Взрывник. Заброшенный в 1941 год Мельнюшкин Вадим
– Думаешь, были уже попытки нападения?
– Вряд ли, скорее, побеги.
– Ясно. Завтра операцию сможем провести?
– Да, всё готово.
– Ну, тогда – с богом!
* * *
Скорость колонны не превышала трёх километров в час. Видно, что люди были здорово измотаны – шли уже не первый день, а зная щедрость немцев, немудрено было догадаться, насколько хреновым было питание пленных.
– Василий, сколько их?
– Наших двести одиннадцать насчитали. Полчаса было на двоих больше – расстреляли, сволочи. Ещё пятеро еле идут. Немцев девятнадцать человек при двух пулемётах, больше половины с автоматами.
– Командуй!
– Есть!
Командовать Калиничев не стал, просто переместился на пару метров левее и тронул за плечо пулемётчика. Тут же длинная, патронов на двадцать, очередь смахнула с замыкающей телеги сразу трёх немцев – возчика и пулемётный расчёт. В голове колонны ударил ещё один пулемёт – наш «дегтярь», судя по тому, что ему не ответил немецкий, так же удачно. На всём протяжении колонны захлопали выстрелы.
Неприятность этой засады состояла в том, что огонь нам приходилось вести с обеих сторон, что само по себе уже опасно. А уж то, что каждый промах по врагу – это почти гарантированное поражение кого-либо из пленных, накладывало негативный отпечаток на нервную систему стрелков. Хоть мы и отобрали два десятка лучших, но нервы всё одно не железные – как минимум три-четыре промаха всё же допустили. Избежавшие пули, а может, просто не сильно раненные враги открыли ответный огонь. Преимущественно из положения лёжа. Наши же бойцы, следовавшие в колонне, замешкались – попадали на дорогу около половины, остальные либо встали столбом, либо пытались идти, натыкаясь на стоящих и лежащих товарищей. Но вот наконец до некоторых полностью дошло, что происходит, – около трёх десятков пленных бросились в разные стороны. Вернее, это, наверное, им показалось, что бросились, а, на мой взгляд, скорее заковыляли, тем самым перекрыв нашим стрелкам направления стрельбы.
По большей части им повезло, так как немцы вели огонь по нам и проигнорировали попытку побега, но, на моих глазах, трое упали почти сразу. Вот тут и произошло следующее событие, завершившее не слишком удачное начало операции – некоторые из пленных решили не бежать или тупо ждать дальнейшего развития событий, а активно вмешаться. Причём таких активных оказалось достаточно, чтобы буквально похоронить оставшихся в живых немцев – на каждого, в конце концов, набралось по пять-шесть человек, навалившихся сверху. Конечно, сначала это были единицы, бросившиеся на спины отвернувшихся от них врагов. Кому-то из фрицев даже удалось вывернуться, но больше они сделать ничего не успели – их душили, били, топтали. Кому не досталось живых врагов, пинали трупы.
Как только началась свалка, тут же рванул на дорогу. Вместе со мной туда же побежали Калиничев и ещё несколько бойцов.
– Все направо! В лес! Быстрее!
На нас обратило внимания не больше четверти пленных, и только половина из них послушались приказов.
– Направо! По ходу движения направо! Помогите раненым и тем, кто плохо передвигается! Быстрее!
За находящимся метрах в двухстах сзади поворотом ударил пулемёт, к которому присоединились несколько винтовок. Хорошо, если засада остановила одиночный грузовик, но надежды на это мало, отучились фрицы ездить по одному, но будем надеяться, что колонна не на десяток машин. Судя по тому, что немцы не отвечают, всё не так плохо. Ну вот, похоже, начали отстреливаться. Сколько, сказать сложно – от пяти до десяти стволов. Ничего, наши справятся. Засаде надо только пугануть и отойти.
На дороге остались только самые упёртые, что-то ещё пытающиеся доказать трупам врагов. Одного, влепившего оплеуху партизану, что пытался оттащить того от убитого немца, даже слегка отоварили прикладом, что пошло на пользу. Пулемётчики сработали грамотно – лошади в обеих телегах не пострадали. На телеги сейчас складывали трупы немцев – этих далеко не повезут, разденут и бросят по дороге, точнее, в стороне от нашего пути.
