Там, где нас нет Успенский Михаил
Гога крепко схватил богатыря сзади за руки. Жихарь пнул сапогом назад и вверх, вырвался, кинулся к стенке и достал меч.
– Только подойдите! – сказал он. – Кишки выпущу, намотаю на поганое мотовило… И добавил растерянно:
– Всех убью, один останусь…
– А вот меч убери, – посоветовал Гога и пошел на него, широко расставив руки. – Ибо сказано, что не дано нам погибнуть от руки человеческой…
Македонский не управился же…
От души прокляв косорукого Македонского, Жихарь зажмурился и сделал свой неотразимый выпад. Меч брякнул и переломился у самой рукояти: то ли под зеленым балахоном были на Гоге латы, то ли сам Гога был не из людской плоти.
Магога между тем спокойно сидел за столом и украшал пергамент затейливой рамочкой.
Да, кистень остался притороченным к седлу, при богатыре был только недлинный нож. Но и от ножа толку не было – Гога лишь посмеивался, гоняя гостя из угла в угол.
– Ты бы лучше не бегал, – убеждал он. – А то невкусный станешь…
– В уксусе отмокнет, – не глядя, отозвался Магога. – Если ты, подлец, уксус не выпил…
– Как можно! – опустил руки Гога. Жихарь пырнул его ножом прямо в брюхо, но и брюхо было твердое. – Хватит, поиграли, – заключил Гога.
Жихарь, не соображая, что творит, метнулся от него к противоположной стене, с разгону добежал до половины, оттолкнулся ногами и полетел головой вперед. Заостренное навершие шлема вонзилось Гоге в грудь как раз напротив сердца.
Гога охнул, остановился и, причитая, начал крутиться по горнице. Жихарь торчал у него из груди, словно кривой нож-складень. Чуть голова не оторвалась, но вовремя лопнул ремень-подбородник. Оба рухнули одновременно.
Шлем остался торчать в Гогиной груди.
– Сколько можно возиться! – возмутился Магога, поднял башку и увидел кончающегося братца. Магога опрокинул стул и бросился к Жихарю. Жихарь побежал к двери, Магога за ним. Жихарь спрыгнул с крыльца, слыша за собой тяжкое шлепанье.
Конь Ржавый испуганно всхрапнул и метнулся в сторону. Огромный кулак ударил богатыря в спину, он рванулся лицом вниз и сомлел, словно княжеская дочь, чтобы не слышать, как его будут резать, свежевать и пихать в печку. Все это он уже проходил в детстве, но тогда была всего лишь старая ведьма…
…Из тьмы его вывел радостный крик Будимира. Жихарь открыл глаза и увидел траву. Он подрыгал ногами и руками – все было на месте, только спина болела. Жихарь сел и замотал простоволосой головой.
Вовсе никакой не кулак треснул его по хребту. Это была башка великана Магоги. Жихарь взял вражескую конечность за волосы и поднял. Магога еще успел показать ему язык, да тот так высунутым и остался.
Богатырь поглядел на крыльцо. На ступеньках валялось бывшей головой вниз тело Магоги, и крови в этом теле было столько, что конь Ржавый с отвращением поднимал копыта, сторонясь растекающейся лужи.
Жихарь глянул выше. На навесе крыльца сидел петух Будимир, держа в когтях косу. Коса была красной.
Ни Гога, ни Магога не погибли от человеческой руки, ведь нельзя назвать рукой голову в шлеме, и Петуха с человеком не спутаешь.
Жихарь долго сидел, где упал, все еще не веря в спасение. «Не уважил Проппа, дубина, вот и влип! – казнил он себя. – Только как же я с петушком-то теперь рассчитаюсь?»
Он тяжело поднялся и вернулся в избу, захватив на всякий случай кистень. Но Гога не подавал признаков жизни. Жихарь выдернул шлем из груди – теперь она была мягкая, человеческая. Вытер шлем полой зеленого балахона, яростно пнул обломки меча-подлеца. Потом по-хозяйски прошел на кухню.
Покойные князья пренебрегали не только хлебом, но и крупой. Жихарь нагреб полное решето гречки и вынес на улицу. Будимир тотчас, не выпуская своей маленькой косы из лап, слетел вниз и весело стал клевать. Жихарь еще сходил на кухню, нашел ячменя для Ржавого. Самому есть отчего-то расхотелось.
