Торпедой – пли! Заспа Петр
– Почему? Нет. Немецкий язык я в школе учил.
– А-а-а, – разочарованно протянул командир. – Ну, в школе мы все чему-нибудь учились.
Но на всякий случай Дмитрий Николаевич отдал доктору развернутые корочки.
Артем вскользь пробежал взглядом по тексту и, взглянув на лежавшего на койке моряка, сказал:
– Это солдатская книжка лейтенанта цур зее Отто Витмана, вахтенного офицера U-84. Родившегося первого марта тысяча девятьсот двадцать первого года в Дрездене.
– Какого года? – переспросил вездесущий Сан Саныч, сумевший с трудом втиснуться в тесный тамбур медблока. – Он неплохо сохранился. Это ему сейчас почти девяносто?
– Странно все это, – озадаченно произнес командир. – Доктор, а ты не ошибся?
– Нет, не ошибся. Немецкий язык я в школе лучше других знал.
– Хорошая у тебя была школа. Меня в моей так и русскому не смогли толком выучить.
– Я в Питере в гуманитарной гимназии учился, с языковым уклоном.
– Давайте лучше расспросим нашего древнего мамонта и все узнаем, – вмешался замполит. – И ежу понятно, что он притворяется и слушает нас. Док, спроси: от какого он цирка отстал?
Артем склонился над койкой и потряс напрягшуюся руку.
– Вы слышите меня? – спросил Артем по-немецки. Немного подумав, он поправился: – Вы понимаете меня? Вы говорите на немецком языке? Как вы себя чувствуете?
Поняв, что разоблачен, Отто Витман открыл глаза и посмотрел доктору в лицо. Не ожидавший этого Артем отшатнулся, но, спохватившись, улыбнулся и спросил:
– Кто вы? Как вы оказались в море?
– Я в плену? – вдруг отчетливо спросил моряк.
Артем выпрямился и, обернувшись к командиру, удивленно сказал:
– Он думает, что он у нас в плену.
– Он что – сумасшедший?
– Что ему сказать?
– Спроси: он с того затонувшего корабля? Что с ними случилось? Где остальной экипаж?
Артем еле успевал переводить задаваемые командиром вопросы. По мере того, как немец их выслушивал, его лицо все сильней вытягивалось от изумления.
– Кто вы? – ответил он вопросом на все вопросы.
– Он спрашивает – кто мы? Сказать? – спросил у командира Артем.
Дмитрий Николаевич задумался. По законам элементарной морали они сейчас должны помочь экипажу, терпящему бедствие. Но это означало бы полностью себя разоблачить. А тут как назло еще связи со штабом нет никакой! А с другой стороны: не может такая катастрофа остаться незамеченной. Рядом была тьма других кораблей. Наверняка уже всех спасли. И что делать с этим выряженным в такую странную форму немцем?
– Да, скажи. Но предупреди, что домой он вернется не скоро. В лучшем случае передадим на наш корабль, если штаб организует встречу. А если нет, то будет кататься с нами до окончания похода.
Артем дружески похлопал немца по плечу:
– Не волнуйтесь. Вы на борту российской подводной лодки. Разумеется, мы вас вернем домой, но не сразу. Придется потерпеть.
– Русские! – выкрикнул вдруг немец и, вскочив, сел на край койки. – Вы русские?!
– Он так удивляется, будто Россия уже тысячу лет как вымерла, – оскорблено прокомментировал поведение спасенного Артем. – Русские, русские! – передразнил он немца. – А ты кого хотел увидеть – армян?
– Кто-нибудь хоть что-то понимает? – развел руками Дмитрий Николаевич. – Я лично ничего!
Но тут вдруг опять заговорил немец, а затем поднял вверх руки и замер.
– Что он там лопочет?
Артем помедлил: с чего начать? И подать это в виде шутки или диагноза?
– Он сказал, что его зовут Отто Витман и он знает, что русские не соблюдают конвенцию о военнопленных, но просит его не расстреливать, так как он может быть нам полезен. Еще он говорит, что он из семьи рабочего и никогда не питал ненависти к коммунистам.
Теперь задумался даже не любитель напрягать голову Сан Саныч:
– Тут одно из двух: или лето на дворе, потому и лыжи не едут, или мы в центре какого-то дурацкого розыгрыша. Командир, может, дать ему по зубам, а то его шутки начинают меня доставать?
– Погоди, может, он больной. Сам же видел, сколько он в холодной воде болтался. Доктор, спроси: что случилось с кораблем и почему его не спасли вместе с остальными?
Решив для себя, что молчание может его погубить, Отто теперь говорил долго, обстоятельно, и, заглядывая в глаза доктору, старался угадать, какое впечатление производит его рассказ. Командир терпеливо ждал, когда Артем начнет переводить ему монолог спасенного. Наконец, заинтригованный растерянным видом доктора, он дернул его за рукав:
– Ну? Не томи!
– Товарищ командир, учтите, что это говорит он, а не я, – Артем вздохнул: – В общем так. Немец утверждает, что они вышли в атаку на американский транспорт, но неожиданно появился эсминец. Их лодка не успела погрузиться, и глубинные бомбы накрыли ее на малой глубине. Он успел надеть жилет, и его выбросило на поверхность вместе с воздушным пузырем. Что стало с остальными членами экипажа, он не знает. Видел, как поднялись винты и лодка камнем ушла под воду. Дальше он ничего не помнит, потому что его оглушило.
Тут уже не выдержал замполит:
– Так он что, считает, что он еще тот немец? Он думает, что перелетел к нам оттуда, из тех времен? Говорю же вам, давайте ему зубы выбьем. Вы что, не видите, что он над нами издевается!
– Да погоди ты! – оборвал его командир. – Док, расспроси, как называлась лодка? Как имя командира? Где их база? Сумасшедшие обычно путаются в мелочах.
Выслушав ответ немца, Артем неопределенно пожал плечами:
– Самое интересное, товарищ командир, что он совершенно не путается. Из базы в Бресте их подводная лодка U-84 вышла неделю назад. Командира зовут Хорст Упхофф. Он даже готов перечислить по именам весь экипаж. Поверьте, я все перевожу правильно. Но ему здорово досталось. Типичный бред воспаленного мозга. Переохлаждение и все такое прочее. Думаю, я за ним присмотрю, отоспится, отдохнет и придет в себя. Надо всего лишь подождать.
– Вот и я говорю! – вмешался Сан Саныч. – Нас здесь целая сотня. А одновременно в одном месте сто идиотов находиться не могут. Значит, идиот он.
– Ты же сам видел горящий корабль!
– Да мало ли что там горело! Я же говорил – кино снимали. А этот заигрался так, что до сих пор из роли выйти не может. Надо связаться со штабом и скинуть гостя на какой-нибудь сухогруз. Пусть нашим в штабе рассказывает, кого он там торпедировал!
– В общем, все ясно. Пока восстановим связь, у тебя, док, время есть. Постарайся привести его в норму. А то еще скажут, что это мы его таким сделали.
Оставшись наедине с немцем, Артем подмигнул ему и процитировал фразу из популярного фильма:
– Не волнуйтесь, мы вас вылечим. Алкоголики – наш профиль.
Затем ему в голову пришла еще одна мысль, и он расцвел, как майская роза.
– Послушай, Отто! Ты же немец. Я знаю, у вас все в Германии на металле помешаны. Давай я тебе поставлю пару тем в лечебных целях.
Артем достал из кармана телефон и, порывшись в меню, вставил в уши Витману наушники. Немец, сглотнув в горле ком и выпучив глаза, жалобно смотрел на доктора. Наконец, не выдержав, он схватился руками за уши и, вскрикнув, сдернул болтающийся шнур.
– Ты так дергаешься, будто я тебя пытаю, – обиженно произнес Артем. – Это же Удо Диркшнайдер! Им вся Германия гордится. Какой-то ты неправильный немец. Досталось тебе, наверное, действительно не слабо. Что-то напутали ваши пиротехники. Но ничего, очухаешься, и мы с тобой вместе еще послушаем. У меня много чего есть интересного.
Дмитрий Николаевич снова уселся в командирском кресле. Блоки приборов на центральном посту монотонно жужжали, навевая спокойствие и уверенность. Рабочая обстановка быстро привела его в чувство и разогнала появившуюся было растерянность. Они уже обогнули Ирландию, и теперь до района дежурства осталось чуть больше суток. Где-то на десятом градусе западной долготы требовалось перехватить американскую авианосную группировку и следить за проходящими учениями, проследовав вместе с ней в Бискайский залив. Все ясно и понятно. Но не давали успокоиться несколько «но». Во-первых, до сих пор не было связи. Он несколько раз приказывал всплывать под перископ, чтобы БЧ-4 смогла отправить донесения домой. Но ответа не поступало ни в каком из диапазонов.
Во-вторых, из головы не выходили горящий корабль и взрывы над лодкой. Трудно было представить, что кто-то мог наделать столько шума ради съемок, пусть даже очень дорогого фильма. Насколько он знал, сейчас это все делается с помощью компьютерных эффектов. И, в-третьих, попавший к ним на борт немец напрочь отказывался признавать себя актером и продолжал настаивать, что он офицер-подводник фашистской Германии.
Задуматься было над чем.
– Что, командир, не весел? – примостился в соседнем кресле Сан Саныч. – Я вот тоже все думаю: какой-то странный у меня дембельский поход получается. Это, наверное, чтобы было что на пенсии вспомнить.
– Да, неправильно как-то все выходит, – согласился Дмитрий Николаевич. – У тебя хотя бы раз за всю службу было, чтобы с берегом не смогли связаться?
– Не припомню.
– Вот и у меня не было. Грешным делом, даже мысль мелькнула: может, война началась, а мы и не в курсе? Передающий центр разбомбили, а мы все связи ждем?
– Ого! Как тебя, командир, прихватило. Знаешь, что давай сделаем? Как антенну поднимем для очередной радиограммы, пусть радисты на длинных волнах попробуют поймать «Маяк» или «Юность». Сам убедишься, что все как обычно, да и мне для политинформации пригодится.
Их разговор прервал вызов с поста гидроакустиков:
– Наблюдаем одиночную цель! Предположительно, боевой корабль. Следует на восток, сближающимся курсом.
– Дальность?
– Сто пятьдесят кабельтов, товарищ командир! – по голосу узнал командира Максим.
– Любопытно, любопытно, – бубнил себе под нос Дмитрий Николаевич. – Да что тут голову ломать? Возьмем и посмотрим! – и, развернувшись к боцману, скомандовал: – Давай на перископную!
– Опасно. Вдруг засветимся? – с сомнением произнес Сан Саныч.
– Ничего. Мы аккуратно. Интуиция мне подсказывает, что посмотреть надо. БЧ-7, постоянно давайте параметры цели!
– Курс 70 градусов. Скорость 25 узлов. Через 30 минут наши курсы пересекутся.
– Очень любопытно, – шептал Дмитрий Николаевич. Глядя, как стремительно уменьшается глубина погружения, он переместился ближе к перископу.
В глаза ударило усиленное стеклами призм солнце. Сделав контрольный круг, командир убедился, что горизонт чист, и развернул тубус в направлении ожидаемого появления корабля. Не прошло и пяти минут, как над волнами появился тонкий штрих от поднимающегося в небо столба дыма.
– Интересно, кто ты у нас такой? – рассуждал сам с собой Дмитрий Николаевич, перестраивая оптику на максимальное увеличение.
Через минуту уже были различимы низкие борта, мощная надстройка и надсадно чадящая труба. Корабль стремительно приближался. Теперь уже можно было рассмотреть в носу и корме круглые башни орудий. Контуры корабля пока никого не напоминали, и командир собирался обратиться к справочнику-определителю, но вначале хотелось увидеть флаг.
Еще через несколько минут показалось трепещущее на ветру полотнище, но опять мешало солнце. Пока Дмитрий Николаевич возился с фильтрами, корабль подошел еще ближе. Теперь флаг был виден во всей красе! Красный, с черным кругом в центре и расходящимися на четыре стороны прямыми линиями.
– Что-то я не припомню, у кого же это такое интересное знамя? – озадаченно прошептал командир.
Затем он перевел взгляд на корму, и его лицо вытянулось, не вмещаясь в тубус. Громко икнув, Дмитрий Николаевич протер глаза и еще раз припал к окулярам, вращая ручки резкости. На кормовом флагштоке развевалось белое полотнище с жирной свастикой в центре. И ошибиться здесь было невозможно.
Еще окончательно не придя в себя, он крикнул неожиданно осипшим голосом:
– Быстро сюда нашего немца! – и, на секунду задумавшись, добавил: – И доктора в придачу!
Отто Витман в изумлении озирался. Просторный центральный пост его потряс. Как профессиональный подводник, он понимал, что такого просто не может быть! Но командир, однако, не дал ему времени на созерцание и, беспардонно схватив за ворот, ткнул лицом в тубус перископа.
– Док, спроси, ему знаком этот корабль?
Обрадованный Отто часто закивал головой.
– Да! – еле успевал переводить его Артем. – Он говорит, что это эсминец с их базы Z-25. Он хорошо знает командира, капитана второго ранга Гейнца Петерса. Еще он говорит, что это очень опасный для подводных лодок корабль, и нам следует быть с ним поосторожней. На этом типе эсминцев устанавливают самые совершенные поисковые станции.
– Доктор, спроси, какая сейчас, он считает, дата?
Выслушав ответ, Артем не нашелся, что сказать командиру. Или отстаивать право душевнобольных молоть всяческий вздор, или передать так, как услышал.
– Товарищ командир, немец утверждает, что в море они вышли 20 мая 1942 года!
– Вот так кино, – прошептал командир.
– Не верю! – категорично заявил Сан Саныч. – Здесь что-то не так! Ну ведь не может этого быть!
Дмитрий Николаевич отстранил от перископа немца и поманил пальцем замполита:
– А ты сам посмотри и объясни нам: может это быть или не может? Или мы все-таки свихнувшаяся сотня идиотов, а он один нормальный?
Сан Саныч припал к перископу и озадаченно проговорил:
– Бред какой-то.
– Может, для верности всплыть? Чтобы этот бред влепил по нам из всех орудий?
– Командир, ну это же смешно! Ты хочешь сказать, что мы в сорок втором году?
– Я ничего не хочу сказать. Но хотелось бы здравых объяснений. Штурман! Давай курсом за ним. Посмотрим, что дальше будет.
Отпустив эсминец на безопасную дистанцию, лодка на полном ходу пустилась следом. Сначала осторожничая, опасаясь издаваемого высокими оборотами винта шума, командир периодически поднимал перископ и наблюдал за поведением эсминца. Однозначно, их не видели и не слышали. Тогда он рискнул немного сократить расстояние, справедливо решив, что корабли – охотники за подводными лодками хорошо слышат только в переднем секторе, и то – когда не ревут собственные двигатели. Не меняя курс, эсминец уже полчаса шел, не сбавляя скорость, когда вдруг акустики обнаружили еще один военный корабль. Появившись на пределе досягаемости, он приближался, оставляя жирный след на экране наблюдения. Где-то впереди их с эсминцем курсы должны были пересечься. Дмитрий Николаевич увлеченно наблюдал за сближающимися точками. Интуиция подсказывала, что скоро они станут свидетелями очень интересных событий. От волнения у него даже вспотели ладони. Он уже не обращал внимания на набившуюся в центральный пост добрую треть экипажа, тех, кому по штатному расписанию находиться здесь было не положено. В воздухе повисло напряжение. От неожиданности все вздрогнули, когда динамик внутрикорабельной связи вдруг ожил и прогремел доклад акустиков:
– Наблюдаем третью цель! Тихоходная, предположительно транспорт!
Напряжение нарастало. Командир посмотрел на экран и обнаружил, что появившаяся новая отметка находится точно на пересечении курсов боевых кораблей.
– Интересно девки пляшут, – задумчиво пробормотал он и метнулся к тубусу перископа.
Впереди, растянув над водой длинный шлейф дыма и разгоняя буруны волн, по-прежнему не сбавляя ход, бежал эсминец с развевающейся на корме свастикой. Скоро уже должны были показаться и другие корабли. Дмитрий Николаевич, напрягая зрение, прошелся взглядом по горизонту и будто споткнулся о появившуюся вдалеке черную точку. Прикинув положение относительно эсминца, он догадался, что это и есть обнаруженный транспорт. На эсминце, вероятно, тоже увидели появившийся на горизонте дым и прибавили скорость. Корма скрылась в повалившем из трубы черном потоке гари, и эсминец начал удаляться. Гнаться за ним Дмитрий Николаевич не стал, хотя реактор мог обеспечить еще значительный процент оборотов. Очевидно, что развязка уже была рядом, и наблюдать за ней следовало со стороны. Вдруг от эсминца оторвался белый шар дыма и, исчезая, растворился в потоке набегающего ветра. Через несколько секунд дым повторился. Он успел повториться еще несколько раз, прежде чем командир догадался, что появляется он из ствола вращающейся в носу башни. Приближаясь к транспорту, эсминец непрерывно вел огонь из носового орудия. Дмитрий Николаевич поочередно переводил глаз перископа то на приближающийся транспорт вдалеке, то на плюющийся белыми хлопками эсминец. Пока на обстреливаемом корабле никаких результатов стрельбы видно не было. По докладам акустиков, он даже прибавил ходу до девяти узлов и менял курс, петляя, смещаясь на север к берегам Ирландии. Взглянув на горизонт правее, командир заметил и третий корабль. Обозначив себя пока лишь столбом дыма, он шел наперерез пытающемуся убежать транспорту. Еще через пять минут стал понятен итог этого преследования. Обреченное судно начало замедлять ход. Над палубой потянулись вверх языки пламени, черный дым встал, как выросший из моря гигантский гриб. Теперь два эсминца, подойдя на убойную дистанцию и взяв транспорт в клещи, безжалостно добивали его из всех орудий, как волки, загнавшие в угол беспомощную овцу. Вдоль бортов появились сброшенные на волны шлюпки.
Командир обернулся, ища глазами спрятавшегося за спинами немца.
– Доктор, пусть он еще раз посмотрит. Хочу услышать комментарии.
Повиснув на тубусе и вращаясь всем телом с рефлексами профессионального подводника, Отто начал рассказывать, обращаясь к доктору:
– Второй эсминец тоже наш. Но кто именно – не вижу, далеко. Очевидно, на корабль, рискнувший идти в одиночку, их навел самолет-разведчик. Транспорт английский, типа «Эмпайр», водоизмещение семь тысяч тонн. Такому одних пушек мало, думаю, сейчас его добьют торпедой.
Замолчав на минуту, Отто внимательно что-то рассматривал, затем добавил:
– Вижу британские «харрикейны». Командир, вам бы лучше уйти на глубину. С воздуха вас легко заметят и обстреляют.
– Как ты интересно рассказываешь, – Дмитрий Николаевич отстранил в сторону немца. – Дай и я погляжу.
Теперь пушки на эсминцах молчали. Красными огоньками вспыхивали еле заметные стволы зениток. В небе действительно металось несколько темных точек. Вдруг над транспортом встал гигантский султан воды, смешанный с дымом и обломками корабля. Эхо далекого взрыва докатилось до лодки и отразилось легким толчком.
– Все! Спектакль окончен. Глубина сто метров! – скомандовал командир.
Он посмотрел на растерянную физиономию Сан Саныча и сказал:
– Вот так-то, замполит. Теперь думай, что народу скажешь.
– А почему я?
– А кто у нас инженер человеческих душ? А вот я страшно как хочу поговорить с одной очень умной головой. Мне кажется, я знаю, кому мы всем этим обязаны.
– Профессор! – догадавшись, злобно прошипел Сан Саныч. – Ох, как у меня чешутся кулаки с ним поговорить по душам!
– Не возражаю. Даже не против принять участие. Но сначала – вот именно что поговорить, – командир устало посмотрел на застывшие лица окружающих и добавил: – Ну что вы на меня смотрите? Разберемся, все всем расскажем. Сейчас займите свои места по боевому расписанию! Замполит, а ты задержись на минутку.
Дождавшись, когда они остались одни, командир спросил:
– Сан Саныч, что ты знаешь о войне?
Замполит задумался, силясь вспомнить хоть что-нибудь из фильмов и книжек. Затем начал неуверенно перечислять:
– Про Сталинград знаю, про блокаду питерскую слышал, про Штирлица видел. А! Вот еще! Я про вой ну на Севере занятие с матросами проводил.
– Негусто. То-то и оно, что мы войну только по фильмам и знаем. Да считаем, что если она и была, так только под Прохоровкой да под Москвой. А ведь она еще и в Атлантике была, в Средиземном море и Африке. Ты, Сан Саныч, среди экипажа порасспрашивай. Вдруг кто грамотный в истории войны найдется. Нам сейчас ох как уроки истории пригодились бы, любая информация важна. Мы ведь ничего о своих людях толком не знаем. Только и можем, что карточки с выговорами заполнять. А то, что доктор на немецком говорит не хуже, чем на русском – этого никто не знал. Так что давай, Сан Саныч, окунись в историю и нас просветишь.
– Командир, мысль одна появилась! У нас ведь здоровенная подшивка газет «На страже Заполярья» есть. Там часто статьи про войну проскакивали.
– Вот-вот, займись. А мы пока с нашим ученым профессором обсудим, как нам обратно вернуться. Да поскорее, пока мы от кого-нибудь пробоину не схлопотали. Здесь, я смотрю, не слишком церемонятся ни те, ни другие.
Глава шестая
Всеслышащее ухо гестапо
Служебный день штурмбаннфюрера СС Курта Гайслера начался с вызова к шефу – начальнику отдела «А» четвертого департамента Главного управления имперской безопасности, оберштурмбаннфюреру СС Фридриху Панцингеру. Патрон был не в духе и постоянно курил, набивая до краев хрустальную пепельницу.
– Курт, я виню не тебя одного! Есть доля и моей вины. Но, в конце концов, подотделом контрразведки ведаешь ты! Только что я имел очень неприятный разговор с бригадефюрером СС Генрихом Мюллером. Начальник гестапо весьма недоволен нашей работой, и он прав! Такие известия должны сообщать ему мы, а не он нам.
Курт Гайслер, стоя навытяжку перед дубовым столом шефа, лихорадочно перебирал в голове события последних дней, еще не совсем понимая, к чему клонит начальник.
– Представь ситуацию, Курт, что на совещании у фюрера моряки вдруг вывалят добытую ими информацию о неизвестном корабле противника, шныряющем под самым нашим носом. Обрати внимание – морская разведка, а не мы! Мне нетрудно вообразить реакцию рейхсфюрера СС Гиммлера. А ведь это наше управление называется – «Исследование и борьба с противником»!
– Оберштурмбаннфюрер, я не совсем понимаю… – решился возразить Гайслер.
– То-то и плохо, что слух о неизвестной американской подводной лодке для тебя новость. Впрочем, и для меня тоже. Я хочу, Курт, чтобы ты, не медля, занялся этим вопросом. По каким-то каналам к бригадефюреру СС Мюллеру просочилась информация, что адмирал Дениц ведет собственную игру, пытаясь разыграть карту с загадочной подлодкой. Если ему это удастся, то для абвера и гестапо это будет очень неприятной пилюлей и поставит их в весьма щекотливое положение в глазах фюрера. Сейчас же отправляйся в Брест и на месте разберись – где правда, а где слухи. Доклад адмиралу Деницу пришел оттуда. Наверняка что-то знает командующий первой флотилией Винтер. Но моряки на сотрудничество с тобой не пойдут. Так что действуй скрытно, но и не затягивай. Через два дня бригадефюрер СС Мюллер ждет от меня первый доклад. В общем, не мне тебя учить, Курт. С транспортом я помогу.
«Опять этот Брест! – размышлял Гайслер, шагая по длинному коридору рейхсканцелярии. – Почему те места, которые ему очень неприятны, притягивают его снова и снова?»
Свое первое серьезное назначение в гестапо он получил после оккупации Франции Германией, возглавив полицейский участок в Бресте. Но вместо того, чтобы с благодарностью, как водится, вспоминать место, откуда пошла в гору его карьера, Гайслеру хотелось бы вычеркнуть этот город из памяти как полный дурных напоминаний.
Штурмбаннфюрер СС Курт Гайслер спустился с длинной лестницы рейхсканцелярии и замер на последней ступеньке, дожидаясь, когда водитель подкатит автомобиль и распахнет перед ним дверь. Вечером этого дня он уже спускался по трапу транспортного Ю-52, приземлившегося на травяном аэродроме в окрестностях Бреста.
Добравшись к знакомому зданию полицейского управления, нового начальника шарфюрера СС Лотара Мольтке он застал еще на месте.
– Сколько у вас есть людей, Лотар? – сразу взял быка за рога Курт. – Меня не интересуют бродящие по улицам для запугивания французов патрули. Мне нужно знать, сколько у вас доверенных агентов среди моряков? Как вы ведете работу по выявлению неблагонадежных в рядах нашего флота? Так сколько, Лотар?
– Есть регулярно передающие нам информацию, но, к сожалению, их не так много, как хотелось бы. Есть изредка доносящие на соседа из-за обиды или жадности. Мы пытаемся внедрять своих людей в экипажи кораблей и лодок, хотя, как правило, их там быстро разоблачают. Но я постоянно работаю в этом направлении, господин штурмбаннфюрер! Нас не очень жалуют среди моряков. Работать все сложнее и сложнее, – пытался оправдываться Мольтке.
– Не краснейте, шарфюрер. Я прекрасно знаю, как непросто управляться с этими хамами в бескозырках. Я здесь не для того, чтобы проверять, как вы работаете. Сколько ваших агентов есть в окружении корветтен-капитана Вернера Винтера?
– Командующий пользуется уважением и сам подбирает себе окружение. А потому извините, но близких к нему агентов у меня нет. Я вам уже говорил, что из-за повсеместной безнаказанности на флоте прихватить моряков на каком-нибудь проступке практически невозможно. И запугать их нечем, сами знаете – жизнь у них короткая.
– Знаю, – недовольно проворчал Гайслер.
Штурмбаннфюрер СС Курт Гайслер знал, о чем говорил.
…Два года назад здесь, в Бресте, произошел с ним очень неприятный инцидент. Тогда, как и сейчас, моряки-подводники были герои! Не было газеты, которая взахлеб не рассказывала бы об их подвигах. На целые передовицы печатались таблицы с потопленным тоннажем и количеством кораблей, отправленных на дно. Фотографии командиров лодок мелькали везде, где только возможно. Цветы – при отправлении в поход, цветы – при встрече! Из окон борделей дни и ночи слышались песни, прославляющие подводников. Девушки толпами ожидали увольнений матросов на берег, мечтая закрутить роман с героем.
Курт, как начальник местного гестапо, снисходительно смотрел на их выходки. Но всему есть предел! И однажды его терпение лопнуло. Все началось после того, как любимчик флотилии Тедди Зурен, командир U-564, при входе в порт после длительного плавания, перегнувшись через поручни рубки, громко выкрикнул: «А что, нацисты все еще у власти?». Получив утвердительный ответ, Тедди внезапно дал полный назад, пятясь от причала, к великому изумлению встречающих. Курт отреагировал мгновенно. Вначале он хотел арестовать зарвавшегося Зурена. Но тут возникли проблемы.
Моряки были готовы с оружием в руках защищать командира. А поддержки у командования базы он тоже найти не смог. Тогда Курт начал писать доклады наверх во все инстанции. Он обрывал провода телефонов, с возмущением рассказывая своему начальству о выходках подводников. Даже добился аудиенции у всесильного шефа гестапо Генриха Мюллера. Вскоре он узнал итог собственных стараний. На одном из совещаний у фюрера группенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер поднял вопрос о моральном разложении в среде подводников и привел в пример поступок командира U-564. Но стоило ему закончить говорить, как тут же взял слово адмирал Карл Дениц. Не дав никому высказать собственное мнение, он решительно заявил:
– За то, что делают мои волки для Германии, я готов простить им все, даже если они устроят себе нужник в моем кабинете! Не судите их строго, господа! Они всего лишь выпускают пар.
Фюрер улыбнулся, и никто больше не посмел говорить на эту тему.
Но теперь наступили не лучшие времена для Курта Гайслера. Сначала матросы измазали дерьмом дверь его дома. Затем выбили стекла в его машине, вынудив Курта выходить только под охраной автоматчиков. А появиться на территории базы для него стало равносильно самоубийству. После того как в его кабинете зазвучали по телефону угрозы, не желавшее обострять отношения с моряками начальство перевело штурмбаннфюрера в Берлин, подыскав должность в рейхсканцелярии. С тех пор подводников он возненавидел.
– Не обязательно иметь агента в штабе, – стряхнув мрачные воспоминания, произнес Курт. – Завербуйте прислугу, садовника или кухарку, наконец! Что вообще известно об этом Винтере?
– Ничего особенного. Бывший командир подлодки, а потому ведет себя, как и другие, ему подобные. Жена, кажется, из каких-то баронесс. Есть дочь, чем-то больна неизлечимым. При ней всегда находится доктор.
– Вот! То, что нам нужно! Доктор! Наверняка – еврей. Возьмите в разработку. Запугайте, купите, но заставьте работать на нас.
Почувствовав охотничий азарт, Гайслер, потирая руки, возбужденно вскочил из-за стола. Времени мало, а потому действовать нужно быстро, но осторожно.
– Возьмите на прослушку телефоны Винтера.
– С внутренними телефонами проблем не будет, но у командующего есть закрытые линии связи с адмиралом Деницем и штабом флота.
– Нет, эти не трогайте. Опасно. Флотские связисты быстро разоблачат внедрение. Не оберешься потом криков.
Курт подошел к окну. Знакомый пейзаж. Вдалеке синеет море. От берега вверх тянутся холмы с зелеными виноградниками и прилепившимися белыми домиками.
– Взгляните, Лотар. В свое время вон там, наверху, я усаживал наблюдателя с биноклем и знал все, что творится внутри базы. Воспользуйтесь моим опытом. Но главное, что меня интересует, – это разговоры, слухи, намеки о необычной подводной лодке американцев. Подводники, они ведь молчат об этом. А в борделе, когда они превращаются в стадо перепившихся баранов, можно услышать много чего интересного. В каждой завалящей пивнухе должно быть ваше ухо. Возле каждого пьяного матроса должен находиться ваш человек, направляющий его хмельной лепет в нужное русло. Но главная цель – это командующий Вернер Винтер. Соберите мне о нем самую полную информацию. У вас есть его фотография?
– Да. Где-то была газетная вырезка.
– Вырезка из газеты?! Да вы с ума сошли! На каждого офицера этой базы у вас должно быть досье! Каждое неосторожное слово у вас должно быть на карандаше! Запомните, Лотар, я в свои молодые годы стал начальником контрразведки четвертого отдела только благодаря тому, что сплю в сутки всего четыре часа, а двадцать – работаю. Настройтесь и вы на бессонные ночи. Сначала мы должны знать все, что известно морякам. А затем мы обязаны их обойти при первой подвернувшейся возможности.
– Господин штурмбаннфюрер, потребуется время и средства.
– Средства будут, времени вам не обещаю. Потому что сам еще не знаю, чем мы располагаем.
– Полгода назад я отпустил потерявшего все документы старого венгра. Сейчас он работает в доме командующего, выполняя мелкие поручения фрау Винтер.
– Лотар! Вы начинаете мыслить! Лучшие агенты всегда получались из прислуги. К ним относятся как к мебели и даже при самых секретных разговорах не обращают внимания. Я думаю, мы с вами, шарфюрер, сработаемся. Если вы мне поможете, то и я в свою очередь обещаю замолвить за вас слово в Берлине.
Курт взглянул в лицо Мольтке, проверяя, как подействовало его обещание. Лотар залился лиловым румянцем, расплывшись в заискивающей улыбке.
«Это хорошо, – подумал Курт. – Наверняка тоже мечтает убраться из этой дыры. Теперь можно рассчитывать, что он будет выпрыгивать из штанов, чтобы только выслужиться передо мной. Хотя видно, что глуповат, но исполнителен. Если умело направлять, то от него действительно может быть какая-то польза».
– Вам ведь хочется вернуться в Германию? – спросил, проверяя себя, Курт.
– Да, господин штурмбаннфюрер! – с неподдельным энтузиазмом выкрикнул Мольтке. – Я ведь сам из Берлина! Если бы вы только знали, как мне надоели эти лягушатники!
– Знаю, Лотар, знаю.
– Помогите мне, господин штурмбаннфюрер! – дрогнувшим голосом произнес Мольтке. – И клянусь, я буду самым верным вашим помощником!
– Берлин прекрасный город. Из-за него стоит вывернуться наизнанку. Здесь вы рискуете быть подстреленным французскими партизанами или просидеть в этой дыре до пенсии, так и не сдвинувшись ни на шаг с места. А там у вас будут рост и перспектива. Сейчас у нас с вами общее дело, но от его результата ваше будущее зависит больше, чем мое.
Глава седьмая
Охота на охотников
Сан Саныч с удивлением смотрел на скопившуюся за несколько лет стопу газет. Он даже и представить не мог, что когда-то от них может быть хоть какой-то толк. Флотская газета «На страже Заполярья», среди всех слоев военных моряков именуемая не иначе как «На страже захолустья», оказалась вдруг бесценным кладом информации. Вооружившись ножницами, Сан Саныч вырезал статьи, где хоть как-то упоминалось о Второй мировой войне. И хотя большая часть газетной писанины взахлеб рассказывала о подвигах советских моряков в таком виде, что получалось, будто немцы, стоя в очереди, только и мечтали – когда же советский торпедный катер или лодка снизойдет до них и выпустит, наконец, по ним торпеду. Единственная польза от этих опусов заключалась в том, что можно было хотя бы узнать дату и сам факт события. Но встречались и серьезные исторические исследования. Чувствуя руку солидного историка, Сан Саныч с головой уходил в чтение повестей о растерзанных полярных конвоях, немецких подводных лодках, безнаказанно патрулировавших берега Баренцева моря, воздушных боях, щедро усыпавших своими жертвами весь Кольский полуостров. Увлекшись, он не замечал, как летело время. Наконец, вдоволь надышавшись газетной пылью и почувствовав, что уже ничего не соображает, Сан Саныч ощутил себя не меньше чем доцентом исторических наук и решил теперь проэкзаменовать экипаж на предмет знаний о войне. Общая картина не порадовала. Матросы с легкостью называли улицы гарнизона, но то, что они названы именами героев войны, для них стало откровением. А один из мичманов даже начал спорить, утверждая, что улица Видяева названа так потому, что с нее виден далекий полуостров Рыбачий, а о каком-то герое-подводнике он и слышать не слыхивал. Но даже в этой куче серости были исключения. Когда он поговорил с невысоким и тощеньким матросом по фамилии Рябинин, с оттопыренными ушами и нашивкой седьмой БЧ на груди, замполит почувствовал, что они объясняются на одном языке, но при этом Сан Санычу еще читать и читать умных книг, чтобы сравниться с ним по знаниям. Прихватив с собой папку с вырезками и исторически подкованного матроса, замполит двинулся на центральный пост к командиру.
– Не помешаем? – осторожно спросил он, увидев командира, беседующего с профессором.
– Что у тебя? – недовольно спросил Дмитрий Николаевич.
– Да вот, хотел похвастаться проделанной работой, – Сан Саныч бросил на стол пухлую папку с газетными вырезками. – Так сказать – накропал! Не знаю только, зачем это нам? А вот еще наш самородок – матрос Рябинин. Давай, расскажи командиру, что ты мне рассказывал.
Замполит вытолкнул скромного матроса, больше похожего на хрупкого подростка, только что перешедшего в старший класс школы.
– У меня дед воевал, – смущенно начал Рябинин.
– Да? – без особого энтузиазма спросил командир. – Где?
– Он был матросом на танкере «Азербайджан» и в конвое PQ-17 шел из Исландии в Россию.
– Вот как? И что?
– В танкер попала торпеда, но экипаж сумел заделать пробоину и дойти до Архангельска, – уже смелее продолжил Рябинин. – Мой дед погиб тогда при взрыве. У нас дома есть альбом с его фотографиями. Папа даже встречался с теми из экипажа, кто еще жив и помнит деда. Он мне много рассказывал об этом конвое. Тогда из тридцати четырех кораблей лишь десять смогли дойти в Россию.
– Ну что ж, Рябинин, правильные у тебя родители, и ты молодец, что деда не забываешь.
Дмитрий Николаевич повернулся к профессору, собираясь продолжить прерванный разговор.
– Ты погоди, командир! – вмешался замполит. – Ты послушай, что он о немецком флоте знает. Не молчи, Рябинин. Повтори, что ты мне о подводных лодках рассказывал. Давай, давай!
– Немецкие лодки были лучшими за всю войну. Никто из других стран не смог превзойти их по качеству.
– Да? – поднял брови Дмитрий Николаевич, удивленный таким непатриотичным заявлением.
– Да, товарищ командир. Лодки седьмой и девятой серии без последствий могли погружаться на глубину до двухсот пятидесяти метров, а иногда проваливались и до трехсот и оставались целы.
А наши, да и английские, могли рассчитывать лишь на семьдесят метров.
– Как тебя зовут, Рябинин? – спросил командир.
– Александр.
– Ну что же, Саша. А об их вооружении что можешь рассказать?
– Соответствовало лодкам. В начале войны у торпед было много дефектов, но уже к сорок первому году с этим справились. Орудия калибром 88 и 105 миллиметров, благодаря отличной оптике, могли без промаха стрелять по кораблям на расстоянии до трех километров.
– Да, Саша, интересные вещи ты рассказываешь, и мы с тобой еще обязательно побеседуем. Если хорошо знаешь противника, то в бою это уже половина победы. Ты иди, а я еще тебя вызову.
Сан Саныч проводил Рябинина задумчивым взглядом и обратился к Дмитрию Николаевичу:
– Погоди, командир! С кем это ты воевать собрался?
– Всякое может случиться.
– А я все голову ломаю – зачем тебе все эти статейки о войне? Командир, это не наша война! Одно дело на учениях, за синих или за красных, и совсем другое, когда на голову настоящие бомбы посыпятся.
– Замполит, не изображай из себя овцу в волчьей шкуре. Здесь мы сила!
– Нет, командир. На любой лом найдется другой лом. А ты отвечаешь за сто жизней, и за мою в том числе.
Читать бесплатно другие книги:
