История призрака Батчер Джим
Молли издала звук отвращения:
— Не могу в это поверить.
Двадцать вооружённых бандитов продолжали шагать, источая спокойствие, возможное только со стороны профессионалов, которые не спешат, сохраняя расстояние между собой. Все они глядели на Молли.
Леа ухмыльнулась, уже исчезая из виду.
— Это хорошая тренировка, детка. — Она исчезла в стиле Чеширского кота, только оставила свой голос вместо улыбки. — Давай посмотрим, чему ты научилась.
Глава двадцать вторая
— Чему я научилась... — пробормотала Молли себе под нос. — Видит Бог, однажды я тебе покажу, чему я научилась, тощая стерва.
Затем она сосредоточилась на врагах, задержала дыхание так, как я учил её поступать при стрессе, и взяла себя в руки. Она начала отходить, спокойно, неторопливо, шаг за шагом. Разумно. Стоило ей дать дёру, за ней бы немедленно началась погоня. А так, парни в водолазках тоже оставались профессионально спокойны, продолжая двигаться вперёд с кулаками и оружием наготове. Все они были готовы убить вымотанную и одинокую юную женщину.
Отребье. Чёрта с два я им позволю сделать это с моей ученицей.
Я ещё не пробовал вызвать истинную магию, быструю и грязную сторону смертельного волшебства, но думал, что основное понятие об этом у меня есть. Так что я постарался вызвать воспоминания особо сильного случая, когда я швырнул буйствующего Луп-Гару прямо через кирпичную стену здания, и он пролетел насквозь дом с другой стороны улицы. Я опустил детали, за исключением непосредственно энергетического взрыва, исчез, и вновь появился перед толпой слуг, зарычав:
— Fuego!
Взрыв пламени и сырой кинетической энергии сорвался с пальцев моей правой руки. Это поразило первые ряды вражеского строя как сверкающий локомотив...
... и прошло сквозь них без малейшего эффекта. Я даже не потрепал их одежду.
— Ох, да ладно! — крикнул я. — Это вообще нечестно!
Я всё ещё не мог воздействовать, не мог коснуться, не мог помочь.
Молли предстоял одиночный бой.
Она продолжала идти обратно, пока не вышла из переулка на небольшую стоянку, огороженную бетонными стенами под открытым небом. Там было всего несколько машин, наряду с мотоциклом и несколькими сугробами рыхлого снега. В двух стенах на участке были двери, оснащенные этими магнитными замками, по которым нужно проводить картой, — места для работников или служащих автостоянки, очевидно. Четвертая, с проёмом, вела к понижавшейся улице, куда мутные жёлтые фонари отбрасывали слабый свет.
Молли вышла в центр небольшой площадки, огляделась и кивнула.
— Ну, парни, — громко сказал она, — полагаю, шансов обсудить всё за чашечкой кофе у Дэнни немного? А я проголодалась...
Один из водолазок, очевидно, их лидер, сказал:
— Подчинись воле хозяев, и боли будет меньше.
— Право же, — сказала Молли. Она покрутила головой, разминая шею, и кивнула говорившему. — Ты мой, сладенький.
Водолазка склонил голову набок и нахмурился.
Молли послала ему воздушный поцелуй.
Порыв ветра, двигающийся по нижней улице, направился к ней, шевеля её рваную одежду и развевая длинные лоскуты как флаг — а потом она взорвалась.
Это произошло так быстро, что я едва мог понять, что происходило, а тем более предугадать, что будет дальше. Там, где стояла моя ученица, вдруг стало полдюжины худых и оборванных личностей, бегущих в разных направлениях.
Одна из Молли бросилась в сторону, вскинув перед собой обе руки, стреляя из пары Кольтов 1911 года, грохочущее бух-бух-бух их выстрелов было так же легко узнать, как знакомую музыку. Другая крутанулась колесом и оказалась позади припаркованного автомобиля. Ещё две подбежали к каждой двери и, как зеркальные отображения друг друга, ударив ключ-картой, скрылись в зданиях. Пятая Молли нырнула за снежную насыпь и выглянула с дробовиком, который разрядила в водолазку. Шестая подбежала к мотоциклу, подняла его как пластмассовую игрушку, и бросила в нападавших.
У меня челюсть отвисла. Я имею в виду, я знаю, что у девочки дар к иллюзиям, но блин-тарарам. Я, возможно, мог бы вызвать одну из иллюзий, как у Молли. Однажды мне удалось создать две, под всеми видами смертного давления. Она только что создала шесть. Одновременно. Не колеблясь и без труда.
