На распутье Сахаров Валентин

— Разве есть другие варианты?

— Хорошо. — Товарищ Воронов тряхнул головой, пытаясь отогнать лишние в данный момент мысли, и посмотрел на Шелепина: — Мне нужно знать твои планы.

— Для начала — не допустить застоя, как его называет твой правнучек. Кстати, как он тебе?

— Неожиданно. — Воронов непроизвольно улыбнулся. — Несерьезный какой-то, открытый, смеется все время.

— Но с задачами справляется очень неплохо, часы для съезда видел? — Шелепин постарался разрядить и так слишком сгущенную атмосферу. — Небось твоя кровь сказывается.

— Мне показалось, что при слове КПСС он чуть поморщился?

— Увы, издержки истории его мира…

— Не понимает?

— Хуже — скорее слегка презирает. Не показывает, конечно, но иногда чувствуется. И знаешь, неудивительно это, после их перестройки и приватизации…

Геннадий Иванович непроизвольно потянулся к сигаретам, но Шелепин достал свои «Столичные» быстрее. Потом подумал, предложил валидол. Сложно сказать, что помогло больше, пара глубоких затяжек или таблетка под языком.

— Интересно получилось, прямо как ментоловые сигареты! — Воронов продолжил вопросы. — Так что по планам?

— Мы с Косыгиным много об этом говорили. Что дальше делать, куда вести СССР. И пока понятно только одно: ни социализм, ни демократия по образцу США не помогут СССР даже выжить. В победу коммунизма во всем мире… да ты сам разве в это веришь?

— Никита Сергеевич верил.

Это было действительно так, понимание ситуации легло на обоих членов Президиума изрядным грузом. Тяжело представить, что целая эпоха только что, на их глазах, скрылась за горизонтом истории. Но Александр Николаевич не стал держать паузу и продолжил разговор вопросом:

— А ты?

— Сейчас… Нет.

— Вот и я… Знаешь, после первой беседы с попаданцем я даже подумывал… о разном.

— Неудивительно, — хмыкнул Воронов. — Железный Шурик, истинный коммунист.

— Не надо, — невесело усмехнулся собеседник. — За прошлый год я понял больше, чем за всю жизнь.

— Петр не говорил, когда мы умрем?

— Точно не помнит, о таком в учебниках не пишут. Но в его истории никаких репрессий не было, жили долго, хоть и не всегда счастливо. — Шелепин ехидно добавил: — Тебя, кстати, к моменту смерти Лени в Политбюро точно не было, а на пенсию в их перестройку прожить сложно[297].

— А кто там удержался?

— Из тех, что сейчас, Устинов, Гришин, Суслов, Кириленко…

— Вот как? Даже от Косыгина наш Ильич избавился? — Геннадий отправил в окно остаток сигареты и резко сдвинул стекло на место. — В том, что меня Брежнев задвинет подальше при малейшей возможности, никогда не сомневался. Если хочешь знать, собой жертвовал, только чтобы тебя к власти не пустить.

— Передумал хоть?

— Ты про планы сначала расскажи, а то крутишь все время.

— Нечего говорить о них. — Шелепин одной затяжкой дотянул остаток сигареты и тоже вернул стекло на место. — Наш единственный шанс — провести срочную модернизацию, ну, считай, вторую индустриализацию. Ускорить развитие электронной техники и на равных соревноваться с другими странами.

— Как это сделать конкретно, ты, конечно, не знаешь?

— Сам-то представляешь задачу? — Шелепин презрительно скривил губы, да так, что это было заметно даже в полумраке автомобильного салона. — Подумай сначала хорошенько.

Геннадий Иванович действительно крепко задумался. И чем четче он представлял себе скорость развития технологий в ближайшие тридцать — сорок лет, тем очевиднее становилась невозможность принятой модели социализма. Автоматические станки, системы мгновенного принятия решений, мощь зарубежных финансовых инструментов. Предсовмина РСФСР был практиком и, наверное, лучше кого-либо в СССР представлял себе реальные возможности промышленности страны. Невольно вырвалось:

— Мы не потянем…

— Нет!!! — казалось, Шелепин взорвался. — Нет! Мы сможем! Иного выхода нет. — И продолжил на два тона ниже: — Гена, если ты не сможешь, найдем другого. Того, кто сделает! Чего бы это ни стоило.

От напора собеседника Геннадий Иванович вынужденно откинулся на спинку дивана. Казалось, еще немного, и перед ним встанет призрак недавнего прошлого, вызывающий ужас и восхищение одновременно. Но даже страх не мог загнать в подсознание мысль: «Вот он, единственный шанс». Совсем недавно Воронов был готов пожертвовать своей карьерой, лишь бы не допустить прихода нового вождя. Но сейчас он ясно понял, что пойдет… Пойдет за Шелепиным до конца. Ради детей, своих и чужих, непонятно откуда свалившегося правнука. Да что там, из-за единственного шанса спасти общее дело, не дать ему раствориться в сытой и глуповатой старости.

Товарищ Воронов сделал выбор и просто протянул вперед руку для крепкого товарищеского рукопожатия.

— У нас хоть шансы-то есть?

— Безусловно! — Голос вождя не допускал возражений, он был совершенно, абсолютно уверен в своей правоте. — Петр много рассказывал о Китае. Там в середине семидесятых произошел резкий поворот к частной собственности, и уже через двадцать лет КНР стала второй экономикой мира. Причем с хорошими шансами сделаться первой. Даже фотографии Шанхая показывал — от тысяча девятьсот девяностого года и до две тысячи десятого. Всего двадцать лет, а разница, как в столетие[298].

— Доигрался председатель с охотой на воробьев, — проворчал Геннадий Иванович. — Компартия опять на нелегальном положении, в горах?

— Не угадал! КПК по-прежнему единственная легальная партия Китая, и она реально управляет страной. Даже в две тысячи десятом году на плакатах красуется Великий Кормчий.

— Такое после цитатника Мао? Культурной революции? Это они нас сейчас обвиняют в ревизионизме?!

— Вот именно! Сам бы не поверил, но на куче очень неплохих вещей Петра надписи — «сделано в Китае». Даже телефон, ну, еще в кабинете показывал, он тоже из Поднебесной.

— Обалдеть!

— Хочешь посмотреть метки?

— Верю, не надо. — Воронов замялся. — Извини, что я последний год тебя игнорировал, думал, что ты приспосабливаешься.

— Так вот, если такой прыжок удался голозадому Китаю, неужели мы не сможем?!

— Мы и сейчас… Нет, но как Брежневу удалось все, просто все погубить? Ты еще про нефть Самотлора говорил, сколько бензин стоит в будущем?

— Доллар за литр, это в России и США. В Европе два доллара, там в цене большой налог.

— И с таким ресурсом… Проворонили, к бесу, все достижения СССР?

— Мы по-разному проверяли эту информацию, но… Твой правнук достаточно умен, чтобы всегда говорить только правду. В общем, на умышленной лжи его ни разу не поймали, как ни старались.

— Погоди, это что, реставрация капитализма в Союзе? — Воронов посмотрел в упор. Сомнения опять зашевелились в голове мерзкими червяками.

— Реальный, полный хозрасчет должен помочь. — Шелепин сам последнее время не очень верил в реальность этих слов, но иного собеседник попросту не понял бы. — Нам придется сильно усовершенствовать методы и формы хозяйствования.

— Опять ничего конкретного…

— А чего ты ожидал? — развел руками Александр Николаевич. — Дела приходится смотреть урывками.

— Ну да, это небось посложнее производства будет… Говоришь, Косыгин вопросом занимается?

— Да, похудел даже. Но энергичный, явно второе дыхание поймал.

— Значит, надежда есть…

— Все основные направления роста в ближайшие пятьдесят лет мы знаем. Пусть в основном на минимальном, бытовом уровне. Однако этого хватит, чтобы повысить эффективность исследований в несколько раз.

— Редко же ты бываешь на заводах, — Воронов усмехнулся. — Еще питаешь иллюзии.

— Другого выхода у нас все равно нет! — с нажимом, даже скорее с надрывом отчеканил Шелепин. — Геннадий, ты же сам понимаешь… Эта цель больше меня, тебя, Президиума и ЦК. Она даже больше, чем партия!

За окном мимо дороги неторопливо проползали окна домов. Большинство зияло темнотой, впрочем, хватало и лучащихся электрическим светом. Люди за стеклами спали, ели, ругались, смотрели телевизоры, занимались любовью… Им не было дела до одинокого ЗИЛа, неспеша катящегося в сторону Старой площади.

А утром с корабля Ильича побежали первые крысы.

Предсъездовский Пленум ЦК был назначен на двадцать шестое марта, но перед ним состоялось традиционное заседание Президиума в прежнем составе. Все точки над «i» должны были быть поставлены, сейчас или никогда. Участники тщательно готовились к длительной, возможно, ожесточенной борьбе. Ожидания их не обманули.

Впрочем, начиналось все организованно и формально. Члены Президиума по очереди, не спеша высказывали свою точку зрения. После заслушали кандидатов, вызвали по одному толпящихся в соседней «комнате ожидания» авторитетных завотделов ЦК и даже министров. Картина складывалась одновременно понятная и удручающая. Как всегда происходит при дележе власти, проигравший терял все. А значит, был готов даже на открытый бунт во время съезда. Хуже не станет, а так, вполне реальные шансы на победу сохраняли обе стороны.

Компромисс искали все, но его возможность просматривалась слабо. Так уж сложилось, что основные сторонники Леонида Ильича, Суслов и Кириленко, имели максимально высокий, но все же не уникальный статус секретарей ЦК. Существенная часть их авторитета и силы заключалась в личной близости к Брежневу. Даже при назначении последнего на заметный, но не первый пост, они моментально выпадали из основного русла политической жизни СССР. С другой стороны, «шелепинцы», имея большинство в Президиуме, не собирались отдавать слишком многое. Но при этом в самом ЦК их позиции оставались не слишком сильными, и далеко не факт, что удалось бы получить полную поддержку хотя бы «своей» номенклатуры[299].

Незаметно страсти накалились, и обсуждающие перестали соблюдать даже видимость приличий.

— Хватит! Угрожать! Нам! Пленумом! — зло выговаривал Демичев нахохлившемуся, как воробей, Суслову, шлепая по столу ладонью. — Или мало вам Никиты, который все собрания превращал в митинги?!

— Прижмите хвост, подчинитесь мнению большинства. Потеряли скромность! — гнул свое Косыгин.

— Товарищи вас пошлют в задницу завтра же! — наигранно улыбался Брежнев. — Всем известно, члены ЦК не доверяют Шелепину. И это правильно!

— Да с чего бы? — возражал Александр Николаевич. — Раскрой глаза, Леня, тут на Президиуме реальная расстановка сил!

— Поднимем вопрос на трибуне съезда! — написал на бумаге Кириленко и теперь держал листок перед собой. — Читайте, сволочи!

— Обойдетесь! Должность Предсовмина не получишь! — защищал свое кресло Воронов. — Ты и с секретарством в ЦК плохо справляешься!

— Прекратите! — Председательствующий Микоян не выдержал и с грохотом ударил по краю стола томом Ленина. — Так до утра спорить будем![300]

Это было нечто небывалое — не прошло и минуты, как за огромным, помнящим еще Сталина столом установилась тишина.

— Нам… Партии нужен компромисс! — Анастас Иванович обвел глазами присутствующих. — Мне кажется, за этим столом необходимо оставить товарищей Брежнева и Шелепина… Вдвоем, на часок. А мы сможем за это время спокойно попить чаю в комнате ожиданий. С пряниками, да. Там уже никого нет, закроем двери, помех не будет. Кто «за», прошу поднять руки.

Прошло несколько минут, и уже только широкое темно-зеленое поле разделяло новоявленных противников. Леонид Ильич привычно улыбался, чуть развалившись на стуле. Только прищуренные глаза под широкими бровями выдавали напряжение. Далеко выставленные вперед руки машинально вертели простой, остро заточенный карандаш. Собеседник буквально приглашал к доверительному диалогу, поэтому Александр Николаевич сильно наклонился вперед, широко положил руки с локтями на стол, сцепил пальцы в замок и, чуть скосив глаза, уперся взглядом в своего визави. Куда только делся Железный Шурик, привыкший встречать напряженные ситуации с выпрямленной спиной и прямым взглядом.

— Ну что, Леонид, — заговорил Шелепин, — начнем с главного или сначала детали обсудим?

— Ох, Саша, никак не пойму, чем ты приворожил Косыгина с Вороновым. — Карандаш Брежнева замер. — Может, мне расскажешь?

Такой вариант Шелепин продумывал, даже советовался с Косыгиным. При всей простоте и заманчивости, резона не нашли. Слишком сложно убедить людей в их будущей никчемности. Напугать результатами, развалом СССР? Так любой возразит, дескать: «Зная — не допущу, а ты еще хуже меня будешь». И ведь вполне возможно, что окажется прав. Поэтому Александр Николаевич в глубине души понимал немалое лукавство подобных аргументов. На самом деле Брежнев расплачивался за обиды будущего. Ему никто не собирался прощать выкидывание на скудную пенсию, отправку в профсоюзы, ссылки друзей по дальним дипмиссиям. Действия пока не совершенные, но вместе с тем абсолютно реальные.

— Ничего особенного, немного фактов, — Александр Николаевич пожал плечами, — да это неважно. — Как я понял, с поста ты не уйдешь?

— Пленум поставил, ему и снимать, — опять улыбнулся Леонид Ильич, и в оскале блеснули крепкие белые зубы.

— Надо будет, такой вопрос поднимем, — не остался в долгу Шелепин, — но он контрпродуктивен. Ты же у нас известный мастер компромиссов — предложи сам вариант, если такой умный.

— Хорошо, давай по пунктам, — покладисто согласился Первый секретарь ЦК КПСС, проигнорировав очередную грубость. — Отказываться от поста имеет смысл только в пользу нейтрального кандидата.

— Это уже обсуждали, не выйдет ничего путевого.

— Почему? — Густые брови взлетели вверх. — А Шверник с Микояном?

— Первый болеет, не согласится. Анастаса мы договорились еще год назад проводить на пенсию, да и возраст у него — восьмой десяток пошел.

— И что? Смотри, как он резко Лениным стучит.

Брежнев дотянулся до томика, и с микояновской гримасой шутливо замахнулся над столом, да так, что Шелепин не удержался от улыбки. Напряжение резко спало, сразу вспомнилось, что еще год назад сидящие за столом соперники были, можно сказать, друзьями.

— Предположим… — В реальность победы на Пленуме и тем более на съезде Шелепин уже не верил. — Только предположим, что этот вариант меня устроит. В таком случае я категорически настаиваю на должности Председателя Президиума Верховного Совета[301].

— Не получится! — Брежнев протестующе замотал головой. — Ты же Косыгина не лишишь премьерства в мою пользу?

— Это совершенно исключено! Даже Полянский зама не отдаст.

— Вот! Сам видишь и понимаешь: секретарем ЦК Пленум меня оставит и без твоей помощи, так что…

— Почему тогда не хочешь опять забрать у Микояна Верховный Совет?[302]

— А ты в Первые секретари?!

— Разумеется.

— Ну, Саш, спасибо! — Брежнев развел руками. — Хватит с меня.

Повисла длинная пауза. Из трех первых постов страны один, премьерский, был уже прочно занят, а два оставшихся никак не делились. Для разрешения ситуации явно требовался вброс свежих идей, но все тривиальные варианты уже были перепаханы на предыдущем обсуждении.

— Леня, вот смотри. — Шелепин подхватил листочек и быстро начеркал на нем десяток квадратиков, которые должны были показать структуру руководства КПСС. — Ведь в Китае есть еще один пост, Председателя КПК. И не только там.

— Не нам на КНР равняться… — Внезапно до Брежнева дошла убойная сила идеи. — Ты что это задумал?!

Александр Николаевич вгляделся внимательнее в свои каракули и не смог сдержать улыбки. Он со смехом откинулся на стуле так, что тот жалобно скрипнул, и посмотрел в недобрые глаза Леонида Ильича с безопасного расстояния.

— Ты же сам подговаривал соратников ввести пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Мы именно так и сделаем! Поставим на него Микояна как старейшего и уважаемого члена партии.

— А мне предлагаешь так и остаться Первым секретарем?! — Смуглое лицо Брежнева побледнело. — Ну, Саша… Каков подлец!

— Ну, Лень, без выражений. Мы тут вдвоем.

— Глупо! Зачем партии два руководителя? Пленум ЦК не поддержит! И вообще!

Однако былой убежденности в своих словах у Брежнева уже не осталось. Такая рокировка выглядела внешне красивой. Более того, она оставляла в руках Первого секретаря достаточно авторитета и власти для защиты интересов своей креатуры, вместе с тем приятно для цековцев ограничивала его возможности. Генсекретарство Микояна многим казалось чем-то типа необременительного поста, полученного за выслугу лет, почетной синекурой. Вдвойне хорошо было то, что Анастас Иванович работал сейчас в комиссии по реабилитации. От него точно никто не станет ждать возрождения «культа личности», которым пугали друг друга противники «комсомольцев»[303].

Но дьявол скрывается в мелочах, у «шелепинцев» вполне хватало аппаратных возможностей на то, чтобы постепенно вытащить из-под Первого секретаря существенную часть дел. Слова при явном большинстве в Президиуме можно трактовать в очень широких пределах. Вот только сделать с этим уже ничего было нельзя. Идея злобным джинном вырвалась на волю.

— Пропишем в Уставе полномочия, — Шелепин полностью подтвердил сомнения собеседника, — тут несложно будет найти баланс даже при широкой дискуссии на съезде.

— Что ж… — Улыбка уже давно сползла с лица Леонида Ильича.

Теперь он задумался минут на пятнадцать. Сидел с закрытыми глазами, и только чуть дергающиеся знаменитые брови показывали, что Первый секретарь ЦК не спит, а напряженно прикидывает различные варианты.

— Твоя взяла, надеюсь… — наконец открыл глаза Брежнев.

Окончания фразы не прозвучало. Впрочем, Александр Николаевич легко закончил про себя: «…этот старикан долго не протянет»[304].

— Но Мишу и Андрея в обиду не дам! — продолжил Брежнев.

— Ладно тебе, — к Шелепину вернулось чувство неколебимой уверенности в своих силах, — пусть Суслов забирает Бюро ЦК, к примеру. Все равно он как зампредседателя все вопросы решает[305].

— Это же мой комитет, — поразился наглости собеседника Леонид Ильич, — давай серьезно!

— Лень, зачем? Там все равно ничего интересного не происходит.

— Что-то я тебя совсем не понимаю…

— Нам еще вместе долго работать, — Шелепин впервые открыто улыбнулся, — именно напряженно работать без мелочей типа этого бюро, а не плести интриги за спиной. Вот, к примеру, признаю — ты был прав осенью с КПГК, надо ее упразднять.

— Да… — Брежнев был непритворно удивлен, — мне говорили, что ты сильно изменился. Зря не верил…

— Знаешь, наверное, я наконец осознал, в чем смысл жизни, — заметил со смехом уже вставший из-за стола Шелепин, — и это прекрасно! — Он широко распахнул двери зала заседаний.

На этом споры Президиума не закончились. Наоборот, они стали конкретнее и злее. Но в обсуждениях появилась осмысленность, которая и вылилась через каких-то три часа в выработку общей позиции. Самым довольным оказался Анастас Иванович, он долго не мог поверить в такое везение. Впрочем, в итоге все получили желаемое. Немного меньше, чем рассчитывали, но достаточно для длительного и конструктивного сотрудничества.

Часто работа подобна урагану, в самом центре которого есть относительно спокойная область, «глаз бури». Можно сказать, что на съезде Александр Николаевич отдыхал, с легким злорадством наблюдая за Брежневым, которому пришлось чуть ли не целый день зачитывать отчетный доклад, поздравлять иностранные делегации, гостей, самому принимать подарки. В то же самое время для большинства членов Президиума основной проблемой было не заснуть в удобных креслах напротив необъятного зала, полного внимательных и напряженных лиц. Только огромный опыт партсобраний позволял справляться с этой напастью без особого труда.

Секретари братских компартий всего мира сменялись министрами, те, в свою очередь, колхозниками или фрезеровщиками, и опять приходила очередь первых секретарей обкомов, ткачих, хлопкоробов.

Голосование по всем без исключения вопросам проходило исключительно единогласно. Произносилась привычная формула, председательствующий даже не смотрел в зал[306]:

— Кто «за», прошу поднять мандаты.

В ответ взлетели вверх красные квадратики.

— Прошу опустить… Кто «против»? Нет. Кто воздержался? Нет. Принимается единогласно!

Тексты изобиловали монотонностью, пространными отсылами к Ленину или даже всему марксизму-ленинизму в целом. Уже через несколько часов стало казаться, что все это написал один посредственный режиссер, что, впрочем, было не слишком далеко от истины. Хотя, если фильтровать обязательные фразы, появится некоторый смысл.

Вот, к примеру, Кунаев резко раскритиковал министра Непорожнего за проволочки в строительстве водоконалов. Потом Рашидов недолго думая заявил, что урожайность хлопка в Узбекистане больше всех в мире, целых двадцать четыре центнера с гектара против двадцати в Мексике, восемнадцать в США, тринадцать целых и пять десятых в Турции. Прав, о как прав был попаданец, когда говорил о масштабных приписках в Средней Азии. Приморцы жаловались на дефицит судоремонтных мощностей. Опять подтверждалась информация Петра о будущих проблемах. Николаев, первый секретарь Свердловской области, непонятно почему обрушился на вузы — дескать, на экономику оставляют меньше времени, чем на физкультуру.

Впрочем, на этом фоне встречались поистине яркие моменты. Шолохов свою речь явно писал сам. Слушать ее было приятно и местами забавно. Даже в качестве авторитета он привлек Горького, а не вездесущего Владимира Ильича. Впрочем, это не помешало классику социалистического реализма призвать к расправе над писателями-диссидентами и посетовать, что «не ту меру получили эти оборотни». Или взять рассказ доярки Сысоевой (по совместительству депутата ВС РСФСР) — надо же, с трибуны врезать про сельскую механизацию: «Нажмешь кнопку — спина взмокнет» или: «В их конгрессе доярок нет, демократия не позволяет»[307].

Перерывы были весьма сомнительной отдушиной. Секретари, провинциальная элита СССР, как обычно, целовались взасос, громко, через ряды и головы приветствовали друг друга, делились новостями: о снеге, о видах на урожай, о яйцах, молоке, коровах и прочих «минеральных удобрениях». Словом, шло партийное «толковище» между своими, чувствующими себя хозяевами жизни[308].

Зато продающийся в многочисленных буфетах Дворца съездов «Русский кубик» стал абсолютной сенсацией. Даже больше — делегаты так увлеклись сборкой квадратиков одинакового цвета, что пришлось прямо с трибуны призвать их к порядку. Зато вся политика была забыта едва ли не полностью, хорошо еще, что при голосовании поднимали в руке карточку мандата, а не пеструю игрушку.

На этом фоне Александр Николаевич не удержался от небольшой провокации. Купил головоломку, задумчиво повертел несколько минут, потом на глазах у нескольких десятков делегатов быстро собрал ее почти целиком. После чего небрежно отставил «Русский кубик» в сторону со словами: «Это слишком просто…» Откуда было знать присутствующим, что некий попаданец начисто забыл формулу поворотов уголков на последней грани и, соответственно, не смог передать этот опыт секретарю ЦК. А «добить» этот вопрос методом научного тыка не хватило времени.

Впрочем, и без того слух о необыкновенных способностях Шелепина разлетелся по огромному залу. Особо неверящих чуть не за руку подводили к оставленной игрушке и рассказывали в лицах, как было дело. Слухи множились с необыкновенной быстротой, основной была версия, что сам Шелепин и изобрел эту головоломку, но из-за партийной этики не желает об этом говорить.

На третий день съезда Александр Николаевич в очередной раз порадовал тех, кто надеялся на неожиданные действия восходящей звезды советской политической жизни. После выступления Ле Зуана, первого секретаря партии трудящихся Вьетнама, переждав вручение братскому народу вымпела от ленинградских рабочих и выход пионеров с речевками в поддержку сражающихся братьев, Шелепин неожиданно для всех взял слово[309].

На первый взгляд — минутный порыв. Только Вера Борисовна знала, что эти несколько фраз оттачивались по вечерам более двух месяцев. Лишь ее поистине женского терпения могло хватить на внимательное выслушивание сотен повторений одного и того же текста. Зато теперь секретарь ЦК говорил легко и четко, играя интонациями, и все это происходило без привычной бумажки.

— …Всего несколько месяцев назад я побывал во Вьетнаме, в гостях у Председателя Хо Ши Мина. Могу сказать, что весь вьетнамский народ под руководством коммунистов успешно сражается с многократно превосходящей силой американской военщины. Уже сейчас понятно, что наглый агрессор получит достойный отпор! Революцию не сломить, победа прогрессивных сил неизбежна! Но борьба не будет легкой. Поэтому считаю, что Советский Союз и трудящиеся всего мира должны и впредь прилагать все силы для того, чтобы остановить кровавую руку зарвавшихся империалистов!

Но пусть враги не думают, что дружба между народами социалистических стран проявляется только в боях. Наоборот, они должны раз и навсегда понять, что их недостойные происки не могут помешать созидательному труду людей, объединенных коммунистической идеей. У каждого из вас есть пример этому — один из подарков делегатам съезда, а именно, электронные часы в бамбуковом корпусе, которые изготовлены совместно предприятиями СССР и Вьетнама! Скоро, буквально через месяц, часы поступят в продажу во всем мире, и одним своим присутствием будут ежечасно, нет, ежесекундно напоминать людям о нелегкой борьбе вьетнамского народа за свободу и счастье! Пусть этот символ станет еще одним знаком несгибаемого мужества трудящихся наших стран.

Но это еще не все! Мы тут посовещались с товарищами, и полагаю, нам по силам будет к лету создать в Ханое современное сборочное производство, на котором будут производить более тысячи подобных часов в смену! И это, товарищи, должно стать только началом подлинного социалистического сотрудничества и взаимопомощи между трудящимися наших стран!

Однако было бы величайшей ошибкой рассматривать данный случай как отдельный пример. Ничто так не сближает и не укрепляет дружбу, как созидательный совместный труд на благо общего дела. Поэтому Коммунистической партии Советского Союза нужно всемерно заботиться о развитии современных и эффективных производственных отношений между народами братских стран. Твердо следуя ленинским курсом, наша партия добьется новых побед в борьбе за будущее всего человечества!

Окончания фразы «за коммунизм» Шелепин почему-то не произнес. Впрочем, этого из-за бешеного грома аплодисментов никто не заметил.

По старой советской традиции выборы в ЦК были назначены на вечер предпоследнего дня работы перед роскошным праздничным ужином. Незачем делегатам задерживаться, думать над заботливо предоставленным списком кандидатур, а тем паче их обсуждать… После чуть ли не двух недель отупляющих речей и исключительно единогласного голосования неожиданностей не возникло. Все намеченные товарищи были тайным голосованием избраны в ЦК КПСС. Процедура свелась практически к безальтернативной формальности. Если кто и бросил «черный шар» — его за общим потоком многих тысяч даже не приняли во внимание.

На следующий день, параллельно съезду, прошел первый Пленум новоизбранного ЦК КПСС. Кульминацией стал результат, который в полной мере отразила выдержка из стенограммы:

А. Н. Косыгин: Слово предоставляется товарищу Микояну! (Бурные аплодисменты, все встают.)

А. И. Микоян: Товарищи! Сегодня состоялся первый Пленум Центрального Комитета партии, избранного XXIII съездом КПСС. Позвольте доложить о его работе.

Прежде всего я хотел бы отметить, что Пленум прошел в атмосфере единства и сплоченности. (Бурные аплодисменты.) Он единогласно избрал Генеральным секретарем ЦК и членом Президиума ЦК товарища Микояна! Спасибо за доверие, товарищи! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.)

Первым секретарем ЦК избран товарищ Брежнев Леонид Ильич. (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.)

Пленум также избрал членами Президиума ЦК следующих товарищей:

Шелепина Александра Николаевича (бурные, продолжительные аплодисменты),

Косыгина Алексея Николаевича (бурные, продолжительные аплодисменты),

Воронова Геннадия Ивановича (аплодисменты),

Мазурова Кирилла Тимофеевича (аплодисменты),

Полянского Дмитрия Степановича (аплодисменты),

Кириленко Андрея Павловича (аплодисменты),

Демичева Петра Ниловича (аплодисменты),

Щербицкого Владимира Васильевича (аплодисменты),

Устинова Дмитрия Федоровича (аплодисменты),

Суслова Михаила Андреевича (аплодисменты).

Кроме того, избрано восемь кандидатов в члены Президиума ЦК:

Семичастный Владимир Ефимович,

Пельше Арвид Янович,

Гришин Виктор Васильевич,

Егорычев Николай Григорьевич,

Кучава Митрофан Ионович,

Рашидов Шараф Рашидович,

Машеров Петр Миронович,

Кунаев Динмухамед Ахмедович.

Все товарищи избраны единогласно. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Уже через несколько часов текст был опубликован в «Правде» и вызвал тем самым немалый ажиотаж журналистов и дипломатов всего мира. Каждая позиция списка шла не просто так, она имела большое значение и стоила немалых сил в аппаратной борьбе. Таким образом, это была квинтэссенция реальной иерархии власти на одной шестой земной суши.[310]

Нельзя сказать, что изменения были слишком велики, однако практически все предварительные прогнозы опровергла реальность. Даже на первый взгляд стало понятно, что «комсомольцы» сумели не только удержать власть, но и заметно усилили свое большинство в Президиуме. В активную роль Микояна никто не верил, даже посматривая на успехи Председателя КПК Мао Цзэдуна в деле отрывания голов политическим противникам. Так что Шелепина и его сторонников поздравил даже «Голос Америки».

Группа лидеров, Шелепин — Косыгин — Воронов, была хорошо прикрыта со стороны силовых органов (КГБ и МООП РСФСР), неплохо поддерживалась республиканскими вождями (Украина, Белоруссия, Грузия) и была более чем дружна с первыми секретарями Москвы и Ленинграда. Фактически в СССР не осталось политической силы, способной потеснить союзников Шелепина с полученных после съезда позиций. Им достаточно было всего лишь сохранить свое единство.

Последнее традиционно оказалось самым сложным, в реальные и мнимые противоречия тут же, как собаки в сахарную кость, вцепились друзья и враги. Аналитические службы «вероятных противников» и предположительных союзников получили знатный нагоняй и с резко повысившимся рвением принялись составлять новые отчеты и предположения.

Но их надежды и страхи оказались очень далеки от реальности. Политический и экономический курс СССР начал меняться быстро и непредсказуемо. Разумеется, если смотреть на события с точки зрения людей шестидесятых годов…

Словарь технических терминов

1С — популярная компьютерная программа для бухгалтеров.

ADOBE AUDITION — компьютерная программа для обработки звука.

Algol-60, Algol-68, С++, Pascal, Fortran, Basic — языки программирования.

ARPANET — компьютерная сеть, созданная в 1969 году в США Агентством министерства обороны по перспективным исследованиям (ARPA). Явилась прообразом сети Интернет.

BS 4421 — один из международных стандартов.

Centronics — параллельный порт, используемый с 1981 года в персональных компьютерах фирмы IBM для подключения печатающих устройств, разработан фирмой Centronics Data Computer Corporation.

CISC — англ. сomplete instruction set computing, компьютер с полным набором команд — концепция проектирования процессоров.

Cisco 7961G — популярная марка VoIP телефона фирмы Cisco Systems.

COM-порт, или serial port — двунаправленный последовательный интерфейс.

CP866, ISO, KOI, UTF-32 — кодировочные таблицы для печатных символов, иначе говоря — способ представления символов в компьютерных программах.

Dell — известная фирма, производитель компьютерной техники, в том числе ноутбуков.

DRAM — англ. dynamic random access memory — тип энергозависимой полупроводниковой памяти с произвольным доступом.

EIA/TIA — стандарты Telecommunications Industry Association и Electronic Industries Alliance.

ESP и ABS — электронные системы активной безопасности.

Excel — компьютерная программа для работы с числами.

FAR — популярный файл-менеджер (программа для работы с файлами).

FIDO, Фидонет — международная любительская компьютерная сеть, построенная по технологии «из точки в точку».

Hitachi — известный производитель электрической техники. В данном случае — бытового генератора на 6 кВт.

HTC Legend — марка сотового телефона.

HyperAccess, HyperTerminal, PuTTy — терминальная программа, включенная в виде упрощенной версии в состав поставки ОС Windows 95, 98, ME, XP.

IBM 1130 — серия компьютеров фирмы IBM, предназначенных для небольших компаний.

InP — фосфид индия.

Kermit, Xmodem, Zmodem,VT100 — протоколы передачи данных.

Linux — операционная система.

Mathcad — система компьютерной алгебры из класса систем автоматизированного проектирования, ориентированная на подготовку интерактивных документов с вычислениями и визуальным сопровождением.

Minitel — французская компьютерная информационная система. Создана во Франции в конце 1970-х годов.

RAM, ОЗУ — оперативная память.

RS-232 (Recommended Standard) — стандарт последовательной асинхронной передачи двоичных данных.

RS-485 — стандарт физического уровня для асинхронного интерфейса, который регламентирует параметры полудуплексной многоточечной дифференциальной линии связи типа «общая шина».

Страницы: «« « ... 345678910 » »»