Секс в Мегаполисе Модар Стефка

Оля даже возмутилась:

– Ну, ты вообще! У меня что кирза? – гладя ногу, констатируя, – как у младенца!.. – самодовольно улыбаясь.

Инна, прекращая ненужную полемику, скорее-всего спасаю Ольку от нападок лобовых атак Тани и тётки, скомандовала:

– Младенец, шуруй на кухню, посуда ждёт. Ты у нас ноне дежурная!

Оля с обидой в голосе подметила:

– Вообще-то я с работы пришла, если никто из вас ещё не заметил… – и поспешила выбежать из комнаты. Троица сразу же стала перемывать той косточки…

…Вот так они жили, расстраиваясь и радуясь…

Каждая старалась воедино слиться с огромной системой мегаполиса, каждая из них страдала, проходя через жернова: страсти, ревности, любви.

Кажется, что она Олеся получила по полной программе, в который раз залезая в воды любви и это было больше, чем дважды. Но так хотелось хлебнуть залпом вновь опять то шквальное чувство настоящей любви, ведь оно было одним из первых ею, пережитым, каждой клеточкой тела. Вот поэтому она и держалась за тонкую ниточку, связывающую её и Аркадия. Иногда это выглядело смешно, но временами хотелось: орать, кричать, плакать. Невольно всплыло из памяти, как это происходило именно в то время, тогда, когда Аркадий уехал в командировку, проспонсировав киношникам поездку на море. Ему так хотелось стать известным «купаться» в волне славы…

…Олеся сидела на кухни, боясь пропустить выхода Аркадия на скайп. Тот обещал выйти ещё утром. Было уже ближе к обеду, когда наконец-то Аркаша соизволил появиться.

Несмотря на то, что они были в разводе, не очень-то спешили отвыкать друг от друга.

На кухне кроме Олеси было ещё двое. Таня была занята собой, сидя у окна занималась ногтями.

Оля мыла посуду, правда старалась не замечать очередного свидания в эфире, чтобы не сорваться.

Тогда как Таня, всё же краем уха подслушивала их полемику боясь пропустить самое интересное, казалось, что уж очень старательно лакировала ногти. Оля мыла посуду, наоборот, с какой-то нервозностью включая и выключая воду, нарочито громко громыхая той.

Но это не мешало Олесе общаться по скайпу с Аркашей. Тот по обыкновению был внимательный, предупредительный, на всякий случай «держал на ниточке» свою бывшую жёнушку. Со стороны это выглядело смешно и комично.

Однако Олесе нравилось, что её ещё где-то как-то считают «своей». На очередной вопрос Аркадия поспешила отреагировать, как обычно реагировала бы жена, с заботой и трепетом проникаясь к тому, что с ним происходило. Ответив на вопрос, тут же проявляя интерес, вникая в его сегодняшний день, поспешила спросить:

– Как там у тебя съёмка?

Тот, стараясь не конфликтовать, хотя считал: Какое ей дело? Тут же поспешил отчитаться, говоря, что ему удалось даже поучаствовать в съёмочном процессе, его задействовали в маленькой роли, мол, «режик» с ребятами предложили, но, а он самой собой не отказался.

Дурашливо улыбаясь, признался:

– Так хоть вложенных денег не жалко. Частично и на себя трачу. В общем сэкономил.

В этот момент со спины к нему подошла наполовину оголённая девушка, и стала теребить его шевелюру.

Олеся глядя на всё это выпученными глазами, возмущённо спросила:

– Это кто?

Аркадий озираясь по сторонам, махнув рукой, поспешил успокоить, поясняя, что это их стилистка.

Та, словно не слыша их диалога, крутилась перед ним, как веретено. Реакция Аркадия было неоднозначной. Он ёрзал сидя с вымученным видом перед экраном, по-идиотски гримасничая. Девушка назло им двоим шептала:

– Хочу тебя…

Тот, перейдя на шёпот, в сторонку прошипел:

– Ну, подожди, не видишь, что я сейчас занят… – закатывая глаза умоляя, – отстань, чуть позже.

Олеся, прилипая к монитору ноутбука, старалась рассмотреть всё происходящее на её глазах, нервничая, поспешила выкрикнуть в его адрес:

– Э-э! Аркаш! Что это было? Я не поняла. Ты ей что-то сказал или мне показалось?

Аркадий, как не в чем не бывало, выпалил:

– «Солнышко!» Ничего такого, что ты могла себе представить. Учу текст, через несколько минут у нас прогон.

Неожиданно подскочив на месте, истошно заорал:

– Всё! – явно заведённый, спеша закруглиться с разговором, – прости, иду в павильон.

На этом связь оборвалась. Олеся от неожиданного завершения вздрогнула. Она до сих пор не понимала, что там происходило у Аркаши с этой назойливой девкой. Её размышления прервала Инна, что вбежала в кухню и как большая «навозная муха» стала жужжать на ухо, что уже запарилась оттачивать фигуры. Заполнив две бутылки водой из-под крана, тут же вылетела «пробкой» обратно. Олеся, застыв на месте, не понимая, бросила:

– Это, что сейчас было?

Подруги молча пожали плечами. Она заплакала. К ней подбежала Таня, держа пальцы веером, боясь испортить маникюр. Олеся, стараясь успокоиться, стала давать себе установку, говоря сквозь слёзы:

– Перестань «рёва-корова», перестань, перестань!.. Вспомни о себе и через что ты с ним прошла… – тараторя, – забудь, забудь, что вы любили когда-то, да ещё как… Бросив безумный взгляд в сторону ноутбука, подойдя к нему, та, резко прикрыв крышку, продолжила:

– Забудь идиотка! Он не стоит того… – вытирая слезы, – перестань лить слёзы. Ими точно в этой каверзной истории себе не поможешь.

Зло, уничтожая испепеляющим взглядом Олю, сделала резкое движение, чтобы закрыть кран. Но племяшка резко отстранила, пробурчав:

– Совсем уже с ума сошла.

Олеся, мельтеша перед ней, хватаясь за голову, пробормотала про себя:

– Не распускай нюни! Ты лучше, чем та. И он ещё об этом пожалеет… – и заревела.

Оля, выключив воду, не оборачиваясь, вскользь бросила:

– Лесь! Перестань плакать, а то и я зареву… – вытирая ладонью предательскую слезу выбежала из кухни. Оставшись наедине, Таня и Олеся переглянулись. Таня поспешила обнять подругу, пуская слезу, плаксиво сказала:

– Лесь! А ну их этих мужиков! Все они «козлы»! Проверено!

Целуя щеки Олеси, смеясь, подметила:

– Ой, какие сладкие! – удивлённо, – а все говорят, что слезы любви – горькие.

Зацеловывая, радостно:

– Сладкие-сладкие…

Олеся, вырвавшись из объятий, побежала прочь, в дверях столкнувшись с Инной, что бежала за водой. Та, удивлённо посмотрев на Олесю, заметив слёзы, спросила:

– Мать, ты что ревёшь? Что с тобой?.. – поражаясь хлынувшему потоку слёз, обнимая, стала успокаивать, – брось! Нашла из-за кого!

Подбадривая ту:

– Ты же самая-самая!

Олеся с мокрыми глазами от слёз, смеясь, целуя ту в щёку, пробормотала:

– Не буду. Не буду… – вытирая слёзы, – уже забыла о нем.

К ним присоединилась Таня, вторя:

– «Козёл».

Олеся кивая, обнимая, сквозь слезы пробормотала:

– Да! «Козёл!»

Виновато глядя на подруг с лёгкостью пообещала:

– Я больше не буду из – за него плакать.

Беря под руку, Инну и Таню:

– Пошли в комнату телик посмотрим. Там сейчас сериал начнётся, будем смотреть, как другие от любви плачут. Дружно смеясь, троица направилась в комнату. Оказавшись в комнате, Олесе стало не по себе от шелеста дождя за открытым окном. Подойдя к нему, закрыв створку, стала всматриваться вдаль.

Казалось бы, начало сентября, так нет, погода пугала, своими неожиданными взбрыкиваниями отдаляя лето в прошлое, навязывая монотонные дожди, несущие собой – слякоть, тоску, внося депрессию. На душе и так тошно, а тут ещё барабанная дробь по стеклу.

– Дожди, дожди… – вспомнилась знакомая песенка…

Мелкий дождь засорял атмосферу чьими-то слезами. Вздыхая она поняла одно, что это случиться может с каждым, потерять любовь, который ты радовался.

Наверно где-то как-то её сглазили, и свыше произошла «перелицовка судеб»: шиворот-навыворот.

Тропинки во дворе превратились в грязь, в которой увязали ноги прохожих. Ветер, разнося в порыве холодную капель, массирующим потоком застигал их. Те перебежками прятались на детской площадке под «грибки» и под деревья. Видно, что дождь решил проявить характер, остужая разгорячённый недавним солнышком нрав людей.

Деревья раскачивались, пугая размахом, пригибаясь, выпрямлялись, говоря, что они сильнее, так как могут выстоять и в непогоду. Не то, что она, смотрит и ей уже от вида мощи непогоды страшно.

Кажется, что жизнь остановилась и с этой минуты непременно начнётся «чёрная полоса», как склизская грязь за окном. А ведь ещё недавно были солнечные дни. Вспоминая то приятное тепло, Олеся улыбнулась краешком губ. Невольно память вернула и Аркадия в сегодняшний день. И тут подумалось: Везёт некоторым.

На море. И стала рисоваться картинка его пребывания где-то там далеко.

Она не знала, что он сейчас мог делать. Но её воображение спешило ответить, рисуя кадр за кадром, его жизнь на море, прикусывая губу, пристально всмотрелась…

… Аркадий, на пляже нежась в объятиях двух девушек лёгкого поведения брюнетки и блондинки, с ленцой глядя на проходящих мимо дам, нарочито громко признался:

– Всё-таки свобода – это вещь! – высвобождаясь из объятий лапая блондинку, так, что так от боли вскрикнула, потягиваясь, констатировал:

– Вовремя я развёлся со своим «синим чулком»… – лыбясь, – у неё постоянная мигрень и месячные. Начиталась, что секс должен быть 2 раза в неделю.

На эти слова обернулись две дамы «бальзаковского возраста» в понятии сегодняшнего времени ближе к шестидесяти, но относящие себя непременно по критериям девятнадцатого столетия скажем ближе к тридцати пяти не более. Одна из них с сарказмом выдавила в его адрес:

– Слабак! Видно сам импотент.

Вторая, хихикнув, добавила:

– Под хорошим мужичком и доска шевелится.

Первая констатировала:

– Так какой-то!.. Ни рыба ни мясо.

Тот, не выдержав прессинга со стороны дам, спросил у девушек:

– Девчонки! Я что и впрямь не мужчинка?

Те хором поспешили ответить, целуя в щеки:

– Конечно мужчинка, да ещё и в соку!..

Аркадий, окрылённый такой ремаркой встав в рост глядя в след дамам, уничтожая тех превосходящим взглядом, не церемонясь, схватил в охапку девушек. Те заверещали как резанные, но, однако не поспешили высвободиться из его объятий. Он шёл с ними к воде. На них со стороны смотрели буквально все присутствующие на пляже. И он Аркадий был горд как никогда: Он не слабак! Попав в воду, бросив девушек в волну, нырнул, послышались писки и всплески. Они резвились, как малые дети и как показалось, им завидовали…

…Олеся тоже завидовала, вытирая скупую слезу, успокаивая себя, пробормотала:

– Ну и что! Мне всё равно. Я его люблю.

Так веря своим словам, ей стало так легко, что она вновь открыла створку, впуская в комнату поток свежего воздуха.

За окном осень боролась с летом, и кажется, поборола. Из-за тучки выглянуло солнышко и захотелось жить, радоваться и продолжить любить. Ей так хотелось быть любимой, и она с этим ничего не могла поделать. Поэтому вытирая слезу, улыбнулась и приняла решение: Быть любимой и счастливой!..

Против всех ожиданий солнце прогрело воздух, в комнате было свежо и тепло. Таня, сидя на диване по телефону кокетничала с очередным поклонником. Оля, сидя рядом подслушивала, наматывая на ус «Правила обольщения». Таня, в очередной раз, ляпнув что-то несусветное, стараясь как-то вырулить из этого, умоляюще просила:

– Рафик! Ну, пожалуйста, не смейся! Что я такого сказала? Это же игра слов не более. Просто тебе надо учиться русскому языку.

Стараясь пояснить:

– Что ты делал с «Толкушкой»?! Это означает: что ты делал с девушкой?! – округляя глаза, показывая мимикой и Оле, и Олесе, что тот туп, как «валенок».

Продолжая пояснять:

– «Толкушка» – это не «толкушка» которой мнут картошку. – По-детски смеясь, делая гримасы, – фу! Какой ты «тёмный»…

Олеся и Оля, пожав плечами, продолжали вслушиваться в разговор. Объяснения Тани затянулись. Это было так смешно, что Оля смеялась до упада. Олеся, не выдержав приструнила ту:

– Перестань, разве можно смеяться над тем, что тебя не должно касаться… – шипя, – может она, – тыча в Таню пальцем, – свою судьбу нашла.

На что Оля отреагировала по-своему:

– Гм!.. Судьба?! Пусть русский учит для начала… – кивая в сторону Тани, – вон как вспотела разъяснять. Продолжая смеяться, спросила Таню:

– Тань, он тебе нужен?

Та, сдерживая смех, отрицательно покачала головой. Оля, вырвав из рук подруги мобильный, крикнула:

– Рафик! Ты надоел! Больше не звони! – послышались прерывистые гудки.

Всем стало смешно, давясь смехом, троица опрометью выбежала из комнаты. В коридоре послышались шаги, визги, лай, мяуканье. Таким образом, переполошив и живущих вместе с ними братьев меньших.

Вбежав в комнату Инны, они застали ту за крайне несвойственным ей занятием. Та активно занималась физкультурой. Инна, лежа на полу с бутылками в руках качала пресс. Злорадно про себя бубня:

– Я им покажу – булки!

Она так была увлечена, что даже никак не отреагировала на шум в прихожей, поэтому вошедшие застали подружку врасплох.

Таня, рассматривая Инну, поспешила спросить:

– Что это ты тут делаешь?

Инна присев на коврике, проявляя своё недовольство по поводу вторжения в её пенаты, едко подметила:

– «Блин» достали, – возмущённо, – ну прям забембали. – Срываясь, – будет покой в этом доме?..

Поднявшись с пола, направилась к окну, копошась в горшках с цветами:

– Что-что? Разве не видно цветы поливаю?!

Тут же выйдя из себя вновь сорвавшись, рявкнула:

– И Вы бы могли помочь сделать генеральную уборку, раз уж носитесь по квартире без дела… – тыча рукой в верхний угол, – всё в паутине.

Таня оправдываясь:

– Так я только ногти накрасила.

Инна возмущённо:

– Ну, ты – вообще! А когда ты их не красила? – с сарказмом, – было бы для кого?

Олеся и Оля, боясь попасть под раздачу, поспешили дать задний ход, став поближе к двери. К ним присоединилась и обиженная Таня, бубня себе под нос:

– Это ты достала всех, «Сержант в юбке».

Когда подруги вышли, Инна продолжила усиленно заниматься физическими упражнениями. Вскоре плашмя упав на пол заложив руки за голову стала мечтать, смакую каждую деталь столь приятных грёз…

…Начало рабочего дня. Борисович сидит за столом, входит Инна. Само совершенство. Он выходит из-за стола, направляется к ней со словами:

– Богиня! – падает перед ней на колено, – я все отдам за ночь любви.

Инна гордая отталкивает садиться за стол, говорит, чтобы тот всех уволил, мол, она и сама может всё решать. Тот вскакивает, кланяется, расшаркиваясь:

– О, Богиня! Свет моих очей! Нет проблем, как скажешь… – обнимаются, целуются…

… Но тут же выйдя из своих сладких грёз и наваждений мгновенно осматриваясь по сторонам, Инна, понимая, что в комнате кроме неё никого нет, крестится бубня:

– Боже, прости дуру грешную! – вздыхая, – никак из головы не выйдет, как вирус жрёт мою душу.

Закатывая глаза вверх:

– Прости, ну слабая я женщина. Другой не стану… – крестится, – прости.

В испуге оглядываясь по сторонам:

– Вообще-то так хочется… – защипывая кончики пальцев, щёлкая, мечтательно, – ещё хоть разок побывать в его объятиях, а то всё что произошло, было как-будто наполовину понарошку… – обидчиво, – что я хуже других?

Оглядываясь по сторонам и на дверь, стуча по груди:

– Раз, два, три, четыре, пять, чтобы горю не бывать… – смачно сплёвывая за левое плечо.

Однако ей не хотелось выходить из своих бурных фантазий, ещё немного придержала их при себе смакуя.

И, кажется, что она уже полностью самоутвердилась в своей самодостаточности. Считая, что та ночь с ним была далеко не случайностью.

Инна, лежа на коврике, абсолютно довольная с оглядкой на дверь, жмурясь, пробормотала:

– Я со всем справлюсь одна. А та ночь любви была, была, была…

Силясь, напрягая память, гоня прочь все упрёки, которые у неё были по отношению к себе самоутверждаясь в правильности своих действий, открыв глаза, с твёрдостью в голосе произнесла:

– Пусть все говорят, что через секс в «дамки» лезут. Я не «дамка», я – Королева!

И тут же невольно вспомнила ту нечаянную близость средь бела дня в кабинете шефа…

… В тот день О.Б., почему не с того не с сего, прямо – таки с утра проявлял повышенное внимание к ней. Прижав к стенке в своём кабинете, пригласил в мотель…

…Она, вновь силясь, стала вспоминать всё до мелочей…

Два месяца назад.

…Инна входит с бумагами, докладывает о проделанной работе, даёт калькуляцию на билборд. Тот смотрит, он немного подшофе, признается:

– Оперативно работаете, Инночка, молодец! И вообще Вы мне нравитесь. Есть в вас некая чертовщинка, – поедая взглядом, – будете во мне зверя.

Притягивает. Ласкает. Инна отталкивая, боясь в это поверить, шепчет:

– Не надо так со мной. Я не такая, как все!

Он шепчет на ухо:

– Лучше!

Инне неудобно в его объятиях, вырываясь, переходит на полушёпот:

– Ну, Олег Борисович! Не здесь.

Тот, протрезвев, прижав к стенке кусая мочку уха:

– Ну, тогда в мотель!

Ей ничего не оставалось, как согласиться.

Она красная как «рак» вырывается из его объятий и опрометью вылетает за дверь.

Оказавшись в своём кабинете, глядя в большое зеркало на стене, старается поверить словам О.Б. Она готова рискнуть, пойти на свидание. Спрашивая себя вслух:

– Чем я не панночка?!

Ощупывает своё тело, продолжая заглядывать в зеркало, разговаривает сама с собой:

– Чем я хуже тех, кто уже прошёл через постель? – констатируя, – не я первая, не я последняя.

– Надо же когда-то начинать взрослую жизнь. Тем более мне он даже очень нравится… – радуясь, – а вдруг это любовь?

– Говорят, что от любви нельзя отказываться. Судьба может не простить и тогда, я останусь старой девой. И буду, как наша бухгалтерша. «Грымза!» – ей становится страшно от этой мысли, закрыв глаза, она произносит, – хорошо, хорошо! Пойду! Будь, что будет!..

Уже улыбаясь, смотрит в зеркало. Трогая вновь своё тело, поймав себя на этой вольности, бежит на своё рабочее место, копаясь в бумагах, урывками бросает взгляд на настенные часы.

И это случилось. Он и она в мотели. Темно. Инна и Олег Борисович в постели занимаются любовью. Он страстно целует в губы, беря её с неистовостью, признается:

– Ты та ещё «штучка». Сладкая! Терзая зубами соски, – не думал быть первым.

Спрашивая в лоб:

– Что никому не была нужна?

Инна, находясь в страхе и вожделении, вырываясь из объятий, не снося его слова, дерзит:

– Вас ждала!

Он, сдерживая её, наконец поймав в экстазе оргазм, отпрянув от горячего тела, встаёт, говорит:

– Всё! Прости, «Киса»! Убегаю! У меня утром встреча. Спать хочу, вымотался с тобой.

Поблагодарив за приятную неожиданность, просит об их встрече не распространяться. Не включая света, одевается, уходит.

Инна в темноте, кусает губы, плачет, зло шепчет:

– Дура, размечталась. Целку сломал, и смотался… – зло, – так тебе и надо!

– Понравилось? – отвечая себе:

– Да!

Накрывая подушкой голову, плачет, шепчет:

– Не скажу! Я не болтушка! – трогая рукой грудь, – вон как болят. Но приятно же…

Хлопая мокрыми глазами, констатирует:

– Я сука! А он кобель!

Усмехаясь, массируя груди, теребя соски:

– Пусть гад, но все равно так приятно! – закрывая лицо руками. – Хочу, хочу, хочу ещё!..

…Вернувшись в реальность сегодняшнего дня, расставив ноги массируя промежность, прошептала:

– Хочу! – вводя себя в оргазм, – Очень хочу… – закрыв глаза, прошептала:

– Мужичка бы сейчас! Отдалась бы!..

Она стала реветь, сознавая, что все, что было с ней не по – взрослому, а как бы понарошку.

Вечер в квартире подруг был обыденным, если только не считать Ольгины «движения», дающие намёк, что если кто и работает, так это она.

Занеся с лестничной площадки в ванную ведро со шваброй, сняв резиновые перчатки, вытирая лоб, устало пробурчала:

– Ну, прямо Золушка! Хорошо, что в подъезде никого не было… – устало, – из уборщицы в топ-модель.

Заглянув в зеркало улыбнувшись, поспешно раздевшись, стала принимать душ, тщательно брея ноги станком для мужчин. Закончив процедуру ощущая неприятное пощипывание, опрометью выскочила из ванны, встав на глянцевую плитку ощущая мокрыми ногами живительную прохладу. Смазав ноги бальзамом, показалось, что это ей помогло, уже не было такого дискомфорта от пощипывания. Закутав ноги в бинты, пошла спать. Потирая ноги, довольно прошептала:

– Завтра красотулечки, вы станете шёлковые.

Утро прошло без всяких эксцессов. Наскоро выпив кофе, перехватив бутерброд с сыром, помчалась на съёмку.

Ни свет ни заря, оказавшись в съёмочном павильоне Оля, раздевшись, поспешила размотать бинты. Она пришла в ужас, ноги были в царапинах. Это то, чего она так боялась. Как раз в этот момент вошёл продюсер. Тот как увидел свою новую модель, так чуть не получил инфаркт. Он исходя слюной с глазами «поджаренного таракана», как ненормальный заорал:

– Вон!..

Ассистентка, стоя в замешательстве, хватая ртом воздух, глотая и давясь им, совершенно не знала, что делать.

Чтобы как-то помочь бедной женщине, Оля прошептала телефон Тани, говоря, что та сейчас точно в форме. Обескураженная ассистентка, хватаясь за «соломинку» тут же поспешила воспользоваться, набирая Таню. Поблагодарив девушку, попросила поскорее исчезнуть. Дав понять, что и она может оказаться по её вине безработной. Оля, юркнув, исчезла. Уже на улице за углом офиса поймав такси, она поехала домой.

С грохотом ворвавшись в квартиру, Оля в слезах, как затравленный «зверёк» вбежала на кухню, ища там хоть какую-то поддержку. Настолько неожиданным возвращением обескуражила и Таню, и Олесю. Сходу, говоря им, что всё пропало, что это утро явно поставило в её карьере жирную точку.

Олеся поспешила успокоить племянницу, разговаривая с ней, как с маленькой вытирая льющиеся градом слёзы. Таня глядя на парочку изнывала от скуки у окна. Оля, еле сдерживая слезы, пробормотала:

– Жди, тебе должны перезвонить.