«У них ведь и оружие должно быть», – думал он, шаря по ларям и кладовкам.
Но попадались только тяжелые мясницкие ножи разных очертаний и назначений.
Их и в руки-то брать было противно.
Жихарь поставил на место опрокинутый стол. В глиняном пузырьке оставалось еще немного чернил. Жихарь поднял перо и, поражаясь новому умению, начертил на оборотной стороне пергамента несколько строк. Подождал, пока чернила просохнут. С омерзением взял кухонный нож и отсек голову Гоге. Кровь из людоеда уже почти вся вытекла.
Жихарь вынес голову во двор к самому тыну и насадил на кол – все-таки сказалась служба у князя Жупела. Рядом пристроил голову Магоги, а под ними прикрепил пергамент с надписью:
ЭТО БЫЛИ ГОГА И МАГОГА. ОНИ БОЛЬШЕ НЕ БУДУТ.
В небе загорались первые звезды. Жихарь схватил обезглавленного Магогу за ноги и кое-как затащил в избу, положив рядом с братиком. Долго смотрел, не стоит ли чего прихватить с собой, и решил, что не стоит. Потом спохватился и полез под печку.
– Выходи, дедушка, не надо здесь жить… Но под печкой молчали. Жихарь нашарил в пыли что-то мягкое и вытянул наружу. Домовой был мертв. Жихарь ласково погладил мохнатое тельце, тронул мозолистые лапки.
– Еще и глаза ему выкололи, скоты, – сказал он и вышел с домовым на руках прочь. Уже почти стемнело. Жихарь положил замученного старого малыша под изгородь. – Посвети нам, Будимир, – попросил он и подсадил отяжелевшего от крупы кочета на крышу. Потом отвязал коня.
Петух зашипел, захлопал крыльями, раздувая бегающие по перьям искры. Сухая дранка скоро занялась, весь двор осветился. Через мгновение пламя стояло столбом, и в этом столбе метался, катался, купался красный петух.
Жихарь вырезал ножом пласт дерна, углубил ямку, положил в нее домового, закрыл пластом и заровнял могилку.
– Следи, чтобы другие избы не тронуло! – предупредил он Будимира. Отважный петух послушно покинул сразу осевшее пламя и принялся склевывать самые бойкие искры на лету.
Ночевал Жихарь в телеге, набросав туда прошлогоднего сена. Долго не мог заснуть, глядел на пожарище.
А когда отгорело, со стороны людоедского подворья послышались плач и причитания. Это другие домовые, дворовые, банники и овинники отпевали своего товарища.
Будимир не стал тревожить их своим кукареканьем, пропустил первую побудку.
Они поскорбели и разошлись по своим дворам и домам, чтобы дожидаться старых хозяев или новых жильцов.
Скверно было на душе – то ли из-за домового, то ли еще из-за чего.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ваша светлость, я покойный дофин!
Марк Твен
Солнце не торопилось вставать над выморочной деревней, и если бы не заголосил все-таки благородный Будимир, то запросто могло бы так и застрять за лесами и горами на вечные веки. Жихарь протер глаза, поднялся и спрыгнул с телеги. Хорошо, что в колодец проклятые братцы не набросали чего попало, удалось и коня напоить, и самому умыться до пояса. Вытереться, кроме рукава, было нечем, а брать полотенце в любой пустой избе не лежала душа:
пусть все остается как есть. Пришел черед и отвергнутой людоедами краюхи.
Задерживаться здесь было ни к чему. Будимир уже привычно устроился на шлеме.
Проезжая мимо сожженного подворья, богатырь задержался. Выбраться из пламени безголовые Гога и Магога никак не могли, а вот поди ж ты: поверх почерневших бревен серый пепел образовал две фигуры с раскинутыми руками.
Жихарь потревожил пепел шаром кистеня. Пепел загудел и стал подниматься в воздух, превращаясь в тучу неисчислимой мошки. Конь Ржавый отпрянул назад, но мошка, покрутившись на высоте бывшей крыши, потянулась куда-то в сторону. Жихарь с досадой вспомнил, что жечь таких злодеев огнем не следует, ведь именно из-за этого мошка и пошла жить на свете.