Вот заработал пулемёт передовой засады. Всё, уже не важно – в небо взлетела зелёная ракета. Общий отход!
Нет, бардак на этом отнюдь не закончился. В лесу по ходу движения раздавали хлеб и формировали маршевые колонны. Пытались формировать. Получалось не очень. Мат Нефёдова витал среди деревьев ощутимым плотным туманом. Даже не знал, что наш интеллигентный капитан может так ругаться. Ругался он, кстати, не один, но прочее сквернословие ощущалось как скромное приглушенное эхо. За пять минут движение в глубь леса, которое не прекращалось, не организованный беспорядок постепенно перерождался в организованный. Наконец образовалось нечто похожее на четыре колонны, как гусеницы, расползающиеся всё дальше друг от друга.
– Капитан, сколько нетранспортабельных?
– Четырнадцать.
– Донесём?
– А куда мы денемся с подводной лодки?
Ещё один любитель моих анекдотов, но раз пытается шутить, значит, нервный откат пошёл.
– Хорошо. Дальше по плану, встречаемся в лагере номер три.
В лагерь пришли уже затемно. Скорость хода у голодных и уставших людей совсем почти никакая. Плюс переправа через две, пусть и небольшие, речки. Одно хорошо – люди запили сухпай, что им выдали, – немного хлеба с ещё меньшим куском мяса, опасались проблем, если сразу дадим много. Здесь всех уже ждала горячая пища, не только каша, но даже куриный бульон, хоть и жидкий. Что такое три десятка кур на две сотни человек?
Совещание проводили уже глубокой ночью.
– Капитан, что у нас с потерями?
– Двое умерли в дороге, пять тяжёлых, остальные легко и средней тяжести – этих одиннадцать. По троим из тяжёлых прогноз неутешительный. Лекарства нужны.
– Знаю. Работаю над этим. Старшина, что с довольствием?
– Без изменений. Еды больше не стало, а вот едоков… Шансы, что зиму переживём, есть, но надо активизировать добычу продовольствия. С тёплой одеждой ещё хуже, раньше кое-как закрывали потребности на три четвёртых, то теперь, считай, сползли на половину. По медикаментам капитан сказал уже. По оружию не хватает больше ста стволов, боекомплект, если на всех делить, совсем мизер, кошкины слёзки. А коли, как сейчас, пулемётчиков держать на особом положении, то остальным по два десятка патронов останется. До зимы, конечно, ещё дожить надо, беспорточных можно и в землянках держать, оружие им там тоже не особо надо, но кормить всех придётся. А как? Вот и ломаю голову. Операции вроде сегодняшней будем продолжать? Если будем, то зимой просто вымрем, как мамонты.
– Надо, – влез Матвеев. Где, спрашивается, воинская субординация? – Русские своих не бросают.
Эх, бросают, Коля! Но лучше, как ты, верить, что нет.
– Кто ещё как считает?
– Понаблюдать надо, – осторожно взял слово Калиничев. – Вряд ли немцы продолжат гнать людей так же. Что-нибудь придумают: либо ещё увеличат охрану, либо засады на нас начнут организовывать. Мы ведь и сегодня не на такую охрану надеялись. Максимум на десять-двенадцать человек, оттого и накладка произошла – не хватило по два стрелка на каждого охранника, как рассчитывали. Я с запасом два десятка взял, а у них только пеших тринадцать. Если ещё добавят дозоры на флангах, а скорость у колонны плёвая, не отстанут, то хрен нам даже и так свезёт.
– Вот и займись наблюдением, только издалека. Как бы они уже в ночь охотников не понасажали.
– Сделаю. Боровой мне тут собачку подогнал, немца за версту чует, от чего и жива, почитай, осталась.
– Георгий, на тебе доведение до старост, наших, естественно, текущей ситуации.
– Понял. Они тоже поймут, ныть станут, что продовольствия нет.
– Конечно, станут, только ты им объясни, коли в отряде еды не будет, придётся им бойцов под зиму на постой брать. Короче, пусть думают.
– Тогда они не ныть, а выть начнут.
– Пусть ноют, пусть воют, но продовольствие достанут.
– Вроде бы, – осторожно начал Матвеев. – Раньше политика другой была, местных не сердить.
– И сейчас не поменялась. Сердить не надо, а вот напрягать всё ж придётся. Старшина, мы из болота ещё винтовки извлечь сможем?
– Почему бы не смочь, вот только боезапаса к ним, как я и говорил, там нет. Ну не положили прошлый раз.
– Озаботим Георгия, как со старостами будет говорить, пусть поспрошает, может, у них какая заначка есть. Поговоришь?
– Так им всё одно гильзы нужны будут для отчёта перед немцами.
– Ну, может, у них ещё где припрятано, после боёв собрали или брошенное что на дороге нашли.
– Тут надо не с ними, а с пацанами базарить. Конфет бы каких или шоколаду.
– Старшина, найдём?
– Немного есть, но это неприкосновенный запас, да и зачем пацанам конфеты? Нет, они, конечно, всё сожрут, но, может, чем попроще обойдёмся. Ножами немецкими складными, например.
– Ножи тоже сойдут, – Жорка заулыбался. – А шоколад девчонкам пойдёт. Либо напрямую, либо через ухажеров их. Те, что постарше, чтобы подлизаться к своим кралям, хоть немецкие корпусные склады обнесут.
– Вот это ты мне прекрати, – показал Жорке кулак. – Только бесхозное или сведения. Ты про корпусные склады так, для красного словца или что-то конкретное знаешь?
– Проскакивает тут кое-что, но пока конкретно говорить рано, проверить надо.
Ну, нехай проверяет.
– Тогда пока всё, товарищи, остальное в рабочем порядке.
Совещание хоть и закончилось, но голове моей роздыху, похоже, не намечается. Мария всё время, пока мы заседали, крутилась невдалеке, постоянно посматривая в нашу сторону. Прямо Мата Хари белорусского розлива. Ох, не нравятся мне её взгляды.
– Маша, ты чего-то хотела?
Девушка замялась, опустила очи долу, но совладала с собой и подняла глаза, продемонстрировав решительность во взгляде.
– Ты, правда, в Полоцк к крале ездил?
Что-то такое я и предполагал. И что теперь говорить? Перефразируя, лучше горькая, но правда, чем прекрасная, но ложь? Не знаю. И чего-то боюсь.
– Ездил, чтобы встретиться с нашим человеком, боялся, что он попал в беду, – глаза Маши чуть ли не вспыхнули, но после продолжения погасли. – Да, это женщина.
– Ты её любишь?
– Не знаю. Может быть, – не хватило духу сказать правду.
Что же за сволочь я такая, думал уже удаляясь, – не рубят хвост частями. Трусость в человеке всё-таки сидит глубоко. Вроде и пуль стал меньше бояться, а вот сказать больную правду уже воли не хватает. А о Маше ли я беспокоюсь? Может, наоборот – о себе? Что, подлец, запасной аэродром готовишь? А вот ни хрена. Нет у меня к девушке никаких чувств, кроме жалости и страха причинить боль. О другом даже думать не моги! Повернуться, подойти и сказать правду? И будь что будет.
Пройти успел всего шагов десять, но, обернувшись, Маши уже не увидел. Может, к лучшему? А вот это вряд ли.
Вальтер был завален работой если не по уши, то по плечи точно. Сегодня ему помогали аж четверо наших бойцов. Перед немцем стоял полуразобранный пулемёт, очень похожий на ноль восьмую немецкую модель, тот, который из лагеря забрали, но без станка, на сошках и с прикладом. Рядом стоял такой же второй, около которого и собрались красноармейцы.
– Здравствуйте, Вальтер. Что за чудо? На восьмой похож. Из вчерашних?
– Здравствуйте, господин командир. Он и есть, модификация пятнадцатого года под ручной. Не видели раньше?
Я, конечно, нет, а вот Зелински такие вроде застал, но вспоминается как-то смутно.
– Почему они у тебя?
– Господин капитан приказал осмотреть и объяснить вот этим камрадам, как с ними обращаться.
Ах, вот для чего здесь эта четвёрка. Самый сообразительный, заметив заминку в нашем разговоре с Вальтером, тут же полез с докладом.
– Товарищ командир, проходим инструктаж по овладению трофейным пулемётом. Командир пулемётного расчёта красноармеец Гордеев.
– Как, языковой барьер не мешает?
– Нет, товарищ командир. Да и пулемёт этот «максим максимом», только здорово легче. А немца мы научились понимать.
– Значит, хорошая машинка?
– Хорошая, только магазинов у них по одному. Лента, правда, отличная. Металлическая, не то что наши холщовые, отказов должно быть меньше.
– Хорошо, занимайтесь.
За то время, пока я разговаривал с бойцом, Вальтер, и когда успевает, уже собрал пулемёт.
– Ещё интересного чего было?
– Да, два ваших пистолета-пулемёта с круглыми дисками под маузеровский пистолетный патрон. Хорошие, лучше наших, но к ним тоже по два диска всего. Их господа офицеры забрали уже. Остальное обычные тридцать восьмые и девяносто восьмые карабины.
– Работы, я смотрю, у тебя хватает.
– Почти уже закончил, осталось восемь ваших винтовок в порядок привести, долго в воде пролежали.
– Скоро тебе такого добра ещё натащат.
– Да, у вас пополнение, я слышал.
– Именно, так что готовь масло, керосин или чего там надо. Работников подкинем. Может, даже, сначала раздадим оружие, а уже потом драить заставим, тогда на тебе только надзор.
– Боюсь, ваши люди, особенно из новых, не будут меня слушать. А к уходу за оружием в основном относятся плохо.
– Так, с этого места поподробнее. Кто плохо относится?
– Большинство. За чистотой оружия не следят, чистят редко и не тщательно.
Так, будет кому-то большая взбучка.
– Я понял, Вальтер. Занимайся своим делом, а пистон я кому надо вставлю. Пистон, это в смысле капсюль.
Нефёдова найти не удалось, усвистал уже в третий лагерь, потому пистон получил старшина. Ловить на улице никого не стали, а взгрели отдыхающую смену. С чистотой оружия и правда был полный бардак. Нет, мхом, конечно, оно не поросло, но гарантировать штатную работу механизмов, в основном это, конечно, относилось к автоматическому оружию, Кошка наотрез отказался и пошёл сыпать нарядами. В лагере отчётливо запахло машинным маслом.
До вечера мы с Матвеевым вздрючили первый и второй лагерь, где народ распустился как бы ни ещё больше.
Калиничев вернулся уже по темноте. Да, похоже, немцев мы перепугали сильно. Автоколонны стали ходить ещё реже, но теперь насчитывали не менее двадцати-тридцати машин, в том числе с ними туда-сюда мотается и бронеавтомобиль, похоже, та самая двадцатка, БА-20, что мы как-то встретили. Сопровождает он не каждую колонну, но на дороге появляется периодически. Пленных же вообще не было. Видимо, нашу дилемму фрицы решили самостоятельно. Ну, это мы ещё поглядим.
* * *
– В общем, так, – Байстрюк склонился над картой так, чтобы не заслонять мне обзор. – Вот здесь, если по железке на север двигать, не доезжая Замошья, это где сапёров приложили, есть разъезд. Он без названия, просто под номером девятнадцать числится. А около него здоровенный лабаз, раньше там пиломатериалы складировали, что с соседних лесопилок поступали. Теперь немчура вышки поставила, колючкой всё опутала. Вагоны разгружают, автомобили, наоборот, загружают и на восток гонят. К сожалению, больше ничего конкретного.
– Калиничев, что скажешь? – я глянул на задумчивого начальника разведки. – Имеет смысл пощупать?
– Имеет. Отправлю группу. Сержант, у вас выход на местных есть?
– В Замошье, в двадцать втором доме живёт Силантий Ивашкевич. Он свояк бургомистра из Молодёжек, Бориса Сосновского.
– Надёжен?
– Борису он это рассказал с намёком. То, что свояк с нами знается, Силантий подозревает. А вот с каким намёком говорил, тут уж бес его знает. Может, для пользы нашей, а может, и нет.
– Ещё есть через кого на него выйти?
– Не знаю, да вы, товарищ лейтенант, у Бориса сами и спросите, всё одно ж пойдёте сначала с ним поговорить.
– Спасибо за совет, – лейтенант криво усмехнулся.
– Да мы же завсегда, пожалуйста.
– Сержант, – цыкнул я на Жорку. – Отвечайте на вопросы старшего по званию по существу.
– Есть, товарищ командир партизанского отряда «Полоцкий мститель», – Байстрюк встал навытяжку, уставившись на меня бараньими глазами.
Тьфу ты, клоун. Опять пора песочить. Дисциплина падает со скоростью стрелки осциллографа, стремительный домкрат отдыхает. Сегодня с утра старшина ещё трёх похмельных в яму на губу отправил. Говорит, самогон поступает в отряд во всё больших количествах отвратного качества. Зимой, того и гляди, голодать будем, а продукты на самогон переводятся. Да, с деревенскими хрен что поделаешь. Что им лекции читать?
– У вас всё, сержант?
– Так точно.
Калиничев поморщился, но промолчал. А вот от старорежимных «так точно», «никак нет» и прочих Жорку хрен отучишь, если уж гауптвахта до войны не исправила, то хоть кол на голове теши.
– У вас, лейтенант?
– Есть непроверенная информация, хотел бы провести разведку.
– Что за информация, – Василий промолчал, выразительно глянув на Байстрюка. Тоже мне, тайны мадридского двора. – Сержант, свободны. Через полчаса подойдите ко мне, разговор будет.
Угу, будет, и неприятный.
– Продолжай, – кивнул лейтенанту, заодно давая знак, что можно перейти к менее формальному общению. Лейтенант мне нравился, чувствовалось, что был хорошим грамотным командиром и станет ещё лучше, если выживет, конечно.
– Есть сведения, что здесь, – Калиничев ткнул в карту, – немецкий аэродром.
– Откуда?
– До смешного. Когда вчера на разведку к дороге пошли, Борового встретил. Ну, языками слегка зацепились, а я возьми да скажи: узнать бы ещё откуда немецкие самолёты нас гоняли. А он возьми да ответь: а чего думать – вестимо, с аэродрома из-под Владычино. Мол, самое близкое место, раньше там наши базировались, а теперь, небось, немцы.
– Хм, километров тридцать будет, это если по прямой. Не факт, что он там.
– Туда самолёты после бомбёжки уходили, во всяком случае, в ту сторону.
– Ну а нам-то что?
– А зачем здесь аэродром нужен, не нас же гонять? А если они его для перегона самолётов на фронт используют? Ну, там для дозаправки и прочее.
– Ага. А это значит, там может не один «Шторх» куковать, а есть шанс ещё кого зацепить, – а ещё там может быть прочая авиационная инфраструктура, в том числе и топливо. – Посылай группу.
Глава 3
– Исходя из вышеперечисленного, мы имеем: на самом аэродроме находятся примерно шестьдесят-семьдесят солдат противника, из которых около двадцати – двадцати пяти несут караульную службу, остальные техники и прочая обслуга. На вооружении охраны в основном карабины, но тут и тут, – Калиничев ткнул в разложенную на столе схему, – оборудованы две пулемётные огневые точки. Ничего особенного – выложенные в три четверти круга мешки, наполненные, вероятно, песком. Чуть выше метра. Здесь и здесь – подобного типа сооружения, но большего размера, вокруг малокалиберных зенитных установок. Расчётов при них нет. Одновременно на постах находятся от шести человек днём, до восьми ночью. Утром, после обеда и вечером по периметру проходит парный патруль – проволоку проверяет. Проволочное заграждение простое – колючка на двухметровых столбах, редкая – если одну нитку срезать, то можно спокойно пролезть. Да, они там банок консервных ещё понавешали, пустых. Нечасто, но если неосторожно дернуть проволоку, то могут и забренчать, но от ветра они и так время от времени постукивают. Вот здесь стоит что-то вроде прожектора, бойцы точно не поняли, что именно, но по описанию похоже.
– Значит, семьдесят, – капитан потёр подбородок. – Немало.
– В связи с тем, что ночью на аэродроме могут быть самолёты, то ещё и экипажи, – я тоже задумался. – Лейтенант, сколько их там бывает?
– Самое большое, за три ночи наблюдения – четыре. За день дозаправляется до полутора десятков. Половина транспортники – те как на запад, так и на восток летят. Остальные боевые – те на восток. Ну, ещё маленький самолётик есть, он там всегда стоит.
– Тащ командир, пилоты, по-моему, это фуфло. – Байстрюк, как всегда, в своём репертуаре. Нефёдову не нравится, что он присутствует на наших совещаниях, но по мне толк от него есть. Иногда предлагает неординарные решения, не все подходят, но от некоторых толк бывает. Он как бы олицетворяет собой этакую молодёжную прослойку, не обременённую высоким образованием, но имеющую приличный житейский опыт. У старшины свой опыт, у капитана и меня свой, даже лейтенант, хоть по возрасту с Жоркой и схож, но на вещи смотрит по-другому.
– В смысле? – Нефёдов, как всегда, недоволен, что Георгий влез без спросу, но терпит. Привычка.
– Да чего они со своими пестиками могут? Только бегать будут, как ошпаренные, какие из них вояки.
– Не думаю. Если в казарме засядут, то могут и дел наделать. Пистолеты в тесных помещениях получше карабинов будут, а вот то, что у них нет опыта наземной войны, это, наверно, правда. Элита.
Не любит капитан элиту, причём любую, что военную, что хозяйственную, да и вроде бы партийную недолюбливает.
– Откуда может подойти подкрепление к противнику? – летчики не так важны сейчас, потому перевожу внимание на более актуальные темы.
– К аэродрому можно подъехать по двум дорогам, – лейтенант обращается уже к карте. – Но с трёх направлений, потому как к северной дороге примыкает ещё одна, с северо-запада. Наиболее вероятное направление – это юг, здесь в деревне Азино довольно большой гарнизон стоит, до трёх десятков немцев. С севера Владычино, немцев нет, но есть полицейский опорный пункт – это они его так называют. Полицаев там шестеро, но не думаю, что они задницу оторвут, особенно если поймут, что им её мы можем оторвать. С северо-запада Борки, но там чисто.
– Это, я так понимаю, те, кто могут отреагировать в течение часа, а в течение трёх-четырёх?
– Здесь сказать сложнее. За четыре часа, хоть и по ночи, могут и из Полоцка нагрянуть, а уж днём подавно. У них же рация – если сигнал подадут…
– Ладно, пока отложим, – капитан опять пододвинул схему. – Что по постройкам?
– Вот эта, большая, казарма. К ней примыкает пристройка, над ней антенна – здесь, скорее всего, рация. Здесь, с противоположной стороны полосы склад, но в него почти никогда не заходят, может, и пустой. А тут, чуть в стороне цистерны, из них самолёты заправляют, точнее, сначала в бочки заливают топливо, а потом на грузовике, он здесь же рядом всегда стоит, везут к самолётам. Те ставят сюда, около западной зенитки.
Строений на большой площадке аэродрома было негусто. Хорошо это или плохо? А вот хрен его знает. С одной стороны, хорошо – мало будущих очагов сопротивления, с другой – вокруг них много свободного пространства, причём хорошо простреливаемого. Поправил полушубок. Да, ещё неприятность – сегодня снег выпал. Старшина говорит, что он стает – не держится никогда первый снег, но всё равно неприятно. Что ночь, что день, а красоваться на белом, изображая из себя мишени… Есть, правда, уже белый камуфляж, но мало.
– Старшина, что из техники можем выделить для рейда?
Кошка даже не задумался.
– На ходу, считай, всё, но бензина мало. Три машины и мотоциклы заправим, и всё. Думаешь, удастся топливо у немцев взять?
– Если сами не спалим случайно. А гужевой транспорт как?
– Тут от времени зависит. Если дня два дашь, то от двадцати до тридцати телег наберём.
– Капитан, сколько людей можно привлечь для операции?
– Да хоть всех, почти. Только зачем нам там пять сотен бойцов, да и не проведёшь их без проблем. Надо брать первую и вторую роты и всё усиление, что есть.
– Пушки взять хочешь?
– Нет, пушки пусть лежат там, где их старшина припрятал. ДШК тоже оставим, патронов к нему, считай, нет. Миномёты возьму и ампуломёт. Лейтенант, есть там, где миномёты расположить?
– Да, специально разведчикам дал указания и под миномёты позиции разведать, и под сорокапятки.
– Тогда так, старшина, пятидесятимиллиметровые я забираю все, а под восемьдесят второй пятьдесят, нет, хватит сорока штук. Это всё равно больше, чем пятидесяток осталось.
– С артиллерией и зажигалками надо бы поосторожнее, – заволновался Кошка. – Особенно с огнём.
– Не боись, старшина, будет тебе бензин, весь не сожжём.
– Что у нас по подрывным группам? И по зарядам тоже.
В этот раз старшина думал секунд десять.
– Групп готовых четыре, с зарядами хуже. Научились делать самодельные взрыватели из гильз, но срабатывают они не всегда, а если срабатывают, то не всегда детонация проходит. Где-то один раз из двух. Решили просто ставить по три взрывателя на заряд. Если принять этот вариант, то десятка три есть. Можно, конечно, немецкие в дело пустить, но хотелось бы придержать – поездов фашисты с каждым днём всё больше пускают, а на морозе наши самоделки могут и вообще сдохнуть без толку.
– Ясно, тогда три группы отправляем в Псковскую область. Мы там уже раз были, так что местность хоть как, но знакома. Пусть минируют железку на участке Идрица—Пустошка, ну и можно ещё восточнее. Надо от нашего месторасположения немцам глаза отвести. Подрывники уходят прямо сегодня. Одна группа готовится с отрядом на аэродром. Всё?
– Товарищ командир, – вот и Матвеев проклюнулся, а то молчал всё время. – Кроме бензина, неплохо бы и рацию захватить.
– Неплохо. А толку?
– Так мы, когда свежих опрашивали, про раненых забыли…
– И?
– Есть там один мужичок, Кондратьев, он, оказывается, радиолюбитель. Добровольцем пошёл, попал просто в стрелки, а оказался мужик с мозгами. Я ему немецкие рации, что от эсэсовцев достались, показал, так он говорит, толку от них чуть. Нужно что помощней и с другим диапазоном частот. Я в этих делах никак, но тот утверждает, что может связь с Большой землёй наладить.
– Здорово бы, конечно, но даже если он до Москвы достучится, то кто нам там поверит?
– Вот и он так сказал. Но это если людей нужных не знать.
– А он знает?
– Важных не знает, но московских радиолюбителей, говорит, знакомых немало. У них там какие-то свои заморочки с паролями и прочими хитростями. В общем, если он со своими свяжется, то уже полдела сделано будет. Это с его слов.
Попробовать, конечно, стоит, но что-то мне говорит, что толку будет чуть.
– А ещё, – снова влез Байстрюк, – крупнокалиберный пулемёт тоже можно взять – к нему патронов добавилось.
– Откуда? – оживился Кошка. – Почему я не знаю?
– От пацанвы местной. Я же говорил, что если место хорошо прикормить, то клёв будет.
– Сколько?
– Пока сорок три, но обещали ещё поискать, и мины «пятидесятки» есть – шесть ящиков, а ещё они БТ подбитый нашли, без пулемёта, правда, но снарядов, говорят, завались. Только они патефон хотят.
– Что, танцы будут устраивать? – старшина хмыкнул.
– Именно, пацаны же перед девчонками хвосты распускают.
– Хорошо, будет им патефон и пластинок десяток, есть у меня парные. Только ты уж поторгуйся там.
– Чай, мы с Привоза. Не боись, папаша, Жора своего не упустит.
– Отставить базар, – я хлопнул по столу. – Если кто давно сортир не копал, могу поспособствовать.
* * *
Часовой у ворот чесал задницу. Вот час смотрю, а он всё стоит и чешет – не постоянно, но периодически. Жорка уже минут через пять начал хихикать и предложил выписать ему пилюлю от чесотки. Естественно, свинцовую. Это он так творчески обыгрывает мою шутку о лучшем средстве от перхоти. Что меня в свою очередь удивило, это то, что он не слышал о гильотине. На что этот обормот, совершенно не стесняясь, заявил, что учебник истории шёл в школе на самокрутки первым.
А темнеет сейчас рано, ноябрь, почитай, уже на носу. Хорошо, снег растаял – прав был, однако, старшина. А вот распутица страшная. Пока прошлой ночью гнали машины, сели в грязь четыре раза. Однажды даже обе машины пришлось вытягивать, но добрались, и вроде даже никто на нас внимания не обратил – из тех, кому не надо.
Патруль прошёл, через полчаса можно на позиции выходить – капитан прислал вестового, что он может хоть сейчас начинать. А вот этого не надо – спешка нужна в других случаях. И опять меня колотит. Нервишки. Нервишки лечить надо, но нет у нас санатория с лечебными грязями и душем Шарко. Обычной грязи завались, дождь – да хоть залейся, но это не помогает, вроде как даже наоборот. Дождичек, кстати, опять накрапывать начинает. Для лёгочного здоровья это не полезно, а вот то, что он ещё немного нас прикроет в наступающей темноте – вот это ему респект и уважуха.
Что за чёрт! Чего это они забегали? Ох, не к добру это. С фигни этой, которая вроде бы прожектор, зачем-то брезент стаскивают. Точно – прожектор. Включили и луч почему-то вверх направили, его, кстати, в каплях дождя хорошо видно. А вот и ж-ж-ж – летит кто-то. Блин, если грохнутся при посадке, тут всю ночь такой муравейник будет! Вот они, две штуки, маленькие, не то что два транспортника и бомбер, что на стоянках. Похоже, истребители. Пошли на круг, а прожектористы луч опустили и сейчас посадочную полосу освещают. Вот сейчас и глянем, грохнутся или как.
Не грохнулись – зашли на посадку сразу один за другим с разницей метров в двести и спокойно сели. Мастера. Вот дождались кого-то из аэродромной обслуги и поехали своим ходом на стоянку. Вылезли и почапали в сторону казармы, только в кабины что-то объёмное забросили, стащив с себя. Наверное, парашюты.
А к самолётам уже грузовик с бочками рулит. Вот гадство, теперь не меньше часа провозятся, по крайней мере, с большими столько возились.
Ан нет, немцы тоже спать хотят – меньше чем за полчаса управились. Что-то сказали напоследок часовому, наверное, пожелали спокойной ночи, загоготали и тоже отправились к казарме. Автомобиль встал на своё законное место у бочек с топливом. Наконец затихли.
В казарме ещё продолжал гореть свет – небось, лётчики ужинают. В животе при мыслях о еде аж забурчало.
– Жорка, пожрать чего оставили?
– Да вот перловка – холодная только, сам же знаешь.
– Давай команду на выдвижение, а я пока успею червячка заморить.
Наедаться перед боем примета нехорошая, но мне сегодня в атаку не идти.
Атаковать решили, не дожидаясь утра, утренний сон он, конечно, сладок, и гостей никто не ждёт, но нам ещё когти рвать, а нас много. Старшина добыл только тринадцать телег. Хоть я и не суеверный почти, особенно когда мне всякая чертовщина не снится, но огорчился. Не из-за самой цифры, а то, что она такая маленькая. Пришлось брать с собой несунов. Для порядка обозвали их резервом, но главная, я надеюсь, их задача – утащить всё, что под руки попадётся. Резервом командует наш главный хомяк Кошка, ну тут ему и вожжи в руки.
Электростанцию немцы ночью не гоняют потому и освещение тусклое – шесть керосиновых фонарей на весь аэродром. Удастся нашим хоть сколько часовых тихо снять? По идее, уже должны начать. Ага, какое-то шебаршение около самолётов. Вот только не я один его заметил.
– Hans, was bei dir passiert? (Ганс, что у тебя происходит?)
Нет ответа! Ба-ба-бам! Ответили! Сразу с трёх сторон! Пока в работу включились три пулемёта и два десятка винтовок – как и должно было быть. А вот дальше начался бардак! Как это – одни стреляют, а другим нельзя? С каждой секундой всё больше желающих присоединиться к веселью открывали огонь. Чёрт побери, в немцев они хрен попадут, а вот бензин сожгут и рацию угробят, как два пальца… Немцы, кстати, не очень-то и пострадали – оба пулемёта уже лупят по нам, только в путь. Чёрт, чёрт, чёрт! Если сейчас ещё и из казармы выскочат, то совсем беда.
Бух! Тяжёлая мина удачно легла перед дверью казармы, когда та только открылась, смахнув назад немца, пытавшегося покинуть теплое жильё. Ну куда на холод в одном исподнем?
Читать бесплатно другие книги:
