Англичанка Силва Дэниел
— О твоем участии еще кто-нибудь знает?
Сеймур покачал головой.
— Я занимаюсь этим делом в свободное время, — устало произнес он. — Приходится следить за двадцатью тысячами джихадистов, считающих наш островок своим домом.
— Как ты только справляешься?
— Если не считать того, что директор думает, будто я продаю государственные секреты врагам, а жена подозревает меня в адюльтере, то довольно неплохо.
У одного из лотков Сеймур остановился, притворившись, будто выбирает книгу. Стоя у него за спиной, Габриель оглядывал улицу — проверял, нет ли «хвоста». Поза эта выглядела чересчур неестественной: слишком часто Габриель видел в ней других шпионов. Задувал ветер, и от этого на воде образовались пенные барашки. Когда Габриель обернулся, Сеймур сжимал в руках потрепанный экземпляр «Графа Монте-Кристо».
— Ну? — спросил он.
— Классическая история о любви, обмане и предательстве, — сказал Габриель.
— Я хотел знать, не следят ли за нами?
— Похоже, мы оба умудрились проскользнуть в Париж, не привлекая внимания наших друзей из французской разведки.
Сеймур вернул томик Дюма на раскладной стол и пошел дальше. На ходу он вынул из внутреннего кармана честерфилда конверт.
— Прошлой ночью его оставили приклеенным под скамьей в Хэмпстед-Хит. — Он передал конверт Габриелю. — Два дня — или девчонка умрет.
— По-прежнему никаких требований?
— Никаких, — подтвердил Сеймур. — Зато есть новое доказательство того, что она жива. Еще фото.
— Как они указали, где искать конверт?
— Позвонили на сотовый Саймону Хьюитту, используя электронный генератор речи. Хьюитт забрал послание во время утренней пробежки — первой и последней за свою жизнь. Джереми Фэллон передал конверт мне сегодня утром. Думаю, не надо говорить, что напряжение в резиденции премьера царит довольно сильное.
— Дальше будет только хуже.
— Что, прогресса нет? — спросил Сеймур.
— Если честно, то я вроде нашел заложницу. Вопрос: что делать дальше?
По Малому мосту они перешли на другой берег Сены и проследовали на площадь перед собором Парижской Богоматери; Габриель все это время на ходу и очень тихо рассказывал об успехах: о том, что визави Мадлен Хэрт из корсиканского кафе зовут просто Поль; что он нанял марсельского контрабандиста Лакруа вывезти Мадлен с острова; что после Лакруа потребовал прибавки к гонорару в размере сотни тысяч евро и что деньги ему должен был передать Рене Броссар в Эксе. И что, когда передача не удалась, Броссар скрылся в уединенной сельской долине, на одной из трех местных вилл.
— Думаешь, Мадлен держат на одной из трех вилл?
— Рене Броссар — заметная фигура в криминальном мире Марселя. Прятаться в долине у него лишь один повод. Если только он не занялся виноделием.
Сеймур покачал головой.
— Жандармы искали Мадлен больше месяца, — произнес он, выдержав небольшую паузу. — Ты умудрился отыскать ее за пять дней.
— Так ведь я не жандарм.
— Потому к тебе и обратились.
Прямо перед ними на фоне собора фотографировались молодые туристы из Восточной Европы: то ли хорваты, то ли словаки… Габриель не разбирался в славянских языках. Он подтолкнул Сеймура влево, и они пошли мимо туристических кафе вдоль улицы д’Арколя.
— Ты не против, если я спрошу кое о чем? — поинтересовался Сеймур.
— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, Грэм.
— Уважь меня.
— Ну, если настаиваешь.
— Как ты узнал про Поля?
— Не могу сказать.
— Где сейчас Марсель Лакруа?
— Про это тоже не спрашивай.
— Кто следит за виллой?
— Один помощник.
— Из Конторы?
— Не совсем.
— Ну что ж, — заключил Сеймур, — очень познавательно.
Габриель промолчал.
— Что вообще ты знаешь о Поле?
— Бегло говорит по-французски, с акцентом, часто меняет внешность и еще, по-моему, любит кино.
— В каком смысле?
Габриель пересказал исповедь Лакруа — ту ее часть, где контрабандист встретил Поля на Каннском кинофестивале, умолчав при этом о скотче, пытках водой и пуле, которую Кристофер Келлер, ренегат из спецназа ВДС, мнимый покойник, всадил Лакруа в лоб.
— Судя по всему, этот Поль — профи.
— Еще какой, — согласился Габриель.
— Считаешь, что он втерся к Мадлен в доверие и после похитил ее?
— На момент похищения они уже были знакомы, — ответил Габриель. — А приходились ли они друг другу приятелями, любовниками или кем-то еще — вопрос другой. Ответ на него, я думаю, даст лишь сама Мадлен.
— Сколько вы следите за домом?
— Пока что меньше суток.
— И скоро ты выяснишь, прячут ли на вилле Мадлен?
— Точно можем вообще не узнать, Грэм.
— И все же? — надавил Сеймур.
— Нужны еще сутки.
— Останется день до истечения срока.
— У тебя нет иного выбора, кроме как удовольствоваться моими сведениями и передать их французам.
Обогнув угол, они вышли на тихую боковую улочку.
— И что мне им сказать, когда они спросят, откуда такая информация? — спросил Сеймур.
— Скажешь: сорока на хвосте принесла. Состряпай убедительную легенду о тайном источнике или перехваченном сообщении. Поверь, Грэм, французы не станут допытываться подробностей.
— А если девушку удастся спасти? Что дальше? — Сеймур тут же ответил на собственный вопрос: — Вскроется интрижка Мадлен с премьер-министром. Французы публично ткнут Ланкастера носом в это дерьмо — на то они и французы.
— Может, и не ткнут.
— Ланкастер рисковать не станет.
— Ты просил найти девушку, — напомнил Габриель, — и я вроде как нашел ее.
— Теперь я прошу ее вызволить.
— Если я войду в тот дом, погибнут люди.
— Французы все спишут на бандитские разборки. В Марселе такое сплошь и рядом. — Помолчав, Сеймур добавил: — Особенно если замешан ты.
Последнее замечание Габриель проигнорировал.
— Допустим, я спасу заложницу. Что дальше с ней делать?
— Доставь в Англию, а там уж мы сами обо всем позаботимся.
— Понадобится легенда.
— Люди постоянно пропадают и возвращаются.
— Что, если видео как-то обнародуют?
— Нет заложницы — нет скандала.
— Ей понадобится паспорт.
— Боюсь, я тебе не помощник.
— Почему это?
— Если я сделаю фальшивый паспорт с фотографией Мадлен, поднимут тревогу. И потом, твоя служба сама неплохо подделывает документы.
— Приходится.
Некоторое время они шли молча. Габриель исчерпал запас возражений и вопросов. Он мог лишь отказать, но не был готов просто ответить «нет».
— Вдруг она окажется не в состоянии передвигаться? — спросил он наконец. — Вдруг совсем расклеится? Пока оклемается, пройдет время.
— Что предлагаешь?
— Если Мадлен держат на вилле и если нам удастся ее вызволить из плена, я отвезу ее на явку во Франции. Туда же вызову команду: врача и молодых сиделок, чтобы ей было комфортно. Почистим девушку, приведем в себя.
— А после, когда будет готова ехать?
— Изменим ей внешность, сфотографируем и справим израильский паспорт. Затем переправим через Ла-Манш, и дальше — она уже ваша забота.
Дойдя до конца улицы, они вернулись к собору Парижской Богоматери. Сеймур поправил шарф и притворился, будто любуется аркбутаном.
— Ты так и не сказал, где эта вилла, — безразличным тоном напомнил он Габриелю.
— Скоро сам все узнаешь.
— А Марсель Лакруа?
— Этот мертв.
Сеймур обернулся и протянул ему руку.
— Могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Ступай на Северный вокзал и ближайшим поездом возвращайся в Лондон.
— До вокзала больше мили.
— Тебе ходьба на пользу. Не пойми превратно, Грэм, но выглядишь ты просто ужасно.
Оказалось, Сеймур не помнит дороги до вокзала. Он был работником МИ-5, а значит, выбирался в Париж только на конференции, в отпуск или за пропавшей любовницей премьер-министра. Габриель шепотом подсказал ему путь и проводил до входа на станцию, где Сеймур исчез в море попрошаек, драгдилеров и чернокожих таксистов.
Оставшись в одиночестве, Габриель на метро проехал до улицы Согласия и пешком отправился к посольству Израиля, что находилось в доме 3 по улице Рабле. Позвонив из вежливости руководителю отделения, Габриель связался с дежурным на бульваре Царя Саула и запросил команду по оказанию помощи заложникам на одну из явок во Франции. Спустя пять минут дежурный перезвонил и сказал, что в течение суток команда из трех человек будет на месте.
— Где сама явка?
— Есть новая точка в Нормандии, недалеко от паромной пристани в Шербуре.
— Что в ней?
— Четыре спальни, кухня, совмещенная со столовой, прекрасный вид на Ла-Манш. Домработницы, если нужно.
Габриель нажал «отбой» и забрал ключи из сейфа начальника отделения. Близилась половина пятого — он как раз успевал на пятичасовой поезд до Авиньона. Когда Габриель вернулся в Апт, было уже темно. В эту ночь дождь не шел, только сильный ветер шнырял по узким улочкам старинного центра города. Из солидарности с Келлером Габриель не спал, просто лежал в кровати. Утром он выпил намного больше своей обычной дозы кофе.
— Плохо спали, мсье? — поинтересовался пожилой официант.
— Все этот ваш мистраль, — пожаловался Габриель.
— Да, страшное дело, — согласился старик.
Вывеска над входом в лавку гласила: «НЕДВИЖИМОСТЬ В ЛЮБЕРОНЕ». Вылепив на лице скептическую мину герра Клемпа, Габриель некоторое время изучал фотографии объектов на витрине и только потом вошел. Его приветствовала женщина в желто-коричневой юбке и облегающей, будто мокрой, белой блузке. Манера общаться герра Клемпа не показалась ей приятной. Мало какой женщине она казалась таковой.
Он сказал, что Люберон очаровал его и что в будущем он планирует вернуться и пожить здесь подольше. Комната в отеле не подойдет: дабы прочувствовать Люберон, хорошо бы арендовать виллу. Не абы какую, а добротную, вдали от туристов. Герр Клемп — не турист, он путешественник.
— Есть принципиальная разница, — сказал он, хотя, если разница и была, женщина ее совершенно не понимала.
Нечто в поведении герра Клемпа подсказывало ей: быстро от него избавиться не получится. К несчастью, женщина встречала много подобных клиентов — эти рассматривают каждое предложение, и ничего их не устраивает. Однако другой работы в этом местечке, которое так нравится герру Клемпу и ему подобным, для нее не сыскалось, поэтому она предложила клиенту кофе со сливками, и, усиленно изображая энтузиазм, стала показывать буклеты.
К северу от Апта имелась одна симпатичная вилла, однако герру Клемпу она показалась чересчур скучной. Имелась одна, недавно перестроенная вилла в Менербе, однако ее сад показался ему слишком маленьким, а мебель — слишком уж модерновой. Еще одна — близ Лакоста: глиняный теннисный корт и бассейн внутри, однако это предложение оскорбило социал-демократическое чувство равенства герра Клемпа. И так продолжалось дальше: вилла за виллой, город за городом, место за местом, пока не осталась одна вилла к югу от Апта, в небольшой сельской долине, засаженной виноградниками и лавандой.
— Идеально, — воодушевленно произнес герр Клемп.
— Там несколько безлюдно.
— Безлюдно — это хорошо.
В эту секунду женщина была с ним абсолютно согласна. Будь ее воля, она закрыла бы герра Клемпа где-нибудь на вилле, в самой отдаленной и безлюдной части Франции, а ключ выбросила. Вместо этого она раскрыла брошюру и по очереди показала снимки всех комнат. Как ни странно, особенно немца заинтересовала передняя, в которой вроде не было ничего особенного: тяжелая клепаная дверь, небольшой декоративный столик, два пролета известняковых ступенек: один ведет на второй этаж, второй — в подвал.
— Есть еще спуск в подвал?
— Нет.
— И никакого хода с улицы?
— Нет, — повторила женщина. — Если вы поселите гостей в спальне на нижнем уровне, им придется пользоваться только этой лестницей.
— Есть фото нижнего уровня?
— Боюсь, разглядывать там особо нечего: только спальня да прачечная.
— Это все?
— Есть кладовая, но для арендаторов она закрыта. Хозяин держит ее под замком.
— Есть нежилые пристройки?
— Раньше были, — ответила женщина. — Их снесли во время последнего ремонта.
Немец улыбнулся и, закрыв брошюру, подвинул ее через стол консультанту.
— Похоже, я определился.
— Когда планируете заселиться?
— Следующей весной. Однако, если возможно, — добавил он, — я бы хотел осмотреть виллу уже сейчас.
— Извините, она занята.
— Вот как? Надолго?
— Нынешние арендаторы должны освободить дом в течение трех дней.
— Боюсь, к тому времени я уже покину Прованс.
— Какая жалость.
Остаток дня Габриель катался по пригороду Люберона на мопеде, изображая туриста, а на закате остановился в укромном местечке у края долины с тремя виллами. Келлер должен был показаться тут же ровно в шесть, однако и в десять минут седьмого он не пришел. Габриель вдруг ощутил спиной чей-то взгляд. Резко обернулся и увидел наконец Англичанина — тот стоял в темноте, неподвижно, словно статуя.
— Долго вы тут стоите? — спросил Габриель.
— Десять минут, — ответил Келлер.
Габриель завел мотор, и вместе с Англичанином они покинули долину.
18
Апт, Франция
Келлер соврал консьержу, будто гулял по горам — отсюда, мол, грязь на щеках и рюкзаке и пропитавший одежду запах сырости, травы и земли. В номере он тщательно и аккуратно побрился, отмок в обжигающе горячей ванне и выкурил первую за два дня сигарету. Потом спустился в столовую, где наелся от пуза и выпил бутылку самого дорогого бордо, что нашлось в погребе (спасибо денежным запасам Лакруа). Сытый и довольный, он тихими улочками городка отправился в собор. В нефе было пусто, если не считать сидевшего перед алтарем Габриеля.
— Вы точно уверены? — спросил он, когда Келлер присел рядом.
— Да, — ответил Англичанин, медленно кивнув. Он был уверен на все сто.
— Вы ее видели?
— Нет.
— Тогда откуда знаете, что она в доме?
— Преступную лавочку сразу видно, — без тени сомнения произнес Келлер. — В доме либо варят мет, либо собирают грязную бомбу, или же стерегут заложницу. Англичанку. Спорю, что они заняты последним.
— Сколько в доме людей?
— Броссар, женщина и еще двое марсельцев. Днем сидят дома, ночью выходят — покурить и проветриться.
— К ним приезжают?
Келлер покачал головой.
— Каждый день женщина ездила за покупками, здоровалась с соседями. А так все тихо.
— Надолго она отлучается?
— В первый день уехала на час и двадцать восемь минут. Во второй — на два часа и двенадцать минут.
— Ценю вашу точность.
— Заняться больше нечем было.
Габриель спросил, как проводит время Броссар.
— Притворяется отпускником, — ответил Келлер. — Он, кстати, тоже периодически выбирается на прогулку по окрестностям. Осматривается. Раз или два чуть не наступил на меня.
— Что происходит ночью?
— Кто-нибудь обязательно остается на часах: смотрит телевизор в гостиной или трется в саду.
— Телевизор?
— В щели между ставнями видно мерцание. Кстати, — добавил Келлер, — ставни закрыты все время. Постоянно.
— Свет по ночам зажигают?
— Только не внутри, — ответил Келлер. — Зато снаружи дом — что твоя рождественская ель.
Габриель нахмурился, а Келлер, подавив зевок, спросил, как там в Париже.
— Холодно.
— Вы о погоде или о встрече?
— О том и о том, — сказал Габриель. — Особенно похолодало, когда я предложил, чтобы девушку спасли французы.
— Это еще зачем?
— Точно так же отреагировал Грэм.
— Я поражен.
— Похоже, вы держите руку на пульсе, знаете о жизни на Даунинг-стрит.
Келлер пропустил замечание мимо ушей. Габриель некоторое время смотрел на трепещущее пламя свечей и только потом рассказал, чем закончилась встреча с Грэмом Сеймуром: про явку в Шербуре, команду помощи заложникам, незаметном возвращении в Англию по поддельному паспорту. Впрочем, все это было преждевременным — предстояло еще спасти Мадлен, быстро и тихо. Без перестрелок, без погони.
— Перестрелки — для ковбоев, — заметил Келлер. — А погони бывают только в кино.
— Как нам пройти мимо охраны по освещенному двору?
— Мы не пойдем через двор.
— То есть?
Келлер объяснил.
— Что, если Броссар или его человек спустятся в подвал?
— Это плохо скажется на их здоровье.
— Непоправимо плохо, — добавил Габриель и серьезно взглянул на Келлера. — Понимаете, что произойдет, когда жандармы найдут трупы на вилле? Они начнут опрашивать местное и окрестное население и вскоре составят фоторобот британского спецназовца, который вроде как погиб в Ираке. Плюс к этому сохранятся записи с камер наблюдения в гостинице.
— На такой случай и растет маккия.
— В смысле?
— Я вернусь на Корсику и залягу на дно.
— Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем вы сможете вернуться к работе. Ждать придется очень долго.
— На эту жертву я готов пойти.
— За королеву и родину?
— За девушку.
Габриель молча уставился на Келлера.
— Не любите, когда причиняют боль невинным женщинам?
Келлер медленно кивнул.
— Не хотите рассказать, в чем дело?
— Вы, наверное, не поверите, — начал Келлер, — но я не в настроении пускаться в долгие воспоминания заодно с вами.
Габриель усмехнулся.
— А вы не совсем пропащий человек, Келлер.
— Да, есть надежда.
Заслышав шаги, Габриель обернулся и увидел женщину в дождевике: как и в прошлый раз, она преклонила колени перед алтарем и медленно перекрестилась на католический манер.
— Завтра срок истекает, — напомнил Габриель. — Действовать надо сегодня.
— Чем раньше, тем лучше.
— Чтобы все прошло гладко, нужно больше людей, — мрачно заметил Габриель.
— Не спорю.