Головы Гоги и Магоги, торчавшие над плетнем, тоже не остались в прежнем положении:
Магога зубами вцепился в ухо, Гоге, словно бы казня брата за оплошность в схватке.
– Угомонитесь, изверги, – посоветовал близнецам Жихарь и поехал дальше.
За деревней дорога была все такой же заросшей. Вот уже и запаха дыма не слышно. Снова по обеим сторонам тропы поднимался ельник. Уныло и однообразно засвистали птицы. Петух на шлеме сидел тихо, не тревожился.
Ржавый шел неслышным ровным шагом. Жихарь решил, что по утренней-то прохладе надо бы ехать побыстрей. Нагайки у богатыря не было, да и не любил он понукать коней, надеялся только на верность и сообразительность. Он несильно тронул бока Ржавого каблуками, и тот послушно перешел на рысь.
Следовало миновать лес до вечера, если только у чернолесья вообще есть конец: знающие люди говорят, что оно тянется до Соленого Моря.
Ближе к полудню за поворотом выросло очередное изображение Проппа. Жихарь учел вчерашний жестокий урок и придержал коня. Ржавый явно обрадовался, когда всадник покинул седло, и бодро занялся травой. Будимир тоже решил размять лапы.
Чтобы жертва была верней, Жихарь помазал Проппу губы медом из подаренного Беломором горшочка и только после этого, усевшись по удобнее, стал рассказывать давнишнюю устареллу, героем которой был витязь Как по прозвищу Закаленная Сталь.
Витязь был герой, а вот с князем ему не повезло: злой князь Матрос давал ему поручения одно тошнее другого. Сперва он велел Каку насыпать в тесто Подземельному Батюшке толченой травы махорки, и витязь с большими потерями это исполнил. Потом князь приказал построить к своему граду дорогу, да не простую, а железную. Как и этот приказ выполнил, заморив, правда, работой почти всю свою дружину. Но и этого было мало проклятому Матросу: он выколол витязю глаза и переломал спину, после чего потребовал от бедняги написать книгу – такую, чтобы от нее воины сами, своей охотой рвались в бой. Как Закаленная Сталь справился и с этим делом, но умер, сказав напоследок:
– Жизнь дается человеку один раз, и ту ему по-человечески прожить не дают…
Жихарь затосковал, загорюнился и сам над судьбой исполнительного витязя, а тут сверху послышалось:
– Простите, сэр, но я не вижу вашего собеседника!
Богатырь поднял голову.
Голос раздавался из черного ведра, венчавшего плечи всадника на гнедом жеребце. Латы на всаднике были такие чудные, что Жихарь разинул рот.
Туловище его было закрыто сплошным панцирем, как у степной черепахи. Ниже панциря болталось что-то вроде юбки из стальных полос. Руки и ноги воина также были защищены железными гнутыми пластинами. Мало того, доспехи сплошь были покрыты искусной золотой чеканкой: цветы, птицы и другие хорошие вещи.
Рога на шлеме были Жихарю не в диковину, такие у любого варяга есть. За спиной всадника виднелась рукоять меча – должно быть, весьма длинного, у седла висело еще более длинное копье.
«А ведь запросто мог в спину садануть, что же Будимир прозевал?» – подумал Жихарь и ответил:
– А тебе-то что?
– Ничего, добрый сэр, просто я стараюсь узнавать нравы и обычаи стран, через которые проезжаю.
Жихарь понимал не все слова, да и выговор был необычный, но их языки, как видно, не успели еще далеко разбежаться друг от друга.
– Какой я тебе сыр? Я Жихарь…
– Простите, но «сэр» – всего лишь обращение к благородному и уважаемому человеку, которым вы, сэр, вне всяких сомнений, являетесь. Я же, к сожалению, до поры лишен возможности назвать свое имя и путешествую под прозвищем Безымянный Принц. Вы видите, что на щите моем нет вовсе никаких знаков, но, поверьте, мое происхождение…
– Благородное – тогда ладно. Тогда привет. Да сними ты котелок свой – надо глянуть, что за человек.
Безымянный Принц снял шлем и оказался ровесником Жихаря, с каштановыми волосами, темными глазами и начинающей бородкой. Нос у него был прямой и тонкий, не Жихарева картошка.
Богатырь поднялся и осторожно, не поворачиваясь спиной или боком к собеседнику, встал так, чтобы между ним и Принцем оказался конь Ржавый с кистенем.
– Хорошо, – сказал Жихарь. – А к масти моего коня у тебя никаких вопросов не будет?
«Чего тянуть-то? – мыслил он. – Все равно он у меня как-нибудь да нарвется…»
Всадник задумался.
– Сэр э-э… Джихар, даю вам слово чести: тот, кто однажды увидел вашего скакуна, уж не забудет до самой смерти.
Жихарь долго соображал, это лесть или обида, но в конце концов решил, что Принц ссоры не ищет.
– Неказист конь, да жиловат, – сказал он. – Твой красавец на мыло изведется под вечер, а мой будет себе потрюхивать…
И Принц не оскорбился:
– Да, это несомненное преимущество. А позвольте вас спросить, добрый сэр, куда вы направляетесь?
Жихарь показал вперед по дороге.
– Странно, – сказал Принц. – Я полагал, что вы едете мне навстречу.
– Что ж тут странного?
– Если мы едем в одном направлении, значит, вы должны были ночевать в ближнем селении, а оно недостаточно велико, чтобы нам не встретиться хотя бы на постоялом дворе.
– Ночевал… – проворчал Жихарь. – Тебе бы так ночевать.
И забыл про Беломоровы наказы, рассказал первому же встречному о том, что произошло на постоялом дворе, и не только рассказал, но и показал: бегал, махал руками, заскочил даже на ствол сосны, чтобы наглядней объяснить свой победоносный удар шлемом. Не присвоил он и заслуг Будимира, и сам петух вышел из леса на дорогу похвастаться и косы не утаил…
– Удивительные дела, – сказал Безымянный Принц. – Значит, Гога и Магога?
– Гога и Магога, – подтвердил Жихарь.
– Дело в том, добрый сэр Джихар, – проникновенно произнес Принц, – что я и сам ночевал на этом постоялом дворе и оставил его в исправном состоянии. И заправляли там не мерзкие людоеды, воистину заслуживающие подобной смерти, а предобрые старик и старушка. Совсем недавно у них произошел поразительный случай: пестрая курица (при этих словах Будимир внимательно склонил голову к рассказчику) снесла очередное яйцо. И представьте себе изумление почтенной пожилой леди, когда яйцо оказалось не простым, а…
– Может, ты в другой деревне ночевал? – с надеждой спросил Жихарь.
Они стали описывать друг другу поселение, убранство и утварь постоялого двора, и все совпало, только у Принца деревня была полна народу и жизнь в ней била ключом.
– А вот на изгороди действительно торчат две тыквы, – сказал Принц. – В них прорезаны дырки там, где у добрых людей располагаются глаза и рот.
Вероятно, местные озорники по ночам пугают своих соплеменников, используя горящую свечу…
«Хватит. Напросился», – решил богатырь.
– Выходит, я вру, – сказал он, погладив рукоять кистеня.
– Отнюдь, добрый сэр! – воскликнул Принц и вскинул стальные руки. – Мир наш полон враждебных человеку сил, и зачастую бывает так, что один видит одно, а другой – совсем другое. Скорее всего, в этой деревне бесчинствуют злые чары. Жаль, что они не решились потягаться со мной…
«Хитер и ловок, но драться не хочет, – подумал Жихарь. – И на том спасибо, нечего по пустякам силы тратить».
– Это они на тебя морок навели: старик, мол, и старушка. А я видел и понимал все как есть.
– Кто может знать наверное? – выкрутился Принц. – Но дозвольте спросить, сэр Джихар, куда вы направляетесь? Разумеется, вы вправе не отвечать, если это может нанести урон вашей чести…
– Еду туда – не знаю куда, – хмуро отвечал Жихарь.
– Весьма достойное направление, подходящее для всякого благородного воителя, – одобрил Принц. – Я и сам был бы рад побывать в этих достославных краях, но прежде нам надлежит скрестить мечи и преломить копья в честном поединке…
– Вот те на! Чего тянул-то? Мы ведь друг дружке тут много чего лишнего наговорили.
– Тогда бы наш поединок был осквернен личной обидой и предвзятостью и всякий беспристрастный судья волен был бы подвергнуть его исход сомнению…
– А без обиды чего и драться? – Жихарь поднял на Принца голубые глаза.
– Вы меня не поняли, сэр Джихар, – терпеливо объяснял Безымянный Принц. – Я еду по дороге, нагоняю своего собрата, благородного воителя. Так мыслимое ли дело не скрестить с ним меча и не преломить копья?
– У вас там что, все такие? – спросил Жихарь. – Блаженный ты, на тебя срам руку воздвигать. К тому же меч мой сломался, копья и не было…
– Я всегда вожу с собой запасной меч на такой случай! – обрадовался Принц, отстегнул меч от седла и протянул Жихарю.
Тот принял оружие, вытащил клинок из ножен и присвистнул.
– Не жалко в чужие руки отдавать?
– До сих пор он всегда возвращался ко мне. А собственный мой меч носит гордое имя – Деталь, и мудрые друиды утверждают, что некогда он был частью чего-то большего. Но если вы настаиваете, мы можем и поменяться…
– Та-ак, – сказал Жихарь, любуясь узорами на стали. – Ты, Принц, человек богатый: копье готов преломить. А ты на него заработал, на копье-то? Ты его с бою взял? Тебя небось в дорогу отец снарядил – вон какое все дорогое. А я эту кольчугу по колечку собирал, понимаешь? Для забавы не играют в смертную игру. Можно друг друга убить и покалечить. Давай-ка слезай и решим дело на кулаках.
– Отца своего я не знаю пока и матери тоже, – сказал Принц. – Знаю лишь, что были они королевской крови.
– Выходит, сирота, как и я? Так слезай, слезай, сиротка, я тебе скулы-то повыворачивавд…
Безымянный Принц побледнел и с неожиданной для закованного тела ловкостью соскочил с гнедого.
– Не ослышался ли я, часом, сэр Джихар? Вы собираетесь бить меня по лицу и еще похваляетесь этим?
– Ну уж там куда придется…
– Да знаете ли вы, сэр, что удар по лицу почитается величайшим оскорблением, искупить которое может только смерть, да и то не всегда?
– Чудак ты человек, – засмеялся Жихарь. – Если я тебе кулаком скулу сворочу, так тем же кулаком и на место поставлю. Синяки можно свести травой бодягой. А отрубленную руку без мертвой воды на место не приставишь, и дырку в брюхе мехом не заткнешь… Значит, не желаешь на кулаках?
– Об этом не может быть и речи, сэр… Но тогда я не знаю, как же нам выяснить, кто из нас сильнее.
– А, ты вот об чем? Так проще простого – померимся на руках. Правда, здесь стола нет. Тогда вон тот пенек сойдет.
Жихарь положил меч, подошел к пеньку, опустился на одно колено и поставил на срез согнутую в локте десницу. После некоторого колебания Принц присоединился к нему. Ладонь у него была поуже и подлиннее Жихаревой, но твердая и ухватистая. Жихарь наскоро объяснил несложные правила и призвал Будимира в чин судьи:
– Который станет мошенничать, он глаз попортит!
Пень был просторный, крепкий – видно, остался с тех времен, когда на месте сосен росли дубы, навидался этот пень, поди, всякого. И дожить бы ему до лучших времен, когда бы не эти двое. Столько силы было в их правых руках, и так долго никто никому не уступал, что деревянное тело пня не выдержало, треснуло и раскололось на две половинки. При этом Жихарь и Принц со всего маху столкнулись головами так, что потеряли сознание.
Петух-судья подошел и вежливенько тюкнул Жихаря в шлем. Богатырь сразу открыл глаза. Из носу текла кровь. Не лучше был и Принц, того пришлось петуху обмахивать крыльями.
– Продолжим? – гундосо вопросил Жихарь.
Принц замотал головой.
– Правильно. Пока ничья не взяла. Гляди-ка, кровушка наша на траве смешалась – мы теперь побратимы!
Принц с трудом приходил в себя.
– По закону, – прохрипел он, – по закону, сэр Джихар, для братания кровь пускают из руки…
– А нос-то чем хуже? Он даже главнее! Без руки жить неловко, а без носа вообще стыд и позор… сэр, – добавил он после раздумья.
– Никогда не слышал ни о чем подобном, но, похоже, вы правы, сэр брат, – сказал Безымянный Принц, протягивая Жихарю руку. Оба встали и умылись, поливая друг другу из фляги.
Потом проверили, что стреляет дальше – арбалет или самострел, и вышла победа самострела.
– Ничего, дорога длинная, ты еще себя окажешь, – утешил Жихарь Принца, когда они уже тронулись в путь и Будимир занял положенное ему место на шлеме. – Кстати, растолкуй-ка мне, братка, как ты без имени-то остался?
…Жихарь не ошибся, дорога и в самом деле была длинная, зато повесть у Принца короткая – некий король соблазнил чужую королеву, ребенка же от стыда унесли в лес, где вместо волков его нашли и воспитали тамошние волхвы, именуемые друидами. Старики нипочем не хотели говорить Принцу, кто его отец и мать, дескать, в свое время сам узнает, но воспитывали честь по чести, как царское дитя.
– Видите ли, сэр Джихар, на земле столько королевств, что мудрено их объехать до конца жизни, – жаловался Принц. – Я знаю только, что в моей вотчине есть такой особый камень. Когда на него воссядет законный наследник престола, то есть я, камень издаст громкий крик.
– Не беда, найдем твой камень, как его не найти, – сказал Жихарь. – А я просто скажу – сирота я, отца и матери не знаю, и племя мое даже где-то потерялось, и никаких царей-королей я себе в родову силком тащить не буду. Воспитали меня Кот и Дрозд в глухом лесу. Только это не настоящие Кот и Дрозд. Хотя, правду сказать, у Кота глаза были зеленые и зрачок стрелочный, а Дрозд при случае мог и полететь куда надо. И знаешь, братка, – оживился он, – это даже хорошо, что мы с тобой сироты!
Принц поглядел с недоумением.
– Хорошо, хорошо. Мне Дрозд объяснил, а он все книги превзошел и все языки.
И у додревнего мудреца вычитал, что всякий младенец, лелеемый отцом-матерью, только и мечтает, собака такая, как бы батюшку родного порешить, а над матушкой нечестистым образом надругаться. Ну, у чада руки коротки и все остальное, мечты своей он исполнить не может и от этого страшно злобствует, а потом эта злоба в нем живет до самой смерти… А мы, сиротки, добрые-предобрые…
Принц изумленно покачал головой:
– Вот уж не думал, что это учение дошло и до ваших краев…
– Так у вас его знают? – разочаровался Жихарь.
– Можно сказать, рехнулись на нем, сэр брат. Я верно подобрал слово?
– Верно… Значит, правду говорил Дрозд. Эх, какие они вояки были – самому Дыр-Танану под стать!
– О, и вы преклоняетесь перед этим героем? Кстати, сэр брат, ведь Дыр-Танан тоже спервоначалу вызвал троих своих друзей на поединок, а потом на них напали воины злобного Координала, и дружба родилась в сражении…
– Ну, сражений на нашу дорогу хватит, – сказал Жихарь.
– Вы говорите так, словно это вас не радует, сэр брат. Но разве не прекрасно погибнуть на поле брани во имя высоких и благородных целей?
– Верно, – сказал Жихарь. – Лежишь на траве, черева наружу, и голова, заметь, отсеченная, со стороны на все это любуется… Куда как прекрасно!
– Но мудрецы древности учат, что красота может быть и не наружная, она внутри человека…
– Внутри человека кишки, – мрачно ответил Жихарь и загрустил от бесспорной своей правоты.
Неведомо, до каких высот любомудрия дошли бы всадники, если бы впереди, прямо на дороге, не показался большущий серый валун, украшенный полустершейся надписью:
Прямо ехать – убиту быти.
Налево ехать – женату быти.
Направо ехать – коня потеряти.
Дорога за камнем расщепилась натрое.
– Хоть бы раз поймать за руку того, кто вот так вот балуется на дорогах, – сказал Жихарь. – Это ведь не то что кусок мела взял и краткое срамное слово начертал для смеху. Нет, сидел ведь, долбил не день и не два…
– Вы полагаете, сэр брат, что надпись не имеет никакого смысла?
– Сам посуди, – сказал Жихарь. – Долбили это в незапамятные времена. С тех пор, поди, на прямой дороге убивать утомились, на левой – невесты кончились, на правой – коней столько наотбирали, что их и кормить нечем.
Давай пока лучше перекусим и подумаем.
Они слезли с коней. Принц разостлал на траве чистый вышитый платок. Достали припасы.
– Я и говорю – богатый ты, – позавидовал Жихарь. – Вон даже яички каленые, вино…
– Это мне дали на дорогу почтенные старик со старухой на постоялом дворе.
– Так эта еда, наверное, мнимая, – догадался Жихарь. – На тебя ведь там Гога с Магогой морок навели. Они, должно быть, решили одолеть нас поодиночке. Вот тебе и казалось, что все хорошо, пока я там насмерть пластался…
– А внучка? – спросил Безымянный Принц и покраснел.
– Которая внучка?
– Та, что посетила меня на сеновале. Весьма достойная молодая леди. Если бы не верность данному обету, я бы сделал ее своей королевой…
– А я в телеге всю ночь звезды просчитал, – завистливо вздохнул Жихарь.
– Не подумайте дурного, сэр брат!
– Дурного я не думаю, а думаю, что еда все-таки мнимая: ничего в желудке не прибавляется, сосет и бурчит.
– А вино?
Жихарь прислушался к поведению вина внутри себя.
– Вино, кажется, правильное.
Будимир толокся тут же, возле платка, подбирал хлебные крошки, а на яичную скорлупу глядел с упреком.
Прикончив припасы, оба откинулись на траву и стали бесцельно рассматривать небо.
– Помимо Дыр-Танана, – сказал Принц, – я очень люблю устареллы о подвигах Биликида и про верный его меч по имени Кольт. Чарует меня превыспренний старинный слог: «Заткни свою помойную пасть, вонючка Джо, иначе мой верный Кольт проделает в тебе семь симпатичных дырочек!» Умели же красно говорить воители седой древности! Кстати, обратите внимание, сэр Джихар, какой большой орел!
Жихарь пригляделся:
– Где же там орел? Это Демон Костяные Уши!
Принц поднес ко лбу ладонь:
– Да, я, кажется, различаю руки и ноги…
– Эх! – мечтательно сказал Жихарь. – Вот кому позавидовать можно! На воздусях пребывает! Прохладно живет! Они даже песню про себя сложили:
Что нам, демонам:
День работам – два летам!
А доводилось мне его и вблизи видеть. Шел я из кабака вечером. Всю одежду, конечно, пришлось там оставить, у меня такой порядок. Иду переулочками, ладошкой прикрываюсь. Гляжу – стоит. Руки скрестил на груди, нижнюю губу отклячил и глядит на меня как на пустое место. Презирает! Они ведь ни на что больше не годятся, только презирать мастера…
– И как же вы поступили, сэр Джихар?
– По всем правилам вежества: плюнул ему в шары и дальше пошел. Да хоть запрезирайся ты! Э, э, давай-ка с открытого места уберемся и скатерку побережем – как бы он нам на голову не нагадил в знак презрения!
И точно – Демон у себя на воздусях как-то подозрительно задергался, а действительность самым суровым образом подтвердила опасения богатыря, только в кустах и спаслись.
Безымянный Принц закипел гневом:
– Сэр Джихар, ваш арбалет, вынужден признать, бьет дальше и вернее моего.
Позвольте мне позаимствовать его и сообщить сэру Демону о недопустимости подобного поведения.
Тяжелая стрела с гудением ушла в небо. К счастью, Демон Костяные Уши полностью израсходовал свой боевой припас и не мог ответить. Стрела вернулась и вонзилась в дорогу, а вслед за ней плавно опускались выбитые перья.
Потревоженный Демон тяжело и гулко замахал крыльями, стронулся с места и неторопливо полетел по своим делам.
– На гору Кавказ направляется, – определил Жихарь.
– Вы знаете это наверное?
– Баба у него там, – досказал Жихарь. Принц подобрал с дороги десяток очень пышных и нарядных перьев и принялся украшать ими свой рогатый шлем.
– Дело, – похвалил Жихарь. – Но все-таки жаль, что ты ему в пузо не попал.
Поглядели бы тогда на Демона Поверженного. Мне такого Дрозд на картинке показывал: где голова, где ноги?
Когда же Принц предложил честно поделить добычу пополам, богатырь отказался, чтобы не обидеть петуха.
Из-за окаянного Демона так и не решили, куда направиться.
– Поехали, где коня потерять, – предложил Жихарь. – Вдруг на левой дороге все-таки женят всех подряд?
Читать бесплатно другие книги:
