Джип из тыквы Логунова Елена

«Впереди крутой поворот», – предупреждает дорожный знак, и она усмехается.

Здесь других поворотов и нет, они все крутые. Дорога петляет по горам, и как раз сейчас машина подбирается к самой высокой точке перевала.

Она знает это место, там установлено уродливое подобие пирамиды, поперек которой вереницей тянутся рубленые буквы – неизящное название ближайшего населенного пункта.

С этой длинной надписью непропорциональная пирамида издали похожа на микроцефала в брюках клеш и с растянутой гармонью.

На память приходят слова старой народной песни про гармониста, который одиноко бродит-колобродит всю ночь напролет. Она бросает взгляд на часы на приборной панели – время за полночь – и снова ухмыляется.

Это странное зрелище: голая девушка за рулем растягивает губы в невеселой улыбке. Уголки рта приподнимают мокрые щеки и снова загибаются крючочками вниз.

Дорога уходит в сторону, прижимается к шерстистому боку горы, дурацкая пирамида стыдливо прячется и опять вылезает на видное место за новым поворотом.

В свете полной луны становятся отчетливо видны железобетонные медведи, поблескивающие свежеокрашенными коричневыми боками вблизи пирамиды. Теперь она похожа на безголового пастуха, выгуливающего маленькое стадо бессонных топтыгиных в весеннем садочке. На цветущие яблони смахивают неопознанной породы деревья, сплошь увешанные выцветшими тряпочками. Это рукоделие туристов, которые таким образом практикуют материализацию своих тайных желаний.

Глупость, конечно.

Но что в этой жизни не глупость?

Пирамида с медведями высится на краю глубокой пропасти. Именно поэтому туристы останавливаются здесь: лезут на пирамиду и с нее любуются величественным видом. Сейчас, конечно, аншлага нет, на стоянке всего одна машина.

Вот и хорошо. Она не рассчитывает на присутствие публики.

Она давит на педаль и морщится: жать на газ босой ногой неудобно и больно, но это мелочь, не стоящая внимания.

Машина устремляется вперед, девушка фиксирует взгляд на приметной рыжей скале на дальнем краю пропасти – это идеальный курс, и…

И прямо перед ней, будто из-под земли, вырастает невысокая фигурка!

Ребенок буквально выскакивает из пропасти, как резиновый мячик! Как гриб-боровик в мультфильме про…

Черт, о чем это она?!

Слышен испуганный женский крик.

Девушка успевает с сожалением вспомнить, что под откосом есть тропинка, ведущая к роднику, и неугомонные туристы все время таскаются к источнику на ритуальный водопой. Блин, даже ночью у них жажда!

Руль она выворачивает машинально, не подумав.

Теперь ее курс отнюдь не идеален, но с этим уже ничего не поделаешь.

Машина уходит в пропасть криво, боком.

– Господи, нет! Не надо! Я не хочу!

Она крепко-крепко сжимает бесполезный руль и, продолжая кричать, зажмуривается.

Три месяца спустя

Девушка открывает глаза, и несколько мгновений ее бледное лицо сохраняет невозмутимую мраморную красоту. Затем рассеянный взгляд заостряется и едет вниз по стене – как скальпель, разрезающий кожу. Будь на стенах больничной палаты обои, они бы треснули и опали распоротым лоскутом.

Пронзительный взгляд останавливается на лице медсестры, успевшей надеть защитную маску профессиональной улыбки.

– Где я? – шепотом спрашивает девушка.

Ей трудно говорить, пластина в челюсти – тот еще логопед, она меняет дикцию сразу же и надолго. Девушке придется заново учиться разговаривать, а также ходить и действовать руками. Особенно хитро она поломала левую, ее собирали по кусочкам, спасибо, что вообще сохранили. А в левом бедре у нее теперь стальной штырь, обещающий долгую хромоту.

– Все там же, – уклончиво отвечает медсестра. – Вы разве не помните?

Она старательно улыбается, хотя пациентка ей явно неприятна.

Та совсем не уродина, медсестре случалось видеть калек, на которых вообще невозможно смотреть без дрожи, тем не менее все в этой пациентке ее раздражает.

У девушки на кровати бледная кожа, почти лысая голова, тощие руки в синяках от капельницы и губы сизо-сиреневого цвета.

Почему красивый мужчина выбрал себе эту тупую страшилу?!

Оп!

Я часто моргаю, стряхивая шокирующую картинку.

Как? Почему? С какой стати это случилось снова? Я как будто увидела себя чужими глазами.

Бред какой-то. Так же не бывает, правда?

Хотя со мной это уже не в первый раз. Несколько дней назад я вот так же, сама того не желая, посмотрела на себя со стороны глазами доктора. И это было такое жалкое зрелище, что я и теперь предпочитаю думать, будто мне померещилось.

Как каждая пациентка, я хотела бы быть сексуальной красоткой, но в данный момент столь бледна и костлява, что показалась бы съедобной только очень голодному людоеду. Зато у меня большие выразительные глаза, тонкие нервные пальцы и ноги, похожие на макаронины-спагетти. Такие же бесконечные, заплетающиеся…

«Да такие ноги супермодели оторвали бы с руками! – невнятно хвалит мою анатомию мой же внутренний голос. – Научишься ходить – иди на подиум!»

Я хихикаю. Не знаю, как ноги, а чувство юмора у меня точно завидное! И воображение тоже, ведь в моем положении строить планы – это высший пилотаж полета фантазии!

– Мария? – чуточку нетерпеливо напоминает о себе медсестра.

Ей мое внутреннее веселье неведомо.

– Помню, что я в больнице, восстанавливаюсь после аварии, – с запозданием отвечаю я на вопрос, который мне задают уже не первое утро. – Послушайте, Тамила…

– Тамара, – поправляет она и нервно одергивает на себе халатик.

Я замолкаю.

Медсестрица хорошенькая, рыженькая, с ладной фигуркой, и под халатом из тонкой ткани у нее только белье в минималистском стиле. Идеальный образчик младшего медперсонала по версии журнала «Плейбой»! Неудивительно, что даже серьезный доктор Иван Антонович при появлении этой рыжей бестии сбивается с мысли и говорит о врачебных предписаниях с запинками.

И вот хоть режьте меня, но ясно видно, что я этой медсестрице ужасно не нравлюсь!

Поэтому жаловаться ей на то, что у меня не только памяти нет, но и зрение барахлит, я не буду.

Подозреваю, что и без того я уже фигурирую в больничных сплетнях как чудо чудное и диво дивное: девушка, которая в страшной аварии сохранила жизнь, но потеряла память.

Право, даже не знаю, не лучше ли было бы наоборот? Реяла бы я сейчас бесплотным ангелом, всезнающим и мудрым, над суетливой толпой…

Стоп!

«Бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться», – говаривали древние китайцы.

Я крепко зажмуриваюсь, чтобы галлюцинация не повторилась. Не хочу воспарять и залезать в чужие головы, спасибо, не надо!

Я, конечно, стараюсь не падать духом, но если мне еще раз после столь небольшого перерыва покажут мое несчастное изломанное тело в скупом интерьере больничной палаты, я не выдержу и разрыдаюсь. И тогда мне совершенно точно сделают успокоительный укол, а я хочу как можно скорее избавиться от всех и всяческих уколов. Кто знает, от чего у меня случается этот бред наяву? Может, как раз от них?

Лекарственная зависимость – это последнее, что мне нужно.

Лежа на скрипучей больничной койке, я уже чеканно сформулировала свое жизненное кредо. Оно звучит так: «Да здравствуют трезвый ум, твердая память и возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой».

Понятно, чего мне не хватает, не так ли?

– Что ж, если все в порядке, сейчас вам принесут завтрак, – говорит Тамара.

Она как будто сказала еще не все, что хотела. Ее рот открывается, но звуков не слышно. Меня это беспокоит: может, у меня и со слухом нелады?

Зрение-то мое совершенно точно не в порядке, что бы ни говорил по этому поводу вчерашний доктор.

Окулист, осмотревший меня накануне, никаких проблем не нашел, а настаивать на повторном осмотре я, пожалуй, не решусь. Наверное, травмированному пациенту с амнезией не стоит рассказывать медикам о своих галлюцинациях? Это настойчиво подсказывает мне жизненный опыт.

Ну, то есть опыт жизни, которую я напрочь забыла.

Это смешно, да. То есть было бы смешно, если бы не пугало.

Страх, обида и недоумение – вот те чувства, которые я стараюсь не показывать, но не могу полностью подавить. Если честно, я в растерянности. Добрый доктор Иван Антонович кое-что рассказал про амнезию, но кто мне объяснит, как с ней жить?

Это только кажется, что я невозмутима и безразлична (попробуйте подергаться с конечностями в гипсе и на подвесе, в неразрывной связке с капельницей!), на самом деле я не реву и не ношусь по стенам, как цирковой мотоциклист, только по двум причинам.

Первая – это невозможно проделать, будучи прикованной к кровати, хотя она и на колесиках.

Вторая – я вовсе не хочу переселиться из клиники для хворых телом в лечебницу для душевнобольных.

Кто я? Где моя жизнь?

Почему я превратилась в полный ноль?!

– Да ладно, «полный»! Тощенький такой нолик! – привычно пытается веселить меня внутренний голос, однако я не поддаюсь.

Меня как будто стерли с групповой фотографии. Весь огромный мир на месте, только Атлантида в моем лице ушла на дно, и где ее теперь искать – неизвестно.

Представляете, я ведь помню, какой сейчас год, как зовут глав ведущих мировых держав, где находится самая высокая на планете горная вершина и сколько будет семью восемь! Я умею чистить зубы, читать, писать, местами понимаю латынь Ивана Антоновича и запросто отличаю столовую ложку от десертной, а ямб от хорея!

Какого, скажите, черта я помню никчемный хорей, но забыла свое собственное имя?!

«Тебе же сказали – твое имя Мария», – напоминает мой внутренний голос.

Увы, я отчетливо различаю в нем нотки сомнения. Да, я согласилась откликаться на Марию, как приняла и другие подсказки, однако они не помогли мне по-настоящему вспомнить хоть что-нибудь.

Взять, к примеру, хотя бы Макса. Все говорят, что он мой любимый и любящий мужчина, а я совсем не помню ни его, ни наших чувств и отношений!

Сказать по правде, я того хохлатого голубя, что постоянно садится на мой подоконник, знаю лучше, чем Макса. Во всяком случае, голубя с хохолком я очень быстро запомнила в «лицо», а Макса в больничном халате первое время не отличала от студентов, которые ходят ко мне толпами, будто на экскурсию.

Теперь-то я, разумеется, выделяю его из общей массы посетителей.

Макс невысок, но хорошо сложен и двигается с изяществом танцора. У него глубокие темные глаза, бледное лицо и аккуратный нос с едва заметной горбинкой и изящно вырезанными ноздрями, которые эффектно раздуваются, когда он сердится.

А сердится он всякий раз, когда я завожу разговор о прежней жизни, которую хотела бы вспомнить.

– Не напрягайся! Не мучь свои мозги, а то свихнешься! – ругает и пугает он меня.

И сам при этом заметно напрягается, краснея и сплетая черные брови в сплошной шнурок.

Когда мой любимый злится, его жесткий чубчик становится дыбом, и он делается похож на сердитую красную птицу из популярной игры «Ангри Берс».

Хотя вообще-то Макс очень красивый мужчина и всем здесь нравится…

Тут я без симпатии гляжу на медсестру Тамару.

Как, как она меня назвала?

Тупая страшила.

На себя посмотри, крокодилица!

Сурово хмурясь, я сверлю глазами злую медсестрицу и внезапно вижу на ее месте… зеленого человечка!

В самом деле, я не шучу, кожа этой женщины слабо светится болотно-зеленым!

И впрямь – крокодилица.

Я наклоняю голову к правому плечу – все нормально, Тамара выглядит как человек. Склоняюсь к левому плечу – и оп-па! Передо мной зелененький человечек!

Это выглядит так, как будто стройная фигурка прелестной Тамары сделана из люминесцентного материала, который мягко светится в темноте. А для близоруких ее вдобавок обвели по контуру флюоресцентной краской.

Выглядит очень красиво и пугающе одновременно.

«Досрочно празднуем Хэллоуин?» – натужно острит мой внутренний голос.

Я делаю над собой усилие (мне очень хочется зажмуриться, а еще лучше – с головой спрятаться под одеяло) и отважно не отвожу взгляд от светящейся девицы-зеленушки, выглядящей как самая натуральная инопланетянка.

Что будет дальше? Может, она щелкнет пальцами, и в форточку впорхнет летающая тарелка?

Столь драматического развития событий не происходит. Тамара от меня отворачивается, идет к двери, и ее свечение гаснет.

Должна ли я быть польщена этим приватным шоу?

Не знаю, но я чувствую только раздражение, которое вытесняет даже страх.

Волшебно, ничего не скажешь! Теперь я вижу светящихся граждан! Считай, получила пропуск в профессию «Охотник на пришельцев»! Осталось открыть в себе сверхспособность прожигать взглядом двери – и можно возвращаться в большой мир, постоянно испытывающий потребность в могущественных супергероях!

– Я спокойна, я абсолютно спокойна, – нашептываю я сама себе, стараясь не слишком дрожать, потому что от тряски из вены может выскочить игла капельницы.

Уютная тетушка-нянечка приносит мне завтрак и кормит меня с ложечки, как ребенка. Я знаю, это глупо, но ем с закрытыми глазами, чтобы не увидеть еще чего-нибудь такого, что дополнительно меня расстроит. Например, огни святого Эльма на пальцах нянечки.

Я справлюсь, я со всем справлюсь.

На стадии компота я отваживаюсь приоткрыть один глаз и посмотреть на свою кормилицу.

Ничего особенного. Женщина как женщина, таких на планете Земля миллиарды. Не молода и не особенно красива, но никакими цветными огнями не светится, отчего мне сразу же хочется ее признательно расцеловать.

– Спасибо вам огромное! – с благодарностью шепчу я.

– Кушай, детка, на здоровье, – бормочет неиллюминированная нянечка, собирая на поднос пустую посуду.

Я снова закрываю глаза, обессиленно откидываюсь на подушку, намереваясь поспать, и вместо «раз овца, два овца, три овца» мысленно повторяю: «Все хорошо, все будет хорошо, у меня все будет хорошо…»

Мой внутренний голос недоверчиво хмыкает, но я предпочитаю его игнорировать. Пораженческие настроения – это совсем не то, что мне поможет.

Или все-таки позвать окулиста еще раз?

Три недели спустя я уже не сомневаюсь в том, что амнезия – не единственная проблема с моей головой, но по-прежнему храню это открытие в тайне от мира.

Я просто не знаю, кому бы я могла это рассказать? Не докторам, это точно, и не Максу. Я не настолько сумасшедшая, чтобы оттолкнуть единственного человека, который был со мной в прошлой жизни и все еще остается в нынешней.

Конечно, если бы меня навестили Бэтмен, Айронмэн и Человек-паук, я бы не стала таиться и прямо сказала им: «Ребята, в вашем полку прибыло!» И тогда они взяли бы меня с собой, и я бы стала служить человечеству и носила бы на службе экстравагантные эластичные костюмы, а в частной жизни была бы кроткой тихоней, коротающей вечера за вязанием теплых шерстяных набрюшников для ручных черепашек-ниндзя…

– Машенька, вы меня слушаете? – скрипучим лобзиком врезается в мои мысли голос Галины Трофимовны, с которой я делю столик за завтраком.

– Конечно, слушаю, – отвечаю я и в доказательство уверенно цитирую:

– А вы ему сказали…

Галина Трофимовна бесконечно рассказывает эпическую историю своей долгой и трудной семейной жизни. Повествование строится в виде пересказа диалога с мужем: «А я ему сказала, а он мне сказал, и тогда я ему сказала…»

– А я ему тогда сказала: «Виктор Андреич, тебе же нельзя сладкое, съешь лучше листик салата!» – подхватывает успокоенная Галина Трофимовна.

Я смотрю на нее с легкой завистью. Это же надо, прожить в браке почти пятьдесят лет и помнить каждую пикировку в мельчайших подробностях!

Мне бы такую память.

Мне бы хоть двадцать процентов такой памяти!

Я по-прежнему ничего не помню о своем прошлом.

Зато мне, кажется, удалось разобраться в моей нынешней проблеме с глазами. Я сделала это совершенно самостоятельно, без помощи окулиста и психиатра, так что теорию объяснить не могу, но практическую сторону осваиваю все лучше.

Понимаю, это нескромно, но, сдается мне, я действительно супергерой.

Такой вот фокус!

Я вижу мир, вернее, человечество, в ярком свете – это буквально. Что сие за чертовщина, мне все еще непонятно, но явно не сон, потому что я щипала себя, щипала, из-за чего обзавелась дополнительными – не от капельницы и уколов – синяками, но до сих пор не проснулась.

Итак, рассказываю.

Началось это через пару дней после того, как доктора вывели меня из комы, в которой держали все то время, пока проделывали очень, как говорят, болезненные процедуры с моей рукой и с бедром. Этого я тоже не помню.

Я открыла глаза и увидела перед собой размытое розовое пятно, похожее на воздушный шарик. Сфокусировала взгляд – и словно проскочила внутрь розового шара, оказавшегося человеческой головой.

Щелк! И будто канал на телике сменился.

Увидев перед собой худосочное чудище в бинтах и гипсе, я почувствовала отвращение с легкой примесью страха, брезгливую жалость и чувство вины.

От неожиданности – не ждала я такого кино! – я заморгала и тут же снова оказалась в своем собственном теле. Действительно, очень неприглядном, так что не стоило обижаться, но я все-таки расстроилась и даже расплакалась.

А у моей кровати, нерешительно переминаясь, стоял Макс. Розоволицый и расстроенный.

Сегодня я уже не реву. Если честно, занимательные эксперименты со зрением отвлекли меня от скорбных мыслей о том, как много я потеряла, утратив память. Я взяла себя в руки и за те недели, что прошли с момента моего пробуждения на больничной койке, во всех смыслах далеко ушла.

Во-первых, я накопила кое-какие свеженькие воспоминания, так что уже не чувствую себя ноликом без палочки.

Кстати, как раз палочка у меня теперь есть, даже две палочки – это прекрасные костыли, которые я уже дерзаю иногда заменять ходунками. Еще чуть-чуть, шутит очень довольный моими успехами Иван Антонович, и я покину клинику на своих ногах, а не ногами вперед, как ему представлялось вначале.

Во-вторых, я обнаружила, что могу смотреть и видеть совершенно нормально, как все, а могу – иногда – ненормально, причем аномалия эта имеет варианты.

Вариант А: я влетаю в чужую голову и глазами другого человека выхватываю картинку, сопровождающуюся не звуком, как в фильме, а чувствами, которые испытывает этот самый человек.

Вариант Б: я остаюсь на месте и пользуюсь своими собственными органами зрения, но вижу перед собой не людей, а натуральных светящихся монстриков. Зелененькая медсестрица – это еще что, один дедуля в коридоре был лиловым с черными кляксами!

Я знаю, что науке известно около восьми сотен видов светящихся живых существ, и большинство из них обитает в море. Это бактерии, водоросли, моллюски, ракообразные, рыбы – короче, совсем не тот народ, что окружает меня в больнице. На суше, правда, тоже есть светящиеся грибы, черви, улитки, многоножки и насекомые, но людям биолюминесценция не свойственна.

Значит, то, что вижу я (и чего не видят другие) – это вовсе не биолюминесценция.

А что же?

В больнице скучно, и, пока врачи стараются поставить меня на ноги, я развлекаюсь разглядыванием цветных человечков.

Вот взять хотя бы мою сотрапезницу Галину Трофимовну, бывшую учительницу начальной школы, а ныне пенсионерку. Рассказывая о своей трудовой жизни, милейшая, но весьма приземленная женщина, которую все же сложно заподозрить в родстве со светлячками и морскими медузами, ровно светится бледно-сиреневым. По-моему, она находится во власти ностальгии.

А вот та же самая Галина Трофимовна рассказывает о своих уютных домашних ссорах с супругом и при этом светится розовым с белыми прожилками, как, извините, свежее свиное сало.

Я все более привычно анализирую чувства собеседницы: ну-ка, что это у нас? Ага, похоже, тоска и нежность с примесью материнского беспокойства.

Нет, нет, я не анализирую, это неправильное слово. Я разделяю эмоции Галины Трофимовны, принимаю их и именно поэтому хорошо понимаю.

Во всяком случае, когда я перебиваю жалобу на капризного и эгоистичного супруга старушки:

– Не переживайте так, с Виктором Андреичем все нормально, ваши дети о нем прекрасно заботятся, – Галина Трофимовна растроганно вздыхает:

– Ах, Машенька, вы так меня понимаете!

А я не просто понимаю – я буквально сочувствую.

Это свойство фантасты называют эмпатией.

Фантастам, кстати, от меня респект и спасибо. При клинике неплохая библиотека, я в ней уже порылась и слегка подковалась в теории.

Оказывается, писатели-фантасты нас, супергероев, давно уже классифицировали: умеешь разделять чужие мысли – ты телепат, способен считывать эмоции других людей – ты эмпат.

Вообще-то термин «эмпатия» придумал один англо-американский психолог, и было это лет сто назад. А одно из первых определений эмпатии дал сам Фрейд! Но даже он мне в моих поисках истины не помощник, потому что психологи называют эмпатией всего лишь осознанное сопереживание текущего эмоционального состояния другого человека.

С точки зрения психологии эмпатия – это норма. Существуют даже методики выявления у людей уровня способности к эмпатии. То есть и в этом деле, как и в других, кто-то может быть бездарностью, а кто-то гением. Но это не та эмпатия, которую проявляю я.

Моя эмпатия – именно то, о чем пишут фантасты. В их произведениях это состояние считается экстрасенсорным и доступным лишь некоторым людям. Такая эмпатия похожа на эмоциональную телепатию и может включать в себя способность воспринимать чужое эмоциональное состояние «напрямую», даже без контакта с человеком, умение транслировать его состояния и разные другие фокусы, которых я пока не делала.

Мне бы для начала разобраться с тем, что я уже исполняю!

В шахматной терминологии есть слово «пат» – это такая безвыходная ситуация, когда ни один из противников не может победить и им приходится соглашаться на ничью. И есть «мат» – это безоговорочная победа.

Я придумала шутку, понятную только мне: «эмпатовая ситуация» и «эмматовая». Эмпатовая – это когда я вижу свечение чужих эмоций. Эмматовая – когда смотрю чужими глазами и переживаю чувства других людей, как свои. В первом случае я еще могу ошибиться с трактовкой, во втором понимаю все и сразу.

Эмматовый взгляд я пока что совсем не отработала, но он иногда включается сам собой, без предупреждения. Зато эмпатовый я уже неплохо освоила.

Процесс напоминает простое упражнение по коррекции близорукости. Тридцать секунд смотришь на предмет за окном, потом смещаешь фокус на стекло перед тем предметом, и вуаля: вполне себе конкретный одушевленный объект превращается в расплывчатую цветную кляксу!

С неодушевленными предметами это не работает. Думаю, это потому, что они бесчувственные.

– Машенька, почему вы на меня так странно смотрите? – волнуется Галина Трофимовна и щелкает перед моим лицом пальцами, как кастаньетами.

Я перевожу взор эмпата на тарелку с кашей, и пытливый супервзгляд бесславно тонет в овсянке. Каша – субстанция безразличная ко всему, и слава богу.

Как бы я ее ела, если бы она от этого страдала и мучилась?

Я усмехаюсь.

– Вижу, сегодня у нашей колючки хорошее настроение! – произносит мужской голос.

Он тягучий и сладкий, как свежая карамель. У меня от него начинается зубная боль.

Галина Трофимовна, которая сидит лицом к двери, приосанивается и расплывается в улыбке. Мне, чтобы сделать приветливое лицо, приходится постараться.

Аккуратно положив ложку, я оборачиваюсь и вижу счастливого обладателя карамельного голоса.

Это Валентин, он настаивает, чтобы я запросто называла его «Валек», потому что мы-де очень коротко знакомы, он наш ближайший с Максом друг и приятель.

Может, оно и так, но я совершенно этого не помню, хотя при первой встрече Валентин показался мне знакомым. К сожалению, я ошиблась: просто он похож на идеального красавчика, приятеля куклы Барби – белобрысого Кена. Думаю, именно поэтому от Валентина в полном восторге все девочки в возрасте от пяти до восьмидесяти пяти лет.

А в паре с Максом они смотрятся и вовсе сногсшибательно: красавец-блондин и красавец-брюнет – на любой женский вкус. И дамы млеют…

Все, кроме меня.

– Здоров, Валек, – с усилием выжимаю я из себя приветствие. – Зачем пришел?

Галина Трофимовна смотрит на меня с осуждением и укоризненно трясет кудряшками. Верно, я не слишком вежлива, но дело в том, что Валентин мне неприятен.

Я еще не смотрела на него своим новым взглядом эмпата, но почему-то думаю, что увиденное мне не понравится. Очень похоже, что Валентин только притворяется, будто я ему мила и дорога.

Не дорога, это точно, а что касается приязни…

Я не уверена.

Валек подходит и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Я не могу уклониться, потому что Галина Трофимовна и прочие дамы пришпиливают меня к стулу пронзительными взглядами.

Влажные губы Валентина скользят по моей напряженной скуле от челюсти до виска – слишком долго, по-моему! – и щекочут заговорщицким шепотом ухо:

– Я соскучился, крошка.

Он отстраняется – я нервно тереблю мочку уха – и невозмутимо договаривает:

– Давно тебя не… видел.

Мне кажется, или перед глаголом была крохотная пауза? Как будто Валентин хотел сказать что-то другое.

Я сердито смотрю в насмешливые голубые глаза и бормочу:

– Ты же приходил на прошлой неделе!

– Ну, разве она не колючка? – играя на публику, разводит руками Валентин.

Над столиками, где сидят одни лишь дамы, зависает ровный пчелиный гул. Ну вот, теперь я снова стала предметом обсуждения и осуждения.

– Машенька, в самом деле, как можно не ценить такого преданного друга! – лепечет Галина Трофимовна, успевшая пощипать себя за щеки, чтобы они зарумянились.

Мне хочется попенять ей: «Ага, кокетничаете с посторонним парнем? Все Виктору Андреичу расскажу!», но нет желания смущать приятную старушку. Я бы охотно смутила противного Валентина, но, кажется, эта задача мне пока не по плечу.

Он смотрит на меня так, словно знает какой-то секрет – лестный для него, забавный и, возможно, неприличный.

Черт, неужели в былые времена я поверяла этому парню свои девичьи тайны?!

Интересно, какие?

Для меня сейчас все мое прошлое – одна сплошная тайна.

Я нервно комкаю бумажную салфетку, размышляя, посмотреть мне на Валентина новым взглядом прямо сейчас или подождать более подходящего момента?

Страницы: 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Вы держите в руках третью часть древнейшего трактата, содержащего 112 медитационных техник Вигьяны Б...
Вы держите в руках четвертую часть древнейшего трактата, содержащего 112 медитационных техник Вигьян...
Вы держите в руках первую часть древнейшего тантрического трактата, содержащего 112 медитационных те...
Вы держите в руках вторую часть древнейшего трактата, содержащего 112 медитационных техник Вигьяны Б...
Билли просыпается и обнаруживает, что находится в тюремной камере. Ему сообщают, что он обвиняется в...
Гай и Кэтлин Хендрикс – специалисты в области психологии и создатели формулы успешных взаимоотношени...