Профессионалы Незнанский Фридрих
– Чебурашка-сан! Чебурашка-сан!! Ты меня слышишь?!!
– Гена-сан, посмотри на меня, добуцу ты зеленое! Ну, конечно, я тебя слышу…
Старый анекдот из жизни первых сёгунов Вавилона.
Пролог
Квадросистема ласкает уши помесью энка и джи-попа.
Под веселую музыку и умирать легче, правда?
Зарево – за два квартала. Сытая отрыжка ветра жарким потом стекает по лбу, путается в бровях и липнет к ресницам. Резко – поворот направо – жалобный визг затёртых покрышек – чёрный след это твой след, твоя копоть, твоя гарь.
Зарево – за квартал. Пунцовые, как назло, радужки светофоров – мигалка, сирена, вперёд. Здесь бы срезать – через дворы. Вот чёрт! – ремонтные работы: исклёванный ржой асфальтоукладчик врос катками в щебень – у-у, мастодонт, ублюдок от ДВС!
Назад. Зарево – в глазницах, по зрительным нервам, картинкой в мозг. И визг, и покрышки-отпечатки. Молодой недоделок из племени сиу-дакота перебежал улицу в неположенном месте – обряд, на, посвящение в мужчины, часть Великого Испытания, м-мать: не убоись, увернись, обмани Жестяного Скакуна, прирученного бледнолицым самураем…
Зарево.
Мурашки вдоль лопаток: строем, боевыми порядками, колоннами по двое – хаяку! быстрее!
Нервы? картинка? – термиты! кожа!
Пот в подмышках – какие ресницы?! И дребезжит на задней сидушке пустой огнетушитель: стучит о крышку аптечки. Под крышкой, оранжевой с крестиком – коричневый пузырёк йода, на всякий тот самый случай – и всё, остальное излишне: балласт выброшен за борт ещё на базе, две недели назад, когда ты расписывался в ведомости за эту – очередную – машину.
…предчувствие, нервы, первая дрожь.
Зарево? – ха, есть контакт, ты уже на месте – фас, птенчик!! лети, пташка!!
Ай, покрышки… – чёрным, смрадным, следом-копотью – стоп, на ручник, приехали, музыку вырубить и носовым платочком стереть со стоек одноразовые динамики-напыление, а то гель скоро засохнет, потом виброножом счищать придётся…
– Где же вы были, юноша?! – не по возрасту резвая бабулька-ниппон суповым набором валится на капот служебной «девятки». И, мало того, яростно молотит сухонькими кулачками по лобовому стеклу. – Сгорит же всё?!
– Не всё, – ты оставляешь ключи в замке зажигания (зажжжигания!!) и смачно хлопаешь казённой дверцей, изуродованной гербом-саламандрой. – Всё никогда не сгорает: только прокисшее, а значит, испорченное, а значит, ненужное. Предназначение Лишних Вещей. Слыхали о таком, уважаемая? В сторонку, гражданка, не мешайте. Дайте поработать профессионалу, разрешите подготовиться к танцу с веерами.
Дым.
Чёрный.
Копоть.
Жаль, местные умельцы – чёртовы любители! – не успели перекрыть газ. Не надо быть экспертом – пожар начался на восьмом этаже – взрывом вынесло кусок стены. В любой момент дом может рухнуть: очень даже запросто. А тут ещё – терпеть нет мочи!! – чешется три дня небритый подбородок, и горло тоже чешется: хр-р, х-рр, ковыряешь щетину ногтём, помечая нежную от природы кожу розовой полоской.
Боль в груди – невыносимая. Кашель, хрипы, кровь на губах. Споткнулся, чуть не упал. Отставить!!! Работать, бл…дь!!
Фу-у, отпустило…
Н-да, пейзаж… Толпа, охи-ахи, ночные рубашки, семейные трусы, кое-кто уже режет себе волосы, другие спешно совершают обряд мисоги: опрыскивают вытащенные из пожара пожитки водой – очищают домашний скарб от злых духов.
И зрителей хоть отбавляй: чужое горе интересней собственного счастья. Плачет манюня-мари, её оставили одну – посадили на диван, поручили охранять куклу Дашу и статую кошки с поднятой лапой, а сами… На девочке только трусики и почему-то шымакш. Стоп! Стоп, стоп, стоп!! Назад – ДИВАН?! А рядом?! – САБАН?! Ну, ничего себе!! такая суматоха, понятно, кто что хватает… – но диван?! И сабан?!!.. Психи? Или в горячке? С перепугу мебель под руку попалась? семейные реликвии? Самое дорогое? – как память о первой брачной ночи? и промыслах далёких предков?!
– Молодой человек… – бабка семенит следом, поддерживая повязку на животе и хлюпая гэта по лужам. Ты непроизвольно замечаешь её промокшее от слёз личико, домашнее и очень доброе: она напоминает тебе модифицированного кролика с длинными розовыми ушками, истыканными серебряным пирсингом от сглаза и порчи. – Молодой человек… молодой…
Ты касаешься лба и поправляешь белую ленточку-хатимаки. Обычно безотказная бредятина о «предназначении вещей» сегодня, похоже, пшикнула вхолостую. А жаль. ТАКИХ КЛИЕНТОВ надо игнорировать. Тогда они замолкают и больше не пристают.
Морду шлакоблоком – благо, имплантированный в нос моток золотой проволоки, проталкивает жёсткий каркас в мимические мышцы, закрепляя лицо в последнем, хмуро-сосредоточенном выражении.
Шаг на длину поперечного шпагата.
Но бабка забегает перед тобой, она как каменная глыба, завёрнутая в линялую голубенькую кофточку-кимоно. Она – кусок базальта, прихваченный почти телесного цвета гамашами и повязанный шерстяным платком, надёжно укутавшим поясницу, безжалостно уничтожаемую радикулитом:
– Я буду…
– Что?!
– …жаловаться!
– Жалуйтесь. Вызов принят сто двадцать одну секунду назад. Согласно Закону о Пожаротушении и профсоюзным нормативам для служб быстрого реагирования у меня ещё пятьдесят девять секунд личного времени. И не мешайте мне медитировать.
Хочется чихнуть. Очень хочется – слишком много людей думают о тебе нехорошо. Сейчас. Слишком много. Спазм, кровь.
Ты огибаешь живое препятствие, выбираешь относительно безлюдное местечко у переполненных миазмами мусорных контейнеров, недалеко от трансформаторной будки. И приседаешь прямо на асфальт – ягодицами падаешь, точнее новыми кожаными джинсами, ага, – да на грязный, истоптанный, заплёванный жевательным табаком асфальт.
В груди почти не болит – хорошо-то как!.. Просто сесть, успокоится и привычно дышать гарью… расслабиться, подумать о хорошем… Сакура-но хана-га сайтэ имас. Кадзэ соё-соё фуку…
– Молодой человек, что вы?!.. Как можно?!.. Сгорит… я буду жаловаться…
Вот прицепилась!!.. старая кошёлка!.. – ты легонько, аккуратно, чтоб не отломать мультифильтр дрожащими пальцами, выдёргиваешь сигаретку из мятой пачки. Вкусную, сладкую сигаретку, естественно «Firestarter Light» – настоящий, пожаробезопасный табачок со встроенным в угольную прослойку миниатюрным термодатчиком-транслятором. Принцип простой: если количество теплоты и концентрация кислорода в воздухе в радиусе метра от окурка не соответствует госстандартам Вавилона, то автоматически включается встроенный маячок, наводящий на очаг возгорания патрульные цистерны любителей из службы доверия 911.
Тушить окурки, ха-ха, самая работа для романтиков-мечтателей, обожающих лазить по штурмовым лестницам да с огнетушителями в зубах.
Порыв ветра осыпает мусорный киоск сдутыми из-под крыши искрами и углями. Сорвало кусок пылающего рубероида – парит, как дельтаплан; ты засмотрелся на свободный полёт… – рубероид ударил в крыло «газельки» скорой помощи. Плотненькая в нужным местах медсестричка, очень похожая на юную Савагути Мики, ойкнула и уронила в грязь упаковку, ага, уже не стерильной ваты. Вот ведь корова, прости Сува, дойная! – вымя есть, ещё и какое, а вот мозгами Будда обидел…
Жар ощущается метров с шестидесяти. Н-да… однако, полыхает не по-детски… – ты клацаешь золотым «ронсоном» и втягиваешь в бронхи дым. Если дом рухнет, зацепит два соседних здания: шестнадцатиэтажку, сестру-близняшку пылающей, и кирпичную девятину-пагоду…
А бабка всё не уймётся:
– А где брандспойт?! где вода?! Пена где?!
Ну, старая!! – и мёртвого достанет!! Все люди как люди, пожитки наспех собранные сторожат-караулят. Да на домашний очаг свой, высокий да панельный, поглядывают:
– Слышите, сосед, а из вашей квартиры, по-моему, сильней сверкает.
– Ага, и правда! Сильней, да. Зато у меня одна комната, а у вас четыре сгорит, да. Вон у вас уже и занавесочки на кухне прихватило. А вы, я помню, месяцок как евроремонт закончили, или ошибаюсь, да?..
Люди. Нормальные обычные люди. А эта, чтоб её! – вцепилась, как блоха в клок шерсти зооморфа:
– Нет, я вас спрашиваю! Где вода, где пена?!
– Пена в огнетушителе. Огнетушитель в машине. – Ты плюёшь в ладонь и окунаешь оранжевый кончик окурка в слюну. Вот бы так всегда – раз плюнул и… Ладно, пора, время вышло.
– Огнетушитель?! Где?!
– В маши-нЕ.
– Что?! Шутить изволим?! Я этого так не оставлю!.. – взволнованная хрипотца надламывается истеричным визгом. – Не подарю вам, слышите, не подарю!
– Оба-сан, не надо, не надо, бабушка! Не волнуйся, тебе нельзя, оба-сан… – весьма симпатичная девица, на вид лет восемнадцати-двадцати, обнимает перечницу б/у за плечи. – Не надо, он сделает всё, что сможет… Действительно сделает! Он же!..
Она хочет сказать «герой»? Или даже «великий принц Ямато-такэру»?
Бабка рыдает:
– Юрико, он же подонок! Как твой отец! Посмотри на него, Юрико! Подонок! Сгорит всё! Всё! Столько лет… И на телевизор большой копили!!.. и холодильник… и копили… и большой…
– Успокойся, нельзя…
Ты – белая повязка давит на виски – замечаешь взгляд этой миленькой девочки: надежда и обожание – такой мужчина, сильный, красивый, спасёт, выручит, в беде не оставит. Нормальный взгляд. И ещё немножко, в довесок: а как с ним?.. ну… вы понимаете… вот бы в кино пригласил, темно, романтика, туда-сюда…
…бледно-розовые нити тянуться от бровей красотки – к твоим ресницам и ниже, оплетают, вяжут, дёргают и валят – с размаху, плашмя, на асфальт – судьба, по-другому никак, смирись, прими, наслаждайся…
И дёргает сердечко, твоё, чьё ж ещё: а ведь нэко о-го-го и кися знатная, да-да, симпатичная девуля и даже очень – чёрные волосы пышно усыпали плечи, глазёнки голубые в пол-лица, соски приятно округлой груди едва не протыкают тонкую ночную рубашку.
…за руки, под луной…
…первый робкий поцелуй…
…обручальные кольца…
…купить сыну тетрадки в клеточку…
Взгляд – синтетический, с гипноэффектом: лазерная система через зрачки излучает световые импульсы определённой частоты, импульсы, измельчающие мозги оппонента в фарш, из которого можно вылепить всё, что угодно – и если надо, зажарить: хрустящая корочка, ням-ням. Глазёнки в пол-лица? – отличная маскировка. Аниме-мода почему-то очень популярна среди японской молодёжи. Твои страдающие от гормональных всплесков соотечественники обожают прятать типично азиатские очи под красивыми, но весьма неправдоподобными иллюзиями-голограммами – и получается: голубые радужки едва не наползают на уши.
Гипноэффект? – под луной, поцелуй, кольца в клеточку?..
Ха!!
Похабно, дебильно скалясь, ты хватаешь девочку за грудь: жмёшь, тискаешь, щупаешь. И ныряя под локоток, ускользаешь от пощёчины.
– Подонок! Мразь! Ненавижу! П-пож!-жар!!-рный! – последнее выплёскивается из её пухлых губок, как бэнто в алюминиевый чан для отходов, предварительно раскалённый ацетиленовой горелкой: пш-ш-ш!.. – ПРОФЕСССИОНАЛЛ!!!
Ацетиленовой горелкой?.. Надо же – такое в голову лезет, не вовремя, чёрти что…
Толпа молча раздвигается. Не глядя под ноги, ты шлёпаешь по лужам – скоро осень: месяца через два. Редкий слабосильный дождик не спас город от жары лета-нацу. В плаще парко, но плащ есть символ принадлежности к особой касте.
– Молодой человек, а нельзя ли побыстрее?! – толпа дублирует возмущённое эхо. Звук отражается от твоего затылка, частично поглощается, частично сползает по позвоночному столбу и теряется где-то в демисезонной подкладке нижнего белья.
Треск зубов, хруст челюстей, мелодия самопожирания. Если задать аксиомой предел биологического существования – вся жизнь приравнивается к уничтожению себя, любимого. Ах, как высокопарно сформулировано, тьфу! – и растереть!
– Осс, – Ты киваешь Джамалу Судзуки, участковому стрелку-лейтенанту; тебе не единожды приходилось встречаться с ним по долгу службы и не только: оформление всяческих бумажек, актов и прочих бюрократических заморочек плюс трёп под пиво и общие знакомые. – Как жизнь?
– Яххо. Нормально, – Джамал, сдвигает фуражку козырьком на ухо и поправляет смоляные волосы, прилипшие к влажному виску. – Хисасибури дэсу… А у тебя? делишки? пучком? Цветёшь и пахнешь?!
– Я нормально и ещё лучше!
Сейчас – только работа, ничего личного: чистое, не омрачённое приятельством взаимное равнодушие: пустые фразы ритуала – порядок, норма, проценты плана по отправлениям обрядов в текущем квартале.
Вот только дом горит. И огнетушителем, обычным любительским огнетушителем, здесь не обойтись.
Сегодня Джамал работает в паре со своей любимой СВД. Классика жанра: уничтожение движущихся, открытых и одиночных целей. В частности фениксов, хе-хе. Иногда лейтенант Судзуки веселится, и на отстрел пылающих профессионалов берёт антиквариат времён Второй Мировой войны – древнюю, испытанную боями в Финляндии СВТешку. Иногда – проверенную Кавказом ВСК-94. А бывает и развлекается старинным французским мушкетом.
Пожар. Рядом. Живёт, дышит.
И ты радостно кричишь:
– Тадайма! Я вернулся, я дома!
Треск зубов, хруст челюстей – огонь отвечает:
– Окаэри насай. Добро пожаловать домой…
Ты голоден, тебе хочется есть. Отринь суетное – и насытишься. Ни друзей, ни привязанностей, дети это хлопоты, детей не надо… Ты никому не нужен, тебя никто не любит, и даже сурово наоборот – откровенно ненавидят и люто боятся – ты же пожар!-ный.
Как хлыстом по лицу – крик:
– Тварь, ну чего ты ждёшь!.. Ублюдок нэдзуми и кумо!.. Помесь крысы и паука!!
Ну, бабка, ну, перечница!..
Шаг.
Шаг.
Шаг.
Ресницы заворачиваются кверху и обугливаются. И зеркало-глюк. Огромное. Первый признак грядущей трансформации. Смотри на себя, это я, это ты, это мы. Ты голоден? А я отражаю преломлённый свет, но – уже не тебя. Ты… – да вот он ты, любуйся. Сквозь слёзы – водопадом -…
– дым!
Чёрный!
Копоть.
Пот горным селем омывает отроги лопаток и перевалы ключиц, и увлажняет долину живота – горячая рубашка липнет расплавом, не отодрать, тлеет плащ в подмышках. Ты с сожалением роняешь зажигалку, подаренную мамой на двадцатилетие – ведь поцарапается об асфальт! А по-другому – расплавится.
Судорогой сводит косые мышцы живота – не первый, но пока ещё нежный позыв голода. Ты падаешь на колени, вдавливая мизинец вместе с тканью и мягкой пластмассовой пуговицей в пупок. Чуток отпускает, но ты не обольщаешься – дальше хуже. Будет. Значительно хуже.
Голод, го-о-о-о-л-лод-ддд!!
Гарь.
Пепел.
Обожжённые щёки.
Ты достаёшь из кармана шоколадку, половина размазывается по фольге. Течение воздушных потоков внутри пылающего здание непредсказуемо: резкие перепады давления, попробуй, угадай?! Язык пламени шаловливо высовывается из губ подъезда и облизывает тебя с головы до ног: волос больше нет, плащ горит, синтетика липнет к бордовому эпидермису.
И это больно. Действительно больно.
Но! – голод! ГОЛОД!!! И только что ты-пожар попробовал себя-плоть, и это было вкусно, да-да, вкусно. Пальчики – ням-ням! – и нет больше рисунка отпечатков. Нос – запахи исчезли – сразу: были, и нет уже – золотая проволока стекает по обнажённым косточкам челюстей.
Хр-р-р! – Будда, прости чревоугодника. Меню гурмана: дым, копоть, гарь и пепел – ой как хочется, а нельзя. Себя? – себя можно, себя даже нужно. Но…
…ты знаешь, сколько не терпи, а придётся укусить, отхватить кусок потолще, пожирнее. Быстрее! – мясо отваливается от костей. Пока есть мышцы – быстрее!
Шевели булками!
Второй этаж.
Пузырями краска на стенах – была, ты чувствуешь её тень, её сожжённый состав, химию. И обугленные до металла перила – красные. Пятки остаются на ступеньках – отломались.
Третий.
Может, хватит? Пора бы показать себя в пролёте окна…
Пора?..
Будда, как не хочется!!
Оранжевое облако, и наклониться бы, плавно уйти… Нельзя. Правую руку унесло, шмякнуло о бронированную дверь чьей-то недешёвой квартиры. Плохо – ты же не левша, очень плохо…
Четвёртый. Отпала голова. Уже не больно – так, неприятно чуть-чуть. Слегка.
Пятый. Всё, выше не получится. На четвереньках вползаешь в прогоревший косяк. Вместо лёгких – парующий ливер жареного пирожка. Горит побелка. Ещё чуть-чуть! – а не дойти. Ты укладываешься на пол – паркет под тобой вспучивается девятым валом. Ничего, бывает. Прикусить бы язык – но голова… где голова?! – пепел! – и ждать… недолго…
Всё. Трансформация.
Нужный поток выносит тебя на балкон.
Ты – чистая плазма. Ты – обнажённый голод. А вокруг столько пищи… столько пищи!! Дотянуться до соседней пагоды? Или подмять панельную высотку?! Высотка больше, а кирпич – вкусней… А?..
Ага.
А ведь ещё нетронуто, не надкушено левое крыло этого – этого! – дома!!
– Смотрите!! Не-человек! Оборотень! Исчадье ада!!
– Феникс!!
– Профессионал!!! Хэнгэёкай!!!
– А-а!!
– …куда смотрит полиция?! Стреляйте быстрее!!
И, правда, куда?
И кого ОНИ, любители, ожидали увидеть в огне? Карлсона? Мери Попинс? Дзасики-Вараси?..
Стреляйте быстрее?! – хе-хе! – vox populi, vox dei…
Упс!.. – Джамал поднимает винтовку, блики от линз прицела – вот-вот тебя пощупают серебром, каким обычно ласкают всех активированных…
…добропобедных мучеников.
Палец Джамала мягко тянет спусковой крючок…
Звук – громкий. И боль. Другая, приятная: холод. И пустота – где-то ря-а-адом.
Смерть? Скорее бы… Давно… пор-ра-а…
И ты привычно умираешь.
ЧАСТЬ 1
ЗИККУРАТ, ИЛИ ВВЕДЕНИЕ В СПЕЦИАЛЬНОСТЬ
1. ЮРИКО
Юрико проснулась.
Вот так: проснулась и всё. Захотелось – и прекрасный мачо-кугё не нужен: принцесса без слюнявых поцелуев очнулась от летаргической спячки. Пришла в себя, ага, и лёгкой дрожью – аккуратно! – локотком тронула нежную поверхность управления, напылённую на быльце кровати. И сразу же по щучьему велению, хе-хе, а точнее по хотению Юрико распахнулись створки двуспального анабиозника-саркофага, совмещённого с дешёвенькой барокамерой. Кстати, у барокамеры маловато функций, она давно устарела – заменить бы, обгрейдить. С премии или наследства. Да где ж они, шальные деньги? Где спонсоры-меценаты и мультимиллионеры-поклонники талантов?
В общем, проснулась. И – привычно, рефлекторно – по-утреннему удлинёнными ресничками провентилировала личико, унавоженное регенеративной плодово-ягодной наномаской. Отключила Всемирную Конъюнктиву и врубила обычное зрение – и увидела реальный свет настоящего солнца, заглянувшего в окно сквозь бамбуковые щели жалюзи. Та-а-ак, – не замутнённый аниме-голограммами кареглазый взгляд изучил синоптическую панель, стилизованную под металлопластиковую форточку: что день грядущий нам готовит? – бури, шквалы, замечательную погоду?
Ясно, жарко, влажность.
– Аа-ааа-хх, – зевнула девица-красавица.
Смачно так ротик приоткрыла. Даже нижней челюстью хрустнула. И куснула пухленькую губку – нижнюю. И… – в общем, соблюдение ритуала согласно расписанию.
Будильники Юрико не любила, точнее терпеть не могла. Вот такая у дамочки патологическая неприязнь к любым подъёмным устройствам – осознанная ненависть, не иначе. Да и за что, спрашивается, любить эти механические дзинь-дзинь-дзинь? и прочие электронные пищалки-побудки? Тем более в единственный законный выходной?! Рано утром?! В четырнадцать тридцать?!
А ведь тело-исходник ощущается правильно. Уже хорошо. Приятно. Значит, ситуация под контролем. Расслабляться себе дороже: трать потом часа три – не меньше! – дабы привести параметры в надлежащий порядок-стандарт.
Та-ак, что там у нас по основным замерам… – Юрико приподняла голову над силиконовой желе-подушкой и оценила показания микрометров по трём основным позициям: диаметрам талии, бёдер и грудной клетки. Ну-у, почти попали, н-да: по бюсту отклонение в плюс полмиллиметра. Но плюс это не минус, корректировать проще…
Минут сорок Юрико кокетничала перед зеркалом – голенькая. Трогала пальчиками соски, пока не довела диафрагму до нормы и не отрегулировала размер молочных желез: профи есть профи, даже в воскресенье.
Жарко.
Бабушка ещё спит, она давно на пенсии, ей можно.
Тапочки, халатик, поправить волосы. Прогуляться на кухню. Пластиковый стакан малинового синтойогурта из холодильника-гриля на стол. Потом – неспешный подсчёт калорий – годится, не отрава, но пища. Одноразовая ложечка, одноразовая салфеточка – и завтрак успешно завершён: спасибо, не за что, потребляйте ещё.
Ночью Юрико приснился сон. Вещий, ага. Юрико отчётливо видела парафиновую свечу, сложенный «ёлочкой» костёр и маленькую лампадку. Свеча обожгла Юрико пальцы, лампада погасла, когда юная красавица попыталась долить масло. И только костёр согрел плутающую во мраке девушку.
Да-да, это вещий сон. Знак! Фатум, никуда не деться…
Хотя чего на судьбу роптать?! – Избранник Юрико понравился – позавчера, на пожаре. Настоящий феникс, с ума сойти! И симпатичный к тому же, кирэйна-красавчик. Каккоии! Сутэки! Правду говорят: в человеке всё должно быть прекрасно – и кимоно, и тай, и као.
Как бы с ним поближе познакомится?..
По возможности случайно?
«Всё возникает из огня, и всё в огонь превращается», – Юрико улыбнулась и впервые заметила на стенах фотолюминесцентные эвакуационные указатели для ориентации в помещении в темноте и при сильном задымлении. Да, Юрико и раньше слышала об эффекте длительного послесвечения: в ПВХ-пластик, краску и самоклеющуюся плёнку добавляют мельчайшие кристаллы сульфида цинка. Мол, кристаллы те запасают световую энергию, а потом, по необходимости, излучают кванты видимого спектра. Слышала, но никогда не обращала внимания на забавные стрелочки-указатели в сорока сантиметрах над полом – да-да, именно на четвереньках, согласно технике безопасности, надлежит ориентироваться и выбираться из задымлённого помещения.
Ох, уж эти пожарные приспособления! Это ведь так романтично – стрелочки, и на карачках, и попой кверху!
Жарко. Обмахиваясь веером-тэссэном, Юрико долго стояла у окна: впечатляющий вид – сорок восьмой этаж небоскрёба, а внизу – город, Вавилон, промышленно-деловые задворки мегаполиса Дзию. Пластмассо-металлическая лента транспорта-норимоно: электро и пневмокары, ДВС-авто и карьерные грузовики, не заезжающие дальше окружного шоссе. Поток людей: граждане всех мастей и национальностей, любители и профессионалы, заплывшие жиром туристы и диссиденты тоталитарных режимов… Подводные течения, волны, хлопья пены – шуршащие обёртки, громкие голоса, клаксоны и рекламные щиты-голограммы…
Город. Море. Океан.
Попросту – Вавилон.
Люди-капли, машины-капли, дома-капли.
Одна капелька – вдруг! – вырвалась из потока, плавно ушла в сторонку, испарилась-взлетела – красивая такая: транспортный космолёт – рейс к Марсу? или на Венеру?
Вот бы сейчас – автостопом, за пару парсеков! Или в туннеле Сейкан, по дну моря от Хоккайдо до Хонсю. Или под фонарём «Зеро» на палубе авианосца – от Итурупа до Пёрл-Харбора не так уж и далеко.
2. КАОДАЙ
Акира Ода, полномочный феникс пятой категории, воскрес на третьи сутки после самосожжения.
Очнулся он, как обычно, в собственной квартире на улице Спокойствия – привязка к заданной точке пространства работала исправно и, тьфу-тьфу-тьфу, пока ещё не сбоила – ни разу. И замечательно. Наверняка крайне неприятно в голом виде материализоваться, к примеру, посреди широкого перекрёстка, скажем, на стыке проспектов Хризантем и Восходящего Солнца – и попасть под катки патрульной киботанкетки, мчащейся на разгон очередной демонстрации зооморфов: борьба за гражданские права, ага, – есть дело кровавое и неблагодарное! Короче, честного феникса раздавят и не заметят.
Сухость во рту, зудит и чешется кожа на спине и в паху – обычные симптомы того, что феникс жив.
Опять жив!
Акира оделся – по-простому, по-людски: натянул трусы (расцветка: пчёлки-цветочки), втиснул мускулистый, разукрашенный татуировками и ожогами торс в смутно-белую «домашнюю» майку с надписью «Две башни – forever!». Побрился – чётко обозначилась розовая полоса на горле. Изодрав кухонным ножом клеёнчатую упаковку, обнаружил кожаные брюки а-ля ковбой Мальборо, розовую рубашку из синтетического шёлка и подарочную мамину зажигалку (значит, подобрали ребята из группы поддержки, вернули, спасибо). Нашёл в прихожей, возле зеркала, пару новых десантных ботинок и обулся. Ботинки, как всегда, впору – не жмут: спецпошив профсоюзной мастерской, доставка бесплатная – обувь для фениксов, ага: с допусками на постпожарную усушку пяток. Спасибо, дорогие, уважили.
Акира захлопнул бронированную несгораемую дверь. Споро завинтил трёхосевые червячные засовы. Врубил вибро и термочуткую сигнализацию, активировал «жёсткую» систему предупредительного воздействия: ежели кто особо жадный до чужого добра прикоснётся к кодовому замку чем-нибудь непотребным, тот неслабо ощутит на собственном копчике всю прелесть законов электротехники.
Феникс вышёл из портала-подъезда и… – не обнаружил на стоянке служебное авто. И, собственно, не удивился. А вот если бы за колючкой под током и прессом шлагбаума стояла «девятку» с опротивевшими саламандрами на бортах, тогда да – Акира уверовал бы в чудеса, честное слово! вознестись не встать, сеппуку в пузо три раза!
Ну и куда теперь? – а сердце подскажет: после воскрешения Акира доверял только «интуиции»: мозги (и спинной, и межвисочный) после трёх суток небытия обычно подтормаживали – так уж повелось: высшая нервная система трудно привыкает к свежему телу.
В обозримом небе – пара транспортных вертолётов и одна туристическая «капля» Чужих. Пяток разноцветных «бабочек» приземлились на парапет соседнего дома – и выставили крылья солнышку: аккумуляторы, твари, заряжают, хорошо им. Вот бы сесть на ближайшую лавочку-трансформер – и никуда не идти, лень, и целый день «не отходя от кассы» считать брюнетистых пацанов, проезжающих мимо в спортивных «ламборджини дьябло»: эх-х!!..
Отмашка большим пальцем кверху! – Акира поймал извозчика и «пробежался» к ближайшей станции дирижаблей, дабы купить билетик до районного храма Каодай – вдруг захотелось полюбоваться золотом куполов и цветными стёклами витражей. После воскрешения такие припадки иногда случаются. Нечасто, но регулярно – вот припекло пообщаться с мудрыми старцами-отшельниками, и всё тут.
Погодив пока гондола заполнится пассажирами, пилот разжал сцепку и воздушная маршрутка неспешно протиснулась в зазор между высотками и рельсовыми шоссе моноциклов, на бешеной скорости порхающих над головами граждан.
Минут через десять, поглядывая в иллюминатор за борт и ориентируясь по расположению огромных рекламных голограмм, Акира выдвинулся к люку с надписью «Выход»:
– Шеф, остановочку, пожалуйста!
Феникса услышали, чмокнул вакуумный герметик – и люк распахнулся, разрешая покинуть салон на высоте семьсот метров.
Стюардесса, красотка-мулатка, профессионально улыбнулась:
– Счастливо пути!
– И вам не хворать! – Акира шагнул в пустоту, люк закрылся.
Небо.
Воздух.
Head down «Olav» – череп вниз, ноги шире. Head down «Romeo». И – базовая позиция: верхние лапки – на поток, буквой "Т". Нижние – поджать; спина выгнута. Аэродинамическая стабильность, понимать надо. Парашют раскрылся.
Многие – в основном безусые юнцы – опрометчиво считают, что девятисекционник лучше планируют, но у феникса другое мнение – безопасность превыше всего; кому нужны рекорды среди новостроек и бараков? А классическая «семёрочка» никогда не подведёт с наполнением, и к свалу менее предрасположена, да и на приземлении точнее попадает в разметку. И в случае отказа медленнее теряет высоту!!
Да-да, у Акиры отличный эллиптический купол из дешевенькой ткани F-111 (на шестьсот прыжков вполне хватает, а потом не жалко и заменить), у Акиры тонкие, выверенные по длине стропы управления из прочного микролайна (да, микролайн не гасит удар, но и не растягивается). Парашют Акиры, «CLASSIC PRODIGY А5» производства «Parachute de France», оборудован всякими полезными прибамбасами, как то: съемным слайдером, коллапсируемой вытяжной медузой на шнуре-"kill-line" и модернизированными свободными концами. Несомненно, слайдер необходим при раскрытии, а затем, согласитесь, от него следует избавиться: Акира просто проводит сетчатый mesh вниз и крепит на затылке с помощью липучки, пришитой к воротнику плаща.
Поворот – центробежная сила увеличивает нагрузку, свободные концы удержать не так уж и легко – если заранее не озаботиться «узелками», то есть металлическими кольцами, закреплённых с помощью вакуумной сварки и технических заклинаний-терминов.
Падение.
Асфальт близко.
Столкновения в дропзонах нечастое явление, но таки бывают-происходят: пассажиры-парашютисты регулярно сбивают на приземлении извозчиков, решивших сократить путь-дорожку, дабы быстрее доставить клиента в пункт назначения. А виноват – всегда! – летяга. Копы непременно вступятся за пешехода, даже если пешеход «ползает» по тротуару со скоростью ДВС-авто. Вот поэтому Акира внимательно смотрит вниз: лишние проблемы с законом ни к чему.
А внизу, похоже, dust devils, пылевые смерчи – крайне неприятная штука: а, казалось бы, всего небольшие разницы в температурах воздуха – и нате-пожалуйста! – широкие зоны сильных завихрений. Турбулентность. А в итоге – коллапсированию купола. Остаётся надеяться, что, как обычно, ничего не поправимого не произойдёт.
Есть! – асфальт мягко встречает амортизаторы подошв. На ходу Акира активирует опцию «укладка» – и купол мгновенно втягивается в модный в этом сезоне «Reactor», ранец на липучке с защищенным от потока верхним клапаном. Да-да, купол прячется в ранец! – а нечего расшвыриваться личными вещами в зоне приземления! – спешащие на работу скайдайверы запросто могут натоптать и наследить, и будут правы.
Пару шагов – и вот они, жёлтые ворота, расписанные драконами.
За воротами – брусчатка, ведущая к храмовой пагоде, и джунгли, гордо именуемые парком. Правда, прогуливаться по редким тропинкам, окружённым пальмами и густым подлеском, могут только послушники – прихожанам не рекомендуется отдалятся от чётко намеченного пути: в парке водятся священные тигры, а когти у амурских зверушек, не смотря на религиозную принадлежность, очень даже реальные и острые. Кстати, растения здесь зеленеют и цветут круглый год, здесь никогда не бывает снега и мороза – микроклимат поддерживается исключительно магией адептов-служителей.
На площадке перед пагодой – две мраморные статуи: Будда на лошади и Христос, поправляющий сползший на нос терновый венец.
Акира входит в храм, под ногами скользкая керамическая плитка. Впереди – просторный зал с колоннами, украшенными вьетнамскими орнаментами, хоры и алтарь в форме звёздного глобуса.
Тихо – шёпот? – играет спокойная музыка, звучит что-то очень классическое. На стенах образа Виктора Гюго, Сунь Ятсена и Льва Толстого.
Минут сорок – больше? – Акира неприлично жадно рассматривает старинную христианскую икону. Долго вглядывается. Чем-то феникса притягивает композиция – и объятый пламенем куст, и Богоматерь с Младенцем в руках, и вообще…