонтова

Каменные громады Кавказа, с годами нисколько не меняясь, хранят в своем вечном очерке образы, обрисованные Лермонтовым. Я вспоминаю, как, возвращаясь в Москву из Махачкалы, мы выбирали, каким поездом нам ехать: через Кизляр или через Минводы? Выбрали тогда второй вариант, надеясь посетить лермонтовские места. Уже сам вечерний вокзал в Минеральных Водах повеял нам в лицо теплой свежестью близких гор. И весь вокзал предстал каким-то воздушным зданием, украшенным тонкими витыми колоннами. А в душе сами собой зазвучали тут же сочиненные стихи:

Кисловодск. Лермонтовская площадка. Фото В. Вельской

В гостинице Минвод мы переночевали и поутру с первой электричкой отправились в Кисловодск. Мы полюбовались старой южной архитектурой городских зданий, отведали в прекрасно обустроенном каптаже [1]минеральной водички и отправились берегом местной речки Ольховки в горы. Горный пейзаж предстал перед взором в охристых и терракотовых тонах. Мы решили взобраться на скалу, где происходила дуэль Печорина и Грушницкого, рассказанная Лермонтовым в повести «Княжна Мери»: «Вот мы взобрались на вершину выдавшейся скалы; площадка была покрыта мелким песком, будто нарочно для поединка. Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльборус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока. Я подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не закружилась; там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи…»

Грустная память о Поэте сопровождала нас, когда мы возвращались по той же тропинке. И вдруг я увидел… горностая! Очаровательная мордочка зверька с блестящими глазками наблюдала за нами из-за камня. Коричневая шкурка под цвет окружающих гор покрывала невероятно гибкое и необычайно длинное тельце на коротких лапках. Горностай обогнул камень, за которым он скрывался, словно для того, чтобы дать нам возможность еще раз полюбоваться своим грациозным изяществом во всей красе, и исчез, оставшись в памяти навсегда.

Глава 2

«И арфы шотландской струну бы задел…»

• На запад, на запад помчался бы я,
• Где цветут моих предков поля,
• Где в замке пустом, на туманных горах,
• Их забвенный покоится прах…

М.Ю. Лермонтов. 1831 г.

Москва смотрит на Эдинбург глазами Лермонтова. Эдинбург смотрит на Москву глазами Томаса Лермонта. Для большей убедительности такого утверждения обратимся к далекой истории. Известно, что предком М.Ю. Лермонтова был шотландский бард Томас Рифмач, живший в XII веке. То, что он был бардом – слагателем и исполнителем песен, да еще и носил прозвище Рифмач, говорит о том, что история в его лице преподносит нам поэта. Его звали еще Честный Томас, ибо он никогда не говорил ни слова лжи. А вот его другое имя – Томас Лермонт из Эркольдуна (ныне город Эрлстоун в Шотландии). Два великих шотландца – писатель Вальтер Скотт и поэт Роберт Бернс – упоминают Томаса Лермонта (ок. 1220 – ок. 1290) как реальную личность, персонаж кельтского фольклора, который говорил и писал на среднеанглийском языке. Имя свое Томас Лермонт подарил через века русскому поэту.

Шотландские легенды рисуют Томаса Лермонта как непревзойденного поэта, певца и музыканта, обладавшего еще и даром провидца. Все вышесказанное говорит в пользу прямого наследования замечательных качеств шотландского предка Честного Томаса великим русским поэтом. Разве можно найти хотя бы слово лжи в стихотворениях «Смерть поэта» или «Бородино»? И разве не отличает абсолютная честность и искренность все другие лермонтовские творения? Русского поэта сближает с поэтом-шотландцем еще и то обстоятельство, что дар поэта был присущ Михаилу Лермонтову в соединении с дарованиями художника и музыканта.

Произведения Лермонтова иллюстрировали многие известные художники. В их числе такие мастера живописи, как И.Е. Репин, М.А. Врубель, Л.О. Пастернак, К.С. Петров-Водкин, И.Я. Билибин и другие. Я не стану перечислять здесь имена всех иллюстраторов, более или менее правдиво передавших в своих рисунках характеры героев Лермонтова. Назову лишь жителя Владикавказа Владимира Владимировича Лермонтова (1899–1974), дальнего родственника великого поэта. В.В. Лермонтов очень гордился своим общим с поэтом предком стольником Юрием (Евтихием) Петровичем Лермонтовым (ум. 1708). Он сотрудничал с известным, основанным в Москве еще в 1835 году журналом «Живописное обозрение», на страницах которого помещал свои иллюстрации к «Герою нашего времени», поэмам «Демон», «Мцыри», «Боярин Орша», «Измаил-Бей».

Еще об одном талантливом мастере, В.В. Топоркове, поведал мне его родственник и наш современник сотрудник Минздрава, государственный советник РФ 1-го класса, москвич Александр Александрович Топорков. «Наши корни, – рассказал он, – из верхнедонского казачества, в селе Хмелинец Липецкой области, близ города Задонска. Недаром наш художник В.В. Топорков так отлично иллюстрировал раннюю поэму М.Ю. Лермонтова «Кавказский пленник», где есть такие строки:

Но лучшим иллюстратором своих собственных литературных шедевров следует признать самого Лермонтова. Дошедшие до нас великолепно выполненные им пером и чернилами, а также карандашные и акварельные этюды, а подчас и целые живописные полотна великого поэта заставляют признать его безусловный дар замечательного художника.

Кроме того, Лермонтов, безусловно, провидец. Если Томас Лермонт среди своих пророчеств точно предсказал смерть шотландского короля Александра III 19 марта 1286 года, то его гениальный русский потомок всего в 16 лет от роду напишет в Москве стихотворение «Предсказание» (1830), в котором предугадает и падение царизма в России, и разрушительные последствия революции:

Потомки Томаса Рифмача будут носить его фамилию Лермонт (Learmonth). Род этот существует поныне; а родоначальник его упомянут в 1057 году. Георг Лермонт, шотландец, пленный поручик польской службы (ок.1596–1634), в 1613 году поступил на русскую службу. Когда первый из Романовых – Михаил Федорович 11 июля 1613 года венчался на царство, положив, таким образом, конец пятнадцатилетней Смуте, в подразделении стрельцов, охранявших церемонию, значился иноземец Лермонт. Не было иноземцев, служивших России более преданно, нежели шотландцы. Достаточно назвать имена российских фельдмаршалов, шотландцев по происхождению, сподвижника Петра I Якова Вилимовича Брюса или героя Отечественной войны 1812 года Михаила Богдановича Барклая-де-Толли.

Таким был и шотландец Георг Лермонт, служивший при царе Михаиле Федоровиче Романове.

Он принял православие и стал под именем Юрий Андреевич родоначальником русской дворянской фамилии Лермонтовых, к которой принадлежал поэт М.Ю. Лермонтов. Ротмистр русского рейтарского строя, шотландец погиб при осаде Смоленска в 1634 году, отличившись на воинском и дипломатическом поприще. Известно, что жену его звали Мария Михайловна, а их сын Петр Георгиевич (ум. 1679) являлся губернатором Саранской провинции. За свои труды шотландец был пожалован имением в Галичском уезде Костромской губернии – там он погребен, и там, в городе Галиче, ныне находится посвященная ему музейная экспозиция.

Таким образом, Юрий Лермонтов, урожденный Георг Лермонт, в 1634 году защищал Смоленск и женат был на Марии Михайловне. Через 180 лет, в 1814 году, все повторилось: вновь Юрий Лермонтов, и вновь женатый на Марии Михайловне, стал отцом великого поэта Михаила Юрьевича Лермонтова.

Близкий родственник кабардинской княжны, а впоследствии русской царицы, супруги Ивана Грозного Марии Темрюковны боярин князь Иван Борисович Черкасский активно содействовал при царе Михаиле Федоровиче созданию русских городов Енисейска (1619) и Якутска (1632). В 1618 году князь Черкасский вместе с Георгом Лермонтом организуют русское посольство в Пекине, а затем они вместе отправляются по заданию царя с дипломатической миссией в Кабарду. Таким образом, странствуя по Кабардино-Балкарии, М.Ю. Лермонтов шел по дорогам, проложенным его шотландским предком. Георг Лермонт – пращур русского поэта в восьмом колене по восходящей линии.

Франсиско Гомес де Сандоваль-и-Рохас, 1-й герцог Лерма.

Художник Питер Пауль Рубенс

М.Ю. Лермонтов, полагая, что дальний предок его – испанский герцог Лерма, настолько проникся этим образом, что увидел его во сне, стал свои ранние стихи подписывать его именем и даже нарисовал его портрет. И только потом узнал истину о шотландском воине, пришедшем в Россию в XVII веке. Международная ассоциация «Лермонтовское наследие», созданная в 1991 году, не так давно пригласила в Москву потомков шотландца Лермонта из пятнадцати стран мира. Вместе с российскими родственниками они отслужили панихиду в церкви близ подмосковного Середникова, где поэт провел четыре лета своей краткой земной жизни. О Середникове рассказывается в главе 6.

Гости посетили памятные места Москвы, связанные с жизнью и творчеством Лермонтова, а затем отправились в костромскую землю, где близ старинного Галича покоится прах прародителя российского рода Лермонтовых – Георга (Джорджа) Лермонта. Храбр был шотландец, и все-таки самым храбрым в роду являлся, по общему признанию, русский юноша – поэт Михаил Лермонтов. Как звали бы нашего поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, родись и вырасти он в далекой от Москвы Шотландии? Наверное, так: Майкл Джордж Лермонт…

…Преодолев с пересадками в аэропортах две с половиной тысячи километров, отделяющих Москву от Эдинбурга, я переместился в короткий срок с берегов Москвы-реки на берег залива Ферт-офФорт, относящегося к Северному морю. То есть оказался, наконец, в мансарде четвертого этажа «Айбис-отеля» (Ibis-Hotel) шотландской столицы. Выглянув в окно, я увидел уходящую в туман улицу Королевская миля (Royal Mile) и смутные очертания холма Трон Артура (Arthur’s Seat). Где-то там терялся во мгле Холирудский дворец – официальная резиденция королевы Елизаветы II. Вечерело, и я, утомленный дальней дорогой, отложил прогулку по городу на завтра, устроился в кресле и принялся за чтение справочника по Эдинбургу и проспектов, в изобилии разложенных на журнальном столике.

Русские государи, как известно, венчались на царство в Москве, в кремлевских соборах. Когда столица государства переместилась в Санкт-Петербург, традиция венчания императоров на царство осталась прежней: венец и бармы Мономаха каждый новый государь непременно принимал в Москве, а потом уже, титулованный величеством, возвращался в Петербург.

Официальная резиденция ее величества королевы Великобритании – Букингемский дворец в Лондоне. Но и столица Шотландии город Эдинбург в сегодняшних своих границах заключает сразу два королевских дворца. Это вышеназванный Холирудский дворец – королевская резиденция, находящаяся в собственности государства. Здесь проходят официальные приемы. Частной же собственностью королевы является другой дворец – замок Балморал. Традиция состоит в том, что здесь, в Шотландии, королева ежегодно проводит свой отпуск. А муж королевы Англии носит официальный титул герцога Эдинбургского.

Холирудский дворец

На месте дворца Холируд-Хаус некогда находилось аббатство августинского ордена, основанное в 1128 году королем Шотландии Давидом I. Ранг аббатства был очень высок: оно использовалось начиная с XV века для проведения коронаций и свадеб особ королевского рода. В XVIII веке рухнула крыша главного здания. Во многих цивилизованных странах есть такой культурологический термин: отреставрированные развалины. Такая же участь постигла аббатство. Но еще в конце XV века гостиница при аббатстве была превращена в неофициальную резиденцию шотландских королей. На рубеже XV и XVI веков король Яков IV на месте прежней гостиницы выстроил ренессансный дворец. Другой шотландский король Карл II приказал здание перестроить, что и было исполнено в 1671–1679 годах.

Из проспектов отеля сразу выяснилось, что Эдинбург основан в 1124 году. Первое письменное упоминание о нем как о самостоятельном городе относится именно к этому году. Следовательно, Эдинбург – это фактический ровесник Москвы.

Знаменателен также тот факт, что город этот с полумиллионным населением лежит на широте Москвы. Первое письменное упоминание об Эдинбурге как о самостоятельном городе относится к 1124 году, когда король Давид I воздвиг в Эдинбурге храм Святого Распятия. Фамилия Лермонт в тех краях нередкая: так, телефонный справочник Эдинбурга сообщает сведения более чем о двухстах ныне здравствующих Лермонтах.

Москва, безусловно, является культурным центром России, да и всего мира. То же можно сказать и об Эдинбурге, о месте этого города в культуре Англии и мира. В Эдинбурге находится Национальный музей Шотландии, представляющий свои выставки совместно с петербургским Эрмитажем и центральными московскими музеями. Прове дение музыкальных и художественных фестивалей – это ежегодная культурная традиция Эдинбурга.

Эдинбургский фестиваль искусств вот уже более шестидесяти лет приводит в столицу Шотландии театралов со всего мира. Широко известен университет Эдинбурга, основанный в 1583 году. В рамках праздника шотландцы проводят книжный фестиваль. В 2012 году здесь проходил международный культурный саммит с приглашением министров культуры многих стран. Такой же саммит намечено провести и в лермонтовском юбилейном 2014 году. Пусть же под сводами королевского театра «Эдинбург» прозвучит в исполнении российского оркестра под управлением маэстро Валерия Гергиева чудесная музыка Арама Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад» и будет поставлена великолепная опера Антона Рубинштейна «Демон». Скоро отметят 1000-летие своей фамилии шотландцы Лермонты, и совсем близко 200-летие великого русского поэта М.Ю. Лермонтова. Уже в мае 2011 года подписан Указ Президента РФ о праздновании 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова:

Учитывая выдающийся вклад М.Ю. Лермонтова в отечественную культуру и в связи с исполняющимся в 2014 году 200-летием со дня его рождения, постановляю:

1. Принять предложение Правительства Российской Федерации о праздновании в 2014 году 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова.

2. Правительству Российской Федерации: образовать организационный комитет по подготовке и проведению празднования 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова; обеспечить разработку и утверждение плана основных мероприятий по подготовке и проведению празднования 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова.

3. Рекомендовать органам государственной власти субъектов Российской Федерации и органам местного самоуправления принять участие в подготовке и проведении мероприятий, посвященных празднованию 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова.

4. Настоящий Указ вступает в силу со дня его подписания. Президент Российской Федерации

Д. Медведев Москва, Кремль, 24 мая 2011 года, № 674

И мне подумалось, как был бы счастлив великий поэт России, если бы ему представилась в той его жизни такая обычная в наше время возможность совершать перелеты из родной Москвы на свою прародину, в тоже родной ему Эдинбург, столицу Шотландии с 1437 года. Тогда бы к Лермонтову можно было бы применить слова Пушкина: «Суровые красоты шотландской природы глубоко впечатлелись в воображение отрока». Ведь душа его рвалась сюда, как это ярко и понятно отразилось в лермонтовском стихотворении «Желание» (1831):

За год до написания стихотворения «Желание» поэт создает стихотворение «Гроб Оссиана», где звучит та же шотландская нота, обращенная к легендарному барду Оссиану, жившему, по преданию, в III веке:

Под занавесою тумана, Под небом бурь, среди степей, Стоит могила Оссиана В горах Шотландии моей. Летит к ней дух мой усыпленный, Родимым ветром подышать И от могилы сей забвенной Вторично жизнь свою занять!..

Здесь очевидна столь частая у Лермонтова перекличка с А.С. Пушкиным. Только Пушкин пишет: «Под небом Африки моей», имея в виду родину своего прадеда-африканца Ганнибала, а Лермонтов, говоря «В горах Шотландии моей», подразумевает своего шотландского предка-барда.

«Последний потомок отважных бойцов», москвич по рождению, М.Ю. Лермонтов так никогда и не пересек границ Шотландии, однако волею судьбы оказался на Кавказе, где тоже обнаружился кусочек его прародины. Мы говорим: гора Машук и город Пятигорск – и ассоциируем эти понятия с гибелью поэта на дуэли от предательской пули пустоголового офицера. Между тем Шотландкой называлась немецкая колония между Пятигорском и Железноводском, всего в восьми километрах от Железноводска.

Железноводск. Лермонтовский бювет. Фото В. Вельской

В Шотландке поэт часто бывал. Сегодня здесь находится поселок Иноземцево, вошедший ныне в черту города Железноводска. Шотландка, или Каррас, была основана в 1802 году членами Эдинбургского библейского общества, миссионерами-шотландцами. Тогда выходцы из Шотландии поселились в ауле Каррас и принялись активно внедрять среди горцев протестантскую религию. Постепенно вытеснять шотландцев из этих мест начали немецкие переселенцы.

Железноводск. Вид на Бештау

Деятельность шотландской миссии на Кавказе прервалась в 1821 году. Тогда же исчез с карты Кавказа аул Каррас, но осталось название – селение Шотландка. Во времена Лермонтова селение Шотландка стало любимым местом прогулок русских отдыхающих, так называемого «водяного общества». Николай Павлович Раевский, знакомый Лермонтову офицер, находившийся на лечении в Пятигорске летом 1841 года, в своих воспоминаниях рассказывает: «Лермонтов и его друзья часто бывали в Шотландке в небольшой гостинице – доме немецкой семьи Рошке».

Время, а в не меньшей степени и сами люди не щадят памятников истории и культуры. По счастью, в Иноземцеве (бывшей Шотландке) уцелел дом Рошке (ул. Свободы, 38), несколько домов и здание немецкой церкви. Все это видел Лермонтов. Две черты судьбы М.Ю. Лермонтова: он родился в Москве, и первый день его жизни прошел в московском доме генерала Толя у Красных ворот; последний день этого краткого своего жизненного 26-летия поэт провел в Шотландке, и, как мы видели выше, так же связанной с его родословием…

Поэт упоминает Шотландку в шуточном экспромте того лета:

Окрестности Шотландки обрисованы Лермонтовым в повести «Княжна Мери» и в поэме «Измаил-Бей». Те же места изображены на рисунках М.Ю. Лермонтова «Вид на Бештау около Железноводска» и «Военный верхом и амазонка». В роковой день 15 июля 1841 года поэт приехал из Железноводска в Шотландку на пикник вместе со своей кузиной Е.Г. Быховец, Л.С. Пушкиным, А.П. Бенкендорфом и М.В. Дмитревским. Кто эти люди, сопровождавшие поэта к месту его дуэли? Лев Сергеевич Пушкин – младший брат А.С. Пушкина, в эти годы служил на Кавказе в чине штабс-капитана. Здесь он подружился с Лермонтовым. Современник вспоминал, как 13 июля 1841 года к обществу, собиравшемуся в Пятигорске в доме Верзилиных, «…присоединился Л.С. Пушкин, который также (как поэт) отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык наперебой… Ничего злого особенно не говорили, но смешного много». Л.С. Пушкин был «…весьма убит смертью Лермонтова…». Бенкендорф и Дмитревский – знакомые Лермонтову офицеры, служившие на Кавказе.

Вид на Бештау около Железноводска.

Рисунок М.Ю. Лермонтова

Военный верхом и амазонка. Рисунок М.Ю. Лермонтова

Предполагаемое место дуэли М.Ю. Лермонтова.

Фото В. Вельской

А вот Екатерина Григорьевна Быховец (1820–1880) – дальняя родственница Лермонтова. Поэт познакомился с ней в доме ее тетки М.Е. Быховец в один из своих приездов в Москву в 1837–1841 годах.

Екатерина Григорьевна Быхо

Екатерина Быховец напомнила Лермонтову одну из самых глубоких привязанностей поэта Вареньку Лопухину (1815–1851) в период его учебы в Московском университете. Имя Е.Г. Быховец просияло звездой первой величины в русской поэзии. Именно ей посвятил Лермонтов свой поэтический шедевр «Нет, не тебя так пылко я люблю» (1841). В начале 1900-х годов стихотворение положил на музыку русский композитор А.В. Шишкин. Пуля Мартынова оборвала эту сердечную привязанность М.Ю. Лермонтова, равно как достигший в ту пору максимального расцвета великий поэтический дар русского гения.

Вспомним, как герой «Княжны Мери» Печорин проводит ночь, предшествующую поединку. Память о Шотландии для Лермонтова неотступна. Нижеследующий отрывок взят в «Герое нашего времени» из дневника Печорина: «Я помню, что в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты. Писать я не мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по комнате; потом сел и открыл роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на столе: то были «Шотландские пуритане»; я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?..» Кстати, княжна Мери, и Лермонтов это подчеркивает, – московская княжна.

А вот еще благоуханный глоток лермонтовской прозы, и тоже из «Княжны Мери»: «Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние первой теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление; в ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня; он золотил только верхи утесов, висящих с обеих сторон над ними; густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебряным дождем. Я помню – в этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматривался я в каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! Как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль!..»

…Восемьсот лет тому назад, в октябре 1214 года, норвежский король по бурным волнам Северного моря привел свое войско в Шотландию. При селении Ларгс произошло сражение. Шотландцы тогда отступили, но их доблесть в бою воспел Томас Рифмач, сам бившийся в первых рядах шотландских дружин. Правитель Шотландии епископ Стюарт вручил тогда храброму воину и славному поэту шкатулку с драгоценностями древних пиктов – прародителей шотландцев. Шкатулка эта известна в преданиях под именем «клад шотландских королей».

Ещё римляне называли пиктами народы северной Шотландии. Слово это может означать «расписанный» (татуированный). Пикты были докельтского происхождения и говорили не на кельтском языке. Ими населена была большая часть Англии до появления бриттов-кельтов. Пикты объединились с шотландскими кельтами при правлении Кеннета Макальпина в 844 году.

При передаче шкатулки с сокровищами древних пиктов епископ Стюарт произнес пророчество, записанное в старинной грамоте, отданной на сохранение Томасу Рифмачу: « Потомству Лермонта идти на восток, через четыре века и четыре народа, и клад сей оставить в христианской земле, где еще через четыре века вновь обретен будет»…

В октябре 1614 года только что избранный на царство семнадцатилетний государь всея Руси Михаил Федорович Романов отправился из Москвы на богомолье в Саввино-Сторожевский монастырь, что близ города Звенигорода, в 50 верстах от Кремля. Князь Дмитрий Михайлович Пожарский выделил для царя отряд охраны под командованием лучшего своего офицера, на преданность которого можно было вполне полагаться. Это был шотландец по имени Георг Лермонт. В нескольких верстах от монастыря царь остановился на отдых в монастырских землях.

Здесь, на левом берегу Москвы-реки, раскинулось село Аксиньино. Самому государю отвели патриарший дом, а отряд Лермонта расположился на живописном берегу в походных шатрах. В архиве патриаршей кафедры сохранился акт, повествующий о долгих беседах русского царя с воиномшотландцем. По-видимому, царь был очарован умом и познаниями иноземца, ибо тогда же подписал один из первых своих указов о даровании Георгу Лермонту за верную службу части здешних земель. Усадьбой пожалованье не назовешь – Лермонт получил « у того Оксиньинского села за рекою Москвой полу-усадьбу с луги, и с пожнями, и с лесом».