Ваш покорный призрак был приятно удивлён.
Водолазки явно тоже не знали, как реагировать на всё это. Один из них открыл огонь, и все разбежались в укрытия. Мотоцикл не попал ни в одного, поскольку упал в стороне от толпы, хотя грохот звука при падении был настолько убедителен, что заставил меня сомневаться в моих так называемых чувствах. Оружие рявкнуло ещё несколько раз, пока иллюзорные Молли скрывались за снежными насыпями и машинами.
Я стиснул зубы.
— Ты не один из дилетантов, Дрезден. Ты можешь пройти за кулисы.
Я наклонил голову и коснулся пальцами лба на мгновение, затем открыл свой Взгляд.
Сцена сменилась дикими цветами, перейдя от унылой одноцветной зимы к абстрактной и размытой акварели. Пятна магии в воздухе были ответственны за все оттенки — Молли выпустила адское количество энергии в короткий промежуток времени, и она сделала это от изнеможения. Я видел её достаточно много раз, чтобы знать, как она выглядит.
Теперь я мог видеть иллюзии, или точнее, чем они были — это была единственная и самая большая причина, по которой члены Белого Совета не ставят приоритет магии иллюзий: это может легко свести на нет любой, обладающий Взглядом, что можно приравнять к высказыванию «любой из Совета».
Но против этой банды гопников, эмо, лажовщиков? Это сработало отлично.
Молли, позади почти идеальной завесы, стояла там, где была в начале разборки. Ни один её мускулов не двигался. Её руки были опущены по бокам, пальцы подрагивали, а лицо стало ещё более невыразительным, её глаза ни на чём не задерживались. Она управляла кукольным представлением, а иллюзии были её марионетками, танцующими согласно её мысли и воле.
Иллюзорные версии Молли были слегка прозрачными и зернистыми, как фильмы времён моего детства. Мотоцикл вовсе не двигался с места своей парковки — по воздуху пролетела иллюзия, и краткосрочная завеса теперь скрывала оригинал.
Водолазки, однако, не собирались останавливаться из-за полдюжины молодых женщин, даже если они только что появились из ниоткуда, и, очевидно, были рехнувшимися и обладали сверхъестественными силами. Повинуясь приказу их лидера, они перегруппировались за припаркованными машинами и горами снега в команды по пять человек, двигаясь с лёгкостью и грациозной гибкостью, которую демонстрируют на Олимпиаде или в фильмах о боевых искусствах. Они продвигались к цели с такой устрашающей сосредоточенностью, которую можно увидеть только у ветеранов. Эти люди знали, как выжить в сражении: убить до того, как убьют тебя.
Если хоть один из них приблизится к Молли, всё будет кончено.
Я подумал о том, каково это может быть — видеть своим открытым Взглядом смерть моей ученицы, и начал бессвязно бормотать. Если это случится, если я увижу этот ужас своими глазами, которые смогут меня в этом уверить до конца, я не смогу никогда, вообще никогда, забыть или отстраниться от этого, это вытравит из меня всё. Кроме чувства вины. И ярости.
Я закрыл свой Взгляд.
— Нелегко, должно быть, — сказал моя крёстная, внезапно появившись рядом со мной, — смотреть на такое, не в силах вмешаться.
Я сказал что-то вроде «Гла!», подпрыгнув при этом на несколько дюймов от неожиданности.
— Звёзды и камни, Леа! — пробурчал я сквозь стиснутые зубы через секунду. — Ты меня видишь?
— Ну, конечно же, Сэр Рыцарь, — ответила она, сверкая зелёными глазами. — Я же должна присматривать за духовным ростом моего крестника, что было бы весьма затруднительно, не имей я возможности наблюдать и говорить с ним.
— Так ты знала, что я здесь? Ведь так?
Её смех был озорным и звонким.
— Твое стремление подмечать очевидное не изменилось, даже если ты сам уже не тот.
Завеса сине-зелёного огня под два метра высотой вспыхнула и мгновенно разделила парковку между укрытиями нескольких Молли и водолазками. Пламя сыпало искрами, трещало, и его всполохи играли на лицах противников.
Я только сморгнул. Срань господня.
Я не учил ребёнка этому.
— Хм, — сказала Леа, наблюдая за этой сценой. — У неё ясный ум, но он погребён под страстями юности. Она идет к гибели, так и не использовав ту силу, что в данной ситуации... так очевидно... могла бы помочь...
Я не понимал, о чём именно говорила моя крёстная, но времени на попытки выпросить у неё объяснение не было.
А ведь этим я и занимался.
Ведь что ещё я мог сделать, верно?
— О чём это ты? — вежливо спросил я. Я почти сумел разжать зубы.
— Это такая, — её рот искривился в отвращении, — явная и вульгарная показуха, что эта стена огня достойна пугливых детей или появления в продукции Голливуда. Это могло бы привести к небольшой панике, если всё проделано как надо, иначе всё зря. И, конечно, безвкусно.
Она покачала головой с неодобрением.
— Реалистичный ужас намного более тонок.
Я выразительно глянул на крёстную.
— Что?
— Польза завес ограничена из-за снега на земле, — пояснила она. — Следы, ты сам видишь. Довольно трудно скрыть множество отдельных разрушений вокруг. Следовательно, она должна использовать другие средства, чтобы выжить.
— Прекрати это. Ты же убьёшь её, — сказал я.
— Ох, дитя, — сказала Леанансидхе, улыбаясь. — Я делала это очень долго. Процесс обучения включает в себя элемент риска.
— Да, — сказал я, — и посмотри, что случилось с твоим последним учеником.
Она сверкнула глазами.
— О да. Из жалкого, запуганного ребёнка за считанные годы он вырос в оружие, практически полностью уничтожившее одну из сил мира сего. Усилиями моего ученика разрушена Красная коллегия. И этим — хотя бы частично — он обязан мне.
Я сжал зубы сильнее.
— И ты хочешь сделать то же самое с Молли.
— Скорее всего. У неё есть талант к версимиломантии...
— К верси чему?
— К иллюзиям, дитя, — уточнила Леа. — У неё есть талант, но я уже отчаялась ждать, когда она наконец-то поймёт, что такое наводить страх.
— Это то, чему она учится у тебя? Страху?
— В основном.
— Ты не учишь её, крёстная. Наставники так не делают.
— Что есть обучение, как не искусство пестовать и сохранять силу? — ответила Леа. — Смертные преклоняются перед редкими вспышками озарений и способностью к познанию, они полагают, что преподавать — такое же ремесло, как кузнечное дело, или медицина, или ложь на телевидении. Но нет. Мы вливаем силу в новое поколение, вот в чём смысл. И её и твои уроки требовали настоящего риска для достижения истинной их цели.
— Я не позволю тебе превратить её в оружие, крёстная.
Леа повела рыжей бровью и вновь улыбнулась.
— Тебе следовало думать об этом, пока ты был жив, дитя. Что именно ты собираешься предпринять, чтобы остановить меня?
Я бессильно сжал кулаки.
Водолазки казались запертыми, но стена огня их не остановила. Высоты недоставало. Я видел, как трое из них начали действовать. Двое переплели руки, а третий начал разбег. Бегун вскочил на переплетённые руки, и его подбросили вверх и вперёд. В прыжке он преодолел добрых шесть метров и перелетел огненную стену.
Бегун сделал сальто в полёте и приземлился в низкий присед, сжимая мачете в правой руке и пистолет в левой. Он невозмутимо выпустил две пули в иллюзию Молли с дробовиком и ещё две — в иллюзию с пистолетом. Ещё до того, как прозвучал последний выстрел, второй парень в водолазке перелетел через стену и приземлился прямо за первым — тот, которого я определил как лидера. Обычного оружия при нём не было, но на его поясе болтались морские раковины, и то, как они были там развешены, говорило о таящейся в них опасности. После приземления он так и остался в низкой стойке, его пронзительный взгляд внимательно изучал местность, пока партнёр прикрывал его.
Молли-дробовик медленно сползла на землю, всё ещё сжимая в руке горстку патронов, пока алая кровь свежим слоем растекалась по тонкому снегу. На лбу Молли-два-пистоля появилось тёмное отверстие, и она рухнула на снег, как марионетка, у которой перерезали ниточки. Молли-швырятель-мотоциклов закричала и подхватила пушки убитой сестры.
Водолазка-на-стрёме поднял своё оружие, но Капитан Водолазка резко махнул рукой, и дуло снова опустилось. Когда вновь вооружившаяся Молли нацелилась и начала стрелять, оба не предприняли ничего. Пули пару раз выбили комья снега, но ни разу не нашли живую цель.
Капитан Водолазка кивнул и улыбнулся.
Дерьмо! Он её раскусил. Слаженная команда злодеев — это ещё терпимо. А вот слаженная команда злодеев, которой руководит некто, сохраняющий способность наблюдать и рассуждать прямо на поле боя — это гораздо, гораздо хуже.
— Ах, это недоверие, — проворковала Леа. — Как только цель понимает, что против неё используют иллюзии, продолжать нет смысла.
— Останови их! — обратился я к Леа. — Пожалуйста, крёстная! Прекрати это.
Она повернулась ко мне и прищурилась.
— И с чего бы?
Капитан Водолазка изучал землю, и мне было видно, как его взгляд отслеживал ту цепочку следов к центру площадки, которую оставила Молли в начале битвы. Он озирался вокруг, и я почти мог видеть, как мысли бегают в его голове. Следы уже подёрнуты грязью, обратная цепочка заканчивается двумя чистыми отпечатками. Все Молли в поле зрения — скорее всего, иллюзии, и значит, настоящая Молли должна быть где-то поблизости, подпитывая всё ещё существующие иллюзии вокруг. И где же ей быть?
По всей логике там, где кончается след.
Капитан Водолазка сорвал с пояса одну из ракушек, что-то пошептал над ней, и отправил в полет мастерским непринуждённым щелчком. Она пролетела по воздуху и плюхнулась прямо у ног моей невидимой ученицы.
— О, — сказала Леа, недовольно выпятив губы. — Как жаль! Она подавала такие надежды...
Я одарил крёстную самым яростным из моих взглядов и чесанул вперёд.
Раковина начала источать свет оттенка мочи.
Это сработало с Морти. Возможно, сработает ещё раз.
Я бросился на Молли, сосредоточившись на желании защитить её, и почувствовал, как соединяюсь с ней, сливаюсь, смешиваюсь с головы до пят. (Что вряд ли имело смысл, учитывая, насколько я был выше неё — ещё один пример того, что физика не относится к духам.)
Я внезапно почувствовал себя совершенно опустошённым, напуганным, и в то же самое время эйфорическое ликование. Я чувствовал, как отдельные иллюзии танцевали на нитях моей воли, требуя полной сосредоточенности и концентрации. Мои ноги и ступни болели. Мои рёбра ныли. Моё лицо и плечи тоже болели.
Затем я почувствовал удушье и удивился, что за чертовщина со мной творится.
«Это я, малышка», — подумал я так громко, как только мог. — «Не дерись со мной».
Не знаю, какие силы таила в себе ракушка, но время истекло. Я поднял мою левую руку, собрал волю и прошептал:
— Defendarius!
Синяя энергия внезапно окружила меня и Молли сверкающей сферой.
Ракушка засияла ярче и взорвалась сферой чистого белого пламени, свирепого и жаркого, словно это была микроскопическая ядерная боеголовка. Она вмазала по голубой сфере, как бита по бейсбольному мячу. Сфера отлетела, и мы вместе с ней. Я раскинул руки и ноги, стараясь не дать сфере разлететься. Без моего браслета-щита я не был уверен, как долго смогу поддерживать её.
Сфера ударила в автомобиль и отскочила в стену здания. Нас перевернуло вверх тормашками, и только упершись руками и ногами внутри сферы, мы не разбили себе голову. Мы закрутились и покатились в угол парковки, и я только сейчас понял, когда осмотрелся вокруг, что иллюзии Молли исчезли. Моя вина. Сила щита оторвала её от них и не позволила больше поддерживать их движение.
Я оглянулся, чтобы найти водолазок, шедших на нас толпой, развеял сферу и припал к земле. Я собрал больше своей воли и махнул рукой слева направо, пробормотав слово, и вторая завеса синего огня возникла между мной и надвигающимися плохими парнями.
Один из них пренебрежительно фыркнул на стену и спокойно вошёл в неё.
Как я говорил, я не мастак творить иллюзии.
Я, однако, весьма хорош с огнём.
Водолазка не закричал. У него не хватило времени. Когда огонь очень горяч, вы никогда не почувствуете реальный жар. Ваши нервы прожарятся везде, и всё, что вы почувствуете, это отсутствие сигнала от них — вы замёрзнете.
Он умер в огне, от холода. Золу, которая выпала из огня, больше никогда нельзя будет опознать, как человека.
Теперь, это привлекло их внимание.
Я стоял там, направляя огонь на оставшегося водолазку, тепло растопило тонкий слой снега на асфальте, затем сам асфальт начал пузыриться и слегка колыхаться, став моим личным рвом со смолой. Это тяжёлая работа, требующая поддержания, но я никогда её не боялся.
«Гарри, мне нужна некоторая свобода», — пришла мысль от Молли, которую мне было едва слышно из-за концентрации, необходимой для поддержания огня.
Я стиснул зубы. Это было похоже на попытку удерживать огромную тяжёлую дверь, в то время как полдюжины друзей протискивались мимо меня. Я ощутил странное чувство и растущую усталость, и отгородился от них. Я должен был сосредоточиться, чтобы держать водолазок подальше от Молли.
И вновь плохие парни удивили меня. Они знали, что мощные заклинания долго не держатся. Поэтому они больше не рисковали, шагая в пламя. Теперь они играли по-умному.
Они просто ждали.
Огонь горел ещё минуту, две, и поскольку мой контроль над ним начал теряться, кое-что привлекло моё внимание.
Мигающий синий свет, ниже по переулку.
Автомобиль Департамента полиции Чикаго остановился напротив въезда на парковку, и двое копов, парней, которых я встречал прежде, вышли из него и быстрым шагом направились к площадке, включив фонарики. Им понадобилось примерно полсекунды, чтобы понять, что происходит что-то необычное, и тогда к фонарикам добавились пистолеты.
Прежде чем водолазки направили оружие на полицейских, патрульные отступили, укрывшись за своей машиной так, что с парковки их не было видно. Зато было прекрасно слышно, как один из них дрожащим от волнения и страха голосом вызывает по рации подкрепление, спецназ и пожарных.
Сквозь мои усталость и опустошённость пробился смех, и я захихикал, глядя на Капитана Водолазку.
— Куда теперь пойти подонку», — фальшиво пропел я, — кому нести печаль свою...
Это заставило Молли выкашлять чирикающий хохот, в результате она потянула моё сознание на себя, и у нас пошли пузыри изо рта.
Капитан Водолазка секунду смотрел на меня без всякого выражения. Он взглянул на огонь, ров, а затем на копов. Затем поморщился и сделал жест рукой. Водолазки начали двигаться, как один организм, быстро отступая назад путём, которым пришли.
Как только я убедился, что они ушли, я отпустил стену и упал на землю. Я сидел там секунду, оглушённый неудобством и усталостью, от которых, по-видимому, я начал очень быстро отвыкать. Запах горячего асфальта, странный запах лета, смешивался с вонью от обугленного водолазки.
Я вздрогнул. Приложив небольшое усилие, я вышел из того места, которое занимала Молли. Усталость и боль вновь исчезла. Как и ароматы.
Кузнечик осмотрелась вокруг, почувствовав изменение.
Тогда она сказала:
— Погоди, Гарри, — и пошарила в кармане. Она вытащила небольшой серебряный камертон и, ударив им о землю один раз, сказала:
— Я могу слышать тебя с помощью этого.
— Можешь?
— Да, ничего особенного, — произнесла она, невнятно из-за усталости. — Ты глянь, я оказалась права. И это легче носить с собой, нежели Волшебный Вазелин.
— Мы должны выбраться отсюда, — сказал я. — До того, как появятся копы. Они могут попытаться запереть тебя на долгое время.
Молли покачала головой.
— Малышка, я знаю, что ты устала. Но мы должны уходить.
— Нет, — сказала она. — Нет полицейских.
Я выгнул бровь.
— Что?
— Никогда и не было никаких полицейских, — сказала Молли.
Я моргнул, затем взглянул на пустой вход на парковку, и только потом понял, что улыбаюсь.
— Это была ещё одна иллюзия. И ты обманула водолазок, поскольку они думали, что ты уже израсходовала запас своих трюков.
— Превосходно, — промурлыкала Леа, снова появляясь рядом со мной.
Я вздрогнул. Снова. Как же я ненавижу это внезапное появление.
— Неординарная, но эффективная импровизация, мисс Карпентер, — продолжила она. — Добавить сложности обмана на мета-уровне было оригинально — особенно против хорошо осведомлённых противников.
— Уг-гу, я рок-звезда, — сказала Молли вялым голосом. — Урок закончился?
Леанансидхе взглянула на меня, затем снова на Молли, всё ещё улыбаясь.
— Совершенно верно. Для обоих.
Глава двадцать третья
Что только доказывает, что ты никогда не бываешь слишком старым, слишком измученным, слишком мудрым — или слишком мёртвым — чтобы быть обманутым одной из фей.
— Ты использовала её, — зарычал я, — для моей пользы? Как урок для меня?
— Дитя, — сказала Леа, — конечно, нет. Это было связано и с её уроком.
Молли слабо улыбнулась.
— Ах, да. Я чувствую, что чрезвычайно продвинулась в своём мастерстве, после того, как меня едва не испепелили заживо.
— Ты видела, что твоё выживание — результат защиты другого, — резко ответила моя крёстная. — Без помощи духа моего крестника ты бы не выжила.
— Многие могли бы сказать о себе то же самое, — сказала Молли. — Нет позора в том, что я уцелела.
Леа перевела взгляд с Молли на меня и сказала:
— Дети. Такие эмоциональные — и такие неблагодарные. Я заставлю вас пересмотреть ценность того, что показала вам этим вечером.
— Постой, — сказал я. — Мы ещё не закончили.
Леа посмотрела на меня равнодушным взглядом.
— Да?
— Нет. Дай сначала Молли деньги.
— С чего бы это мне делать подобное?
— Потому, что она голодна, устала, пережила твой урок и нуждается в еде.
Леа пожала плечом.
— А мне-то что?
Я нахмурился.
— Если ты её наставник, то должна поддерживать её физические потребности во время обучения, что негласно присутствует в отношениях. А поскольку ты меня, как бы то ни было, подменяешь, и прямо сейчас я предпочёл бы утолить её голод, не сделав этого, ты не выполнишь свой долг.
Леанансидхе закатила глаза и прошептала с примесью веселья:
— Теперь ты начал следовать правилам сделки, дитя?
— Очевидно, — сказал я. — Перестань мелочиться. Гони деньги.
Её глаза опасно сузились.
— Мне не нравится твой тон, дитя.
— Меня вам не запугать, — ответил я, к своему удивлению, совершенно спокойным и рассудительным тоном, а вовсе не дерзким. — У тебя обязательства. Я не безрассуден. Плати.
Леанансидхе повернулась ко мне лицом, её кошачьи глаза светились то ли гневом, то ли удовольствием. А может и тем и другим.
Молли заказала «Луну на ветчине».[23] И горячий шоколад.
Я сидел за столом в «У Денни» напротив неё, упёршись локтем в стол, а подбородок положив на ладонь. Стол мог удержать мой локоть, потому что я решил, что так и должно быть. Её камертон стоял вертикально между нами, тихонько вибрируя. Она сказала, что может видеть меня, если я не двигаюсь далеко влево или вправо.
Молли набросилась на еду со зверским аппетитом.
— Разве не ты всегда заставляла меня есть здоровую пищу? — задумчиво сказал я.
— Укуси меня, — пробормотала она с набитым ртом. — Там чёртов ледниковый период. Мне нужны жиры, белки и углеводы, только чтобы сохранить тепло и поддерживать температуру тела.
— Знаешь, что ещё поддержит твою температуру? — спросил я у неё. — Не выходить из дома.
Она фыркнула и игнорировала меня с минуту, налегая на еду с волчьим аппетитом. Я наблюдал за ней, и нашёл это странно приятным. Я некоторое время смотрел на кузнечика. Было приятно видеть, как, благодаря мне, она наконец могла утолить свой голод.
Я думаю, что призраки тоже могут получать удовольствие от маленьких побед — так же, как и все.
Я подождал, пока она прожуёт, а затем спросил:
— Итак. Что это за выступление Офелии перед Мёрфи и компанией?
На секунду она замерла, а затем продолжила возить остатки пищи по тарелке, но с меньшим энтузиазмом.
— Это не... — Она медленно выдохнула и беспокойно оглядела комнату. — Причин больше, чем одна.
— Я слушаю, — сказал я.
— Хорошо. Кто сказал, что это выступление? — Она поддела вилкой пару кусочков поджаренного мяса и отправила в рот. — Взгляни на меня. Я сижу здесь и беседую с моим покойным учителем. И половина ресторана беспокоится об этом.
Я огляделся. Молли притягивала косые взгляды, так и есть.
— Да, но здесь почти никого нет.
Она неожиданно рассмеялась.
— Теперь я чувствую себя лучше. — Она приложила чашку горячего шоколада к губам и просто держала так, струйки пара завивались вокруг её голубых глаз. — Итак. Ты, наконец, был во мне. Я чувствую, что должна предложить тебе закурить.
Я задохнулся и прочистил своё горло.
— Гм. Это совсем не то, малышка.
— Конечно, нет, — сказала она с раздражением в голосе. — Никогда и не было. Не для тебя.
Я потёр затылок.
— Молли. Когда я встретил тебя...