Ангел нового поколения Полякова Татьяна

– Кто-то должен остаться здесь, – пришла я ей на помощь.

Через несколько минут, когда все уже были на своих рабочих местах, Сергей Юрьевич сообщил, что возле дома Людмилы нам надлежит быть в 10.30.

– Сегодня, как вы понимаете, не до работы, но помните, что эту работу за нас никто не сделает, так что…

Когда мы подъехали к дому, где жила Людмила, там уже стоял автобус с музыкантами. Музыканты прошли к подъезду, старательно обходя разбросанный по асфальту лапник. Женщина в черном платке вынесла две табуретки.

– Идем в квартиру? – нерешительно предложил Сергей Юрьевич.

– Я здесь подожду, – покачала я головой, убежденная, что и без нас в квартире сейчас тесно. Однако очень скоро выяснилось, что родни у Людмилы немного. Похоронами распоряжалась женщина лет сорока, оказавшаяся ее дальней родственницей. Ей помогали три женщины-соседки. Была еще девушка лет двадцати пяти, подруга Людмилы. Все остальные – досужие зрители.

Гроб вынесли четверо мужчин, как выяснилось, специально нанятые для этой цели. Прощание вышло сухим и очень коротким. Родственница была занята различными приготовлениями, то и дело перешептываясь с соседками: «А водку взяли?» – «Взяли. Три бутылки. И этого за глаза, такие деньги дерут».

Сергей Юрьевич, откашлявшись и чувствуя себя не в своей тарелке, сказал несколько слов. Гроб поставили в машину и поехали на кладбище.

– Я и не знала, что Людмила одинокая, – тихо сказала Зинаида, сидевшая рядом со мной. – Чудно, столько лет вместе работали, а я вообще ничего о ней не знаю…

– Жизнь такая, – с печалью отозвался Андрей за моей спиной. – У всех свои дела, свои проблемы…

На кладбище все произошло еще быстрее. Нетрезвые мужики опустили гроб в могилу и забросали его землей. Меня охватила странная апатия, я разглядывала искусственные розы на венках и думала о том, как это нелепо. Я затруднялась объяснить, что конкретно считаю нелепым, просто чувствовала, что так не должно быть.

– Наверное, нам пора, – наклоняясь ко мне, заметил Сергей Юрьевич, но тут родственница Людмилы схватила его за руку.

– Куда вы? А поминки? Я стол в ресторане заказала. Поедемте. Деньги заплачены.

От этого «деньги заплачены» мне стало вовсе не по себе, но Сергей Юрьевич кивнул, и мы поехали.

Стол в ресторане был уже накрыт, мы оказались одни в зале. Выпили, разговор не клеился, лишь родственница перешептывалась с одной из соседок. Так получилось, что я оказалась рядом с двумя другими соседками Людмилы. Одной было лет шестьдесят, другой чуть меньше. Они с аппетитом ели, не особо обращая внимания на окружающих.

– Вот так, схоронили, – сказала одна из них, ее звали Ирина Петровна. – Недолго пришлось Людмиле одной-то пожить. Не в пользу пошло, значит…

– Ладно тебе, Ирина, в такой день…

– Да я чего… теперь квартира-то Полине достанется?

– А кому еще? Вроде племянник какой-то есть, Володи, отца Людмилы. Да он из тюрьмы не вылазит, может, и вовсе сгинул.

– Значит, Полине? Что ж, повезло, квартира хорошая, больших денег стоит. Не зря она так суетится.

– Перестань, тебе говорят.

– Да я что, я просто к разговору.

Пользуясь тем, что на меня мало кто обращает внимание, я встала из-за стола и вышла на улицу. Накрапывал дождь, я стояла под козырьком и ежилась от холода, но возвращаться в зал не спешила. Появилась Ирина Петровна с пачкой сигарет в руке.

– Курите? – спросила она меня.

– Нет.

– А я вот никак с дурной привычкой не расстанусь.

Она закурила, поглядывая на меня с интересом, как будто что-то собиралась сказать и не решалась. Скорее всего, ее мучило обычное любопытство.

– Как же это она упала-то? – наконец спросила она, а я пожалела, что не ушла чуть раньше.

– Никто не видел, – пожала я плечами.

– Ага…. поскользнулась, говорят? Чудеса.

– Там перила низкие.

– Ага… может, и поскользнулась, а может, совесть замучила.

– Совесть? – нахмурилась я, но уходить уже не спешила.

– Конечно. Вы, поди, не знаете, что она родную мать голодом уморила.

– Разве такое возможно? – не поверила я.

– По-вашему, я выдумываю? Ничего подобного. Людкина мать парализованная была. И так здоровья кот наплакал, а тут еще обезножела. Сказали, месяца два от силы протянет, а она год пролежала. Конечно, Людке забота. Прибеги, покорми, убери за матерью. А она жениха нашла. Тот, конечно, нос воротит. Запах, видишь ли… Ну, мать в тягость, конечно, Людке стала. Не знаю, сама додумалась или ухажер подсказал, в общем, они ее кормить перестали. Воды дадут, и слава богу.

– Но… если вы знали об этом… это ведь убийство, разве нет?

– Конечно, убийство. Только попробуй докажи, если Таисия Ивановна дочку выгораживает. Зайду к ней вечером, принесу пирог там или еще какого угощения, она ест да все на дверь косится. Я ей и говорю: «Что-то ты похудела. Может, тебе питание усиленное надо?» А она: «У меня все есть, и мясо, и творог, Людочка, доченька, обо всем заботится». Потом я не выдержала и с Людмилой поговорила, но только хуже сделала, она меня больше в квартиру не пускала. Вы, говорит, о нас сплетни распускаете, так и нечего ходить. Я, конечно, врачу сказала, что к Таисии Ивановне ходила, врач ее выспрашивала, но та знай свое: доченька заботится. А сама тает на глазах. Забрали ее в больницу, но уж она и там есть не могла, кормили через трубку. И умерла в три дня. А Людка придумала, что у матери депрессия, жить она, видишь ли, не хотела и сама себя уморила. Вот так. Но на пользу ей это злодейство не пошло, сначала дружок ее сбежал, а теперь вот…

– В милиции считают, что это несчастный случай, – заметила я.

– Много они понимают… – Женщина резко развернулась и скрылась за дверью.

Я, немного выждав, последовала за ней. За столом ощущалась неловкость, всем хотелось уйти, и никто не решался сделать это первым. Беспомощно оглядывались, тянули время.