Смерть или слава Васильев Владимир
– Ну, и как обстоит все на самом деле? – Суваев старался, чтобы голос звучал ровнее.
– Вахты нас убивают. А если говорить более широко – нас убивает корабль. Он нами питается. Нашей плотью и нашими мыслями. Нашим естеством. Нашими разумами. Он паразит. Просто огромный паразит, который притворяется другом. Он дает нам блаженство единения с собой и любым из экипажа, и по капле высасывает из нас души.
Капитан взглянул в глаза офицерам.
– Мне всегда казалось, что такой фагоцит, устранив угрозу галактике, сам может стать не меньшей угрозой. А значит, он изначально должен быть обречен. Я поступил правильно, ограничив вахты до минимума. Иначе многие из экипажа уже успели бы стать рабами. Они оставались бы живыми, как организмы. Но не как личности.
– Это… он тебе сказал? – спросила Янка, покосившись на останки у стола. На этот раз спросила без всякого яда в голосе.
– Да. Он тоже понял это… но немного не успел. Его экипаж уже не смог выйти из шкафов. Собственно, мое сравнение вахт с наркотиком оказалось не таким уж далеким от истины. Корабль сначала делает живых рабами, несколько лет носится по галактике, выполняя свою миссию, а потом попросту пожирает всех. В биоскафандрах не остается ничего, они пустеют. Некоторое время корабль еще живет нашими общими мыслями, нашей объединенной сущностью, нашими личностями. Нашей памятью, наконец.
Но ведь и память смертна.
– И он засыпает где-нибудь в укромном и темном углу? – продолжил за капитана Суваев. – До следующего раза? Пока какой-нибудь псих не передаст ему первую частичку своей души, нажав на кнопку найденного пульта?
Капитан искривил губы в усмешке.
– Ты всегда был догадливым парнем, Паша.
– Ну, прямо праздник, – сказал Смагин и скрипнул зубами. – Сначала у нас отобрали корабли. Потом – дом. А теперь что, пытаются отобрать будущее?
– Ты всегда был догадливым парнем, Юра, – ответила за капитана Янка.
Все же, у них остались силы, чтобы улыбнуться вымученной шутке.
– Вы как хотите, – решительно заявил Смагин. – А мне это не нравится.
– Мне тоже, – присоединился Риггельд.
– А уж мне!.. – вздохнула Юлька. – А, капитан? Что придумаем?
– Я уже все придумал, – сказал Рома, меняя батарею в бласте. – Собственно, все уже давно придумано. До нас. Вот, смотрите.
И он показал всем рукоятку своего бласта.
«Смерть или слава» – было написано там.
– Мы идем наружу. Прочь из ремзоны. К рубкам.
– Но там же директорат и шадроновские молодчики! – опешил Суваев. – Ты что, капитан?
– А у нас выхода другого нет. Чужие явились, ты что, забыл? Если мы не выйдем – нам все равно хана. К тому же, сейчас оповестим наших, кто уцелел.
Все вопросительно уставились на Савельева. А тот вернул в кобуру бласт, извлек бесполезный коммуникатор, положил его на стол, и взялся за свой хитрый приборчик. Поиграл кнопками.
– Ну-ка! – сказал капитан, и подмигнул спутникам.
Коммуникатор тренькнул. Коротко и судорожно. А потом мигнул глазком готовности. Раз, другой третий.
– Пилотский код? – догадалась Юлька. – Капитан, ты гений!
И она бросилась Ромке на шею.
– Хватит вам обниматься, – проворчал Риггельд. – Лучше бласты перезарядите…
– Я уже перезарядил…
Когда капитан закончил и убрал коммуникатор, Риггельд подобрал с пола куртку, на которой сидел.
– Эй, офицеры! Нас ждет последняя вахта! Надеюсь, Хаецкие, Зислис и Фломастер нас услышали.
– А Фломастер и Зислис разве знают пилотский код? – усомнился Смагин.
– Будем надеяться, – Юлька тряхнула головой, как застоявшийся без дела скакун-рекордсмен. Она явно рвалась в бой. – Пошли, что ли?
– Черт побери! – Яна шагнула к капитану и схватила его за рукав. – Рома, мы сможем потом отключиться от биоскафандров? Потом, после боя с чужими?
– Не знаю, – честно ответил капитан. – Но что нам мешает надеяться?
Он раскрыл напоследок свой блокнот. Пока еще не рассыпавшийся мелкой пылью. Но, наверняка, именно такая судьба уготована этому начиненному молектроникой портсигару.
– Ну что, звездолетчики? Начнем?
Риггельд встал под дырой в потолке, сложил обе ладони лодочкой и требовательно взглянул на Смагина.
Смагин послушно поставил ногу на эту импровизированную ступеньку, а секундой позже взлетел ярусом выше.
А еще через секунду вниз свесилась его рука.
– Держись! – сказал он Юльке.
Капитан поднялся последним. Как и положено капитану. Но что-то подсказывало Суваеву, что когда придет черед выходить под стволы бандитов Шадрина и Юдина, капитан будет первым.
На то он и капитан.
Даже на корабле смертников. Впрочем, что значит даже? Не «даже», а «тем более».
56. Моеммиламай, угол триады, Zoopht, дворец триады, планета Цо.
– Таким образом, – докладывал интерпретатор-желтая накидка, – наш флот первым достиг области пространства, где дрейфует корабль Ушедших.
Моеммиламай нахохлился и задумчиво поскреб пяточными мозолями любимую циновку.
– Я же просил, Латиали… Называй его кораблем людей.
Латиалиламай чуть присел, намекая на неожиданные новости, и, перехватив заинтересованный взгляд одного из трех, начал:
– Наши эксперты недавно оттранслировали доклад, где излагаются вероятные причины провала Свайге у Волги и объясняются практически все наши проблемы. Прямых доказательств нет, только косвенные. Лично я интерпретировал достоверность выкладок дробью семь восьмых.
– То есть, достоверность высока, – щелкнул Моеммиламай. – Давай выкладки.
– Если коротко, то суть вот в чем: на корабль мы привозили обычных людей, если угодно – дикарей, если угодно – новоразумную расу. Свайге экспериментировали с ними, подключая к установкам сопряжения нервной системы отдельного индивидуума с управленческими цепями корабля. Так вот, вероятнее всего, что сопряжение это двустороннее. То есть, кораблю не только отдаются приказы. Он и сам влияет на подключившихся. Грубо говоря, под влиянием корабля люди перестают быть людьми и становятся Ушедшими. Свайги, сами не ведая того, разбудили самую могучую расу в обозримой части вселенной и оставили ее вооруженной и готовой к активным действиям.
– А сразу сообразить это наши эксперты не могли? – угрюмо спросил Моеммиламай. – Сколько кораблей сохранили бы. И сколько жизней.
Интерпретатор виновато склонил голову.
– Увы, любезный Моеммиламай. То, с чем мы столкнулись, подвержено логике, которая немного отличается от нашей.
– Не пугай меня. До сих пор союз не сталкивался в космосе с чужой логикой. Кроме, разве что, логики нетленных, у которых логика, по-моему, вообще отсутствует. Но отсутствие логики – это не непонятная логика. Впрочем, ладно, продолжай. А приз наш называй как хочешь – хоть кораблем Ушедших, хоть человеческим.
Интерпретатор послушно заговорил:
– По прибытии все шесть флотов развернули боевой порядок по схеме «Медуза»…
– «Медуза»? – удивился Моеммиламай. – Но это же порядок, разработанный военными Свайге!
Латиалиламай поправил съехавшую на покатое плечо накидку.
– Да, это разработка свайгов. Но в данной ситуации она показалась экспертам наиболее удобной.
– А я, похоже, узнаю об этом последним. Вот здорово!
Предводитель флотов цоофт с неудовольствием пощелкал клювом.
– Впрочем, ладно. Я помню, я сам утверждал проект, в котором допускал применение тактических наработок союзников силами цоофт. Просто я не ожидал, что это случится так скоро.
– Мы старались, любезный Моеммиламай. Внедрение новинок тем эффективнее, чем скорее осуществляется. Решение применить «Медузу» было принято лишь на месте, когда все шесть флотов обнаружили корабль Ушедших и вышли из-за барьера невдалеке от него.
Еще из-за барьера мы просканировали объект – как и ранее он оказался окутан полем малоизученной природы, причем в таком режиме, что наши передачи и запросы прорвать его не могли. Объект вел себя совершенно пассивно – дрейфовал с отключенными двигателями и абсолютно никакой активности не проявлял.
На выходе из-за барьера наш крейсер-разведчик отправил рентгеновским кодом депешу с просьбой вступить в переговоры в соответствии с кодексом высших рас. Честно говоря, мы совершенно ни на что не рассчитывали отправляя ее. Отправили просто по привычке, подчиняясь тому же кодексу.
Тем не менее практически мгновенно корабль Ушедших снял полевую блокаду. Всю. И информационную, и силовую.
– То есть? – Моеммиламай крайне удивился и взволновался. – Они соблюдают кодекс высших рас?
– Да, любезный Моеммиламай. Соблюдают. И теперь, в соответствии с кодексом, мы обязаны отправить к ним на борт послов на переговоры.
Угол триады даже встал с циновки.
– Но это же… Это же…
– Это шанс, любезный Моеммиламай. Я полагаю, триада соберется немедленно. Кроме того, мне только что поступили свежие трансляции: армады азанни, Свайге и Роя начали выход из-за барьера в непосредственной близости от объекта.
– Насколько я помню, кодекс требует присутствия представителей всех высших рас.
– Верно, – подтвердил интерпретатор. – Связаться с представительством а'йешей? Что-то они медлят.
– Конечно, связывайся!
Давно Латиалиламай не видел шефа таким возбужденным.
– Понятно, вести переговоры от имени союза будем мы. Фангриламай, надеюсь, на связи?
– Естественно.
– Кого он назначил в делегацию? Из прим-адмиралов?
– Шуаллиламая и Вьенсиламая. Остальные трое остаются с флотами. Командная дельта на случай провала уже составлена. И, кстати, пришел вызов. Триада собирается… Сейчас вам сообщат.
По залу уже мчался рослый секретарь одного из трех в сиреневом плаще вестника триады.
– Ну что же, – Моеммиламай на миг прикрыл глаза желтоватыми пленками век. – Пусть нам помогают звезды. Воевать с таким кораблем… Нет, уж лучше переговоры.
Он открыл глаза, повернулся к подоспевшему вестнику и склонился в ритуальной фигуре внимания.
57. Александр Самохвалов, оператор сервис-систем, инженер-консультант директората, Homo, крейсер Ушедших «Волга».
Как Самохвалов и ожидал, взломать капитанскую каюту не удалось. Охрана зря палила из бластов по серебристому створу входного шлюза. Обшивка даже не помутнела в местах, куда тыкались и исчезали силовые импульсы.
«Да эта дверца ядерный взрыв выдержит, – подумал Самохвалов с неожиданным раздражением. – А они из бластов…»
Впрочем, место под совещание все равно нашли. Внизу, в головном холле-вестибюле кроме лифтов был еще ход в нечто вроде конференц-зала. Ряды сидений уступами и два кресла напротив. Даже не на возвышении, просто вровень с первым рядом. Всю лицевую стену занимал огромный панорамный экран, работающий в фоновом режиме, как окно. На экране мерцали звезды и звездочки – за двадцать минут чужие корабли успели уйти из зоны опасной близости и растворились в черноте космоса. И здесь не нашлось близкой звезды, чтобы свет ее отразился от кораблей.
В одно из кресел Гордяев уселся сам, во второе усадил Самохвалова. Остальные расселись в первых рядах. Бандиты на совещание не пошли. Перекинулись десятком слов на своем малопонятном жаргоне, и разошлись в разные стороны, сопровождаемые молчаливыми, как валлакиане, лбами-телохранителями.
С полчаса Самохвалов вслушивался в довольно вялую дискуссию растерянных заговорщиков: как же так случилось, что все планы пошли прахом. Капитан уцелел, канониры прорвались в боевую рубку, никого из старших офицеров взять не удалось. Хорошо еще, что из-за ступора, в который погрузился корабль, канониры не сумели растолкать охранных роботов и ограничились тихим и пока неопасным отсиживанием в рубке.
Наконец кто-то озаботился вопросом: а что, собственно, происходит в жилых секторах? И тут оказалось, что этого никто не знает. Как в обед все двинули в головную часть корабля, так до сих пор здесь и вертелись. Связи нет. Платформы в нерабочем состоянии. А рысцой преодолевать двадцать километров в полутьме транспортных рукавов – удовольствие сомнительное.
Тут же снарядили нескольких гонцов. Парочку на разведку в офицерский сектор, остальных – в жилые. Гордяев и Черкаленко проинструктировали их лично.
Самохвалов не вмешивался.
В который раз он порадовался и похвалил себя за то, что не стал никого посвящать в рискованный план захвата капитанства. Собственно, все сложилось настолько хуже ожиданий, что имей Самохвалов язык подлиннее – его не замедлили бы сожрать не сходя с места. Директорат не терпит неверных.
Он и верных-то не очень терпит.
В общем, Самохвалов слушал, как директора без толку мусолят бесперспективные вопросы, и думал, что этих старых ослов давно пора повыгонять к чертовой матери.
Собственно, он так думал еще на Волге-планете. Теперь директорат как учреждение утратил былой смысл: на чужом звездолете никто руду не добывал. А привычка править осталась. И эти пожилые мордастые мужики казались Самохвалову жалкими и никчемными. А напускная их важность казалась глупой и еще более никчемной.
Не о том нужно сейчас думать. Не о том говорить. Директора изо всех сил пытались изобрести какой-нибудь верный и безболезненный способ помириться с капитаном. Господи – неужели они всерьез полагают, что Савельева можно одурачить?
Самохвалова же куда сильнее занимали чужие. Все-таки зелененькие после разгрома у Волги сумели взять след и притащиться в глухой и безжизненный угол галактики, где капитан Савельев вынашивал какие-то свои таинственные замыслы. Самохвалов многое бы отдал за то, чтобы проникнуть в замыслы капитана.
Только возможно ли это в принципе? Вряд ли. Самохвалов, во всяком случае, сильно в этом сомневался. Какой-никакой опыт работы с корабельной сетью у него все же имелся, не зря он даже сумел обойти некоторые запреты и ловушки корабля. И у него хватало ума, чтобы понять: капитан на таком корабле – почти бог. Сбросить его возможно лишь каким-нибудь дурацким методом. Наподобие многоступнчатой операции, которую недавно пытались осуществить Гордяев и бандиты. Но дважды такое не проходит, это и младенцу ясно.
Слишком мало времени провел Самохвалов на борту этого могучего чуда, и слишком редко ходил на вахты. Может быть тогда он и отыскал бы еще какой-нибудь способ стать капитаном… А пока остается только одно.
Выждать. Выждать год-два, получше узнать эту странную сеть, наполовину состоящую из живых людей, свыкнуться с ней, стать своим…
Но для этого нужно выстоять в новом поединке с чужими.
Директора продолжали препираться, Самохвалов продолжал думать о своем. Отвлек его взъерошенный охранник, ворвавшийся в зал. Выглядел охранник так, словно пробежал пятикилометровый кросс по целине, и при этом показал время, близкое к олимпийскому рекорду.
– Капитан! Сюда идет капитан!
Директора заткнулись, как миленькие. А Самохвалову неожиданно стало очень интересно – что же сейчас произойдет. Он снова не мог спрогнозировать близкие события – слишком много случайностей, неучтенных факторов и скрытой информации. Тут и более искушенные специалисты подняли бы руки, не то что полуиженер-полусоветник рудного директората с далекой и малонаселенной планетки… ныне к тому же несуществующей.
– Охрана? Что охрана? Почему вы ему позволяете идти сюда? – не своим голосом спросил Гордяев.
– Он говорит, что корабль в опасности, – сказал кроссмен, все еще не в силах отдышаться. – И мы ему верим…
Охранник скривил губы – Самохвалову показалось, что презрительно. В самом деле, директорат выглядел неважно. Кто побледнел, как планария, кто наоборот побагровел; кто сидел, вцепившись в подлокотники кресел, кто вскочил, нелепо и судорожно жестикулируя; кто молчал, сраженный вестью, кто бормотал что-то нечленораздельное…
А вообще толпа взрослых мужиков, привыкших повелевать и отдавать приказы, выглядела сейчас группой нашкодивших подростков. Которые мечутся в тщетных попытках избежать заслуженного наказания.
Капитан появился минут через пятнадцать. Самохвалов видел, что он оставил кому-то велосипед перед самым входом. И вошел в зал.
К этому времени директора хотя бы внешне приобрели более-менее достойный вид. Уселись и сосредоточенно ждали решения своей участи.
Вслед за капитаном вошли старшие офицеры – бывшие звездолетчики, космодромная братия… Пятеро.
«И этим тугодумам корабль дал высший доступ, – подумал Самохвалов с тоской. – Бог мой, где же справедливость?»
– Ну что, господа заговорщики? – вместо приветствия спросил капитан, цепко обводя взглядом зал. – Допрыгались?
Гордяев встал и собрался было что-то сказать, но Савельев остановил его повелительным жестом. И шеф директората промолчал. Уселся на место и опустил взгляд.
– Значит, так. Никаких обещания я с вас брать не буду, потому что грош цена вашим обещаниям. Мне сейчас нужно только одно: не мешайте. Это в ваших интересах, если чужие прорвутся на борт в ближайшие двое суток, мы не сумеем их остановить. Хотите опять к чужим в зеленые лапки?
Капитан с интересом воззрился на директоров – и ни один не нашел в себе решимости встретиться с ним взглядом.
– Двое суток. Двое суток вахт не будет – и оживить системы раньше невозможно. Если мы протянем – будет такая же драка, как у Волги. Через двое суток я допущу к вахтам всех – в том числе и вас.
Но не надейтесь, что я снова куплюсь на ваши каверзы. Все господа. Я больше играться не намерен. И бардак, который вы в жилых секторах развели, я прикрою. Кто пикнет – придавлю к чертовой матери, как поганого клопа, вы меня знаете. И – на всякий случай – знайте: ваша охрана теперь работает на меня. Я пообещал почаще пускать их на вахту. Можете предложить им много денег, и выслушать куда они вас пошлют.
А теперь убирайтесь из зоны головных рубок. В жилые сектора. И если кто посмеет нос сунуть дальше офицерского – пеняйте на себя.
Все. Вон отсюда…
Он не успел договорить. Гордяев, дико сверкнув глазами, вытащил бласт и направил на капитана.
Но его голова тут же раскололась сразу от нескольких импульсов, хлынула кровища, и безвольное тело распласталось между первым рядом и парой противостоящих кресел.
Бласты были в руках капитана, в руках Суваева, Риггельда и отчаянной девушки по имени Юлия, в руках сразу трех охранников у дверей. В том числе и у марафонца. И все стволы глядели туда, где еще совсем недавно стоял шеф рудного директората планеты Волга Михаил Константинович Гордяев.
Молчание стало тягостным. Но никто не осмеливался его нарушить – все бросали осторожные взгляды на капитана.
– Вот так-то, – сказал капитан напоследок. – Не заставляйте меня никого убивать.
И Савельев первым, не оглядываясь, пошел прочь. От выхода зала к лифтам. И дальше – к капитанской рубке. Офицеры, конечно, последовали за ним.
А обезглавленному директорату ничего не осталось, как направиться в транспортный рукав. Такой понурой процессии Самохвалов давно не видел.
Он поколебался всего секунду.
И свернул к лифтам, прокручивая в голове будущий разговор.
«Здравствуйте, капитан. Моя фамилия Самохвалов, я был инженером-консультантом у этой когорты олухов, которую вы отослали в жилые. Признаться, быть консультантом мне порядком надоело. Тем более здесь, на таком корабле… И у меня есть кое-какие соображения по работе с системами. Не выслушаете?»
Выслушает – Самохвалов ничуть не сомневался. И ему действительно было что сказать.
58. Роман Савельев, капитан, Homo, крейсер Ушедших «Волга».
Едва я вернулся в капитанскую рубку и блаженно откинулся в кресле, примчались Мишка Зислис и Веригин.
– Рома! Леший тебя дери, как тебе это удалось?
Я попытался устало улыбнуться, как и полагалось справившемуся с трудностями бравому капитану.
Боюсь только, что улыбка вышла скорее жалкой, чем усталой.
– Вы без потерь продержались?
– Почти, – ответил Зислис. – Хаецкого ранили, Купцевича и Макса Клочкова подстрелили… А у Фломастера половину положили, гады… Валеру Яковца, Семилета… Ну, доберемся мы до Шадрона и Плотного!
– Сначала нужно добраться вот до них, – вздохнул я, указывая на экран.
Вдали медленно перемещалось громадное созвездие. Армада чужих. Кажется, в созвездии все прибавлялось и прибавлялось звезд. Периодически армада прекращала свечение и погружалась во тьму, и тогда ненадолго начинало казаться, что «Волга» пребывает в безопасности.
Но я-то знал, что это не так.
– Когда на вахты?
Я пожал плечами. Интерфейсник я запрограммировал на немедленное информирование. Он и мертвого поднимет… да так, что никто ничего не услышит, не заподозрит. Кроме меня, разумеется.
– Кстати, – поинтересовался я. – Ты понимаешь пилотский код?
– Нет, – признался Зислис. – И Лелик не понимает. Но с нами были Хаецкие. Здорово это ты придумал с дохлыми коммуникаторами!
Я в смешанных чувствах покачал головой.
– Н-да… Только никому не говорите, насколько все это было авантюрой… Фломастер, вон, вообще не обратил внимания на вызовы.
– Ладно тебе, капитан! – Зислис ободряюще хлопнул меня по плечу. – В конце концов, победителей не судят.
– Да какие мы победители, – я поморщился. – Мошки под прессом. Вот, корабль оживет, тогда и поглядим кто победитель…
– Ну, добре! – Зислис многозначительно подмигнул и потянул Веригина за рукав. – Пошли Лелик! Нам предстоит ночлег на рабочих местах.
– Да, кстати, – сказал я им в спины. – Вы не знаете, откуда в ремзоне взялись велосипеды?
Зислис отрицательно покачал головой.
По-моему, этого никто теперь не узнает.
Я успел некоторое время подремать, похоже – часа два или три; очнулся когда Юлька принесла кофе и бутерброды.
– Эй, кэп… Ты когда ел в последний раз?
– Не помню, – признался я и с подозрением поглядел на нее. – Чего это ты? Не нашлось никого из сервисников, что ли? Тоже мне, старший пилот…
– Ага, дозовешься их, сервисников, как же! – Юлька опустила поднос на безжизненный пульт. – Они в жилых секторах все. Гордяевская охрана в рукавах костьми лежит, никого не пускает. Даже шадроновских амбалов завернула с миром. Не знаю, что ты им посулил, Рома… но если что-нибудь сорвется я нам не завидую.
– Если что-нибудь сорвется, ты и им не позавидуешь – пообещал я тоном провидца и с удовольствием втянул дразнящий аромат кофе. Проняло, кажется, до самого дна легких. – Кстати. Это из чьих запасов?
– Из моих. Хорошо, успели наделать килограмм десять, не понадеялись на сервисников…
– М-да. А Мустяца и Прокудин сейчас с ними. Расхлебывают, поди, кашку…
В дверь вежливо, и вместе с тем настойчиво постучали.
«Риггельд небось, – подумал я. – Вот неймется ему…»
Можно подумать, мы здесь трахаемся.
Но это оказался не Риггельд, а Костя Чистяков. Примчался он явно прямо из информаторской.
– Кэп! Ты уже заметил? – спросил он, настороженно глядя на меня.
Я опустил чашечку, из которой даже отхлебнуть ни разу не успел, назад на поднос.
– Что заметил?
Вместо ответа Костя протянул мне обычный волновой бинокль «Беркут» и указал в уголок экрана обзорника.
– Полюбопытствуй.
Я полюбопытствовал. К «Волге» неспешно тянули три корабля: два знакомых больших штурмовика, каких мы видели над степями предостаточно, и еще один ярко раскрашенный кораблик, похожий на вытянутую восьмигранную призму. Штурмовики шли с боков от призмы, и освещали ее; троица эта постепенно выравнивалась с плоскостью нашего корабля. Похоже, намеренно.
Они шли очень медленно, и кроме всего прочего штурмовики мигали белыми огнями – я бы назвал огни габаритными. Три вспышки, пауза, четыре вспышки. Три вспышки, пауза, четыре вспышки. И так цикл за циклом.
Я глядел на это довольно долго, сознавая, что все равно не в силах что-либо изменить. Они идут к нам, и мы их нипочем не остановим.
Немедля заявились Зислис, Суваев и Фломастер. У Фломастера тоже был с собой бинокль, но не «Беркут», а патрульный «Ф-8». Весьма мощная штука…
– Паша, – спросил я, не отрываясь от созерцания. – Ты у нас аналитик. Прокомментируй, пожалуйста.
Суваев пожал плечами:
– По-моему, это парламентеры. Окраска, освещение, демонстративно медленное приближение… Вон, вишь с какой помпой плывут?
– Значит, все-таки переговоры, – заключил я. – Решили не сразу гвоздить, а сначала попробовать договориться.
– Надеюсь… – не очень уверенно сказал Суваев. Мне показалось, что уверенности в его реплике не очень много.
Суваев попросил у Фломастера бинокль и некоторое время разглядывал непрошенных гостей. Признаться, мне было странно сидеть в рубке, которая успела стать привычной, и пялиться на экраны в бинокль. Притерся я к возможностям корабля, к его послушной и удобной технике… Но сейчас техника бездействовала.
– Это чьи корабли, не скажешь? Свайгов? – уточнил я у всезнайки-Суваева.
– Нет, – покачал головой Паша. – Это корабли цоофт. Все три. Два средних штурмовика и дипломатический бот.
– Ого! – я присвистнул. – У них даже дипломатические корабли бывают?
– У них до хрена чего бывает, – скорбно вздохнул Суваев.
Юлька нашла время, чтобы побеспокоиться о драгоценном капитане:
– Рома, ты ешь, ешь. Никуда твои парламентеры не денутся…
– Ага…
И действительно. Куда им деваться?
Пока я жевал свои бутерброды и запивал остывающим кофе, народ вполголоса переговаривался. Все уселись прямо на прозрачный пол перед пультом. Это было замечательное зрелище: несколько человек в одинаковых комбинезонах, подобрав под себя ноги, сидят словно бы в пустоте, над и под звездами, и глядят в сторону яркой-яркой тройной звезды.
– Да, – тихо и мечтательно прошептал Фломастер. – Шарахнуть бы сейчас по ним чем-нибудь фазово-импульсным… мокрого места не осталось бы.
– Лейтенант, окстись! – фыркнула Юлька. – Это ж парламентеры, послы! И отчего вы, мужчины, все до единого такие милитаристы?
– Кто б говорил, – хихикнул Суваев. – А Гордяеву сегодня голову не ты случайно прострелила, а отчаянная?
Юлька отмахнулась. Правильно, потому что стреляла не только она. Тот же Суваев тоже стрелял. И попал, между прочим.
Народ все прибывал: появились Яна и Смагин. Конечно же, Яна первый вопрос задала одновременно с появлением:
– Рома! Летят! Что мы им говорить-то будем?
– Это будет зависеть от того, что они нам скажут, – заметил я философски. – Не мы же к ним сунулись, они к нам. Вот выслушаем, а там поглядим.
– Думаешь, они не сообразят, что корабль мертв?
– Если не пускать их далеко – не сообразят. Принять в нулевой шлюз, столы туда притаранить… Штуки три. Авось, не догадаются.
– Нулевой вручную открывается? – Яна обернулась к Зислису. Вероятно, она полагала, что подобные вопросы старший навигатор обязан знать даже в отрыве от вахты, в отрыве от корабля.
Читать бесплатно другие книги:
