Особенности эльфийской психологии Патрикова Татьяна

Глава четырнадцатая

Объяснительная — чем не повод для знакомства?

Ирирган

Я вытянул из переводчика Андрея все, что мог. Но этого, увы, оказалось недостаточно. У переводчика было не так уж много сведений о компьютере и Интернете. Судя по всему, с момента, когда Андрей впервые нацепил его на свое ухо, наш психолог с этим чудом иномирной техники не работал. Очень жаль, потому что я бы с удовольствием узнал о нем побольше. Но, к сожалению, побоялся сломать или испортить. И дело не в том, что я бы не смог потом возместить материальный ущерб в случае порчи чужого имущества, а в том, что как-то неожиданно поймал себя на мысли, что не хочу так откровенно портить отношения с Андреем.

Вообще, меня бесили все те чувства, которые я был вынужден испытывать рядом с ним. Что это еще за страх не понравиться? Я был лучшим студентом на своем потоке, сейчас, будучи аспирантом, уже в следующем семестре планировал защищаться, значит, если мне это удастся, стану самым молодым архимагом современности. Я — лучший. И это не хвастовство, это всем известный факт. Тогда откуда такая зависимость от мнения какого-то человека? Причем почти сразу. Обаяние у него какое-то чумовое. Просто невозможно не подпасть под его влияние. Неудивительно, что даже командоры растаяли. Не просто же так у него тут Барсим ошивался. Кстати, о визите светлого командора надо будет расспросить этого блудливца в отдельности.

А вообще, меня просто бесит такой его подход к отношениям. Как он сказал? Что не хочет встречаться ни с кем из нашего мира, ему их местных, страшненьких, зато понятных, подавай. Бесит! Как будто с его самой посредственной внешностью ему грозит понравиться кому-нибудь из нас. Вот подумал об этом, а сам, как назло, Машку вспомнил, вот уж кто за Андрея всеми лапками ухватился бы, только дай. Темный меня никогда так не раздражал, как сейчас. И опять во всем виноват не кто-нибудь, а Андрей.

Оставив компьютер в покое, так как без хозяина все равно ничего путного там не нашел, да и толком не смог разобраться во всей этой системе папок и файлов (переводчик мне в этом не особо помог), подошел к широкой кровати, на которой хозяин квартиры дрых без задних ног уже часа два. В темноте я вижу не хуже, чем при свете, поэтому рассмотреть черты его лица не составило труда. Вот что в нем привлекательного? Эта странная стрижка, когда черные прямые волосы облепляют по кругу все лицо, такие же черные брови, густые и жесткие на ощупь. Я специально провел по одной пальцем. Андрей нахмурился, но не проснулся. Как только убрал руку от его лица, черты снова разгладились, а дыхание осталось все таким же ровным и спокойным. Умиротворяющим. Глядя на него, мне тоже захотелось спать.

В нашей общаге что ни ночь, то очередное сражение темных со светлыми, поэтому спать удается лишь урывками. Это вам не преподавательская башня, где я раньше жил. Но по прошествии стольких лет снова поселившись в студенческом общежитии, я опять научился спать урывками, так что бодрствовать сутки было не такой уж большой проблемой. Но, с другой стороны, раз Андрей не выставил меня за дверь, хотя мог бы, почему я должен отказывать себе во сне? Другой вопрос, где устроиться.

Можно, конечно, уйти в какую-нибудь комнату. Тут у него их три и все крохотные, как чуланчики. Но, честно скажу, когда только подобрал ключ и проник в его квартиру, мне сразу стало неуютно. Тут все такое маленькое, свободного пространства почти нет. В каждом углу что-то стоит. По периметру все стены тоже заставлены мебелью. Неуютно. Вряд ли бы у меня получилось уснуть в какой-то из пустующих комнат в одиночестве.

Поэтому я примерился: Андрей спал у самой стены, завернувшись в одеяло, словно в кокон. С одной стороны, неудобно к нему лезть, вдруг еще подумает, что я к нему неровно дышу. Ага. Уже надышался! С другой — ведь понимал, что с ним мне будет уютнее и… спокойнее. В последнее время, даже если в общаге было тихо, очень трудно засыпал. Меня одолевали сомнения и страхи. Защита не за горами, и мне становилось страшно, что этот мой жест с перевоплощением не возымеет того эффекта, на который я рассчитывал. Когда они узнают, что я вовсе не эльф, как все обо мне думали, а мерцающий, вдруг даже мои заслуги перед университетом меня не спасут?

Я разделся и, вытянув из-под Андрея край одеяла, забрался к нему под бок. Кровать была жесткой. У нас даже в студенческом общежитии кровати куда удобнее. Но не на полу же его комнаты мне спать укладываться! Зато рядом громко сопел психолог, а звук его дыхания успокаивал. Честно, я и не думал, что спать с кем-то таким далеким, как он, таким почти чужим, может быть так… уютно. Даже попытался к нему прижаться. Но вовремя одернул себя. Отполз обратно к краю. Но Андрей неожиданно повернулся во сне, подкатился ко мне и обхватил рукой поперек живота. Я замер. Мне показалось, что он проснулся. Если так, то следовало его ударить, оттолкнуть, показать, что я не такой, как тот парень, которого он при мне беззастенчиво тискал прямо у входной двери. Но он спал, все так же сонно дыша мне в плечо. А я, повернув голову, смотрел на него, и глаза у меня слипались.

Андрей сказал, что вовсе и не думал считать меня предателем. Что это я не так понял его шутку. Шутка была глупой, мне не понравилась. Но если все так, как он говорит, чего тогда так злюсь-то? Как-то не по статусу оно мне. И все-таки не могу спокойно реагировать на этого парня. Наверное, во мне говорит дух соперничества. Я столько положил, чтобы наконец примирить руководство университета с ранее не допускавшимися к обучению расами, такими как моя, например. Но пока нельзя было сказать, что я добился таких уж выдающихся успехов. А вот Андрей — да. Ему поставили цель — объединить наш класс, добиться, чтобы больше не было драк да ссор, и он теперь прет к ней, как бронедирижабль, сметая все на своем пути. Мне бы тоже хотелось научиться так работать. Может быть, потом как-нибудь…

Андрей и Ир

Проснулся я рано. Обычно шесть утра — это для меня недостижимый идеал, особенно если учесть, что лег я вчера, дай бог, во втором часу ночи. Но самое забавное, что, открыв глаза и уставившись в потолок, почувствовал себя полностью отдохнувшим и выспавшимся. Да, бывает. Повернул голову и обнаружил, что, обхватив мое предплечье узкой ладонью и вжавшись в плечо носом, на моей подушке дрыхнет Ир. Прелестно, просто прелестно. Похоже, парень, отбросив собственные гомофобные наклонности, решил, не отходя от кассы, эксперименты проводить. Или я чего-то не понимаю в этой жизни? Могу и не понимать. Он же эльф, а у них, если по тому же Барсику судить, мозги как-то не так заточены. Но как бы я себя ни уговаривал быть взрослым и сознательным, отказать себе в том, чтобы подшутить над этим черноволосым задавакой, я не смог. Поэтому, плюнув на все условности и, напомнив себе, что этот парень, судя по всему, вовсе не мой студент, а только прикидывается оным, высвободил руку, повернулся на бок и, нависнув на Иром, который от моих телодвижений лишь вяло заворчал во сне, чмокнул его в нос.

Хотел в губы, но передумал. Решил не обострять. И хорошо, потому что в тот же момент глаза парня широко распахнулись, и на моей шее сомкнулись те самые тонкие пальцы, которые казались мне такими хрупкими, но оказались сильными и жесткими. Если во мне еще и присутствовала утренняя нега, то вся разом сошла на нет.

— Мне кажется, я тебя предупреждал? — зашипел мне в лицо незнакомец, которого я лишь по своей глупости попытался отождествить с Ирой — зазнайкой, умницей, но хорошей, светлой девочкой.

У меня в груди похолодело. Ир разжал пальцы. Я медленно, стараясь не делать резких движений, лег обратно, устроил голову на подушке. Парень на меня не смотрел. Лежал на спине и пялился в потолок. Вид у него был расстроенный. И вообще, что-то в нем имелось нервное, надломленное. Именно таким при первом близком знакомстве показался мне Машка, еще до того, как стал зубки в сторону Алого показывать. Что же с этим парнем может быть не так?

— Ир, — позвал я и, подумав, попытался оправдаться. — Это была попытка пошутить. Ну и маленькая месть, конечно.

— Шутки у тебя дурацкие! — рыкнул в мою сторону он.

Я вздохнул. Повинился.

— Уже понял. Ты из-за шутки вчера на меня взъелся?

— Я не предатель, — бросил он. Повернулся на бок. Теперь мы с ним оба смотрели друг на друга. Помедлив, нашел между нами его руку и сжал, по наитию, не более того. Появилось во мне какое-то иррациональное желание успокоить и ободрить. Хотя он на первый взгляд не особо в этом нуждался.

— Тебе ведь так спокойнее, я вижу, — вырвалось у меня. Странно я себя вел. Очень странно. Такое мог себе позволить только с кем-нибудь из друзей. Тех настоящих друзей, за которыми «и в огонь, и в воду, и в медные трубы». Но разве этот парень мой друг? Да мы с ним меньше суток, если подумать, знакомы!

— Меня бесит, что ты все видишь, все понимаешь, и все тебе удается! — заявил он возмущенно, и я, кажется, понял, почему так сильно его раздражаю.

— Не завидуй, — фыркнул тихо. — Ты что, за этим к «колокольчикам» в класс затесался? Чтобы приручить строптивых?

Парень посерьезнел:

— А если скажу, что не за этим, будешь дальше спрашивать?

— Ты ведь слышал, что я про Гарри и Фа сказал? — мне тоже совсем расхотелось шутить и миндальничать, хоть в первый момент мной двигало простое и понятное желание утешить. Но было не похоже, что этот парень нуждается в моем утешении. — Если ты сам не захочешь рассказать, я не стану настаивать, — а, помедлив, еще и добавил: — И не пойду тебя закладывать, — сказал это и пытался убрать руку, но в следующий момент он уже сам за нее схватился, как утопающий за соломинку.

— Мне… — запнулся. Я почувствовал, что он смущен, но не увидел на его лице ни малейших признаков этого. Словно маска. Неужели он и сейчас совсем не таков, каков на самом деле? Кто он вообще? Я запутался. Подумал об этом, а Ир сказал: — Так действительно спокойнее, — и закрыл глаза.

«Было бы еще спокойнее, если бы я обнял тебя, эльфеныш», — пронеслось у меня в голове. Но я себя жестко одернул. Было бы, никто не спорит. Но такие вот обнимашки нас с ним точно ни к чему хорошему не приведут. Поэтому я всего лишь позволил ему и дальше стискивать мою ладонь, словно он маленький мальчик, а я его старший брат. Это странно, ведь внешне мы с ним как минимум ровесники. Но этот жест успокоил нас обоих. Подождал, когда Ир снова откроет глаза. Можно было не спешить выбираться из постели, еще так рано.

Ирирган

Я лежал с закрытыми глазами. Зачем я так разозлился? Вспышек бесконтрольного гнева у меня не было уже давно. Из-за них мерцающих и не принимают в наш университет. Находясь в пограничном состоянии между очередным мерцанием и истинной формой, мы становимся раздражительными. Можем кидаться на других из-за пустяков.

Хотя… я не считаю пустяком попытку Андрея поцеловать меня. Он ведь именно это собирался сделать, так? Я не собираюсь встречаться с парнем. И вообще, Ириль — мое первое полноценное женское мерцание, раньше я принимал только мужской облик, какую бы расу ни брал за основу. Поэтому — никаких поцелуев! Пусть думает, что желает, но… Мне не хочется отпускать его руку. Она действительно успокаивает. Не потому, что я такой мямля. А потому, что, молниеносно выскользнув из мерцания, которое не снимал уже несколько месяцев, подверг свое душевное состояние непростому испытанию.

Мы — изменчивые, в таких пограничных состояниях нам нужен какой-то якорь. А кроме Андрея, тут никого нет. Поэтому, когда подсознательно ощущаю рядом с собой тепло другого существа, мое тело непроизвольно начинает перестраиваться, стремясь замерцать и принять облик того, кому так удачно удалось меня успокоить. С кем мне уютно. Я ведь уже говорил об этом странном чувстве. Уют — как давно его не было в моей жизни. Но — не будем об этом.

Андрей лежал молча и не пытался меня заставить хоть что-то объяснять. Но я еще два дня назад настроил себя на то, что однажды именно к нему приду с подробным рассказом о мотивах собственного поведения. Именно ему попытаюсь излить душу. Так странно. В глубине души во мне все еще живут злость и обида на психолога. Но сейчас, когда предыдущее мерцание почти полностью слетело, когда я почти такой, какой и есть на самом деле, эмоционально тоже меняюсь. Разительно. Ведь раньше, до того как учеба в университете вынудила находиться в мерцании годами, я был другим. Не таким раздражительным, не таким вредным и местами даже злым.

Андрей, одно его присутствие заставило вспомнить обо мне настоящем, и это уже не злит, это пугает. Я ведь держал глаза парня закрытыми не потому, что мне так страшно ему открыться. Почему-то верится, что он не предаст. Просто боюсь вспоминать себя. Ведь до защиты нельзя представать перед университетской общественностью в истинном виде. В лучшем случае меня просто выгонят, в худшем лишат всех званий — всего, чего достиг за эти годы беспрерывных мерцаний.

Я начал говорить и сам не сразу заметил, как неосознанно сжал, почти стиснул руку Андрея. Он не возражал. Он вообще молчал. Только дышал и слушал меня. А я, как и собирался, изливал душу. Вот только хотел все это по-другому обставить. Говорить задиристо, смело, с вызовом, а у меня получилось грустно, искренне, с тоской, причину которой пока не готов объяснить, потому что тогда придется открыть, кто я, но мне хочется приберечь известие о том, что я вовсе не эльф, как он, наверное, подумал, а нечто иное, на потом. Когда увижу его реакцию на свои слова, станет ясно, что он все понял правильно.

Андрей

Ир говорил тихо, ровно, но по тому, как сжимал мою ладонь в иррациональном стремлении найти не столько защиту, сколько понимание, я осознал, насколько трудно ему даются слова. Да, совсем не таким представлял себе это утро.

— Моя диссертация посвящена Камням истинного зрения. Через них в день зачисления проходят все новоявленные студенты. И тогда становится видно, к какой расе принадлежит тот или иной абитуриент. Это делается из-за того, что, несмотря на мирный договор между светлыми и темными, до сих пор существует список рас, которые ни при каких обстоятельствах к обучению не допускаются.

— Почему? — вопрос вырвался прежде, чем я успел осознать: не стоит Ира сейчас перебивать.

Он все так же, с закрытыми глазами, начал объяснять:

— Потому что слишком нестабильны эмоционально. Потому что считается, что представители этих рас могут напасть без предупреждения и без особой на то причины. Потому что, как убеждены консерваторы из Ученого совета, эти существа неспособны себя контролировать, то есть наполовину дикие и необузданные и слишком подвластны не разуму, а чувствам.

Меня осенило до того, как он закончил говорить:

— Фа и Гарри из таких существ?

Ир кивнул и медленно открыл глаза. Потом совершенно неожиданно огорошил меня признанием:

— Я тоже.

Моргнул, осмыслил и лишь потом произнес, пожалуй, самую глупую фразу из всех возможных:

— Я думал, ты эльф.

Ир ухмыльнулся.

— Я — мерцающий, — сказал он и с какой-то странной, вредной интонацией продолжил: — Если еще не прочитал, кто мы такие, то я видел у тебя книгу, можешь в ней посмотреть.

— Ага. Мне ее ваш декан презентовал, — кивнул и непонятно зачем попытался оправдаться. — Но я только про эльфов прочитал и про оборотней, так как Гарри у нас вроде бы оборотень.

— Ага. По официальной версии — не инициированный.

— Да? — А вот этого я в личном деле не нашел. — А еще гадал, почему она тогда, когда вам с Илькой помогать кинулась, не стала обращаться.

— Потому что не могла. Она вообще не оборотень.

— А кто?

— Выверна.

— Кто?

— Как тебе объяснить… — Ир о чем-то глубоко задумался.

А я тем временем старательно рылся в закоулках памяти. И интуиция сработала в тот момент, когда вспомнил, как наша рыженькая реагировала на Пауля.

— Дракон, что ли?

— А! — возвестил Ир победно. — Так у вас они тоже есть?

— Кто?

— Драконы.

— Ну, в сказках встречаются.

— Эльфы тоже в сказках?

— Угу. Постой, постой… она боится Пауля, и у них с ним похожие магические приемы…

— Потому что рыцари развивали свою магию в первую очередь для того, чтобы сражаться с драконами. Еще до заключения пакта о ненападении и суверенности территорий, когда их магия только зарождалась.

— И он может сопоставить факты и догадаться, кто она такая.

— Да.

— А Фаль? — спросил, внимательно изучая лицо Ира.

О том, что этот парень прекрасно умеет скрывать свои истинные чувства, я уже догадался. Недаром же он изменчивый. Интересно, что же это за раса такая — мерцающие? Хотелось бы мне о них поподробнее узнать. Но беда в том, что книга, которую дал мне декан Панфрутий, слишком поверхностна, как я понял уже на примере эльфов. Ничего по-настоящему стоящего из нее не удастся почерпнуть. Может быть, как-нибудь ненавязчиво выяснить, где у них в университете библиотека? Вдруг там есть книги интереснее этой?

— Ифрит, — ответил тем временем Ир. — Их тела полностью сотканы из огня, считается, что в человеческой, негорящей форме они слишком нестабильны. В любой момент могут воспламениться, поджечь все вокруг, особенно когда разозлятся.

— Так вот почему он с собой успокоительное таскает! — догадался я.

Ир кивнул. Мы оба как-то неловко замолчали.

— А почему ты решил прикинуться Ирой? — спросил, чтобы как-то избавиться от неловкости.

Не понимал я этого парня. О чем он вообще думает? Какой на самом деле? Сказал, что Ириль являлась его мерцанием. Но она даже внешне выглядела младше, чем он, и вообще была девушкой, но Ир-то явно мужчина. В полном расцвете сил, ага. Как-то некстати я Карлсона вспомнил. Вернемся к мерцающему. Значит ли, что он может легко менять как возраст, внешность, рост, так еще и пол? Если да, то чем это чревато? Почему им тоже запретили учиться? И почему вчера он был похож на маленькую злючку, а сейчас рядом со мной рассудительный взрослый парень, жизнь которого была не так уж и легка?

— Я создал аналог Камней истинного зрения. Приспособление, которое позволяет видеть истину и которое уже не удастся никому обойти. Как сделал когда-то я сам, а потом, найдя лазейку, повторили Фа и Гарри. Но мне заявили, что нет смысла ничего менять, камни и без того идеальны. Поэтому в моей диссертации сам объект исследования никуда не годится, нет новизны и экономической ценности. Я решил доказать, что их камни ни на что не годны, что меня не смогут найти, даже если десяток раз придется проскочить мимо них туда-сюда. Мне удалось создать новое мерцание. Еще никогда так полно не мерцал в девушку, но хотелось, чтобы доказательства были более чем существенными.

— Но зачем? Объясни мне, я не понимаю. Ведь со старыми камнями для таких, как ты, остается пусть мизерный, но шанс попасть в стены университета, правильно? — Ир кивнул, а я все еще не мог уразуметь. — Тогда зачем что-то менять, ради чего?

— Хочу доказать, что не все мои сородичи остались такими же, какими были много веков назад. Хочу, чтобы все увидели, сколько нас, не только мерцающих, но и других. Что мы учимся бок о бок с ними и все у нас в порядке, на других не бросаемся, правил университета придерживаемся и даже слывем не самыми последними учениками. Хочу перетянуть на свою сторону большую часть Совета. Чтобы они отменили или хотя бы пересмотрели список недопустимых рас. Карл меня поддерживал, когда я пришел к нему с темой диссертации. Поэтому и решился на этот план.

— Он знает, что ты…

— Нет. — Ир отвел глаза. — Я так и не сумел сказать. Я…

— Боялся.

— Да, боялся! — воскликнул парень с обидой в голосе. — Думаешь, если…

— Ир, я ведь не осуждаю тебя, правда, чего ты такой нервный? Причем, если правильно понял, у тебя какое-то обострение на почве меня.

— Не льсти себе, — зашипел тот, грозно сверкнув глазами, и я заметил, что они у него теперь вовсе не такие темные, какими были изначально. Что происходит? — Просто нахожусь в пограничном состоянии. Поэтому постоянно на взводе. Еще не я, но уже не она, — объявил и резко сел в кровати, выпутавшись из плена нашего с ним общего одеяла. Теперь он сидел ко мне спиной, свесив ноги на пол. И я видел, как медленно на гладкой коже проступает какая-то замысловатая татуировка. Или это природный узор?

— Ир, у тебя… — пробормотал и протянул руку. На пояснице два завитка, один наползающий с левого бока, другой с правого, переплетались в области позвоночника и ползли вверх. Я провел по ним пальцами. Ир вздрогнул. Обернулся через плечо. Хмурый, злой. Не придумалось ничего лучше, чем сказать:

— У тебя тату проступило, — а сам все это время смотрел на его глаза, постепенно они становились кошачьими, желтыми, почти золотыми, а зрачок вытягивался. От уголка глаза так же, как и татуировка, проступали две стрелки, словно он их, как девчонка, специальной тушью провел. Одну вверх, к виску, другую вниз, к скуле. От этого внешность парня казалась еще более экзотической.

Ир моргнул и снова отвернулся.

— Я почти выскользнул из мерцания.

— Это плохо?

— Давно не был самим собой. Даже когда становился Ирой, просто переходил из одного мерцания в другое.

— Разве это не вредно?

— Фа тоже вредно постоянно жить на успокоительных, а Гарри столько времени не разминать крылья, — прошептал он и окончательно сник.

У меня сердце сжалось. Да, теперь именно сжалось, хоть в случае с тем же Барсиком я убеждал себя, что не должен никого из них жалеть. Но этим ребятам готов был сочувствовать бесконечно. Если Ир аспирант, значит, он как минимум закончил сорокалетний курс обучения и еще сколько-то лет проучился в аспирантуре. И все это время притворялся кем-то другим, не собой. Пусть его притворство изначально было минимальным. Но когда он стал Ирой… Так, надо уточнить.

— Ты поэтому такой нервный?

— Нет, — отрезал он и попытался встать, но я поймал его за руку. Мерцающий обернулся. Теперь радужка у него была ярко-желтой, а зрачки вертикальными, стрелки в уголках глаз проступили отчетливо. А черты лица преобразились, стали резкими, более хищными, чем раньше.

— Ир, ты понимаешь, что так жить нельзя?

— Понимаю! — Он довольно резко вырвал руку. И отошел в сторону. На нем, что меня, признаюсь, удивило, были самые обычные мужские боксеры, черные, с каким-то невнятным логотипом на левом бедре.

— Э? — вырвалось у меня.

Он проследил направление моего взгляда и громко фыркнул:

— Твое не трогал, просто создал для себя нечто подобное.

— А как ты в моем мире магией пользуешься? — заинтересовался я.

— Молча. Я же без пяти минут архимаг, у меня с собой всегда есть артефакт-накопитель.

— Невидимый для посторонних, как переводчик?

— Ну, кто-нибудь сильный вполне способен его увидеть.

— Но не я.

— Ты не то что не сильный, ты вообще никакой, — заявил Ир и отправился к выходу из комнаты. — Кстати, я тут порылся в твоем компьютере. Жалко, что в переводчике ты за ним еще не сидел, и он не мог мне нормально разъяснить, что там и как.

— И понравился тебе наш Интернет? — поинтересовался я, вставая и подходя к мирно урчащему компу.

— Сначала да, — бросил парень, но, помедлив, уточнил: — А потом понял, почему ты такой испорченный и озабоченный, — он кивнул в сторону «проснувшегося» монитора, — это вообще нормально, что там выкладывают такие картинки?

— Картинки? — не понял я.

— Угу. — Ир потянулся и зевнул, прикрыв рот рукой.

Я в это время раскрыл браузер на последней просмотренной им странице и понял, в чем дело. Кто из активных пользователей Интернета с этим не сталкивался? Да все видели, как на вполне себе приличных сайтах с серьезной тематикой то и дело в самых неожиданных местах всплывают картинки весьма сомнительного содержания. Вздохнув, осознал, что мне многое придется Иру объяснять, ведь не мог же позволить, чтобы он думал, будто я только из-за этого, как он выразился, такой озабоченный. На самом деле, точно нет. Так как свободный доступ в Сеть у меня появился относительно недавно и в более или менее сознательном возрасте. Но огорчает то, что современные дети чуть ли не с тринадцати лет имеют возможность зависать на сайтах с полуэротическим содержимым. А потом их родители удивляются, отчего у них детки вырастают не такими, как им того хотелось бы.

Ладно, отогнав от себя лишние мысли, отключил комп, который, как оказалось, простоял полночи без дела. Неинтересно ему, как же. Скажи уж, что не захотел в открытую свое любопытство проявлять. Выделиться решил, выпендрежник!

— Я не испорченный, Ир. Просто это моя жизнь, и так сложилось, что она у меня такая, какая есть.

— Что-то не слышу воодушевления в голосе, — с кривой ухмылкой прокомментировал мерцающий.

— Его и нет, — пожал плечами, оглянулся в поисках штанов. — Но можешь мне поверить, вовсе не Интернет, как ты сказал, меня испортил.

— Считай, что поверил на слово, — откликнулся мергающий, — нельзя вытаскивать такое на всеобщее обозрение. А если увидят дети?

Разумеется, я не стал ему говорить, что они частенько видят и не такое. Не захотел еще больше шокировать иномирянина нравами нашего мира. Счел за благо сменить тему.

— И все равно, — пробурчал, натягивая на себя джинсы. — Я думаю, нужно искать выход. Причем уже сейчас, а не потом, когда надумаешь защищаться.

— Ты о чем? — не понял он.

— О том, что Гарри и Фа нужно обеспечить возможность становиться настоящими хотя бы ненадолго.

— И как ты себе это представляешь? — Ир нахмурился. А мне вдруг пришла в голову идея, потому что я вспомнил, что Фа, если верить Ирке, становится живым огнем, когда злится. Я шагнул к парню и весело улыбнулся.

— Пойду сегодня к ректору. У меня появилась идея.

— Да. — Ир неожиданно улыбнулся в ответ. — Мне уже интересно.

— Пойдем завтракать. За чашкой чая расскажу, — позвал его, и мы перебрались на кухню.

Ирирган

И все-таки для человека он необычный. Мозги у него как-то не так заточены. Не знаю, что он там придумал, но мне уже любопытно. И отчего-то несмотря ни на что хочется верить, что все будет хорошо. А его идея окажется настолько сногсшибательной, что подействует. Но мне все еще было страшно признавать, что теперь у меня появился союзник. К тому же психолог регулярно выводил меня из себя.

Сел на табуретку — теперь я точно знал, как и что у него тут называется. Спасибо переводчику, которого он мне пожаловал на время. А Андрей возился у плиты, готовил что-то вкусно пахнущее. Он сказал, что это яичница и что у них это самый распространенный завтрак холостяка. Ну, спорить не стану. А попробовать захотелось.

Посмотрел на его спину. Он успел натянуть брюки, но торс закрывать ничем не стал. Так и щеголял передо мной полуобнаженным. Специально? Будь это кто-то другой, давно бы врезал, но с ним, уверен, сумею потерпеть, а потом и вразумить, если потребуется. Не смог удовлетворить свои потребности со вчерашним парнем, решил меня соблазнить? Не дождется! Было бы на что соблазняться. Фигура у него, может, и ничего. Приличная, но не похож он на человека, приученного к нормальным для нашего мира физическим нагрузкам. Сомневаюсь, что его с детства гоняли до седьмого пота на тренировках с мечом или каким-либо иным оружием. Волосы сзади прикрыли шею тонкими прядками. Их отчего-то хотелось убрать. Но, как я понял, его так специально подстригли. Ладно, может, у них такие прически в моде.

У нас, к примеру, по большей части длинные волосы носят. Неважно, мужчины или женщины. Это не только красиво, но и функционально. Я не темный, но есть в моем арсенале пара темных мерцаний, поэтому мне известно несколько особых плетений для боевых кос. А уж сами илитири превратили их чуть ли не в отдельный вид темного искусства. Вон, даже Машка: казалось бы, эти его вечно выбивающиеся из косицы пряди, косая белая челка, почти детское личико. Но эта небрежность в прическе — лишь видимость. Точно знаю, что у него, как и у большинства темных, спрятан в волосах особый кинжал. Да и лента, которая вплетена в волосы, непростая.

Андрей мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Смотрел на него и удивлялся. Вот как он может быть таким беззаботным? Не выдержал и спросил:

— Ты что, на самом деле ничего в этой жизни не боишься?

— Ты о чем? — он оглянулся.