Письмо Софьи Девиль Александра

– Только, пожалуйста, остановитесь, не доезжая до ворот усадьбы. Мне ведь действительно ни к чему попадаться на глаза дворовым сплетникам.

– Ну что ж, воля ваша. Только жаль, что усадьба уже близко, мне не хочется быстро расставаться с такой хорошенькой девушкой.

И вдруг Софья почувствовала, как сильная рука Призванова обхватила ее талию, его лицо приблизилось к ее лицу, и в следующую секунду, не дав девушке опомниться, он крепко поцеловал ее в губы. Это был страстный и умелый поцелуй, от которого у нее на несколько мгновений закружилась голова. Испытав новое для себя ощущение, она испугалась и, отстранившись от Призванова, хотела соскользнуть на землю, но он удержал девушку в объятиях и глуховатым голосом произнес у самого ее уха:

– Не надо дергаться, ты можешь упасть. А я вовсе не хочу твоего падения.

Софья растерялась, не зная, что ответить на это двусмыслие, и тут же вспомнила, что ей, как достойной девушке, следует дать ему пощечину, и уже размахнулась, но Призванов перехватил ее руку.

– Не надо так торопиться, Софи, еще успеете, это не последний наш поцелуй. – В его словах звучала явная насмешка.

– А я очень надеюсь, что вижу вас в последний раз! Больше никогда к вам и близко не подойду!

– Ну, это будет зависеть не только от вас.

Он спрыгнул с коня и помог ей сойти на землю. И в тот миг, когда они оказались рядом лицом к лицу, солнечный луч вдруг пробился из-за темного облака и неровным, причудливым светом озарил все вокруг.

– Кажется, гроза прошла стороной, – заметил Призванов. – Очень жаль. Ведь в случае ливня я мог бы рассчитывать на ваше гостеприимство.

– Никогда!

Софья зашагала прочь так быстро, что даже споткнулась, но Призванов успел сказать ей вслед:

– Не пойму: вы слишком опытны или слишком невинны?

Когда же она скрылась из виду, он пробормотал про себя: «Кажется, придется действовать кавалерийским наскоком» и, сев на коня, поехал по дороге, ведущей в сторону от Старых Лип.

Софья пришла домой с пылающими щеками и сразу же бросилась в свою комнату, чтобы никто не успел заметить ее смятенного состояния.

Она злилась на Призванова, посмевшего столь явно ее не уважать, но еще больше злилась на саму себя за то, что его поцелуй произвел на нее такое ошеломляющее впечатление. Помимо воли к ней приходило сравнение с Юрием, и она, досадуя, сознавала, что никогда ласки любимого жениха так не волновали и не пробуждали в ней женского естества, как этот поцелуй, насильно сорванный с ее губ.

Наконец, с трудом подавив наваждение, которое могло быть внушено лишь «темным магнетизмом», присущим, как она считала, Призванову, Софья успокоилась и вышла из своей комнаты.

Домна Гавриловна одобрила племянницу за ее визит к отцу Николаю, а девушка мысленно похвалила саму себя за то, что рассталась с Призвановым, не доезжая до усадьбы и не попавшись на глаза никому из слуг.

Пожилая дама казалась очень рассеянной и объясняла свое беспокойство тем, что управитель долго не возвращается из города, куда уехал еще третьего дня. Когда время уже перевалило за полдень, помещица позвала кучера Терентия и велела ему закладывать дрожки для поездки в имение Цинбаловых. При этом она пояснила Евгении:

– Я слыхала, что Цинбаловы лес продают, хотела Евсея послать, чтобы он там присмотрелся, приценился. Так этот плут, видишь ли, в городе задерживается. Наверное, выпил там с дружками в кабаке. Придется мне самой поехать к соседям, посмотреть, какой лес.

Почему-то Софья сразу подумала, что лес – это только предлог, на самом же деле тетушка хочет застать в соседском имении Призванова, пока он еще оттуда не уехал, и расспросить его об Ольге Гавриловне. Вероятно, мысль о сестре все же не давала Домне Гавриловне покоя, чем и объяснялась ее необычная рассеянность.

Кучер долго собирался, и хозяйка проявляла заметное нетерпение. Наконец, дрожки выехали из усадьбы. Погода к тому времени совсем наладилась, сияло солнце, а темноватая полоса дождя виднелась где-то далеко на горизонте.

Вскоре после отъезда Домны Гавриловны в Старые Липы вернулся Евсей и объяснил свою задержку самыми уважительными причинами, хотя Эжени ему нисколько не поверила.

У Софьи тоже состоялся разговор с управителем, причем весьма ее озадачивший и даже огорчивший. Когда она спросила Евсея, что нового в городе, он с хитроватым видом сообщил:

– Видел там этого молодого пана, который к вам сватается.

– Юрия Горецкого? – уточнила девушка, насторожившись.

– Да, кажется, так его зовут.

– И где ты его видел, когда?

– Видел сегодня, как он выезжал из города на очень славной коляске, запряженной парой лошадей.

– Да, он должен к нам приехать со своей матерью! – обрадовалась Софья. – С ним была пожилая дама?

– Нет, никакой дамы с ним в коляске не было, а был только один офицер, гусар.

– Наверное, Ружич, – предположила немного озадаченная Софья. – А какой он из себя?

– Не могу знать. Они все для меня на одно лицо: мундиры со шнурами, усы.

Софья была порядком раздосадована таким известием. «Неужели Юрий сперва решил встретиться с приятелем, а потом уже ехать ко мне? – думала она, перебирая в уме разные варианты. – Или, может, его мать не дала согласия на брак, и теперь он советуется с Ружичем, как быть? Может, хочет увезти меня, обвенчаться тайно, без родительского благословения?» Софья была согласна и на такой рискованно-романтический шаг, только бы Юрий поскорее приехал и разрешил все ее сомнения.

Дела валились у нее из рук, и девушка снова вышла за ворота усадьбы бродить по окрестностям и следить за дорогой. Но чего она никак не ожидала – так это повторного появления давешнего всадника. Призванов возник перед ней словно из-под земли и с самым непринужденным видом объявил:

– Вот, решил заглянуть к вам после охоты, узнать, не хочет ли Домна Гавриловна передать письмо своей сестре. А то ведь я завтра уеду от Цинбаловых.

– Какая досада, а тетушка час назад отправилась к Цинбаловым, – сообщила Софья, стараясь не смотреть на него. – Так что возвращайтесь поскорей обратно, чтобы опять с ней не разминуться.

– Хорошо, я поеду. Но прежде мне надо бы промочить горло. Знаете, фляга моя уже пуста, а очень хочется пить. В вашей усадьбе меня могут спасти от жажды?

Он явно намеревался получить питье из рук Софьи, но девушка твердо решила держаться от него подальше и заявила, махнув рукой в сторону крыльца:

– Ступайте в дом, там Евгения, наша экономка, даст вам вина или воды, чего попросите.

Призванов не стал возражать и направил коня к воротам усадьбы. А Софья устремилась в глубину сада, где решила бродить до тех пор, пока нежданный гость не покинет Старые Липы.

Впрочем, Призванов не собирался преследовать Софью: сейчас это не входило в его намерения. Войдя в переднюю, он увидел Варьку, что было для него очень кстати.

– Ну-ка, милашечка, дай мне напиться, – обратился он к смазливой горничной, которая тут же принялась строить ему глазки.

– А чего же вам, барин: воды или вина? – спросила Варька, кокетливо поводя плечами.

– А все равно: из рук такой красотки, как ты, даже вода покажется вином.

Скоро Призванов самым вольным образом заигрывал с Варькой, обнимая ее и целуя, а она лишь опасливо поглядывала по сторонам и шептала:

– Экий вы прыткий, барин!.. А вдруг увидит кто? Барыня у нас по этой части строгая!

– Ну а если я ночью к тебе приду, когда никто не видит? Примешь? А еще и подарочек тебе принесу.

– Да вы, барин, сами по себе такой молодец, что вас и без подарка можно принять, но только где? Я же в девичьей сплю, а там я не одна. А на сеновал пойти – так сторож может заметить или кучер Терешка, он все за мной следит, проходу не дает.

– А что же, в доме совсем не найдется комнаты, где мы с тобой могли бы уединиться?

– Ну, разве что в чулане под лестницей. Там чисто, да и лавку можно застелить…

Строгая Домна Гавриловна не подозревала, что чулан, в котором хранились сундуки и мешки со старыми вещами, частенько использовался домашними слугами для ночных свиданий. Конечно, ключи от кладовых и всех подсобных помещений имелись лишь у хозяйки и экономки, но Варька с помощью одного из своих милых дружков ухитрилась подобрать отмычку к несложному затвору.

– Хорошо ты придумала, – одобрил Призванов. – Только я ведь дом ваш плохо знаю, могу ночью заблудиться. Проведи меня сейчас, покажи, где чьи комнаты. А заодно еще придумай, как мне лучше в дом проникнуть: через окно, что ли?

– Зачем через окно, можно через заднее крыльцо. Я с вечера незаметно отопру там дверь.

– Умница ты, Варюшка. – Он притянул ее к себе и поцеловал. – Ну, давай, пока никого нет, проведи меня по дому.

Через пару минут граф уже знал расположение комнат. Дом, построенный в виде буквы «П», был одноэтажный, но с высоким цоколем; внизу располагались подсобные помещения, кухня и комнатушки дворовых слуг. В средней части здания была парадная прихожая, столовая и две гостиные, которым Домна Гавриловна старалась, как могла, придать «светскость», усвоенную ею в молодые годы. Призванова больше всего интересовало то крыло дома, где располагалась спальня Софьи, но Варька его туда не повела, лишь указала издали:

– А в тот коридор лучше не заглядывай: там барыня спит, Софья, а также экономка со своим французом. А еще Оксанка и Палашка крутятся, они прислуживают барыне и ее племяннице-байстрючке.

– А ты не любишь барышню Софью? – усмехнулся Призванов.

– Да за что мне ее любить? Мать у нее была крепостная, как у меня, а Соньке этой неизвестно за что такие блага. Чем она лучше меня? Тем, что ее прижили от барина? Так, может, и меня от какого-нибудь барина, да никто об этом не знает.

– Ну, коль вы с ней так враждуете, то она ведь тебя может выдать, если что заметит. Покажи, где ее комната, чтоб я на всякий случай опасался.

Варька показала, а в следующий миг со стороны передней раздался громкий голос Евгении:

– Эй, девушки, вы куда подевались? Варя, Оксана!

Служанка сделала испуганные глаза, но Призванов ее успокоил:

– Иди туда как ни в чем не бывало, а я позже выйду. Не бойся, никто не догадается. А вечером не забудь отпереть дверь на заднее крыльцо.

Варька кивнула и опрометью бросилась в переднюю, а Призванов, выждав пару секунд, вошел в спальню Софьи. Здесь он быстро окинул взглядом все детали обстановки: кровать, комод, секретер с письменными принадлежностями, прикроватный столик, на котором стоял графин с водой. Молодой человек вынул из кармана крошечную серебряную коробочку, насыпал из нее в графин порошка и немного поболтал сосуд, чтобы лучше растворилось. Затем осторожно выглянул из двери, убедился, что в коридоре никого нет, и быстро прошел в переднюю, где встретил весьма удивленную его появлением Эжени.

– Граф, вы здесь?… Как вы…

– Простите, сударыня, я только что приехал, но никого не встретил и осмелился заглянуть в гостиную. Слуги куда-то подевались…

– Ну да, хозяйка уехала, а эти бездельники пользуются случаем, чтобы разбежаться кто куда. Правда, только что здесь была Варька и почему-то вся раскрасневшаяся. Уж не вы ли ее смутили? – Эжени лукаво погрозила пальцем. – Она девица падкая на таких бравых мужчин, как вы. А вы тоже, кажется, не пропустите случая.

– Но в том ведь нет большого греха, мадам? – спросил он по-французски и улыбнулся.

– Может, и нет, но Домна Гариловна строго смотрит на шалости слуг. Хотя наши девицы все равно ухитряются заводить себе дружков, а иногда и беременеть.

– Что ж, природу не обманешь. А кстати, где Домна Гавриловна? Я ведь специально оторвался от охотников и приехал к ней спросить: не желает ли передать письмо своей сестре? Я же скоро возвращаюсь в Вильно.

– Вы, наверное, с Домной Гавриловной разминулись, вот досада! – Евгения всплеснула руками. – Она как раз к Цинбаловым поехала. Вроде бы по хозяйственным делам. А может, про себя думала с вами встретиться. Но коль вы приехали, то подождите ее. Уже вечереет, она должна скоро вернуться.

– Нет, я, пожалуй, лучше поеду ей навстречу. Дорогу я теперь знаю, так что не разминемся.

Призванов уехал, а Домна Гавриловна вернулась меньше чем через час и, как оказалось, никого по дороге не встретила. Узнав, что так нелепо разминулась с графом, она не смогла скрыть своей досады и, пожаловавшись на усталость, легла спать раньше обычного.

Глава пятая

У Софьи под вечер тоже вконец испортилось настроение. Юрий так и не появился, а фривольное обращение Призванова не переставало ее возмущать. Потом еще и Оксана подлила масла в огонь, рассказав, как Варька хвасталась, что красивый офицер, приезжавший с Цинбаловым, заигрывал с ней, обнимал и целовал. «Значит, ему все равно, что я, что Варька! – с негодованием подумала Софья. – Значит, ни образованность, ни хорошие манеры, ни достойное поведение не делают меня лучше в глазах таких господ! Пока будет существовать эта сословная спесь, меня никогда не признают равной!..»

Обида кипела в ней, и за ужином девушка почти ничего не ела, ей не нравилась ни еда, ни разговоры, все ее раздражало, и, сославшись на головную боль, она ушла в спальню так же рано, как и Домна Гавриловна.

Но, раздевшись, в кровать Софья не легла; сон к ней не шел. Она снова открыла дневник с вложенным в него листом, на котором вчера смогла написать лишь обращение к высокому адресату. Сегодня же мысли сами текли из разгоряченной головы, и приходилось сдерживать их напор, чтобы отобрать наиболее важные и не сделать послание длинным или сумбурным. Когда свет июньского дня стал угасать, Софья зажгла две свечи на подставке и продолжила работать над письмом, сокращая или исправляя целые фразы. Наконец, черновик был готов, она перечитала его и, удовлетворившись результатом, взяла чистый лист, чтобы переписать. С наивной самонадеянностью юности она верила, что ее письмо попадет к тому, к кому было обращено. «Я обязательно найду способ его передать! – уверяла она саму себя. – Если не через Франсуа, то через Вельсовича. Разве мой голос не имеет права быть услышанным?»

В висках у нее стучало от возбуждения, во рту пересохло, как от лихорадки. Налив воды из графина в стакан, она сделала пару глотков, но вода показалась ей невкусной. «Ах, мне сегодня все не нравится!» – проворчала она раздраженно и взялась переписывать письмо на чистовик.

Закончив переписку и поставив подпись, Софья откинулась на спинку стула, довольная и одновременно недовольная собой. Ей все время казалось, что она еще что-то важное должна добавить к посланию. Но постепенно ею овладевала сонная усталость, мысли начали путаться, и девушка решила немного отдохнуть, а потом, если вспомнит что-то важное, изложить это в постскриптуме. Оставив письмо на секретере, она легла, хотя не собиралась спать. Однако, едва оказавшись на кровати, Софья тут же погрузилась в дремоту, глаза ее закрылись, а всякие мысли выветрились из головы. Она не слышала, как через несколько минут дверь в ее спальню тихонько отворилась и вошел Призванов.

Заднее крыльцо находилось в левом крыле здания, как и комната Софьи, поэтому ночному гостю даже не пришлось пройти мимо чуланчика, где его поджидала Варька, и он незамеченным проник туда, куда хотел.

Софья спала, закинув руки за голову, и эта поза подчеркивала соблазнительные очертания ее небольшой упругой груди под тонкой рубашкой. Сбившееся к ногам покрывало обнажило округлые колени девушки. Ее волосы разметались по подушке, яркие губы чуть приоткрылись во сне. Пламя свечи придавало спящей красавице ореол таинственности.

«Да, обольстительная нимфа, – прошептал Призванов. – Недаром этот простак Горецкий хочет на ней жениться». Он снял куртку и, повесив ее на стул, подошел к кровати.

Но тут Софья слегка зашевелилась, что-то невнятно пробормотала во сне, и ночной гость понял, что сон ее некрепок, а потом обратил внимание, что стакан с водой почти полон. Это свидетельствовало о некотором сбое в задуманном кавалерийском наскоке, и Призванов нахмурился, не зная, как поступить.

Обведя взглядом комнату и заметив на секретере исписанный лист бумаги, он подошел и наклонился над ним с небрежным любопытством. Однако, едва пробежав глазами первые строчки, всерьез заинтересовался и, усевшись на стул, стал внимательно читать письмо, написанное весьма грамотно и на хорошем французском языке:

«Сир! К вам обращается простая девушка, наслышанная как о ваших мудрых реформах, так и о кровопролитных военных завоеваниях. Вы исповедуете равенство, а я живу в стране, где пока нет равенства, но есть узаконенное рабство, от которого страдают и крестьяне, и многие образованные люди. Но, каков бы ни был строй в моей стране, я не хочу, чтобы сюда вы пришли с войной, проливая кровь, грабя и разрушая. Однако вы можете стать героем не только своей, но и нашей страны, если договоритесь с императором Александром об отмене крепостного права. Ведь наш государь когда-то и сам этого хотел, но у него не было поддержки среди вельмож, и он рисковал быть свергнутым, как его отец. Но то, чего он не мог сделать, можете сделать вы, и тем самым осчастливите наш народ, который после уничтожения рабства будет вас благословлять. Если же вам безразлично положение таких простых людей, как я, если вы придете в нашу землю не как вестник свободы и равенства, а как завоеватель и разрушитель, то русский народ поднимется против вас в едином порыве».

Призванов усмехнулся и покачал головой. Он был немало удивлен смелостью и оригинальностью рассуждений этой девушки, которую считал просто ловкой притворщицей, пробивающей себе путь наверх. Рядом с письмом лежала еще тетрадь, пролистав которую он обнаружил, что это дневник Софьи. Ему бросилась в глаза одна из записей: «Мне говорят: ты и так должна благодарить судьбу, что не осталась холопкой, как твоя мать. Но ведь это звучит унизительно для меня, словно во мне видят выскочку, сумевшую обойти рамки некоего закона. А если бы не было этого закона, который изначально ставит одних выше других, если бы все при рождении были равны, как это и предусмотрено природой, то тогда достоинства и недостатки каждого были бы видны».

Призванов немного подумал, глядя на спящую девушку, потом сложил вчетверо ее письмо и спрятал в карман своей куртки.

И в этот момент Софья, словно почувствовав опасность, внезапно проснулась. В первые две секунды она ошеломленно глядела на ночного пришельца, потом хотела закричать, но он успел опередить ее, пересев на кровать и зажав ей рот рукой.

– Не бойтесь меня, Софи, и не поднимайте шума. Вы же не хотите, чтобы сюда сбежались все домочадцы и увидели нас вместе? Давайте договоримся спокойно.

Оценив обстановку и решив, что привлекать всеобщее внимание не в ее интересах, Софья кивнула и, когда Призванов ослабил хватку, спросила:

– Чего вы хотите? И как вы здесь оказались?

– Я оказался здесь с помощью небольшой хитрости, но для вас это неважно. А чего я хочу – догадаться нетрудно. Хочу, чтобы вы меня хотя бы немного полюбили.

– Хотите взять меня силой? – Голос девушки дрогнул, но выражение лица оставалось твердым и негодующим.

– Нет, зачем же. Насиловать вас я не собираюсь. Да и ответной страсти не требую. Достаточно, если вы просто не будете сопротивляться.

– И вы думаете, что, испугавшись огласки, я безропотно вам уступлю? Плохо же вы меня знаете!

Девушка снова приготовилась закричать, но Призванов одной рукой зажал ей рот, а другой крепко обнял за плечи.

– Я знаю вас лучше, чем вы думаете, Софи. Только что я прочитал ваше письмо Наполеону и некоторые мысли из дневника. Признаться, я был поражен. Обычно девицы пишут в дневник о своих любовных переживаниях, а письма адресуют подругам, кузинам или возлюбленным, если таковые имеются. Но вы написали самому Бонапарту, да еще с каким масштабным предложением! – Призванов тихонько рассмеялся. – Несмотря на всю наивность вашего замысла, я восхищен. Оказывается, вы весьма образованны и у вас обостренное чувство собственного достоинства. Жаль только, что Наполеон не последует вашему благому совету, даже если письмо каким-то чудом попадет к нему в руки. И знаете почему? Да потому, что ему дела нет до страданий какого-то там туземного народа, да и собственных солдат он, в общем-то, не жалеет. Он никогда не пойдет на отмену крепостного права в нашей стране, потому что боится беспорядков, бунта, который погубит царскую власть. С кем тогда он будет договариваться в случае победы, на которую так рассчитывает? Да, красавица, вы поступили глупо и неосмотрительно, написав такое письмо. Ведь сейчас войска Наполеона стоят за Неманом, со дня на день начнется война. А может быть, уже началась, но известия о ней до нас пока не дошли. А как называют людей, которые пишут врагу отечества, да еще и предлагают ему поднажать на нашего государя? Таких людей называют позорным словом «предатель», а еще им может грозить тюрьма или другое наказание. Об этом вы подумали? Боюсь, что нет. А ведь ваше письмо может попасть в руки властей, и тогда…

В глазах девушки отразился испуг, и она дернулась в сторону секретера, но, не увидев на нем письма, растерянно перевела взгляд на Призванова.

– Я спрятал ваше письмо, – сказал он с коварной улыбкой, – но обнародую его, если вы сейчас будете кричать и звать на помощь. Вы обещаете молчать?

Она кивнула, и он разжал ей рот.

– Это подло, низко… – прошептала Софья. – Вы бесчестный человек… я вас ненавижу и презираю.

– Душенька, не надо так драматично. Чем раньше вы поймете, что за все в жизни надо платить, тем лучше. Я буду молчать о вашем письме, а вы взамен не вытолкаете меня из своей спальни хотя бы в течение получаса. Это условие пари, которое я должен непременно выиграть.

– Пари? Вы заключили на меня пари? Наверное, с Заборским? – догадалась Софья. – Вы с ним достойные друзья!

– Он мне не друг, а вы напрасно на меня злитесь.

– Как я могу не злиться на человека, который загнал меня в ловушку!

– Представьте, я тоже загнан в тупик, у меня будут большие затруднения, если я не выиграю это пари. Ну, разве вам так уж трудно потерпеть мое общество еще немного?

– А что потом? Сюда придет Заборский?

– Заборского я не видел уже два дня, думаю, что он сейчас в городе. А его приятель Цинбалов спрятался в саду, дабы убедиться, что я покину дом через окно вашей спальни. Вот и все. Кстати, должен заметить, что сторожа у вас в усадьбе никудышные, а собак вообще не слышно.

– Все это затеяно, чтобы испортить мне репутацию? Дескать, такую девицу любой может иметь и без женитьбы? Кому-то очень хочется меня унизить, чтобы я не поднялась выше уровня, отведенного мне при рождении? Всяк сверчок знай свой шесток, да?

– Ну, полно кипятиться. Вы так дрожите от волнения и гнева, что мне даже страшно за вас. Успокойтесь, выпейте воды.

Он протянул ей стакан, и Софья залпом его осушила. Грудь ее высоко вздымалась, глаза метали искры, и она даже не подозревала, как соблазнительна в эту минуту и какое сильное искушение испытывал Призванов, глядя на нее. Внезапно сделавшись очень серьезным, даже хмурым, он сказал:

– Не бойтесь, вы не останетесь на своем шестке, ведь на вашей стороне природа, которая создала вас чертовски привлекательной. К тому же вы умны, честолюбивы и умеете рассуждать, как не всякая барышня. «Если бы не было закона, который изначально ставит одних выше других, если бы все при рождении были равны, как это и предусмотрено природой…»

– Читать чужие дневники так же бесчестно, как и чужие письма!

– О, я прочел совсем немного, но достаточно, чтобы понять ваши взгляды на жизнь. Традиционный порядок вещей вам не подходит, и это понятно. Зачем вам придуманные людьми законы? Незаконный сын Эдмунд рассуждал примерно так же.

– Эдмунд?…

– Да, из «Короля Лира». Знаете такую пьесу? – Он отвел взгляд в сторону и с невеселой усмешкой пробормотал:

Природа, ты моя богиня. В жизни
Я лишь тебе послушен. Я отверг
Проклятье предрассудков и правами
Не поступлюсь…

– Почему вы мне об этом говорите? Такое впечатление, что эти слова затрагивают вас лично. Или вы вправду ставите несправедливые людские законы выше законов природы?

Его голос долетел до нее словно издалека:

– Не знаю, но моя природа влечет меня к тебе…

Внезапно Софья почувствовала, что мысли ее начинают путаться, тело охватывает дремотная слабость, а глаза застилает радужная пелена. Лицо Призванова, освещенное пламенем свечи, вдруг показалось ей призрачным, нереальным, и она заплетающимся языком пробормотала:

– Это все вы… вы меня чем-то опоили?…

Вместо ответа он обнял девушку и прижался к ее губам долгим, страстным поцелуем. Потом сбросил на пол свою одежду и осторожно снял рубашку с обмякшего тела Софьи.

Девушка пыталась сопротивляться, но волны дурманящего сна лишали ее сил. В первую минуту краем сознания она еще чувствовала грозящую ей опасность, а потом это ощущение прошло, сменившись знойной истомой, в которой смешались сон и явь. В томительно-сладких грезах перед Софьей мелькали сверкающие долины, роскошные сады с фонтанами, душистые гирлянды роз, беломраморные дворцы, спускавшиеся ступенями к морю; и все эти яркие видения сопровождались упоительной музыкой, которая то затихала до нежных переливов, то звенела безумным торжеством, словно возвещая приближение чего-то небывалого, какого-то ликующе-сокрушительного апофеоза… Погруженная в дурман сна девушка не сознавала, что чувственные картины, распалявшие ее воображение, подогреваются извне страстными и умелыми ласками Даниила, который все сильнее возбуждался от ее красоты, наготы и беспомощности. И в тот миг, когда она в забытьи ответила на его поцелуй, уже никакая узда не смогла бы сдержать воспламененного соблазнителя.

И вдруг сквозь сон девушка ощутила боль. Она не сознавала природу этой боли и не могла проснуться до конца, а только пыталась освободиться от чего-то тяжелого, твердого, властно завладевшего ее телом.

– Больно… – прошептала она одними губами.

У самого уха Софьи прозвучал хриплый голос Призванова:

– Боже, ты девственна… я не думал, прости…

Это открытие его удивило, но он уже не мог остановиться, слишком сильным и мучительным в своей остроте было его желание.

– Больно… – снова повторила девушка, хотя в этот миг к ее боли примешалась какая-то пронзительная сладость, а еще стыд, сознаваемый даже во сне.

Она уже наполовину проснулась, когда возбуждение ее любовника достигло предела, и он со стоном и неистовыми поцелуями утолил свое желание до конца.

Перемена, свершившаяся в теле Софьи, была слишком ощутима, чтобы не победить усыпляющее действие выпитого ею зелья. Сквозь пелену дурмана к девушке прорвалась мысль о чем-то важном и непоправимом, и в следующую минуту Софья уже сидела на кровати, протирая глаза и мучительно пытаясь сбросить с себя остатки ночного наваждения. Она вскрикнула, увидев рядом с собой обнаженного Даниила, и еще раз вскрикнула, увидев свою собственную наготу. Телесная боль свидетельствовала о потере девственности, и Софья готова была зарыдать от отчаяния.

– Прости, я был уверен, что ты уже отдавалась своему жениху, – вздохнул Призванов. – Но, оказывается, ты не притворялась невинной. Я искренне раскаиваюсь.

– Я ненавижу вас! – громким шепотом сказала Софья. – Вы загубили мне жизнь!

– Ну, зачем так сокрушаться? Если жених любит тебя, то он не будет допытываться, девушка ты или нет. Кстати, вряд ли он сделал бы тебя женщиной более искусно, чем я.

Даниил подал Софье ее ночную рубашку, которую она тут же натянула на себя, потом и сам стал поспешно одеваться.

– Я убью вас! – выкрикнула Софья, дернувшись в его сторону, но боль помешала ей встать с кровати. – Распутный негодяй!.. Я всем расскажу, что вы подпоили меня зельем, а потом изнасиловали!

Призванов выплеснул за окно остатки воды из графина, потом сел на кровать и, взяв девушку за подбородок, внушительным голосом сказал:

– Ты будешь молчать о том, что произошло. Помни, что у меня твое письмо к врагу отечества. Ты же не хочешь прослыть предательницей и наполеоновским агентом?

– Я ненавижу вас! – снова повторила Софья и ударила его по руке.

– А я питаю к тебе совсем противоположные чувства! – рассмеялся Призванов. – Мне приятно будет вспомнить о нашей встрече. Однако нам пора прощаться. Боюсь, мы теперь не скоро увидимся, ведь начнется война.

– Желаю, чтобы вас убили на этой войне! – воскликнула Софья дрогнувшим голосом.

– Не надо так резко, ведь пожелания иногда сбываются.

Призванов еще не успел встать с кровати, как вдруг дверь в спальню распахнулась и девушка с ужасом увидела на пороге Горецкого. Он шагнул в комнату, переводя потрясенный и гневный взгляд с Софьи на Даниила. А за его спиной мелькнуло ухмыляющееся лицо Заборского.

– В чем дело, Заборский, мы ведь так не договаривались! – тут же вскинулся Призванов. – Зачем ты привез этого господина?

Заборский пожал плечами:

– Что же я мог поделать? Горецкий приехал сегодня вечером и немедленно захотел проведать свою невесту!

Софья, совершенно потеряв дар речи, прижимала к груди покрывало и боялась взглянуть в глаза Юрию. А он, выйдя из замешательства, стал бросать ей в лицо сбивчивые и жестокие обвинения:

– Поверить в твою чистоту!.. Как я мог быть таким простаком!.. Недаром моя мать воспротивилась этому браку! Но я хотел жениться даже без ее благословения! Черт возьми!.. Еще немного – и я бы связал себя с распутной девкой! Хорошо, что вовремя остановился!

– Юрий!.. – воскликнула Софья, сдерживая слезы.

– Может, хочешь еще зарыдать в свое оправдание? Но ведь никаких слов не надо, когда весь твой позор – налицо! Что, скажешь, вы тут на кровати играли в шахматы? Или пели псалмы? Или, может, он взял тебя силой, а ты побоялась позвать на помощь в собственном доме?

Глаза Софьи метнулись в сторону Призванова, но он выразительно похлопал по карману куртки, из которого выглядывал краешек письма, и девушка не решилась ничего сказать.

В этот момент из коридора в комнату заглянула Оксана и подала голос в защиту своей барышни:

– Наверное, пан офицер шел к Варьке, да перепутал комнаты, вот и оказался здесь! А Софья Ивановна не виновата, это Варька собиралась встретиться с кавалером, а не она!

Но Варька, тоже прибежавшая на шум, тут же прервала Оксану:

– И ничего не ко мне он шел, а к этой самой байстрючке Соньке, которая в барышни выбилась! И не мог офицер перепутать комнаты, эта спальня от нашей девичьей далеко!

Горецкий подступил к Призванову:

– А вы, сударь, почему здесь оказались? Вы ведь знали, что девица Софья – моя невеста?

– Знал, – спокойно ответил Призванов.

– Вот как? И все-таки захотели именно ее соблазнить? Не нашли себе другой забавы, как только опозорить меня, сделать посмешищем? Вы бесчестный человек, и я вас вызываю!

Горецкий хотел дать пощечину Призванову, но тот перехватил его руку и с иронией сказал:

– Зачем же так кипятиться и руки распускать? Я принимаю ваш вызов. Если вам угодно, будем стреляться завтра в полдень на пустыре за дубовой рощей.

– Отлично. – Горецкий стиснул зубы. – Моим секундантом будет Заборский, ведь благодаря его содействию я узнал правду и избежал позорной женитьбы.

– Вы сделали подходящий выбор, – усмехнулся Призванов. – Ну а я, чтобы далеко не ходить, возьму в секунданты Цинбалова.

С этими словами он шагнул к окну и, взобравшись на подоконник, выпрыгнул в сад.

Софья была близка к обмороку. Перед ней, как в туманном хороводе, мелькали лица, и она не могла сосредоточиться ни на одном из них, лишь краем сознания отмечала гневный взгляд Юрия, злорадные ухмылки Заборского и Варьки, сочувствие в круглых глазах Оксаны.

Но через несколько секунд Софье стало еще хуже, потому что в спальне появилась Домна Гавриловна. Бледное и взволнованное лицо тетушки свидетельствовало о том, что ей уже донесли о скандале, и она пришла разобраться, что к чему.

– Ну-ка, быстро объясняйте мне, в чем дело, господа! – потребовала Домна Гавриловна. – А ты, голубушка, объясняй в первую очередь, почему у тебя в спальне ночные гости?

– Простите, сударыня, но мы с Заборским не гости, а свидетели! – Горецкий взволнованно перевел дыхание. – А гость – то есть любовник этой особы, – он указал на Софью, – только что выпрыгнул в окно.

– Любовник? Софья, что они говорят? – пожилая дама подступила к девушке. – Ответь своему жениху, что тебя оклеветали!

Софья не в силах была вытерпеть прямой взгляд Домны Гавриловны и закрыла лицо руками.

– Видите, ей нечего сказать! – горько усмехнулся Юрий. – Так вот, знайте, уважаемая сударыня, что в постели этой девицы сегодня побывал граф Призванов. И, боюсь, что он не первый и не последний в череде ее любовников!

– Юрий, что ты говоришь!.. – со стоном воскликнула девушка.

– Говорю все как есть! – жестко продолжал Горецкий. – Да и чего можно было ожидать от девки, рожденной в грехе и поднаторевшей в притворстве! Именно об этом меня предупреждала моя мать, да и многие другие люди, а я не верил! Но, слава Богу, вовремя прозрел!

– Что я слышу, прямо какой-то бред!.. Граф Призванов – любовник?… – Домна Гавриловна потерла виски и повернулась к Заборскому: – Это ведь вы приставали к Софье на балу? Наверное, и графа к ней тоже вы привели?

– Я здесь абсолютно ни при чем, разбирайтесь сами в своих семейных делах! – махнул рукой Заборский и поспешно исчез в темноте коридора.

– Теперь и мне нет никакого дела до вашей семьи, потому что я больше не жених этой особы! – заявил Горецкий. – Завтра рассчитаюсь с негодяем, который меня опозорил, и больше никогда не появлюсь вблизи этих мест!

Он вышел, даже не оглянувшись на Софью, а она зарыдала ему вслед и уткнулась лицом в подушку.

Домна Гавриловна вытолкала из комнаты служанок, закрыла дверь и, подойдя к Софье, за волосы приподняла ей голову.

– Рассказывай все как есть! – в голосе пожилой дамы прозвенели металлические нотки. – Ты и вправду спала с Призвановым?

Но Софья ничего не отвечала, только отворачивалась, пряча глаза.

– Значит, правда… Ах ты, бесстыдница! – Не сдержавшись, Домна Гавриловна отвесила девушке две пощечины.

– Можете наказывать меня как угодно, но я не виновата в том, что случилось, – прошептала Софья.

– Не виновата в том, что переспала с мужчиной? Так он взял тебя силой? Почему же ты не позвала на помощь? Мы бы наказали злодея!

– Нет, насилия не было. Но он меня одурманил, я была не в себе…

– Одурманил? Не в себе? Понятно, чем этот бравый красавец граф мог одурманить такую дурочку, как ты. На минуту потеряла голову – и навеки лишилась доброго имени и хорошего жениха.

– Нет, я не теряла головы из-за графа! Я люблю Юрия и никого другого!

– Юрия она любит! О Юрии теперь забудь. И о моей доброте тоже забудь, теперь никаких поблажек тебе не будет. Такого позора по твоей милости набраться на склоне лет!.. За что мне это наказание?… А я-то думала замуж тебя выдать с почетом, наследницей своей сделать…

Домна Гавриловна тяжело вздохнула и прижала руку к сердцу.

– Тетушка, я хочу умереть, провалиться сквозь землю!.. – всхлипнула Софья и ничком упала на кровать.

– Ладно уж, не реви, слезами горю не поможешь. Завтра подумаю, что с тобой делать дальше. А пока спи, если можешь.

Домна Гавриловна вышла из комнаты, а Софья, оставшись одна, какое-то время еще плакала, металась на кровати и проклинала Призванова с Заборским. Потом буря ее потрясений немного улеглась, и сонное зелье стало исподволь возобновлять свое действие, обволакивая девушку дремотным полузабытьем. До утра ее изводили странные кошмары, в которых боль от потери девственности смешивалась с постыдной остротой ощущений, а жуткие картины падения в пропасть сменялись головокружением заоблачных полетов.

Глава шестая

Проснулась Софья поздно и долго не могла стряхнуть с себя остатки своего тяжелого, нездорового сна. За ночь телесная боль в ней почти утихла, зато душа ее ныла, не переставая. Софье стыдно и страшно было показываться на глаза всем без исключения домочадцам, ибо она знала, что стараниями Варьки даже дворовые слуги будут оповещены о ночном позоре барышни. А Заборский и его дружки, вероятно, позаботятся разнести пикантные слухи по городу и окрестностям. Девушке хотелось зарыться в какую-нибудь норку, или убежать на край света, или навеки заснуть и не просыпаться, и она лежала, сжавшись под одеялом, отодвигая ту минуту, когда придется все-таки выйти из спальни…

И вдруг одна мысль заставила ее не просто подняться, а рывком вскочить с кровати: Юрий Горецкий в опасности! Он в полдень будет стреляться с этим чудовищным Призвановым, который не пощадит жизнь Юрия так же, как не пощадил ее девичью честь.

Софья выглянула в окно и, убедившись, что солнце поднялось уже высоко над горизонтом, разволновалась. Значит, до начала злополучной дуэли осталось совсем мало времени. Если с Юрием случится несчастье, в этом будет и ее вина, хотя, по сути, она ни в чем не виновата, а сама стала жертвой… «Нет, виновата! – вдруг яростно подумала Софья, готовая разорвать саму себя. – Виновата в глупой неосторожности и в малодушии! Зачем оставила письмо на виду? Зачем испугалась угроз Призванова? Пусть бы лучше он обнародовал это злосчастное письмо! Но ты струсила, и он тебя обесчестил! И вот теперь Юрию грозит смертельная опасность, потому что боевой офицер наверняка стреляет лучше человека, год назад ушедшего в отставку!»

Подстегнутая неистовой тревогой, девушка заметалась по спальне. Ей очень хотелось пить, и при взгляде на пустой графин она снова вспомнила о сонном зелье, погрузившем ее в постыдное забытье, окончившееся горьким пробуждением.

Выглянув из комнаты, она увидела Оксану и попросила ее принести воды для питья и для умывания. Сердобольная горничная посокрушалась о вчерашнем, предположив, что все подстроила коварная Варька, но Софье так же тягостно было выносить сочувствие, как и осуждение. Она велела Оксане выйти и помылась без ее помощи – тем более что после ночных событий это было делом деликатным. Затем, наскоро одевшись и причесавшись, Софья устремилась по коридору к заднему крыльцу, чтобы выйти из дому никем не замеченной.

Однако ей не удалось проскользнуть мимо Домны Гавриловны, которая поймала ее за руку уже во дворе:

– Куда это ты нацелилась бежать, голубушка? От позора все равно не убежишь, придется вытерпеть!