Белый царь – Иван Грозный. Книга 2 Тамоников Александр
– А у матери с сестрой давно был?
– На это кладбище, Леша, я едва ли не каждый день заезжаю, рассказываю матери твоей, какой сын-богатырь у нее вырос. Все, Лешка, ступай, не тереби душу!
– Так мы ждем тебя, отец.
Новости из стана врага князь Ургин получил уже следующим утром.
Алексей привел к нему Кирьяна и сказал:
– Послушай, отец, что узнал наш слуга.
– Так ты его вчера к Старицким посылал?
– А чего время тянуть?
Ургин повернулся.
– Говори, Кирьян.
– Проведал я вчера, как стемнело, Фому. Не беспокойся, князь, никто нас не видал. Я родственника на конюшне нашел. Там и поговорили.
– А что, на конюшне, кроме вас двоих, никого не было?
– Не было, князь.
– Продолжай!
– Фома много знает о делах княгини. Был такой холоп на ее подворье. Звали его Федор, только Курилин, а не Кучер. Он был отправлен в Вологду с князем Ростовым Василием Юрьевичем. Родственник не знает, для чего. Он слышал, что потом Курилин вернулся и вскоре овдовел. Сын его женился и стал ремесленником, дочь вышла замуж за купца из Рязани. Мрачным был тот Федор, а после, как ты и говорил, года два назад исчез. Отправили его с дворовыми людьми в удельное село, так в лесу он и пропал. Княгиня тогда серчала, учинила серьезный поиск, да без толку. Исчез Федор Курилин. Теперь о нем и не вспоминают.
– Значит, Ефросинья отправила своего холопа в Вологду с князем Ростовым? – задумчиво проговорил князь Ургин. – А Василий Юрьевич сопровождал семью Ивана в поездке на Белоозерье. Но среди его слуг Курилина не было. Как и на царском струге. А, может, этот Федор все же находился рядом с князем Ростовым? Это выясним. Хорошо, Кирьян. Молодец. Ты вот что, отношения с родственником не прерывай. Иногда наведывайся к нему. Да, а с чего вдруг Ефросинья проявляет к нему благосклонность? Или это все слухи?
– Нет, княгиня Ефросинья Андреевна на самом деле благоволит к Фоме. Но почему, тот и сам не ведает.
– Надо это узнать, Кирьян!
– А как, князь, коли сам Фома ничего не знает?
– Сам-то как думаешь, отчего такое отношение княгини к пришлому холопу?
– Я думаю, жалеет она его.
– А чего его жалеть? Он убогий, что ли?
– Нет, но и не нормальный. На юродивого смахивает. Весь в чирьях, в рванье ходит, за собой не следит. Я с ним говорил, так нос воротил. Запах от него как от пса шелудивого.
– Тогда понятно. У нас к таким убогим действительно благоволят. Ладно, ступай, делами занимайся. К родственнику своему будешь ходить по разрешению княжича.
– Слушаюсь!
Отпустив слугу, Ургин посмотрел на сына и спросил:
– Что скажешь про беглого холопа, а ныне послушника Соловецкого монастыря?
– Скажу, что он, видимо, замешан в гибели царевича Дмитрия. Осознал вину и ушел в обитель, грех свой замаливать.
– Может, он имел другую причину бежать от Старицких?
– Что ты имеешь в виду?
– Коли заговор против царевича на совести княгини, а я уверен, что так оно и есть, то Ефросинье не нужны ни исполнители убийства, ни свидетели. Кузьму Бородатого, прямого виновника гибели Дмитрия, зарезали в лесу, рядом с рекой сразу же, как стало известно о гибели наследника. Кто убил его, а потом с камнем на шее бросил в реку? Тот, кто все время находился рядом, не обязательно на струге. Князь Ростов был на судне, но в суматохе мог спокойно пройти в лес. Не до него было.
– Но все это только предположения, отец.
– Да, а чтобы добыть доказательства, надо учинить допрос самому Федору Курилину, который теперь зовет себя Кучером.
– Уж не задумал ли ты поездку на Соловки?
– Отчего нет? В дороге развеюсь, новые места посмотрю. Судя по всему, в поход на Ливонию государь мою дружину не пошлет. Или ее поведет другой воевода. А что мне делать на Москве?
– Государю о своих намерениях докладывать будешь?
– А как же? Без этого нельзя.
– Рисковое дело ты замыслил, отец. Коли Ефросинья прознает, что ты начал дознание по делу гибели царевича, то натравит на тебя всех своих собак.
– Но мы же, Ургины, тоже кое-чего стоим, да, Алексей? Или не так?
– Так-то оно так, только это дело надо хорошенько обдумать.
– Ты еще отца поучи!..
– Прости, батюшка. Может, уговоришь царя и меня с тобой отпустить? Все надежней.
– А тут кто в случае чего семью оборонять будет?
– Ратники дружины.
– Которая может уйти в поход? Кстати, вместе в тобой. Нет. Ты останешься здесь. И не перечь отцу!
Алексей вздохнул.
– Я и не перечу. Только…
– Все! – повысил голос Ургин. – Дело сделал и ступай.
– Может, еще чего надобно, отец? Не гневайся, я же помочь тебе хочу.
– Помочь? Вот, что, Лешка, надобно узнать, как связаны между собой Ефросинья Старицкая и Ростов. Как он попал тогда в царскую свиту? Зачем? Вопросов много, ответов нет. Их придется найти. Тут уже Кирьян не справится.
– Я понял тебя, отец. Что смогу, то узнаю.
– Но быстро, Алексей. Я завтра же буду просить царя, чтобы отпустил меня на Соловки. Мне до обеда надо как можно больше узнать о князе Ростове и его связях, особенно в Москве.
– Хорошо, отец.
– Давай, сын! Будь осторожен.
– Уж кто бы говорил! – Княжич улыбнулся и вышел из горницы.
Дмитрий вызвал Кирьяна и спросил:
– Кто у нас на подворье из ратников дружины?
– Ефим Ушаков.
– Зови его сюда.
– Слушаюсь.
Вскоре в комнату вошел Ушаков.
– Я здесь, князь!
– Срочно собери отряд человек в десять, передай приказ подготовить струг с гребцами.
– Далече поплывем, князь?
– Далече, Ефим. На Соловки. Пусть ратники вооружатся как следует, приготовят теплую одежду. Путь предстоит долгий и дальний. Сегодня же в ночь надо послать гонца к князю Борису Андреевичу Чернышеву. У него встанем на сутки. Надо, чтобы он подготовил нам коней да оповестил игумена Соловецкого монастыря Филиппа о нашем приезде. Все понял, Ефим?
– Понял, князь. Значит, на Соловки пойдем? А позволь узнать зачем?
– Не надо задавать подобных вопросов, Ефим. Скажу, когда время наступит.
– Понял. Позволь идти, князь?
– Готовность к отплытию – завтра после полудня. Ступай.
Отдав все необходимые распоряжения, князь Ургин спустился к семье.
Наутро он был уже в Кремле.
Иван тут же принял верного подданного:
– Пришел просить разрешения отбыть на Соловки.
– Зачем? С Филиппом ты недавно виделся. Или замыслил постриг принять?
– Нет, государь, постриг подождет. С делами мирскими разобраться надо.
– Что за дела, князь?
– Уж и не знаю, надо ли говорить о них.
– Надо, Дмитрий. Отвечай, я жду.
– Прости, государь, что за больное задену, но иначе нельзя. Всем известно, что твой первый сын Дмитрий пал жертвой подлого заговора. Истинного виновника смерти младенца так и не нашли. Кроме подозрений, у нас ничего нет. Вернее, не было до вчерашнего дня.
Царь резко поднялся с кресла.
– Тебе что-то стало известно об убийцах Дмитрия?
– Появилась одна зацепка. Ниточка тоненькая. Но коли суметь потянуть за нее, не порвать, то, глядишь, и размотается клубок заговора.
– Я должен знать, что стало известно тебе.
– Да, государь, конечно.
Дмитрий передал Ивану все, что узнал сам.
Царь ударил посохом по полу.
– Значит, все-таки Старицкие?
– Это надо доказать, государь. Вот за доказательствами и собираюсь на Соловки. А там мне во всем Филипп поможет.
– Езжай, Дмитрий. Как можно быстрей!
– Я уже приказал своим людям готовиться. После обеда тронемся в путь.
– Как добираться до Соловков будешь, продумал?
– Конечно.
– Какая моя помощь нужна?
– У меня все есть.
– Все, говоришь?
– Да, государь.
– Хорошо. Слушай тогда мой наказ. Коли вина Старицких подтвердится, то послушника этого доставить сюда. Ко мне.
– Сделаю. Думаю, надо и князя Ростова повязать.
– Надо, да поздно. Убежал князь Ростов в Литву. Я сам только вчера узнал об этом, но со смертью сына не связал. Ничего, коли нужда будет, я его и в Литве достану. Благодарю тебя, Дмитрий.
– За что, государь?
– За верную службу, Дмитрий Михайлович. Езжай с Богом, возвращайся с доказательствами. Но смотри, чтобы Старицкие не прознали про твой отъезд на Соловки.
– А прознают, так что? Чего княгине Ефросинье опасаться? Если бы она знала, что ее холоп, причастный к темным делам, утек на Соловки, то убила бы его и в обители.
– Это верно. Но лучше будет, если княгиня не узнает о твоей поездке.
– Да, государь.
– Дьяк тебе охранную грамоту выпишет, ты погоди недолго.
– Подожду. До свидания, государь.
– Да хранит тебя Господь, Дмитрий!
В десятом часу князь Ургин с охранной грамотой вернулся на подворье. После молитвы и обеденной трапезы его новый струг тихо отошел от причала и начал спускаться по Москве-реке. Мало кто обратил на это внимание. А кто заметил, тот не побежал на подворье Старицких. Мало ли куда отправился князь Ургин! Москва готовилась к походу на Ливонию. Отъезд из столицы малой дружины ни у кого не вызвал вопросов. Значит, так нужно.
Отпустив верного князя на Соловки, царь вплотную занялся подготовкой похода на запад. В середине декабря он вызвал к себе хана Шах-Али, воевод Глинского и Захарьина-Юрьева.
Иван указал вельможам на скамью и обратился к Шах-Али:
– Готово ли войско для похода на Ливонию, хан?
Шах-Али поднялся.
– Готово, государь. В Новгороде с ноября стоит и ждет приказа сорокатысячная рать.
Царь кивнул, повернулся к брату жены, князю Захарьину.
– Где сейчас находится вспомогательная рать?
– В походе, государь. В начале января она должна выйти к Ивангороду.
Шах-Али со свойственной ему горячностью воскликнул:
– Быстрее бы, государь. Мы с нашим войском за несколько дней разгромим этот орден. Я лично привезу тебе головы магистров и рыцарей. Города их сожжем, кроме портов, чтобы все знали, что русскому царю перечить нельзя. Коли должен, то долг в срок отдавай!
Глинский и Захарьин переглянулись, улыбнулись.
Иван же повысил голос:
– Мы громить, пленить и жечь не будем! Запомните, воеводы, цель вашего похода – большая разведка. Вы должны пройти по Ливонии, на короткое время окружать крепости и отходить. Я должен знать, что они собой представляют. Слыхал, их считают неприступными. Вот вы и посмотрите, справятся ли с ними наши осадные орудия.
Поднялся князь Глинский.
– Так что, государь, вот так просто провести сорокатысячное войско по Ливонии и вернуться ни с чем?
– Князю Шестунову надо попытаться взять Юрьев, но особо в этом не усердствовать. Наш зимний поход должен заставить ливонцев уплатить полагающуюся дань и открыть путь к русскому порту.
– Надо показать им, что сейчас они имеют дело уже не с прежней Русью?
– Ты, Михаил Васильевич, знаешь, что Русь у нас одна, православная. Наши предки и прежде крепко бивали врагов. Но силу показать не мешает. Здесь ты прав.
Царь определил задачи войскам Шах-Али, Глинского и Захарьина и отпустил полководцев.
Россия начала войну с Ливонским орденом 17 января 1558 года. Еще до этого основная рать двинулась из Новгорода к Пскову. Вспомогательное войско князя Шестунова вышло к Ивангороду, построенному еще в 1492 году на крутых склонах Девичьей горы и реке Нарве, в труднодоступном месте.
Напротив него, на другом берегу реки стоял город ливонских рыцарей Ругодив. Так русские называли Нарву.
В январе 1558 года основная рать подошла к Юрьеву (Дерпту), где соединилась со вспомогательной. Войска предприняли попытку взять Юрьев, но с ходу сделать это не смогли и отступили, дабы не понести неоправданных потерь. Только гарнизоны Ивангорода и Нарвы обстреливали друг друга.
Цель первого похода была достигнута. Рать прошла по территории Ливонского ордена, заставляя местное население укрываться за крепкими городскими стенами, и вернулась на русскую землю. Наступило затишье.
В то же время небольшой отряд князя Ургина наконец-то вышел к Онежскому озеру. Он совершил длительный переход по воде, суше, девственным лесам и болотам. С берега дружина перебралась на остров, где находился монастырь.
Дорогого гостя вышел встречать сам игумен.
– Рад приветствовать тебя на святой земле, дорогой князь. – Филипп обнял Дмитрия. – Как далась дорога?
– Путь к тебе нелегкий, Филипп.
– Но как же здесь хорошо, Дмитрий! Как легко дышится!
– Да, но я к тебе по делу.
– Знаю, гонец известил. Он не сказал, какое именно дело у тебя здесь, но я и сам догадался. Ты же ради послушника Кучера приехал, не так ли?
– Так. Только не Кучер он, а Федор Курилин, холоп Ефросиньи Старицкой.
– Думаешь, он замешан в убийстве царевича Дмитрия?
– Да. Я хотел бы как можно быстрее переговорить с ним.
– Но захочет ли он того же?
– Что? – повысил голос князь Ургин. – Еще как захочет! Он у меня всю правду выложит как на духу! Уж поверь, я заставлю этого послушника выложить всю правду.
Филипп твердо ответил:
– Насилию в обители не быть! Поговорить можешь, но пытать его я не дам.
– Но ты же понимаешь, насколько важны показания Федора Курилина? Государь ждет их. Если он признается, то я повезу его в Москву. Иван выразил уверенность в том, что ты поможешь мне.
– Я помогу тебе, Дмитрий, однако насилия не допущу. Но давай поначалу людей твоих на житье определим, да и тебе не мешает до вечера отдохнуть. После молитвы и трапезы я предоставлю тебе послушника Федора.
– Людей отправляй на покой, мне же не до того. Я желаю немедля говорить с послушником.
– Вот так всегда. Как и раньше. Если князь Ургин что надумал, то своего добьется. Ладно, погоди здесь, присядь вон на лавку, я скоро. – Игумен ушел, спустя полчаса вернулся, устроился рядом с Ургиным и сказал: – Плохие новости у меня для тебя, Дмитрий.
– Что? Убежал послушник?
– Нет, в ночь захворал сильно. Мне только что сообщили об этом. С ним сейчас лекарь.
– Так идем к нему, Филипп! Неровен час помрет, и вся моя поездка окажется бесполезной. Где твой послушник?
– У себя в келье. Будешь допрашивать беспомощного, страдающего человека?
– А ты предлагаешь дождаться, пока он Богу душу отдаст? Пойми, Филипп, его показания очень важны. Возможно, только они помогут найти настоящего убийцу младенца Дмитрия. Разве будет справедливо, если преступник останется безнаказанным?
– Хорошо, князь! Пойдем, я проведу тебя в келью Федора, но поначалу сам с ним говорить буду. Потом ты.
– Согласен.
Игумен и князь прошли к двухэтажному зданию.
Келья послушника Федора Курилина находилась на первом этаже, слева в конце коридора. Филипп и Ургин подошли к ней, когда оттуда вышел лекарь, молодой мужчина крепкого телосложения.
– Что с Федором? – спросил игумен.
– Сердечный приступ, отец. Я бессилен что-либо сделать.
– Но он еще жив? – Ургин шагнул вперед.
– Да, но я думаю, что до утра не дотянет.
– А говорить он может?
– Может. В сознании. Отец игумен, Федор просил тебя зайти к нему. Исповедоваться желает.
– Вот сейчас он и исповедуется, – сказал Дмитрий. – Самое время.
– Постой здесь, Дмитрий, – заявил Филипп. – А ты, лекарь, ступай, раз помочь больному не можешь.
Игумен вошел в келью. Ургин остался в коридоре и с нетерпением ждал его возвращения.
Игумен вскоре появился и сказал:
– А теперь ступай к нему ты, Дмитрий. Федор расскажет тебе все, что знает.
– Уверен, что он будет говорить правду?
– На смертном одре не лгут!
Ургин прошел в келью, присел на лавку у изголовья послушника, лежавшего в постели.
– Я князь Ургин, посланник царя.
– Знаю, – тихо проговорил Федор. – Игумен сказал, что привело тебя сюда.
– Раз так, то рассказывай все, что тебе известно об убийстве царевича Дмитрия.
– Я служил у княгини Старицкой. Как-то вечером, перед отъездом царя с семьей в Кирилло-Белозерский монастырь, к ней тайно приехал Василий Юрьевич Ростов. О чем она с ним говорила, не знаю, только поутру приказала мне ехать с ним. Я повиновался. Князь тогда же отправил меня в Вологду. Там я встретился с купцом Лукой Мариным. – Слова давались послушнику с трудом, лицо его часто перекашивала гримаса боли. – Тот свел меня с Федотом Стоганом, человеком из окружения князя, и велел во всем ему подчиняться. Переночевал я в доме Стогана. Утром мы взяли с собой третьего коня, выехали к Сиверскому озеру и встали в лесу, недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря. Потом появилась свита царя. Федот иногда уходил куда-то, я же все время оставался в лесу, при конях и поклаже. Потом царский струг пошел обратно. Мы с Федотом сопровождали его по берегу.
Дмитрий прервал послушника:
– Как же вы обходили дозоры дружины княжича Головина, которая тоже шла по берегу?
– Нет, она двигалась поодаль, стороной. Мы только один раз видели царских ратников, да и то небольшой отряд в пять человек. Они осмотрели берег и ушли в лес.
– Дальше!
Послушник попросил:
– Воды бы испить, князь. Сухо во рту, в груди же огонь.
Ургин подал умирающему чашу студеной воды.
Тот отпил несколько глотков и продолжил:
– Дальше было так. Во время дневной стоянки струга к нам с Федотом вышел князь Ростов. Дальше он ехал с нами.
– Его не было на струге?
– Только во время перехода от дневной стоянки судна до ночной. Не перебивай меня, князь, и так мысли путаются. Значит, струг шел по Шексне. Мы с князем Ростовым, для которого и был взят третий конь, двигались по берегу, следя за судном. Клянусь всем святым, князь, я и подумать не мог о том, что замыслил Ростов.
– А коли знал бы, то предупредил бы стражу?
– Да! Клянусь, предупредил бы.
– Ладно, одному Богу известно, как ты поступил бы. Продолжай.
– Ох и тяжко мне. Но по грехам муки.
– Ты не отвлекайся, Федор Курилин.
– Как ты узнал?..
– Это уже не важно. Что было дальше?
– Вечером струг встал. Князь Ростов о чем-то поговорил с Федотом и вышел к окраине леса. Я со стороны видел, как по сходням шли царь с царицей, нянька с ребенком на руках, двое бояр. А потом вдруг сходни рухнули. Нянька закричала, что царевич в воде. Тут началась неразбериха. Царь, вельможи, стража начали нырять, шум поднялся. Боярин какой-то вытащил младенца, передал его государю. Царь вышел с сыном на берег, к ним подскочил лекарь. Тут в лес прибежал человек со струга. Его встретил князь Ростов. Их разговор я не забуду до смерти, которую уже готов принять.
– Так о чем говорили князь Ростов и человек со струга?
– Ростов спросил у него, мертв ли младенец. Тот ответил, мол, мертвее не бывает. Князь похвалил мужика. Дескать, дело хорошо сделал, и назвал его по имени – Кузьма. Тот поинтересовался, что ему теперь делать? Ведь стражники скоро обнаружат, что его нет. Ростов ответил: «Ты должен уйти немедля». «Куда?» – спросил Кузьма. «Туда, где тебя давно ждут!» – ответил князь. Тем временем сзади к Кузьме подобрался Федот и всадил ему нож в спину. Ростов приказал Федоту оттащить тело за обрыв, нацепить на шею камень, там утопить и ехать в Вологду, к купцу Луке Марину. Он должен был послать гонца к княгине Старицкой, доложить ей, что наследника у царя больше нет. Сам же князь вернулся на струг и стал печалиться вместе со всеми. Только тогда я понял, в какую историю влип. Ведь мы же царевича убили. Страшно мне стало так, что словами не передать, но изменить ничего уже нельзя было. Оттащили мы с Федотом труп Кузьмы, камень к шее привязали, сбросили с обрыва, забрали коня князя Ростова и направились в обратный путь. Спешили, боялись, что стражники большого отряда догонят, но пронесло. Так и вернулись в Вологду. Лука оставил меня при себе, а Федот дня через два вдруг помер. Наверное, кто-то помог ему по приказу князя Ростова. Я стал ждать смерти. Бежать-то некуда было, да я и не хотел. Заслужил смерть, хоть и не желал гибели царевича и не участвовал в его убийстве. Но меня не тронули. Осенью отправили обратно в Москву. Я же потом ушел сюда. Хотел грех свой замолить, да Господь не простил меня.
– Скажи, Федор, а где в Вологде живет Лука Марин?
– На окраине, у реки. Он дом новый поставил, амбары рядом. Так было, когда я уходил. Как сейчас, не ведаю.
– А если точнее, Федор?