Я – ваши неприятности Полякова Татьяна

Татьяна Полякова

Я – ваши неприятности

– Осень в Италии, – заливалась соловьем тетка Серафима, – Рим, собор святого Марка, Колизей…

– Пизанская башня, – подсказала я.

– Точно. А она где?

– Должна быть в Пизе. Хотя, может, и нет.

– А в Париже какая?

– Эйфелева.

– Тоже неплохо. Но я хочу в Италию. Осень в Италии – это так романтично. – Она мечтательно вздохнула, а потом добавила: – Ну?

– Что «ну»? – Я сделала вид, что не понимаю, куда она клонит.

– Мы едем в Италию? – капризно спросила тетка Серафима.

С моей точки зрения, делать в Италии мне совершенно нечего. Я с трудом переношу самолеты, не говорю по-итальянски и ненавижу экскурсии. У меня друзья в Тбилиси, а мама в Риге, чем не заграница?

– Далась тебе Италия, – робко начала я, заведомо зная, что против тетки мне не устоять. – Я, вообще-то, к своим думала…

– Ты ж в июне была, на мамулин день рождения.

– Ну и что? Я скучаю. К тому же Рига – красивый город.

– Подумаешь, Рига. Только и хорошего в этом городе то, что там родились два замечательных человека.

– Первый – это я. А кто второй?

– Второй, деточка, твоя тетя.

– Такого счастья город не выдержит…

– Подожди, они мне еще памятник поставят, – уверенно заявила тетка.

– За что? – хмыкнула я, прикидывая, как бы половчее отделаться от Серафимы.

Каждый год я пытаюсь проделать этот фокус, впрочем, без особого успеха. Сколько себя помню, отпуск, а раньше – каникулы мы проводили вместе. Боюсь, это стало незыблемой традицией. Тетка Серафима – младшая сестра моей мамы, разница в возрасте у них исчисляется пятнадцатью годами. Когда маме исполнилось восемнадцать, а Серафиме соответственно три, они осиротели, в один день лишившись отца, матери и бабушки в результате дорожной аварии. Маме пришлось заменить Серафиме родителей. Я же воспринимала Серафиму как старшую сестру, разница в возрасте была невелика, а теткой называла из вредности. Мы дружим с детства, и я ее очень люблю. Беда в том, что Серафима вечно что-нибудь выдумывает. То потащит меня на Камчатку, любоваться гейзерами и вулканами, то на Алтай конным маршрутом (об этом отпуске я по сию пору вспоминаю с душевным трепетом), то ей позарез нужна Сибирь и Саянские столпы. Конечно, все это очень здорово, но все дело в том, что я ужасно ленива. Лучший отдых для меня – валяться на диване с хорошей книгой, пить чай с лимоном и воображать себя в роли Марии Стюарт. Шиллера наш театр не ставит, но я не теряю надежды.

– Ну? – повторила Серафима сурово.

Я вздохнула и ответила:

– Поехали. – Голос звучал жалко, я в очередной раз мысленно упрекнула себя в отсутствии характера. Не мечтать мне о Марии Стюарт.

– Чего-то я энтузиазма не наблюдаю, – еще больше посуровела Серафима.

– Я пока не осознала всей прелести, – попробовала я оправдаться.

– Осознаешь. Мы тебя там замуж выдадим за итальянского графа или герцога. Будешь играть в «Ла Скала».

– В «Ла Скала» поют.

– А ты сыграешь. Знаешь, что все в жизни решает? Правильно, деньги. Так что сыграешь.

– А я где-то читала, что итальянские аристократы бедны, как церковные мыши.

– А мы миллионера отыщем, он купит титул и сделает тебя графиней. Один свободный миллионер в Италии найдется, страна немаленькая. Считай, ты уже аристократка. С такой-то красотищей это плевое дело.

– Конечно, – лениво согласилась я. По мне, так лучше выглядеть как Фаина Раневская, само собой, при этом имея ее талант. Думаю, талант у меня есть, жаль только, не многие стремятся его лицезреть. Конечно, мне грех жаловаться, в родном театре я занята почти во всех спектаклях. Но это благодаря тому, что оба наших режиссера просто поглупели, изо дня в день лицезрея мои небесные черты. Подозреваю, что в глубине души они считают меня бездарной. Одно хорошо: оба уже в весьма почтенном возрасте, и их интерес ко мне носит чисто эстетический характер.

– Хорошо, я выйду замуж за герцога, – сказала я. – Если ты настаиваешь…

– Я беспокоюсь о близком существе.

– Это я существо?

– А о ком мы говорим?

– Слушай, ты уже наговорила на сотню. Может, простимся? – без особой надежды спросила я.

– Ну и манеры у тебя, нет чтобы тетке «спасибо» сказать…

– Спасибо, – промямлила я. – Только за что?

– За заботу. Решено, в отпуск едем в Италию. Ты, я и вечный город. Скажи, класс?

Я сказала.

А через две недели я выгружалась из автобуса, нервно поглядывая по сторонам в поисках любимой тетушки. Ее нигде не наблюдалось. На Серафиму это не похоже. Три дня назад я отбила телеграмму, указав дату и час своего прибытия. И хотя на оркестр и ковровую дорожку я не рассчитывала, но надежды питала, что меня все-таки встретят и стоять в обществе трех огромных чемоданов не придется.

С трудом оттащив багаж в сторонку, я тосковала, продолжая высматривать в толпе тетушку. Через полчаса я стала злиться, повторяя: «Где ее черти носят?», потом, оставив чемоданы под присмотром старушки, торговавшей семечками, бросилась к телефону. Он не работал, так же как и два других, обнаруженных мной на вокзале. Прошел час. Для конца августа было невыносимо жарко, я то и дело вытирала лицо платком и уже начинала проклинать все на свете. Надо что-то решать. Или тетка не получила мою телеграмму, или дела чрезвычайной важности помешали ей встретить дорогую племянницу. По моему мнению, таких дел у тетки быть не могло. Значит, все-таки виновата была телеграмма. Ждать далее не имело смысла. Я взглянула на свой багаж и, вновь препоручив его заботам старушки, побрела к стоянке такси. Длинная вереница машин предстала моим глазам, в первой сидели два мордастых парня и резались в карты.

– Извините, вы свободны? – жалобно спросила я: день начался неудачно и ничего хорошего я уже не ждала.

– Свободен, – ответил хозяин такси, не удостоив меня взглядом.

– Вы не могли бы подъехать за моим багажом, вон туда?

– А там «кирпич», – злорадно сообщил таксист, собирая карты.

Его приятель оказался человеколюбивее, увлеченно меня разглядывая, он сказал:

– Наплюй на «кирпич», Вася. Помоги девушке.

Теперь на меня уставился и Вася, а потом милостиво кивнул:

– Садитесь.

Через минуту он забросил мои чемоданы в багажник, я назвала адрес, и мы отправились к Серафиме.

– Из отпуска? – спросил он.

– Нет, в отпуск.

– А сами откуда?

Я ответила.

– Значит, отдыхать к нам?

– Решила навестить тетю. Дала ей телеграмму, а она меня не встретила.

– Бывает. У меня один раз так вышло: послал телеграмму жене, домой приехал, а телеграмма к вечеру прибыла вслед за мной.

– Я три дня назад посылала…

– А, бардак кругом, – махнул он рукой.

Мы въехали во двор теткиного дома и затормозили у подъезда. Я вышла из машины, подняла голову и посмотрела на Серафимины окна. Никто оттуда мне не улыбался и не размахивал руками.

– Какая квартира? – спросил таксист.

– Спасибо большое, я сама как-нибудь…

– Донесу, мне нетрудно.

– Третий этаж… – усомнилась я.

– Ерунда, идемте.

Мы поднялись на третий этаж: я с одним чемоданом, а «добрый самаритянин» с двумя. Я нажала на кнопку звонка – он не работал. Тогда постучала. Дверь открылась, и я увидела тетю Веру, соседку Серафимы из одиннадцатой квартиры.

– Лика, – ахнула та. – Лика, милая, приехала… а что ж Серафима-то ничего мне не сказала? Или ты сюрпризом?

– Телеграмму посылала… – с некоторой обидой ответила я.

– Бог с ней, с телеграммой. Вот тетка-то обрадуется…

Мы обнялись и облобызались. Тетя Вера – добрая душа и одинокая женщина, Серафима ей как родная.

– Вот видите, – сказал таксист. – А вы переживали. Говорил, телеграмма запоздала, так и есть.

Раз пять сказав ему «спасибо», я распрощалась и вошла в квартиру.

– А Серафима где? – спросила на ходу.

– Дома. Голова у нее с утра болит.

Тут я увидела свою тетушку. Она возлежала на диване, вытянув ноги в туфлях на устрашающей высоты каблуках. Голова ее была обмотана полотенцем, в левой руке чашка, а в правой сигарета.

– Привет, – сказала я.

Серафима на меня посмотрела и закатила глаза.

– О господи… Я про тебя забыла.

– Приятно слышать. Между прочим, я час прождала на вокзале. У меня три чемодана, и все тяжелые. Я выхожу замуж за графа или уже нет?

– Иди я тебя поцелую, дитятко.

– Ты свинья, Серафима.

– Да ладно, не злись…

Мы поцеловались, и я села рядом, подозрительно ее разглядывая.

– Что-нибудь не так? – спросила я через минуту.

– Прости меня, убогую. Я должна была предупредить, чтобы ты не приезжала.

– С чего это вдруг? – удивилась я.

– Неприятности. И весьма крупные.

– Что еще за неприятности? Влюбилась?

Тетушка махнула рукой.

– Работа…

Я нахмурилась. Ее работа с самого начала не вызывала у меня доверия. То есть не сама по себе (работала она бухгалтером), а место, где тетушка прикладывала свои недюжинные способности. Местом этим было казино. А я являюсь убежденным противником азартных игр.

– Развалилась ваша контора? – задала я наводящий вопрос.

Тетка разглядывала потолок, я тоже подняла голову и с готовностью на него воззрилась. Ничего интересного обнаружить не удалось.

– Говорю, контора ваша развалилась? – напомнила я о своем существовании, повышая голос.

– Контора процветает, – хмыкнула в ответ Серафима. – А я, судя по всему, скоро накроюсь.

– Что? – не поняла я.

– Повесили на твою тетушку восемьдесят семь миллионов. Отдать нужно в недельный срок. Со вторника включат «счетчик».

Я вытаращила глаза и попыталась переварить информацию.

– Что значит «повесили»?

– То и значит. Подставили, прокатили, объегорили. Короче, у меня неприятности и головная боль.

– Ничего себе неприятности. Неприятность – это когда каблук сломаешь, а здесь восемьдесят семь миллионов… Это же… Ты ведь этих денег не брала? – строго спросила я.

– Само собой.

– Так чего ж на диване лежишь? Надо идти в милицию, в прокуратуру… не знаю, какие еще органы этим занимаются.

– Ты, деточка, часом не спятила? Какие органы тебе привиделись?

– Местные.

Серафима свистнула и даже пальцем у виска покрутила, так ее потрясла моя крайняя отсталость.

– Послушай, ты ведь не собираешься их отдавать? – ужаснулась я. – Где ты возьмешь такие деньги?

– Продам квартиру, машину, гараж…

– А также мебель, одежду и обувь, – подсказала я, тетка нахмурилась. – Не можешь ты серьезно говорить подобную чепуху. Постой, а этот, как его, Петр Сергеевич, твой директор. Ты утверждала, что он сказочной доброты мужик. Он что говорит?

– Во-первых, оказалось, что не только доброты, но и простоты. Во-вторых, он уже десять дней где-то отдыхает, и найти его возможным не представляется.

– Ты ходила к юристу, консультировалась?

Тетка опять выразительно покрутила пальцем у виска.

– Молчи лучше, не тревожь меня.

– Что-то я не понимаю, – стала я гневаться. – Странно ты себя ведешь. Ни за что ни про что с нее требуют огромные деньги, а она на диване лежит и потолок разглядывает.

– Я не просто разглядываю, я думаю.

– И что надумала?

Тетушка тяжко вздохнула.

– Придется платить. Ох, все-то нам по грехам нашим!

– Какие грехи? Ты брала эти деньги или нет? Изъясняешься чрезвычайно туманно, это меня тревожит…

Я не успела до конца высказать свою мысль, как хлопнула входная дверь, и в комнату бесцеремонно ввалились две личности мужского пола и совершенно непотребного вида. То есть вид сам по себе был довольно обыденным, но подобных манер мне никогда раньше наблюдать не приходилось. Поэтому в первую минуту я растерялась, а потом и вовсе лишилась дара речи. Эти типы вломились в квартиру, не дав себе труда постучать или каким-то иным тривиальным способом оповестить о своем появлении, пнули ногами дверь комнаты, насвистывая и на ходу засовывая руки в карманы давно не стиранных штанов. У одного из них недоставало половины передних зубов, у другого левое веко было как-то странно прикрыто. В общем, они производили впечатление немытых, ущербных и совершенно неуместных в Серафиминой квартире личностей.

Тетушка не проявила по поводу их появления ни ужаса, ни удивления.

– Привет, Серафима, – сказал беззубый.

– Привет, – ответила она равнодушно и продолжила разглядывать потолок.

– Ну и как там наши денежки? – ухмыльнулся беззубый, вслед за ним ухмыльнулся и его приятель.

– Как в банке, – серьезно ответила Серафима. – Надежно, выгодно, удобно.

– Может, тебе какой намек дать? – не унимался парень. – Может, ты шевелиться начнешь…

– Я шевелюсь. Продаю квартиру. Юрик в курсе, я ему звонила.

– А это кто? – подал голос второй тип, кивнув в мою сторону.

С момента появления они поглядывали на меня с интересом, а теперь пялились откровенно и нагло.

– Племянница. Слюни-то подбери, придурок, не для тебя припасли.

– Чей-то я не понял, чей-то ты пасть разеваешь? – пропел парень, стремительно выбрасывая вперед руку.

Удар пришелся Серафиме по лицу. Я обомлела, вытаращила глаза, а потом попыталась подняться. Тетка больно пнула меня в бок каблуком, сурово нахмурившись, вытерла кровь с разбитой губы и спокойно сказала:

– Витенька, дерганый ты мой, повторяю специально для слабослышащих: не для тебя припасено. Понял?

– Ага, – ответил беззубый, продолжая меня разглядывать.

На всякий случай я уставилась в потолок. Потосковав немного в молчании, парни, не сговариваясь, направились к двери.

– Ну, бывай, – кивнул беззубый. – Увидимся. Племянница, говоришь?

Как только хлопнула входная дверь, я, выскочив в прихожую, заперла ее на оба замка.

– Дверь лучше держать открытой, – философски заметила Серафима. – Вышибут. Хлопотно, и соседям беспокойство.

– Это что же такое? – ахнула я, как только смогла отдышаться. – Это уму непостижимо…

– Кончай тарахтеть, – усмехнулась тетушка, поднимаясь с дивана. – Пойдем, хоть чаю выпьем.

– Какой, к черту, чай! Этот негодяй тебя ударил. Немедленно, слышишь, немедленно звони в милицию! Нет, лучше я позвоню…

– Ты, племяшка, у меня вовсе дурочка, – загрустила тетка. – Не пойму только в кого.

– Ты что же, хочешь, чтобы этим подонкам их гнусная выходка с рук сошла?

– Брось. Витька – не самое плохое, что есть в подлунном мире. А по фейсу я схлопотала по твоей милости. Мужики при виде небесных черт впали в буйство. Надеялись, что ты на месте не усидишь и глупость сделаешь: звук какой издашь или того хуже, на выручку кинешься. Вот тут бы они потешились… Слава богу, хватило ума сообразить, чего хочет от тебя твоя старая мудрая тетка.

– Ты хочешь сказать… – начала я.

– Я хочу сказать: с первым автобусом – домой. Италия отменяется, и здесь тебе не место.

– Господи, да что же это?

– Ты сейчас на курицу похожа, – с усмешкой заметила Серафима.

– Это чудовищно, – твердо сказала я. – Как в кино: Германия, тридцать девятый год, два эсэсовца на отдыхе, и я – несчастная еврейка.

Серафима хохотнула, ставя на плиту чайник:

– Конечно, не Германия, не СС, и ты не еврейка, а православная христианка, беспримесно русская на обозримые поколения… Но суть ты ухватила.

– Я звоню в милицию.

Тетка махнула рукой:

– Много пользы!

– От милиции много пользы?

– В моем случае – никакой, – очень серьезно сказала Серафима и даже вздохнула.

Тут я испугалась по-настоящему.

– Серафима, ты должна немедленно уехать. Конечно, я не планировала до конца дней жить с тобой под одной крышей, но у меня вполне приличная квартира, и мы в ней как-нибудь разместимся. График работы у нас не совпадает, так что мы даже не сумеем как следует надоедать друг другу…

– Возможно, так оно и будет, – загрустила Серафима еще больше.

– А кто эти типы? – спросила я, разливая чай.

– Так, мелочь…

– Ничего себе, мелочь.

– Пугают. Что б я прочувствовала.

– А кто их послал? Директор в отпуске прохлаждается, так кому какое дело до пропавших денег?

– Юрке Каткову дело. Директор ведь так, для виду. Хозяин Каток, это его ребята были.

– Боже мой, куда ты изловчилась вляпаться? И на что тебе сдалось это казино? Шла бы в детский сад или вон в зоопарк.

– Так ведь денег хотелось. Люди гибнут за металл. Ты, наверное, голодная, сейчас пельменей отварю…

– Какие пельмени? У меня кусок в горле застрянет.

– Очень ты у меня впечатлительная. Творческая натура, тонкая душа…

– Прекрати, ничего забавного я в этой ситуации не вижу.

– Я тоже, – охотно согласилась Серафима.

– Постой-ка, – всполошилась я. – У тебя же был знакомый, Володя, он как будто трудился в каком-то отделе… не помню, как правильно, но точно помню, что по борьбе с бандитизмом.

– Не был, а есть. Ну и что?

– Как что? Звони ему, он должен помочь.

– Чем, интересно? Денег в долг дать? Так у него их сроду не было. Он же юродивый, сиречь честный. Оттого и оклад мизерный, приработков не наблюдается, жена зануда и две девки-акселератки на папу дуются, тряпки новые хотят. От Вовки толку, как от козла молока. Он жутко скучный и обременительный для природы тип.

– Он представитель правопорядка, – назидательно заметила я, – и он должен знать, как поступить в подобном случае.

– Собирать бабки и отдавать, пока «счетчик» не включен. Это я тебе и без Вовки скажу.

– Мне нужен номер его телефона, – очень грозно сказала я. – И без глупостей. Если нет способа доказать свою правоту и противостоять бандитам, пусть он мне сам об этом скажет.

– Охота тебе над человеком измываться? – сокрушенно покачала головой Серафима, но, взглянув на меня, телефон дала.

Застать Владимира Петровича в кабинете оказалось делом нелегким, но с четвертой попытки это удалось. Я услышала очень приятный, с усталой интонацией мужской голос, что меня в данных обстоятельствах не порадовало.

– Здравствуйте, Владимир Петрович, – бодро начала я. – Вас беспокоит племянница Серафимы Павловны.

– Лика? – Голос зазвучал бодрее. – Приехала в гости? Рад… – Тут до него, как видно, дошло, что звонить мне ему вроде бы без надобности, и он насторожился: – А что случилось? Как дела у тетушки?

– Скверные дела у тетушки. Володя, ты можешь приехать? Лучше прямо сейчас.

После трехсекундной паузы он сказал:

– Хорошо. – И повесил трубку.

Я вернулась в кухню. Серафимы там уже не было, она перебралась на диван и с прежним энтузиазмом разглядывала потолок.

– Он приедет, – сообщила я, на что Серафима только криво усмехнулась.

Однако появился Владимир Петрович только через час, извинился, прошел в комнату и сел в кресло рядом с Серафимой.

– Вижу: жива, здорова, значит, все не так скверно, – вместо «здравствуйте» сказал он. – Хотя здоровье и прочее – категории временные.

– Утешитель, – фыркнула Серафима.

– Помнится, я тебя полгода назад предупреждал! Предупреждал?

– Ну…

– Гну. Сколько они хотят?

– Восемьдесят семь миллионов.

Владимир Петрович присвистнул.

– Да-а, такие деньги в три дня не соберешь…

Я взирала на него в крайнем негодовании. С момента нашей последней встречи он заметно постарел, потускнел и осунулся. И не имел ничего общего с бравым защитником правопорядка. На Владимире Петровиче был неновый серый костюм, подозреваю, единственный. Манжеты рубашки заметно обтрепаны, волосы давно требовали стрижки. А в целом он выглядел классическим неудачником: ранняя седина, утомленное лицо, равнодушный взгляд.