Торпедой – пли! Заспа Петр
– Гы, гы! – мгновенно появился рядом выскочивший, как чертик из табакерки, Миша Хомин. – Как у меня на компе! – обрадовался он, увидев что-то, отдаленно напоминающее компьютерную клавиатуру.
– Не трогайте! – крикнул неестественно громко профессор.
– А что, взорвется? Гы, гы! – замер Миша с зависшими над ящиками руками.
– Ну почему сразу взорвется? – облегченно вздохнул Михаил Иванович, увидев, что сумел пред отвратить лихую атаку на свое детище. – Но я уверен, что вы, наверное, еще хотели бы пожить, да и я, впрочем, тоже. У меня, молодой человек, внучке десять лет, а мне хотелось бы еще ее замуж выдать, да правнуков дождаться.
– Так я же и говорю, что «взорвется», – осторожно убрал руки Миша и отступил на шаг.
– Да причем здесь взрыв! – возмутился профессор, удивляясь Мишиной несообразительности. – Это наш защитный экран. Мой мальчик будет генерировать сохраняющее поле, которое спасет нас от губительных потоков неуравновешенных ионов, формирующих проводящий колодец.
Командир переглянулся с замполитом.
– Так-то вот, Миша. Это тебе не помидоры с огурцами. Это ионы! Ты, наверное, и слова такого не слышал? Есть у тебя маринованные ионы?
И они жизнерадостно загоготали на весь центральный пост.
Миша растерянно озирался, не совсем понимая – где здесь ученая мудрость, а где флотский юмор?
– До точки входа десять миль, – доложил штурман.
– Хорошо, хорошо, – напевал себе под нос Михаил Иванович. – Мой мальчик уже чувствует экран.
Командир посмотрел на стеклянный квадрат отображения обстановки. Впереди по курсу белой блямбой приближался обеспечивающий сухогруз. Больше в радиусе пятидесяти миль не было ни одной цели.
«Это хорошо», – подумал командир. Удивительно, но факт! Об их эксперименте не известно ни НАТО, ни американцам. Иначе здесь бы уже было не протолкнуться от кораблей и лодок.
– Пять миль! – напомнил штурман.
– Что такое!? – удивленно спросил управляющий рулями боцман.
Рукоятки вдруг сами вздрогнули и аккуратно отработали на погружение.
– Это ничего! – поспешил всех успокоить Михаил Иванович. – Это мой мальчик выравнивает лодку на ведущий луч.
– Весело, – угрюмо сказал командир и, прокашлявшись, посмотрел на глубиномер. Мальчик перевел лодку с трехсот шестидесяти метров на триста восемьдесят и замер. Неприятно было осознавать, что они теперь вроде как и ни при чем, а лодкой управляет какой-то ящик.
Неожиданно еще раз вскрикнул боцман. Отдернув руки, он потрясенно смотрел на заискрившиеся зелеными нитями рукоятки управления. Вслед за этим по переборкам центрального поста пробежала голубая паутина мелких разрядов. На хронометре звонко треснуло стекло, и секундная стрелка замерла.
– Что за хрень!? – пробормотал Дмитрий Николаевич.
– Давление! Идет сильное давление, – спокойно ответил Михаил Иванович. – Ничего, мальчик справится.
– Профессор, нам еще после ваших экспериментов надо боевую службу нести, а ваш выкормыш нас в док на ремонт отправит!
Больше всего командира возмущало, с каким спокойствием этот старый умник наблюдает, как стекла приборов дрожат мелкой вибрацией и вот-вот начнут лопаться, а экраны локаторов затянулись серой пеленой, показывая сплошные помехи.
Резко, как перед грозой, в воздухе вдруг почувствовалось пресыщение электричества.
– Спокойно, командир, спокойно, – обращаясь скорее к самому себе, твердил Михаил Иванович.
Лодка дернулась вправо, на несколько градусов подправив курс.
Дмитрий Николаевич, злобно раздувая щеки, молча наблюдал, как указатель компаса хаотично задергал стрелкой, а несколько лампочек ярко вспыхнули от перенапряжения и погасли. Но когда с потолка отслоилось несколько кусков краски и упало к нему на стол, командир не выдержал:
– Вы еще долго будете издеваться над лодкой?!
– Скоро, командир, скоро, – продолжал твердить профессор. – Мы уже в тоннеле. Давай, малыш, давай. Еще чуть-чуть.
Вдруг все стихло. На центральном посту даже стало светлее. Запах электричества исчез, потрескивание разрядов прекратилось. Послышался всеобщий вздох облегчения.
– Наконец-то, – произнес Дмитрий Николаевич. – Ну, что опять не так? – он увидел растерянное лицо профессора. – У вас все в порядке?
– Да-да, – поторопился заверить Михаил Иванович. – Только я представлял все это несколько иначе. Как-то все получилось скомканно и быстро.
– Да откуда вы можете знать, как оно должно быть, если мы первые? Успокойтесь, профессор. Скоро мы увидим, с пользой вы тратили народные деньги или выбросили в мусор. Если буи сработали, то уже через полчаса сюда начнут подтягиваться эсминцы.
Командир подхватил микрофон на спиральном шнуре, именуемый «бананом», и скомандовал:
– БЧ-4, центральному посту!
– На связи, товарищ командир! – откликнулся командир связистов Вова Кошкин.
– Давай радиодонесение: рубеж прошли, следую по заданию.
Медленно, очень медленно протянулся час, но на экране по-прежнему было чисто.
Дмитрий Николаевич просиял и, повернувшись к все еще растерянному Михаилу Ивановичу, радостно сказал:
– Поздравляю вас, профессор! Колите на пиджачке дырку, или как там вас поощрят? Нас не заметили. И лет на пять, пока они вновь разберутся, вы нам обеспечили фору перед натовцами. Обнажаю перед вами голову, вы заслужили.
– Да, да, – рассеянно ответил Михаил Иванович и с задумчивым видом покинул центральный пост.
Глава третья
Голливуд отдыхает
Рафик Акопян заступил на пост гидроакустики в отгороженный у переборки угол и закрылся шторкой. Это было удобно. Считалось, что посторонний свет не должен мешать наблюдать за экраном, но была для шторки и другая причина. Спрятавшись за ней во время дежурства, можно было заниматься куда более полезными делами, чем тупо глядеть на экран в течение четырех часов вахты. И Рафик ими занимался. Тем более что экран уже несколько часов был пуст. Рафик плел аксельбанты. А это – самый важный элемент дембельского гардероба. Плел хорошо. Это не были тусклые и тонкие, похожие на веревки, аксельбанты, продаваемые в военторге, а пышные, из золоченой нити. Мечта любого дембеля. Сам Рафик прослужил всего год, и не было дня в этом году, чтобы он не посыпал голову пеплом за ту великую глупость, которую совершил на призывной медкомиссии. Вместо того чтобы, как все продвинутые призывники, дыша через раз и судорожно подергивая конечностями, изображать из себя рахита, Рафик раздувался перед медсестрами, как безмозглый павлин. А в спирометр дунул так, что чуть не потерял сознание, но зато посмотреть прибежали из соседних кабинетов. Старания оценили, и вот он здесь. Конечно, это не предел, и еще можно вляпаться в морскую пехоту, но об этом Рафик боялся даже подумать.
На пост заглянул Славик Пахомов.
– Раф, я тебе работенку принес.
И Слава вывалил на экран клубок ниток и ватман с зарисовками, какой длины и как должен идти шнурок, чтобы Славику понравилось.
– Ты не филонь и не торопись, но чтобы к отбою было сделано!
И, для убедительности и лучшего усвоения поставленной задачи, Слава отвесил Рафику звонкий подзатыльник. Имел право. Славик Пахомов был дембель. Дембель! О, это волшебное слово, ласкающее слух любого матроса. Без разницы – прослужил он только один день, или один день ему всего остался. Рафик мечтательно закрыл глаза и предался сладким грезам. Пройдет год, и уже он будет красоваться перед зеркалом в казарме, примеряя расшитый всеми цветами бархата дембельский китель. Адмирал Нельсон, не пожелавший в Трафальгарском сражении снять увешанный наградами мундир, а потому схлопотавший пулю от глазастого стрелка противника, выглядел бы тусклым медным пятаком рядом с золотым червонцем, каким был дембель. И пусть придется добираться домой не один день. Сменить два поезда, ехать несколько часов на убитом автобусе до районного центра, чтобы затем еще двенадцать километров протопать до родного аула. Но зато потом! Рафик представил, как подойдет он к арыку с журчащей мутной водой под обалдевшими взглядами односельчан, и, нервно дернув на себе тельняшку, небрежно бросит:
– Ну, плесните же мне кто-нибудь на грудь! Не могу жить без моря!
Рафик подобрал покатившиеся градом слюни, и тут его взгляд упал на экран. Перемахнув уже половину серого поля, ползла белая точка цели.
– Ух ты! – выдохнул Рафик.
Заметавшись по посту, он судорожно соображал, что делать. Корабль наверняка уже не меньше получаса светился на экране, а он его не видел. За такое можно хорошо по голове отгрести. «А может, не докладывать? – метались хаосом мысли. – Будто и не было его! Еще минут пятнадцать, и он с экрана исчезнет». Но тут же возникли сомнения: а вдруг цель по другим каналам взяли? Тогда вообще голову оторвут! Наконец, решившись, Рафик несмело выглянул из-за шторы. По другую сторону отсека, уперевшись лбом в рабочий стол, дремал командир БЧ капитан-лейтенант Зайцев.
– Тащ… – жалобно застонал Рафик. – А тут эта! Цель!
– Что?! – подскочил Максим.
Покрутив ручки настройки и отделив цель от помех, он задал вопрос, которого Рафик очень боялся:
– А ты когда ее заметил?
Рафик, решая непосильный ребус, прекратил дышать: скажешь – только что, спросит – а почему? Чем ты, козья морда, занимался? Соврать, что давно ее видел и вроде бы как вел, так ведь спросит – а почему на центральный пост не доложил? И его не позвал?
Скорчив жалобную физиономию, Рафик обхватил руками голову, вжался в переборку и затих.
Но капитан-лейтенант уже забыл о нем, полностью переключившись на появившийся корабль. Рафик облегченно выдохнул.
– Центральный, гидропосту! – произнес Максим в засвистевший «банан».
– Ответил! – откликнулся подменивший командира старший помощник.
– Цель! Уходит пересекающимся курсом. Скорость шесть узлов. Предположительно транспорт.
– Понял. Сопровождайте.
Максим вывел на динамик звук от цели, и пост наполнился тяжелыми шлепками винта о воду. Да, это явно был гражданский корабль. Сухогруз или танкер. Обороты винта невысокие, тон низкий, почти уходящий в инфразвук. Вдруг звучание изменилось, корабль добавил оборотов и теперь молотил по воде надрывно, из последних сил. Но затем обороты упали чуть ли не до полной остановки. Максим удивленно посмотрел на экран. Корабль хаотично изменял курс. Метнувшись вначале вправо, он затем развернулся влево и пошел навстречу лодке. Странное поведение для транспорта! Но дальше и вовсе стало интересно. Край экрана засветился появившимися новыми целями.
«Одна, две, пять!» – считал про себя Максим. Когда их уже было больше десятка, он сбился. А цели все появлялись и появлялись. Доложив на центральный пост, он почувствовал, что там тоже напряглись, соображая – что бы это могло значить? Среди кучи белых точек бортовая машина выделила несколько отметок от боевых кораблей. Они метались поперек основного курса, изменяя скорость от тридцати узлов до полной остановки. Окончательно сбитый с толку, Максим в изумлении смотрел, как весь этот снежный ком перемещается им навстречу.
Индикатор рисовал все новые и новые всплески от появляющихся источников звука, разделяя их по частотам. Вдруг, у самого обреза, поднялся тонкий несмелый горбик. Максиму показалось, что с экрана ему ухмыльнулась морда осьминога. Такую высокую частоту могла породить только торпеда. Все еще не веря собственным глазам, он наблюдал, как холмик раздвоился. Теперь торпеды пели дуэтом. Прокатившийся где-то над головой отголосок взрыва все услышали и без чувствительной аппаратуры. Лодка мелко вздрогнула, откликнувшись на проникшую на глубину взрывную волну.
– Что у вас здесь творится?! – прибежал в отсек командир.
Максим хотел ответить, что вся эта вакханалия на экранах напоминает ему танцующих над головой гопак соседей, но не успел. Четыре мощных удара в корпус встряхнули лодку так, что все, кто стоял на ногах, в миг оказались распростертыми на полу. Через несколько секунд серия из четырех ударов повторилась немного подальше и несколько мягче. На табло отказов вспыхнула лампа выхода из строя антенны радиолокатора.
Дмитрий Николаевич наконец вышел из прострации и бросился к люку в центральный пост. Взвыли винты, и, пренебрегая шумовой скрытностью, лодка двадцатиузловым рывком полетела прочь из-под раздающихся над головой взрывов. Командир схватил валявшуюся на столе разведсводку. Но у западного побережья Англии не были указаны даже занимающиеся промыслом рыбаки. Здесь не должно было быть никого!
– БЧ-4 центральному!
– На связи, товарищ командир! – откликнулся Вова Кошкин.
– Ты донесение с берега получил?
– Донесения не было.
Дмитрий Николаевич задумался. Возможно, что Ту-142 закончил работу и ушел домой. Так бывало. Через несколько часов прилетит другой и связь восстановится. А может, как всегда, у них погода нелетная? Но ждать, пока все само рассосется, было не в его правилах. С этим концертом, чуть не повредившим лодку, следовало разобраться немедленно! Они еще понаблюдали со стороны за мечущимися на экране кораблями и за вспыхивающими пятнами взрывов, а когда экран постепенно опустел, командир дал команду на всплытие под перископную глубину. Шаг очень рискованный. Некстати оказавшийся сейчас над ними на орбите спутник мог легко их разоблачить. Но и ситуация требовала нестандартных действий. Прильнув к тубусу перископа, Дмитрий Николаевич удивленно наблюдал пылающее на горизонте зарево. Кругозор был чист, лишь только поднимался к небу столб черного дыма в том месте, где пламя разгоняло подступающие сумерки.
– Кошкин! – позвал он командира БЧ-4. – Сейчас всплывем для ремонта антенны локатора, а ты отработай на длинных волнах. Доложи наше место и то, что наблюдали взрывы от неопознанных кораблей.
– Товарищ командир, далеко. Могут не услышать.
– Тогда ты у меня сам побежишь, как быстрый олень, с донесением в зубах! Не услышат! А ты им уши прочисти!
Вова бросился в радиорубку, припоминая на ходу профессиональную поговорку, что связь, она как воздух – когда она есть, ее никто не замечает, но когда она исчезает, все задыхаются.
Разогнав по сторонам небольшое цунами, лодка всплыла на поверхность. Поднявшись на мостик, Дмитрий Николаевич смотрел в бинокль на полыхающее на горизонте море. Что это могло быть? Неожиданно пламя сорвалось под налетевшим ветром, и показался черный конус, очень напоминающий нос корабля. Дмитрий Николаевич удивленно подкрутил резкость. Так и есть – торчащий из воды острый нос корабля. Даже видны нити лееров.
Кряхтя, на мостик поднялся замполит. Командир молча передал ему бинокль. Сан Саныч долго смотрел на незатухающее зарево и вдруг, догадавшись, радостно выкрикнул:
– Кино снимают! А как похоже! Голливуд отдыхает!
Но, поразмыслив, он поправился:
– Хотя, может, Голливуд и снимает. Они богатые и запросто могут сжечь корабль ради красивых кадров.
Командир промолчал, но, заметив что-то вблизи лодки, вырвал у замполита бинокль.
– А это киношный инвентарь? Или отбившийся актер?
Волны несли к лодке оранжевый жилет, из которого высовывалась голова с прилипшими ко лбу волосами. Сверху кружились три чайки, приноравливаясь к качающемуся на волнах телу. Не открывая глаз, человек вяло поднял вверх руку, пытаясь испугать навязчивых птиц.
– Он живой! – удивленно произнес Сан Саныч.
Но командир отреагировал быстрее:
– Доктора наверх!
Дмитрий Николаевич посмотрел на провисающие до самой воды темные облака. Ему показалось, что откуда-то сверху доносится низкий гул, очень смахивающий на звук самолета.
Спустившись на палубу, они глядели на приближающегося пловца, который уже не подавал признаков жизни. Близость лодки спугнула чаек, и теперь они терпеливо кружили в стороне, ожидая своего часа. Жилет скрипнул, ударившись о борт лодки, и человека понесло от носа к корме. Старпом с доктором набросили на тело веревку и выволокли его на резиновый настил. Человек лежал, раскинув руки, а вокруг него стояли командир, замполит, старпом, доктор и бросивший ремонт антенны Максим и смотрели на серую куртку пловца с орлом, сжимавшим в когтях свастику. Из расстегнутой куртки торчала майка, и для того, чтобы уже ни у кого не возникало сомнений, на ней орел раскинул крылья на всю грудь.
Глава четвертая
Всевидящее око Кондора
Тяжелые облака проносились мимо фонаря кабины рваными хлопьями. В разрывах между ними мелькали серо-синие волны. Они то появлялись и пугали своей близостью, то исчезали в провалившихся до воды тучах. Нижний край облачности нависал свинцовым изорванным одеялом, заставляя лететь, едва не задевая крылом кипящие барашки волн. Морской разведчик «Фокке-Вульф-200 «Кондор», натужно завывая четырьмя двигателями, перемалывал винтами несущийся навстречу туман. Такая погода исключала встречу с английскими истребителями, но и мастерства требовала немалого. Вылетев на разведку и контроль результатов атаки волчьей стаи папы Карла на американский конвой, они находились в воздухе уже восемь часов. Пять из них экипаж балансировал на тонкой грани между черными волнами и искрящимися над головой грозовыми облаками.
– Штурман! Ты снял танкер в момент, когда он перевернулся винтами кверху?
– Снял, командир, снял!
– Смотри! А то еще одного захода моя мокрая спина не выдержит.
В подтверждение командир с правым летчиком захрипели от натуги, вцепившись в штурвалы и вытягивая просевший самолет на безопасную высоту.
– Командир! Что-то слабенько сегодня отработали наши подводники. Я насчитал больше тридцати кораблей, а они достали всего один танкер.
– Ульрих, а ты видел, что из тридцати пять были эсминцы? Радист говорит, будто слышал чей-то SOS. Так что, вполне возможно, досталось и нашим.
– Это сколько же всякого добра дойдет англичанам?
– Не расстраивайся! – невесело усмехнулся командир. – Сейчас адмирал Дениц проведет по связи со своими волками вразумительную беседу. Они взбодрятся, перестроятся, обгонят конвой и опять вцепятся ему в пятки. А нам снова лететь снимать их победы. Дали бы хоть отоспаться!
Штурман тяжело вздохнул, оценив невеселую перспективу. Вдруг среди серых волн мелькнуло черное и длинное инородное тело. Рука натренированно схватила фотоаппарат, совместила перекрестие с целью, и затвор успел щелкнуть, прежде чем все увиденное скрылось во вставших на пути тучах.
– Командир! Ты видел?
– Видел.
– Похоже на подводную лодку.
– Ты что, лодок не видел? Скорее, это перевернувшаяся кверху дном баржа. А возможно, вообще скала или отмель.
– Может, еще раз зайдем?
– Ну уж нет! Если бы ты не снял, я и докладывать об этом не стал бы. Все! На сегодня хватит! Уходим домой.
Самолет взвыл двигателями, выведенными на максимальные обороты, и тяжело полез вверх, карабкаясь сквозь чугунные облака. На шести тысячах метров они увидели клонящееся к закату солнце. А через три часа приземлились на родном аэродроме. Еще час, и снимки легли на стол командующему первой флотилией подводных лодок в Бресте, корветтен-капитану Вернеру Винтеру.
Стрелки на стоящих в углу стройной тумбой часах приближались к полуночи. Черная французская ночь скрыла прекрасную панораму из окна на берег Бискайского залива. Лишь завывание ветра и шум волн напоминали о приближающемся шторме. Уютно потрескивал камин, распространяя по украшенному коврами залу тепло. Вернер Винтер задумчиво сидел за дубовым столом и просматривал доставленные снимки. Около десяти из них показывали разные стадии агонии танкера. Здесь все было ясно. Время доклада командира лодки об атаке и время, указанное на снимках, совпадало. И то, что судно, брошенное американцами, непременно затонет, не вызывало сомнения. Экипажу лодки однозначно засчитают уничтожение танкера. Можно отправлять в Париж, в штаб-квартиру адмирала Деница, результаты первой атаки конвоя НХ-88. Натренированным глазом опытного подводника Винтер определил тоннаж: около семи тысяч тонн. Затем взял радиограмму с лодки и улыбнулся: командир U-563 Гетц Хартман оценил танкер в десять тысяч. Что ж, это нормально. Командирам потопленные ими баржи всегда кажутся авианосцами. Далее он вернулся к странному снимку с размытой темной сигарой на фоне серых волн. Судя по времени, снимок был сделан в районе нахождения конвоя. Вернер взял лупу и еще раз миллиметр за миллиметром начал осматривать фотографию. Если вначале возникло сомнение, то теперь в том, что это произведение рук человеческих, а не природы, он уже не сомневался. И чем больше он смотрел, тем больше его охватывало волнение. Винтер вдруг понял, что точки, которые он принял за дефект негатива, – это люди. А округлые зализанные обводы – не что иное, как идеальные формы неизвестной подводной лодки! Придя к этому выводу, Вернер Винтер вскочил и возбужденно принялся мерить шагами кабинет. Услышав шум, заглянул в дверь адъютант унтер-офицер Вилли Шуман. Винтер подсел к камину и в свете огня еще раз посмотрел на снимок. Сомнений нет! Перед ним не очень отчетливое, но вполне понятное изображение неизвестной до сих пор подводной лодки противника. Перевернув фотографию, он написал свои комментарии и потянулся за конвертом.
В кабинет неслышно вошла жена корветтен-капитана.
– Вернер, ты совсем не жалеешь себя и Вилли. Отпусти уже наконец его спать и сам тоже иди отдыхать.
– Сейчас, дорогая, сейчас. А вот Вилли сегодня поспать не получится. Урсула, не волнуйся, я сейчас приду.
– Завтра, наверное, весь день будет шторм, – не торопилась уходить супруга. Открыв плотную штору, она смотрела в темноту. – Габи очень хотела сходить на пляж и искупаться.
По лицу командующего пробежала тень. Он хотел сказать, что такая погода – это мечта подводника. Но, вспомнив о дочери, осекся.
– Как она?
– Все так же. В полдень опять приходил доктор. Говорит, что нашей дочери необходимо жаркое лето, сухой климат. А здесь все наоборот. Доктор, конечно, пытается нас успокоить, но мне кажется, что Габи стало хуже. Раньше, хотя бы изредка, появлялся румянец, а теперь ее лицо не покидает бледность.
– Это реакция на сырость. Не волнуйся, скоро циклон пройдет и наступит настоящее французское лето. С жарой и зноем.
– Скорей бы, – тяжело вздохнула Урсула. – Так ты идешь?
– Еще десять минут, дорогая. Мне необходимо сделать важный звонок.
Дождавшись, когда жена выйдет из кабинета, Вернер Винтер потянулся к телефону:
– Соедините меня со штаб-квартирой адмирала Карла Деница!
Несколько минут ожидания показались невероятно длинными.
«Возможно, адмирал уже отдыхает?» – с чувством вины подумал корветтен-капитан.
– Слушаю, – наконец прозвучал знакомый голос на другом конце провода.
– Господин адмирал, это командующий первой флотилии. Прошу прощения за поздний звонок.
– Не оправдывайтесь, Вернер. Что у вас?
– Господин адмирал, я считаю, что вы должны взглянуть на один снимок. Не хотелось бы вдаваться в детали по телефону, но я немедленно отправляю к вам своего адъютанта. Думаю, к утру он уже будет у вас.
– Хорошо. Я предупрежу, чтобы его сразу провели ко мне.
Трубка загудела, дав отбой. Корветтен-капитан Винтер задумчиво прошелся по кабинету, затем опечатал конверт со снимком и вызвал адъютанта:
– Вилли, возьмите мой «опель» и немедленно поезжайте в Париж. Этот конверт передадите лично в руки адмиралу Деницу. Вас будут ожидать.
Дождавшись, когда во дворе его старинной французской усадьбы вспыхнули фары и машина вырулила на дорогу, Вернер задернул шторы и сел ближе к камину.
«До Парижа пятьсот километров, – размышлял он, глядя на карту. – Вилли доберется часам к восьми».
Пододвинув поближе телефон и вытянув к огню ноги, он задремал, свесив голову на грудь. В шесть часов его разбудил настойчивый звонок. Вилли добрался раньше, чем рассчитывал Вернер. Стряхнув остатки дремы и прокашлявшись, чтобы адмирал не почувствовал его сонный голос, Вернер схватил трубку телефона:
– Слушаю!
– Я ознакомился с вашим материалом, – прозвучал задумчивый голос адмирала. – Это очень интересно.
– Я был уверен, что это будет достойно вашего внимания.
– Вернер, вы считаете – это англичане?
– Маловероятно, господин адмирал. В Англии много наших шпионов, и пропустить производство такого объекта невозможно. Даже несмотря на жесткую секретность, хотя бы крупицы информации, но просочились бы.
– Американцы?
– Думаю – да. Наша агентурная сеть там не так развита. И технический потенциал значительно мощнее английского. Если кому и по плечу такое… – Вернер задумался, подбирая нужное слово, чтобы не называть предмет их с адмиралом разговора. – Изделие, то только американцам.
– Кто еще видел снимок?
– Фотография сделана в единственном экземпляре. Она у вас. Негатив у меня в сейфе. Возможно, видели в фотолаборатории авиаполка.
– Сообщите им, что разведчик снял обломки брошенного корабля.
– Есть, господин адмирал.
– Вернер, всю информацию по этой теме засекретить. Любое вновь поступившее сообщение подавайте мне немедленно. И кстати, что вы собираетесь предпринять?
– Нам известен район нахождения этого объекта. Севернее работает наша группа по перехвату конвоя НХ-88. Две лодки придется снять и перенацелить на задачу по поиску американца. Ночью будем посылать на разведку «кондоры», оснащенные локаторами и прожекторами, с приказом фотографировать все, что им покажется необычным. Уверен, что несмотря на необычные формы, им тоже необходимо всплывать для подзарядки аккумуляторов.
– Хорошо. Какие новости по конвою? Насчет танкера я знаю.
– Ночью им удалось оторваться, но маршрут вполне предсказуем, так что еще сумеем организовать пару атак.
– Связь имеете со всеми лодками?
– Не ответила U-84.
– Что с Хорстом?
– Пока молчит. Его регулярно вызывают на связь, но безответно.
– Хорст Упхофф, насколько я помню, всегда ставил скрытность превыше докладов в штаб. Очевидно, увлекся преследованием. Думаю, Вернер, волнения преждевременны. Скоро он объявится.
– Я тоже на это надеюсь, господин адмирал.
– Что-нибудь еще?
– Да, господин адмирал. Я хотел бы знать степень моих полномочий при охоте на американского призрака.
– Мне понравилось, как вы его окрестили. Вернер, я не ставлю перед вами невыполнимых задач. И не рассчитываю на то, что вам удастся выловить его целым и невредимым. Меня вполне устроят фрагменты корпуса и оборудования. А еще лучше – попытайтесь пленить кого-нибудь из членов экипажа. Наверняка наш призрак опасен, так что не рискуйте и предупредите командиров, чтобы атаковали без предупреждения и с дальней дистанции. Помните, Вернер, все ваши действия должны происходить под завесой полной секретности. Для верности сочините какую-нибудь легенду. Я рассчитываю на вас!
– Так точно, господин адмирал! – выкрикнул Вернер Винтер уже в гудящую трубку.
Глава пятая
Уроки истории
Возле медблока столпился почти весь экипаж. Даже те, кому выпало время дежурства, прибегали на минуту и шептались:
– Как там? Ну, хоть что-нибудь расскажите! Кто он?
Почувствовав величие момента, Артем раздулся, как почуявшая приближение дождя жаба.
– Так! А ну быстро все отбежали от двери! Не мешайте спасать человека!
Заметив появившегося командира, он театрально заломил руки и забубнил:
– Товарищ командир, ну хоть вы им скажите! Ну ведь совсем невозможно работать!
– Ты не сильно тут надувайся, а то надорвешься, работник.
Командир отстранил Артема и вошел в тесное помещение медблока. Вдоль стены нависала единственная двухъярусная койка с аккуратно заправленным комплектом белого белья. На нижнем ярусе поверх одеяла лежал выловленный из воды моряк.
– Что с ним?
– А ничего. Я в том смысле, что он здоров, как танк. Возможно, наглотался воды. Есть, конечно, ощущение, что его как будто веслом огрели. Чего ему только не колол, он все никак не очухается.
– Не веслом, а взрывом.
– Да, похоже. Взгляните сами: глаза реагируют на свет, цвет лица вполне здоровый, дыхание ровное. У меня создается впечатление, что он нас слышит, но не хочет признаваться.
– У меня тоже. Ты не смотрел, при нем какие-нибудь документы были?
– Нет… – Артем озадаченно потер нос, ему даже в голову не приходила мысль порыться по карманам у своего подопечного.
Командир уверенно расстегнул куртку с орлами на пуговицах и запустил руку в нагрудный карман.
– Интересно… – он раскрыл картонную книжицу, состоящую всего из двух страниц.
На первом развороте была небольшая фотография, два на три, со всех углов облепленная размытыми печатями с орлами и свастикой. Второй разворот был исписан типографским шрифтом с графами для заполнения. На обеих страницах четверть листа занимала выдавленная печатью жирная буква U.
Дмитрий Николаевич в раздумье повертел документ со всех сторон и задумчиво произнес:
– Надписи похожи на немецкие. – Выглянув из двери медблока, он выкрикнул в глазевшую на него толпу: – Есть кто-нибудь, знающий немецкий язык?
Знатоков немецкого не нашлось. Командир уже собрался сказать что-нибудь ядовитое по поводу умственной одаренности своего экипажа, как вдруг, растолкав первый ряд, вперед вышел начпрод Миша.
– Товарищ командир, можно я попробую?
– Что попробуешь? – не понял Дмитрий Николаевич, но когда до него дошел смысл Мишиных слов, его лицо удивленно вытянулось. – Это же с каких пор начпроды стали у нас языками интересоваться? Ну хорошо, попробуй.
Миша переступил порог медблока и взял в руки еще влажные корочки. Минуту он беззвучно шевелил губами, силясь издать замысловатые звуки. Наконец командир не выдержал и вырвал документ у него из рук.
– Миша, что ты мне голову морочишь? Откуда ты немецкий знаешь? В школе, что ли, учил?
– Нет. В школе у меня, кажется, английский был.
– Так чего же ты возомнил из себя ооновского переводчика?
– Товарищ командир, немецкий я сам учил.
– Ты учил сам? А зачем?
Миша сконфуженно замялся, но решив, что деваться некуда, сбивчиво произнес:
– Вы только не подумайте ничего такого. Это я собирался, когда уже отслужу. А раньше ни-ни! Только когда уже на пенсии.
– Ничего не понял. Что ты собирался? На пенсии немецкий язык учить? Так может, нам до твоей пенсии подождать?
– Товарищ командир! – Миша тряхнул головой, пытаясь собрать мысли в кучу. – У моей жены в Германии родственники живут. Вот мы и думали, как отслужим, к ним уехать. Мы с ней вместе по самоучителю занимались.
– Хреново занимались, если ты даже документ прочесть не можешь.
– Я разговорный язык учил.
– Дайте, я прочту, – вмешался Артем, протянув руку.
– А ты, доктор, что, тоже за кордон собрался?
Читать бесплатно другие книги:
