Покушение на власть Абдуллаев Чингиз

– Три миллиона долларов за одного человека? – переспросил Гейтлер. – Не слишком ли дорого? Или это… – он не договорил.

– Да, – Дзевоньский показал на небо, – все правильно. Это он. Мы хотим предложить вам решить нашу и вашу проблему.

– Так, – негромко подвел итог Гейтлер, – три миллиона долларов и ваша безумная затея. Теперь я понимаю, почему вы пришли именно ко мне. Считаете, что я буду помогать вам из-за своей обиды на бывших товарищей?

– А разве нет? – спросил Дзевоньский. – Он ведь был подполковником КГБ. И работал в Германии, здесь, рядом с вами. И не помог никому из вас.

– Он тогда не мог никому помочь.

– А потом? А его президент? Вы знаете, сколько писем получил Горбачев от бывших офицеров «Штази»? Только Маркус Вольф написал ему два письма, которые были опубликованы. Чем они вам помогли? Или вы до сих пор считаете их своими союзниками? Кажется, вашу жену и дочь вместе с внуками вышвырнули из их страны, как только там поменялась власть. А нынешний президент – олицетворение этой власти. Они вас сдали, сдали всех. Или у вас есть возражения?

– Не нужно меня убеждать, – поморщился Гейтлер. – Ваша агитация в данном случае бесполезна. У меня уже не осталось никаких идеалов и никаких чувств. Даже ненависти. Вы заплатите пять миллионов евро и переведете мне первый миллион уже завтра. Нужно будет организовать мою «смерть», чтобы спокойно работать. Придется искать похожий труп и сделать ему мои зубные коронки. И еще два ранения. Левое плечо и левая нога. Мне всегда не везло на левых политиков и на левую сторону, – пошутил генерал. – Заодно я проверю, насколько серьезно вы собираетесь работать.

– План разработаете сами или нам сделать его за вас?

– Сделайте за меня, – предложил генерал, – а я посмотрю, как вы работаете. Может, я имею дело с богатыми дилетантами, которые ничего не умеют делать. Я не могу бегать по городу в поисках подходящего трупа. Подозреваю, что за мной все еще следят и мой телефон наверняка прослушивается. Итак, вы меня поняли?

– Мы знаем насчет телефона. Не нужно считать нас дилетантами. Мы смогли найти «Герцога», – напомнил Дзевоньский. – Или вы считаете, что это было просто?

– Одно очко вы уже заработали, – спокойно согласился Гейтлер. – Поэтому я согласился получить первый миллион. Второе очко получите сразу после «моего убийства». Когда у вас будет два очка, а у меня миллион евро, я начну действовать. И подумайте о моих документах.

– Мы знаем, что кроме русского вы владеете еще английским, – проговорил Дзевоньский.

– У вас неполные сведения, пан Дзевоньский, – ответил по-польски генерал. – Я владею еще пятью языками: польским, украинским, чешским, датским и французским.

– Надеюсь, что вы не попросите надбавку за знание языков? – улыбаясь, пробормотал его собеседник.

Гейтлер тоже улыбнулся. Конечно, его собеседник все знал. И очень неплохо подготовился к их беседе, если сумел сделать почти невозможное – найти «Герцога». Нужно будет согласовать с ним все детали его «смерти». Внуки уже достаточно взрослые, для них смерть деда не будет неожиданностью. Дочь, конечно, будет переживать, но не очень долго. Сейчас у нее новый, уже третий муж, и ее занимают совсем иные проблемы. После смерти Марты на этой земле больше не осталось ни одной души, ради которой он хотел бы остаться в Берлине. Похоже, это его идеальный шанс начать новую жизнь.

Их офис располагался в Сити, в одном из тех многоэтажных домов, где находятся офисы многих известных европейских и американских компаний. На четырнадцатом этаже выходящих из трех лифтов гостей встречал приветливый консьерж, за работой которого наблюдали две камеры. Лишь убедившись, что поднявшихся посетителей действительно ждут, он открывал дверь и пропускал их во внутренние помещения. За дверью находился охранник, который следил за перемещением прибывших и принимал решение об открытии второй двери. Только после этого гость мог пройти в остальные помещения и встретиться с кем-то из нужных ему людей или увидеть главу частного агентства Уорда Хеккета.

В этот день в офисе работало восемь сотрудников его агентства.

Почтальон, как обычно, принес почту, и консьерж вызвал секретаря, чтобы она расписалась за принятую документацию. Улыбающаяся девушка расписалась, выслушав привычный комплимент от почтальона. Она забрала несколько писем, два плотных пакета, одну небольшую посылку, прибывшую из Америки, кивнув консьержу, и прошла во внутренние помещения.

Хеккета в офисе не было. В этот день у него была важная встреча в Брайтоне, и это спасло ему жизнь. Сначала девушка открыла письма, привычно пробегая глазами тексты сообщений. Затем вскрыла посылку, в которой оказались две заказанные книги. Хеккет получал подобные посылки из всех крупных издательств мира. Это была специальная литература по криминалистике, баллистике, истории, сборники судебных решений, воспоминания следователей, судей, бывших разведчиков, политиков. Словом, вся та литература, которая могла ему понадобиться.

Первый плотный конверт содержал послание адвокатской конторы из Канады, и секретарь отложила его для передачи юристу компании. На конверте второго письма было написано «Лично в руки». Секретарь чуть поколебалась. Хеккет разрешал ей вскрывать все письма, но подобные обычно просматривал сам. Девушка отложила пакет и через некоторое время снова взглянула на него. Хеккет должен вернуться поздно вечером. Возможно, в конверте важное сообщение из Ливерпуля, о котором он уже спрашивал.

В этот момент зазвонил телефон. Она подняла трубку. По странному стечению обстоятельств звонили из Ливерпуля. Позвонивший сообщил, что выслал письмо на имя мистера Хеккета. Положив трубку, она больше не сомневалась и протянула руку за плотным конвертом. Письмо из Ливерпуля пришло через день, но она об этом уже не могла узнать.

Взрыв был такой силы, что разнес не только комнаты на их этаже, но и причинил серьезные разрушения на двух других этажах. Погибло четырнадцать человек. Хеккета среди них не было. Но узнавший об этом Хеккет сразу понял, кто и почему послал ему это предупреждение. В газетах появилось сообщение, что сам Хеккет тяжело ранен. Больше о нем ничего не было слышно. Хеккет предпочел покинуть беспокойный Лондон, не оставив никому своего адреса.

Этот небольшой трехдверный автомобиль «Оpel Corso» выпускался в Айзенахе с девяносто третьего года специально для восточных немцев, сочетая в себе приемлемую цену, низкий расход топлива и немецкий стандарт качества. Автомобиль этой модели девяносто пятого года выпуска и был приобретен несколько дней назад герром Гейтлером. При этом цена за машину была почти символической – в обеспеченной Германии не принято продавать автомобили с девятилетним сроком эксплуатации. Покупатель приобрел ее всего за четыреста долларов.

Было заметно, что он давно не имел машины и поэтому водит не очень уверенно. Сказывался и его почтенный возраст. За несколько дней он дважды чуть не попал в серьезные аварии, чудом избежав столкновений со встречными автомобилями. А выезжать на трассу пока даже не рисковал.

В этот день генерал вышел из дома раньше обычного. Соседка обратила внимание, что он часто держался за сердце. Гейтлер даже заехал в аптеку, где купил болеутоляющее лекарство. Затем выехал на улицу. По утрам в субботние и воскресные дни города Германии словно вымирают. Их жители предпочитают отдыхать в своих домах, вечером собраться в ресторанах или барах, чтобы отметить уикенд.

Когда автомобиль выехал на улицу, там почти не было другого транспорта. И мало случайных прохожих.

Но на одном из поворотов машина генерала резко остановилась, едва не став причиной аварии. Идущий за ней микроавтобус вынужден был резко затормозить. Автомобиль с Гейтлером какое-то время постоял, словно водитель размышлял, что ему теперь предпринять. Наконец, развернувшись, поехал обратно. Сотрудники полиции, дежурившие в своей машине, обратили внимание на этого странного водителя, но не стали проверять его документы, ведь он не нарушал правил дорожного движения.

Автомобиль с генералом между тем свернул за угол, к набережной. Вскоре послышался противный визг тормозов, затем сильный удар, и автомобиль съехал прямо в реку. Сотрудники полиции были на месте происшествия ровно через минуту. За ними приехали врачи, пожарные, служба спасения. Когда водолазы открыли автомобиль, выяснилось, что сидевший там пожилой мужчина уже задохнулся. Тело извлекли из машины, проверили документы.

Труп был опознан дочерью погибшего и одним из его внуков. Провели вскрытие, подтвердившее предварительный вывод о том, что несчастный задохнулся в воде. Очевидно, у него прихватило сердце. Не справившись с управлением автомобиля, он врезался в ограду, пробил ее и свалился в реку. А в состоянии шока он уже не мог вылезти из машины. На всякий случай сравнили зубы погибшего со снимками, сделанными у его дантиста два года назад. Все совпало. Сомнений не осталось. Погибший был бывшим генералом «Штази» Гельмутом Гейтлером.

Никто не мог даже предположить, что настоящий Гельмут Гейтлер вышел из автомобиля, едва он свернул за угол. На его место в кабину посадили человека, погибшего несколько минут назад. Он умер от удушья в воде. У мужчины было больное сердце, и в течение последних двух дней с его зубами работал дантист, чтобы привести их в полное соответствие со снимками челюстей генерала. Все было проделано со скрупулезной точностью. Неизвестный получил одежду и документы Гейтлера. Жертву погрузили в воду за несколько минут до того, как появился генерал, а в его автомобиль посадили уже мертвым. Затем машину столкнули в реку.

Все прошло почти идеально. Через два часа Гейтлер сидел в скором поезде, направлявшемся в Гамбург. Над ним уже поработал гример, и теперь его невозможно было узнать. Рядом находились двое сотрудников Дзевоньского. Гейтлер разместился у окна и иногда поглядывал на свое отражение. При этом он улыбался.

Дронго сидел за столиком, наблюдая за устроившейся рядом с ним шумной компанией. Пять или шесть молодых ребят громко говорили по-грузински. Они о чем-то вспоминали, спорили, смеялись, весело обсуждая новости. Им было не больше двадцати пяти—тридцати лет. Для них история началась после девяносто первого года. Эти молодые люди были уверены, что все развивалось так, как должно было развиваться, и не задавали себе мучительных вопросов об истории и судьбе своего народа. Для них все было правильным и безусловным. Это были в основном дети тех «новых грузин», которые воспользовались повальной коррупцией при режиме Шеварднадзе и сделали свои состояния. Отправив детей в Европу, родители предпочли перевести основную часть капиталов туда же, а сами переехали в Россию или в Азербайджан, подальше от неистового Саакашвили, так отважно пытавшегося покончить в его стране с массовой коррупцией.

Дронго взглянул на часы. Уже половина седьмого. Он нахмурился. «Надеюсь, что это не глупый розыгрыш», – недовольно подумал Дронго. Позавчера вечером на его электронную почту пришло сообщение из Нью-Йорка. В нем был указан телефонный номер и просьба перезвонить по нему с любого «свободного» аппарата. На такой случай Дронго имел несколько зарегистрированных на чужие имена мобильных телефонов. Он позвонил. Неизвестный уточнил номер его телефона и пообещал вскоре перезвонить. Ровно через минуту раздался звонок. Дронго сразу узнал голос говорившего. Это был Уорд Хеккет.

– Добрый день, мистер Дронго, – торопливо сказал он, – у меня нет времени разговаривать. Хотя у вас, наверно, уже вечер. Можете поверить мне, что я позвонил вам только из-за очень важного дела. Исключительно важного. Я буду ждать вас восемнадцатого в половине седьмого вечера в венском отеле «Мэрриот» в кафе на первом этаже.

– Я знаю, – коротко ответил Дронго.

– Тогда договорились. Это очень важное дело, мистер Дронго. Вашу безопасность я гарантирую. До свидания.

Конечно, можно было проигнорировать такое сообщение. И не лететь в Вену, тем более что Уорд Хеккет был одним из тех негодяев, которым нельзя верить на слово. Своей порочной репутацией он давно снискал себе славу одного из самых опасных людей в криминальном мире. Но среди профессионалов такого уровня не принято приглашать на встречу коллегу-конкурента для банального убийства. Существуют негласные правила, которых придерживаются все остальные. Кроме того, Хеккет обязан понимать, что Дронго не поедет на встречу, не обеспечив себе безопасность обязательным сообщением, куда он едет и с кем намерен встретиться. А это означало, что у Хеккета действительно исключительно важное дело. В эту ночь Дронго не заснул. Он просмотрел все английские газеты за последний месяц и обратил внимание на сообщения о взрыве в офисе частной компании Хеккета в лондонском Сити. Дронго распечатал сообщения и сделал нужные пометки, внимательно читая все статьи об этом взрыве. В одной из них говорилось, что мистер Хеккет тяжело ранен и находится в госпитале. Однако нигде не было указано, в каком именно госпитале.

Уже под утро Дронго решил, что нужно лететь в Вену. По Интернету он заказал себе билет на дневной рейс. Самолет вылетал из Москвы в пятнадцать часов пятьдесят минут рейсом шестьсот вторым австрийской авиалинии.

Отправляясь спать в седьмом часу утра, Дронго решил послать для подстраховки сообщение о его возможной встрече с Хеккетом своим друзьям. Хотя уже сознавал, что эта встреча чрезвычайно важна не только для Хеккета, но, возможно, и для него самого.

А теперь он уже сидел в отеле «Мэрриот», ожидая, когда появится Уорд Хеккет или кто-нибудь из его посланцев. На часах было около семи, когда в кафе появился мужчина, который смотрел в сторону Дронго, делая вид, что не замечает его, но было ясно: интересуется именно им. Дронго терпеливо ждал. Наконец мужчина поднялся, подошел к нему.

– Вы мистер Дронго? – спросил он.

– Меня обычно так называют, – кивнул Дронго.

– Вас ждут на улице, – сообщил незнакомец и не отошел, дожидаясь, когда Дронго расплатится за выпитый чай и поднимется, чтобы выйти вместе с ним.

Они вышли на улицу. Дронго был готов к тому, что рядом с ними затормозит машина, но тут увидел, что на другой стороне улицы стоит сам Уорд Хеккет и приветливо машет ему рукой. Дронго посмотрел по сторонам и перешел улицу. Это была парковая зона. Хеккет дружелюбно кивнул ему, протянул руку. Дронго удивленно посмотрел на нее.

– Сейчас не время для ваших обид, – понял Хеккет, увидев, что Дронго не желает пожать ему руку. Однако убрал ее и пробормотал: – Вы всегда были неисправимым идеалистом.

– Зачем вы меня позвали? – мрачно поинтересовался Дронго. – Хотите выпить со мной чашечку венского кофе? Или погулять по парку? Может, вас замучила ностальгия?

– Не нужно так агрессивно, – взмахнул рукой Хеккет. – Как только вы меня видите, у вас сразу же возникают негативные воспоминания. Мы знакомы уже много лет.

– С девяносто седьмого, – напомнил Дронго. – Вы тогда пытались устроить провокацию, но у вас ничего не вышло…

– Да, не вышло, – весело согласился Хеккет, – однако я почему-то по-прежнему оптимист, а вы превращаетесь в меланхолика.

– Это я с виду такой серьезный, – отозвался Дронго. – Если бы на самом деле стал меланхоликом, никогда не приехал бы к вам в Вену. Скорее я – романтик, а вы – циник.

– Цинизм всего лишь форма нашего существования, – возразил Хеккет, – некий гибрид фарисеев-моралистов, если хотите. А ваш романтизм покоится на меланхолизме в сочетании с морализмом. И это гораздо более сложная смесь.

– Надеюсь, я не скоро стану таким, как вы, – буркнул Дронго. – Вы позвали меня в Вену для этого схоластического диспута?

– Нет, – сразу ответил Хеккет. – И я вам благодарен, что вы откликнулись на мое приглашение. Думаю, вы не пожалеете. Более того, я собираюсь дать вам уникальный шанс отличиться…

– Очень много лишних слов, – заметил Дронго. – Так зачем я вам нужен? Это как-то связано со взрывом в вашем офисе? Неужели у вас появились враги? Или это ваши старые враги?

– Я так и думал. Вы слишком умный человек, чтобы ничего не узнать. Наверное, просмотрели все газеты?

Дронго не ответил, ожидая дальнейших объяснений.

– В общем, у меня серьезные неприятности, и я должен был на время исчезнуть из Лондона, – сообщил Хеккет. – Вместо меня в госпитале святого Георга сейчас лежит другой человек, загримированный под меня. Меня не было в офисе в момент взрыва. И похоже, это меня спасло. А пока пусть все считают, что я нахожусь без сознания. И хотя охрана усилена, однако никто не может гарантировать моей безопасности. Подозреваю, что меня еще захотят убрать. И как можно быстрее. Поэтому это наша последняя встреча. В ближайшие месяцы я намерен вообще уехать из Европы. В Канаду или в Аргентину. В общем, найду место по душе.

– Вас так напугали?

– Если они взорвали мой офис и убили половину моих сотрудников, то можно считать, что они меня напугали. И очень рассердили. Я ведь не новичок в нашем бизнесе, знаю все правила и стараюсь их соблюдать. Но когда ведут себя вот так бесцеремонно и нагло, я становлюсь злым и мстительным. И собираюсь отомстить с вашей помощью, мистер Дронго. Как видите, я достаточно откровенно говорю вам об этом.

Дронго заметил двух мужчин, следующих за ними на некотором расстоянии. Очевидно, Хеккет действительно был взволнован случившимся покушением.

– Теперь о сути дела, – сказал Хеккет, оглянувшись назад. – Примерно полтора месяца назад ко мне обратился один мой знакомый. Он рекомендовал мне встретиться с неким паном Дзевоньским, который усиленно искал встречи со мной. Я с ним встретился. Вы знаете характер моей работы, я никогда никому не отказываю. Если у людей есть конкретные предложения и они могут заплатить, то почему бы им не помочь? Согласен, я действую иногда на грани закона, но это уж мои проблемы. Пан Дзевоньский предложил мне участие в операции, которую я посчитал нереальной. И очень опасной. Нужно сказать, что мой гость проявил настойчивость, предложил мне большой, очень большой гонорар. Но я благоразумно отказался. Он ушел от меня неприятно пораженным. Очевидно, решил, что я отказался от денег из-за моих высоких моральных принципов и поэтому меня нужно убрать.

– Он же совсем вас не знал, – вставил Дронго.

Хеккет вздохнул, но продолжил:

– На самом деле причина была абсолютна иная. Я просто сразу понял, что дело, которое он мне предлагает, чрезвычайно опасное. И совсем не прибыльное. Дело не в сумме гонорара. Если я сумел бы выполнить его задание, меня искали бы по всему миру, если бы не сумел – тоже. Вот такое неприятное уравнение с двумя известными ответами.

Дронго остановился. Хеккет взглянул на него. Сопровождающие замерли на почтительном расстоянии.

– Что же он вам предложил? – спросил Дронго. – Я думал, вы не отказываетесь, когда вам сулят большой гонорар.

– Не делайте из меня монстра, – огрызнулся Хеккет. – Если вам предложат взорвать автобус с детьми, вы согласитесь?

– У меня другая репутация, мистер Хеккет. Я не берусь за такие дела, и об этом все знают. Но думаю, что за большие деньги вы взорвали бы автобус с детьми. У вас репутация не очень приличного человека, и вам это прекрасно известно. Какой же гонорар вам предлагали? Миллион, два, пять?

– Пятьдесят, – ответил Хеккет, улыбаясь произведенному эффекту.

Дронго нахмурился. Затем повернулся и пошел дальше, ничего не сказав. Хеккет тронулся за ним следом.

– Пятьдесят миллионов, – негромко произнес Дронго, – и вы отказались? Я думал, за такие деньги вы готовы продать свою бессмертную душу. Хотя в Бога вы наверняка не верите. Пятьдесят миллионов долларов, и вы отказались? Может, мне попытаться угадать, что именно вам предложили? Какой-то вариант повторения событий одиннадцатого сентября в Нью-Йорке или одиннадцатого марта в Мадриде?

– Почти, – подтвердил Хеккет. – Мне предложили убить вашего президента. Продумать и осуществить покушение на его жизнь. Можете себе представить? Меня сразу вычислили бы. Мой почерк известен всем спецслужбам. Меня нашли бы, независимо от того, сумел бы я выполнить этот «заказ» или нет.

– Подождите, – прервал его Дронго, – это похоже на провокацию. Неужели у них нет своих исполнителей?

– Я не говорил об исполнителях. Им был нужен аналитик. Серьезный эксперт, который сумел бы продумать всю операцию до мелочей. Но зачем мне деньги на том свете? Поэтому я отказался. Русские стали бы искать меня по всему миру, а американцы и европейцы им помогали бы. Вы думаете, у меня был бы хоть шанс спрятаться?

– Пятьдесят миллионов за убийство президента, и вы отказались? А почему не обратились в Скотланд-Ярд?

– Я не сумасшедший. Любая подобная попытка только ускорила бы высылку этого «подарка», от которого я спасся лишь чудом. У них могут быть свои люди в Скотланд-Ярде. Я подозреваю, что есть, так как мой знакомый из Эдинбурга, рекомендовавший мне пана Дзевоньского, как раз имеет очень неплохие связи со спецслужбами нашей страны. Более того, я полагаю, что сам Дзевоньский – бывший офицер польской или восточногерманской разведки. Он очень профессионально и грамотно выстроил нашу беседу. Хотя в конце сорвался, пытаясь меня уговорить.

– Вы рисковали, – заметил Дронго. – Они были уверены, что вы согласитесь…

– Очевидно, да. Я действительно часто помогаю людям, для чего и создал свое агентство. Но на такое даже я не способен. Мне пришлось бы полететь в Москву, сидеть там, разрабатывать план устранения русского президента. И вы думаете, что визит такого человека, как я, прошел бы незамеченным для русских спецслужб? Или для английских? Я стараюсь не выглядеть дураком.

– И поэтому решили выбрать именно меня? Но я не российский гражданин и точно так же могу находиться под подозрением российских спецслужб.

– Вы живете в Москве, у вас хорошие связи. И у вас есть то, чего нельзя купить ни за какие деньги, мистер Дронго. Это ваша репутация. В мире всего несколько специалистов вашей квалификации: сэр Мишель Доул из Лондона, комиссар Дезире Брюлей из Парижа, мистер Фредерик Миллер из Брюсселя. Четыре или пять человек. К сожалению, романтиков почти не осталось. Вы ведь как ангелы, вас все знают наперечет. А моя контора обеспечивает людей ложными алиби, готовит нужных свидетелей…

– И лжесвидетелей, – вставил Дронго.

– И лжесвидетелей, – согласился Хеккет. – Мы собираем компрометирующий материал на супругов, политиков, бизнесменов. Занимаемся экономическим шпионажем, находим нужных женщин, чтобы скомпрометировать чью-то репутацию. В общем, вся Европа знает, что мы не ангелы. Но мы и не убийцы. Во всяком случае, если бы речь шла о каком-то несчастном любовнике, который мешает состоятельному мужу-политику, то возможно, мы могли бы найти для пана Дзевоньского подходящую кандидатуру на предмет устранения подобного нежелательного субъекта. Ничего личного. Мы бы взяли свои комиссионные проценты и нашли нужного человека. Они сами обычно договариваются об оплате подобных услуг. Нашли бы… Но не для политического убийства. Это абсолютно исключено.

– А почему вы решили так срочно найти меня?

– Решил немного вам подыграть. Может, вы даже получите орден за то, что предотвратили покушение в Москве. Или другую благодарность. Я решил сдать вам пана Дзевоньского. Он оказался слишком неблагодарным и самонадеянным типом. Возьмите дискету. Здесь все, что я знаю. И его фотографии. Думаю, что они не успокоятся и будут искать специалиста с моим профилем. В мире не так много людей нашей профессии. Думаю, что вы сумеете вычислить аналитика, которого привезут в Москву. И сможете предотвратить покушение, – в руках у Хеккета появилась дискетка.

– А если это провокация? – снова спросил Дронго. – Если они решили таким образом просто устроить спектакль?

– Бомба, которую они мне прислали, тоже спектакль? – зло поинтересовался Хеккет. – Или это у них такое своеобразное чувство юмора?

– Когда это случилось? По датам?

– Первая встреча была второго октября, а бомбу прислали двадцать седьмого. Как видите, быстро.

– Давайте вашу дискетку, – прервал его Дронго, – и ваш контактный телефон. Может, мне придется еще раз с вами увидеться.

– Нет, – отказался Хеккет, – никаких телефонов. Я в больнице и без сознания. И я не приду в себя до тех пор, пока не получу известий из Москвы. Либо о том, что вы проиграли, либо о том, что вам удалось предотвратить это покушение. Учтите, они не остановятся на полпути. Если у них есть такие деньги и такие возможности, то боюсь, что они уже действуют. И оцените хоть немного мое благородство. Я ведь мог просто послать сообщение в Москву, а не вызывать вас сюда.

– А чувство мести? – напомнил Дронго. – Среди погибших были близкие вам люди.

– Оно мне знакомо, – ответил Хеккет, – я хорошо вас знаю, мистер Дронго. Вы не сможете отмахнуться от моего предложения. Уже сегодня вы начнете анализировать мои данные и действовать. И если в результате ваших действий будет арестован или убит этот пан Дзевоньский, я буду считать мою миссию выполненной. А если вы сумеете его арестовать и это приятное для меня сообщение появится в российских газетах, обещаю вам, что сразу «выздоровлю», прилечу в Москву и лично вас поздравлю. Но номера телефона я вам не дам. Слишком опасно.

– Понятно, – протянул Дронго. – Вам не кажется, что пора заканчивать с вашим частным агентством? Лучше займитесь благородными делами, помогайте находить пропавших детей, охраняйте высокопоставленных особ, ищите преступников. И люди скажут вам «спасибо».

– Могу сообщить вам некоторые факты из моего личного опыта, – живо возразил Хеккет. – Охотнее всего люди платят за информацию, добытую в обход моральных и юридических норм. Они платят за намеренное отклонение от закона гораздо больше, чем за пунктуальное ему следование. Хотите, сравните наши доходы. Идеалиста-романтика с циником. И вы увидите, что я получаю в десять раз больше вашего.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Дронго. – Но вы должны быть готовы и к тому, что среди ваших знакомых рано или поздно окажется новый пан Дзевоньский. И на этот раз вы можете случайно оказаться в офисе.

– Да, – помрачнел Хеккет, – но это уже «издержки» нашей профессии. Надеюсь, что моя дискетка вам поможет. До свидания. Я еще раз благодарю вас за то, что вы сюда приехали, – он повернулся и уже не прощаясь и не протягивая руки исчез за деревьями.

Двое его телохранителей также бесшумно растаяли среди деревьев, очевидно, выйдя к стоявшим на другой стороне парка автомобилям. Дронго остался один. Он посмотрел по сторонам и заторопился в сторону отеля «Мэрриот». Сегодняшняя новость не стала для него такой сенсацией. Он по-прежнему не доверял Хеккету, хотя и сознавал, что действительно был для него «последним шансом».

Поезд прибыл в город почти вовремя. Гейтлер проснулся раньше обычного и, лежа в постели, прислушивался к стуку колес, такому забытому и одновременно памятному. В Европе почти не было поездов со спальными вагонами, не считая нескольких фирменных составов, курсирующих между различными странами. В небольшой по размерам ГДР в любую точку можно было добраться за несколько часов, выехав из Берлина. И только у соседей, в России, где Гейтлер провел так много лет своей жизни, можно было действительно отоспаться в поезде. Рядом дремал один из его помощников. Гейтлер посмотрел в его сторону и усмехнулся. Напрасно они ему так не доверяют. Если бы он хотел сбежать, то уже давно это сделал бы. Он приподнял голову и посмотрел в окно. Повсюду лежал снег. Скорый поезд «Красная стрела» шел из Санкт-Петербурга в Москву и должен был прибыть на Ленинградский вокзал ранним утром. Гейтлер вспомнил, что впервые воспользовался этим поездом тридцать семь лет назад. Как же давно это было! В шестьдесят седьмом. Тогда все было немного по-другому. Он поднялся с постели, и его напарник сразу открыл глаза.

– Спи, – строго по-русски сказал Гейтлер, – еще не хватает, чтобы ты ходил за мной в туалет, вызывая подозрения у проводников. Не бойся, я не убегу в тапочках и спортивных брюках. При таком морозе можно запросто замерзнуть.

Он с удовольствием говорил по-русски, используя уже забытые слова. Ему понравилось это всплывшее из памяти слово «запросто». Забрав щетку и зубную пасту, он вышел из купе. Когда же, почистив зубы и умывшись, вышел из туалета, его провожатый с каменным выражением лица стоял в коридоре. Наверняка все-таки боялся, что Гейтлер выпрыгнет из движущегося экспресса, да при таком морозе почти абсолютно раздетым. И наверное, правильно делает, что боится, подумал генерал. Вот если бы это происходило лет двадцать или тридцать назад, его никто не удержал бы. Только сначала он нейтрализовал бы своего провожатого. А сейчас убегать глупо. И не нужно. Тем более что он сам согласился на такой необычный шаг и решил приехать в Москву, чтобы продумать все на месте. Но верный своим прежним принципам конспирации, Гейтлер прекрасно понимал, что не стоит прилетать прямо в Москву, чтобы не оказаться под подозрением, даже при наличии безупречных документов. Поэтому он выбрал Санкт-Петербург, переехав в него из Хельсинки, и теперь ехал в Москву поездом.

Гейтлер вернулся в свое купе, ничего не сказав своему провожатому. Он не сомневался, что кроме этого парня в поезде должны быть еще несколько человек для подстраховки. «Какие же кретины, – возмущенно подумал генерал. – Слух о моем появлении в Москве разнесется по всему городу раньше, чем я начну что-то придумывать. Нужно предупредить Дзевоньского, чтобы он изолировал всех моих провожатых».

На вокзале их встречали. Гейтлера посадили в темный джип отдельно от его провожатого. В кабине было двое мужчин, один из которых уселся вместе с гостем на заднем сиденье. Они ехали долго, больше часа, куда-то за город. Но за все это время генерал не произнес ни слова. И его провожатые тоже не разговаривали. Очевидно, у них были строгие инструкции. Наконец автомобиль остановился, и Гейтлер вылез из машины, разминая затекшие ноги.

– Добрый день, господин Шайнер, – приветствовал его на русском языке сам Дзевоньский, одетый в светлый джемпер и темные шерстяные брюки. Волосы у него были зачесаны назад, на глазах появились очки, придавшие ему интеллигентный вид.

Гейтлер пожал протянутую руку и улыбнулся. По документам он теперь был чехом Йозефом Шайнером, архитектором из Праги. Какие документы были у Дзевоньского, генерал не знал, но понимал, что тот тоже их сменил. Они вошли в дом и, пройдя через большой холл, оказались в просторной гостиной. Дзевоньский показал на глубокие кресла у камина, устраиваясь в одном из них. Гейтлер сел в другое.

– Как добрались? – поинтересовался Дзевоньский. Он неплохо говорил по-русски, хотя с некоторым акцентом.

– Все нормально. Если бы не плотная опека ваших помощников, у меня было бы более хорошее настроение.

– Это в целях вашей безопасности, – пояснил Дзевоньский.

– Тогда в целях моей безопасности изолируйте всех месяца на три или на четыре, пока мы не завершим наше общее дело.

Дзевоньский улыбнулся:

– Вы думаете, что мы посвящаем их в детали операции? Они были обязаны всего лишь охранять вас.

– И тем не менее они знают, что я сюда приехал. Я не хотел бы видеть их еще раз.

– Мы учтем ваши пожелания, мистер Шайнер. Между прочим, меня зовут Станислав Юндзил. Я бизнесмен из Литвы. Из Клайпеды.

– Не сомневаюсь, что вы успешный бизнесмен, – пробормотал Гейтлер, – но мне хотелось бы знать, кто еще осведомлен о цели моего визита? – Он протянул руку, растопыривая пальцы. Если вы скажете, что их число превышает количество пальцев на моей правой руке, мы закончим с вами наши отношения немедленно. Прямо здесь. И я верну вам ваши деньги.

Они смотрели друг другу в глаза.

– У вас слишком много пальцев, – заметил Дзевоньский. – Кроме нас с вами никто не знает о цели вашего появления. Ни один человек, кроме меня, во всяком случае ни один из тех, кто сейчас находится в Москве, не знает, кто вы такой и зачем сюда приехали. Моему помощнику Карлу Гельвану известно лишь ваше имя и наша задача в общих чертах. Никто и не должен знать о цели вашего визита, мистер Шайнер. Не считайте меня дилетантом. Иначе я не сумел бы найти «Герцога» и убедить вас в серьезности наших намерений.

– Вы об этом уже говорили. Не нужно все время этим бравировать. Я оценил качество вашей работы во время моей «гибели» в Берлине. Сколько человек охраняет этот дом?

– Четверо. Все профессионалы, но они тоже не знают о цели вашего приезда. И будут охранять этот дом от назойливого любопытства каждых посторонних. Я правильно сказал по-русски?

– Не совсем. Лучше сказать «всех посторонних». Так будет точнее.

– Спасибо. Иногда я допускаю подобные ошибки. В доме будут еще кухарка и уборщица. Охрана дежурит в доме круглосуточно. Вся территория просматривается камерами. Дом находится в дачном поселке, который охраняется сотрудниками местной милиции. У них она называется вневедомственной охраной. Что еще вас интересует?

– Все, что касается нашего субъекта власти. Его привычки, круг общения, манера поведения, передвижения по стране. Какая у него охрана, каковы его маршруты, в общем все, что вы сможете о нем узнать.

– Мы готовим материалы уже достаточно давно. Но вы должны понимать, что мы проявляем особую осторожность во всем, что касается его персоны. Любая чрезмерная настойчивость может вызвать ненужное внимание его охраны. Там работают профессионалы. Кроме того, он сам знает, как себя вести и что делать. Не забывайте, он наш коллега.

– Не забуду, – улыбнулся Гейтлер, – а вам трудно беседовать по-русски. Если хотите, перейдем на немецкий или польский.

– Почему?

– Вы себя невольно выдали. Сказали, что он «наш коллега». А я ведь не спрашивал вашу биографию.

– Верно, – нахмурился Дзевоньский, – я много лет не был в России. И мне трудно себя все время контролировать. Давайте перейдем на немецкий или польский. Так мне будет легче.

– Пан Дзевоньский, – перешел на польский язык Гейтлер, – вы понимаете, что мне нужно время для разработки операции? И конкретный исполнитель. Или исполнители, которые ничего не будут знать до последнего момента. Это в фильмах и книгах прошлого века можно было нанять наемного убийцу, который будет действовать в одиночку. Сейчас такое невозможно. Нужны продуманные действия многих людей, хотя успеха чаще всего добиваются одиночки именно в силу законов конспирации.

– Вы хорошо говорите по-польски, – кивнул Дзевоньский, – и я понимаю все наши проблемы. Что-нибудь еще?

– Конкретные исполнители. Я скажу, кто именно мне нужен.

– Когда?

– Пока не знаю, скажу, когда изучу ситуацию. Мне понадобится автомобиль с водителем, чтобы немного поездить по городу. И уберите эту дурацкую охрану. Вы прекрасно понимаете, что если бы я захотел, то давно ушел бы от вас. Это не проблема.

– Думаю, да, – согласился Дзевоньский, – тем более что свои деньги вы очень ловко спрятали. Мы не смогли их найти. Не подскажете, куда вы их перевели?

– Не подскажу, пан Дзевоньский. Или лучше пан Юндзил? Это моя страховка на случай, когда вы решите, что «мавр сделал свое дело»…

– Охрану я не уберу, но машину мы вам дадим. Можете ездить, но будьте осторожны, не стоит привлекать ненужного внимания.

– Могли бы этого не говорить.

– Согласен. Я ценю ваш большой опыт, пан Шайнер. И готов выслушать все ваши рекомендации.

– И мое последнее условие. Вы сказали, что второго шанса не будет. С этим я могу согласиться. Поэтому мы всегда готовили два варианта. Основной и резервный, на случай провала первого. Основной вариант будем готовить мы с вами вдвоем. Резервный буду готовить я один. Вам придется мне поверить. И выплатить еще половину суммы. Если не получится у ваших людей и мы провалим основной план, то я задействую резервный вариант, о котором будет знать только один человек. Я сам. Это абсолютная гарантия безопасности.

– А исполнители? – поинтересовался Дзевоньский. – Разве вам не будут нужны конкретные исполнители? Как вы думаете осуществить свой план? Каким образом? Или вы возьмете пистолет и пойдете в Кремль?

– Вы сами сказали, что цените мой опыт. Я уже догадался, что вы работали в органах госбезопасности. Возможно, даже в разведке, пан Шайнер. И были очень толковым специалистом. Вы знаете, чем я занимался в нашей бывшей стране. Но вы даже не предполагаете, сколько на счету нашего отдела успешно проведенных операций. Не можете даже себе представить. И никто об этом никогда не узнает. Документы уничтожены. Свидетелей не осталась. Иногда мне бывает обидно, что мир не узнал всех подробностей о работе моих сотрудников. Даже в КГБ не было специалистов такого уровня. И столько успешно проведенных операций. Но в финале мы проиграли из-за просчета наших политиков и из-за предательства Москвы, которое я никогда и никому не простил. Вся моя жизнь изменилась. Я потерял Родину, семью, работу, свою честь. Надо мной смеялись, объясняя, что я всю жизнь служил ложным идеалам. – Гейтлер взглянул на огонь в камине и негромко продолжал уже по-немецки. – Поэтому давайте договоримся так. Вам придется мне поверить и не мешать. Я никуда не сбегу. Не потому, что вы мне так нравитесь. Я хочу завершить мою карьеру самым громким делом в моей жизни. Хочу поставить жирную точку и показать всему миру, что они слишком рано похоронили мою страну и нашу разведку. Эндшпиль будет за нами. Это моя историческая миссия, если хотите.

Наступило молчание. Дзевоньский молчал целую минуту, словно раздумывая. И наконец произнес, тоже по-немецки:

– Я вам верю, генерал. Можете делать все, что считаете нужным. Машину мы вам дадим. Разрабатывайте ваши варианты, я буду вам помогать. Только на всякий случай хочу вас предупредить. Если вдруг вы решите все-таки исчезнуть, мы не станем вас искать. У вас остались два внука в Берлине. И ваша единственная дочь. Это гарантия вашей лояльности. Извините, что вынужден так говорить, но я хочу быть искренним до конца.

Теперь целую минуту молчал Гейтлер. Его лицо превратилось в каменную маску, но многолетняя закалка в органах разведки сказывалась. Он ничем не выдал своего волнения. Две пары серых глаз снова скрестились. Они понимали друг друга. Они слишком хорошо понимали друг друга. И только через минуту генерал криво усмехнулся:

– Я ошибся, пан Дзевоньский. Вы не служили в разведке. Вы работали в контрразведке. Наверное, выслеживали ваших перебежчиков. И ловили всех инакомыслящих. Если бы вы работали в разведке, вы наверняка знали бы, как важно устанавливать доверительные отношения со своим подопечным. Но метод шантажа и угроз вам более привлекателен. Будем считать, что я принял к сведению ваши слова. Не нужно было мне об этом говорить. И все-таки, коли вы сказали, я запомню ваши слова и приму их к сведению. А теперь покажите мне мою комнату, где я могу переодеться и начать работу.

В Москву Дронго прилетел накануне днем. И сразу заперся в своей квартире, чтобы просмотреть все материалы и попытаться понять, насколько велика опасность, о которой его предупредил Хеккет. Он работал всю ночь напролет, стараясь ответить себе на несколько вопросов.

Первый был о самом Хеккете. Ведь вполне вероятно, что за этим крылась его попытка таким необычным способом отомстить его возможным конкурентам или врагам. Хеккет мог попытаться подставить своего конкурента под подозрение российских спецслужб. Такой вариант нельзя было исключать.

Однако Хеккет, на взгляд Дронго, был достаточно умным человеком, чтобы не понимать, что такую игру рано или поздно разоблачат.

Тогда неизбежно возникал второй вопрос: кто стоит за Дзевоньским, прибывшим в Лондон? Судя по сумме гонорара, который предлагали Хеккету, это очень серьезные люди с огромными возможностями для осуществления их плана.

К вечеру двадцать седьмого октября Дронго наконец принял решение и тут же позвонил своему старому знакомому – бывшему полковнику Первого Главного Управления, много лет проработавшему за рубежом в Канаде, США, Великобритании, а затем вышедшего на пенсию, но сохранившего прежние отношения с сотрудниками управления.

Владимиру Владимировичу, по странному совпадению полному тезке президента страны, пришедшего к власти пять лет назад, было уже за семьдесят. Теперь старый разведчик, с которым Дронго дружил уже более десяти лет, ходил с палочкой, у него часто болели ноги, однако он сохранял удивительную ясность ума и проницательность, основанную на большом практическом опыте. Старик часто выступал в роли своеобразного связного между спецслужбами и Дронго.

Как всегда, Владимир Владимирович, кажется, не удивился звонку Дронго, почувствовав, что произошло что-то чрезвычайно важное, и пригласил его к себе. Дронго приехал в половине десятого вечера, поднялся в знакомую квартиру. Владимир Владимирович жил один. Дронго всегда удивляло, что старик открывал ему дверь почти сразу, словно точно знал, в какой момент он за нею окажется. Будто ему кто-то сообщал о его передвижениях.

Они вошли в квартиру, прошли на кухню, где Владимир Владимирович пил кофе. Гостю он предложил чай, зная, что Дронго не пьет кофе, предпочитая элитные сорта чая. И специально держал для него такой чай.

– Что случилось? – осведомился старик, когда его гость уселся за столик. – Последний раз, помнится, мы виделись с тобой в Риме, куда мне пришлось вылететь, чтобы уговорить тебя вернуться в Москву. А теперь ты сам прибежал. Догадываюсь, случилось что-то серьезное, иначе я не увидел бы тебя так быстро. По-моему, у тебя на общение со мной своеобразная аллергия, которая возникает сразу после наших встреч. Будто ты устаешь от моего общества. Или вообще устаешь от своих дел, от окружающих тебя людей. Но раз ты оставил семью в Риме и прилетел в Москву, значит, у тебя сейчас период одиночества. Ну, начинай, рассказывай.