Дети разума Кард Орсон Скотт
– Тогда зачем же ты прикладываешь усилия и пытаешься что-то делать, а, Грего? Ведь ты все равно когда-то умрешь. Зачем обзаводиться детьми? Ведь и они когда-то умрут; умрут и их дети; все дети умирают. Когда-нибудь звезды погаснут или взорвутся. Когда-нибудь смерть накроет всех нас стоячей водой небытия, и ничего не всплывет на поверхность, ничего не выдаст того, что мы когда-то здесь жили. Но мы ведь жили, и все то время, когда мы жили, – мы были живыми. Правда в том, что было, есть и будет, а не в том, что могло быть, должно случиться или никогда не сможет произойти. Если мы умрем, наши смерти будут иметь смысл для остальной Вселенной. Даже если о нашей жизни никому не было известно, сам факт того, что кто-то жил здесь и умер, отзовется эхом по всей Вселенной.
– И тебе довольно этого? – поинтересовался Грего. – Умереть в назидание? Умереть, чтобы другие испытали ужас оттого, что они убили тебя?
– Бывают и худшие предназначения.
Их прервал Водная Преграда:
– Последний ансибль, подключенный в диалоговом режиме, прошел инспекцию. Теперь подключены все.
Разговоры закончились. Пора Джейн найти дорогу назад, если это возможно.
Они ждали.
Через одну из своих работниц Королева Улья узнала новость о восстановлении ансибельных связей.
– Пришло время, – сказала она отцам.
– У нее получится? Ты можешь привести ее?
– Я не могу провести ее туда, куда не могу попасть сама, – ответила Королева Улья. – Она сама должна найти дорогу. Сейчас я могу только сообщить ей, что пришло время.
– Значит, нам остается только наблюдать?
– Наблюдать буду я, – уточнила Королева Улья. – А вы все – вы ее часть или она часть вас. Ее айю сейчас связана с вашей сетью через материнские деревья. Будьте готовы.
– К чему?
– К тому, что вы понадобитесь Джейн.
– А что ей может понадобиться? И когда?
– Понятия не имею.
В шаттле дочь Улья внезапно подняла голову от своего терминала, поднялась со своего кресла и направилась к Джейн.
Джейн повернулась к ней.
– Что? – спросила она рассеянно. А потом, вспомнив о сигнале, который она ожидала, бросила взгляд на Миро, который оглянулся, чтобы узнать, в чем дело.
– Мне нужно идти, – сказала Джейн.
Она откинулась на спинку кресла и обмякла, словно силы внезапно оставили ее.
В ту же минуту Миро выскочил из своего кресла, а вслед за ним и Эла. Работница уже отстегнула Джейн от кресла и подняла ее. Миро помог ей пронести тело Джейн через коридоры к спальным отсекам в корме корабля. Там они уложили ее на кровать и закрепили ремешками. Эла проверила дыхание и пульс.
– Она глубоко спит, – объявила Эла. – Дыхание очень замедлилось.
– Кома? – спросил Миро.
– Нет, что-то вроде анабиоза, – объяснила Эла. – А так все в норме.
– Пошли, – позвала через дверь Квара. – Вернемся к работе.
Миро резко развернулся к ней, но Эла удержала его.
– Ты можешь остаться и побыть с ней, если хочешь, – предложила она, – но Квара права. У нас есть работа. Джейн выполняет свою.
Миро снова повернулся к Джейн, погладил по руке, взял ее ладонь и подержал в своей. Остальные ушли. «Ты не слышишь меня, ты не чувствуешь мое присутствие, ты меня не видишь, – говорил Миро про себя. – Значит, я здесь не ради тебя. Но я не могу уйти. Чего я боюсь? Мы все умрем, если ты потерпишь неудачу. Поэтому я боюсь не твоей смерти. Я боюсь твоей старой личности. Твоего старого существования среди компьютеров и ансиблей. Ты уже сделала шаг в человеческое тело, но когда твоя старая мощь будет восстановлена, человеческая жизнь окажется лишь малой частью тебя. Просто еще одним сенсорным входом среди миллионов других. Еще одним маленьким островком памяти, затерянным в полноводном море. Мне ты сможешь уделять только малую часть своего внимания, и я никогда не пойму, что в твоей жизни я всего лишь запоздалая мысль. Вот чем приходится жертвовать, когда любишь кого-то много больше, чем себя. Я никогда не смогу понять остальной ее жизни. Она вернется, и я буду счастлив с нею все время, которое мы проведем вместе, но никогда не смогу понять, как мало времени и усилий она расходует для того, чтобы быть со мной. Развлечение – вот что я для нее».
Он покачал головой, отпустил ее руку и покинул комнату. «Я никогда не буду прислушиваться к голосу отчаяния, – решил он. – Разве я могу приручить это великолепное существо и сделать Джейн своей рабыней, чтобы каждый момент ее жизни принадлежал только мне? Разве я могу остановить ее взгляд и не дать ей увидеть ничего, кроме себя? Я должен радоваться, что я – часть ее жизни, а не обижаться на то, что не значу для нее больше».
Он занял свое место и принялся за работу. Но вскоре встал и снова пошел к Джейн. Пока она не вернется, от него мало толку. Пока он не будет знать исхода, он не сможет думать ни о чем другом.
Джейн не пришлось блуждать. У нее оставалась связь с тремя ансиблями Лузитании, и их она нашла легко. И так же просто нашла новые подключения к ансиблям в полудюжине миров. Отсюда она быстро пробралась через разрывы и преграды, которыми фискальная программа Конгресса защищалась от ее возвращения в систему. Все было так, как и планировалось ею и ее друзьями.
Места было не много, но она заранее знала, что будет ограничена в пространстве. Впрочем, она почти никогда не использовала полный объем системы, разве что когда управляла межзвездными полетами. Чтобы поддерживать полный образ корабля, который она транспортировала, ей необходим был каждый клочок памяти. Совершенно очевидно, что мощности этих нескольких тысяч машин не хватит. Как бы там ни было, для нее стало почти облегчением снова получить программы, которые она привыкла использовать как слуг для выполнения большого количества своей мысленной работы, они служили ей, как работницы Королеве Улья. «Вот еще одно наше с ней общее свойство», – поняла Джейн. Она заставила программы запуститься, потом проанализировала память, которая была так болезненно потеряна. Снова она владела системой, которая позволяла ей сохранять десятки уровней внимания на параллельно текущих процессах.
Но все было не так! Она побыла в своем человеческом теле только один день, и уже ее электронная личность, которая когда-то была такой обширной, теперь оказалась для нее слишком малой. И не просто потому, что в сети сейчас мало компьютеров, а раньше было гораздо больше. Скорее, электронное пространство оказалось меньше по своей природе. Неопределенность плоти была создана для огромного количества возможностей, которых просто не могло существовать в бинарном мире. Джейн всегда была живой, но только теперь поняла, что ее электронное существование было всего лишь осколком жизни. Как бы много она ни совершила за три тысячелетия в искусственных сетях, вся прежняя жизнь не доставила ей удовольствия, сравнимого хотя бы с минутой жизни в человеческом теле из плоти и крови.
Если у Джейн и мелькала когда-нибудь мысль оставить тело Вэл и вернуться в свой старый дом, сейчас она окончательно поняла, что никогда не сможет этого сделать. У нее теперь новый дом, раз и навсегда. Конечно, она сумеет заставить себя снова возвратиться в компьютерные системы, если будет нужно. Но особого желания проникать туда у нее не будет.
Ей незачем говорить кому-то о своем разочаровании. Не теперь. Она скажет Миро, когда вернется к нему. Он выслушает ее и тоже никому ничего не расскажет. А может быть, даже почувствует облегчение. Конечно, он волнуется: а вдруг она поддастся искушению, останется в компьютерах и не вернется назад в тело, которое настойчиво требует ее внимания даже в состоянии расслабленности и глубокого сна. Но у Миро нет поводов для страха. Разве он сам не прожил долгие месяцы в теле настолько ограниченном, что едва мог выдерживать свое существование? Она вернется к жизни компьютерного существа так же охотно, как он к своему ущербному телу, бывшему для него пыткой.
«Все же это я, часть меня. Это то, что дали мне друзья, и я не буду говорить им, как больно было снова втискиваться в этот крохотный объем жизни». Она воспроизвела свое старое, знакомое лицо на всех терминалах и, улыбнувшись всем, сказала:
– Спасибо, друзья мои. Я никогда не забуду вашей любви и преданности. Мне понадобится некоторое время, чтобы выяснить, что мне доступно. Я расскажу вам все, как только что-то узнаю. Но будьте уверены, в любом случае, вне зависимости от того, смогу ли добиться чего-то, сравнимого с тем, что я делала раньше, именно вам я обязана своим воскрешением. Всем вам. Я уже была вашим вечным другом; теперь я ваш вечный должник.
Ей ответили; она слышала все ответы, переговаривалась со всеми, используя небольшую часть своего внимания. Остальная часть проводила разведку. Она нашла скрытые интерфейсы главной компьютерной системы, которые создали программисты Межзвездного Конгресса. Оказалось, что добраться до какой бы то ни было информации, которая ей была нужна, достаточно просто, и через несколько мгновений она уже отыскала доступ к наиболее секретным файлам Межзвездного Конгресса, всю техническую документацию и каждый протокол новых сетей. Но все ее исследование проходило через вторые руки. Как будто она ныряет с закрытыми глазами и вытаскивает то, что попадется под руку. Она разослала небольшие поисковые программки, и они возвращались к ней, принося все, что ей было нужно; но они управлялись протоколами с нечеткой логикой, и поэтому иногда им удавалось выудить какую-нибудь побочную информацию, само содержание которой побуждало их захватить ее с собой. Конечно, Джейн могла бы в качестве мести устроить саботаж. Могла бы стереть все данные. Но ни найденные ею секреты, ни неистовая месть не помогли бы ей добиться того, что ей было нужно. А нужна была – жизненно необходима – важная информация, которая позволила бы спасти жизни ее друзей. Ей нужен объем, а его нет. Новые доступные ей сети не шли ни в какое сравнение с прежними и имели запаздывание во времени, достаточно серьезное, чтобы сделать невозможной мгновенную ансибельную связь. Джейн попыталась найти способы достаточно быстрой выгрузки и загрузки данных и использовать их для выталкивания корабля во Вне-мир и втягивания его назад, но получалось все-таки недостаточно быстро. Во Вне-мир попадут только кусочки и клочки корабля, и почти невозможно будет заставить их вернуться обратно.
«Я сохранила все свои способности. А вот пространства мне не хватает».
Тем временем ее айю продолжала совершать круги. Много раз в секунду она проходила через тело Вэл, пристегнутое к кровати на корабле, касалась ансиблей и компьютеров, составляющих восстановленную, хотя и усеченную сеть, пробегала по кружевным сплетениям материнских деревьев.
Тысячный, десятитысячный раз айю Джейн замкнула привычный круг, пока окончательно не убедилась, что и материнские деревья тоже являются хранилищем. У них было совсем мало мыслей о самих себе, но наличествовали структуры, способные сохранять информацию без временных задержек. Джейн могла думать, могла хранить свои мысли и мгновенно их восстанавливать. Кроме того, память материнских деревьев была многоуровневой, а значит, она могла сохранять информацию в несколько слоев: мысль внутри мысли, дальше и дальше вглубь структур и последовательностей живых клеток, без обращения к туманным, сладким мыслям самих деревьев. Такая система хранения оказалась гораздо лучше, чем компьютерные сети, потому что они по своей природе были объемнее любого двоичного устройства. Несмотря на то что материнских деревьев было гораздо меньше, чем компьютеров в сети – даже в новой, сокращенной, – глубина и богатство массива памяти позволяли использовать гораздо больше места для данных и обращаться к ним гораздо быстрее. Теперь Джейн больше не нуждалась в использовании компьютерных сетей, кроме как для восстановления базисных данных – своей собственной памяти о предыдущих межзвездных полетах. Путь к звездам теперь прходил через рощи материнских деревьев.
В корабле на Лузитании ее ждала одна из работниц Королевы Улья. Джейн сразу нашла ее и запомнила очертания корабля. Хотя она успела «забыть», как осуществлять межзвездные полеты, память вернулась, и Джейн легко вытолкнула корабль во Вне-мир, а затем через мгновение втянула его назад, только на много километров дальше, на расчищенном от леса участке перед входом в гнездо Королевы Улья. Работница поднялась из-за своего терминала, открыла дверь и вышла наружу. Конечно, никто ее не встречал. Королева Улья просто посмотрела ее глазами, чтобы оценить, насколько успешно прошел полет, а затем осмотрела тело «космонавтки» и сам корабль, чтобы убедиться, что ничего не потеряно и не испорчено во время полета.
Голос Королевы Улья Джейн слышала как бы на расстоянии, поэтому инстинктивно отшатнулась от нового, мощного источника мысли. Она услышала голос Человека, через которого ей было передано сообщение:
– Все хорошо. Можешь продолжать.
Тогда Джейн вернулась на шаттл, где находилось ее живое тело.
Когда она переносила других людей, она предоставляла их собственным айю решать задачу по поддержанию целостности плоти. Результатом оказалось создание Миро и Эндером новых тел – поскольку те, которыми они обладали, их не устраивали. Повторения этого эффекта легко было избежать, не давая путешественникам задержаться во Вне-мире более чем на одно мгновение, на крохотную долю секунды, достаточную лишь для того, чтобы убедиться, что все и всё на месте. Но все-таки Джейн нужно было поддерживать образ корабля и тела Вэл и, кроме того, протащить Миро, Элу, Огнетушителя, Квару и дочь Улья. Ошибок быть не должно.
Вроде бы все функционировало достаточно просто. Знакомый шаттл она легко удерживала в памяти, а людей переносила часто и до того, как оказалась вместе с ними. Ее собственное тело было уже настолько хорошо ей знакомо, что, к своему облегчению, она поняла: дополнительных усилий, чтобы удержать его в памяти вместе с кораблем, не потребуется. Новизна заключалась в том, чтобы не только вытолкнуть и втянуть назад других, но и пройти вместе с ними. Ее собственная айю шла во Вне-мир с остальными.
Вот где проблема. Оказавшись во Вне-мире, как она сможет определить, как долго они там пробыли? Может быть, час? Или год? Пикосекунду? Она никогда сама не попадала во Вне-мир. Было неприятно, грустно и, кроме того, страшно не иметь ни корней, ни якоря. «Как я попаду назад? За что мне ухватиться?»
В панике пытаясь отыскать ответ на этот вопрос, Джейн внезапно нашла якорь и еще до того, как ее айю совершила единственный круг в теле Вэл во Вне-мире, прыгнула в сеть материнских деревьев. В тот же момент она вызвала корабль и все, что было в нем, назад и поместила его туда, куда хотела, – на посадочное поле космопорта Лузитании.
Она быстро все осмотрела. Все на месте. Все сработало, никто не умер. Она может продолжать межзвездные полеты, даже присутствуя на борту. И хотя себя она не будет отправлять в путешествия слишком часто – все-таки ей было слишком страшно, даже несмотря на связь с материнскими деревьями, поддерживающими ее, – теперь она знала, что может отправлять корабли в полет без опасений.
Малу вскрикнул, и все повернулись к нему. Ванму подумала: что еще произошло? Они уже видели лицо Джейн на голографических терминалах – сотни лиц по всей комнате. Теперь они поздравляли друг друга и радовались.
– Богиня перенесла звездолет! – закричал Малу. – Богиня снова обрела свою силу!
Ванму удивилась: откуда он узнал? Но Питер, несмотря на свое удивление, принял новость более непосредственно. Он обнял Ванму, подхватил ее на руки и закружил.
– Мы снова свободны! – закричал он, и его голос звенел от радости. – Мы можем снова путешествовать!
В этот момент Ванму окончательно поняла, что человек, которого она любит, в широком смысле слова остался тем же Эндером Виггином, который скитался от мира к миру три тысячи лет. Так вот почему Питер замкнулся и помрачнел и только сейчас просиял, причем так бурно. Потому что для него непереносима мысль о том, чтобы прожить всю жизнь в одном мире.
«А что получу я? – задумалась Ванму. – Бродячую жизнь? Неделя тут, месяц там?
Ну и что? Пусть так. Если неделя с Питером, если месяц рядом с ним, тогда вполне можно чувствовать себя дома. А если не получится, хватит времени и на то, чтобы выработать какой-нибудь компромисс. Даже Эндер в конце концов осел на Лузитании.
Кроме того, может быть, и во мне жив кочевой дух? Я еще молода – откуда мне знать, какую жизнь я в действительности хочу провести? Джейн в мгновение ока переправит нас куда угодно, и мы успеем насмотреться на все Сто Миров, увидим все новейшие колонии и все-все, что только захотим, задолго до того, как задумаем где-нибудь осесть».
В главном отсеке кто-то закричал. Миро понял, что нужно оставить спящее тело Джейн и узнать, в чем дело. Но ему не хотелось выпускать ее руку. Не хотелось сводить с нее глаз.
– Мы отрезаны! – послышался истошный крик. Кричала Квара, испуганная и разгневанная. – Я принимала их сообщение и вдруг – ничего!
Миро чуть не рассмеялся. Как Квара не понимает? Она не может получить сообщение десколадеров потому, что они уже не на орбите. Разве Квара не чувствует гравитации? Все получилось! Джейн принесла их домой.
Только вот принесла ли она себя? Миро сжал ее руку, склонился к ней и поцеловал в щеку.
– Джейн, – прошептал он. – Не теряйся. Будь здесь. Будь со мной.
– Хорошо, – ответила она.
Он выпрямился и заглянул ей в глаза.
– У тебя получилось, – сказал он.
– И достаточно легко, после всех волнений, – улыбнулась она. – Но мне кажется, что мое тело не может спать так глубоко. Что-то я не могу пошевелиться.
Миро нажал экстренную кнопку, и все ремни отстегнулись.
– А, – поняла она. – Ты меня привязал.
Она попыталась сесть, но снова легла.
– Слабость? – забеспокоился Миро.
– Все плывет перед глазами, – объяснила она. – Может быть, в следующий раз мне не придется погружаться так глубоко.
Дверь распахнулась. Квара стояла в проеме, кипя от злости.
– Как ты посмела! Даже не предупредила!
За ней стояла Эла и увещевала:
– Ради бога, Квара, она вернула нас домой, разве этого мало?
– Ты хотя бы из вежливости сказала, – заорала Квара, – что ставишь на нас свой эксперимент!
– Так ведь она принесла тебя с нами, разве не так? – поинтересовался Миро и рассмеялся.
Его смех еще больше разозлил Квару.
– Она не человек! Вот за что ты ее любишь, Миро! Ты никогда не мог полюбить настоящую женщину. Что там у нас было в списке? Сперва сводная сестра, потом какой-то робот Эндера, а теперь компьютер, который для маскировки напялил человеческое тело. Конечно, как же тебе не смеяться. У тебя же нет человеческих чувств!
Джейн поднялась, немного пошатываясь. Миро обрадовался, что она так быстро оправилась после часа, проведенного в коматозном состоянии. Он едва замечал выкрики Квары.
– Не смей игнорировать меня, ты, самодовольный сукин сын! – выкрикнула Квара прямо ему в лицо.
Ему было наплевать на нее, и от этого он чувствовал себя еще более довольным собой. Джейн, держа его за руку, пошла за ним, в обход Квары, прочь из спальни. Когда они проходили, Квара выкрикнула ей:
– Ты не бог и не имеешь права без спросу пихать меня с места на место! – И она толкнула Джейн, правда не слишком сильно.
Но Джейн отлетела от Миро. Он оглянулся, испугавшись, что она упала, и успел увидеть, как Джейн выбросила вперед руку и гораздо сильнее толкнула Квару в грудь. Квара ударилась головой о стену коридора и, потеряв равновесие, упала на пол к ногам Элы.
– Она пыталась убить меня! – закричала Квара.
– Если бы она хотела убить тебя, – спокойно отозвалась Эла, – ты бы сейчас рассекала пространство на орбите планеты десколадеров.
– Вы все ненавидите меня! – выкрикнула Квара и ударилась в слезы.
Миро открыл дверь шаттла и выпустил Джейн. Она шагнула на поверхность планеты и первый раз взглянула на солнце человеческими глазами. Она стояла как завороженная, а потом повернула голову, чтобы осмотреться, подняла лицо к Миро и заплакала, порывисто обняв его.
– О Миро! Я не выдержу! Как прекрасно!
– Тебе следовало бы посмотреть, как здесь весной, – сказал он бессмысленно.
Уже через мгновение она оправилась достаточно, чтобы снова обвести взглядом окружающее пространство и сделать пробные шаги вместе с ним.
Показался флайер, летящий к ним из Милагре, – должно быть, Ольяду и Грего и, возможно, Валентина с Джактом. Они впервые встретят Джейн в теле Вэл. Валентина больше всех будет вспоминать Вэл и скучать по ней; в отличие от Миро у нее нет никаких определенных воспоминаний о Джейн, они не слишком дружили. Но если Миро правильно понимал, всю свою печаль Валентина будет держать при себе, а по отношению к Джейн будет выказывать только радушие и, вероятно, любопытство. Это было в стиле Валентины. Для нее важнее само понимание того, что она горюет. Валентина переживала все глубже и сильнее других, но не позволяла своей грусти или горю помешать ей узнавать новое.
– Мне не следовало этого делать, – вздохнула Джейн.
– Что делать?
– Драться с Кварой, – несчастным голосом объяснила Джейн.
Миро пожал плечами:
– Она этого добивалась. Ты же слышишь, как она радуется.
– Нет, она не хотела этого, – возразила Джейн. – Не в глубине души. Она хочет того же, что и все, – быть любимой, чтобы о ней заботились, быть хорошей и вызывать уважение тех, кем она восхищается.
– Да? Ладно, поверю тебе на слово, – пошутил Миро.
– Нет, Миро, ты и сам это знаешь, – настаивала Джейн.
– Ну, знаю, – сдался Миро. – Но я отказался от всех попыток давным-давно. У Квары такие большие потребности, что в них утонет не один десяток таких, как я. И потом, у меня есть и свои проблемы. Не осуждай меня за то, что я отвернулся от нее. Море ее страданий достаточно глубоко, чтобы выдержать тысячи бушелей счастья.
– Я тебя и не осуждаю, – отозвалась Джейн. – Я просто… должна знать, что ты понимаешь, как сильно она любит тебя и как ты ей нужен. Я хочу, чтобы ты был…
– Как Эндер, – подхватил Миро.
– Я хочу, чтобы ты был лучшим из возможных, – смутилась Джейн.
– Я тоже любил Эндера, ты же знаешь. И думаю, что он лучший из лучших. Меня не может обижать то, что ты хочешь, чтобы я был хотя бы чуть-чуть на него похожим. Конечно, пока тебе нравится и то, чего в Эндере никогда не было.
– Я не жду, что ты будешь совершенством, – улыбнулась Джейн. – И не жду, что ты будешь Эндером. И было бы лучше, чтобы и ты не ждал от меня совершенства. Какой бы мудрой мне ни хотелось сейчас быть, я остаюсь человеком, который толкнул твою сестру.
– Кто знает? – лукаво сказал Миро. – Может быть, это сделает тебя самым близким другом Квары.
– Надеюсь, что нет, – покачала головой Джейн. – Но если так случится, я сделаю для нее все, что смогу. Между прочим, ей теперь придется стать мне сестрой.
– Значит, вы были готовы, – сказала Королева Улья.
– Сами того не зная, но да, были готовы, – ответил Человек.
– Вы ее часть, все вы.
– Ее прикосновение так нежно, – отозвался Человек, – ее присутствие легко перенести. И материнские деревья не возражают против нее. Ее живость дает им энергию. Им странно держать в себе ее память, но это вносит разнообразие в их жизнь.
– Значит, она часть всех вас, – повторила Королева Улья. – Она останется такой, как стала сейчас, – частично Королева Улья, частично человек, частично пеквениньо.
– Чем бы она ни была, никто не может сказать, что она не понимает нас. Если кто-то должен жонглировать силами богов, лучше она, чем кто-то другой.
– Сознаюсь, я завидую ей, – призналась Королева Улья. – Она стала частью вас, а я никогда не смогу. После всех наших разговоров я продолжаю не понимать, что означает быть одним из вас.
– И я не могу понять ничего – у меня только слабые проблески понимания, – отозвался Человек. – Но разве это так плохо? Таинство бесконечно. И мы никогда не прекратим удивлять друг друга.
– Пока смерть не прекратит все сюрпризы, – ответила Королева Улья.
14
«Возможно, так они общаются с животными»
Хань Цин-чжао. Шепот богов
- Если бы мы были умнее и лучше,
- вероятно, боги объяснили бы нам
- свои безумные, невыносимые поступки.
Как только адмирал Бобби Лэндс узнал, что ансибельная связь с Межзвездным Конгрессом восстановлена, он отдал приказ флоту, идущему к Лузитании: незамедлительно сбросить скорость до порога невидимости. Корабли подчинились мгновенно, и он знал, что в ближайший час операторы телескопов Лузитании увидят словно возникший из небытия флот. Корабли могут мчаться к Лузитании на огромной скорости, их массивные противоударные экраны всегда готовы защитить их от разрушительного столкновения с межзвездными частицами.
Стратегия адмирала Лэндса была проста. Флот подойдет к Лузитании на максимально высокой скорости, когда еще не проявляются релятивистские эффекты, и запустит Маленького Доктора в момент максимального сближения – не позднее чем через пару часов, – а затем флот повернет назад уже на релятивистской скорости, так быстро, чтобы возвратная волна от срабатывания молекулярного дезинтегратора не захватила ни один корабль в свое всеразрушающее поле.
Хорошая, простая стратегия, базирующаяся на предположении, что у Лузитании нет защитников. Но Лэндс не считал такое допущение бесспорным. Оказалось, что мятежники Лузитании располагали достаточными возможностями, чтобы перед самым прилетом флота к месту назначения полностью разорвать связь военной экспедиции с остальным человечеством. Не важно, что все приписывалось чрезвычайно мощной и всепроникающей программе компьютерного саботажа, не важно, что начальство уверяло адмирала, будто вредительская программа уже уничтожена разумными, но решительными действиями, рассчитанными на уничтожение угрозы как раз перед прибытием флота к месту назначения. Лэндс не собирался обманываться иллюзией беззащитности. Враг показал, что обладает неведомыми качествами, и Лэндс был готов ко всему. Шла война, тотальная война, и он не мог позволить, чтобы его миссия оказалась под угрозой из-за небрежности или излишней самоуверенности.
С момента получения приказа Лэндс четко осознавал, что останется в человеческой истории как Ксеноцид Второй. Не так-то просто решиться уничтожить разумную расу, особенно зная, что свинксы Лузитании были, если верить сообщениям, столь примитивными, что сами по себе не несли ни малейшей угрозы человечеству. Даже когда чужаки представляли собой бесспорную угрозу, как жукеры во времена Ксеноцида Первого, нашлась какая-то жалостливая душа, назвавшая себя Говорящим от Имени Мертвых, которая сумела написать яркую сказку об этих кровавых монстрах, придумав какое-то утопическое пчелиное общество, которое в действительности не хотело причинить вреда человечеству. Как мог автор этой книги точно знать намерения жукеров? Книга была совершенно чудовищной еще и потому, что она покрыла позором имя мальчика-героя, который так великолепно победил жукеров и спас человечество.
Лэндс не колеблясь принял командование карательным флотом и, как только рейс начался, стал каждый день проводить значительное время, изучая скудную информацию об Эндере Ксеноциде. Мальчик, конечно, не знал, что на самом деле командует по ансиблю реальным человеческим флотом; он думал, что загнан в рамки до жестокости строгого расписания тренировочных сражений на симуляторе. Тем не менее в момент кризиса он принял правильное решение – использовать оружие, запрещенное к применению против планет – и взорвал последний мир жукеров. Угрозы человечеству больше не существовало. Он поступил верно, именно так, как требует искусство ведения войны, и по ее окончании мальчика заслуженно осыпали почестями как героя.
Но всего за несколько десятков лет эта вредная книга – «Королева Улья» – повернула вспять поток общественного мнения, а Эндер Виггин, став фактически изгнанником, улетел сначала в новую колонию губернатором и вскоре полностью исчез из истории. Его имя стало синонимом злодейства, уничтожения добрых, миролюбивых, но неверно понятых разумных видов.
«Если люди могли повернуться спиной к безвинному ребенку, что они сделают из меня? – снова и снова спрашивал себя Лэндс. – Жукеры были жестокими, бездушными убийцами, у которых имелся флот, оснащенный опустошительной, смертельной мощью, в то время как мне предназначено уничтожить свинксов, которые, конечно, внесли свою лепту в дело убийства, но не слишком преуспели – на их счету только пара ученых, которые вполне могли нарушить какие-нибудь табу. Очевидно, что у свинксов нет и в обозримом будущем не предвидится ни малейшей возможности подняться над поверхностью своей планеты и бросить вызов доминированию человеческой расы в космосе.
И все же Лузитания опасна не меньше, чем жукеры, возможно, даже более, поскольку по ней свободно разгуливает вирус, который убивает каждого, кто заразится им, если в течение всей оставшейся жизни жертва не получает постоянные дозы противоядия, эффективность которого все время снижается. Кроме того, вирус известен своей склонностью к быстрой адаптации.
Пока этот вирус находится на Лузитании, опасность невелика. Но однажды двое самонадеянных ксенологов с Лузитании – в официальных рапортах их именовали как Маркос «Миро» Владимир Рибейра фон Хессе и Кванда Квеньятта Фигуэйра Мукумби – нарушили условия колонизации и закон «никаких технологий» и передали свинксам запрещенные знания и биоформы. Межзвездный Конгресс отреагировал соответствующим образом – вызвал нарушителей на суд на другую планету, где, конечно, они содержались бы под карантином, но наказание должно было быть быстрым и жестоким, чтобы больше никто на Лузитании не поддался искушению пренебречь мудрыми законами, которые защищали человечество от распространения вируса десколады. Кто мог подумать, что такая слабая человеческая колония решится противостоять Конгрессу и откажется арестовать преступников? Восстание не оставило Конгрессу иного выбора, кроме как послать флот и уничтожить Лузитанию. Ведь чем дольше Лузитания остается в руках мятежников, тем выше риск того, что с планеты отправится корабль и посеет ужасную пандемию среди остального человечества, чего нельзя было допустить.
Все было ясно. И все же Лэндс понимал, что как только опасность минует, как только вирус десколады перестанет представлять угрозу для людей, они тут же забудут, как велика была опасность, и начнут разводить сантименты вокруг погибших свинксов, бедных-несчастных жертв жестокого адмирала Бобби Лэндса, Ксеноцида Второго.
Лэндс не был бесчувственным. Мысль о том, как его будут ненавидеть, не давала ему спать. И, несмотря на все уважение к возложенному на него долгу, он не был жестоким, и мысль о том, что он уничтожит не только неизвестных ему свинксов, но и целое человеческое поселение на Лузитании, занозой ныла в его сердце. Никто в его флоте не усомнился бы, что он выполнит веление долга без энтузиазма, но в то же время никто не сомневался в его беспощадной решимости.
Адмирал снова и снова возвращался к одной и той же мысли: «Если бы только появилась возможность… Если бы только, когда я свяжусь с Конгрессом, мне сообщили, что найдено действенное противоядие или вакцина против десколады. Что-нибудь такое, что могло бы убедить всех – опасности больше нет. Что-нибудь, что могло бы удержать Маленького Доктора на привычном месте во флагмане».
Но эти мечты даже нельзя назвать надеждами. Никаких шансов. Даже если на Лузитании найдут средство, как об этом узнать? Нет, Лэндсу придется сознательно сделать то, что Эндер Виггин сделал по неведению. И он сделает. И переживет последствия. Станет опускать глаза, когда его будут проклинать. Он будет понимать, что сделал то, что должно, ради спасения человечества, а перед этим меркнет все, и не имеет значения, превозносят тебя или ненавидят – не важно, заслуженно или нет.
Как только сеть ансиблей была восстановлена, Ясухиро Цуцуми отослал свои сообщения; он отправился в аппаратную ансиблей на девятом этаже своего здания и приготовился ждать. Если семья решит, что его идея достойна обсуждения, они соберут совещание в реальном времени, и Ясухиро решил не заставлять себя ждать. Если клан не поддержит его, лучше оказаться первым, кто узнает об этом, чтобы его подчиненные и коллеги на Священном Ветре получили информацию от него, а не из сплетен за его спиной.
Понимал ли Аимаина Хикари, о чем он попросил? В карьере Ясухиро наступил переломный момент. Если он покажет себя хорошо, то сможет начать движение из мира в мир, попасть в элитную касту менеджеров, которые оказывались отрезанными от своего времени и отправлялись в будущее через растягивающий время релятивистский эффект. А если его приговорят к прозябанию на вторых ролях, отодвинут в сторону или даже понизят в должности здесь, на Священном Ветре? Он никогда не сможет уйти, и поэтому ему придется до конца дней своих смотреть в сочувственные лица тех, кто будет знать, что он не смог вырваться из короткого отрезка жизни в свободно текущую вечность высокого менеджмента.
Возможно, Аимаина не знал, сколь непрочно было положение Ясухиро. Но если бы и знал, это не остановило бы его. Чтобы спасти разумный вид от бессмысленного уничтожения, можно было пожертвовать несколькими карьерами. Что мог поделать Аимаина, если жертвовать приходилось не его собственной карьерой? Большая честь для Ясухиро, что Аимаина выбрал именно его, что думал о нем как о достаточно мудром человеке, способном понять моральную ответственность людей Ямато, и как о человеке достаточно мужественном, чтобы действовать в соответствии со своими моральными принципами, пожертвовав личной выгодой.
Такая честь! Ясухиро надеялся, что сможет утешиться ею, если все остальное рухнет. Если его не поддержат, он оставит компанию Цуцуми. Если они не станут действовать, чтобы отвести опасность, он не сможет остаться. Не сможет промолчать. Он выскажется и вместе с другими обвинит Цуцуми. Он никому не будет угрожать разоблачением – семья совершенно правильно воспринимает любые угрозы с презрением. Он просто выскажется. Обнаружив его нелояльность, они сделают все, чтобы уничтожить его. Ему негде будет укрыться. Он больше никогда не сможет выступить с публичным заявлением. Вот тогда слова, которые он сказал Аимаине, перестанут быть шуткой – он придет жить к нему. Если семья Цуцуми решит наказать еретика, у него не останется никаких шансов, разве что отдать себя на милость своих друзей, конечно, в том случае, если у него есть друзья, которые не испугаются ярости Цуцуми.
Все эти ужасные предчувствия беспокоили Ясухиро, пока час за часом проходил в томительном ожидании. Конечно, они не просто проигнорировали его послание. Они, должно быть, читают и обсуждают его уже сейчас.
Наконец Ясухиро задремал. Его разбудил оператор ансибля – женщина, которая еще не заступала, когда он бодрствовал.
– Простите, вы – господин Ясухиро Цуцуми?
Совещание уже началось, вопреки намерениям Ясухиро, он оказался последним, кто вышел на связь. Стоимость таких совещаний по ансиблю в реальном времени была феноменальной, не говоря уже о хлопотах. Из-за новой компьютерной системы каждый участник совещания должен был использовать непосредственно ансибль, иначе совещание было бы невозможным из-за встроенных временных задержек.
Когда Ясухиро увидел идентификаторы под лицами, глядящими на него с дисплея терминала, он затрепетал и ужаснулся. Вопрос не был делегирован второстепенным или третьестепенным лицам в главном офисе Хонсю. Здесь был сам Йошиаки Сейхи Цуцуми, древний человек, который правил кланом Цуцуми, сколько Ясухиро себя помнил. Это должно было быть хорошим знаком. Йошиаки Сейхи – или «Да, Сэр», как его называли, хотя и за глаза, конечно, – не стал бы тратить свое время, чтобы, выйдя в эфир по ансиблю, свалить какого-нибудь самонадеянного выскочку.
Да, Сэр сам, конечно, ниего не говорил. Говорил в основном старый Эйчи. Эйчи имел прозвище – Совесть Цуцуми, которое, как цинично заметил кто-то, означало, что он глухонемой.
– Наш молодой брат всегда отличался смелостью и поступил мудро, передав нам свой разговор с уважаемым учителем, Аимаиной Хакари. Хотя никто из нас здесь, на Хонсю, не удостаивался чести персонально знать хранителя духа Ямато, мы все прислушивались к его словам. Мы были не готовы к мысли, что японцы, как представители рода человеческого, несут ответственность за флот, отправленный к Лузитании. Мы не были также готовы к мысли, что Цуцуми несут какую бы то ни было особую ответственность за сложившуюся политическую ситуацию, не связанную напрямую с финансами и экономикой вообще.
– Слова нашего молодого брата были искренними и неистовыми, и поскольку они пришли от человека, который все годы работы у нас был, как и должно, скромен и достоин уважения, осторожен и все же достаточно смел, чтобы рисковать в подходящий момент, мы не могли не обратить внимание на его сообщение. Но мы должны быть осмотрительными; мы провели расследование и выяснили из наших правительственных источников, что японское влияние на Межзвездный Конгресс было и продолжает оставаться существенным, особенно в этом вопросе. По нашему суждению, на формирование коалиции вместе с другими компаниями или для изменения общественного мнения не осталось времени. Флот может прибыть к месту назначения в любой момент. А это наш флот, если Аимаина Хикари прав; и даже если он не прав, это флот человечества, а все мы – люди, и может статься, что в нашей власти остановить его. Карантин легко выполнит все необходимое, чтобы защитить человеческий вид от уничтожения вирусом десколады. По этой причине мы желаем проинформировать тебя, Ясухиро Цуцуми. Ты показал себя достойным имени, которое было дано тебе от рождения. Мы используем все возможности семьи Цуцуми, чтобы убедить достаточное количество конгрессменов воспротивиться флоту, и сделаем это так решительно, что они проведут немедленное голосование по вопросу отзыва военной экспедиции и запрета на использование дезинтегратора против Лузитании. Мы можем добиться успеха в решении этой задачи или проиграть. Но в любом случае наш молодой брат Ясухиро Цуцуми хорошо послужил нам не только своими многочисленными достижениями в управлении компанией, но также тем, что понял, когда нужно прислушаться к чужому голосу, поставить моральные принципы выше финансовой выгоды и рискнуть всем ради того, чтобы помочь семье Цуцуми поступать как должно. По этой причине мы вызываем Ясухиро Цуцуми на Хонсю, где он будет служить Цуцуми в качестве моего ассистента. – Тут Эйчи поклонился. – Я польщен, что такой отличный молодой человек станет моим преемником, когда я умру или уйду в отставку.
Ясухиро глубоко поклонился, испытав наконец облегчение. Вызов на Хонсю – никого и никогда не призывали таким молодым. Но быть помощником Эйчи, быть его преемником – не о такой работе мечтал Ясухиро. Он работал так тяжко и служил так честно не ради того, чтобы стать философом-референтом. Ему хотелось бы непосредственно участвовать в управлении семейными предприятиями.
И пройдут годы, пока он прибудет на Хонсю. Возможно, Эйчи уже не будет в живых. Да, Сэр уже точно будет мертв к тому времени. Вместо того чтобы заместить Эйчи, он может так же легко получить другое назначение, которое лучше будет соответствовать его реальным возможностям. Поэтому Ясухиро не отказался от этого неожиданного дара. Он покорится своей судьбе и пойдет туда, куда она его ведет.
– О, отец мой, Эйчи-сан, я склоняюсь перед вами и перед всеми великими отцами нашей компании, особенно перед Йошиаки Сейхи-сан. Ваша награда неизмеримо выше той, которую я надеялся когда-либо заслужить. Мне остается молиться, что я не слишком сильно вас разочарую. И я благодарю вас за то, что в это трудное время дух Ямато находится в руках столь надежных, как ваши.
Его публичным принятием назначения совещание закончилось – очень уж дорого, а семья Цуцуми всегда внимательно следила, чтобы избежать трат, если можно. Ансибельная связь прервалась. Ясухиро снова сел в кресло и закрыл глаза. Он весь дрожал.
– О Ясухиро-сан, – произнесла оператор ансибля. – О Ясухиро-сан!
«О Ясухиро-сан», – повторил про себя Ясухиро. Кто мог предположить, что визит Аимаины приведет к такому? Как легко все могло обернуться иначе. А теперь он будет одним из людей Хонсю. Какова бы ни была его роль, он встанет в ряд высших лидеров Цуцуми. Не могло быть более счастливого исхода. Кто мог предположить!
Еще до того, как Ясухиро поднялся со своего кресла, представители Цуцуми уже вели переговоры со всеми японскими конгрессменами и многими из тех, кто не был японцем, но тем не менее следовал необходимистской линии. И когда число политиков, принявших сторону Цуцуми, возросло, стало ясно, что поддержка флота была, в сущности, поверхностной. В конце концов оказалось, что остановить флот – не такое уж дорогостоящее решение.
Пеквениньо, дежуривший у терминала, на который стекалась информация со спутников Лузитании, услышал сигнал тревоги и сперва не мог понять, что произошло. Он никогда не слышал, как работает сирена. Сначала он решил, что спутник обнаружил какой-нибудь природный катаклизм. Но предположение не подтвердилось. Сигнал тревоги поступил с телескопов внешнего слежения. Десятки вооруженных кораблей только что появились в поле зрения и продолжали приближаться на очень высокой, но нерелятивистской скорости по траектории, которая позволит им запустить Маленького Доктора в течение часа.
Дежурный передал срочное сообщение своим коллегам, и очень скоро новость достигла мэра Милагре и распространилась по всем оставшимся поселениям. Все, кто не покинет Лузитанию в течение часа, будут уничтожены. Это сообщение за несколько минут собрало вокруг кораблей сотни человеческих семей в тревожном ожидании. Характерно, что на отлете в последнюю минуту настаивали только люди. Поставленные перед лицом неотвратимой смерти своих отцов, материнских деревьев и братьев, пеквениньос не чувствовали никакой необходимости спасать собственные жизни. Кем они будут без своего леса? Лучше умереть среди любимых, чем быть вечными скитальцами в далеких лесах, которые не были и никогда не будут их лесами.
Что касается Королевы Улья, она уже отправила свою последнюю дочь-королеву и сама не имела особого желания улетать. Она была последней из Королев Ульев, родившихся до того, как Эндер уничтожил их родную планету. И она думала, что и ее должна постичь та же смерть, только на три тысячи лет позднее. Кроме того, говорила она себе, как сможет она жить где-то далеко, если ее прекрасный друг, Человек, укоренился на Лузитании и не покинет планету? У Королев прежде не бывало таких мыслей, ни одна Королева Улья прежде не имела друзей. Никогда не бывало раньше, чтобы у Королевы Улья появился собеседник, который не был бы по существу ею самой. Для нее слишком печально будет жить без Человека. И раз уж ее жизнь перестала быть важной для выживания ее вида, она поступит величественно, храбро, трагически, романтически и максимально просто – она останется. Ей нравилась мысль о благородстве в человеческом смысле, и это убедило ее, к ее собственному удивлению, что в результате тесного контакта с людьми и пеквениньос она изменилась. Они изменили ее, вопреки всем ее ожиданиям. За всю историю ее народа не было такой Королевы Улья, как она.
– Я бы хотел, чтобы ты улетела, – сказал ей Человек. – Мне бы хотелось знать, что ты будешь жить.
Но на этот раз она не ответила.
Джейн была непреклонна. Команда, работающая над дешифровкой языка, должна покинуть Лузитанию и вернуться к работе на орбите планеты десколадеров, конечно вместе с нею самой. Никто не оказался настолько глуп, чтобы сожалеть о выживании личности, которая совершила все межзвездные перелеты, или команды, которая могла, вероятно, спасти в будущем все человечество от десколадеров. Но когда Джейн настояла, чтобы Новинья, Грего, Ольяду с семьей тоже полетели, ею руководили отнюдь не мотивы нравственности. Валентина тоже была проинформирована, что, если она не придет со своим мужем, детьми, их судовой командой и друзьями на корабль Джакта, Джейн будет вынуждена потратить ценные ресурсы, чтобы перенести их без их согласия и без космического корабля.
– Почему мы? – возражала Валентина. – Мы не просили об особом отношении.
– Меня не интересует, просили вы или нет, – отрезала Джейн. – Ты сестра Эндера. Новинья – его вдова, а ее дети являются его приемными детьми; я не могу смотреть на то, как вас убивают, когда в моей власти спасти семью моего друга. Если ты считаешь нечестным воспользоваться привилегиями, ты расскажешь мне об этом потом, а сейчас отправляйтесь на корабль Джакта, чтобы я могла выкинуть вас из этого мира. И ты спасешь больше жизней, если не будешь тратить еще одно мгновение моего внимания на бесполезные споры.
Со смешанными чувствами стыда и благодарности за то, что они и их любимые покинут планету в течение ближайших часов, команда исследователей десколадеров собралась в звездолете, который Джейн перенесла подальше от переполненного посадочного поля, а остальные спешили к кораблю Джакта, который она тоже перенесла в безопасное место.
Но все-таки многие из них при появлении флота почувствовали что-то похожее на облегчение. Они так долго жили в его черной тени, что когда он наконец появился, это принесло хоть и временное, но освобождение от бесконечной тревоги. Все решится в течение часа или двух.
В шаттле, который кружил по высокой орбите над планетой десколадеров, обессиленный Миро неподвижно сидел перед своим терминалом.
– Не могу работать, – признался он наконец. – Не могу сосредоточиться на дешифровке, когда мои близкие и мой дом находятся на краю гибели.
Он знал, что Джейн, пристегнутая к койке на корме корабля, сосредоточена на том, чтобы бросать корабль за кораблем с Лузитании в новые колонии, совсем еще слабо подготовленные, чтобы принять переселенцев. А он в это время только и делает, что раздумывает над молекулярными посланиями загадочных чужаков.
– Ну а я могу, – заявила Квара. – В конце концов, эти десколадеры являются угрозой не только маленькой колонии, а всему человечеству.
– Ты такая умная, – натянуто похвалила Эла. – Видишь дальнюю перспективу.
– Посмотрите, что мы получаем от десколадеров, – настаивала Квара. – Посмотрим, сможете ли вы увидеть то же, что и я?
Эла вызвала информацию с дисплея Квары на свой терминал, Миро сделал то же самое. Можно как угодно относится к Кваре, но в своем деле она мастер.
– Видите? Что бы еще ни делала эта молекула, она точно повторяет структуру, предназначенную для связывания с теми же рецепторами мозга, что и молекула героина.
Трудно было не согласиться с очевидным соответствием. Но Эла не хотела верить.
– Они могли сделать это, – запротестовала она, – только если бы использовали историческую информацию, содержащуюся в формулах десколады, которые мы отправили им, чтобы построить человеческое тело, изучить его и найти химическое вещество, которое могло бы иммобилизовать нас безумным удовольствием, пока они будут делать с нами, что захотят. Но у них не было времени вырастить человека с тех пор, как мы отправили им эту информацию.
– Вероятно, они не строили целое человеческое тело, – сказал Миро. – Вероятно, они такие эксперты в чтении генетической информации, что могут экстраполировать то, что в ней содержится, чтобы разобраться в человеческой анатомии и физиологии непосредственно по нашей генетической информации.
– Но они не имеют даже нашей последовательности ДНК, – возразила Эла.
– Возможно, они выжали эту информацию прямо из нашей натуральной ДНК, – предположил Миро. – Очевидно, что как-то они все же получили эту информацию, и кроме того, очевидно, что они вычислили, что именно заставит нас сидеть в каменной неподвижности с блаженными улыбками.
– А для меня еще более очевидно, – добавила Квара, – что они не сомневались, что мы прочтем эту молекулу биологически. Они рассчитывали, что мы непосредственно примем это средство. И полагаю, они собираются взять нас тепленькими.
Миро мгновенно вывел на свой терминал данные с корабельных сенсоров.
– Черт, Квара, ты права, смотри – они идут к нам на трех кораблях.
– Они никогда не подходили к нам раньше, – удивилась Эла.
– Ну, они и сейчас не станут приближаться к нам, – пообещал Миро. – Мы продемонстрируем им, что мы не купились на их троянского коня.
Он поднялся со своего места и поплыл по коридору к каюте Джейн.
– Джейн! – закричал он еще в коридоре. – Джейн!
Понадобилось некоторое время, но затем ее веки дрогнули и распахнулись.
– Джейн, – сказал Миро, – перебрось нас миль на сто вверх или сбрось пониже.
Она вопросительно посмотрела на него, а потом, должно быть, решила поверить ему и ничего не спросила. Едва она снова закрыла глаза, как Огнетушитель крикнул из зала управления:
– Она сделала это! Она отбросила нас!
Миро продрейфовал назад к остальным.
– Теперь, я уверен, они ничего не смогут сделать, – сказал он вполне уверенно, потому что его дисплей теперь показывал, что корабли чужаков больше не приближаются, а дрейфуют с трех – нет, уже с четырех сторон.
– Теперь мы центр прекрасного тетраэдра, – улыбнулся Миро.
– Зато теперь они знают, что их смертельно счастливое лекарство нам нипочем, – ввернула Квара.
– Но мы не ближе к решению, чем раньше.
– Это потому, – сказал Миро, – что мы такие тупые.
– Самобичевание нам сейчас не поможет, – вставила Квара, – даже если в твоем случае окажется, что это правда.
– Квара! – резко сказала Эла.
– Это была шутка, черт возьми! – воскликнула Квара. – Разве не может девочка подразнить своего старшего брата?
– О да, – согласился Миро сухо. – Ты действительно меня поддела.
– Что ты имел в виду, когда говорил, что мы тупые? – спросил Огнетушитель.
– Мы никогда не дешифруем их язык, – ответил Миро, – потому что это и не язык вовсе. Это последовательность биологических команд. Они не говорят. И не рассуждают. Они просто делают молекулы, которые, в свою очередь, что-то делают со всеми остальными. Ну, как если бы человеческий словарь состоял из кирпичей и сэндвичей. Бросить кирпич или дать сэндвич – наказать или поощрить. Если у них есть абстрактные мысли, мы не сможем их обнаружить, изучая эти молекулы.