Хирург. Бегун. Беглец Волгин Юрий
Странник стремглав опустился на пол и подполз к окну. Через мутноватое, покрытое тонкой коркой льда стекло он увидел шестерых человек, волочивших за собой трое саней. Все они были с оружием и постоянно оглядывались, прокладывая себе путь к складу в снегу. Остановившись и посовещавшись возле ворот, они общими силами открыли их и по одному исчезли внутри, оставив сани и своего товарища снаружи.
— Вот и он, голубчик, — прошептал хирург. Он покрепче обхватил винтовку, уперев приклад в плечо, и прицелился.
Густав буквально слышал, как Кир перестал дышать. Затем облизнулся и выстрелил.
Раздался негромкий щелчок, затем светло-голубая вспышка — и мужчина обмяк, рухнув лицом в снег. Кир быстро переместил дуло ниже и выстрелил еще раз в неподвижное тело.
— Спи, моя радость, усни! — выпалил он, вскакивая на ноги и закидывая винтовку за спину. — Быстрее, бегом! Носилки не забудь, и брось их как можно ближе к снегоходу.
Они ринулись из дома. Густав на бегу схватил жесткий от холода тканевый футляр с носилками и на выходе швырнул их как можно дальше вперед, словно копье. Черной стрелой они прочертили снег и зарылись в ближайшем сугробе в десяти сантиметрах от машины.
В голове Густава автоматически и безо всякого его намерения отсчитывались те самые три минимальных минуты, что дал им хирург. На пять минут он даже не рассчитывал, потому что, отказывая себе в праве на беспечность, привык ориентироваться на худший сценарий.
Лидер лежал без движения, около склада тоже не происходило ничего подозрительного. «Нормально, пока что все нормально, странник».
Кир с Густавом пересекли улицу, тяжело дыша, схватили лежавшего в снегу человека под руки, закинули их себе на шею — каждый со своей стороны, — и, сгорбившись, поволокли.
Хирург оказался на удивление точным стрелком. Стальной наконечник с электрозарядом торчал под скулой мужчины, ампула со снотворным — в ноге. Кир знал свое дело и целился туда, где человеческое тело покрывало минимальное количество одежды. Густав не удивился бы, если бы узнал, что хирург специально потратил день или два на то, чтобы выведать, надевает ли лидер в холода больше чем двое штанов и носит ли шарф.
Луна уже вступила в полную силу, когда они волокли лидера к снегоходу. Кое-где на белом снегу, словно рассыпанная махорка, пробивалась прошлогодняя трава. Густав сознательно старался наступать именно в такие места, потому что там вряд ли мог находиться открытый люк или сливная яма. С другой стороны, это напомнило ему момент из детства, когда они с отцом нашли огромный торговый центр, практически неповрежденный, царство гранита и стекла, стремящееся куда-то ввысь. И там был пол, выложенный плиткой. Маленький Густав не шел, а перескакивал с темной плитки на темную, игнорируя светлые. Когда отец спросил у него, зачем он это делает, то странник ответил: «Это весело, попробуй, пап».
Этот вопрос мог быть частью теста. Который приготовил для сына внимательный хирург высшей категории.
Ноги лидера рисовали на снегу две борозды, но странник надеялся, что Кир найдет способ их замести.
— Стай!
Громкий голос, раздавшийся сзади, звучал немного непривычно. Он произносил звук «о» как «а».
— Стай! — раздалось более решительно.
Густав посмотрел на хирурга, тот бросил взгляд на него и тихо сказал:
— Слушайся меня.
Кир выпрямился, а затем резко ушел вперед из-под руки лидера, схватил Густава за плечо и дернул, развернув налево. Странник оказался лицом к лицу с тем, кого хирург планировал сделать носителем. С отвисшей нижней губы мужчины капала густая от мороза слюна, но это не беспокоило странника, так как через его плечо он увидел тех, кто кричал. Это, конечно же, были люди из общины. Все они, в количестве пяти человек, стояли возле ворот и целились в похитителей из автоматических пистолетов.
Густав, не понимая, что происходит, обнял мужчину, сцепив пальцы в замок за его спиной, и в этот момент увидел, как руки хирурга проскользнули где-то снизу, с обеих сторон, как будто он в свою очередь хотел обнять сразу и Густава, и лидера, но за ноги.
Автоматические пистолеты заработали одновременно, страннику только и оставалось, что вздрагивать.
Хирург был если не лучшим стрелком, то уж точно мог бы соперничать с ним в скорости и реакции. Он стрелял на поражение, выглядывая из-за двух сцепленных тел, целясь противникам в головы.
Люди общины, похоже, перед смертью даже не успели понять, что происходит. Одного из парней впечатало в ворота сарая с такой силой, что он ударился головой, и та треснула, выбросив свое содержимое на грубо окрашенную поверхность.
Снег под развороченными телами быстро пропитывался кровью и становился темным. Не красным, не бурым — нет, ночью бесполезно различать цвета. Снег темнел. Исчезал. Таял, смешиваясь с землей.
— Держишь? — спросил Кир шепотом.
Он выпрямился. Горячие гильзы тихонько шипели в снегу.
— Придется тебе в одиночку его тащить. Мне нужно взять одного из тех парней. Двойное похищение выглядит правдоподобнее.
Кирилл был спокоен и собран. Он похлопал странника по плечу и трусцой побежал к складу, на ходу пряча пистолеты в боковые потайные клапаны штанов. Выбрал наиболее щуплого из парней и взвалил его на себя.
— Твою мать, все равно тяжелый! — крикнул он страннику. — Двигайся, чем быстрее уйдем, тем лучше.
Густав кивнул, переложил лидера удобнее и поволок к снегоходу, ждавшему их за домом.
Через дом по гладкому полу идти стало немного легче, затем они, тихо матерясь, медленно пересекли задний двор и вышли к снегоходу. Странник оказался на месте первым, поэтому успел усадить лидера на землю и сбегать за носилками к тому времени, как подоспел хирург.
— Брось его, передохни, — сказал Густав.
Кир покачал головой.
— Разбирай носилки, — сказал он. — Положу его на них, чтобы следов не было. С него кровь сочится.
Куртка парня, совсем молодого, лет семнадцати, не больше, пропиталась кровью, вытекавшей из раны в груди. Густав, стараясь действовать как можно сноровистее, развернул носилки, закрепил борта и бросил лежак на землю. Кир аккуратно устроил на нем тело и затянул его ремнями.
— Теперь этого, — сказал он, и они вдвоем уложили лидера поверх трупа.
Свободных ремней хватило только на ноги, а руки и корпус Кир примотал бечевкой, которую вынул из бардачка снегохода.
— Пять секунд — и поедем, — сказал хирург, заводя машину.
Он сдал чуть назад, затем разогнался и начал выписывать круги на маленьком пятачке, постепенно расширяя радиус. Густав, смотря, как исчезают следы в бесформенном месиве снега, подумал, что с такой же легкостью хирург только что уничтожил несколько ни в чем не повинных людей. Уничтожил без тени сомнения, без колебаний, только за то, что они стали свидетелями похищения их товарища. Когда-то и странник был таким, как Кир, что уж тут скрывать, но видеть, как кто-то хладнокровно убивает людей, оказалось страшнее, чем делать это самому.
И если хирург мог оправдаться тем, что он выполняет свою работу, которая дала ему право на убийство, то чем мог оправдаться Густав, кроме своей жестокости? Байками о тяжелой жизни странников? Сейчас он, будь он на месте хирурга, попытался бы вступить с людьми из общины в переговоры.
— Цепляй носилки сзади и запрыгивай, — сказал он. — Поедем по другому маршруту, более ровному и гладкому, там есть пара местечек, где ветром постоянно выносит снег, — запутаем следопытов из общины. Если они у них есть.
Странник защелкнул два замка, закрутил предохранитель карабина и уселся на снегоход. Кир не рванул с места, как в прошлый раз, но поехал уверенно, явно зная дорогу.
Снегоход, урча двигателем, остановился у «Козотрепки». Кир оставил свет, направленный на дверь, и бросился внутрь корабля, чтобы завести аппарат и прогреть его для полета.
Густав отвязал лидера, поднял его и положил боком на сиденье квадроцикла. Вернулся к трупу на носилках, прикидывая, что же теперь, но ничего не стал с ним делать. Пусть хирург решает.
Он с грустью посмотрел на молодое удивленное лицо. Только приподнятые брови, словно он хотел заплакать, и приоткрытый провал рта говорили о том, что с лежащим перед странником парнем что-то не так. Густав видел в своей жизни много трупов, этот же парень выглядел очень уж живым.
Странник присел и инстинктивно коснулся пальцами шеи парня. Она была теплой. Густав, нахмурившись, переместил пальцы чуть ближе к кадыку и с замиранием сердца обнаружил, что чувствует пульс.
Он вскочил на ноги, и в этот же момент с «Козотрепки», миновав две ступеньки, спрыгнул Кир.
— В темпе вальса! — крикнул он. — Грузим лидера!
— Он жив, — сказал Густав, и ему вдруг стало тошно. Ужасно, щекотливо тошно и противно, потому что он знал, какое решение примет Кир. И Густав ему в этом поможет.
— Естественно, жив! — весело сказал хирург, наклоняясь над лидером. — Электрошок при таком напряжении не убивает.
— Я не о нем, я о парне. — Густав показал на носилки.
— Не может быть!
Хирург подошел и встал на одно колено возле тела, чтобы нащупать пульс.
— Верно, живой. Сильный организм. Но начнем с лидера, его потом погрузим.
— Потом погрузим? — удивился странник. — Ты возьмешь его с собой?
— Конечно. Не оставлять же его здесь.
— Я не ожидал, честно признаюсь, — произнес Густав. — Я думал, ты его пристрелишь.
— Это глупая трата патронов, странник. Мы в любом случае сбросим его с борта на полпути. Не важно, жив он или нет, нам он без надобности.
— То есть как?!
— Вот так. — Хирург снял перчатку и внешней стороной ладони вытер нос. — Прими как данность.
— Он же не котенок какой-нибудь, чтобы его выбрасывать. Он человек!
— Он свидетель, странник. Нам не нужны свидетели. Жаль, что я не проверил остальных, вдруг кто-то жив, но холодную ночь они точно не переживут с такими ранениями. Тебе действительно его жалко? Как врач могу сказать, что повреждения у него не совместимые с жизнью. Поверь мне, я хирург.
— Член мне увеличь, хирург херов! — рявкнул странник.
— Не злись…
— Да пошел ты!
Густав раздраженно подхватил лидера и потащил его в «Козотрепку». Кириллу ничего не оставалось делать, как заняться снегоходом и парнем на носилках.
Когда все было улажено, аппарат, шурша винтами и заметая остатки следов, поднялся в воздух. Минут через пять полета, согласно показаниям навигатора, корабль завис над рекой. Кир открыл дверь. Странник даже не посмотрел в его сторону, когда хирург обратился к нему с просьбой помочь.
Махнув рукой на Густава, Кир поднял носилки с одного конца и со стоном двинул их к порогу. Они стукнулись с металлическим лязгом о невысокий бортик, затруднив Киру работу, но он напрягся и все-таки вышвырнул их вместе с телом за борт. Даже сквозь шум ветра и лопастей «Козотрепки» странник услышал хруст проломленного льда и всплеск речной воды, поглотившей еще живого человека.
Он поднял голову, легонько ударившись затылком о стенку, и закрыл глаза.
К нему подошел Кир и тихо сказал:
— Садимся через десять минут. Больше мне твоя помощь не понадобится. Затем операция, реабилитация и возвращаемся домой. Дальше живешь как хочешь. Спасибо за помощь. — Хирург замолчал, а потом добавил: — Спасибо. Ведь могло так получиться, что я не вернулся бы с задания. Тогда погибли бы еще двое. Получилось бы трое, включая меня, жену и ребенка, а не пять, поэтому не надо злиться, не такой уж я монстр.
Густав заиграл желваками, но ничего не сказал.
— Ладно, — произнес хирург. — Отдыхай. Можешь поспать. Если захочешь посмотреть на операцию, я тебя разбужу, договорились? Должно быть интересно. Тебе. Тем более тебе…
Странник услышал, как Кир после секундного замешательства прошел в кабину и закрыл за собой раздвижную дверь. Наступила тишина.
— И зачем я в это ввязался? — прошептал Густав, закрыв лицо ладонями.
Глава 13
Саранчи в то лето было много. Когда корабль останавливался, то маленький Густав слышал, как она хрустит под колесами. В тот день отец решил сделать привал на обед и у Густава появилось свободное время для того, чтобы понаблюдать за насекомыми.
Он нисколько их не боялся, потому что знал: они страшные на вид, но стоит ему, еще совсем юному и относительно слабому, сжать пальцы на голове скрипящей твари, как раз — и нету. Не нужны даже мускулы, как, например, круглый, твердый бицепс отца. Густав любил виснуть, вцепившись в его руку, а отец поднимал, опускал, поднимал и вновь опускал сына на согнутой руке, словно строительный кран бетонные блоки.
Густав сидел на корточках в тени дерева и смотрел, как саранча шевелится под его пальцем. У нее было сильное тело, на удивление сильное для такого крохотного существа. Но странник был сильнее. Он не хотел ее убивать, его лишь интересовало: а что будет? Насколько сильна саранча? Насколько прочна?
Он потянулся, чуть не упав, и поднял камень. Прицелился и ударил точно в голову насекомого, с попкорновым хрустом размозжив ее. Оттуда брызнула черная маслянистая жидкость, и саранча затихла, лишь слегка подрагивая мясистыми ногами.
Гус, как любила называть его мать, задумчиво коснулся останков того, что еще секунду назад было живым, и так же задумчиво вытер палец о джинсы, прочертив на светлой ткани полосу. Затем новая идея вспыхнула у него в голове, и он принялся увлеченно рыть.
Гус рыл могилу для саранчи.
Он сорвал с дерева ветку, переломил ее надвое, оставив тонкий слой коры сбоку, так, чтобы две части удерживались, и скрутил импровизированный крест, силуэт которого он видел множество раз на христианских кладбищах.
Потом положил тельце саранчи в ямку, засыпал его и воткнул сверху конструкцию из прутиков.
— Покойся с миром, — серьезно сказал маленький Гус и через минуту уже ловил другую саранчу.
Их было множество. Некоторым странник ломал ноги, другим перебивал тела, третьим разбивал головы, четвертым вырывал крылья, а некоторых заворачивал в листья и хоронил заживо. Глубоко.
Час на обед — он его пропустил, — час на сон. В похоронном бюро Гуса эти два часа пролетели незаметно.
Когда пришло время сниматься с места, под деревом раскинулось целое поле из крестов и темных маленьких прямоугольников могил, прибитых по бокам в горки маленькими кулачками. А Густав сидел перед этим царством мертвых, скрестив ноги, и наблюдал.
Он ждал, что будет дальше, как поведут себя его зеленые друзья.
В некоторых местах земля шевелилась. Иногда появлялись пыльные серые конечности саранчи, которая стремилась выбраться на поверхность.
Густав следил за могилами с детским любопытством, он искал ответ на вопрос: хватит ли у саранчи сил, сможет ли она выжить? И как это — выжить вообще, если перед тобой, буквально в полуметре, сидит тот, кто может эту жизнь оборвать в секунду.
Когда подошел отец, мальчик не хотел уходить, но ему пришлось. Идя к кораблю, он постоянно оглядывался, думая, что сейчас кто-то из той саранчи, что он оставил в живых, рванет из своей могилы на волю и обретет новое рождение.
Но ничего не происходило.
«Я уничтожил их», — подумал тогда маленький Густав.
Сейчас же, будучи большим и взрослым, вспоминая этот момент из детства, странник думал о том, что у саранчи имелась возможность спасения. Один-единственный, но выход: им нужно было затаиться и переждать пару часов в могиле. Ожидание зачастую — самый верный путь к спасению.
Но странник редко следовал этому правилу. Он мало когда ждал, стремясь поскорее разрешить ситуацию. Разложить ее на составные части, разглядеть, рассмотреть, понять, осмыслить и переварить, превратив в бесценный опыт.
«Козотрепка» стояла в нескольких километрах от Курска на специальной площадке. Хирург выбрал ее заранее: идеально ровное футбольное поле, отгороженное от снега забором и пятиэтажными домами, типичными для пригорода. В них никто не жил, согласно данным Кира и спутников МКГ, единственный очаг жизни в этом поселке находился на другой его стороне. И то была группа медленно вырождавшихся мутов. От зимы к зиме их становилось все меньше. Не более двадцати особей на этот год и приблизительно половины из них не станет к весне.
В общем, тихое и уютное местечко.
Мерно жужжали обогреватели, но свет и тепло почти максимально отводились из кабины и салона в операционный отсек. Густав сидел в полумраке и при температуре, годной лишь для того, чтобы изо рта не шел пар, а руки не мерзли.
Тень от фигуры Кира, сновавшего по ту сторону полупрозрачной перегородки, походила на танец эмбриона внутри куриного яйца, просвечиваемого мощным прожектором.
Густав задремал. И когда хирург вышел, он даже сначала не понял, сон это или явь. И окончательно проснулся, только когда услышал:
— Тебе нужно на это посмотреть.
Странник резко поднялся с кресла, ощутив, как напрягся пресс, который он уже давно не тренировал из-за холодов и утренней лени. Хирург в халате и белых перчатках стоял перед ним, окруженный призрачным сиянием рассеянного света, шедшего из операционной. Густав протер веки и хрипло переспросил:
— На что посмотреть?
— На нонсенс.
Густав переступил через порог вслед за Киром, и первое, что он увидел, конечно же, был не нонсенс, а прикрученный к секционному столу лидер. У него было грубое загорелое лицо с глубокими морщинами, особенно выделялись складки возле рта. Его тело было покрыто белоснежным анатомическим покрывалом, эластичные бинты фиксировали неровно выбритую голову, повернутую набок. Кое-где у него были выдраны целые клочья волос, словно по ним прошелся лишай.
— Классная прическа, — сказал Густав.
— Это необходимость. Дальше мне нужно было бы подпалить волосы, сделать на его теле несколько надрезов, ушибов, быть может, сломать палец. Для достоверности, чтобы люди, и главное, сам он не понял, что конкретно произошло.
— Очень гуманно. Человечность — одна из черт твоего характера?
— Я тебе не про человечность и прическу хотел рассказать, — прервал Густава Кир. — Смотри на это.
Он показал на выбритый череп лидера, и странник увидел на серой коже тонкий крестообразный шрам, примерно в семи сантиметрах от уха.
— И?
— Перед тобой носитель.
— Что? Ты уже успел сделать ему операцию? Так быстро? — удивленно спросил Густав.
— Нет, кто-то сделал это до меня. Причем давно. Но главный сюрприз: он неактивен. Поэтому-то я и ошибся.
Хирург открыл один из многочисленных ящиков, стоящих и висящих вдоль стен, и вытащил оттуда что-то наподобие шарикового дезодоранта. Затем выдавил на пальцы бесцветной жидкости из тюбика, размазал ее по голове лидера и начал водить по ней непонятным предметом, поглядывая на висящий над операционным столом плоский монитор.
— Удивительно! — прошептал хирург. — Просто удивительно!
— Что там? — Густав прищурился, пытаясь хоть что-то разобрать в кататонии пляшущих изогнутых волн, шума и цветных пятен, отображаемых монитором, но так ничего и не понял.
— Там фактически ничего. У него в голове стоит передатчик, но без питательного элемента. Кто-то вытащил энергетический блок. Я не наблюдаю, определенно, абсолютно точно не наблюдаю его. Остаточные явления от ткани передатчика есть, но самое главное, сердце механизма, отсутствует. Невероятно!
— Ты же говорил, что передатчик нельзя вытащить.
— Поэтому я и не понимаю, в чем тут дело! Разве что…
Кир поставил ультразвуковой датчик на столик и быстро отстегнул ремни, удерживавшие тело лидера. Откинул покрывало и поднял руку мужчины, чуть повернув его набок. Наклонился, уткнулся куда-то в подмышку и удовлетворенно хмыкнул:
— Настоящий носитель, с меткой. Видишь, тут выбиты цифры, это идентификатор каждого носителя, ставится в складку между трицепсом и спинной мышцей, там его труднее найти.
Странник автоматически коснулся своего плеча, и Кир быстро сказал:
— Без паники, у тебя метки нет, потому что ты находился под личным присмотром хирурга. Твоя операция вообще прошла не по правилам, насколько мы знаем из краткого экскурса в историю. А теперь подержи-ка его.
Густав взялся за руку мужчины, ощутив его горячую кожу, приблизил лицо к той точке, куда указывал хирург, и увидел аккуратные бугристые цифры белесого цвета, словно нанесенные шрамированием.
Кир принес пахнущий спиртом тампон и новое устройство, похожее на электробритву или сканер штрихкодов. Такие сканеры Густав иногда видел в разрушенных супермаркетах.
— Одной стороной считывает число, другой его же проставляет, — сказал Кир, вертя аппарат в руках. — Универсальная штука.
Он протер цифры на коже тампоном и поднес сканер к метке. Раздался писк, на крохотном дисплее вспыхнули какие-то обозначения, и Кир, тщательно сверяясь, внес их в компьютерный планшет.
— Можешь отпустить его, — минуту спустя сказал он, глядя в экран. — Перед нами удивительный случай, странник. На столе сейчас лежит призрак.
— У призрака поднялась температура, кажется, — сказал Густав.
— Уже не важно. Ты не поверишь. — Кир внимательно посмотрел на Густава и улыбнулся. — Хотя поверишь, договорились. Дело в том, что, согласно метрике, лидер Иван Лобанов стал носителем пятнадцать лет назад в возрасте двадцати одного года. Хирургом при нем, естественно, был не я. Тут стоит уточнение: «опиум», значит, ему была предложена стандартная религиозная теория в качестве основы для лидерства нового уровня. В характеристике написано, что он груб и суеверен, семьянин, ценит человеческие отношения. Но через десять лет после инсталляции сигнал пропал. Иван Лобанов значится погибшим. Тут есть короткое замечание о расследовании, которое пришло к выводу, что общину кто-то уничтожил, ее так и не нашли, ни одного человека. Вот черт!
— Что не так? — спросил Густав. — Что в МКГ облажались или то, что ты не знаешь, как действовать дальше?
— Система наша немного того, устаревшая. Нет многих адекватных вещей, как, например, проверки будущего носителя по базе. Но ее и осуществить-то невозможно! Он может сменить имя, фамилию, прозвище, или у него их вообще может не быть, а персональный номер незаметно не считаешь. И это еще полбеды, потому что настоящая беда в том, что кто-то влез ему в голову и удалил батарею, избавил от передатчика. Кто-то произвел обратную операцию.
— Кто-то или что-то?
— Думаешь, Легион? — усмехнулся Кир, продолжая лихорадочно читать информацию, которую выдавал ему компьютер.
— Предполагаю, — осторожно ответил Густав.
— Черт его знает. Но деинсталляция — муторное дело. Во-первых, на передатчике стоит защита от съема, которая автоматически отсекает любые попытки вытащить передатчик из носителя. Механизм защиты беспощадный, он запускает необратимые процессы, посылая так называемый эхо-импульс в нервную систему, который наращивает свои темпы по мере блуждания, пока у человека не лопается что-нибудь очень важное или он не сходит с ума. Во-вторых, нужно знать коды доступа, чтобы деактивировать батарею на самом низшем уровне защиты, иначе передатчик придется вырезать вместе с мозгом, а это критично для носителя. Там стоит интересная интеграция в нейроволокно.
— Короче, ты считаешь, что это невозможно?
— Да, считаю! Я уже говорил тебе об этом, странник, мне незачем тебя обманывать. Это очень опасная и трудоемкая операция, никто на нее не решился бы.
— А что, если это был тот хирург, который сделал лидера носителем? — спросил Густав.
— Вряд ли. — Кир покачал головой. — Хирург Ивана Лобанова умер за год до исчезновения носителя, так говорится в базах, но я и сам это знаю, так как он отвечал за часть российского сектора. Сердечный приступ.
— Тогда кто? — Густав нахмурился и развел руками, задумчиво смотря на мерно подымающуюся и опускающуюся хорошо развитую грудную клетку лидера.
— Нужно это выяснить, — сказал Кир. — Мы заберем его с собой, и мне придется связаться с МКГ, чтобы на месте разобраться, что к чему. Возможно, контакт с центром даст нам что-то важное. Если произошла операция по извлечению, то спешу тебя обрадовать: появился хирургический гений, весьма и весьма осведомленный во всех аспектах своего ремесла, даже самых тонких. Гениев упускать нельзя. Из них бы, как поется в одной песне, делать кремень или как-то так…
— Что, если действительно существует такой человек и он сможет помочь мне? — спросил странник.
— В чем? Я же объяснял, что твой передатчик практически мертв. Он сдох, улавливаешь? — раздраженно сказал Кир. — Тебе не о чем беспокоиться!
— Да, не о чем, — согласился Густав, думая про свои кошмары. По сути, они не изменились с самого детства и продолжались до сих пор. Значит, передатчик по-прежнему как-то работал, действовал в его голове, передавая мозгу одни лишь помехи, нисколько не способствующие нормальному существованию нормального человека.
«А нормальный ли я?» — подумалось Густаву, но он решил не развивать эту мысль дальше. Сейчас надо помогать Киру.
Гус терпеливо ждал, и его ожидания оправдались. Всего-то нужно было затаиться на какое-то время в могиле. И надежда пришла сама, практически впорхнула, как птица в открытое окно.
Оставалось приложить все усилия, чтобы не сломать ей крылья. Расправить, подуть на перья и дать ей полететь, точно пойти вслед за ней и найти того, кто избавит его от склизкого синтетического дерьма в голове.
Саранча. Никогда бы Густав не подумал, что он вспомнит кладбище убитых насекомых.
Глава 14
Ира сообщила Густаву, когда тот, позевывая, вышел на общую кухню, что Кир уже долго разговаривает с доставленным ими накануне лидером и, похоже, ничего хорошего из этой беседы не получится, судя по тому, как он то и дело срывается на крик.
Закинув в рот сухой крекер и выпив стакан воды, странник направился к музыкальной комнате, как определила ее жена хирурга. С ее слов, хирург там частенько уединялся, слушал музыку и писал бесконечные отчеты о проведенных, проводимых и планирующихся операциях.
Комната идеально подходила для того, чтобы держать в ней пленника. Минималистическая обстановка, толстые стены со звукоизоляцией, дверь с надежным замком и маленькие окна, через которые не пролезет даже умирающий от голода ребенок.
Густав столкнулся с Кириллом в дверях. Кир был взволнован, волосы на висках слиплись от пота.
— Привет, — сказал Кир. — Решил навестить нашего клиента?
— Да так, поинтересоваться.
— Интересоваться тут нечем, полный провал: он не хочет говорить.
— Ты ему угрожал? — спросил Густав.
— Всеми возможными способами. Можно применить пытки, конечно, но вряд ли он скажет правду. Под пытками люди говорят то, что от них хотят услышать, а мне не приговор выписывать надо, а информацию выуживать.
— Может, я с ним поговорю? — предложил странник.
— Ты? — Кир хмыкнул. — Как хочешь. Но держи ухо востро. Я отлучусь в туалет, умоюсь, взмок, как свинья. Запру вас снаружи, чтобы не случилось чего.
Густав утвердительно кивнул, и спустя секунду дверь за ним захлопнулась, щелкнув замком. На один оборот.
Лидер сидел за столом и угрюмо разглядывал свои ногти. Когда в комнату вошел Густав, он не удостоил его даже секундным взглядом. Поэтому Густав попросту взял стул и уселся напротив. Странник терпеть не мог, когда кто-то нарушал границы его личного пространства. И сейчас он не хотел, чтобы его собеседник почувствовал дискомфорт.
Но лидер чувствовал себя вполне спокойно. Даже с остриженной клочками головой он выглядел достойно и уверенно.
— Привет, — сказал Густав.
— Ну, привет, — ответил лидер, разглядывая ногти.
— Вот, пришел с тобой поговорить. Я — странник.
Иван наконец-то поднял голову и внимательно посмотрел на Густава. Цокнул языком и произнес:
— А я вижу. Сколько километров?
— На сносях.
— Да неужели! На сносях! — Иван широко улыбнулся, обнажив редкие крупные и удивительно белые зубы. — Что не так-то? Вроде в уютном месте живешь, с хирургом, отличная ж компания. Какие проблемы-то?
— Это временно, я тут гость.
— Гость? Разве они держат гостей? Или ты гость про запас?
— Как видишь, держат и не обижают, — сказал Густав. — Но не об этом речь. Мне нужно узнать, кто вытащил из тебя передатчик.
— Стандартно и банально, — ответил Иван. — Банально и стандартно. Твой друг, мясник, тоже требует от меня информации по этому поводу. И как ты думаешь, я рассказал ему, украшая исповедь мелкими деталями и слезами раскаянья?
Густав отрицательно качнул головой:
— Я знаю, что нет.
— Так какого же хрена ты тут весь из себя странник-то нарисовался?!
— С такого, что мне важно узнать имя того, кто способен на обратную операцию. Интерес хирурга тебе и мне понятен, потому что это случай прямого противодействия его хозяевам, но мне на самом деле нужен этот человек, понимаешь? Я, как никто другой, знаю, что это такое, когда внутри тебя…
— Да что ты знаешь! — Иван резко наклонился вперед, нависнув над столом и приблизив к страннику свое лицо. — Что ты можешь знать?! — продолжал Иван, пожирая странника взглядом. — Передатчик! Слово-то простое, но на самом деле это не передатчик, а фокус-покус, после которого у тебя в голове пищит голос. Чужой голос, похожий на речь мертвеца, гниющего в могиле, у которого уже почти нет легких. Неживой, мертвячий голос, который зудит в твоем мозгу! Хочется расколоть себе череп, чтобы выскрести из него мозг дочиста. Хочется выплюнуть и выблевать его. Но не получается, а он все говорит и говорит. Это-то ты понимаешь?! То, что делают с людьми хирурги, — мерзостная сделка с дьяволом! Причем дьявол сидит не где-то там внизу, в аду, а на самом верху. На Луне.
Закончив, Иван, тяжело дыша, выпрямился, медленно проведя руками по поверхности стола.
— Это как поймать занозу в самую душу, — тихо сказал он. — Ужасно, на самом-то деле, и унизительно. И ты ничего не можешь знать об этом.
— Могу, — сказал Густав. — Потому что я и сам носитель.
— Да ладно! — Иван хлопнул в ладоши и засмеялся. — Носитель? Ты?! Ты же странник, а они не ставят эти штуки в одиночек.
— Получается, что ставят. И мне нужно найти того, кто его вытащит.
— Не все так просто, малыш-странник. При всем моем желании я не сдам этого человека. Потому что ты и хирург — вы вроде как кореша. Ты же вместе с ним выловил меня, ведь так? Помогал стрелять и все такое? Никогда бы не подумал, что во второй раз попадусь на тот же крючок. Вот судьба-то, а! Но попался. И никого не виню, кроме себя. Друзей моих жалко, конечно.
— Он рассказал тебе? — спросил Густав.
— Да, думал, наверное, что это поможет развязать мне язык.
— Странный метод. Мог бы соврать, что они все живы и здоровы.
— Что-что, а мясник-то твой честен, это факт! — весело сказал Иван. — Он хотел меня припугнуть, но я не из пугливых. Я же знаю, кто он такой и на что способен. Стоит раскрыть рот, как он и мне мозги вышибет. Только не скальпелем, а пулей — так проще будет. Поэтому извини, но рассказывать я ничего не собираюсь.
— Хорошо.
Густав поднялся и подошел к тонкому проигрывателю серебристого цвета. Он стоял на стеллаже с музыкальными дисками, по периметру комнаты размещались колонки разной мощности, от миниатюрных до сабвуфера. Качественное звучание помогало хирургу целиком отдаваться во власть любимых мелодий в короткие промежутки между работой, семьей и снова работой. И тут он на оборудование не скупился.
Странник выбрал диск в черной обложке и с тихим жужжанием засунул его в проигрыватель. Вспыхнула зеленая лампочка, раздался щелчок, и со всех сторон тихо полилась симфония Чайковского. Громкость постепенно автоматически увеличивалась. У Густава никогда не имелось конкретных предпочтений, он уважал различные музыкальные жанры, и классический являлся одним из самых его любимых. Что уж говорить о русских композиторах! Тот же Чайковский не раз помогал ему засыпать после будоражащих кровь событий, случившихся накануне, действуя как отличное снотворное.
Густав закрыл глаза, покачивая головой, а затем медленно провел рукой по затылку, зная, что лидер на него смотрит.
— У меня здесь такой же шрам, как и у тебя, — сказал он Ивану. — В форме креста. Единственное между нами различие в том, что тебя резал незнакомый человек, а меня — собственный отец. Который был хирургом.
Лидер с сомнением приподнял бровь, но ничего не сказал. Странник повернулся к нему и продолжил:
— Ты говорил, что я не смогу тебя понять, и в этом ты прав. Мне действительно тебя не понять, потому что мои боль и страдания не физического плана, а душевного. Я не буду рассказывать о своем несчастном детстве, нет, оно было вполне интересным и насыщенным. Но… Ты помнишь своего отца?
— Конечно. — Иван грустно улыбнулся. — Как забыть, ведь я потерял его тогда, когда пришел беглец.
Читать бесплатно другие книги:
