Река снов. Кольцо Зеркал Сезин Сергей

А вот написать что-то художественное – не получилось. Но это ничего. Ведь я контракта с издателем не заключал на написание других романов в оговоренный срок. Издателю я дарую преимущественное право публиковать мои следующие романы на ту же тему. А если я ничего не напишу или напишу трактат по огородничеству, то издатель только облизнется. Хотя все же стоит попробовать написать продолжение романа или про то, как этот герой и до того подвиги совершал. Или его батюшка, в которого он такой геройский уродился. Надо будет попробовать на судне этим заняться. Прошлый раз мне там хорошо писалось – за считаные дни солидная пачка листов. Правда, пришлось потом много переписывать, но это уже мелочи жизни.

Я прилег на кровать и стал прикидывать, про что лучше написать: еще один роман про новые приключения героя или действительно про что-то более раннее, чем события романа. Предпочтительнее выходило про подвиги батюшки героя, потому что героя я описал молодого, лет так двадцати с небольшим от роду, – а когда же ему подвиги совершать до этого? На каникулах в Академии? Продолжение вообще-то возможно, но психологически не совсем достоверно получится. Герой-то через такие страсти прошел с моей легкой руки, что нормальный человек после от всякого приключения уклоняться будет. А почему я сам не уклоняюсь? Догадайтесь с трех попыток почему. Действительно, лучше его батюшку заставить, благо кое-какие намеки на это есть.

Так прошел вечер вторника – за размышлениями о творчестве. О вампире особенно и не думалось, хватило дневных дум о нем. Ложась спать, я рассчитывал на вещий сон о местопребывании злодея, но сон был об обмелевшей Великой реке у самарских пристаней. Уже не первый раз, но хоть не пугает и сердце не рвет.

С утра я отправился в комендатуру. Комендант и помощник были заняты, потому я пообщался с Якушевым. За ночь ничего плохого не случилось, запойный пьяница домой не вернулся. Я задал вопрос: а не пробовали ли они провести магический поиск по лоскуту ткани? Якушев укоризненно посмотрел на меня, потом, словно решившись, сказал, что Михаил пробовал, но не смог. Ну да, неприятно, когда тебе напоминают про неудачу. Поэтому я несколько загладил свою неловкость, сказав, что это сложная процедура, я бы, наверное, тоже не смог. Насчет сложности я несколько перегнул, насчет того, что не смог бы, – вполне возможно. Если я прав насчет пользования порталом – вампир, что ушел порталом из города, поисковым заклинанием может быть зацеплен только случайно. Только в том случае, если оно имеет значительный размах, расходует море Силы и задействует очень сложные магические приборы. Грубо говоря, надо зачерпнуть поиском значительную часть страны и надеяться, что он пребывает именно в этой части и без магической защиты. Занимаясь же поиском в небольшом городе, автоматически сузишь размах поиска до минимума. И сарай в полуверсте от города в твой невод не попадет.

Я откланялся. От похода в комендатуру был единственный прок – удалось узнать, что тот самый караван обычно отбывает из города в обед субботы. Что же касается поиска вампира, то пока придется ждать и надеяться. Либо на какую-то ошибку кровососа, либо на вмешательство свыше. «Надежды юношей питают, отраду старцам подают». Вот как надежды разделяют Михаила Каюмовича и меня. Каждому свое. Когда-то и меня питали они, а теперь – только отрада…

А что теперь делать сегодня? До обеда уйма времени, после обеда тоже. И завтрашний день такой же.

И я решил сходить в порт. Если есть судно, что сейчас стоит там, а завтра отплывет в Казань, то в воскресенье оно в столицу ханства прибудет. То есть я приеду туда вровень с караваном. Я уже об этом размышлял: караван мне кажется более подходящим, но он может не случиться. Застрянет в пути или вообще отправится на неделю позже. Если бы здесь был филиал этой конторы, можно было бы узнать в точности – будет или нет. И ведь придется выбирать между двумя неизвестностями. Так я думал, следуя в порт, но выбирать совсем не пришлось. В порту оставался только военный катер, и все. Баржа Равиля ушла по своим маршрутам. Я постоял на причале, подобрал и бросил камень в пляшущий на воде кусок пробки. Надо возвращаться. А завтра сюда не пойду – буду надеяться на караван. Потому что если завтра прибудет попутное судно – только мне сомнений в правильности выбора и не хватало для полного счастья.

И я медленно двинулся в город. Специально тянул время, разглядывая старинные дома, игры детей на улице, сражения между котами и прочие детали. Зайдя в лавку, неспешно изучил полки, после чего вышел, к досаде приказчика. Пока разглядывал ассортимент, решил зайти на рынок и продолжить убивать время там. Там была вторая серия. Чуть ли не все поглядел, потрогал, попробовал, с продавцами поболтал. Покупал только разные мелкие вкусности вроде орехов, каймака и прочего, которые между делом можно будет и съесть. Чего-то существенного я не выбрал. Продавцы и покупатели активно муссировали рассказ о погибшем пареньке. На выбор было четыре версии – вампир, самоубийство от несчастной любви, неудачно проведенный девушкой сеанс приворота и месть на почве той же ревности. Правда, месть произошла почти через двадцать лет после того, как мать парня кого-то там отвергла и вышла замуж за другого. При этом рассказчица не исключала того, что отвергнутый мужчина был реальным отцом этого паренька.

Что тут можно сказать: народное творчество! На скрипке или курае играть могут немногие, петь – тоже. А вот художественный бред нести способен почти каждый. Часть людей не только способна, но и с удовольствием несет.

Естественно, я народного творчества не опровергал, только разок попросил уточнить – а для чего реальному отцу своего сына убивать? Ну, отомстить, сорвав свадьбу, изменившей девушке, даже убить счастливого соперника – это я еще готов представить отчего делается. Не оправдать, но хоть понять мотив, для чего. В случае детоубийства – и говорить не о чем. Бабенка долго не задумывалась и ответила, что этот отвергнутый с детства отличался тем, что сначала сделает, а потом подумает, что и зачем сделал.

Наверное, она его сестра по крови. Он не подумает, а сделает, она же – не подумает, но скажет. Так вот вскрываются тайны в Уржуме.

Я старательно тратил время на ерунду, и оно тратилось, хотя и медленнее, чем хотелось.

Но обеденный час близился. И наконец-то настал. А вслед за ним время послеобеденного сна, на который я сильно рассчитывал. А сна все не было и не было! Как будто я кофе все утро в себя лил, как из бочки.

Мучительные попытки заснуть длились часа полтора, после чего я понял, что ничего у меня не выйдет. Тогда сел и задумался – что делать дальше, точнее – куда податься? Гулять, зайти в комендатуру, самому искать вампира по закоулкам? Откровенно говоря, ничего этого не хотелось. Хотелось оказаться дома. Или, по крайности, среди цивилизации. Обрыдло. И от тоски сделал я все, что надумал. Сходил в порт, увидел пустые причалы, походил меж ангаров в надежде наткнуться на след.

Потом посетил комендатуру. Услышал, что все без изменений, но меня позовут, ежели что… И еще посетил несколько проулков. Везде результат был таким же. А именно – никакого. Пора смириться и перестать дергаться. Пора бестрепетно принять результат…

И я его принял. Вернулся в гостиницу и там провел время до сна. Удалось написать пяток строк, потом я их зачеркнул, лист скомкал и выбросил. Затем подумал и написал четыре строки, почти повторяющие выброшенное, но чуть другими словами. Подумал, начал писать следующую и зачеркнул. Как-то не получалось. Но ничего. Час нечисти настал, можно и ложиться. Да не постигнет меня смерть во сне в этом городе.

И сон пришел. Во тьме и каком-то холоде, в каком-то пещерообразном зале. Или просто зал был огромен, но совсем не освещен, и только стеллажи угадывались во тьме, как некие сталактиты и сталагмиты. Оттого казалось, что во тьме лежит некий причудливый зверь. Не то дракон, не то водяной конь, если он способен вплыть в пещеру. Тихо лежит себе, не дышит, не фыркает, но он тут. Мерные шаги, левой, правой, левой, правой. Он не мертв, он не ест, не дышит, но звуки его сопровождают. Как жалкие остатки прежней жизни средь торжества смерти. Ему не нужен свет, он видит даже во мраке и безошибочно находит нужное на полках, безошибочно кладет том на пюпитр и читает. Может, он видит текст и без света, может, он знает его наизусть. Мерный, скрипучий голос, никаких эмоций, никаких модуляций. Словно работает механизм часов: повернулось колесо, сжалась пружина, молоточек стукнул в нужное место.

– Жизни нет. Каждый шаг жизни – это стадия смерти. Смерть продолжается и за порогом того, что трепещущие людишки называют смертью. То, от чего у них скисает молоко в грудях и останавливается дыхание. Они не ведают, что такое быть в НАСТОЯЩЕЙ СМЕРТИ. Которая только истинно реальна. Следует сказать больше – даже Повелители Ночи не знают всех глубин ее, хотя они прошли намного дальше, чем прочие, по ее пути. Пройдя ритуал Вечной Ночи, они все же сохраняют иллюзию прежней жизни. Темнеет их кожа, усыхает плоть, теряются голод и жажда, но остаются страсти и иллюзии. Они не готовы отринуть жизнь и стать самою смертью. Они цепляются за иллюзию жизни. Потому что смерть видится им как еще непознанный вариант жизни, в которой они найдут то, чего не хватает им в отброшенной иллюзии жизни. Вместо того чтобы отбросить ее, они заменяют иллюзию на иллюзию. И даже в смерти они сохраняют частицу жизни. Далеко не лучшую часть. Кто, взглянув на гробницы древних королей и недавних баронов, вспомнит страсти, бушевавшие в сердцах, что истлели годы назад? Никто из ныне живущих. Сейчас еще находятся книжники, способные прочесть надписи письмом ирриан. Завтра никто не скажет, что за знаки высечены на этой плите и отчего в королевстве Гмелин короли носили двойную корону. Память об этом превратилась в прах и сдута ветрами.

Памяти нет. Есть только память Великой Пустоты. Оттого и будет жить вечно не бог, не эльф, не маг, а я, Ис-Винир, которого нет. Я оставил пустоту на месте Лесного хребта, и никогда не возродятся города этого герцогства – ни Ильден, ни Арвинд, ни Гуэст. Сады Арвинда зарастут сосной. На месте Звенящей пущи не будет расти ничего. Только пыль. И пустошь. Пустота да пребудет вовеки. Я тоже стал прахом и соединился с землей и водой. Но мне тоже не суждено стать Повелителем Смерти. Оттого, что я не отрешился от страстей и иллюзий жизни, которую некогда отринул. Потому мой голос звучит из этой книги для тебя, который возжелал того же. Но еще раз говорю тебе, прежде чем замолчать: «Очисти себя от всех страстей, и ты достигнешь искомого – ты познаешь Истинную Смерть».

Негромкий хлопок закрытого переплета. Негромкий стук переплета о пюпитр. Негромкие шаркающие шаги дальше во мрак. Тьма уходит во Тьму.

Мрак становится непереносимым, словно он выпадает на меня хлопьями, как выпадает сажа из огромного пожара или мокрый снег. Я прямо физически ощущаю это давление мрака.

И в этом мраке, как надежда на выход к Свету, начинает звучать песня. Негромкий мелодичный женский голос под гитару. Про древние вересковые чащи, от которых веет колдовством, и про дорогу, ведущую в пещеры, скрытые под холмами.

Песня звучала и дальше. Затем она закончилась, последний раз зазвенела гитарная струна – и все замолкло. Песня отзвучала, но не дала умереть надежде.

Сон погас, и до утра я спал вполне мирно и, проснувшись, не забыл увиденного в нем.

И было мне над чем подумать, поскольку я ощущал минимум двухслойность сведений во сне. Но как отделить один слой от другого? Вот этим-то я и занимался с утра. Выходило, что на вампира выводили сведения о вереске, изгибе (или изгибах) дороги и пещерах под холмом. Не могу исключить, что часть сведений к кровососу не относится.

А вот о Великой Пустоте, о слиянии со смертью, об Истинной Смерти – что-то это напоминает. Видел я в молодости один трактат из тех, что черный переплет получают, и про такие именно вещи. Хотя я его пролистал по диагонали. Не тянуло меня никогда к некромантии. В Твери этого трактата нет. Надо будет в Казани посоветоваться с Кириллом, а может, и со Сфинксами. И может, даже сам трактат поискать в библиотеке магического факультета. В Казани она пороскошнее, чем в Твери или Ярославле. Если же там не найдется, надо попробовать поискать еще в Нижнем. Кое-что обнаружилось из прежде узнанного, но сочтенного не очень нужным. Ис-Винир и его «подвиги» и трепет эльфов. Возможно, у эльфов есть пророчество о повторении Ис-Винира в более позднем личе. А их не так много, чтобы счесть уничтожение еще одной пущи допустимыми потерями. Вот еще один вопрос к Кириллу и его подающему надежды студенту-полуэльфу: чего еще интересного можно узнать про давние дела Ис-Винира? И возникает недоумение по поводу эльфов Закатной пущи. Если Ис-Винир – это такой древний ужас эльфов, от упоминания о котором у них начинаются кишечные колики, то почему они поддержали Ашмаи? Злоба на пришлых затмила голову? Или они надеются, что долгая жизнь даст им возможность переиграть лича, или Ашмаи истлеет раньше них? Вот это оптимизм у архонтов! Хотя, может быть, все проще и гибель Звенящей пущи – это тоже грязная игра древних архонтов, за что они справедливо презираются и людьми и здравомыслящими эльфами? Так же, как их интимные пристрастия?

Это все придется отложить в уголок памяти и проверять вновь. Эх, сколько там всего лежит, в том уголке…

Пора вставать и идти. Сначала чай, потом комендатура. А если повезет, опять будет «Ивашка под простоквашкой»…

Как я пил чай, в памяти практически не отложилось. Одно могу точно сказать – что язык от скоростного питья горячего чая малость пострадал. Дальше я и оба здешних «недреманных ока» размышляли, какие места подходят под описание из песенки. Как целиком, так и частично. То, что не все совпадет, стало ясно сразу, потому что в окрестностях не было пещер. И вообще в ханстве нет пещер в северной части. Есть они вдоль Великой, возле Камского устья, но не в окрестностях Уржума. Однако здешние обитатели не знали и об озере, на котором я побывал. Поэтому я мягко намекнул, что возможно существование пещер, о которых знают только немногие – вроде охотников. И предложил побеседовать с содержащимся здесь в узилище охотником, который ждет суда за ранение ножом. Его, кажется, прозывают Сироткой или наподобие того. Думаю, что он, в ожидании возможной виселицы, будет откровеннее и поделится сведениями с большей готовностью. Это если пещера действительно существует. С мнением согласились, но надо было дождаться кади. А его ждали часа через два. Мы продолжили думать дальше. Заросшая вереском пустошь на месте вырубленного леса была выше по течению. Имелся там и холм, дорога вокруг него и возле него сарайчик, которым уже давно не пользовались. Имелись еще два частично совпадающих по описанию места. В одном случае не было холмов, а в другом – дороги поблизости. Мы переглянулись и решили, что Сиротка должен ответить еще на пару вопросов. Времени до прихода кади было еще много, и я попросил уточнить – а как нам быть в форс-мажорном случае? Вот, к примеру, окажется у вампира карабин, и решит он отстреливаться от нас. Имеем ли в этом случае мы право, скажем, тот же сарай подпалить, чтобы не мучиться со штурмом?

– Имеем. При штурме строения, что использует враг ханства, мы стеснены только вредом для невиновных людей. То есть не должны страдать соседние дома, где живут добрые подданные ханства. А сам сарай с врагами – имеем право.

– Подожди, уважаемый Михаил, это все относится к случаю, если владелец дома злоумышляет против ханства. Тогда гореть ему или нет – решаем мы. А тут вампир в чужом сарае, владелец которого зла не творит.

– Вообще-то да. Правильно. Хотя сараю тому лет тридцать и лет двадцать в него только от дождя прохожие укрыться заходят. Кто его владелец – никто уже не помнит. И еще хозяин его забросил. Может, к нему уже можно применить закон о брошенном недвижимом имуществе и земле?

– Раз мы уважаемого кади ждем, можно будет его спросить. И миттахи-фирман получить от него.

Миттахи-фирман – это, если не путаю, разрешение на вторжение в дом и на участок без согласия владельца. Но обыск этим фирманом не разрешается. То есть если с ним в дом зайти и увидеть, скажем, чеканку фальшивых денег, то арестовать фальшивомонетчиков можно, можно их застрелить, если они попытаются сопротивляться, но обыскивать нельзя. Потому, если так произошло, всех подозреваемых в преступлении укладывают носом в пол – и так они лежат, пока гонец не принесет разрешение на обыск от судьи. Но кади такие фирманы дают охотнее, чем разрешения на обыск. В старые времена мне один казанский полицейский рассказывал такую вот историю – он с фирманом пришел в дом к подозреваемому в убийстве и обнаружил, что тот собирается сбежать из города. Это было нарушение постановления суда о запрете выезда до окончания разбирательства, потому полицейский его арестовал и повел в отдел. А обыскивать он не имел права, поэтому он вел возможного убийцу и все время следил за ним, не достанет ли задержанный из кармана пистолет. Пока довел до участка, чуть ли не облысел от переживаний. И оказалось, пистолет все-таки лежал в кармане убийцы (потом было доказано, что он убил). Слава богам, что убийца струсил и не стал убийцей дважды. Но… в каждой правоохранительной системе творятся свои чудеса. Я бы тоже кое-что мог рассказать, но умолчу из соображений лояльности.

Дальше обсуждали разные технические вопросы – на чем поехать, сколько людей с собой взять. Потом хозяева кабинета разделились и пошли по разным надобностям. Один – к коменданту за машиной и подкреплением, другой – к кади.

Меня вежливо попросили погулять, пока они договариваются. Справились они за полчаса с небольшим, причем коменданта уламывали дольше, чем кади. Кади все сделал минут за пятнадцать, а Сиротка отрицал наличие пещер поблизости от города. С местами поиска он согласился. Он еще назвал пару мест на другом берегу Нократа, но это пока подождет.

Меня подбросили в гостиницу, где я переоделся под стать приключению в полях, вооружился до зубов и собрал в сумку всякого нужного на тот случай, если задержимся вне города. Охотничья команда собралась представительная. Трое в черном (два подпоручика и солдат сопровождения мага), шестеро гарнизонных солдат, примкнувший к ним доброволец с собакой, гость из Твери, «копейка», «козел», пулемет МГ. Кстати, мне, в отличие от Самары, никаких бумаг не выписывали и к присяге не приводили. Только показали меня солдатам и сказали, что я свой и с ними. Вот так – к демонам на рога бумагомарательство.

Меня и добровольца с собакой посадили в «копейку», а трое в черном и солдатик-шофер поехали в «козлике». Так что я смог поближе рассмотреть пулемет и погладить собаку.

Поскольку стоял день, прорыв вампира из сарая и попытка скрыться по открытой местности кончилась бы для него печально. Так что он мог скрыться только в какой-нибудь норе под сараем. Или удрать порталом. Последний вариант был самым неприятным, оттого был извлечен из кладовой казенный амулет с функцией блокады порталов. Поскольку у казенного амулета имелись ограничения по дальности действия, надо было оказаться у сарая раньше, чем вампир захочет удрать через портал. Иначе нам достанется в качестве трофея только то, что он забудет в своем логове.

Судя по описанию и карте, холм находился в версте от дороги. Местность от дороги до холма была открытой и заросла вереском. На одном из участков начали высаживать сосны вместо срубленных много лет назад, но большая часть все еще оставалась пустошью. Сосны еще не успели подрасти. Холм тоже был голым. Сарай находился под его крутым склоном, оттого с дороги его совсем не было видно. К холму от проселка отделялась тропка, которая огибала его, подходила к сараю и шла дальше, куда-то на запад. За тропкой опять было открытое пространство, но поменьше, метров двести, после него начинался сосновый лес. Сарай построен из досок и очень давно. Когда рубили лес, лесорубы там держали инструмент и отдыхали. В каком состоянии сейчас сарайчик – неизвестно. Может, он и завалился. Дверь со стороны тропки, окон раньше не было. Но не исключалось наличие щелей или выбитых досок для обзора.

Потому решили разбиться на несколько групп, доехав по дороге поближе к холму.

Дальше на дороге у машин остаются двое солдат для охраны. Два солдата (у одного снайперская винтовка) зайдут правее и будут держать под прицелом тропку возле сарая и путь отхода в лес. Это излишняя перестраховка, но вдруг у вампира есть сообщник, или он рискнет на прорыв, закутавшись в плащ, и телепортируется из леса, вне зоны действия амулета. А все остальные, при пулемете и собаке, пойдут на холм и свалятся как снег на голову, активировав амулет возле него. У троих есть магазинные дробовики, имеются и зажигательные гранаты. Если кровосос захочет сопротивляться – до виселицы он не доживет.

Поскольку инструктаж провели заранее, задержек не было. Снайперская пара пошла чуть раньше, потому что им надо было делать крюк. Мы дали им фору, затем двинулись и сами. Доброволец Иван с собакой Тузиком лидировали. Тузик оказался спокойной, как двери, и молчаливой собакой. Без всякого поводка и управления им шел на пару шагов впереди хозяина, не летел, как укушенный слепнем, и не гавкал. Иван сказал, что пес приучен лаять только при виде дичи. Пока дичь только в виде запаха – он не залает. Как только он белку завидит – только тогда дает знать. Гм. Я встречал и другую систему обучения собак: собака лает все время, а обнаружив белку на дереве, лает уже в другом регистре, отчего хозяин осознает это и готовит ружье к выстрелу. В цепь мы не разворачивались – мы же не на поле кого-то ищем и не зайцев загоняем. Кстати, а вот сейчас на зайца наткнемся – не выдаст ли нас Тузик лаем?

Ладно, я тут не командую. Этим должны заниматься старшие по чину. А я пока шел, топтал траву и кустики и думал – стоило брать второй кольт или нет? Поскольку его я не взял, размышления о правильности этого шага и заняли все время.

Взойдя на холмик, мы остановились. Дальше план был таким: пулемет оставался наверху и брал сарайчик на прицел, а остальной отряд с двух сторон спускался к нему. В одной группе было трое в черном, в другой я и Иван с Тузиком. Если сарай будет цел и обитатель будет молчать, Михаил Каюмович должен потребовать от вампира выбросить оружие и сдаться во имя казанского правосудия. Если будет молчание, то для пробы обстреляем сарай. Дальше будем входить. Если начнется сопротивление – действуем по обстановке.

Пока все шло так, как планировалось. Пулеметчики выдвинулись к самому обрыву, а мы стали спускаться. Уже стал виден сарайчик. На глаз четыре на четыре метра, стены и крыша целы, дырки только кое-где. Дверь полуоткрыта. Тузик, которого познакомили с оранжевой тряпкой, напружинился, но голоса еще не подавал. Иван передернул цевье «тарана», я же взял револьвер в левую руку и взвел курок пистолета. Мы несколько опережали вторую группу: им пришлось делать больший крюк вокруг холма.

К сожалению, кровосос оказался ушлым типом и не дремал. Он сделал ошибку, не уйдя в портал сразу, как только увидел нас, но тут точно сказать, почему он не ушел, очень сложно. Может, портал привел бы его прямо на освещенную улицу, может, были какие-то другие ограничения. А сам он мемуаров со своей точкой зрения не оставил. Он только подпустил нас шагов на двадцать и начал стрелять. Иван прошипел собаке: «Лежать!» – и залег слева, а я свалился вправо. Перестрелка длилась недолго, в ней пострадал в основном сарай. С вершины ударил пулемет, в темпе высадивший ленту. Потом я заметил, что пострадал только угол, ближний к нам, откуда велась стрельба. Тот, со стороны которого подходили остальные, – нет. И это было правильно, хотя не знаю, пулеметчикам это сказали заранее или это они сами догадались. Вампир убрался из разбитого пулеметом правого угла сарайчика и не заметил подхода второй группы. А она активировала амулет, а потом через обвалившийся угол крыши закинула в сарай две гранаты, после чего ворвалась внутрь. Порванный взрывами и выведенный из строя вампир был проткнут колом. И демоны изошли из него. После чего всех позвали в сарай.

Итого потери – ободравший щеку Иван и я с ушибленной ногой. Неудачно падали. Впрочем, мой ушиб заслуживает упоминания только как факт – после таких ушибов мужчина выражается, трет место ушиба и продолжает прерванный процесс. Иногда ругательство повторяется – когда ушибся особо злостный матерщинник.

Вампир оказался относительно молодым и по одежде сильно напоминал наемника из Гуляйполя. Интересным было его вооружение – аж два «чекана» и кривая харазская сабля. Вот сабли я у вампира совсем не ожидал. Видимо, она осталась у него как память прошлого, потому что украшений не имела и магических вставок тоже. Интересно – отчего? Уже не скажет. И магических предметов у него было штук шесть – явно портальный амулет, амулет Кали, какой я видел в лесу и которым пользовался в гостях у Не-мертвого, и еще разная мелочь, не очень магически активная. Знакомого самарского шара не было, и я вздохнул спокойно. Вещей было тоже довольно много – два мешка. Один с заплечными лямками, второй – без. А потом Тузик стал что-то вынюхивать в побитом пулеметом углу и даже лапой землю ковырять.

Демоновы рога, опять кладбище будет! Солдатики с кислыми лицами достали малые лопатки и стали рыть. Я по доброте душевной вспомнил заглушающее запах заклинание и приготовился его использовать. Но это был не труп, а еще один мешок с вещами. Хорошо устроился! Потом началась рутинная работа. Принесли из машины фотоаппарат, засняли вампира, засняли его вещи, останки левитировали, из карманов все вытрясли… После окончания фотографирования его вытащили наружу и сожгли. Плохо сгоревшая челюсть с вампирьими зубами пошла как доказательство. Да, в щечках опять было такое же проклятие, которое я сломал, показав мастер-класс местным дарованиям.

Дальше стали изучать вещи. В заплечном мешке имелся запас вещей наподобие солдатской выкладки: запасное белье, тапочки, фляга, котелок, полотенце, набор для чистки оружия, коробка патронов, немного консервов. Ну да, вампиры тоже едят, одной кровью не обходятся. То есть это его тревожный набор – вскочил, подхватил и побежал. Второй мешок, который незакопанным был, – это дополнительный набор вещей для него же: широкий плащ черно-серого цвета, широкополая шляпа в тон плащу, драная рубашка оранжевого цвета – та самая, чей лоскут остался на гвозде в заборе. Еще одна рубашка синего цвета, широкий тканый пояс, грязное белье, перчатки… А вот в свежеоткопанном мешке были вещи на человека явно меньше размерами, возможно, подростка. Или женщину с мальчишечьей фигурой, носящую мужскую одежду. Курточка с меховой оторочкой – не на сегодняшнюю погоду, скорее на апрель. Вязаный шарф. Малоношеные эльфийские сапожки зеленоватой кожи. Белье. Книжка. А вот это интереснее – она нетолстая, переплет черно-коричневый, с причудливым серебряным тиснением на нем. Текст рукописный, на квенья. Есть магический фон – видимо, вот это причудливое тиснение так работает. Перевернул книжку – из нее выпал небольшой листочек. Язык незнакомый. Протянул Михаилу Каюмовичу – пусть поглядит. Вчитался в текст – квенья вполне доступный, и содержание знакомое: «Поэма о любви Иримэ». Ну, этой поэмой никого не удивишь. Это у эльфов произведение вроде наших стихов из школьной программы: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Еще эльфийский набор для письма и разная хозяйственная мелочь. Поневоле возникает мысль об эльфке. Но куда она делась? И есть у меня какое-то смутное ощущение, что эта книга мне нужна. Да, у меня поэма есть в антологии, и есть ее перевод на старовилларский. И в ней самой ничего особо интересного нет. Школьная литература. Тот же Шекспир куда ярче писал в «Ромео и Джульетте» про то же самое.

Мы уже начинаем сворачиваться, так что пора продумать дальнейшую стратегию. Чтобы мои труды и утраты (три израсходованных патрона и ушибленное колено) были не напрасны и достойно вознаграждены. Предамся меркантильному анализу: вампир убит вне стен, и не мной одним. Награда сильно размывается, тем более что я выполнял нужную и полезную, но вспомогательную роль. Если самарской полиции крыть было нечем, ибо мой вклад был основным, а они только помогали транспортировать, то здесь ситуация обратная. Но долю требовать надо. Это я «безвозмездно, то есть даром» жизнью рисковал под землей и за Буем, а вот под городом я превращаюсь в жадного и корыстного типа. В городе я еще хуже, так и готов выдрать последние деньги у городского самоуправления или полиции.

В данном же случае имеет смысл заявить о вознаграждении в виде части трофеев: ну, скажем, опять «чекан». И, пожалуй, вот эту книгу, на которую глаз сам ложится. А что – это мысль! И в деньгах не накладно городу Уржуму и власти в нем. Вот только книга… Они же захотят ее исследовать – не таятся ли в ней секреты бытия. Ладно, будем пробовать. И израсходованные патроны не забыть!

И содрогнулись люди в черном от моей немереной алчности, и, потрясенные до глубины души, сразу же отдали три патрона, а насчет прочего, чуть придя в себя, ответили, что они начальство известят. По «чекану» вряд ли вопросы будут, а вот с книгой – надо посмотреть. Вдруг что там есть и кроме как про эльфийскую любовь-морковь. Тут алчный маг от них отстал и стал раздуваться от сознания собственного величия.

Мы собрали вещички и двинули к машинам. Предстояла недальняя поездка и писание многих бумаг. Это предчувствие сбылось полностью. Писал я их до обеда, потом поел и после две бумаги написал. Зато мне вручили еще одну бумагу, для Бердышова – о моих подвигах в помощь правопорядку в Казанском ханстве. Это согрело душу. Но тут такой еще момент – сегодня четверг, а завтра прибудет караван. Если все будет нормально, то послезавтра я уеду. И вот хотелось бы, чтобы вопрос с книгой и револьвером решился пораньше. Я поочередно отловил Якушева и Михаила (забыл его фамилию) во время их перебежек из кабинета в кабинет и опять ознакомил с темными глубинами своей алчной и нетерпеливой души. Алчность и на Востоке нередка, а вот нетерпеливость нетипична, ибо житель Востока живет и трудится так, как будто он будет жить вечно. Потрясенные темными безднами, они обещали, что с книгой разберутся к завтрашнему обеду. С револьвером может решиться и раньше, но лучше мне подойти тогда же по обоим вопросам.

Я пошел в гостиницу, по пути размышляя, для чего я сворачивал мозги неплохим людям, выдирая из них самый ходовой револьвер, которых у меня и так три штуки. И которыми я не пользуюсь. Самарский с прошлой осени я только пару раз почистил, а из своего старого стреляю раз в год – чтобы оружие не забыло, что из него когда-то стреляли. Темны глубины душ, ох, темны… И живут в них разные чудовища.

На сегодня мне приключений хватит – вот сейчас себе куплю чего-то на ужин, заплачу за номер до субботы и вообще больше никуда не пойду. А что буду делать до сумерек? А сделаю из пяти вчерашних строк десять. Или меньше – как получится.

Вышло даже больше: почти три страницы, это без учета двух исчерканных и выброшенных. Результат понравился даже мне, и я очередной раз за день возгордился собой. Погордившись, обнаружил, что время позднее, пора на боковую. А утром обитателей черных бездн моей души ожидает сюрприз. Какой – они увидят и не обрадуются.

Утром я выпросил у портье небольшую тачку, которой они пользовались для разных хозяйственных нужд, и поволок ее на базар. Сюрприз ждал не только земноводных обитателей бездн, он ждал и жителей этого богоспасаемого града. Трехместная лодка, малость попорченная, но заклеенная – задаром! Лодка малая, на одного человека – за один рубль! Весло, ремкомплекты, резиновые мешки, насос и всякое такое – за стакан чаю! А можно и даром!

Жаба сразу выпала в осадок и ничего сделать не смогла. Обыватели ходили вокруг меня, офигевали, переспрашивали и опять проходили мимо. Так я стоял почти час, и мне это надоело. Пора было чай пить, а тут они жмутся, как невеста перед венчанием! Разорятся, блин! Я громко заявил, что сбрасываю цену, и все пойдет за стакан чаю! Народ офигел еще больше, но не подходил.

Что ж, сейчас будет самое яркое в спектакле.

– Ну что, жители Уржума, не в силах поверить, что так дешево бывает? И дальше не верьте! Я отсюда ухожу и все здесь оставляю! Хотите – берите задаром, хотите – дальше пугайтесь и вокруг неделю ходите! А я пошел!

Пихнул лодки сапогом, подхватил тачку и двинул к выходу. И за спиной осталась тишина.

Так я встал вровень с двоюродным дядей, оконфузив базар по самое некуда. А мне легко было, и земноводная тварь тихо молчала в глубине. Но что ей сказать-то? Я это обещал и сделал, чему свидетели весь пантеон, хоть светлый, хоть темный. И дополнительно – мне эту кучу тащить в караване и за нее платить. Так что выйдет так на так – плата за место груза в караване, плата за место багажа на пароходе из Казани вверх потянут не меньше, чем я выручу за продажу. А принципиальная нужда в лодках прошла. И как уже говорил, без неотложной нужды я больше в резиновую лодку не полезу.

Вот теперь гуляю до середины дня, когда дел сразу резко прибавится. Оплатить место, рассчитаться с гостиницей, купить чего-то в дорогу, закончить дела с комендатурой… И самое главное – собраться. Я дотащил тачку до гостиницы, с благодарностью вернул ее. Каравана еще не было. Поскольку бумажные формальности могут затянуться, я решил пообедать пораньше. Чтобы сидеть, ожидая, и не давиться голодной слюной при этом.

Проявив похвальную предусмотрительность, я ожидал длительного сидения под кабинетом. Но этого не случилось. Просидел я всего пяток минут, а потом меня пригласили внутрь. И Гумер с Михаилом от имени комендатуры, суда и себя лично поблагодарили за сотрудничество и помощь в поддержании правопорядка. Дальше было вручение трофеев и подарка. Зная, что я собрался уезжать с караваном, они организовали передачу мне курьерских функций по доставке пакета с документами в Казанское управление. Ведь курьера с документами караван везет за казенный счет. Ай да молодцы! Огромное спасибо им! Извозчик по Казани мне куда дешевле обойдется. Необходимость уничтожить пакет в случае опасности для него – это мелочи. А все остальное в плюс. Мы посидели довольно долго за чаем и сладостями, поддерживая интересный разговор и делясь воспоминаниями. В качестве прощального подарка я поделился с Михаилом обезболивающим заклинанием, когда-то показанным мне в отряде моим коллегой Арреном. Вдруг придется кого-то спасать.

Я отправился в «Гостиный двор» и застал там караван. Сегодня прибыли пять машин, четыре из которых загнали во внутренний двор. Пятая стояла снаружи, и сейчас с нее что-то сгружали в «копейку». Караван-баши был занят и освободился часа через два – вот так, недолго сидел в комендатуре, зато здесь подождал. Но я тут не сидел в коридоре, а был у себя в комнате, периодически проверяя, свободен ли он. Затем мы встретились.

На сей раз это был другой человек. Звали его Рауф, и был он на редкость немногословным. Бумагу прочитал, сказал, что завтра отправляемся в двенадцать, мое место будет в третьей машине. Водителя зовут Никодим, его предупредят. Все, до встречи.

Он, видимо, где-то повоевал – на лице шрам слева, в виде «гусиной лапки», и, когда встает и садится, левая нога плохо сгибается в колене. Конечно, такие повреждения могут быть и при автомобильной аварии, но я думаю, что нет. Он напоминает мне некоторых командиров, с которыми я сталкивался по службе. Среди них культивировался именно такой стиль поведения.

А мне теперь надо ревизовать свои запасы, решить, что еще надо купить, и сложить все, чего не требуется утром для приведения себя в порядок. Завтра также придется рано пообедать. Но это не столь неприятное занятие.

Так что вечером у меня было занятие по сборам и укладыванию вещей. В результате утреннего спектакля на базаре и утраты карабина у меня остались только два места багажа. А, еще ведь был подарок мотора и канистр на причале и оставленная палатка… Так что я собрал эти два места и для ношения с собой приготовил ту самую купленную сумку. Туда пойдут остатки пайков и разное мелкое на дорожные надобности. И сегодняшняя книга. Покручу ее в руках – чем-то она меня привлекает. Может, удастся понять, чем именно. Попытался заштопать носки, но решил это крайне ответственное дело отложить на пароход из Казани. И теперь завершающий аккорд: чистка оружия. Но чистил я только старое оружие. Новообретенный «чекан» поглядел и отложил – вроде как все работает. Тогда пусть лежит, чтобы был.

Гм, а что, если его предложить Кириллу? Он, конечно, оружия не любит, но вдруг передумает? Будет у него лежать в доме на случай форс-мажора. Может, и в экспедицию его возьмет. Так и запишем. Не захочет – украсит револьвер внутреннее убранство моего шкафа. Там ему будет с кем поболтать. Убрал из жилета патроны к карабину, долил флягу, завел будильник. На сегодня хватит. Всего. Даже снов не надо.

Но сон все-таки был. Тоже привычный – я хожу по болоту, по мокрому лесу и прочему безотрадному пейзажу и взбалтываю ногами болотную жижу. Только я и унылое болото с унылым лесом. Утомительно, но не смертельно опасно. Отходил ночь по дарованному богами сну и проснулся за секунду до звонка будильника.

«Сон – не жизнь. Снилось – и забыл». Так сказал древний поэт в Старом мире, и его совету я и последовал. А что там другой древний поэт говорил про необходимость умываться по утрам? Да, был и такой. Видимо, тогдашним пришлым надо было подробно разъяснять, что это надо делать. Жаль, нет у меня настоящего поэтического таланта. Написал бы великую поэму на вилларском языке, призывающую к соблюдению гигиены, и издал бы.

Может, часть аборигенов последовала бы этим советам. И меня бы помнили не только как избавителя от похмелья. Мечты-мечты…

Я быстро спустился вниз и оплатил номер за последние сутки. Во дворе водители уже возились возле машин. Нашел Никодима, представился ему и сказал, что буду ехать с ним. Никодим оказался мужчиной моих лет, только носившим бороду. Я тоже думал отпустить бороду, но отказался от этой мысли – борода быстро седеет и старит носителя. Если бы я, как гном, носил ее с тех пор, как она отрастать стала, то куда уж деваться? Так бы и носил дальше. Сначала была бы она куцей, потом седой, так вот отражая мой жизненный путь.

Сейчас на очереди чай, потом куплю в большую оплетенную бутыль квасу или компота в дорогу. Потом вещички занесу в машину, и тогда останется часов в одиннадцать профилактически пообедать и стоять возле машины, ожидая команды трогаться.

Уже стоя возле грузовика, я подумал о том, что все время в Уржуме и окрестностях стояла хорошая погода, отчего проблем с дождиками и не было.

Наверное, это было излишним. С каждым километром на юг погода начала сереть на глазах. Стало давить на голову, обещая близкий дождь. Мы ехали прямо навстречу дождю. Сегодня будет ли он – только боги знают, а вот завтра дождь будет обязательно.

Мы с Никодимом немного поговорили о наших семьях, потом как-то устали, и каждый стал размышлять о своем. Я лично сначала подумал об оставленном сзади Уржуме. Покидание этого города отчего-то не вызвало у меня сожаления. Да, там мне встретилось несколько хороших людей, помогших мне в моих трудах и заботах. Ничего плохого мне никто не сделал (естественно, за исключением слуг Не-мертвого). Но хотелось скорее покинуть Уржум. А если бы я смог это сделать раньше субботы – да с превеликим удовольствием!

На сегодня здесь мои дела сделаны, и будем надеяться, дорога Снов не приведет меня сюда вновь. Так что я могу уже подумать о предстоящих делах. В качестве награды за подвиги я решил сделать себе небольшой подарок. А именно – новые щечки на пистолете и револьвере. Чтобы они выглядели оригинально и тешили мое эстетическое чувство. Как явлюсь в Тверь – закажу по новому комплекту их, только одна щечка будет черной или почти черной, а вторая – белой. То есть будут два моих любимых цвета из четырех, и все получится оригинально. Черные сорта дерева нередки, есть и темные сорта кости. А вот белую щечку, скорее всего, придется делать костяную. Хотя, может, и удастся подобрать белую древесину. Есть серебристые деревья из эльфийских пущ, есть очень белые сорта березы. Прикосновение кости к ладони мне не нравится, оттого я и предпочитал всегда деревянные щечки костяным.

Потом стал размышлять о названиях для озера и Забуйки, и вот тут размышлений мне хватило аж до самого Малмыжа.

Выйдя из машины, я размялся и оценил, что на этот раз поездка на «лейланде» прошла успешнее. Спина уже так не реагирует. Красота! Значит, завтра, в Казани, не паду как сноп на кровать.

А дождик уже почти тут. Грозовая туча поудобнее устраивается вокруг города, на голову давит даже сильнее. Но мы уже на постоялом дворе «Шошма» и сегодня дальше не поедем. А на этом постоялом дворе все под крышей. Даже к туалету ведет крытая сверху галерея. Спасибо хозяину за такую заботу.

Дождь начался через час с лишним, постепенно набирая силу.

Под крышей дождь не страшен. Конечно, завтра он ехать помешает, но… это все будет завтра. Завтра и будет эта забота о дожде, о дороге, о видимости…

А сегодня посижу немного в общем зале, послушаю народные байки, а затем пойду спать. По озеру и реке я так и не пришел к окончательному мнению, значит, придется думать об этом завтра. Потому что к Казани надо уже сформулировать свое решение, ибо подавать прошение куда-то наверх нельзя, если еще сам не решил, чего ты хочешь.

Водители и охранники рассказывали о сложных поломках, которые приходилось исправлять чуть ли не голыми руками, о налетах банд, чудовищах из Дурных болот, о странных обычаях аборигенов. Я слушал, прихлебывал чай, морщился от табачного дыма. Ветер ломился в окна, барабанил дождь по стенам и стеклам… Знакомая картина. Это я видел в отряде, в пиршественной зале барона Иттена, в других местах. Многое повидавшие люди рассказывают о том, что повидали. А новички, раскрыв рот, слушают, периодически выдавая реплики: «Да неужто? Прямо поперек треснула? Демоны побери!» Вранья тут не бывает. Случается некоторое приукрашивание в воспитательных целях, если тут присутствует молодняк. Или бывает, что соединяют одну историю с другой красного словца ради. Реально крутой охранник не будет рассказывать про то, что голыми руками уложил десяток человек из банды. Может сказать, что двоих вместо реального одного. Люди-то вместе с ним тоже участвовали и поправят, если впал в бессовестную трепотню. А когда идет легкое украшательство, они только хмыкают, но молчат. Ибо им тоже может завтра потребоваться покорить сердца дам своими подвигами.

Наконец табачный дым мне надоел, и я ушел. Да и поспать надо. Подъем по плану в семь, в восемь отъезд. Если все будет хорошо. Поставил сторожки на окно и дверь, ибо токмо бес подкаменный ведает, сильно ли в этом городе шалят всякие чуды. Значит, надо беречься. Оружие – рядом, завожу будильник на полседьмого (чтобы не толкаться поутру) – и спать.

Спал я плохо, много раз просыпался, а когда очередной раз заснул – зазвонил будильник.

И снилась какая-то утомительная дребедень, которую даже сложно вспомнить. Да, она была, но поди вспомни, что там конкретно было. И всю ночь барабанило в окно. Э, как бы сейчас не пришлось буксовать на мокрых местах. И не подкладывать хворост под колеса. Умывался я и пил чай с такой жуткой зевотой, что летай вокруг летучие мыши – точно бы какую-то съел. А может быть, и воробья. Допив чай, осторожно вылез в дверь: капает, но не очень сильно. Небо темное, поэтому добавка дождя будет. Лужи стоят, но тут, в гостинице, грунт хорошо укатан, так что о дороге судить очень сложно. Поедем и увидим. А вот и Никодим идет за чаем.

– Доброе утро!

– Доброе утро, Юрий! Как спалось?

– Спасибо, отвратительно. Не сильно лучше, чем если бы вообще не спал. Но меня больше дорога беспокоит – не размыло бы.

– Не первый раз, продеремся. Раз от Малмыжа до Казани волоклись трое суток, но ничего, добрались. Правда, это в сентябре было.

– Небось все кусты и елочки на подстилку тогда перевели?

– А то! И радиаторы текли, и камеры рвало, и одна «копейка» с холма кувыркнулась. Только эльфы в гости не являлись, а так все было.

– И эльфы здесь бывают?

– Нет, это я так, к слову. Хотя и с ушастыми дело имел, когда в егерской бригаде князя Алексея служил. А здесь их нет. Еще со времен хана Шагина. Зато хватает кишкомотов из соседних государств. И свои фрукты-яблочки белого налива.

Тут тоже надобно пояснять. Кишкомоты – это такая страшилка про ужасных кочевников. Якобы они, упившись перебродившего кумыса, баловались таким издевательством над пленными: живот разрезали, кишку прикрепляли к стволу дерева или кусту и заставляли несчастную жертву бегать вокруг дерева, пока кишка на ствол не намотается, а человек не упадет. Как всякий здравомыслящий человек даже без знания истории может догадаться, погонять так человека невозможно, если не использовать ужасной силы магии или ужасной силы наркотиков, да и то сомнительно. Тем не менее страшилка жива до сих пор, правда, чаще кишкомотом называется тот, кто кому-то мотает не кишки, а нервы: от зануды-чиновника до капризного ребенка.

В истории известен только один похожий случай: в ныне несуществующем графстве Вайу лет за сто пятьдесят до Воссияния Звезды казнили двух мятежных баронов, во время мятежа убивших беременную жену графа. Граф и приказал их распять на воротах замка и медленно тянуть кишки из живота. Впрочем, он недолго выдержал это зрелище, сблевал и приказал добить баронов. Собственно, он после того прожил недолго. Пытался на медвежьей охоте взять матерого медведя одним кинжалом. Дозволенная его верой форма самоубийства.

«Яблоки белого налива» – это казанские сторонники Кали, так их с издевкой называют, хотя они, как им и положено, в черном ходят. Последние лет двадцать периодически случаются их явления на южных и юго-восточных границах ханства. Исповедуют эту веру больше казанские подданные из аборигенов. Когда они Черной богине жертву приносят в пределах своего города, они жертву душат и стараются тело скрыть с глаз. Но собравшись в группу, они иногда выходят на большую дорогу и там устраивают что-то вроде филиала мясной лавки. Об этом я слышал, потому спросил Никодима, видел ли он такое. Он ответил, что да. И лучше бы ему этого никогда не видеть. Примерно то же, что эльфы делают с пленными. А вот про это уже мне можно не рассказывать. Это я сам видел. И тоже – лучше бы мои глаза на это никогда не глядели.

Прозвучал сигнал к отправлению. Что путь грядущий мне готовит?

Он приготовил длительное движение на малой скорости по грязи. Вместо приезда вечером в Казань мы еле доползли до Арска и стали искать пристанище на ночь. Наконец судьба начала слегка улыбаться нам, и с ночлегом проблем не оказалось. Да и люди сказали, что за Арском дорога получше. Ехать уже не так много, но не в ночь же… Однако ничего, если дорога действительно дальше получше, то утречком мы вполне можем справиться часа за два. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!

Утро было типичным утром понедельника, когда с утра приступаешь к работе, как следует не отдохнув за выходные. И тихо мучаешься, заваленный потоком дел, которые валятся на тебя, словно специально собираясь тебе в досаду. Я опять не выспался, но тихо терпел, ожидая конца поездки. Рассказчики в Арске не обманули – дорога была в хорошем состоянии, потому мы наконец двигались с нормальной скоростью. Задержка вышла только на Северных воротах, куда кроме нас набилось много желающих на въезд. Простояв с полчаса, я решил сделать финт. Попрощался с Никодимом, взял из кузова свои вещички, навьючил их на себя, чтобы освободить правую руку, и отправился штурмовать шлюз-проезд. Пакет в службу безопасности ханства должен был служить стенобойным орудием. Поэтому я опередил караван и оказался внутри города минут за десять. Оно, конечно, лучше бы было попасть сначала в гостиницу, где сбросить лишние вещи и лишние стволы, слегка почиститься, а может, и поспать, а только потом… Но дело прежде всего. Оттого я сразу же за воротами отловил такси и прибыл куда положено. Люди мне помогли – нечего их подводить. Выглядел я, конечно, не по-столичному, но делал бодрый вид и смущал своим походно-полевым облачением местных обитателей. Дескать, не забывайте, что не все по коврам гуляют.

Сдав пакет и получив расписку о вручении, я смог покинуть это здание на улице Хана Аспаруха. А вот теперь я свободен и могу распоряжаться самим собой. Могу даже петь и веселиться, но поеду в гостиницу. Здравствуй, «Сары-Гюзель»! И прощай. Больно много в тебя набилось купцов на ярмарку. Куда же деваться? И извозчик повез меня в гостиницу «Аладжа». В итоге я не прогадал ни в удобствах, ни в деньгах, только не получил морального удовольствия от пребывания в привычной обстановке. Что ж, «Аладжа» так «Аладжа». Что бы это ни значило (а я такого слова не знаю), буду жить тут. Баня напротив, сейчас брошу вещи и пойду туда. А после… Правильно – посплю.

И после сна перезвоню Кириллу и еще… Но все – после сна.

После сна я встал с плохо работающей головой, но – увы, это неизбежно. Когда я был молод и ни на что не жаловался, дневной сон считал лишним. Прошли года, и дневной сон или хотя бы сонливость во второй половине дня стали обыденностью. Вот поспать тогда может и не выйти, но организм обязательно скажет про желание поспать. А вот если дело идет к дождю, то усилия по борьбе со сном становятся практически непреодолимыми. Потому если я ничем не занят, то и не борюсь с подобным желанием.

Ибо на борьбу тратится драгоценное время этого сна.

Тут случился первый казанский сюрприз – телефон Кирилла весь вечер не отвечал. Неужели его опять забросили в какую-то экспедицию? Вообще с его постом и занятостью можно было бы и уклониться, но он всегда любил поездки в поле. А я вот нет. Но почему-то они меня не минут. И как бы по возвращении меня не ждала в июле полевая практика со студентами. От нее могло спасти съедение меня обитателями казанских границ или призыв на службу. Поскольку от съедения я успешно уклонился, а призыва пока нет, – надо морально готовиться к практике. Завтра с утра перезвоню на факультет и уточню, куда университет загнал Кирилла. А вот сегодня схожу на фильму. Надеюсь, она меня не разочарует.

Фильма была совсем неинтересной, но я стойко досидел до конца. История купеческого семейства и борьба дочери за право выйти замуж не по расчету меня не взволновали, хотя в темноте зала и были часто слышны всхлипывания сопереживающих дам. Вообще-то я даже гтов посочувствовать героине, но не полтора часа кряду.

Вечер этого понедельника закончился сеансом размышлений на тему: что мне нужно сделать в городе до того, как уехать?

Дел набралось довольно много, но далеко не столько, как при движении в логово врага. Выходило так:

Первое. Встреча с Кириллом.

Второе. Общение с географами и подача прошения в ханскую канцелярию.

Третье. Показ трофейной книги Сфинксам.

Четвертое. Ремонт часов, искупанных в Буе.

Пятое. Покупка подарков семейству Марины за тяжкие труды по содержанию Лёвчика.

Фактически пунктов еще меньше, ибо многие дела в университете решаются в один заход.

Но вот до ханской канцелярии еще все же надо обдумать свои варианты названий. Я решил в Уржуме, что обдумаю их в дороге, но так не получилось. Вот их я и обдумывал, благо из-за дневного сна ночной сон наступить не спешил. Между делом придумался еще один пункт – привести в пристойный вид выходную одежду, чтобы ехать в ней на пароходе.

Полевая одежда уже несколько нехороша, да и успела утомить. Когда я заснул – не знаю, но было стойкое ощущение, что за десяток минут до звонка будильника. Дальше будильник зазвенел, и я встал и поволок себя на нужные дела. Ощущения были, как будто я контуженый, впрочем, это случалось не первый раз, оттого не страдал, а делал нужное. Голова же, как всегда в таких случаях, постепенно приходила в рабочее состояние.

Когда же это наступило (а голова не очень торопилась), я пошел звонить на факультет. Увы, казанская власть все же собралась исследовать подводные чудеса Чебоксар, и Кирилл тоже захотел там присутствовать. Вроде я за ним не замечал страсти к плаванию и нырянию, но, может быть, это не страсть к воде, а страсть к познанию, как у истинного деятеля науки. Увы, я явно не истинный служитель, ибо предпочитаю искать где-то в сухом теплом месте вроде архива или библиотеки, а не в зарослях укропа и водорослей. Правда, судьба это тоже понимает и регулярно не дает засиживаться в теплых и сухих местах.

Итак, пора в университет, трепетно относящийся к ездовым ослам. Там я застрял надолго, поскольку был во многих местах, не исключая пивной, где Сфинксы после двух кружек каждый вертели книгу и думали, чего в ней такого. Зеленому книга что-то напоминала, но ни он сам не вспомнил, что именно, ни пиво ему не помогло. Рыжий сказал, что он улавливает некое замкнутое на переплет заклинание, но оно ему непонятно. А сам текст у него вызывает только неприятные ассоциации с преподавателем, которого он не любил, а тот отвечал ему взаимностью.

Что ж, не вышло. Я поставил гениям еще по две кружки и попросил, что если они до чего-то додумаются позже, мне написать. Адрес мой есть в редакции журнала. А воздаяние за мной не заржавеет.

Это была неформальная часть. А до этого был рассказ в редакции про плавающую в реке интересную тварь, неясно кем убитую, и про «собачек». Покойная тварь особого интереса не вызвала, ибо из Дурных болот выходят иногда такие соединения несоединимого, что очевидцы даже сомневаются, что они это реально видели, а не бредили. «Песики» же вызвали шквал вопросов и сожаления в отсутствии фотопортретов. Пока мы договорились, что я набросаю статейку по ним и перешлю в редакцию. А пойдет она по «Вестям с мест от корреспондентов». Этот раздел читают практики, для которых важнее сама информация, а не ее оформление.

Прибитую мною год назад тварь из чебоксарских глубин наконец решились как назвать. После долгих упражнений в конструировании слов пришли к мнению, что зваться ей Ityllia Chebocsaroviana S. Но от официального помещения в реестр решили пока воздержаться до результатов экспедиции. Очень многие считали, что это какая-то подводная нелюдь, а не нежить. Другие же спорили из-за родовых окончаний названия, ибо насчет пола твари остались разные сомнения.

Географы мне подробно разъяснили, как составлять заявление о присвоении имен обследованному объекту. Сейчас я должен написать заявление в специальную географическую комиссию при меджлисе. Она постоянно не работает, а собирается по мере накопления таких заявок и сведений об основании новых поселений. Председатель ее – пятый сын нынешнего хана, но он еще молод, потому фактически исполняет только почетное председательство. Как болтают злые языки, Усман туда направлен для закалки характера, ибо отец поставил ему условие, чтобы сын на заседаниях ни разу не отразил своих эмоций по поводу происходящего и также не показал безразличия к теме разговора. Иначе он не сможет руководить людьми, когда придет черед серьезных руководящих должностей. Те же самые языки болтают, что ему в будущем предназначен пост военного министра. Но до того момента юноша должен закалиться.

Дальше географическое отделение должно дать свое заключение, что на планах и картах нет других названий объекта, а Уржум – что этими объектами не владеет кто-то другой, ибо у владельца того леса (если такой существует) есть преимущественное право на присвоение названия. Еще платится гербовый сбор, но в данном случае он будет чисто символическим, ибо пока эти места вне казанской юрисдикции. Вот если бы я захотел назвать ныне безымянный ручей под Казанью в свою честь, то сумма была бы весьма приличной, рублей четыреста. Ну да, тщеславие должно облагаться налогами. И гербовый сбор за границами человек оплачивает риском для головы. Был и еще один полезный совет – названия легче присваиваются, если в них отражаются славные для Казани и династии имена. Учту и воспользуюсь.

Отягощенный знаниями, я купил в лавке очень хорошей бумаги и чернил, чтобы составить прошение во всей бюрократической красе. А потом вспомнил, что есть здесь такая чайхана, где собираются писцы, набившие руку на составлении жалоб, ходатайств и прочем. Это бывшие чиновники, ушедшие на покой, но не утратившие страсти к покрыванию бумаги буквами. Если кто-то к ним обратился, то бумагу ему составят и даже надают советов, у кого из начальников какой нрав и кого как лучше склонить на свою сторону. Если же писать нечего, то они проводят время за чаем, нардами, кальяном и бесконечными разговорами о прежних временах, когда они были еще не на пенсии…

Как рассказывают, такие жалобы и прошения в департаментах являются предметом долгого обсуждения, кто из завсегдатаев чайханы их писал, на авторство заключаются пари, а старые работники после того долго обсуждают, что Сабир-ака еще тверд рукой и разумом, а вот Каюм-ака уже сильно сдал и начал делать ошибки…

До вечера я еще смог сдать часовщику пострадавшую «луковицу» и немного пробежаться по лавкам. Кое-какие мысли возникли, но я их еще планировал обдумать.

Пока же я сидел в номере и набрасывал план ходатайства, а парадную одежду отдал горничной для глажки и наведения внешнего блеска. В университете можно ходить и несколько пренебрегая внешним видом (среди ученых это принято и не осуждается), а вот в канцелярии надо являться при параде.

В результате размышлений я решил назвать Забуйку и озеро именами жены и дочери. Лес – в честь какого-то из казанских ханов. А в честь доброго человека с географического факультета, что мне все подробно растолковывал, тот холм, что перед лесом. Но оставался еще вопрос – в честь кого конкретно назвать озеро, а в честь кого – речку? Если подумать, то, возможно, речка вытекает из озера. Тогда последовательность однозначна. А если нет? Я решил, что лучше озеро – в честь дочки, а речку – в честь жены. Поразмыслил еще и обнаружил душевное согласие с этим решением.

Теперь надо выбрать нужного человека из казанской династии. Я стал перебирать известных мне казанских ханов и быстро устал. И отложил решение на утро – вдруг оно окажется мудренее. Наконец, можно даже предоставить присвоение имени самой комиссии, указав лишь, что я желаю, чтобы объект назвали в честь династии (тое-мое, зюйд– вест и каменные пули), а решение о подлежащем увековечению ее представителе передаю на волю Усмана-мирзы. Пусть потренируется в бесстрастности и беспристрастности. Эта идея мне понравилась, и я решил, что если до утра меня не осенит, то так и сделаю.

К утру великая мысль меня не осенила, и я отбыл в нужную мне чайхану. Чайхана как раз размещалась неподалеку от Дома Решений. Так называется новое здание, куда в Казани собрали все чиновничьи гнезда, кроме военного министерства, личной канцелярии хана и службы безопасности. Но, говорят, в канцелярии хана работает всего десяток человек – подлинные асы бумажных дел, которые в несколько секунд разбирают, что сделать с бумагой – оставить хану, чтобы решал только он, или переслать в нужное чиновничье гнездо. Оттого буквально на третий-четвертый день проситель получает ответ – ваше обращение передано в такой-то департамент для решения вопроса по существу. Или: прошение зарегистрировано у его величества, номер его такой-то, решаться будет такого-то числа. Хан принимает решения по личным прошениям каждый вторник, изучает не более семи обращений за один раз. Вот как канцелярия выкручивается, если хан болен и пропускает день приема, – не знаю.

Чайхана называлась «Звезда Востока» – в честь гимна ханства. Описывать ее не нужно – видевший одну чайхану видел их все. Разница только в умении заваривать чай и чистоте.

Зайдя туда, я обратился к толстому чайханщику, спросив, где в этом почтенном заведении могут быть люди, способные очень красиво и доходчиво написать письмо для одной из ханских канцелярий (тое-мое, зюйд-вест и каменные пули). Неохота повторять все эти восточные красивости, которые в Казани самопроизвольно вываливаются даже из неболтливого человека.

Чайханщик предложил мне присесть, а он пока найдет мне нужного человека. Я устроился на кошму, подсунул под организм подушки и стал высматривать, откуда грядет этот сочинитель писем. А чайханщик пошел к почтенной компании справа, рассказал им что-то. Дальше они начали спорить (судя по виду). Я ждал и улыбался. Предстоял еще один спектакль под названием «Отставной козы барабанщики пытаются быть нужными и важными». Минут через пять дискуссии чайханщик подвел ко мне старца лет семидесяти, в очках. Шел он весьма нетвердо, а садясь, чуть не опрокинулся. Старость не радость. Это оказался почтеннейший Сеид-ака, некогда заведующий департаментом закупок военного министерства. Экая рыба приплыла к столику! Интересно, он занимается писанием писем от въевшейся в душу любви к бумаготворчеству, или его выперли с этой должности и сейчас Сеид-ака зарабатывает себе на табачок, а внуку на сладости?

Но так спрашивать недостойно восточного кодекса благопристойности, поэтому я спросил: чего желает почтеннейший гость? Пусть он закажет, а пока чайханщик готовит, мы с почтеннейшим обсудим дело. Почтеннейший желал зеленого чаю с вялеными финиками, а я заказал себе обыкновенного чаю со сладкими лепешками. И сахару, ибо я не с Востока. Чайханщик оказался на высоте и сахар имел.

Мы выпили по чашке чая, после чего Сеид-ака, получив от меня данные, собрался писать. Первым делом он позвал какого-то Равшана. На зов прибежал мальчик лет десяти. Этот мальчуган, получив распоряжение, приволок от группки старых писарей маленький столик с писчими принадлежностями. Предложенные мною бумагу и чернила старец отверг. Я с любопытством глядел на действо. Должен сказать, что я уже написал нужное прошение, но мне было интересно поучаствовать в оном спектакле. Сеид-ака придирчиво исследовал все принадлежности, боги ведают по каким признакам выбрал нужное и вознес молитву казанскому богу. Я отставил чашку и придал лицу подобающее выражение.

А дальше мне показали класс, так что я аж раскрыл рот. Минуты за три дед с трясущимися руками написал два экземпляра текста (один на русском, другой на местном языке), и настолько красиво, что я в молодости так не писал. Вот это да! Я полез за кошельком, но Сеид-ака сказал, что деньги не нужны. Он благодаря милости Аллаха и доброте своих прежних начальников получает хорошую пенсию и совсем не нуждается в деньгах. Он занимается составлением бумаг, потому что привык к ним за почти полвека работы. И когда он уже не должен писать их, ощущает некую пустоту в сердце. А составив бумагу, он ощущает себя полезным и нужным и забывает про груз лет. Поэтому с него достаточно угощения.

Я, малость потрясенный, поблагодарил старого мастера и, собрав нужное, пошел в Дом Решений. И я еще ехидничал в адрес старых канцеляристов!

До нужного мне места было всего ничего. А дальше целый квартал занимали постройки этого Дома. Причем здания были не только по периметру, но и внутри квартала. Потеряться не пришлось, ибо щит с обозначениями висел на стене. Нужная мне канцелярия была внутри двора, корпус «А». Прошел под аркой внутрь – на стене внутреннего корпуса присутствовала большая буква «А». Подошел ко входу – опять же щит с указаниями, какая контора на каком этаже и в какой комнате. Мне на второй этаж, комнаты двадцать два и двадцать три. Подымаюсь туда – возле двадцать второго кабинета вывеска, что прием заявлений именно здесь. Красота! Ничего не попутаешь и не введешь в досаду почтенных чиновников, подав прошение о смене фамилии в департамент налогов и сборов.

Но, правда, мне пришлось еще сходить в соседний корпус и заплатить два рубля пошлины. А потом чиновник, поглядев на чудеса каллиграфии, улыбнулся и сказал:

– Это писал Сеид-ака?

– Да.

– Его рука узнаваема. Но вам не нужно было обращаться к нему. Смысл в услугах Сеида-аки есть только для недавних подданных из других народов, которые еще не освоили государственных языков. Вы же вполне способны написать текст сами.

– Я и написал, вот он.

– Тогда мы его зарегистрируем. По какому адресу известить о времени рассмотрения?

– По адресу географического факультета университета. Они уже известят меня.

– Хорошо. Вот вам бумага о регистрации прошения. А творение Сеида-аки заберите.

Я попрощался и ушел. Каллиграфию мастера я решил оставить себе на память. Есть что-то трогательное в его попытках служить людям, хотя нужды в его услугах уже нет.

Если мне придется рассказывать кому-то о казанских чиновниках, непременно расскажу про то, что лучше всего зайти в чайхану «Звезда Востока», где отставные чиновники напишут шедевр каллиграфии вместо вас, и тогда действующие чиновники не смогут отказать в удовлетворении этого чудо-прошения…

Список дел стремительно истощался, и я решил их закончить в том же стиле: буря и натиск. А после похода по лавкам взял извозчика и поехал узнавать насчет рейса до Твери.

Ближайший пароход отходил завтра в час пополудни – старая знакомая «Севрюга». И билеты были. Завтра у меня будет еще один шанс пройтись по лавкам – вдруг еще что-то найду. Или не пройтись – это как утром захочется. Пора домой. Хватит пока приключений. Буду сидеть в каюте и писать книгу. И видеть сны о разных интересных вещах, а не зловещих озерах и Замках Ужаса.

Замок Ужаса тоже будет, и даже наяву. Но это будет в свое время. А пока Великая унесет меня к дому…