Алмазы Цирцеи Малышева Анна

– Да примерно в половине одиннадцатого. – Пожав плечами с видом крайнего неодобрения, портье снова заглянул в журнал. – Приехали двое, показали бумагу из милиции, с печатью, все, как полагается. У них и ключ был. Открыли при мне номер, я убедился, что забирают только эту вещь, ну и все. Отбыли на грузовом лифте. Ключ, кстати, не вернули. Сказали, должны отдать обратно следователю, под расписку. До конца следствия.

– Кто? Кто это был?! – прохрипела художница.

– Да я откуда знаю?! – возмутился портье. – И вовсе я не обязан вам отчитываться. Вы, Елена Дмитриевна, хотя и мое начальство… Как бы… Но должен вам сказать, что сегодня вы опять не блеснули. Как эта женщина попала в опечатанный номер?!

Елена оглянулась на дверь 617-го люкса. Бумажные разорванные печати теперь бросались в глаза за несколько шагов. Ведя Александру в соседний номер, она не заметила, что печати вскрыты.

– Разве номер еще считается опечатанным? – спросила она, только чтобы не молчать.

– Мало ли что? – Андрей Николаевич фыркнул и облизнулся, как кот, понюхавший горячее молоко. – Нужно иметь разрешение туда войти, а его у вас нет. Я видел, как она вышла из 617-го, а вы из 616-го номера. Что все это значит?

– Чаще играйте с дружками в покер, вместо того чтобы сидеть на посту, вопросов появится еще больше! – парировала Елена.

– Какой покер… – начал портье, но осекся, взглянув за спину Елене.

Порывисто обернувшись, женщина обнаружила неслышно подошедшего начальника охраны. По своему обыкновению, тот прибыл не на лифте, а воспользовался служебной лестницей.

– Вот, Глеб Иванович, – с необыкновенным чувством собственного достоинства произнес портье. – У нас опять ЧП, да еще и с уголовщиной. Посторонние в опечатанном номере.

Начальник охраны бросил косой взгляд на Александру. Та, убитая последними новостями, даже не взглянула в его сторону. В данный момент женщина была занята тем, что вяло нащупывала босой ногой туфлю, ускользающую от нее. Елена подобралась и приказала себе успокоиться.

– Во-первых, номер вскрыт, – холодно заметила она. – Во-вторых, панно оттуда вывезли. Не вижу уголовщины в том, что мы зашли на минуту…

– Так, все ясно. – У Глеба Ивановича был вид человека, скорбящего над свежей могилой лучшего друга. – Иду писать докладную. А вы… Как вас?

Таким невежливым образом он обращался к Александре, которая наконец обулась и теперь рылась в сумке. Художница достала пачку сигарет. Чиркнула зажигалкой и пустила струйку дыма в грудь начальнику охраны. Она еле доставала ему до плеча.

– Чего вам? – также неприветливо бросила художница в его сторону.

– Вы за это ответите! Что вы делаете ночью в отеле? Вы здесь не проживаете!

– Я здесь ужинала. – Александра пренебрежительно скривила губы. – Кухня у вас так себе, а цены жуткие. Не люблю Москву за это. За такие деньги я могла бы устроить банкет в лучшем кафе Мюнхена.

– Зачем вы заходили в 617-й номер?

– Даже не думала, – фыркнула та. Удивительно – Елена видела, что художница наслаждается острым моментом. Сама она с трудом унимала мелкую противную дрожь в коленях. – Еще чего!

– Я видел, как она вышла оттуда! – вмешался услужливый Андрей Николаевич.

– Мало ли, что вы видели, – с недоброй улыбкой повернулась к нему женщина. – А я отрицаю.

– Это как? – Портье, обезоруженный ее наглостью, взглянул на замершую Елену. – Что вы тут мудрите? А вы, