Список Ханны Макомбер Дебби

Глава 1

Я не сентиментальный малый, и мне нередко случалось забывать о Дне матери, а однажды, когда мы с Ханной еще встречались, не заметил приближения Дня святого Валентина. К счастью, жена не принимала близко к сердцу мои провалы памяти, не подвергая сомнению в связи с этим искренность моих чувств. Что касается праздников и дней рождений – тут я вообще пустое место. Наверное, я бы и Рождества не заметил, если бы не поднималась вся эта предпраздничная кутерьма вокруг него. Не потому, что я такой эгоцентричный… Хотя… Может быть, в какой-то степени так оно и есть, но разве не все мы таковы?

Я считаю, что уделять много внимания людям в связи с их днями рождения или традиционными праздниками просто нелепо. Если вы любите кого-то, нужно проявлять свою любовь друг к другу каждый день. Зачем ждать определенной даты, чтобы подарить жене цветы? Поступки говорят лучше слов, особенно если это проявления любви. Просто потому, что вам хочется порадовать любимого человека.

Этому меня научила Ханна. Ханна. Сегодня, восьмого мая, исполнился ровно год с того дня. Ровно год, как я потерял ее, мою прекрасную тридцатишестилетнюю жену. Даже сейчас, спустя год после ее смерти, при мысли об этом у меня болит сердце.

Целый год. Триста шестьдесят пять одиноких дней и пустых ночей. Помню, как через несколько дней после ее смерти я стоял над свежей могилой, глядя, как гроб опускают в землю, потом бросил горсть земли на глянцевую крышку, и этот глухой стук навсегда остался в моей памяти.

Не проходило и часа, чтобы я не вспомнил Ханну. Это сейчас, а в первые месяцы после похорон я и минуты не мог прожить без воспоминаний о ней. Все вокруг кричало, напоминало мне о Ханне.

Сказать, что я любил ее, было бы слишком просто и не отразило бы всей глубины моего чувства. Только с ней я испытывал полноту восприятия мира, а после ее смерти все краски и звуки стерлись, стали бесцветны, тусклы. Тысячу других таких же определений можно было подобрать, но и они не смогли бы описать ту пустоту, которая охватила меня после ухода жены.

Я без конца вел с ней односторонний нескончаемый разговор с того самого момента, когда она подарила мне прощальную улыбку, перед тем как вручить свою душу Господу Богу.

И вот теперь, год спустя, находясь на стадионе на бейсбольном матче с участием «Сиэтл маринерс», я притворяюсь, что слежу за игрой, хотя все мои мысли только с ней – с моей ушедшей ровно год назад дорогой женой.

Я сидел в ложе с братом Ханны и моим лучшим другом Ричи. Это он пригласил меня на игру, хотя конечно же не причислял меня к бейсбольным фанатам и прекрасно знал, какая сегодня дата.

Внешне я могу казаться человеком не сентиментальным, но разве смогу забыть тот день? Поскольку я врач, педиатр, мне приходилось видеть смерть и быть ее свидетелем, но каждый раз, поверьте, это было нелегко. Особенно тяжело, когда речь идет о детях. Даже если конец приходит безболезненно и тихо, как это было в случае с Ханной.

Подростком я увлекался спортом. Играл осенью в футбол, зимой в баскетбол, а летом работал спасателем. Дух соревнования является неотъемлемой частью моего «я». Не люблю проигрывать, но смерть – мой главный противник – играет нечестно, не по правилам. Она забрала у меня мою любимую жену слишком рано. Ханна была самой жизнерадостной, энергичной, любящей из всех женщин, которых я знал когда-либо. С тех пор я потерял смысл жизни.

Хотя я сражался со смертью, моим врагом, с первого дня, как стал врачом (поэтому я и стал врачом, чтобы с ней сражаться), я не до конца понимал ее глубинный смысл. Но мне случилось однажды понять, что смерть может быть другом, оставаясь при этом врагом. И именно Ханна, которая любила меня с такой силой и знала меня так хорошо, показала мне, что так бывает.

В течение прошедшего года, переживая все заново, я испытывал огромное сожаление, что невольно доставлял ей лишние страдания, пытаясь отрицать факт, что она умирает. Отказываясь смириться, цеплялся за проблески надежды. Ханна готова была покинуть меня, а я не отпускал ее, был эгоистом, потому что не представлял жизни без нее.

Даже когда она впала в беспамятство, я сидел днем и ночью около ее постели, надеясь на чудо. Глупо с моей стороны, ведь, как медик, я знал горькую правду. Теперь понимаю, что мое упрямство, мое упорство не давали ей уйти, дух не мог покинуть тело, я удерживал его. Привязывая к земле, не давая отправиться к Богу.

Когда я осознал тщетность своих усилий и надежд, когда увидел, как страдают ее родители и брат, только тогда ясно пришло сознание, что должен отпустить ее… Я встал и покинул больничную палату. Надо было взять себя в руки. Я не спал и не ел несколько дней, не брился, зарос и выглядел трагично и жалко. Вернулся в наш дом, принял душ, заставил себя выпить чашку бульона и проспал три часа. Когда я вернулся в клинику, около постели Ханны собралась вся семья. Ханна была в беспамятстве, пульс почти не прослушивался, было ясно, что жить ей осталось всего несколько минут. И вдруг, перед тем как уйти в мир иной, она открыла глаза. Посмотрела прямо на меня и улыбнулась. Я взял ее руку, поднес к губам, глаза ее вновь закрылись, и она… Она покинула нас…

Ее последняя улыбка останется со мной навсегда. Каждую ночь, едва моя голова коснется подушки, я вижу перед собой последнюю улыбку Ханны.

– Эй, Майкл, хочешь пива? – услышал я.

Ричи никогда не звал меня Майком, впрочем, как и все остальные. Даже ребенком я никогда не был Майком.

– Давай. – Я не следил за игрой. Просто машинально вскакивал с места, когда вскакивали все, и орал что-то вместе с ними. Понятия не имел, какой счет и кто ведет. Я долгое время был безразличен ко всему, кроме своей работы. Она была моим спасением.

– Пообедаем вместе после игры? – Ричи протянул мне бутылку холодного пива.

Я поколебался. Меня ждали пустой дом и воспоминания о Ханне.

– Конечно.

Есть не хотелось. Я давно потерял аппетит, еду воспринимал как необходимость.

– Отлично. – Ричи сделал большой глоток пива и вновь повернулся к игровому полю.

Я пришел сюда, хотя совсем не интересовался игрой, и это было нечестно по отношению к Ричи, ведь он заплатил большие деньги за места в этой ложе и мог взять кого-нибудь другого, кто составил бы ему полноценную компанию. Но именно в этот день я не хотел оставаться один. Остальные дни в году я был абсолютно удовлетворен собственным обществом. Но не сегодня.

Игра, вероятно, закончилась; очнувшись, я увидел, что народ покидает места на стадионе.

Я сделал над собой усилие:

– Прекрасная игра.

– Мы проиграли, – пробормотал Ричи.

А я даже не заметил.

Ричи ободряюще хлопнул меня по спине, давая этим понять, что мое состояние ему известно, и мы пошли к выходу. Спустя полчаса мы сидели в уютном баре, расположенном поблизости от стадиона. Я уставился в меню, надеясь воображением предстоящей еды вызвать аппетит. За последний год я потерял почти двадцать фунтов. Понимая, что пища необходима для поддержания жизнедеятельности, я уделял ей минимум внимания, ел в основном на ходу, не задумываясь, просто набивая желудок, перекусывая чем придется. Цель насыщения бывала достигнута, но удовольствия при этом я не испытывал совсем.

Ханна обладала талантом кулинара, как и ее кузина, Уинтер Адамс, владелица ресторана «Французское кафе» на Блоссом-стрит. Любила экспериментировать, пробуя различные рецепты приготовления, и гордилась результатами. О званых ужинах Ханны ходили легенды среди друзей. Как хозяйка она была всегда естественна, очаровательна и любезна.

– Так что думаешь?

Голос Ричи заставил меня вздрогнуть. Я понял, что он спрашивает о моем выборе меню.

– Лосось на гриле, – ответил я.

– Я, пожалуй, возьму стейк.

У меня стейки всегда ассоциировались с особыми случаями, но сегодня был не тот день, чтобы праздновать. Задолго до того, как я понял, что Ханна проиграла битву с раком, она сказала, что не хочет, чтобы после ее ухода я долго предавался скорби. Она хотела, чтобы ее поминки были так же веселы, как ее званые вечера. Но тогда я просто слышать не хотел о ее смерти. К тому времени она подчинилась неизбежному, а я еще сопротивлялся. У меня не хватило храбрости признать поражение.

Официантка взяла заказ. Принесла пиво и удалилась. Я крутил в пальцах бутылочку с янтарным пивом и хмуро смотрел в стол. Сегодня я плохая компания для Ричи.

– Сегодня ровно год, – тихо произнес он.

Я кивнул, подтверждая, что слышал. Но не стал развивать тему.

Я скучаю по ней, – продолжал он.

И опять я кивнул. Хотя воспоминания вызывали боль, тем не менее меня распирало страстное желание говорить о ней без конца. Удержать ее, если не физически, то эмоционально, памятью.

– Трудно поверить, что прошло двенадцать месяцев. – Я и не пытался скрыть печаль в своем голосе.

– Как ты сейчас?

Я пожал плечами. Плохо. Мне плохо, и я просто схожу с ума. Все еще не могу смириться, что это случилось именно с Ханной, такой милой, такой замечательной. Судьба оказалась жестока к ней. И ко мне.

Мы поженились с Ханной, когда я окончил медицинскую школу. Посчитали, что мой интерн при больнице дает возможность нам создать семью уже сейчас. Ханна работала в одном из департаментов регионального отделения сетевых магазинов, делая закупки, и работа ей нравилась. Когда я возвращался домой, вымотанный, выжатый как лимон, она могла меня развлечь рассказами о людях, которых встречала на работе, о забавных происшествиях. Имена я быстро забывал, но человеческие слабости или смешные стороны продолжали жить в памяти. Каждый случай обрастал милыми подробностями и был вполне законченной историей, талантливо исполненной, с добрым юмором. Стоит закрыть глаза, и я могу ясно услышать ее смех. У меня вызывают улыбку воспоминания о первых днях нашей жизни, о тех трудностях, которые мы преодолевали, о тех радостях и счастье, и память об этом поддерживала меня на всем протяжении года без Ханны. В тот день, когда я закончил работу интерна и начал самостоятельную практику в Сиэтле, Ханна выбросила свои противозачаточные таблетки. Мы без конца говорили о детях, о семье, мы оба любили детей. Она хотела троих, я бы удовлетворился двумя. Ханна решила, что лучше нечетное число, и мы решили – троих.

Но она так и не забеременела. Постепенно ею овладевало беспокойство, и я почувствовал, как напряжение перерастает в стресс. После восемнадцати месяцев попыток она решила обратиться к доктору, консультанту по бесплодию, и тут выяснилась причина. Спустя неделю после обращения в клинику Ханне поставили диагноз: четвертая степень рака яичников. К тому времени, когда это обнаружилось, спасти ее уже было невозможно.

Меня не покидало чувство, что я должен был знать, предполагать – что-то не так с Ханной, ведь я врач. Я винил теперь себя за то, что раньше не отправил ее на диагностику. Мне бы обратить внимание на признаки, детали, тогда я, возможно, и догадался бы о причинах ее бесплодия. Но я слишком был занят своей работой, моя голова была забита другими делами. Друзья спорили со мной, например Патрик О’Мэлли, тоже педиатр и мой коллега. Они напоминали мне, как и сама Ханна, что симптомы этого вида не проявляются до самого конца, пока не становится слишком поздно. Я знал об этом тоже, но, виня себя, наказывая себя, испытывал облегчение.

– Помнишь, вы ужинали у нас дома последний раз? Стеф и я принимали вас в тот последний наш вечер, тебя и Ханну? – Голос Ричи опять вывел меня из задумчивости.

Я кивнул. В ту пятницу мы последний раз были в гостях парой. Как раз в тот день мы получили новости, потрясшие нас. Последние тесты показали, что химия мало что изменила и не замедлила процесс болезни.

Расстроенный и подавленный, я хотел отменить ужин у Ричи, но Ханна настояла. Она вошла в их дом с улыбкой, как будто ничего не произошло. Зато я был как комок нервов и с трудом дождался конца. Ханна вела себя как ни в чем не бывало, и если бы я не был в курсе, то никогда бы не догадался.

– Конечно, я помню.

– Так вот, она попросила меня кое-что сделать для нее в тот вечер, – продолжал Ричи.

– Ханна просила тебя? – Пораженный его словами, я поднял голову от своего пива.

Теперь Ричи отвел глаза.

– Пока ты играл в видеоигры с Максом, Ханна поговорила со мной наедине.

Я подвинулся ближе к столу. Громкий звук, рвущийся из телевизора в баре, стал глуше, отдаленнее, каждый мускул в моем теле напрягся, как будто я знал, что скажет Ричи.

– Она сказала мне, что доктора сообщили плохие новости.

Я тупо уставился на пустой стул в другом конце бара.

– В тот вечер я хотел отменить ужин с вами, но Ханна настояла.

– У нее была веская причина, чтобы прийти к нам. Она спокойно объяснила, что надежды больше нет и она скоро умрет.

Я с трудом вынес его слова.

Он тяжело вздохнул:

– Она не боялась смерти, поверь.

– Наверное, потому, что рай и существует для таких, как моя Ханна.

Ричи кивнул, соглашаясь.

– Она смирилась с судьбой задолго до этого. Но Ханна не была фаталисткой, она любила жизнь и хотела жить.

Было время, когда я сомневался в этом.

– Но я умолял ее поехать в Европу, где экспериментируют и добились хороших результатов. Она отказалась.

– Было слишком поздно, – пальцы Ричи стиснули бутылочное горлышко, – но мы этого еще не знали. А она знала.

Да, похоже на Ханну. Не только умница, но и практична во всем. Пока она принимала зло как неизбежное, я цеплялся за каждую соломинку. Я проводил часы, листая последние медицинские журналы, названивая специалистам, ведя поиски онлайн. Но мои сумасшедшие метания и попытки ни к чему не привели. А Ханна достигла черты, от которой нет возврата. Она умерла два месяца спустя.

До сих пор пугает скорость, с которой она угасла. Я тогда еще сердился на нее. Единственный раз за все время нашего брака. Потому что хотел, чтобы она боролась. Я орал. Бесновался и в кровь разбил кулаки о стену.

Ханна осторожно взяла мои окровавленные руки в свои и нежно поцеловала каждый разбитый палец. Но никакая нежность не способна унять ту боль, которую я ощущал от предстоящей утраты.

Официантка принесла еду, но я не мог проглотить ни кусочка, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Ричи, вероятно, чувствовал то же самое, потому что в течение нескольких минут не притрагивался к своему стейку.

– Ханна просила передать тебе это, – наконец произнес мой шурин, вынимая из кармана конверт.

– Письмо?

– Она просила подождать, пока не пройдет год. Только тогда, и никак не раньше, я должен был отдать тебе его. Последняя просьба моей сестры.

Я уставился на него, отказываясь верить в то, что услышал. Мы ходили с ним по утрам в гимнастический зал три раза в неделю весь прошедший год, и все эти месяцы он не упомянул о письме сестры!

– В тот вечер я обещал Ханне, что передам тебе письмо через год. Положил в наш сейф и ждал.

Растерянно я взял у него конверт.

Вскоре мы покинули бар. Я не помнил, как доехал до дома. Казалось, я только что был на паркинге в Сиэтле и вот уже сижу в машине перед своим домом.

Войдя в дом, я бросил ключи на кухонную стойку, прошел в гостиную, присел на краешек софы, глядя на конверт. На нем было написано одно слово. Майклу. Я смотрел на свое имя, и сердце сжималось. Казалось, ее любовь, вибрируя, струилась ко мне от этого конверта.

Дрожащей рукой я вскрыл его.

Глава 2

Не знаю, сколько времени я смотрел на письмо, прежде чем набрался храбрости прочитать его. Оно состояло из четырех листов.

Первое, что я заметил, – дата: март, 13-е. Еще одна дата, навсегда выжженная в моей памяти. Это была пятница. День нашей встречи с врачами, когда подтвердился страшный прогноз и мы узнали ужасную новость.

Ханна написала письмо в тот самый день? Но это невозможно. Я был с ней каждую минуту после нашей встречи с врачами вплоть до ужина с Ричи и Стеф… Выходит…

Я откинулся на диванную подушку и закрыл глаза. Выходит, Ханна написала письмо еще перед консилиумом. Она уже знала. Она знала это всегда. Да и я тоже. Но я не имел мужества принять это. Отказывался поверить в очевидные факты.

Я начал читать письмо. Оно было написано от руки таким знакомым элегантным, летящим почерком, при виде которого я почувствовал, как будто меня ударили в солнечное сплетение.

«Мой дорогой Майкл, знаю, ты испытаешь потрясение при виде этого письма, и прости меня за это. Прошел год, и, конечно, это был трудный год для тебя, для родителей и для Ричи. Все бы отдала, чтобы уменьшить вашу боль».

Даже у последней черты она думала не о себе. Она думала обо мне, о родителях, о брате и о том, как нам будет тяжело без нее и как мы любим ее.

«За последние недели я много думала, какие слова хотела бы сказать тебе на прощание и какими они должны быть. Наберись терпения, мне многое надо тебе сказать.

Знаю, некоторые люди смеются и не верят в любовь с первого взгляда. Мне было всего восемнадцать, когда мы встретились. Но, несмотря на юный возраст, я в тот же момент поняла, что ты тот мужчина, которого я буду любить всю жизнь. Так оно и случилось. Я буду любить тебя до самой смерти и после нее. И я знаю, мое сердце подсказывает, что ты тоже любишь меня. Я благодарна тебе за эту любовь. За твою преданность и за то, что ты прошел со мной все мучения после того, как мне поставили диагноз. Это было величайшим подарком в жизни. Ты сделал меня такой счастливой, Майкл».

Я снова закрыл глаза, набираясь сил продолжать. Я предполагал, что чтение будет нелегким, но не знал, что будет так тяжело. Сделал глубокий вдох и вернулся к письму.

«Первые годы брака стали счастливейшим временем в моей жизни У нас ничего не было, но нам нужно было лишь общество друг друга. Я так сильно любила тебя и гордилась… горжусь тобой. Ты стал прекрасным педиатром, любящим свое дело. Ты был рожден, чтобы стать врачом, Майкл. А я – чтобы любить тебя. И благодарю тебя за ответную любовь, за то, что отдавал мне всего себя, особенно в последние месяцы. Ты сделал их лучшими в моей жизни.

Я не хочу умирать, Майкл. Я боролась, поверь, честно. Я делала все, что могла. Я знаю, каким счастьем было бы состариться вместе. И мне жаль, что для меня конец наступил так скоро.

Никогда не верь тому, что я сдалась, с самого начала я хотела бороться с болезнью и победить ее. Только в последние недели стало ясно, что болезнь сильнее меня, и незачем притворяться, что это не так».

Я опять прервал чтение, вспоминая о том, как настойчиво пытался уговорить Ханну поехать в Европу, попробовать экспериментальные методы лечения. Было слишком поздно. Собравшись с духом, я продолжил чтение письма.

«Я попросила Ричи отдать тебе письмо спустя год после моей смерти. Зная тебя, думаю, что ты похоронил себя на работе. Наверняка проводишь в своем офисе по двенадцать часов в сутки, ешь на ходу, что придется. Этого нельзя делать, дорогой. Я очень надеюсь, что три раза в неделю ты продолжаешь ходить с Ричи в тренажерный зал».

Я улыбнулся. Да, Ханна хорошо меня знала. Я пытался бросить занятия спортом, как бросил по четвергам игру с друзьями в покер, но Ричи не позволил мне. Легче было уступить, чем каждый раз выдумывать отговорки.

Спустя две недели после похорон Ханны он появился у моего порога в спортивном костюме и буквально силой потащил меня в тренажерный зал. Пара ранних настойчивых звонков шурина – и я решил, что лучше ему уступить. Таким образом, наши совместные занятия возобновились.

«Следующая часть моего письма будет самой трудной и болезненной. Жаль, но должна признать, что надежды не осталось, лишь сожаление о том, что многого не успела. Главное сожаление – невозможность иметь детей. Я так хотела от тебя ребенка, Майкл, так хотела, чтобы ты стал отцом».

И опять комок в горле. Я снова вынужден был прекратить чтение. Прошептал: «Я тоже хотел ребенка», положил письмо на колени и подождал. Смогу ли я удержаться от слез? Надо продолжать. Я должен узнать, о чем хотела попросить меня Ханна в последний раз.

«У меня последняя просьба к тебе, дорогой, и, надеюсь, ты ее исполнишь».

Все, что угодно. Я сделаю все, что она хотела.

«Мне необходимо убедить тебя, мой любимый, чтобы ты снова женился».

Я задохнулся. Ну уж нет! Я уже думал об этом раньше и понял, что не смогу никогда этого сделать. У меня была любовь всей моей жизни, и она не может повториться. Женившись во второй раз, я обману свою новую жену, обещая любить ее. Буду обманывать ее и себя, потому что в моем сердце всегда будет только Ханна.

«Я так и вижу, как ты качаешь головой, настаивая, что такое невозможно. Майкл, я хорошо тебя знаю. Даже слышу твой протест. Но это очень важно. Поэтому, прошу, выслушай. Любовь к другой женщине никак не уменьшит нашу любовь. Это не означает, что ты будешь любить меня меньше. Я всегда буду частью тебя, как и ты – часть меня.

Ты должен понять, что мой жизненный путь окончен.

Но твой – нет.

У тебя впереди много лет жизни, и я не хочу, чтобы ты провел их скорбя обо мне. Не хочу, чтобы твоя жизнь была потрачена впустую. Ты сделал меня счастливой и сможешь сделать счастливой другую женщину».

Я не мог согласиться с Ханной. Никогда не смогу полюбить другую с такой же силой и глубиной. Она не понимала, о чем просит меня. У меня нет желания любить, равно как и желания делить свою жизнь с кем-то еще.

«Зная твое упрямство, я поняла, что тебе нужна помощь в этом решении, поэтому и составила коротенький список женщин, которые мне кажутся подходящими кандидатурами, и прошу тебя внимательно рассмотреть и обдумать его».

Что?! Список?! Ханна предлагает список возможной замены себя? Если бы я не был так поражен, я бы расхохотался. Впрочем, любопытство возобладало, и я продолжил чтение.

«Помнишь Уинтер Адамс? Мою кузину? Она была подружкой невесты на нашей свадьбе. Уинтер великодушна и любит детей. Она будет хорошей женой. Она к тому же профессиональный кулинар и будет готовить тебе изысканные блюда. Она мне не только родственница, но и близкий друг. Пожалуйста, присмотрись к ней внимательнее».

Разумеется, я помню Уинтер. Они с Ханной были близки. Правда, мы редко с ней встречались с тех пор, как она открыла кафе на Блоссом-стрит, недалеко от моего офиса. Мы с Ханной иногда заходили к ней в кафе. Там подавали прекрасный кофе и вкусные круассаны. Помню, что Уинтер часто звонила Ханне. Припоминаю, что как раз в те дни, когда Ханне поставили страшный диагноз, Уинтер перенесла разрыв с близким человеком, и Ханна, моя великодушная Ханна утешала ее и подбадривала, несмотря ни на что…

Я помню Уинтер на похоронах, всю в слезах, согнутую горем у могилы. Больше я не встречал ее, но смутно припоминаю открытку со словами сочувствия и соболезнования, которую она прислала после.

Мне нравилась Уинтер. Вернее, я симпатизировал ей, но не более того. Я не хочу жениться второй раз. В конце концов, все, что связывает нас с Уинтер, – общие воспоминания о Ханне.

«Вторая женщина, к которой ты должен присмотреться, – Линн Ланкастер».

Имя было смутно знакомо. Но сразу я не мог вспомнить, кто это. Она не входила в число подруг Ханны.

«Линн – это моя медсестра в онкологическом отделении. Она всегда была ко мне добра, заботилась, как родная. Как медсестра, она прекрасно поймет, какой ежедневный стресс ты испытываешь на своей работе. Мы с ней часто разговаривали обо всем, и я уверена, что мы подружились бы в дальнейшем, если бы… если бы у меня был шанс. Я уважаю ее за сильный характер. Она прошла через развод, нелегкий развод, и, хотя я не так хорошо знаю ее, как Уинтер, мое сердце подсказывает, что она тебе подойдет. Зайди к ней, Майкл, познакомься поближе, это все, о чем я прошу».

Встретиться с Линн, узнать ее поближе… Сомневаюсь, что Ханна понимала, о чем просит. Я не испытывал никакого интереса к этой женщине, чтобы ее разыскивать. Для меня она – медицинская сестра онкологического отделения, в котором лежала Ханна. Я помнил ее. И Ханна права. Она действительно очень заботливая и понимающая, но это не значит, что я стану ее разыскивать, чтобы узнать получше!

«И третья женщина в списке – Мэйси Роз. Не думаю, что ты встречал ее. Она иногда подрабатывает моделью, мы с ней подружились, когда я еще могла работать. Мы встретились на моей работе, когда она участвовала в создании каталога для нашей торговой сети. Когда Мэйси узнала, что я в больнице, она прислала открытки со словами поддержки и сочувствия – одну открытку она расписала сама, прелестными рисунками своих кошек. Помнишь? И еще она связала носки и шаль, которые мне так пригодились во время химиотерапии. Она умница, смешная и очень талантлива. Мэйси обладает многогранными талантами – она модель и художница, расписывает фресками стены, читает на радио рекламу, всегда занята на двух-трех работах. Когда я обдумывала свой список, ее имя пришло мне в голову, потому что именно Мэйси заставит тебя улыбаться. Она вернет в твою жизнь равновесие, Майкл. Боюсь, что с моим уходом ты станешь слишком серьезным. А я хочу, чтобы ты смеялся и наслаждался жизнью. Был иногда немного легкомысленным, непринужденным».

И опять Ханна права – я забыл, когда смеялся в последний раз, наверное, года два назад. По правде говоря, забыл, как смеяться от души, хохотать до колик, как делал когда-то. Жизнь слишком серьезна. У меня не было причин даже для улыбки, не говоря уже о смехе.

Я не помнил Мэйси, хотя она наверняка не раз была персонажем коротких скетчей, на которые Ханна была мастер. Подарки Мэйси – носки и открытки, наверное, лежат среди вещей, которыми Ханна пользовалась в последнее время. Я все сложил в коробку, которую задвинул в дальний конец шкафа. И ни разу не взглянул на них с тех пор.

«Я предложила тебе три имени, Майкл. Каждую из этих женщин я хорошо знаю и доверяю ей. Каждая из них будет тебе хорошей женой и другом, каждая может иметь детей, ты ведь хотел стать отцом.

Я буду надеяться и наблюдать за тобой сверху, с небес. Выбор за тобой.

Твоя любящая жена,

Ханна».

Я положил листы на кофейный столик и задумался. Письмо, безусловно, стало для меня потрясением. Предложить мне снова жениться, да еще и составить список кандидатур, – это было неожиданно и странно.

Как правило, я не пил ничего крепче пива, но сейчас требовалось кое-что посильнее. Я вспомнил, что на кухне где-то есть бутылка шотландского виски. Мой отец подарил ее, когда я получил диплом, как он сказал, «для медицинских целей». И сейчас наступил именно такой момент. Минут пятнадцать я потратил на поиски. Нашлась бутылка в буфете, за посудой, куда я заглянул в последнюю очередь. Чистый солод, именно такой сорт предпочитал отец. И его любимая марка. Мой отец не признавал виски с выдержкой менее десяти лет. Меньше – не для моего дорогого старика.

Читая этикетку, я отметил, что возраст виски был восемнадцать лет плюс бутылка пролежала у меня лет десять.

Я взял чистый стакан, плеснул в него на два пальца двадцативосьмилетней выдержки виски, бросил два кубика льда и вернулся на софу. Сбросив ботинки, положил ноги на кофейный столик и, устроившись поудобнее, снова взял письмо Ханны. Надо прочитать еще раз. Осмыслить и спокойно решить, смогу ли я выполнить последнюю просьбу жены, в чем испытывал сильное сомнение. Ханна для меня была единственной женщиной на свете. Любая окажется недостаточно хороша, даже если ее выбрала для меня сама Ханна.

Глава 3

В среду утром, в шесть, я был в тренажерном зале. Ричи уже занимался на беговой дорожке, с наушниками от айпода в ушах. Я занял тренажер рядом.

Он повернулся, увидел меня, и на его лице появилось вопросительное выражение. Скорее всего, он устроит мне допрос, как только мы окажемся в раздевалке. Я не пришел на занятия в прошлый раз и два дня не отвечал на его звонки, потому что не готов был обсуждать письмо Ханны даже со своим лучшим другом.

Ричи закончил первым. Как я и ожидал, он сидел в раздевалке на лавке, накинув на плечи полотенце, поджидая меня, и поднял голову, когда я вошел.

– Ты не отвечал на мои звонки! – заявил Ричи, как будто это нуждалось в уточнении.

– Я был занят.

– Чем именно?

Я помедлил с ответом. Впрочем, Ричи поймет.

– Напился в понедельник, когда вернулся домой, – признаваться не хотелось, но пришлось, – во вторник чуть не умер от похмелья. Придется навсегда ограничиться пивом. Крепкие напитки – не для меня. Я пошел не в отца. Тот обожал виски…

– Напился из-за письма Ханны?

Я кивнул и сел рядом на скамью.

– Ханна хочет, чтобы я снова женился.

Его глаза расширились.

– Шутишь!

– Мало того, она представила список.

Я ожидал от него именно такой реакции.

Он раскрыл рот.

– Список? Список женщин?

Я снова кивнул.

– Но… Почему?

Этого я пока объяснить не мог. Много раз перечитывал письмо, чтобы понять причину.

– Кажется, она считает, что один я не справлюсь. И мне нужна жена.

И дети. Но я не стал уточнять. Ханна хотела, чтобы я стал отцом.

– Не могу поверить! – Он был просто сражен, как и я вначале.

Я промолчал.

– И кто в списке? Я их знаю?

Я отвернулся.

– Твоя кузина, Уинтер.

– Уинтер? – переспросил он.

– Ты что, не знаешь Уинтер?! – взорвался я, уже сожалея, что рассказал ему.

– Знаю… – Вид у него был довольно глупый. – А… кто еще?

– Линн Ланкастер. Медсестра из онкологии.

– Не помню. Какая она?

Подумав, я ответил:

– Спокойная. Добрая. Хорошая медсестра. Ханна любила ее.

– Шутишь, – опять сказал он.

Я проигнорировал.

– А кто еще?

– Третью я, по-моему, никогда не встречал. Модель, с которой Ханна работала, – Мэйси Роз.

Ричи тихо присвистнул.

– Так, так… Модель, говоришь…

– Ханна считает, что эта Мэйси научит меня снова смеяться. – Я не мог скрыть сарказма в голосе: – И это практически главная причина.

Шурин хихикнул.

– Бьюсь об заклад, в подобной ситуации моя Стеф не пожелает мне жениться на модели.

Я отнесся серьезно к его иронии.

– Молись, чтобы такого не случилось.

Он нахмурился.

– Это была шутка, Майкл. Не будь таким серьезным. Улыбнись хоть раз, прошу тебя.

Он прав. Не надо принимать все трагично.

– Прости.

– Ты собираешься с ними встречаться?

– Сомневаюсь. – Я покачал головой.

– Почему нет?

Ответ был очевиден.

– Я еще не готов.

– А ты когда-нибудь будешь готов?

Хороший вопрос.

– Скорее всего, нет, – честно признался я. – Ханна была для меня не только женой. Я потерял жену и родственную душу. Как я могу забыть и сделать вид, что жизнь продолжается? Хотя об этом не устают повторять окружающие – и друзья, и родственники.

– Я знал, что ты скажешь это. И Ханна знала, что ты будешь бездействовать и находиться в прострации до конца своих дней. Только поэтому она решила помочь тебе найти выход. Моя сестра любила тебя и…

– Слушай, Ричи, не читай мне лекцию.

– И не собираюсь. Ответь мне на простой вопрос, и я заткнусь.

– Ладно, давай спрашивай. – Я сдался, зная, что он не отстанет от меня до тех пор, пока не выскажется.

Он некоторое время смотрел мне прямо в глаза.

– Ты думаешь, ей было так просто написать это письмо?

Я выпрямился.

Он продолжал: