Я раб у собственной свободы… (сборник) Губерман Игорь
шестиконечные снежинки.
Еврей у всех на виду,
еврей судьбы на краю
упрямо дудит в дуду
обрезанную свою.
Я еврея в себе убивал,
дух еврейства себе запретил,
а когда сокрушил наповал,
то евреем себя ощутил.
Когда народы, распри позабыв,
в единую семью соединятся,
немедля обнаружится мотив
сугубого вреда одной из наций.
Он был не глуп, дурак Наум,
но был устроен так,
что все пришедшее на ум
он говорил, мудак.
Если к Богу допустят еврея,
что он скажет, вошедши с приветом?
– Да, я жил в интересное время,
но совсем не просил я об этом.
Евреи слиняли за долей счастливой,
а в русских пространствах глухих
укрылись бурьяном, оделись крапивой
могилы родителей их.
Гвоздика, ландыш и жасмин,
левкой, сирень и анемоны —
всем этим пах Вениамин,
который пил одеколоны.
Не спится горячей Нехаме;
под матери храп непробудный
Нехама мечтает о Хайме,
который нахальный, но чудный.
Всюду было сумрачно и смутно;
чувством безопасности влеком,
Фима себя чувствовал уютно
только у жены под каблуком.
В кругу семейства своего
жила прекрасно с мужем Дина,
тая от всех, кроме него,
что вышла замуж за кретина.
Известно всем, что бедный Фима
умом не блещет. Но и тот
умнее бедного Рувима,
который полный идиот.
Нервы если в ком напряжены,
сердцу не поможет и броня;
Хайма изводили три жены;
Хайм о каждой плакал, хороня.
Еврейство – очень странный организм,
питающийся духом ядовитым,
еврею даже антисемитизм
нужнее, чем еврей – антисемитам.
Евреям придется жестоко платить
за то, что посмели когда-то
дух русского бунта собой воплотить
размашистей старшего брата.
В годы, обагренные закатом,
неопровержимее всего
делает еврея виноватым
факт существования его.
За стойкость в безумной судьбе,
за смех, за азарт, за движение —
еврей вызывает к себе
лютое уважение.
Не золото растить, сажая медь,
не выдуки выщелкивать с пера,
а в гибельном пространстве уцелеть —
извечная еврейская игра.
Сквозь королей и фараонов,
вождей, султанов и царей,
оплакав смерти миллионов,
идет со скрипочкой еврей.
Скорей готов ко встрече с вечностью
чем к трезвой жизни деловой,
я обеспечен лишь беспечностью,
зато в избытке и с лихвой.
Из нитей солнечного света,
азартом творчества томим,
я тку манжеты для жилета
духовным правнукам своим.
Заметки с дороги
Умом Россию не спасти,
она уму не отворяется,
в ней куры начали нести
крутые яйца.
Месяц ездил я в лязге и хрусте
по струенью стальной колеи,
и пространство пронзительной грусти
остужало надежды мои.
В чаду российских лихолетий,
когда людей расчеловечили,
то их отнюдь не только плети,
но больше пряники увечили.
Ездил по российским я просторам,
пил и ел вагонные обеды,
я путями ехал, по которым
ехали на смерть отцы и деды.
Умельцы на российском карнавале
то с шиком, то втихую за углом
торгуют, как и прежде торговали, —
духовностью и старым барахлом.
В российской протекающей истории
с ее периодической провальностью
тем лучше воплощаются теории,
чем хуже они связаны с реальностью.
И те, что сидели, и те, что сажали,
хотя и глаза у них были, и уши, —
как Бога-отца, горячо обожали
того, кто калечил их жизни и души.
Мечте сплотить народ и власть
в России холодно и тяжко,
поскольку меньше врать и красть
никак не может власть-бедняжка.
С поры кафтанов и лаптей
жива традиция в отчизне:
Россия ест своих детей,
чтобы не мучились от жизни.
В сегодняшней России есть пустяк,
типичный для империи Востока:
величие взошло тут на костях,
а кости убиенных мстят жестоко.
Тот факт, что нас Россия не схарчила,
не высушила в лагерную пыль,
по пьянке на глушняк не замочила, —
изрядно фантастическая быль.
Напрасность всех попыток и усилий
наметить нечто ясное и путное —
похоже, не случайна, и России
полезней и нужнее время смутное.
Варяги, печенеги и хазары,
умелые в торговом ремесле,
захватывают русские базары
и дико умножаются в числе.
Орать налево и направо
о пришлых лиц переполнении —
извечно русская забава
в исконно хамском исполнении.
Что у России нет идеи,
на чем воспитывать внучат,
весьма виновны иудеи,
что затаились и молчат.
Все невпопад и наобум,
по всей Руси гуляет нелюдь,
а в людях совесть, честь и ум
живут, как щука, рак и лебедь.
Россия – это все же царство,
свободный дух пылится зря,
а вольнодумное бунтарство —
лишь поиск доброго царя.
Тянет русского туриста
полежать на солнце жарящем,
потому что стало мглисто
у начальства под седалищем.
Думаю, что в нынешней России
вовсе не исчезла благодать:
Божий дух витает, но бессилен
с мерзостью и мразью совладать.
Мне кажется, покорное терпение —
не лучшая особенность народа:
сперва оно приводит в отупение,
а после – вырождается порода.
Я отродясь локтей не грыз,
я трезвый оптимист,
сейчас в России время крыс,
но близок и флейтист.
А если Русь растормошит герой,
по младости курчавый,
она расстроится, что – жид,
и в сон вернется величавый.
Как патриотов понимать?
Уж больно с логикой негладко:
ведь если им Россия – мать,
то красть у матери? Загадка.
Евреи так укоренились,
вольясь в судьбу Руси затейную,
что матерятся, обленились
и пьют любую дрянь питейную.
Жили мы в потемках недоумия,
с радостью дыша самообманом,
нас поила ленинская мумия
дивным, если вдуматься, дурманом.
Причина имперского краха
проста, как букварная строчка:
лишенная обручей страха,
распалась державная бочка.
Россия – страна многоликая,
в ней море людей даровитых,
она еще столь же великая
по части семян ядовитых.
Любовь к России без взаимности —
весьма еврейское страдание,
но нет уже былой активности,
и хворь пошла на увядание.
Гармонь, сарафан и береза,
а с ветки – поет соловей;
всей роскоши этой угроза —
незримый повсюдный еврей.
Иные на Руси цветут соцветия,
повсюду перемены и новации,
Читать бесплатно другие книги:
