Честь Афродиты Вишневский Владислав

Движок я не заметил, только форму машины.

— Ни фига себе подарочек… А кто у тебя предки? Не президент, случайно, — съязвил я. Не от зависти съязвил, машинально. По школьной привычке.

— Нет, конечно, хотя, президент без него и шагу ступить не может.

— Доктор, что ли?

— Ты чё, какой доктор, он речи ему пишет и вообще… Политолог он.

— А, политолог…

— Хочешь прокатиться? Я дам. Только не здесь.

По моему лицу он понял вопрос, ответил.

— Здесь разогнаться негде. Ему же трасса нужна. Я пока научился по городу ездить, два комплекта резины сжёг и всех постовых распугал.

— Ментов? — не поверил я.

— Да! Они же знают папашкин номер, вот и делают вид, что не замечают меня, отворачиваются. Мне спецы специально цвет тачки подбирали, чтоб издалека видно.

— Часы тоже подарок?

— Ролекс? — парень как впервые глянул на свои часы, небрежно махнул рукой. — С брюликами! Это давно уже, в честь окончания школы.

— Ты медалист?

— Не, нормальный, как все, с тройками. А зачем мне? Я же не лимита, не с периферии. Я чистокровный москвич, местный, с древней родословной.

— Ух, ты! — вырвалось у меня.

— Да, посмотри на мой профиль… Никого не напоминает?

Подумав, я отрицательно покачал головой. Ни на Гречко, ни на Сталина, ни на Карла Маркса, ни на Лужкова он не походил… на кого ещё?

— Нет?! — Удивлённо переспросил москвич с древней родословной, похоже я его сильно огорчил. осквич с родословной, покачал головой. в наши проблемы я немог, потому что язи и — Да у меня дед по папиной линии знаменитый маршал бронетанковых войск, если хочешь знать, отставник, всю войну и вообще, и его отец, мой прапрадед тоже военный был. Родной дядя в Администрации президента, третий срок уже тянет, отец политолог, директор института политологических исследований, а по маминой линии вообще все при царских дворах двести лет фрейлинами были… так вот. И я… видишь, тоже при деле, уже вице-президент, решаю вопросы, к тому же студент, учусь в академии Международного права. Не хило? Не хило. Кстати, мы не познакомились. Матвей. Матвей Майский-Гладышев… Майский — это по материнской линии, она у нас домохозяйка, а Гладышевы по мужской.

— Волька Радченко, — в свою очередь представился я. — Очень приятно.

— И мне тоже, — отозвался Матвей. — А ты, в принципе, к кому здесь? Ко мне или к шефу? Учти, я мелочёвкой не занимаюсь, у меня внешние корпоративные связи и деликатные дела. У тебя что?

— У меня… — Матвей всем мне нравился, но посвятить его в наши проблемы я не мог, потому что не «пробили» мы его по милицейской картотеке, мало ли… — Я к твоему шефу. Дело есть.

— А, понятно. Короче, рад, что ты зашёл. Ты заходи, а то мне здесь скучно. Не с кем словом переброситься. Контингент-то не тот, дубовый. Потому не часто и бываю здесь. Если что надо — звони. У тебя мобила есть?

— Есть.

— Да? Если хочешь, могу свой подарить, новейшей марки. Эппеловский Ай-фон. Хочешь? У меня их два. — Матвей выкинул на стол плоскую штуковину с одним экраном, с боков усеянную блестящими стекляшками. — Это не брюлики, это стразы, — уточнил он. — Не серый, не подделка. Точняк! Классно работает.

— Нет, спасибо. — Отказался я. Я ведь не женщина, знать не знаю, и знать не хочу какая там разница между брюликами и стразами. Понятно, что дорого. К тому же очень хорошо представляю, как сморщится дядя Гриша, увидев в моих руках такой вот со стразами «гламур», хмыкнет. «Волька, — скажет, — он у тебя как на корове золотое седло, не смотрится. Не понтись, мы обычные люди, тебе это не идёт. Отдай, у кого взял». Именно так и скажет, я знаю. И я бы на его месте также… — У меня свой, — заметил я, — надёжный. «Сименс».

— Сименс? Это который мясорубки японские выпускает? Я не слыхал! Интересно. Покажь!

Сравнение явно было не в пользу моего старенького сименса, я скривился:

— Потом… Он дома у меня, на зарядке.

— Ааа, ну тогда… — Матвей Майский-Гладышев жестом факира извлёк из бокового кармана джинсов, где-то в районе коленки, визитную карточку. — Моя. Видишь? Матвей Майский-Гладышев, номер телефона и всё. Больше ничего не надо. Это я. — Заметил он. — Звони в любое время. Я для друзей всегда на связи. О, кей?

— Оу, йес! — В тон ответил я.

Мне всё в новом знакомом понравилось, я как в своей школьной среде побывал, в курилке, на перемене.

40

Семён Израилевич Петерс сидеть в СИЗО не собирался. Знал, его вытащат. Должны! Хотя альтернатива могла быть и печальной. Ткнут ночью в камере заточку в бок, и все дела. Нет человека — нет свидетеля. Обычное дело. Генерал вполне мог дать такое распоряжение, а мог и вытащить. Какой стороной решка упадёт. Для генерала он был словно сантехник по необходимости. Специалистом по, мягко говоря, неблаговидным делам. Петерс убирал с дороги неугодных генералу, когда компромисс не проходил. Как кто-то мудро когда-то определил: «Война, это разрыв дипломатического узла зубами, если не удалось развязать языком». Петерс теми зубами для заказчика и был. Тогда генерал с чувством произносил слова соболезнования и прочувствованные речи уже на похоронах… Сам Петерс в это время обычно находился далеко в своей Латвии. На любимой своей рыбалке. Ждал следующего вызова. Вызывал его не генерал, конечно, а какой-то майор. Внешне крепкий, суровый, но осторожный…

Может и не майор вовсе, в той среде настоящими фамилиями и званиями не кичились. Как и орденами. Но человек точно свой, из конторы. Это понятно было. Потому что там засекречено всё, на кличках, на позывных. Причём, если человек весёлый по натуре, имя ему присваивали «хмурый», и наоборот. Чтобы приметы не совпадали. И у Пертерса также… По виду провинциал, колхозник, а имя простое — солдат. Когда скальпель. Очень простенько, а не угадаешь. О самом генерале Петерс только догадывался, глядя на очередную фотографию жертвы с очередными необходимыми данными. Какие-то офицеры, солидные люди, больше молодые, были и женщины, но реже. Это несколько позже он мысленно стал проводить мнимую прямую, которая привела его к такому заключению: работает он на генерала. На ментовскую контору работает или ФСБэшную, ему без разницы. Главное — в качестве тайного спецагента, под крышей и при деле. Это устраивало.

За долгую службу в «определённой» среде, ещё с молодости, он понял, что служит на благо своей страны. Да и присягу принимал на верность Конторе и СССР. Значит, Родине. Приказы не обсуждал. В составе спецподразделения побывал и в Венгрии, и «одиночкой» в Германии. Ещё той, до объединения, когда существовал и Восточный Берлин, и Западный, вражеский. Отстрелялся там, выполнил несколько важных заказов, пока неразбериха возникла с разрушением Стены, отлежался в Прибалтике, потом вновь позвали.

Аналитиком не был, стрелял отлично. И внешность неприметную имел. И не подумаешь. Хорошо изображал чуть хромого, сельского мужика, с непременным фотоаппаратом «Смена» на шее. Когда нужно, на лицо накладывал грим, усы… Терялся в окружающей среде. В составе туристической группы побывал даже на Кубе, заказа выполнил, удачно ушёл. Был и в Конго, Либерии… Конечно, в Афганистане… На «той» стороне, на стороне душманов, да. Как так? Почему? А какая разница, если Контора приказывала убрать того или иного советского офицера, значит так нужно было. Он и «работал». Да и ночью, в оптике, все одинаковые. Его чётко на цель выводили. И время сообщали и место. Кто? Глупый вопрос. Кому надо, тот и выводил… Тоже чья-то работа. «Солдату» это не важно. Вывели на цель, прислали вертушку и спасибо. Тоже работа, чья-то. А у «солдата» своя: совместил цель с оптическим целеуказателем, задержал дыхание, плавный спуск, и… скорее на точку «выхода». Когда бегом, когда ползком, когда ждать неделями приходилось. Но вывозили. Спасибо! Советская вертушка и забирала. Страх? Конечно, был! В начале меньше, больше азарт, позже страх, да, конечно. Но чаще с возрастом.

Ту ещё школу прошёл Петерс-«солдат». Сейчас, с возрастом, работал больше по вызову. Как чистильщик. Не киллер, чистильщик. Приятнее на слух и привычнее. Заказ выполнил, по своей схеме ушёл, деньги получил, и… на рыбалку. Рыбалку любил страсть как. И не морскую, пафосную, а обычную, речную или озёрную. Один. В лодке или по колено в воде, с удочкой, с наживкой…

Сейчас похоже будущая рыбалка зависала.

Попался потому что. За решётку. В следственный изолятор Матросской тишины. Впервые так! Задание не выполнил, слабину дал, теперь нужно было выбираться. В разговоре со следователем, на допросе следователей было трое, Петерс юлил, выкручивался, стараясь навязать свою версию. Он — старый больной человек, случайный. На него напали. Он вообще номером дома ошибся. Провал в памяти. Полностью отказывается от всех устных показаний записанных на магнитофонную плёнку, которая присутствовала на допросе, пистолет подсунули: «Меня заставили, запугали. Это чей-то злой умысел. Фантазии. Я был под угрозой физического насилия и даже уничтожения. Я испугался. Я был под давлением. Поверьте! Любой бы на моём месте. И вообще, я спецагент». Следователи не верили. Задержанного с рук на руки сдал опытный сыщик, легенда МВД СССР и МУРа, полковник Пастухов Григорий Михайлович. С «поличным» киллера задержал, с вещдоком — боевым пистолетом, и признательным показанием, записанным на магнитофонную плёнку, при свидетелях и… Но задержанный требовал, просил, умалял, связаться по телефону с человеком, который всё им объяснит. «Пожалуйста, гражданин следователь, позвоните по этому номеру, позвоните. Вам объяснят. Пожалуйста». Следователь, молодой офицер в звании старшего лейтенанта, переглянувшись со своими коллегами, нехотя набрал указанный задержанным номер… И очень удивился, когда понял, с каким милицейским чином он говорит…

Через час, вместе с «майором», Петерс вышел из ворот СИЗО номер 1 Матросская тишина.

— Подвезти? — холодно спросил майор, указывая на неприметную ВАЗовскую девятку.

— Нет, я сам, — ответил Петерс, оглядываясь и потирая запястья.

Проезд был не главной улицей, не Тверская, но прохожие были, и автомобилей в тупике много.

— Хозяин барин, — майор усмехнулся, пожал плечами, сел в машину и захлопнул дверцу.

Петерс проводил машину взглядом, пока она не скрылась за поворотом, повернулся и пошёл в другую сторону.

Следом за ним, выйдя из припаркованной неподалёку машины, руки в карманах, держась на дистанции, прохожих было достаточно, двинулся неприметный человек в коричневой куртке-ветровке, в серых брюках и коричневой кепке.

Перед выездом на улицу Гастелло, майор остановил машину на светофоре, ожидая зелёную стрелку, набрав номер телефона, сообщил абоненту:

— Всё в порядке, документы у меня, человек за воротами.

— Успел?

— Думаю да.

— И как там, в документах?

— Документы у меня. Плёнка тоже. Я всё забрал. Следователь обиделся вроде, но бодаться с ФСБ не стал, с понятием попался. Может что на словах следователю наш старичок и проговорился, но не при мне. Обрадовался.

Абонент усмехнулся, помолчав спросил:

— Где он сейчас? С тобой?

— Нет, своими ногами пошёл. К Стромынке наверное, к метро. Он под контролем.

— Хорошо, — голос в трубке умолк, потом твёрдо произнёс. — Я подумаю что с ним делать, перезвоню. Не упустите.

— Обижаете, гражданин начальник, — улыбнулся майор.

— Ага, тебя обидишь. Отбой.

Впереди загорелся разрешающий зелёный огонь светофора…

Оказывается, Волков Борис Фатеевич классно водит машину. Как Шумахер. Нет-нет, с тем Шумахером я не ездил, но так все говорят. Обычно. Поговорка такая. Восхитительная. У «масляного» президента «камри» новая, «тойота». Цвет — кофе с молоком, 2007-го года, внутри кожаный салон и вкусно пахнет. Спутниковый навигатор, конечно, музыка… Уютно. Класс! Мне в машине всё понравилось. И тихо. Ни мотора, ни улицы не слышно. Это в пример моей «копейке». Ну, в ней — вспоминать не хочется! — полный отстой… Суперстарая… Как поп-звезд. А с другой стороны, если посмотреть — ценная вещь, потому что раритет. Если ещё лет десять на ней поездить или в гараже подержать, потом ей цены не будет, как скрипкам Страдивари. Нет, со скрипкой я, пожалуй, переборщил, крутовато, а вот, с картинами Петра-Водкина, наверное, сравнится, а может и выше. Эта тема меня всерьёз заинтересовала: на сколько ж миллионов баксов потянет моя «копейка», лет так этак через… если дотянет. Ещё я подумал, пока мне такой вот «тойоты» хватит, для работы, как у Волкова, да и дешевле «мерса»… Но это когда я денег заработаю, а пока…

В миг выскочили из центра, проскочили шоссе «энтузазистов», это я её так по-свойски называю, на самом деле шоссе Энтузиастов, свернули на 1-ю Владимирскую и, не проверяясь, а чего проверяться, если наружку с нас сняли, я же знаю, майор же сказал, а если честно, я просто забыл об этом, за навигатором следил — правильно ли он дорогу нам — не местный же, иностранец — указывает. По нему я и давал распоряжения Волкову. Увлёкся: «Сейчас налево, теперь… прямо, потом… Ой, ой… назад! Не туда…» Чуть под запрещающий знак не влетели… «Вы ушли с маршрута!» Навигатор подставил… Потому и забыл о проблеме.

Дверь я открыл своим ключом, Волков за мной, вошли… Матери дома, конечно, не было, она в Балашихе, я знаю, зато нас встретил… Я сам не ожидал, так обрадовался— КолаНикола и дядя Гриша. Дядя Гриша понятно, а вот КолаНикола откуда здесь взялся… Мо-ло-дец! Мы обнялись с ним, как родственники, как близкие, хотя он дальше дальних, но близкий. Такой вот радостный жизненный факт.

Про Волкова почти забыли. Кстати, он тоже свешниковскому приезду обрадовался. КолаНикола объяснил причину приезда, рассказал. Оказывается, у них там… Короче, они увидели сюжет в телевизионной программе «ЧП» о нашем расстреле… В звуках и красках… И меня показали и дядю Гришу и Евгения Васильевича, всех… Весь ажиотаж, с комментариями, десятком карет скорой помощи, милицейскими мигалками и всем прочим. Весть кошмар! Увидев, глазам не поверили, сразу решили: нужно лететь на помощь. Кроме главреда лететь было некому, «Марго подготовкой к смотру-конкурсу «Воин Приморья» занята, уже заканчивает. Если бы не это, её бы не удержать…» При упоминании имени Марго, у меня душу горячей волной окатило, и лицо тоже. Я чуть дыхание не потерял… Чувства нахлынули. Физиологический факт. Марго! Маша! Маня… Так мне вдруг стыдно стало, так я рассердился на себя, даже обиделся за Машу: я ведь чуть не забыл про неё, в этой нашей дурацкой круговерти. Марго! Ма… Неожиданно услышал про гибель Олега с Николаем и похороны, и совсем расстроился. За Николая даже больше… И Олега тоже… Так жалко стало ребят… «А Михаил, их начальник, капитан?..» «Опять майор, вернули звание», скривился КолаНикола… «А…» «А ребят похоронили», вздохнул КолаНикола. Копия Эйнштейна заметно похудел, осунулся, на щеках щетина, только волосы на голове как шапка одуванчика. Сидел сгорбившись, руки на коленях плетьми… Но вдруг улыбнулся:

— Ещё и вы… Мы так с Машей испугались, когда эту жуть по телику увидели. И по 1-му каналу и по «России», ещё и наше местное продублировало… Ну, думали, всё. Я скорее собираться и вот… Я так рад, так рад, Волька, Григорий Михалыч…

Старики вновь обнялись, и мне доля обрадованных чувств досталась, чуть слеза не накатила… Потому что Марго было жалко, Олега с Николаем…

— А кто их… Нашли? — Отстраняясь, требовательно спрашивает КолуНиколу Пастухов. Голос у него непривычно хриплый.

— Да, нашли, нашли. Мы с Марго! — Голос главреда наоборот, колокольчиком звенит.

— Не может быть! Как так? — Удивляется Пастухов. — И вы их… задержали?

— Не мы, Миша Трубач со своей новой гвардией. Вот такие ребята. Но… — КолаНикола вздохнул, дёрнул головой. — Николай с Олегом лучше, конечно, были, роднее, земля им пухом!.. Ничего не поделаешь… В общем, сначала одного задержали, потом остальных… Правда руководитель их в бега ударился…

— А ориентировка есть? — нетерпеливо заёрзал на месте Пастухов.

— Да есть-есть, Григорий Михайлович, не беспокойся, всё есть. Объявили уже в Федеральный розыск. Михаил занимается.

— А которых взяли, с ними что? — продолжает беспокоиться Григорий Михайлович. — Довели их до суда, довели?

— Конечно. По полной программе. Они своего начальника сдали. Все трое. Это их командир был, начальник комендатуры… Двоим пожизненное одному пятнадцать, четвёртого ищут. Там и дальше ниточка тянется, на наш взгляд… Да я вам все наши газеты привёз, с нашим журналистским расследованием, прочтёте, наверх ниточка идёт, не ниточка, я думаю, канат, к полковнику Гришанкову и дальше куда-то, мы в этом уверены. Но полковника киллер насмерть снял, вы знаете, а дальше… А дальше — увы! Дальше ниточка теряется, вот… А вы, значит… живы! Живы!! Я так рад. А мы как увидели, так испугались, так испугались за вас и… скорее к вам. Болит? Сильно задело? — КолаНикола заботливой сиделкой склоняется к забинтованному уху пострадавшего.

— Ерунда, — скривился Пастухов. — Не обращай внимание. До свадьбы заживёт.

Опять он о какой-то свадьбе, подмечаю я, чьей? Мне ещё рано. Значит, о своей… Это логично. Об этом я подумал уже на кухне. Пока там охи-ахи и лирика, я вспомнил о своих обязанностях, маманя же в Балашихе, на правах хозяина метнулся на кухню, включил чайник, хлопнул крышкой холодильника, потом дверцами шкафа, то сё…

Вернулся… Разливая чай по чашкам, услышал уже концовку. Эх… Пожалел, что опять без меня обошлись Подумал, ничего, мне не привыкать «догонять». Не догоню, так догадаюсь, не впервой.

Ещё КолаНикола передал мне дружеский привет от Марго, видимо созвонился, у меня опять на душе тепло стало. Хотя, не скрою, я обратил внимание на дружескую сторону привета, как на занозу в пальце, но вида не подал. Потому что дядя Гриша на меня внимательно смотрел, вроде успокаивал взглядом. Быстренько попили чайку.

— А сегодня точно четверг, точно? — неожиданно спросил дядя Гриша. КолаНикола с Волковым кивнули головами, видимо Пастухов об этом уже спрашивал.

Я не понимал вопроса, но подтвердил.

— Вчёра была среда. Да! ТV-6 не работал, на профилактике был. Помнишь, мы смотрели, телеканал не работал?

— Ага. Это хорошо, что четверг. Значит так, братцы, — дядя Гриша легонько хлопнул по столу. — На всё про всё у нас меньше четырёх часов. Коля, ты не представляешь, как ты вовремя. Не подведёшь? Я на тебя надеюсь. Переодевайтесь. Ты и Волька. Одежда в сумке.

Ногой выдвинул из-под стола спортивную сумку. Сумка была незнакомой, такой у нас не было. Дядя Гриша пояснил мне:

— Наша, наша, Волька, не смотри, теперь наша. Майор принёс… Когда ты за колбасой в магазин бегал.

Я мысленно удивился. Лицом не дрогнул, потому что физику тренирую. Колбасу я помню, да, это было. Даже в очереди не пришлось за ней стоять, экономический кризис в стране, понятное дело, а майора не помню, потому что не видел. Уж сумку бы такую я точно заприметил… К тому же, я проверялся, то есть оглядывался. Всё чисто было. И никакого майора. Вот же-ж КГБэшная школа! Ниндзя вокруг сплошные.

КолаНикола раскрыл сумку…

— Бог с тобой, Гриша, когда я кого подводил, — заметил он, вынимая светло-серые штаны-комбинезон, вязанные шерстяные шапочки и шерстяные свитера. Я тоже заглянул в сумку, увидел два мотка альпийской верёвки, и страховочные карабины. — Всё будет как в Греции. — Пообещал КолаНикола, вздохнул, примеряя комбинезон — явно ему великоват — пришлось штаны подворачивать и лямки подгонять. — Ребята бы не подвели.

О ком это он, я уставился на главреда, при чём тут мы и какая-то Греция. Пастухов успокоил меня.

— Волька, Волька, — замахал он руками, — не дуйся, это не о тебе. Дядя Коля о других говорит. — И бросил главреду. — Ребята не подведут… будем надеяться.

— А я? Что мне делать? Мне-то задачу поставьте, — потребовал я. А то ещё, чего доброго, оставят в машине сидеть.

— А ты… Ты не забыл ещё свою горную подготовку, помнишь? — дядя Гриша изучающее смотрел на меня, по взрослому. — Вроде недавно было.

Ха, я бы не помнил. Я с детства горы люблю. Мне моря не надо, дай только по скалам полазить. В погранцах с удовольствием горную подготовку проходил. Зачёт почти сразу получил, и потом каждый раз. Потому что инструкторы у нас хорошие были. Как ящерицы. Чистые ниндзя. Почти по отвесной скале, с полным боевым снаряжением, на тросах, со страховкой, хоть вверх, хоть вниз… нас готовили. Со стрельбой по мишеням. В статике и в движении. И в зной, и в мороз, и в дождь… Выше только орлы и облака… Облака часто ниже. Такая специфика. Адреналин в крови! Свежий воздух. Молодецкая удаль!.. Ё-моё!.. Но со страховкой. Только с ней, родимой! Вниз мне, например, больше нравилось спускаться. Особенно летом. Зимой сложнее, опаснее. Оттолкнёшься ногами, особенно летом, лицом к скале, и травишь трос метров пять — шесть, оп, мягкий упор ногами, толчок и опять вниз… Рукавицы аж дымятся… Красота… Красиво потому что. Можно и быстрее, но — не нужно. Потому что техника безопасности превыше всего. Рукавиц не напасёшься, и ладони сожжёшь. И развернуть ветром может, и смачно припечатать к скале спиной или головой, до потери сознания. Кому это надо? Ещё и оружие повредить… Это совсем ни к чему. «Горы шуток не любят. Горы не прощают. Техника безопасности, дружба и взаимовыручка превыше всего». Так наставляли нас инструкторы.

Одно сейчас непонятно было: о каких горах дядя Гриша говорит, и где он их здесь видит? Не о пятиэтажке же, правда! Это не горы. Это пустяк. Так себе.

— Вот и вспомнишь, — заметил дядя Гриша и махнул нам рукой. — Переодевайтесь и езжайте. Особо не светитесь. Помните о видеокамерах на подъездах. Мне, к сожалению, своими бинтами светиться нельзя. Придётся в запасе остаться. Не обижайтесь. Я на связи. С богом! — благословил патриарх.

Куда благословил? Ха, а я догадался, я понял куда: к Лике, естественно. Любовнице генерала. Прихватив два мотка верёвки и связку карабинов, я шагнул замыкающим. Дядя Гриша успел похлопать меня вдогонку по спине, давай, мол, действуй, я на тебя надеюсь. Я кивнул головой, конечно, не подведу. КолаНикола врежет приёмчиком любовнику по шее, а я его быстренько верёвкой профессионально спеленаю, и все дела.

Легко сбежав по лестнице, пряча взгляды и чуть пригибаясь, быстро забрались в волковскую «тойоту», я, КолаНикола и Волков, Волков за рулём, и поехали…

В машине я отвлёкся, вновь прицепился взглядом к навигатору. Это у меня релаксация такая, как раньше перед выходом в наряд. Как на границе. Штуковина для взгляда мелкая, а притягивает, так и хочется её в незнании предмета уличить… Отвлекает. Она ещё и говорит… Так и… Подъехали к Киевскому вокзалу.

41

До праздника Дня военно-морского флота осталось три дня. Всего три дня. Марго с «командой» с ног сбивалась. Владивосток гудел. Шутка ли, конкурс — такой конкурс! — близился к завершению. И не с привычными грамотами и дешёвым переходящим кубком в финале, а с солидным денежным призом, славой, и личной благодарностью командующего. К тому же, на кораблях в открытую уже поговаривали: «Наверное и Сам Верховный из Москвы прилетит. А как же! Ему же тоже наверное интересно посмотреть на нас. А почему нет? Такое дело! Руку пожать, приз вручить, слова какие хорошие сказать, ободрить… проигравших. Нужно? Нужно. Приедет, нет?!» «Приедет. Самолёт президентский есть, керосин тоже, дела… А дела государственные и в самолёте решать можно. У него же целая команда с собой этих… рук, пусть не спят, действуют». Судачили. Всего три дня осталось, всего. Даже командующий Тихоокеанским флотом «накалился», адмирал в жюри сидел, страсти подогревал. Ему даже домой звонили, как там и что… Жёны в основном командиров звонили, тёщи, женщины. Он усмехался, отделывался шуткой, иным грозил… Сам он из командиров эсминцев в адмиралы вышел, душой к ним склонен был, на своих любимцев сильно надеялся. Но должность требовала от адмирала полной беспристрастности, он и терпел, хотя сердце на части разрывалось, так уж хотелось, чтобы победителем был кто-нибудь с эсминца… Такой красавец… Хотя и другие корабли тоже, извините, тот ещё подарок… врагу, конечно.

К финалу претендентов набралось пятнадцать человек. По группам. Пять матросов. Пять мичманов и пять офицеров от лейтенантов до капитанов третьего ранга.

— Маня, ну ты даёшь, мы в отпаде. Такую бучу заварила. Умница. Веслом не провернуть! Гордимся тобой, сестрёнка! Город на ушах. Ё-моё, и вообще. Короче, последним конкурсом мореманов наизнанку нужно вывернуть, понимаешь, — в очередной раз предлагал очередную «новинку» Валентин Мелехов. По телефону звонил. — Пусть они в рукопашной силой померяются. Кто кого, а! Я лично за подводников болею, и мои тоже. Скажи, помощь какая нужна, ну, нет? Не отказывайся. Мы все… — Марго его отшивала.

— Валя, ещё раз в таком тоне позвонишь, я отключу телефон. Мы сами с усами. Ты забываешь, на жюри нельзя давить. Как на судей. Обойдёмся.

— Маня, сестрёнка, на тебя, понятное дело, нельзя, я знаю, а на судей… гха-гхыммм… Короче, я что звоню-то, ты не сердись, ко мне сегодня ночью пришла классная идея, вот такая! — а давай такой же конкурс проведём только с братками, а? На весь город. Ты — председатель. Я твой зам. Здорово будет. И приз подкатим нехилый… У меня даже намётки кое-какие на этот счёт есть…

— Всё, Валя, ты меня достал. Нет времени болтать, — Марго в сердцах бросала трубку. А Мелехов наоборот радовался. Потому что Маргошей гордился, своей идеей, присматривался к своим браткам, кто на что гож. Считал, что они тоже часть общества, тоже могут участвовать. Силы-то нехилые. Но моряки — да! Военные — уж точно гордость. И тайная и явная.

А Марго ждала других звонков. Из Москвы, от своего главреда. Переживала. Нервничала. Но позвонил он только один раз, ещё тогда, сразу по прилёту: «Маня, не беспокойся, приземлился благополучно, колёса круглыми оказались, при посадке не трясло. Наших нашёл, с ними всё слава Богу! Пастухов жив, здоров, Волька тоже, я с ними. Сидим, обедаем, чай пьём, за жизнь разговариваем… — Марго за этим угадывала какие-то проблемы, там, в Москве, тревожилась, но КолаНикола балагурил, забалтывал тревогу, сводил всё к шутке. — Да не переживай ты, дочка, телевизионщики как всегда всё преувеличили. Это же Москва, Мань, чего ты хочешь, сплошной сеншейсен. Так что… Короче, как там у нас, как ты, как конкурс?» Маня ответила. Но сама в Москву не звонила, знала, да и предупреждена была — мало ли когда и в какой момент её звонок может помешать. КолаНикола будет звонить сам, когда можно и нужно. А он больше не звонил. Потому и переживала.

Вторую часть её жизни занимал теперь конкурс. Правда, не всю жизнь — об этом чуть позже. В объявленный ими самими конкурс она уже вжилась, хотя первоначальная задача давно была выполнена, — ой, молодец Маргоша, её идея, — бандитов нашли и задержали, остановиться она уже теперь не могла. Конкурс нужно было продолжать, назвался груздем, как говорится… Да и не дали бы ей остановиться, ни народ ни власти… Такое дело раскачать, на весь Тихоокеанский флот! Да что флот, на весь город, на весь край, вот как!

Теперь о другой части её жизни, личной. Откроем секрет. С началом конкурса, каждый вечер ей, с курьером, кто-то начал посылать цветы. Да, цветы. Большой букет алых роз. Чуть влажных. Без целлофановой упаковки, как с грядки. Это ей? Она краснела, удивлялась, очень красивые, очень запашистые. Марго вначале стеснялась, неумело жеманничала, может быть ошибка, от кого это, перепутали адрес? Но курьер, на самом деле матрос посыльный, тоже не очень умело — откуда ему? — тоже краснея, как те цветы, убеждал, что ошибиться он не мог, потому что вот адрес, его послали, и вообще, всего доброго, до свиданья, и исчезал. До следующего вечера… Она уж было испугалась, не братки ли какие, либо олигарх местный, а то и мэр — чур, чур! — как он на пороге взял и появился, сам. Молодой, стройный, морской офицер, с одной звездой двумя просветами на погонах, с кортиком под левой рукой. Начищен, наглажен, на лице румянец, в глазах обожание и вопрос, в улыбке надежда… фуражка в руке… Тот самый, капитан третьего ранга, начальник подразделения службы береговой зенитной артиллерии войск ПВО ТОФа. Марго его вспомнила. Они с его подразделения тогда конкурс начали, вернее поиски бандитов. Он ещё чаем их хотел с сахаром угостить, уже тогда глаз с Марго не спускал, так она его поразила, а они отказались от чая и… С тех самых пор он места себе не находил, влюбился в неё, повод искал, у телевизора всегда первым был… пока не догадался установить её адрес и не нашёл местный дендрарий с розарием…

И имя у него такое тёплое, светлое, как отметила про себя Марго, Арсентий — они познакомились — а фамилия вообще удивительная, как и он сам, Касаткин. Представляете? Не Иванов какой-нибудь там или, скажем, менеджер Петров, а именно Касаткин. Настоящий морской офицер, и фамилия у него морская. Касатик-усатик, если нежно и с чувством, про себя отметила она, и внимательнее на него посмотрела… Теперь он ей вроде чем-то понравился. Почувствовала в сердце ответный толчок… Говорят стрела Купидона обоих пронзила. Может и так, скажем проще: глазами пока ещё только соединились и руками, потому что за руку поздоровались. Она на него по другому как-то теперь посмотрела, а он ещё больше в неё… Короче, с этого самого момента капитан третьего ранга Арсентий Касаткин начал за Маргошей ещё сильнее ухаживать. Опекать, оказывать знаки внимания открыто и основательно, по взрослому.

Но это личные их дела. Как и у Верки-сквознячки, кстати. У неё почти также. И цветы, и мобильный не умолкал, и автографы налево, направо… Она у Марго на связи с общественностью была, пресс-секретарём Оргкомитета конкурса «Воин Приморья», тоже «засветилась» на телеэкране. И ведь что интересно, правду люди говорят: хочешь жениться — иди на ткацкую фабрику, хочешь замуж выйти — поступай в МВД или Минобороны, а то и в ДПС ГИБДД… Верное дело. Тоже едва уже девка отбивалась от ухажёров. Целый рой-строй перед ней возник. От такого неожиданного мужского внимания она так собой похорошела, так расцвела, что тебе царевна-лебедь или, по современному, сама «Мисс Дальний Восток», вместе со всем своим Азиатско-Тихоокеанским регионом… И причёска, и платья, и фигура, и походка, и… особенно глаза и всё остальное. Нет, выбрала всё же одного, лучшего, как поняла: зам командира одного из подводных ракетных крейсеров, капитана второго ранга. Здоровяк-сибиряк, русоволосый, с пшеничными усами, улыбчивый добряк вообще, особенно когда возле своей Верочки ненаглядной был. Офицер только из-за неё с конкурсной дистанции сошёл. Да, отказался. Взял самоотвод. А ведь имел все шансы на приз. Но он для себя выбрал другой — Верочку ненаглядную. На минуту боялся её одну оставить, понимал, только спиной повернётся, «ушлые» её уведут. Таких на флоте, знал, уйма, молодых-неженатых. Нет уж, извините… только Николай Полторак, его имя и фамилия. Значит, и у неё такая будет. Была сквознячка, будет — полторачка. Но разница большая, просто огромная. Вместе они будут не «полтора», а уже две целых. А потом, глядишь, и три, потом и… А, сколько Бог даст, столько и нарожает ему детей. Уже и свадьбу наметили. Сначала в загсе, потом в церкви, новом храме.

Ладно, хватит об этом, достаточно. Мы не папарацци, не жёлтая пресса, не будем за влюблёнными подглядывать. Мы повествуем о более важных делах в жизни страны, точнее — общества и некоторых её личностях. Сейчас о Марго.

Предыдущие конкурсы или этапы, были для претендентов сложными и нетривиальными. Потому что разрабатывали условия не военные, а гражданские, потому и ставили порой конкурсантов в тупик. Все же были уверены, знали и понимали, в «схватке» с соперниками жёстко придётся «стальными» мышцами и отработанными военно-морскими навыками конкурсантам громыхать, а тут… Кто, например, мог подумать, что конкурсантам придётся грудного ребёнка «уговорить» перестать плакать. Да-да… Песни колыбельные петь и на время… Причём, колыбельные не «скрипеть» и фальшивить, а петь… Жюри, телекамеры и микрофоны рядом. Причём, «уговаривать» не «своего», а какой по «билету» ребёнок достанется. А уж деток подобрали… по-секрету, Верка-сквознячка постаралась… уж таких горластых, таких «певучих», слов нет, одни слёзы и полные памперсы… Всё Приморье со смеху покатывалось, глядя на некоторые «прикольные» прямые телевизионные передачи. Такого «народного» внимания к телевизорам не было со времён «мыльного» мексиканского телесериала «Рабыня Изаура». Точно!

Михаил Дмитрич, контр-адмирал, командующий флотом, зампредседателя жюри, волосы на своей голове в сердцах в начале ерошил, спорил с Марго:

— Товарищ председатель, Маша… эээ… — адмирал в очередной раз сбивался, запинаясь на непонятном отчестве девушки, вернее непривычном отечестве или материнстве… чёрт их теперешних молодых поймёт, — Марго Галиновна… эээ… Вот фамилия у вас точно определённо прекрасная, Светлова. Маша, извините, я не понимаю, вы забываетесь, перед вами военные моряки, прославленные тихоокеанцы, гордость флота, гвардейцы, а не какие-то, понимаешь, домохозяйки. Они мастерство военной выучки нам должны показывать, народу, стране, профессиональные, патриотические, а у вас… Что у вас?

— Во-первых, не у вас, а у нас, товарищ контр-адмирал, — поправляла Марго, напоминая про его общественную должность на конкурсе. Адмирал головой мотал, жалея в такие моменты, что ввязался в нестандартную для себя ситуацию. — Михаил Дмитриевич, дорогой, — уговаривала Марго своего заместителя, — они и так у вас все отличники и тому подобное. Все знают! Как на подбор. Красавцы и всё прочее. Они как бодибилдеры все подобрались. Рембо! А у нас с вами не конкурс, извините, красоты тела, чтобы мышцами народ пугать, а конкурс мужественности, сильного мужского плеча, сильного мужского начала, как для страны, так и для своих родных и близких… На них же молодые мужчины должны равняться, армия, флот, девушки любить и быть уверенными что…

— Да-да, именно что? Что, что?

— Михаил Дмитриевич, я настаиваю, все знают, что они у нас первые и лучшие на своих кораблях и прочее, самые лучшие, а вот в жизни, дома, в быту…

— А, ладно, делайте что задумали, — в сердцах махнув рукой, сдавался адмирал, — я тут…

Но в тайне гордился своими моряками. Потому что нравились они ему. Все. От матроса до своего заместителя. Не сомневался в них. Знал, понимал, только боялся, что промашку на людях его моряки дадут, маленькую или случайную, насмешат народ неумением быть умелыми на берегу, на суше…

А народу, зрителям, наоборот, жутко всё нравилось, жутчайше! Всё и все. От начала и до конца. К началу передачи улицы напрочь пустели, магазины и всё прочее тоже, все спешили к телеэкранам… «Добрый вечер уважаемые Приморцы, в эфире конкурсная передача «Воин Приморья». Напоминаю, до финала осталось…». И всё, людей уже не оторвать. Потом звонки на студию, шквал звонков, к соседям, к родственникам участников, в штаб ТОФа. Сайт конкурса, как тот грецкий орех от переспелости по швам трещал, от переизбытка чувств и эмоций «болельщиков». Причём, как и раньше, в эпоху телесериала про мексиканскую рабыню — кто помнит — ни торгаши, ни производители бензина, ни прочий мастеровой люд на передачу не обижались. Ждали. Всерьёз переживали. Даже в затоне «У Натальи», бездомные постояльцы собирались у пяти— шести так называемых телевизоров, чтобы тоже как бы «поучаствовать», «поболеть» бы, все спешили к телевизорам. У правоохранителей работы — виданное ли дело! — значительно поубавилось. Ни мелких преступлений, ни тяжких, так только, пацанва кое-где, кое что. Так с ними проще, участковые «встряхнут» одного, троих — своих! — и порядок… «А ну-ка по домам, шпана мелкая, к мамкам, к телевизорам!» Потому что конкурс.

Передача, как и сам конкурс, имела высочайший рейтинг. Зашкаливающий! Даже губернатор Приморья, говорят, — сам губернатор, представляете! — от поездки на отдых в Японию отказался, перенёс поездку. Даже так! И его свита осталась. Ни один центральный телеканал страны со своими «рейтинговыми» программами и близко не стоял. Марго, вместе с телевизионщиками и жюри, стали национальным достоянием Приморья. Собственные корреспонденты центральных телеканалов «собачками» за ними бегали…

По городу, когда и островам, когда и на адмиральском катере, жюри с телевизионщиками на корабли поднимались, по трапу, «в гору», пешком, как на десятый этаж, чтобы провести тот или иной конкурс. Сами вымотались и конкурсантов вымотали. И было от чего.

И условную морскую мину, запутавшуюся в рыбацкой сети снять; и за рулём машины на время проехать из одного конца города в другой, не нарушив дорожных знаков, поменять местами колёса — правильно и на время; на спецполигоне выполнить ряд спец-прикладных военных нормативов, в полной боевой и противогазах, включая марш-бросок (на это ушло аж три съёмочных дня); со страховкой служб скорой помощи «03» и МЧС; по специальным ориентирам, определить возникшую проблему, найти в городе тот самый высотный строительный кран, с конца стрелы которого снять и оказать первую медицинскую помощь двенадцатилетнему ребёнку, естественно кукле, муляжу, по легенде «от испуга спрятавшегося там»; проявить навыки мастерства не только рукопашного боя, но и быстроту реакции мысли и ног, в погоне за хулиганом-преступником, вырвавшем сумочку из рук старушки. Причём, нужно было мгновенно определить: догонять преступника или первую помощь пострадавшей оказывать; на детском трёхколёсном велосипеде пятьдесят метров на скорость проехать и не сломать его; бегом, на блюдце, на вытянутых руках пронести три куриных яйца, двадцать пять метров, приготовить глазунью, красиво украсить огородной зеленью и подать на тарелке членам жюри, с соответствующим пожеланием собственного сочинения; прогладить дюжину детских распашонок и не прижечь их, аккуратно сложить; сварить чашечку кофе, по одному из предложенных рецептов, ингредиенты самостоятельно найти и приобрести в магазинах города — на время и на скорость; придумать и прочитать любовное послание жене или любимой девушке, лучше в стихах…

И всё это телевизионщики показывали мастерски, сходу, когда с двух, когда с трёх видеокамер. Сами конкурсанты о сути предстоящего конкурса не только не знали, но и не догадывались. Для них всё было совершенно неожиданно и экспромтом. Потому и азарт, потому и ажиотаж. Всё получалось весело и с шутками. И звонили членам жюри поэтому некоторые «заинтересованные» болельщики, чтоб заранее узнать сам будущий конкурс и его условие. Ан нет, секрет, тайна!

Все жители так или иначе участвовали и болели. Не говоря о флотских. На кораблях почти не спали, сон в голову не шёл.

Осталось всего три дня. Нет, уже не три, уже два дня. Конкурсанты и город гадали: каким же будет последний конкурс, и кто победит?!

К финалу подошли пятнадцать человек. По группам. Пять матросов. Пять мичманов и пять офицеров от лейтенантов до капитанов третьего ранга. Вот такие ребята! Класс! Молодцы! Красавцы! Надежда экипажей, адмирала и всего города, вместе с его дальними и ближними окрестностями.

42

Электронный путеводитель в волковской «тойоте» безбожно и нагло врал. Китайский наверное. Я его несколько раз в этом уличил. Но этикетку производителя искать не стал, машина же не моя. Молча усмехнулся его ошибкам, и отвернулся, тоже мне, космический Иван Сусанин. На него ровняться, точно на штраф налетишь. Рулить нужно по ситуации и знакам, вот. А все остальные подсказки, нам, россиянам, в смысле водителям, тем более откуда-то «сверху», ха! Для меня, например, такой навигатор являлся пока приятным дополнением к интерьеру салона машины, не больше, к тому же недешёвым. Вспомнилось. «Для его качественной работы — я телепередачу об этом как-то смотрел, случайно, — нам спутников пока не хватает, — доложил президенту какой-то ответственный тип из специального телекоммуникационного министерства. — Года через два-три, да. Деньги мы уже получили. Тогда в космосе наших спутников будет полный комплект, и навигаторы будут не импортными, а отечественными». Надо понимать, не будут врать автовладельцам. Ха, свежо придание. А как же тогда ГАИшники без штрафов будут жить, вымрут как класс? Нет, я думаю, государство такого не допустит.

В этот момент мы пересекли площадь у Киевского вокзала, а навигатор растерялся, завис… ух, ты, вредитель! Заклинило его. Я вновь ехидно усмехнулся. Настроен скептически потому что к навигатору был, и вообще. Настроение мне, гад, испортил. Или предчувствие «наезжало»… Я не разобрал тогда.

К тому же, в салоне неожиданно что-то громко захрипело. Прошуршав и прохрипев, чётко откуда-то из-под ног произнесло:

— Боря, я «слон», вы где? Ответьте.

Вильнув от неожиданности рулём, Борис Фетеевич сунул руку под своё сиденье и выудил оттуда ручную малогабаритную рацию.

— Это Пастухов, — сообщил он нам с КолаНиколой. — Проверяет. На связи. — И поднёс прибор ко рту. — Слышу вас хорошо, «слон». — Сообщил он. — Всё в порядке. Подъезжаем. Приём.

Я смотрел на Волкова во все глаза, так был удивлён нашей экипировкой. И переговорами. Рация, это же то, что надо. В смысле, нам с Пастуховым. Мне и моему напарнику. И сейчас тоже, кроме страховочной верёвки и карабинов. Ну, дядя Гриша, ну, молоток! Всё просчитал, всё предусмотрел. Я это «на ус» себе намотал. Школа же, как-никак… Учёба. Подумал, классный у меня напарник. Всем на зависть.

— Удачи! — Прохрипел узнаваемый голос. — Действуйте как договорились. Возникнут проблемы, ничего не предпринимайте, меняйте план. Отбой.

— Вас понял, — по-военному ответил Борис Волков и сунул рацию под сиденье.

Я повернулся к главреду, как он, оценил, нет, тот смотрел на свои наручные часы.

— 12.30, — озвучил он точное время, заметил водителю. — Опаздываем?

— Нет, сейчас будем, — ответил Волков, и прибавил газу.

Пора было узнать тот план, который мы должны выполнить. Я спросил.

— А что я буду делать? Мне скажет кто-нибудь или нет, а, дядя Коля?

— Ты, Волька, со мной пойдёшь, подстрахуешь. Я любовника брать буду, а ты… на всякий случай, мало ли… — заметил «Эйнштейн».

— А… — вопрос я не озвучил, КолаНикола догадался.

— А Борис Фатеевич в машине будет. На связи.

— Понял. А потом куда? — спросил я.

— Потом будет потом… — непонятно чему-то усмехнулся главред. — Сначала нужно…

— Всё, приехали, — перебивая, сообщил Волков, заруливая на парковочную стоянку неподалёку от подъездов дома.

Тут я и увидел о каких высотах говорил Пастухов. Здание — ух, ты! — под облака… На нём, в разных местах, вверху, мелкими точками, на верхних ещё этажах, на тросах висели фигурки верхолазов-ремонтников. Работали. Швы утепляли. Глядя на них, у меня дух перехватило. Страшно за них было. Нереальная картина. Верхолазов видно достаточно чётко, а вот тросы и страховочные концы, на которых они висели, вообще не просматривались из-за расстояния. Создавалось жуткое впечатление опасности за их жизнь — сейчас соскользнут, и… А они не падали, будто прилипли, как те картонные фигурки с магнитными держалками на домашних холодильниках.

Нет, извините, по таким поверхностям я ещё не взбирался. Нет-нет! Надеюсь и не придётся, подумал я, жмурясь и глядя вверх. Очень высоко, если снизу смотреть. Рукотворная жилая громада подавляла воображение, вместе с ней психику. Хотя и в горах было страшно, пока не начнёшь подниматься. А там, не то, что здесь! Там о-го-го, порой! Поднимешься или спустишься — вся роба мокрая от пота, в душе радость в теле усталость. Главное условие, вниз не смотреть, и не спешить, думать, верить в товарища и страховку. Остальное дело техники, дело мастерства. Ничего особенного, не прыжки с парашютом, всё само приходит… Но, надеюсь, сейчас дядя Гриша пошутил, он это может.

Волков остался в машине, а мы с владивостокским главредом направились к подъезду. В комбинезонах, шапочках, свитерах. КолаНикола в туфлях, я в кроссовках, с двумя мотками верёвки на обоих плечах, карабинами на шее, как связкой амулетов… Смотрели почти под ноги. Помнили про видеокамеры.

Код 9034 сработал безотказно, музыкально приветливо промурлыкал. В пустом и гулком вестибюльчике было чисто, оба лифта находились внизу…

— Поднимемся на этаж, — на ухо мне сообщил КолаНикола, — на маленьком, осмотримся там, решим..

На восьмом этаже лестничная площадка была просторной и чистой. Дверей было не четыре, как я подумал, а две. Или перепланировали, или такие большие квартиры. Хотя, говорят, у богатых свои причуды.

КолаНикола молча показал мне свои часы. Стрелки указывали 12.54. Уже пора. Вот вот должен приехать «объект». Нужно торопиться. Мы огляделись, прислушались. КолаНикола рукой указал мне подняться на два пролёта выше, сам он, как я понял, будет пешком спускаться на встречу «любовнику» на восьмой этаж, как только тот на лифте поднимется. Нужная нам квартира Лики была справа. Дверь серьёзная, под морёный дуб, сейфовая. Да и противоположная почти такая же… Тоже с глазком…

Уже торопясь, время поджимало, там, внизу, вот-вот должна хлопнуть дверь подъезда, мы направились к лестнице на этаж выше. И вот… Проходя мимо двери которая на площадке слева, я машинально — как теперь я думаю — зачем-то подошёл к ней, прислонился ухом к холодной поверхности, только на секунду… Не для понта, а из осторожности, из профессионального любопытства. Зачем я это сделал, не знаю, но то, что дальше произошло, понять пока невозможно или судьба, или злой рок. Ясно одно. За дверью я расслышал быстро нарастающий тревожный шум, вроде крики, я замер, как дверь передо мной вдруг неожиданно резко распахнулась, я едва успел отскочить, мимо меня, из квартиры, толкаясь, с воем: «Менты! Менты! Атас! Ноги… Ноги!», выскочили несколько молодых человек. Толпа. Человек десять, двенадцать, и тех и других, обоего полу. Грязных по виду, лохматых, кто в чём, в джинсах, майках, босиком — это уже я потом разглядел, и бросились бежать вниз по лестнице… Я обомлел. Остолбенел просто. Признаюсь честно, я испугался. Да, да, по настоящему. Даже релаксация не помогла. К тому же, в квартире ещё что-то, вдогонку так же нарастая, грохотало и шумело… Словно вторая волна авральной эвакуации надвигалась.

Мы с главредом не секунду оторопели, с круглыми глазами и отвисшими челюстями. Себя я не видел, чувствовал только, а дядя Коля именно так и выглядел. Как пингвин замороженный. Даже ноги от ужаса у меня отнялись. Сразу и с ног до головы холодным потом. Спонтанно… Ноги ватные, в желудке холод… Одновременно поняли: кошмар, мы, как идиоты влетели в милицейскую засаду, нужно «делать ноги». Срочно и бегом. Как эти… Подтверждая этот печальный тезис, толпа молодых людей, только что невольно спасших нас, с невнятными уже криками, понятно какими, катились вниз. Не мешкая, КолаНикола, дёрнув меня за руку, тоже бросился бежать вниз по лестнице. Усиливая тревогу, из открытой ещё двери, выскочила вторая партия панически орущей толпы, три человека или четыре. Дикая орава, толкаясь и опережая меня, понеслась по лестнице сначала вверх почему-то, потом, развернувшись, столкнула и меня.

Всё для нас произошло очень быстро, почти мгновенно, в несколько секунд.

И вот уже, вслед за панически орущей толпой молодых людей и мы с КолаНиколой несёмся с восьмого этажа вниз по лестнице. Как грохочущий мусор по мусоропроводу или консервные банки, привязанные к машине. Ещё раз спасибо нужно сказать моим родителям за мои длинные ноги и армейской тренировке, горной и ландшафтной, я в несколько пролётов практически легко обогнал всех впереди бежавших. КолаНикола не отставал, так же прыгал через три— четыре ступеньки.

Входную дверь мы вышибли, невзирая на магнитный замок. Бросились кто куда. Поддал жару взвизгнувший где-то неподалёку вой милицейской сирены. Странно, но волковской «тойоты» на месте не оказалось, я это заметил. Куда она делась, размышлять было некогда, нужно было спасаться. Я рванул в обратную сторону, подальше от дороги.

Подобные сцены погони — обычно с кровавой рукопашной и со стрельбой — здорово показывают киношные кадры, я помню. По крышам домов, либо по стенам заброшенных заводов, один за другим скачут актёры-каскадёры, одни убегают, другие догоняют. В кульминационный момент погони, герой, как правило, неожиданно проваливается сквозь ветхие крыши, ломая нижние перекрытия, падает на груду кем-то случайно оставленных пустых коробок из-под памперсов или прокладок и, таким образом уйдя от погони, благополучно выскакивает на ближайшую дорогу, где его уже ждёт автомашина подельников или случайно проходящая. Я скажу — нет, чёрта с два! Враньё всё это! Это мягко ещё говоря. В жизни всё по другому. Никаких гаражей на моём пути не было, тем более заводов и крыш, только палисадник, детские площадки — две, — большое количество припаркованных автомашин и асфальтированные дорожки. Все тебе препятствия.

Та толпа, из-за которой мы бежали, тоже вывалилась вслед за нами на улицу и так же бросилась врассыпную… Что и хорошо сейчас. Потому что жизнь. Она лучший режиссёр. Даже перед жутко голодным тигром, я думаю, если неожиданно выпустить десять аппетитных антилоп, он наверняка растеряется. С ума не сойдёт, но задумается — за кем ему гнаться. Так и у нас получилось. Милиционеры выскочили из машины — четверо вроде — и… остановились… Они же не могут во все стороны за всеми рассыпаться. Не дивизион. Вязали тех, кто в зоне досягаемости рук оказался. Им пока было не до нас. А нам с КолаНиколой только этого и надо было. Петляя между припаркованными машинами, мы разными курсами, с курьерской скоростью уходили вдаль от появившейся машины ППС.

За некоторые автомобильные зеркала, припаркованных машин, я, конечно, извиняюсь, вслед нам обиженно взвывали сирены автомобильных охранных сигнализаций. Но я знал, не младенцы, поорут и перестанут. Я бежал, я нёсся, я летел… И всё же, «киношное» препятствие я для себя нашёл. Откуда оно взялось, не знаю. Перпендикулярно. Почти в лоб. Метра два с половиной высотой. Стена. Возникла вдруг, но с приступочкой у основания. Я, не задумываясь, — когда было размышлять?! — от приступочки оттолкнулся, как от трамплина, кошкой царапаясь, почти взлетел на стену и… Услышал за спиной голос. Не голос, вопль мольбы или больше того. У меня сердце где-то в пятках в тот момент билось, дыхание перехватывало, но мольбу о помощи я расслышал. Я оглянулся. Внизу ко мне тянул руку один из тех, что бежал с нами там, вниз по лестнице. Тоже в стену упёрся. Один из них — этих! — это было понятно. Так же не раздумывая — товарища выручай — и веса он оказался небольшого, схватил его протянутую руку, и в одно мгновение перебросил через стену, потом и сам. Кстати, заметил, КолыНиколы за мной видно не было, как и преследователей. Вообще никого! Другим путём видимо главред бежал.

Я свалился почти на этого, которому помог. Он кроликом пискнул. Во мне же под девяносто кэге, к тому же, умноженное на ускорение свободного падения и высоту. Не слабо! Придавил его маленько, но не совсем. Помял только. Мы оба вскочили, тяжело дыша и оглядываясь, прислушались… Где мы и куда теперь? Этот парень, бомж или обкуренный, перестал вдруг оглядываться, уставился на меня с удивлением и даже радостью…

— Волька, это ты? — тяжело дыша и задыхаясь, вдруг спросил он, улыбаясь, назвав меня по имени. — Это я, Матвей, вице-президент. Не узнаёшь меня, не узнал?

Я пригляделся. Узнать было действительно трудно, и одежда и обувки на ногах у парня непонятные, и глаза какие-то шальные, и лицо бледное, с горячечным румянцем и голос и речь, и волосы на голове не дрезами скрученные, а как после пыльной бури… Но всё же это был он, тот парень с древней родословной. Мой недавний знакомый.

— Майский-Гладышев что ли? Ты?!

— Я, ага! — парень расплылся в улыбке. — А ты чего тут делаешь? Ты-то с какой стати здесь?

Вопрос, конечно, странный. Я бы тоже его мог об этом спросить, но Матвей смотрел на меня с большим удивлением, вполне серьёзно, словно уж кого кого, а меня точно здесь не могло быть. Действительно.

— А ты? — в свою очередь спросил я.

— Я? А мы обкурились, — пояснил «бомж». — И… Игра у нас такая: «Атас, менты», и всё. Кто куда…

— Чтооо?!

Тц…

Я по натуре сангвиник, меня «достать» трудно, почти невозможно. Жизненные проблемы я воспринимаю через «тряпочку», через своеобразный пофигистский фильтр, но сейчас, тут… Через секунду я зло и длинно выругался, громко, конечно, матерно… Прямо в небо и стену. Я помню, так у нас ругался старший прапорщик, зам командира заставы по хозчасти, когда ему в очередной раз привозили мягко говоря некондиционную картошку или залежалое мясо. Половину моей грубой тирады я точно сейчас на свой счёт относил.

— Ну ты даёшь! Классно ругаешься, я запомнил, — неожиданно не обиделся, а восхитился отрок Майский-Гладышев. Счастливо улыбаясь при этом, заметил мне. — У нас дядя тоже классно иногда матерится, когда тёть Лёле рассказывает о своих рабочих делах.

— Пошёл ты, придурок, со своей тёть Лёлей… Как дам сейчас по шее. Башка отвалится. Нечем запоминать будет. Придурки! Идиоты!!

Матвей не обиделся, наоборот, ещё шире мне улыбался, заметно наслаждаясь не то свободой, не то моим растерянным и злым видом.

— А менты откуда взялись? — вниз куда-то, в «унитаз», сбрасывая разрушительную во мне энергию, спрашиваю отрока.

— А мы их сами вызвали, и… — Матвей развёл руками. — Прикольно же! И кто куда. А прошлый раз мы пожарников вызвали, а перед этим скорую помощь, а перед… МЧС…

— Всё, хватит, заткнись, умолкни!.. Я понял… — с трудом сдерживал распирающую меня злость и растерянность на себя… целый букет таких эмоций. — Ой, дураки! Ой, придурки! Ну, идиоты! — Мы с КолаНиколой операцию провалили. — Ну, ёпт…

Матвей принял это на свой счёт.

— Нет, не все. Один идиот, два может из нас. Остальные нормальные пацаны и… Я говорю, игра же такая.

Я его не слушал, шумно дышал, приводил психику в нормальное состояние. А она не приводилась. Бурлила. Издевалась пока. Ну, идиотизм! Ну, действительно, дурость. С КолаНиколой мы прокололись как последние лохи. Это понятно. Провалили операцию. Расскажи кому — засмеют. Пастухову признаваться пока нельзя, напарник не поймёт. Смеяться будет. И Волкову тоже нельзя… Кстати, а где этот Волков? Куда он делся? Бросил нас? Нет, не может быть… И где КолаНикола?

Матвей меня в это время о чём-то спрашивал, даже рукой в грудь оказывается пальцем тыкал…

— Что? — я сконцентрировал внимание на нём.

Майски-Гладышев чуть громче повторил вопрос.

— Я спрашиваю, ты глухой? Зачем тебе эти верёвки, спрашиваю, даже две, и эти, амулеты? Ты что ли металлист?

Я проследил за его пальцем, понял его вопрос, сам себе удивился. И правда, я так с двумя мотками верёвки и с «колокольчиками» на шее, как та безрогая коза, носился. Вернее козёл. Не выбросил, из рук не выпустил. Рефлекс. Армейская выучка сказалась, на моторике, ни при каких обстоятельствах не бросать выданное тебе снаряжение, вот и… Ну не придурок ли, а! Придурок! Дурак! Мы все дураки.

— Скажи мне, олигарх долбанный, ты почему здесь вообще оказался? — «пылил» ещё я. — Почему не на своей Барвихе или, где там, Рублёвке? Что у тебя за вид, вице-президент? Как ты на этой помойке вообще оказался. Где твои дрезы, порш— феррари, прикид?

Матвей Майский-Гладышев дурашливо скривился.

— Часы и мобилу я заложил, проиграл в смысле. А машина дома, отец ключи забрал. Менты настучали. Я, в общем, ночью в гонках участвовал, в этих, стрит-рейсерских, вот и… нажаловались, прикид тоже дома… Мы здесь релаксируем. Это же все наши… Золотая молодёжь, говорят. Слыхал же. В журналах фотки есть. Видел? Кому надоело по разным пати и тусам тусоваться. Там же полный отстой! Мы придумали свою… Тайно и с паролем. Прикольно. Ты же видел… Курнём немножко травки и… И всем весело…

— А менты повяжут?

— Так в том-то же-ж и кайф! Адреналин… Не унёс ноги, в обезьянник или к пожарникам в лапы попал.

Я чего-то не понимал.

— И где тут кайф. В чём? — тупо переспрашиваю.

Матвей изменился лицом, прокис, горестно вздохнул.

— Согласен. Нет уже кайфа. Отец или дядя позвонят, нас сразу выпускают.

— А ты бы хотел по настоящему загреметь, да? — Ехидно заметил я, не ехидно, нервно просто. — Тогда не сообщай отцу.

— Ага, не сообщай! Они сами по базе пробивают и… выгоняют. Какой тут адреналин? Никакого.

— Понятно. Бить тебя некому, мальчик, — заметил я. — И не по заднице.

— Ага! Меня и пальцем никогда… ни дома, ни в школе…

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Криминальный футбол» – история противостояния российской футбольной мафии и принципиального журнали...
Эта первая отечественная книга, основанная на документах из военных архивов, об инопланетянах, летаю...
Права на вождение автомобиля хотят получить многие. И каждый знает, что для этого придется выдержать...
Книга посвящена памяти замечательного отечественного лингвиста – Михаила Викторовича Панова. В ней с...
Федор спас семью Годуновых от смерти, но это оказалось только началом. А с какой стороны теперь ожид...
Нелегко изменить мир Cредневековья, который злобно огрызается и, отчаянно сопротивляясь, готов на вс...