Не стреляйте в рекламиста Гольман Иосиф
Дискета была вскрыта Борей за шесть минут: Береславский засек время.
— На, читай. — Он отошел от монитора и даже скромно вышел из комнаты.
Береславский сел к экрану.
Как он и предполагал, на без малого полутора мегабайтах были аккуратно сведены в таблицу деньги и прегрешения более чем тридцати чиновников, многие из которых были в среднем и высшем звене управления страной.
Ефим тихо выругался. Выпутаться из этого дерьма будет непросто.
Боря вернулся в комнату веселее, чем был даже три минуты назад. «Значит, хранит спиртное в холодильнике или ванной», — сделал вывод Береславский.
— У тебя дискеты пустые есть? — спросил он.
— Как же можно без дискет? — удивился Ефимовой глупости Прицкер. — Три, десять, сто — сколько скажешь, дорогой.
— Три, — сказал Ефим. Он скопировал файл на дискеты и спросил Борю. — У тебя на винчестере ничего важного нет?
— Не-а, — безмятежно ответил Прицкер, голова которого болела только по утрам, и то только до опохмелки. — А чего ты интересуешься?
— Я тебе его нечаянно расформатировал.
— Сволочь ты, Фима, — беззлобно отреагировал Прицкер. — Пусти козла в огород, он тебе винчестер расформатирует. Может, все-таки выпьешь?
— Спасибо, Боб. Не сегодня.
Уже у двери Прицкер совершенно трезвым голосом сказал:
— Бросай ты этот свой бизнес. Живи в свое удовольствие.
— Это не бизнес, Боря.
— Ладно. Не знаю и знать не хочу. Если прижмет, приходи, здесь отсидишься. У меня игрушек много, — хохотнул Прицкер.
— Спасибо. Если прижмет — приду.
Ефим ушел с некоторым чувством стыда: пьяница Боря был куда добрее и сердечнее, чем многие, более успешные его однокурсники.
С Бориными дискетами Береславский распорядился следующим образом: одну запрятал в старую покрышку в своем гараже. Две других переслал курьерской почтой своим друзьям-однокашникам за пределы страны. Дискеты были зашифрованы, как оказалось, нехитрым для специалиста кодом: случайный взгляд ничего не поймет, а кому надо — разгадает.
Новым владельцам дискет Береславский позвонил из международного телефона-автомата и объяснил, куда их надо переслать, если он, Ефим, не позвонит от 25-го до 30-го октября. Одним адресатом было названо ведомство Ивлиева, другим — широко известное западное информационное агентство. И там, и там легко справятся с кодом.
Четвертую дискету, без кода, положил во внутренний карман пиджака. Она теперь — типа пропуска. Или талона. Может быть, даже на жизнь.
— И что же у вас есть, Ефим Аркадьевич?
— Вот эта дискета и несколько ее копий. — Береславский протянул дискету Дурашеву. — Здесь кода нет, можете посмотреть сразу.
Виктор Петрович взял дискету, включил стоявший на приставном столике компьютер. Взглянув на экран, понял: сбылись его худшие опасения.
— Где копии? — ничем не выдав волнения, спросил Дурашев.
— Глупый вопрос, — осмелел Ефим. — Это мой единственный шанс от вас отвязаться.
— Вы не переоцениваете своих сил, молодой человек?
«Давненько меня не называли молодым человеком», — подумал Береславский. А вслух сказал:
— Простите, не понял вопроса.
— Все вы поняли, — не сдержал злости Дурашев. — Помните анекдот, как мышка созналась в том, что она — слон?
— Только чтоб по почкам не били?
— Именно.
— Получается, вы мне угрожаете пытками, — мягко сказал Ефим. — Это нехорошо. Мы же подписали Европейскую хартию.
— Не дурачьтесь! Все это вовсе не смешно!
— Вот здесь я с вами согласен. Гестаповцы даже в комедиях не казались мне смешными.
— Что ты себе позволяешь, — заорал Дурашев. — Какие гестаповцы?
— Ну, энкавэдэшники. Один черт. Вы, кстати, перешли на «ты» и даже не заметили этого.
Но Виктор Петрович уже взял себя в руки. У этого стервеца явно есть козырь в рукаве. Кроме того, Дурашев такой тип людей хорошо знал. Они все время как на сцене. И если подобный деятель начинает играть героя, то и вести себя будет соответствующе.
— Давайте начнем сначала, — сменил тон Виктор Петрович. — Лично к вам у меня никаких претензий нет. Более того, это я отменил охоту за вами.
— Премного благодарен. Но лучше б вы ее не начинали. Тогда бы не пришлось отменять.
— Не паясничайте. У меня действительно нет к вам претензий. Черт возьми, мне нравитесь и вы, и ваш бухгалтер! Но я, приходя в этот кабинет, перестаю быть обычным человеком!
Теперь Ефим слушал внимательно. Он видел, что Дурашев говорит искренне. Может быть, даже то, что говорить не собирался.
— Я уважаю вас и ваше жизнелюбие, понимаете? Будь моя воля, я б вас наградил. И считал за честь пожать руку вам и Орлову.
— Ну, так наградите. И пожмите.
— Не могу!
— Почему?
— Потому что есть такая штука, которая называется интересами государства!
— И чем же я мешаю моему государству?
— Тем, что у вас на руках находятся данные, способные дестабилизировать обстановку в стране. Не всякая правда полезна, понимаете? Или вы будете отрицать это?
— Не буду, Виктор Петрович.
— Если эта дискета сыграет, то на выборах к власти могут прийти совсем не те, кто вам нравится. Понимаете?
— Понимаю. Но разве деятели оппозиции не занимаются тем же самым?
— Занимаются, Ефим Аркадьевич. Еще как занимаются! У меня здесь, — он показал на системный блок компьютера, — десятки таких дискеток наберется! Но знаете ли вы, что такое «электоральная депрессия»?
— Это когда кандидатура «против всех» набирает больше всех голосов?
— Именно, образованный вы мой! Теперь представьте нашу страну без идеалов, без руководства и в полном пофигизме! Весь мир содрогнется! Еще Пушкин писал про русский бунт!
— Бессмысленный и беспощадный, — кивнул головой Ефим.
— Вот именно.
— То есть вы за родину радеете?
— Без сомнения, — твердо сказал Дурашев. — Я у страны ни рубля не украл. Это я не с трибуны говорю. А в кабинете, один на один.
— А вот я, по вашим законам, наверное, украл. Потому что по вашим законам нужно заплатить налогов столько, что ничего не останется.
— Это временно.
— Нет, я не про налоги. Вы не украли, но вы и не заработали. Это я зарабатываю. Сашка Орлов зарабатывает. Мои сотрудники зарабатывают. А вы боретесь за родину. И при этом угрожаете мне, российскому гражданину, пытками. А ваши ублюдки чуть не убили семью моего друга.
— Это оправдано! — стукнул кулаком по столу Дурашев. — Есть высшие интересы! Я бы в свой дом их послал, если б это было нужно России!
— Я вам верю, Виктор Петрович. Но никогда с вами не соглашусь. Для вас родина — нечто большое и абстрактное. Причем лучше — на карте, так понятнее. А для меня родина — совсем другое. Мне, правда, тоже жалко отдавать Курилы японцам. Мне тоже хочется, чтоб родина оставалась большой. Но для меня родина — это те, кого я люблю, понимаете? Я сам, кстати, тоже родина! Потому что я себя тоже люблю! И Сашка Орлов — тоже моя родина! И его жена, и его дети. Я не меньше патриот, чем вы. Просто для меня родина — конкретна. А по-вашему, получается, что пусть конкретную Сашкину жену трахнут, пусть его конкретных детей убьют, лишь бы ваша абстрактная родина процветала! Я думаю, вы ошибаетесь, Виктор Петрович. Родина-убийца людям не нужна.
— Вы закончили? — улыбнулся Дурашев. — Очень проникновенный монолог. Мне было интересно. Кстати, как по-вашему, надо было солдат-срочников в Чернобыль гонять или пусть живут? Правда, тогда вымерла бы вся Украина. Как, по-вашему?
— Солдат-срочников — не надо. Я там был. И видел, как они получали дозы, даже понять ничего не успев, не то что дело сделать. Надо посылать профессионалов, и за большие деньги. А ваша логика мне неинтересна. Сто раз слышал. Не было бы Петра Первого — не было бы Петербурга. Да был бы! Раз он нужен — все равно был бы! Только другой руководитель, более умный и менее державный, не загубил бы на этом деле столько душ! Вот и все. Просто вы, Виктор Петрович, с чего-то возомнили себя вершителем судеб. А это неправильно. Вы можете только убить меня. Родить меня вы не можете. Так что будьте осторожней, когда рулите.
— Ну, ладно. Надо диспут заканчивать. Я понимаю, вы мне оставшиеся дискеты не вернете?
— Правильно понимаете. А то еще грохнете Береславского во имя родины. А так вы на привязи.
— Не очень-то вы вежливы, молодой человек.
— В меня за последнюю неделю дважды стреляли. И я еще не вполне уверен, что больше не будут. Так что извините за тон. Нервы, понимаете ли.
— Согласен с вами. Надо убирать эмоции, обсуждая дела. Вы расскажете мне, как подстраховались с дискетами? Чтоб соблазнов не возникало.
— Расскажу.
Схема подстраховки огорчила Дурашева. Он явно не мог без риска достать «заначку» Ефима. А то, что тот не отдаст их ни при каких обстоятельствах, Виктор Петрович понимал.
— А где гарантии, что дискеты не сработают помимо вашего желания?
— Эти ребята вне политики. Им это не нужно. Наконец, дискеты подшифрованы. Сто процентов гарантии от несанкционированного срабатывания.
— А если вы, не дай бог, СПИДом заразитесь и умрете? Тоже мы виноваты будем? Мне докладывали, что вы не очень скромный человек.
— Я буду пользоваться презервативом, Виктор Петрович. А чтоб меня не убил уличный хулиган, можете организовать мне охрану. Только чтоб на глаза не попадалась.
— Все же получается плохая сделка. Я вам гарантию, а вы мне — честное слово?
— Я вам тоже гарантию. Зачем мне вас обманывать? Эта дискета — как оружие массового поражения. Пока я жив, мне ее вредно использовать. А жить я собираюсь долго. Дискета же потеряет актуальность уже через год-другой. Она каждый день будет терять актуальность, потому что воры у нас наверху, похоже, будут вечно.
— Не будут, — проворчал Дурашев. — Не дадим.
Несмотря ни на что, ему нравился этот хитрый и пронырливый рекламист. Но все же не удержался, спросил:
— Но вот станет дискета устаревшей. Не будет у тебя, как ты выразился, цепи для меня.
— Привязи, — поправил Ефим.
— Пусть — привязи. Что будешь делать?
— Ничего. Вы же меня не любите не из личных соображений, а из государственных. Если дискета состарится, то государству я буду безразличен. Да и вообще, я так далеко не загадываю. Знаете сказку про Насреддина?
— Где либо хан сдохнет, либо ишак?
— Точно.
— Спасибо на добром слове, — искренне рассмеялся Дурашев. — Давно я так весело не беседовал.
— Аналогично, — вежливо отозвался Ефим.
— Ну, ладно, — оборвал смех Виктор Петрович. Ефим снова напрягся. — Ты сейчас поедешь к себе. Мы договорились о паритете. Дискета в действии действительно никому не нужна. Думаю, ты не нарушишь соглашения.
— Я не дурак, — скромно заметил Ефим.
Дурашев что-то черканул на листке и передал листок Ефиму.
— Это прямой номер. Попадешь прямо ко мне. Звони, если что.
— Спасибо, — Ефим протянул ему свою визитку. — И вы звоните, если что.
— Это ты перегибаешь, — нахмурился сановник.
— От страха, — объяснил Береславский.
Дурашев махнул рукой. Вызванный им дежурный проводил Ефима вниз, и на работу Береславский впервые в жизни приехал на «членовозе».
Дурашев позвонил генералу. Он наблюдал за ним последние десять лет, испытывая к этому человеку глубокую симпатию.
— Сергей Васильевич, вы не примете меня сегодня?
— Легко, Виктор Петрович. («Любимое слово моей внучки», — отметил Дурашев).
— Когда приехать?
— В любое удобное время.
— Тогда к 18-и часам.
— Отлично.
…Уже в машине Дурашев задумался. От сегодняшней встречи многое зависит.
Несмотря на спецсигналы, «членовоз» на Садовом «увяз» в пробке. Виктор Петрович бросил рассеянный взгляд в окно. Москва становилась с каждым годом красивее. Не то что прежняя серятина. Жаль, что приходится ругаться с мэром. Ну, да ничего. У умных людей нет постоянных врагов — есть постоянные интересы.
На углу рабочие с помощью передвижной вышки натягивали огромный многоцветный плакат. Дурашев машинально вгляделся.
«Защитил своих детей — защитит и ваших» — слоган, выполненный ядреным темно-красным цветом, бросался в глаза. Виктор Петрович присмотрелся внимательнее. Полноцветный и очень мужественный Александр Орлов, с помощью СМИ ставший известным каждому москвичу, призывал отдать за него голос при выборах начальника столичного ГУВД.
— Шустрые, черти, — рассмеялся Дурашев. Но тут же стер с лица улыбку. Этих сопляков все равно надо слегка укоротить. Им не понять, что такое настоящие государственные интересы.
Генерал, чтобы встретить высокого гостя, вышел из-за стола и протянул руку для рукопожатия.
— Здравствуйте, Сергей Васильевич! — радушно приветствовал хозяина гость.
За чайком с домашним вареньем потекла неспешная с виду беседа. Прощупав позиции, гость спросил напрямую:
— С кем вы будете?
Генерал, помолчав, ответил:
— С Россией. С законом. С народом, уж простите за пафос.
— Политически вы с нашей линией согласны?
— В основном, да. Но разрешите откровенно?
— Конечно. Иначе зачем бы я к вам ехал?
— Если вашу линию будут проводить бешеные собаки типа Беланова и Благовидова, мы будем их отстреливать. В точном соответствии с законом.
— Сейчас все цивилизуется, Сергей Васильевич. Бандиты станут ненужными.
— Дай-то бог. Линия ваша, на мой взгляд, верная. Страну нужно поднимать. Экономически поддерживать свои производства. Именно экономически. Перестать душить своих бизнесменов. А мое дело — следить, чтобы никто не узурпировал власть. И чтобы не было произвола.
— Произвол — это я? — улыбнулся Дурашев.
— Иногда мне так казалось.
— Я постараюсь соответствовать вашим представлениям, — сказал Виктор Петрович. — Но на грядущих выборах должны пройти истинные патриоты, а не люмпены и Шариковы. Я буду рад, если мы станем работать вместе.
— Мы — не политическая организация, — улыбнулся генерал.
— Все мы — политическая организация, — улыбнулся в ответ Дурашев. — Кстати, у меня вам подарок. — Он протянул генералу дискету. — Это то, что мои и ваши ребята искали в Крыму. Оппоненты зря старались. Я в курсе: они заплатили за эти данные бешеные деньги. А их курьер решил сделать собственный бизнес. Самое главное, что они никогда бы не опубликовали эту информацию.
— Почему, Виктор Петрович?
— Потому что и у меня, и у вас, Сергей Васильевич, лежат точно такие же данные про их лидеров. Патовая ситуация. Карибский кризис. Так что все это зря.
— А, если не секрет, как она у вас оказалась? — Генерал спрятал дискету в сейф.
— Меня пугал ею директор «Беора».
— Напугал?
— Напугал, — согласился Дурашев. — Но он ее копию тоже никогда не взорвет. Ему нужна была только личная безопасность. А сейчас вон друга своего выручает. Толкает его из тюрьмы в начальники милиции.
— Думаю, протолкнет, Виктор Петрович. У нас такие данные.
— Это никому не нужно. Надо выпустить его дружка. А выборы отменить.
— Наверно, это был бы лучший выход. Кстати, директор «Беора» мне тоже прислал дискету.
— Такую же? — нахмурился Дурашев. «Вот тебе и гарантии!»
— Нет. К сожалению, совсем другую. Я сначала очень расстроился: не знал же, что вы со мной этой поделитесь. Вот оно. — Сергей Васильевич достал из-за стола листок бумаги, показал, что на нем нет никаких цифр, и согнул его так, что перед глазами Дурашева оказалось лишь одно стихотворение:
- Когда на полном на бегу
- Вдруг понимаешь: «Не могу!»
- Остановись и посмотри,
- Что есть снаружи и внутри.
- Услышь, как тикают часы,
- И безобманные весы
- Показывают разнобой
- Меж Божьей целью и тобой.
- И ужаснешься.
- И замрешь.
- И может, в этот миг — умрешь…
— М-да, — сказал Виктор Петрович, дочитав. Ему стихотворение не понравилось.
Двое пожилых мужчин еще немного посидели, допили чаек и, довольные результатом переговоров, разошлись к своим делам.
ГЛАВА 29
Последние три дня я жил один в комнате, которую просто неудобно назвать камерой. Светлая, просторная, есть даже телевизор и шкаф для одежды. От камеры осталась только решетка на большом, не тюремном окне.
Мне дали свидание с Леной. Ефим счел, что она уже вне опасности. Дай-то бог! Мы сидели, как влюбленные пятиклассники: держась за руки. Не разделенные никакой стеклянной стеной, какие обычно показывают в фильмах про тюрьму. Надзиратель деликатно вышел.
Перед самым свиданием мне вообще предложили провести его в отдельной, закрывающейся изнутри, комнате. Искушение было велико. У меня аж в груди засосало, когда я представил, как это будет. Но, поразмыслив, отказался. Не хотелось, чтобы кто-то подслушивал, а то и подсматривал наше с Ленкой счастье.
Конечно, отказался и потому, что все идет к моему освобождению: я отдаю себе отчет, что не каждый узник чувствует себя так же в этих стенах.
Со мной обращаются, как с человеком, который попал сюда по ошибке и скоро выйдет на свободу. Причем с человеком в очень высоком чине. В моем случае — начальника столичного ГУВД. По всем опросам общественного мнения через четыре дня именно я возглавлю столичных блюстителей закона.
По этому поводу ко мне уже приезжали знакомиться разные важные люди: и из столичного правительства, и из руководства правоохранительных органов, и даже из Администрации президента.
Видит Бог, я не хотел подобной карьеры. Но если судьба (не без помощи Ефима) забросит меня так высоко, то я не стану просто марионеткой.
Мы с Ефимом, которого легко и надолго сюда пропускают, обсудили даже мини-программу действий.
Толстый и Лохматый — как искоренители оргпреступности.
Мы оба считаем, что организованную преступность в столице не одолеть наскоком, потому что в ее основе — действующие экономические законы. В стране с отсутствующей правовой культурой, где даже решения Верховного суда весят немного по сравнению с мнением какого-нибудь крупного чиновника, просто не могла не появиться оперативная и относительно эффективно работающая регулирующая система.
Дело в том, что абсолютное большинство людей хочет жить и работать по твердо установленным правилам. Добавим: по разумным или хотя бы относительно разумным. Если эти правила не может установить государство, то вакуум заполняют другие организации, обладающие силой, достаточной для того, чтобы заставить игроков эти вновь введенные правила соблюдать.
К сожалению, государство в первые годы новой жизни не сумело взять на себя эту заботу. Плюс — размывание в обществе понятий хорошего и плохого.
Раньше было определено четко: торгаш, конечно, живет хорошо, но общепринятым общественным мнением он не уважаем. Бизнесмен, коммерсант — ругательные слова.
Вранье, двойной стандарт? Безусловно. У каждого, даже самого кристального, интеллигента была парочка друзей — мясник в магазине, завбазой, чиновник в профкоме и т. д., — которые помогали ему бороться с тотальным дефицитом и скрашивать обидную советскую действительность. Недаром про нашу страну шутили, что СССР — держава, в которой пустые магазины, но полные домашние холодильники.
Потом все в одночасье перевернулось. Магазины стали ломиться от товара и еды, зато многие холодильники опустели. Вчерашние прохиндеи вылезли наверх.
Умных и терпеливых это не пугало: ясно, что серьезный бизнес — не быстрый. Сначала наживаются продавцы «воздуха». Потом они или разорятся, отдав свои капиталы другим, или станут действительно бизнесменами, получающими прибыль от созидательных дел, а не от перепродажи чего-то «прихватизированного».
Но терпение есть не у всех. И вот уже общественное мнение чуть ли не с удовлетворением воспринимает сообщения о все новых и новых заказных убийствах. Подтекст этого удовлетворения понятен: «Так им и надо, жуликам!»
СМИ, к сожалению, тоже участвуют в этом празднике смерти. «Высокий профессионал», «киллер высшей квалификации», «блестящий выстрел». Криминальные «отморозки» превращаются в этаких Робин Гудов, самим своим существованием напоминающих зажравшимся новым русским о висящем над ними топоре. Все как-то разом забыли, что киллер — это убийца. Наемный убийца, готовый лишить жизни кого угодно за деньги. Он страшнее бешеной собаки, потому что убивает сознательно. И никакой он не киллер, а именно убийца, злодей, душегуб. А есть еще слово «палач», тоже неприятное для уха.
Такая практика плюс межнациональные конфликты и танковые стрельбы в центре Москвы привели к резкому обесцениванию человеческой жизни. В прямом смысле слова: ее цена в твердой валюте стала сопоставима с ценой вещи — от видеомагнитофона (мелкий ранг жертвы, наркоман-исполнитель) до хорошего автомобиля (банкир или преступный авторитет, исполнители — профессиональная команда подготовленных душегубов).
Пока государство было совсем слабым и не могло взять в свои руки задачу регулирования отношений в бизнесе, такое положение дел было неизбежным. Роль милиции сводилась к попыткам сдерживания волны преступности, к противодействию тотальному захвату преступностью неофициальной власти в стране.
Теперь же ситуация изменилась. Бизнес в стране вырос, пророс во власть. Необходимость «цивилизации» отношений в нем почувствовали все основные игроки. Для «отморозков» оставалось все меньше пространства. Даже немногие выжившие криминальные авторитеты образца начала перестройки отправляли своих детей учиться в престижные вузы и не хотели для них бандитской доли. Их легко понять: какой смысл пройти через сотни смертельных опасностей, скопить серьезный капитал и не быть уверенным в завтрашнем дне? Ведь убить — гораздо проще, чем защитить. Банда бешеных «любителей», прежде чем ее уничтожат, может наделать таких дел, что потом только диву даешься!
Все это — предпосылки для моей активной и, надеюсь, успешной работы в ранге начальника ГУВД. Единственно, все надо делать очень осторожно. В нашей стране вообще ничего нельзя делать рывком — слишком инерционная система. Даже министр по налогам и сборам заявил однажды, что если бы мы в один из месяцев собрали со всех все положенные налоги, то экономика моментально бы развалилась.
Я полностью согласен с этой мыслью. Менять надо, но очень, очень мелкими шагами. Но — ни на шаг не останавливаясь и, главное, выдерживая единый курс.
Итак, основные положения нашей с Ефимом программы:
1. Обеспечение порядка на улицах города.
Жителей на самом деле не сильно волнует уровень организованной преступности. За редкими исключениями, когда в разборках между бандами гибнут случайные прохожие, организованная преступность напрямую обычных граждан (как им кажется) не касается. Конечно, страна хиреет, когда ее безжалостно и бездумно высасывают: это не может не сказаться на зарплатах бюджетников и пенсиях стариков. Но точно так же действует алчность коррумпированных чиновников. Еще опаснее — решения даже вполне честных, но не умных или не опытных государственных мужей.
Тем не менее пугает и возбуждает умы только «горячая» преступность. Когда стреляют, взрывают, насилуют. Остальное волнует только высоколобых.
А значит, если я хочу поработать на новой должности и успеть принести пользу меня избравшим, мне надо в первую очередь прикрыть всех волнующее направление — уличную преступность. Это и проще, чем все прочее.
Мы будем опираться на сложившуюся систему (ППС, «муниципалов», участковых и т. д.), добавив хорошо забытое старое: домовые комитеты, дружинников, патрулирование улиц силами солдат внутренних войск и армейцев. Уличную преступность сбивает само присутствие в местах возможных правонарушений представителей жесткой силы.
Денег на это понадобится не так уж много, но источники финансирования мы тоже начали обсуждать.
2. Финансирование органов правопорядка в столице.
Нет денег — нет решений. Поэтому вопрос финансирования в нашем плане — на почетном втором месте. Он стал бы вообще первым, однако если не решить проблем с самыми «видимыми» уличными преступлениями, то до остальных в этой должности просто не доживешь.
Так что деньги надо добывать любыми законными путями.
Первое — договориться с правительством столицы, чтобы часть возвращенных государству криминальных средств шла на нужды ГУВД. И тратилась по решению руководства ГУВД, конечно, под абсолютным контролем властей.
Имея такое право, — скажем, на 10% законно экспроприированных средств, — можно суметь многое.
Откуда брать эти деньги? Я не собираюсь (по крайней мере, на первых порах) посягать на исторически сложившиеся в стране схемы оборота «черного» нала. К сожалению, нельзя ударить по ним, предварительно не изменив налогового законодательства. Ничего, кроме массовых банкротств и нового всплеска взяточничества, это не даст. Но можно, не раскачивая лодку, «вычислять» и прикрывать обналичивающие банки, которые работают только на «черный» бизнес и, по сути, являются официальным прикрытием того или иного «общака». Изъятие такого рода денег промышленность уж точно не обрушит.
По моим подсчетам, в первый же год мы сможем безболезненно для московской экономики извлечь до 30 миллиардов рублей.
Технически для этого понадобится 15-20 высококлассных аудиторов, 20 серьезных сыщиков и рота спецназа. Держать их надо не в Москве, а на закрытой базе, и платить им следует столько, чтобы не было соблазна искать доплату на стороне. Из этих же, кстати, денег.
Второй, пока закрытый для нас, «карман» — деньги, которые бизнесмены платят криминальным «крышам». А ведь здесь тоже можно поконкурировать. Организовав под официальной эгидой коммерческие отделы для прикрытия экономических структур. Такой шаг принесет в казну, пожалуй, больше, чем первое решение. Ведь платное «красное» прикрытие и сейчас вовсю практикуется, но неофициально и безо всякой выгоды для ГУВД. Лишь вневедомственная охрана честно берет деньги за свою действительно неплохую службу. Так почему бы не пойти дальше? Наверняка там есть правовые препоны. Но я убежден, что чем больше удастся перевести «теневого» бизнеса в «светлый», тем лучше будет всем. На самом деле никто не мечтает быть преступником и нарушителем. Если есть возможность жить хорошо и при этом быть законопослушным, мало кто от такой возможности откажется.
Более того, я бы всерьез подумал о различных денежных «индульгенциях» за не слишком тяжкие преступления. Или лицам, которые начинали как бандиты, но ушли в честный бизнес. Они бы дорого дали, чтоб «отмыться». Если за ними нет крови, и срок давности все равно уже близко, почему бы по суду не наказать их (по обоюдному согласию) крупными штрафами? И отпустить на «юридическую» волю.
И конечно, активнейшим образом надо заняться налоговыми амнистиями. С нашим законодательством не может быть бизнесмена, не нарушающего нормы закона. Им надо дать шанс стать лояльными гражданами.
В этом вопросе главное — не жадничать. Половину заработанного не отдаст никто. А вот процентов двадцать-двадцать пять для легализации оставшихся — очень даже возможно. Можно даже сделать регрессивную шкалу — предложение Ефима. Скажем, если хочешь легализовать деньги, то до 10 000 долларов — отдай 35%, от 10 000 до 50 000 — 30%, до 100 000 — 25%, выше — 20%.
— А ты бы сам отдал? — спросил я его. Прибыли «Беора» не слишком способствовали долларовым накоплениям, но других экспертов у нас пока не было.
Ефим внимательно прислушался к своему внутреннему голосу:
— Если бы у меня было 50 тысяч, то «пятнашку» бы не отдал. А если б был миллион — то двести «штук» сдал бы, не глядя. Если бы был уверен в гарантиях.
Вот в этом и весь вопрос. Каковы гарантии? Поверят ли государству, так часто надувавшему своих граждан? Очень сложный вопрос. Но если все-таки поверят, то деньги будут получены большие. Даже очень большие.
А главное, оставшиеся у людей и легализованные средства тоже будут работать на Россию. Может, тогда нам не придется попрошайничать у МВФ.
3. Кадровая политика.
Не нужно волновать кадры. Милиция у нас такая, какая есть. Другую взять негде. Значит, надо работать с имеющимися кадрами. Объявив длительный, может даже полугодовой, мораторий на увольнения и глубокие проверки (если захотеть, найти что угодно можно в любом ОВД). Кроме, может быть, действий, направленных на раскрытие опасных должностных преступлений, типа покрывательства убийств, прямой связи долж-ностных лиц с преступниками и тому подобного.
Видимо, следует и закрыть глаза на вскрытые случаи небесплатного предоставления «крыши» коммерсантам и «кормления» с обслуживаемой «земли», если, разумеется, это не сопряжено с прямым вымогательством. Это ведь и есть теневой бизнес, который желательно сделать официальным. Пусть офицер получит вполовину, даже вчетверо меньше, но — честно, открытым образом. Такой подход многих устроит больше, чем постоянный риск вылететь без пенсии, а то и загреметь в тагильскую «зону» для бывших сотрудников правоохранительных органов.
Далее. Нужно прекратить травлю милиции в прессе. И вовсе не наскоком и натиском. А грамотной пиаровской кампанией, на которую не жалеть денег, и в которой не делать перерывов. Подъемы и спады могут быть, но прекращения — нет. Кстати, денег понадобится не так уж много: уголовный розыск и борьба с бандитизмом предоставляют прекрасные информационные поводы едва ли не каждый день. Нужно только уметь ими пользоваться и ладить со СМИ.
И еще один очень важный момент. Сегодня система МВД безжалостна к своим собственным работникам. Провинился человек по мелочи — на помойку его. Подстрелили при выполнении задания — семью ждет нищета. В таких условиях сложно не поддаваться соблазнам. Имея же солидные фонды, можно гарантировать сотрудникам не только приличные должностные оклады, но и страховые в случае увечий или смерти. Министерство должно стать отцом для своих детей.
Стоп, это я слегка зарвался. Министр МВД — должность пока что не выборная.
4. Конкретность целей и прозрачность результатов.
Этот пункт тесно связан с предыдущим в плане пиар-деятельности. Ясно, что мы не сможем сразу порешать все проблемы. Но общество, если мы хотим его поддержки, должно видеть, что каждый день что-то, пусть маленькое, пусть немного, но меняется к лучшему.
Значит, нужно ставить конкретные (не глобальные), осязаемые цели. Ходит много стонов и воплей вокруг, скажем, солнцевской группировки. Стало быть, все силы собираются в кулак, и в течение короткого времени группировка уничтожается. Понятно, не в прямом, физическом смысле.
Ее давят финансово, ее трясут с «земли», ее мучают внезапными налетами и проверками. Ни одна группировка не выдержит прямого, один на один, столкновения с государством.
Причем для лидеров и членов группировки остаются все возможности легализации, приведенные выше. Их вовсе не надо топить до дна!
Тем, чьи кровавые деяния удалось доказать, дорога одна — в тюрьму. Остальные пусть легализуются. Если хотят жить спокойно. Не следует забывать, что их бурная молодость проистекала в условиях, когда они порой, один раз взявшись за гуж, просто не могли вести себя иначе. Даже если б захотели, не смогли бы переложить проблемы своей физической защиты на официальные органы. Наконец, среди них есть люди, чья энергия и ум еще пригодятся стране. Ефим кое-что рассказывал мне про Флера, я этого человека понимаю. Я не дам ему хозяйничать и устанавливать свои правила игры. Но если он сознательно примет установленные мной — пусть живет. Места хватит всем.
Читать бесплатно другие книги:
