Япония, Китай, Корея Соколов Илья

– Ха! Шутишь как парализованный завистью. Не хочу тебя слушать… Как-нибудь увидимся! – резвый разворот, и Тая покидает пространство встречи.

Чайна вернулся к себе за стол.

– Только что видел нашу Таю у кофешкафа.

– Серьезно?! – Пицца прекратил играться в карточные гоночки на гибком мониторе, проявляя самый неподдельный интерес. С Таей он тоже познакомился еще в литинституте (который, кстати, так и не закончил; именно поэтому его привилегией являлись только заметные заголовки, а не написание «полнокровных» статей).

– Ага. – Чайна кивнул в знак подтверждения. – Она мне практически нахамила. Из-за собственных неприятностей.

– Да брось ты… Мне грезится, что у нее довольно добрая душа.

– Душа-то добрая, а тело злое.

Тут Пассия, ворвавшись в поле общения двоих напарников-журналистов, на правах старшей сотрудницы бесцеремонно их прервала:

– Наш отдел переброшен на передовую! Мне поручили личное расследование. А кто тут мои лучшие работнички? Вы, конечно. Вы! В общем, сегодня ближе к ночи идем охотиться на маньяков-убийц.

Ее грудь «пристроилась» прямо напротив лица Чайны, который волнительно выпрямился на стуле.

– А это не опасно? – с сомнением в голосе осведомился Пицца. Редакторша красиво (но с видимым злорадством начальницы, не терпящей сомнений или неподчинения) усмехнулась, подавшись вперед и склонившись над «мастером убойных заголовков».

–  Это так же опасно, как спорить со мной в разгар «лунных дел». Надеюсь, ты понял? – Пассия выпрямила спину и, полная агрессивной энергии, повернулась к Чайне своей соблазнительной задницей. – Встречаемся в полночь у старого кинотеатра, – кинула она через плечо, прежде чем убраться восвояси.

Троица журналистов притаилась в небольшом палисаднике, укутанном обезличенной тьмой. Они ждали, когда в поле зрения возникнет (непременно возникнет) один из серийных убийц, орудовавших на этой территории. Маньяков в городе развелось так много, что кто-нибудь здесь все равно бы появился. Рано, поздно или же очень вовремя.

Позади «наблюдательного пункта» темнел целый дом, построенный из собранных кубиков Рубика. А перед ним, прямо через дорогу, располагался заброшенный кинотеатр (который до сих пор не прибрал к рукам никто из дельцов на рынке недвижимости). Здание оградительно защищал железный забор, более всего напоминавший желе – настолько ветхой виделась его надежность. Через него можно было рассмотреть дико растущие кустарники, облюбовавшие местные дыры в асфальте, типичный мусор для «призрачных» строений и дешевейшие силуэт-афиши, которые так никто и не своровал.

Даже в это время суток по улицам перемещались прохожие: дурацкие парочки, обнаженно целующиеся, студенты, ищущие наркоту, полицейские, выслеживающие наркоманов и дилеров, шлюшки обоих полов, перемежаясь с третьим и четвертым полом предоставления услуг, торговцы лунными цветами, очками от солнца и прочей издевательской чепухой…

Чайна, Пассия и Пицца притаились под звездами, висящими довольно низко этой ночью. За оградой кинотеатра что-то «трепыхнулось», возникло смутное движение. Чайна ткнул красотку-начальницу в бок, та же, быстро поняв, в чем дело, легонько шлепнула почти задремавшего Пиццу по волосам, тот сразу же навострил зенки.

Маньяк по прозвищу Шизофреноид (левый глазик зашит, железо зубов с оскалом, решетка легких выдает грудину, выпадая очень так слегка, ноги как ноги, слегка кудрявая башка) продвигался с жертвой за шкирку прямо из списанного кинотеатра. Жертвой оказалась до ужаса напуганная дамочка среднего возраста, средней внешности и, наверное, среднего достатка.

– Звони в полицию! Пусть пришлют ближайший патруль. – Повелительный тон Пассии заставил что-нибудь предпринять. И, пока Пицца оживленно стал щелкать по клавишам плоской «трубки», Чайна (возможно, опрометчиво) бросился в сторону темной громадины здания напротив их укрытия. Парень решил помешать убийце.

Добежав до прозрачно-хлипкой ограды, журналист с силой уперся в нее руками, создав резкий звук плюс вибрацию. Шизофреноид, дернув головой, вперился в нежданного свидетеля злобным взором единственного глаза. Чайна всем видом дал понять, что никуда не уйдет.

И тут на территории перед заброшенным кинотеатром, как новая фигура на резной доске, возникла девушка. Она выскользнула из-за угла, ведущего к черноте проема, который некогда являл собой боковой вход/выход. То, что это была именно девушка, почему-то не вызывало никаких сомнений. Голубоглазый демон.

Она напоминала самурая в доспехах. Будто бы в цельнометаллическом боевом обмундировании. Вся киберконструкция грозно поблескивала, оставаясь при этом потрясающе изящной. Девушка-воин свела перед собой руки, образуя предплечьями букву «икс».

Металлические же конечности Шизофреноида с лязганьем вздрогнули, вынудив его пленницу тихонько заскулить. Бешеный глаз маньяка (тот, что не был зашит тонкой проволокой) опасно сверкнул, но убийца больше ничего не успел сделать.

Девушка в доспехах быстро развела руки в стороны, и оттуда, где секунду назад находилось их «перекрестье», вырвался свет, пучок, шар, молния света.

Удивленный Чайна увидел, как «сияющий снаряд», прорезав полутьму с хлестким звуком, угодил в горло Шизофреноида, прожег его насквозь, а затем – испарился. Женщина-жертва испуганно вскрикнула, а серийный убийца выпустил ее, моментально утратив хватку, и рухнул мертвым на землю, забрав всю свою боль с собой.

Чайна (с видом, будто его самого только что убило током) пристально уставился/посмотрел на эту ненормальную. Ее грудь заметно вздымалась под кирасой. Маньячка красиво коснулась ладонями своей латной юбки; в её до безумия божественных глазах Чайна прочитал явный намек. Такого эротического подтекста в столь неподходящей ситуации парень даже не мог себе представить (а ведь он все-таки был журналистом по профессии).

Еще секунда наблюдения – и «железная» красавица исчезла едва ли не так же, как снаряд ее смертоносного оружия. Она «растаяла» в тенях…

– Ты одурел?! – начальница-редактор, подоспев к финалу событий, быть может, решила сорвать злость за собственную нерасторопность (или, возможно, по-настоящему озаботилась судьбой ближайшего подчиненного). Напарничек Пицца с пораженным видом «припарковался» рядом с ней, с неожиданно пронзительным укором всматриваясь в Чайну. Он, кстати, успел сфотографировать «металлическую» маньячку на телефон.

За оградой перед заброшенным кинотеатром сдавленно всхлипывала шокированная женщина, так по-настоящему и не ставшая жертвой.

Луна наполовину наша.

Бледная, стесняется там, отраженная в зеркале космоса. Ей хочется показать свою наилучшую часть, очень смело, очень красиво. И не может она ее показать…

Пара фонарей, видимых из моего (морозного?) окна, строя мне «глазки», хищно, без жалости, но с давлением вечности тлеют в черном времени ночи.

Сейчас я называю себя Чайной. А Чайна зовет себя мной.

Мы с ним прогуливаемся вдоль немыслимо/неисчислимо долгих витрин, темень которых чересчур приукрашена. Чайна одиночество любит. А в этот миг ему на шею брошен свет луны. Мурлыкающий дым перерастает в Трупный Джаггернаут, лица-колеса которого отчаянны, критичны, вязки, сумасбродны, ненавистны, неудобны, гладки, смертны, ностальгичны, ненавистны, надменны, жалки, ярки, восхитительны, любимы кем-то, ненавистны…

Десятилетия назад/десятилетия вперед – все светится во мраке: звуком, слабостью, злостью. Мы с Чайной (он думает, что будто он один; наивный) смотрим на луну, а чудовищная «колесница» ускользает в глубину. И улицы роняют именно тот свет фонарей, который им ронять предписано.

Чайна тормозит возле лавки фотоподделок. Дверь внутрь открыта. Мы заходим.

Пустота (на вроде той, когда в аптеке нет никого, а ты внезапно так смертельно болен), но полки было чем заполнить. Мрачный атлас крепдешина сливается со слабенькой подсветкой. Сотни фоток вдоль стен. И на каждой почти что-то важное: чей-то дурацкий семейный праздник, ангелы, сделанные из дерьма, женщины в пышном белом, моложавые красавцы, далее превращенные в обрюзгших идиотов, прославленные спортсмены, спрятанные сановники, веселые парни, играющие полицейских, сносные актрисы планшетных данных, девки в жилетках, маркие твитты, нацистские снайперы, повторяющиеся из прошлого, несколько жен президентов разных стран, покерные карты кверху рубашками при самой выигрышной «схеме». И что-то еще…

Ряд фотографий вызывал особый интерес. Худые кости Холокоста. Чудовищная сперма смерти. Сброс бомб из бомболюка. Истерика Гитлера. «Гриб» над Хиросимой. Улыбочка Мао Дзэдуна.

Маяк темноты владел местностью вокруг. Нас с Чайной тоже сфоткали. Кто это был? Не знаю. Ласковая ручка, тончайший женский аромат, приятно думать. Горела свечка на столе, у зеркала. Кроватный сок истек.

И фотографию убил огонь.

Дата 30 февраля на календаре никого так и не оправдала.

Новый день выгнал Чайну из дома. На улице было ясно и чуть прохладно; лица людей почему-то казались нечеткими, затертыми при помощи какого-то шрифта. Да и не нужны они ему. Молодой журналист думал о голубых глазах той ненормальной в опасных доспехах. Ему хотелось снова увидеть эти глаза.

Толпяк в редакции даже не предполагал рассасываться. Сегодня все это напоминало оживленный восточный рынок в самом разгаре торговли. Добредя до рабочего места, Чайна плюхнулся на стул и было собрался опять уснуть, чтобы просто побыть в одиночестве, но напарник по службе, не переставая весело посматривать на все вокруг, «отобрал» у него такую возможность.

– Не время дрыхнуть, коллега! – Бодро обратился он к Чайне, а после понизил голос. – Пойдем-ка прогуляемся кое-куда.

– В ближайшую кофейню, я надеюсь? – произнес Чайна, поднимаясь из-за «кровати».

– Пусть это для тебя будет веселым сюрпризом. – Ответил Пицца, чуть обернувшись. И они пошли…

У входа в кинотеатр, на самом деле чуть левее входа, тусила просто тьма людей. Пицца «проламывал» толпу, а Чайна старался успеть за ним следом. Откуда у почти постоянно ленивого до служебных дел напарничка взялась такая прыть – понять было сложно.

Чувак по кличке Белый Кит-касатка неожиданно ждал их обоих у этого «левого» входа. Смотрелся он в тот момент как человек, пришедший за твоим читательским билетом.

– Всем здравствовать не пожелаю. – Кит поприветствовал журналистов, которые канули в глубину кинотеатра вслед за ним. Там был довольно неуютно-долгий коридор, ведущий в некое подобие подвала. А кинотеатр, кстати, назывался «Сияющие грезы».

В самой дальней комнатенке расположилась штаб-квартира Кита. Работал он, естественно, кинопроекторщиком (плюс постеромонтером). Его могучая фигура занимала чуть ли не б о льшую часть пространства «подземной» комнаты. Пицца, держащийся вольготно и даже расслабленно, будто находился дома у своей любимой подружки, вместе с Чайной примостился у двери («обитой» фотками жертв Джека-Потрошителя и некоторых других маньяков).

Чайна пугливо поежился, глянув на этот фотокошмар, отвернулся и принялся изучать татуировки иероглифов на коже Белого Кита-касатки. Они виднелись из-под майки.

– Напомните, что вам двоим здесь нужно? – Белый Кит сел на стул, который пристыженно скрипнул.

– Информация, конечно. Помноженная на твою помощь. – Произнес Пицца с вежливой улыбочкой. – Помнишь, кстати, что ты мне должен?

– О, да. Такое забудешь… – Монтер-проекторщик (смотревшийся как байкер-бодибилдер, недавно завязавший с рестлингом) будто терзался сомнениями пару мгновений, а потом спросил: – Я точно могу вам помочь?

– Ну, ведь это же ты – спец по всем, кто появляется вблизи любого кинотеатра. Даже если он уже давно закрыт.

Была у Белого Кита такая странная способность. Порой полиция пользовалась им в качестве этакого «локального» информатора.

– Кто-то не так давно пришил пресловутого Шизофреноида возле старого кинотеатра, – почти торжественно сообщил Пицца. – А наше журналистское расследование набирает ход. Но мы не знаем, в каком направлении смотреть.

– Шизофреноид, значит, мертв? Прервалось его веселье с поножовщиной.

– Да. И мы с напарником, – Пицца кивнул в сторону Чайны, – ищем убийцу серийных убийц.

– Понятно. – Произнёс Кит скучающим тоном, закрыл глаза и, моментально отключившись, брякнулся на пол.

Чайна удивленно уставился на обморочного здоровяка, затем переместил взгляд на своего напарничка. Тот дал понять, что, мол, все будет клево, как на приеме у оптимистически настроенного онколога.

Но прошло три минуты, и Пицца сам стал тормошить «эфировидца», боясь за его, вероятно, запавший мозг. Вскоре Белый Кит-касатка очнулся.

– Что ты узнал? – торопливо спросил Чайна.

– На полсекунды я полноценно заснул, но этот сыночек тысячи собак… – Кит-касатка неодобрительно посмотрел на Пиццу. – В общем так… Её имени я не увидел. Где живет – тоже. Но эта обалденная леди часто мелькает в одном и том же заведении. Оно называется «Солнечный туман». Я уверен, она будет там завтра.

– Чудненько! Рады все это слышать… – Пицца расслабленно выдохнул. Чайна взволнованно смотрел на плакат с изображением истерзанной девушки-жертвы. Та будто улыбалась (похоже, не успев понять, что мертва).

– Еще я видел вас троих. – Белый Кит притягательно прицепился глазами к парням. – Симпатичная у вас, ребята, начальница.

Оба журналиста, неожиданно смутившись, переглянулись. Хозяин комнатушки водрузился на снова скрипнувший стул.

– Ну, помог я вам?

– Наверняка. Мы тебе признательны. Особенно Чайна. – Шутливый Пицца почтительно и вместе с этим абсолютно несерьезно едва ли не отвесил легкий поклон. – Кстати, Кит, ты никогда не обращал внимание на то, как неспешно ты проводишь свое существование? Может, стоит поменять систему? Начать жить чуть быстрей?

– Медленно живу, говоришь…

– Демоны в душе – еще не повод кого-то критиковать. – Пицца развел руки в стороны, затем ловко «вмазал» их в карманы джинсов.

– Считаешь? А у меня их нет и не было. – Кит усмехнулся, давая понять, что слова прощания для них излишни.

Уже на улице, под вывеской «Сияющие грезы», журналюги-напарники, опять попав в толпу, почувствовали тягу хоть как-то обсудить все случившееся. Если б Чайна курил, то сейчас он именно это бы и делал. Затягивался бы какой-нибудь дурацкой сигаретой, чтобы все прояснилось.

– Значит, завтра. Предположительно. – Он поглядел на Пиццу, весомо плюс пронзительно. – Как вечер проведешь?

– Останусь дома… Почитаю сборник надписей Барта Симпсона на доске.

– Я не читал, но уважаю.

На том и разошлись. До поры.

Новая искра сна.

Когда-то давно я видел один сюжет по телику: законно послушный гражданин «истребил» автоугонщика. А дело было так…

Туповатый дядя, немало подвыпив, всего-то решил сличить номер одной из припаркованных напротив Центра Культуры машин с каким-то номером в своей измученной башке. Тут выбежал обеспокоенный владелец транспортного средства.

Выстрел прозвучал равно как выстрел. Мудила, что карябал ногой номера, прилег помереть на асфальт, присовокупив к полупустой черепушке увесистую пулю. Отчаянный гражданин был разве что не удостоен медали. На его движимое имущество покушались – он ответил адекватно. Дело закрылось, подобно крышке гроба на похоронах того выпившего лишку бедолаги.

Фашистское фисташковое мороженое пользуется особой (извращенной) популярностью. Оно, правда, отдает гарью и может вызвать дистрофию от чрезмерного употребления. Но кого когда это все останавливало?

– Когда я не смогу быть рядом, ты всегда найдешь человека, который сумеет сберечь от всего такую красавицу…

Она улыбается самой счастливой в мире улыбкой, ее отец, счастливый, любуется дочкой, а я, попутно вглядываясь в результаты «вычислительной машинки» в башке любого стандартного мужчины (она показывает – хороша ли женщина телом или не очень), выхожу и иду. Соль света, мрак светит.

Куча телок с поддельными сиськами (как со вставными челюстями). А выглядят отлично.

А я смотрюсь на снимке со спутника еще лучше.

Новейшая стройка с паучьим взором голых окон выглядит просто чудовищно издалека. И прямой снег – он совершенно чистый – «капает» из темного облачного чрева ночью. Он даже льется. Льется на пустые окна комнат, где могли бы быть трудяги и работяги, депутаты и проститутки, сыщики и бандиты, торговцы наркотой и наркоманы, беременные и доктора абортов, дворники и мусорщики (а это не одно и то же?), свидетели Иеговы и плотники, почитатели Чаплина и просто безумцы, однолюбовные страдальцы и глуповатые соседки, оступившиеся демоны и самоуверенные ангелы, праведная женщина и праведный мужчина…

Спутник уходит за возможность вещания.

Пассия вызвалась сопровождать напарников-журналистов по расследованию. И без возражений. У «Солнечного тумана» тусовались ярко выраженные студенты плюс прочая молодежь. Серийная маньячка в самурайских доспехах? Да неужели…

– Кит не мог нас обмануть, – Пицца высказал свою точку зрения, усевшись на скамейку напротив заведения. – Не такой он инфокрад, каким кажется.

– Помолчи. – Отгрызла его слова красотка-начальница. – Сейчас посмотрим, какие вы добытчики сенсаций.

– Может, внутрь пройдем? – предложил Чайна скромно.

И они прошли внутрь.

А там было: много народу; обстоятельный интерьер; скудные официантки; веселые детки в «загоне»; один свободный стол и очень скучающий повар.

Чайна, Пассия и Пицца заняли довольно вольготное для наблюдений место. И заказали только напитки.

– Никаких пицц, – пошутил напарник Чайны, осматривая своды зала. Посетителей в котором не убавлялось.

Чайна просто пил пиво, пытаясь преодолеть общий напряг, когда появилась она . На ней не было доспехов или другого обмундирования (если не считать того, что любая девушка надевает для привлечения внимания мужчин).

Он узнал ее глаза.

Безумные вне красоты, красивые в сам о м безумии.

Маньячка прошла мимо Чайны и заняла кстати освободившийся столик рядом. Он спиной мог «пощупать» ее; светловолосую, стройную, привлекательно-красивую. Она его, кажется, не узнала.

Начальница Чайны внимательно смотрела на парня, подчиненного сейчас совсем не ей, а чарам явной дивы (если это можно так назвать), сидящей за соседним столом. Чайна указал на голубоглазую убийцу и прошептал:

– Это она.

«Мастер заголовков» Пицца, перестав хлебать пиво из магнитного стакана, опасливо уставился в сторону той девушки. Пассия же несколько секунд оценивающе глядела на голубоглазую. А затем решительно подсела прямо к ней.

Чайна с напарничком, ошеломленно переглянувшись, следили за негромкой беседой двух девиц. Пассия и маньячка смотрелись как пара соперниц, тщательно скрывающих взаимную неприязнь, граничащую с легкой ненавистью.

Вот начальница командным жестом пригласила пересесть парней-журналистов за столик голубоглазой. Они без промедлений подчинились. Близость к серийной убийце-девушке будоражила Чайну.

Вокруг было так много народа, все казалось таким безопасным…

– Я не скажу вам своего имени, – произнесла голубоглазая почти нежно. – Если хотите сделать интервью со мной, тогда я ваша. Но ничего личного не ждите.

– Да. Конечно. Мы на это согласны. – Серьезно озвучила редакционную позицию Пассия. – Поговорим о нюансах и тонкостях будущей статьи…

Чайна неотрывно смотрел на это чудо: светловолосая девушка не производила впечатление безжалостной убийцы в самурайских кибердоспехах, абсолютно никакого. Наоборот, сейчас она выглядела как обычная очень симпатичная сотрудница, просто зашедшая в «Солнечный туман» на обед.

Голубоглазая кинула на Чайну беглый взгляд и снова вернулась к обсуждению предстоящего интервью. Парень, поддавшись спонтанному порыву чувств, зачем-то коснулся руки девушки-маньячки, такой притягательной, до невозможности желанной особы.

И мир померк в один момент.

Слабость и тьма…

Отключенный мотор движений. Подсевший на ширево экран.

Музыка капает мне на пальцы. А голоса зовут куда-то в шкаф (или это холодильник морга)… Быть может, там расположена цветастая страна, а в ней всегда полнейшее веселье.

Бог, похоже, невероятно циничный парень.

И никакая любовь его не проймет.

Прорванная прозрачность отраженных несоответствий. Тонка линия гнева по поводу зависти к похоти шириной в две в (л) ажных полоски.

Розовый рассвет, такой же закат. Красная ночь, луна в центре.

Разовая любовь на всю жизнь (которой, похоже, больше не будет).

Пицца, Пассия и даже Тая стояли в приемном покое, следя за тем, как Чайну увозят в глубины больницы для реанимационных процедур. – Наверное, эта девушка-маньячка умеет создавать своим телом электрические разряды… – грустно предположил Пицца. Его спутницы, как сговорившись, промолчали.

Лампы над головой мелькают и мелькают. Но света как бы нет. – Возможно, меня даже откачают… – думает Чайна, непрерывно смотря в потолок. – Или же усыпят.

Корея

Девушка по имени Кошка весело идет через парк к ночной части города на встречу к любимому. Дождь висит на ветках возбужденных деревьев гроздьями. Ржавые лужи плещутся, словно в них есть что-то живое. Но Кошку это все не заботит. Ее заводит сама мысль о близкой встрече с близостью…

Выросла Кошка в большом высотном доме, который стоял на берегу реки, скромно (по-озерному незаметно) текущей куда-то. Детство было неплохое, но и недолгое.

А занималась Кошка тем, что ловила пули перед лицом каждую пятницу. Успех у нее был неимоверный. Кошка, вообще-то, хотела стать актрисой порнухи, такой несложный, прямо скажем, труд, но «телевизор не прошел» (как выразились в отказном письме), да и паренек ее, криво ухмыльнувшись подобному желанию, однажды сказал, что она на самом деле готова «перечмокаться» с кучей мужиков только лишь для того, чтобы себе самой сделать плохо.

Еще пишет Кошка рассказы (дурацкие, но почему-то интересные) в стиле, как сама говорит, эзопанк. А любимый ее тоже пишет, считая себя серьезным, чуть ли не гениальным писателем.

Иногда ее любимый говорил, что проживет своей неожиданной жизнью столько раз и дней, сколько сам захочет. И никто ему не указ. А при собственной казни через расстрел (если все же дойдет до нее) он просто закроет уши… Кошку всегда смешил этот момент. Бред, но смешно.

Живет Кошка в роскошном здании старой расцветки, в нем много офисов, кабинетов каких-то начальников и начальниц. А Кошка обитает в маленькой коморке на чердаке (уютной, теплой, привычной). По ночам девушка может свободно ходить по пустынному зданию. А если вдруг надо его покинуть, выйти ночью за чем-нибудь, то Кошка запросто вылезает в окно (без решеток), прямо под которым крыша гаража местного забулдыги. Впрочем, такое бывает не каждую ночь.

Недавно Кошка увидела сон про «зеркального» (просто так ей показалось) парня, который умел оживлять фотографии знаменитостей. Он жил в стране на букву «Я». Вспоминая сон, девушка наполнилась приятным томлением по телу своего парня.

Кошка сладкая. Очень сладкая.

Покинув парк, она выбирается на живенький проспект. Здесь все еще дневная часть столицы. И людей навалом. «Да просто винтики в говне», – как иногда выражался кошкин парень. Он всегда относился к жизненной удаче как к совокупности чужих смертей.

Ночная часть словно бы проглотила Кошку, не пережевывая. Вообще, столичный город был именно таким: в одной его половине всегда было светло, как днем; а в другой части вечно царствовала темнота ночи.

Любимый проживал в обшарпанно-лукавой высотке. С его балкона открывался просто невозможный вид на ночную сторону столицы.

– Выглядишь так же плохо, как мой сайт. – Буркнул кошкин парень вместо приветствия. Девушка, мягко улыбнувшись, прошла в квартиру и сразу принялась выцарапывать ему из пивных банок остатки. Чтобы любимый успокоился и не злился.

На самом деле она выглядела крайне хорошо.

– Холодильник снова вырубили за неуплату… – расстроенно выдохнул парень. Кошка приободрила его, протянув полуполный стакан.

Он выпил и заорал:

– Да мой телевизор больше «звезда», чем я!

Ее парень любил смотреть телевизор только по телевизору.

Теперь они сидят на диване, близко другу к другу. Кошка подпевает песням, что звучат в его наушниках, пока он придирчиво молчит. Девушка начинает гладить парня по ноге, мягко целовать его, но тут приходит друг любимого. Лучший.

– Опять немного помешал? – вопрошает Лучший, как бы почти извиняясь. Он плюхается в кресло. Оба уха у него проколоты. Лучший забойно начинает пересказывать кино про парня, который пятнадцать лет не выходил из дома…

Пока его вроде как слушали, друг возлюбленного Кошки болтал и болтал. Затем Лучший внезапным жестом иллюзиониста достал из нагрудного кармана куртки в обтяжку «пульт жизни», оторвал пуповину от него и, хвастаясь без слов, протянул устройство кошкиному парню.

Таким «пультом реальности» можно было потрогать что-то или кого-нибудь на расстоянии, поднять чашку или открыть окно, не поднимаясь с дивана.

– Удобная херня. – Мрачно высказался кошкин любимый, щелкая телеканалами.

– Ума не приложу, – дебело произнес Лучший, – зачем все платят такие бабки за рекламу… Ее же все переключают!

Кошка и ее парень (сегодня не в настроении) только пожали плечами.

На следующий день Кошка, покинув квартирку-комнату под крышей и пройдя по коридору офисного здания, отправилась на новую встречу с парнем своей мечты привычным маршрутом. По странной причине она никогда не ночевала у возлюбленного. Он так хотел, а спорить бесполезно.

Дневная часть пространства сменилась темнотой и звездным небом с фонарями как бы спящих улиц. И вот тут-то Кошка краями обоих глаз заметила во тьме фигуры, собранные вместе. Какое-то сборище?

Нет. Кладбище. Будто стенка кишечника черной дыры. А мертвецы стояли строго вертикально. Их просто так похоронили, на поверхности. Наверное, так проще.

Девушка, поежившись, ускорила свои шаги (как будто под присмотром привидений)…

Любимый встретил ее в слезах. Он всего-то захотел тисануть книгу «Пять лет нуля» в самое крупное издательство страны, расположенное, конечно же, здесь, в столице, но ему отказали, практически не объясняя причин.

Парень едва ли не ревел навзрыд. И так продолжалось бы много минут, если бы Кошка не налепила ему на шею антишизофренический пластырь. Писатель-гений сразу же почти успокоился.

Он решил сделать в редакцию издательства гневный звонок.

Схватил телефон, набрал проклинаемый номер, представился, когда ему вежливо ответили на другом конце разговора, а затем принялся сюсюкающее угрожать собеседнику (скорей всего, женщине из авторско-правового отдела), постоянно делая акцент на собственную гениальность стиля.

Ему тактично сообщили, что, пусть он и очень талантлив, однако «книги сумасшедших идиотов» у них публиковать не принято. Пусть попробует пропихнуть свою писанину где-то еще. Точка. Гудки.

И он положил в трубку. Швырнул телефон прочь (Кошка еле успела поймать аппарат, угодивший не в стену, а только в немилость).

– Кретины… – горько вымолвил любимый. – Сегодня же берусь за новый роман. «Убитые дождем» – название уже готово. – Самодовольный автор резко забыл о своих неудачах. Кошка радостно улыбнулась.

Дальше они оказались на кухне. Сегодня Кошка приготовила кашу.

Девушка поставила на стол тарелку с вкусно дымящимся кушаньем. Но любимый почему-то был не в настроении есть.

– Каша-параша… – настойчиво вымолвил он. И звонко опрокинул тарелку. Хорошо, что хоть не бросил Кошке в лицо.

Девушка немного расстроилась. Но парень, спеша извиниться, предложил поесть в ресторане. Так, мол, будет оригинальней.

– Прости. – Сказал любимый. – Я в сумерках слабею.

Она легко его простила.

В зале ресторанчика «Бремя обеда» было не так много народу, как на улице Привилегий, по которой они сюда добрались. Кошка с любимым расположились за столиком у окна в уютном уголочке, увешанном картинами импрессионистов.

Заказав что-то скромное (плюс бутылку недорогого вина), Кошка и ее возлюбленный учинили разговор о том, что, к примеру, если десяти девушкам одновременно снится один и тот же киноактер, то он нравится им всем одинаково или все же кому-то сильнее, чем прочим?

В дальнейшем тема беседы поменяла вектор, став более мрачной.

– А вообще-то, быть таким писателем, как я, – произнес кошкин парень со стопроцентной уверенностью, – все равно что говорить, будто ты болен смертью. Я считаю, что человек моей сверхзадачи непременно должен закончить жизнь в тридцать лет. Или в тридцать три года… Может, позже. В тридцать семь.

Его стремление «отправиться в Загробье» порой поражало Кошку до глубины души и тела.

– Зачем тебе это? – спросила девушка (в который раз изумленно).

– Чтоб сдохнуть в шоколаде… – хмуро пробурчал кошкин любимый.

Однако, выпив вина, парень сразу же приободрился. Он поведал, что однажды, направившись ночью в туалет, стал свидетелем, дескать, настоящего «чуда ужасов»: когда он протянул во тьме руку, чтобы включить свет, – из зеркала рядом с выключателями высунулась чья-то ручонка и проворно хватанула его за запястье. Он даже не закричал. Просто, вывернувшись, зашел в туалет без света.

Кошке понравилась эта история.

Недолго погуляв по городу и вернувшись домой, они принялись за главное. Когда он трахал Кошку в рот ее пизды, девушка нежно стонала от волны удовольствий.

После того, как секс-ураган схлынул (и все закончилось благополучно), возлюбленный поднялся с постели, взял компьютерный листок со стола и, чуть мешкая, вручил его Кошке. Еще пытаясь отдышаться, прийти в себя, она начала читать:

палый лист осенний

завтра воскресенье

сиплый ветер

мокрая тень

стая метел

вознесения день

в миг перед уходом

отойдут все воды

давления ввод

воскресенье – уход

А еще через два дня в город нагрянул туман. Он разливал свое белесое тело по улицам, расшвыривая призраки бродячих собак. И людей на столичных просторах значительно поубавилось.

Сидеть дома было бессмысленно.

Тем более, что друг парня Кошки – Лучший – приперся уже с утра. Пока они втроем, окунувшись в бледное «море», разгуливали по округе, Лучший рассказал байку о чуваке-психопате, который 365 дней в обычном году был разными людьми. Их насчитывалось 365, этих его личностей. А по високосным он становился самим собой, настоящим. Но только в ночь на Хэллоуин.

Кошка, ее любимый и Лучший, чтобы не скитаться по улицам просто так, решили поразвлечься…

Для начала они привели на покерный турнир мертвеца, который управлялся дистанционно. Под непроницаемо темными очками никто из судей и участников даже не заметил, что игрок под номером 16 мертв.

– Бог есть. Проверено на людях. – Радостно отрапортовал парень Кошки, когда они выиграли вполне приличную сумму.

Затем они (но уже без покойника) пошли смотреть футбольный матч, проходивший под открытой крышей скромной по размерам арены. Номера игроков были вытатуированы на их спинах. Несмотря на толкучку троица набрала пива и чипсов со вкусом сухарей в стадионной кафешке.

Они расположились отнюдь не на центральной трибуне, подальше от всех. Лучший умел откупоривать бутылки виском (но только правым). Он проделал этот «фокус» для усмешки парня Кошки. Ну и для приятного смеха самой девушки, конечно.

Пока Кошка удалилась «попудрить носик», между дружками случился диалоговый треп:

– Ты когда-нибудь пробовал щелкать пальцами под водой?

– Попробую.

– Попробуй.

– Кстати, и почему же ты с ней встречаешься? Красивая она, это действительно так. Но все же – почему?

– Мне она интересна. С точки зрения жопы и пизды… Ну и еще я ее люблю.

– Понятно…

– Да, знаешь, мне самому-то это не совсем понятно…

– Сменим тему? Что думаешь дальше издателям показывать?

– Мастерство, хер или пустоту вместе с кем-то в качестве заглавного персонажа. Так нормально?

– Вполне сойдет, дружище!

– Ты никогда не думал, что наша планета – лишь одна большая вещь?

– А какая-нибудь другая планета?

– Вещь тоже… Странно, правда? Ощущать все вокруг, будто в снегу нереальности.

Тут вернулась Кошка и нежно чмокнула любимого парня в щеку, губы и сладкую часть лица между щекой и губами, рядом с носом. Так приятно.

– Молодец все-таки твой парень! – встрепенулся Лучший. – Вскрывая язвы общества, он не показывает ничего сложнее жизни.

– Вскрывая вены общества, – уточнила Кошка чуть кокетливо.

– Плохо то, что хорошо. – Ее возлюбленный и ненаглядный даже позволил себе легкую улыбку. А матч продолжался…

Под вечер дня они втроем сознательно попали на рок-м е тал концерт. Кошка заметила, что у гитариста группы на разогреве вместо провода к гитаре подрубалась капельница. Как будто инструмент был болен, и его лечили через вливания алкоголя (наверняка).

В целом концерт, больше напоминавший сборище пьяных подростков, всем понравился и прошел хорошо. Особенно отличилась одна группа (из четырех заявленных), вокалист которой вообще ничего не пел, а только пил коньяк на протяжении всего выступления.

Распрощавшись друг с другом, Лучший, Кошка и ее парень разошлись встречать ночь.

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

В своей новой сенсационной книге Александр Хинштейн пытается найти ответ на вопрос: почему же мы не ...
Нужны ли слова, чтобы в очередной раз напомнить всему миру, о страшном кошмаре, пережитом нашими соо...
Автор – доктор с большим стажем. Гинекология, психология, гомеопатия, энергетическое целительство – ...
Расторгнув помолвку за неделю до свадьбы, очаровательная Дар-си Хейз в одиночестве отправляется в св...
Серджио думал, что уже ничто не способно затронуть его душу, что его эмоции умерли много лет назад. ...
«Все математики, с которыми мне приходилось встречаться в школе и после школы, были людьми неряшливы...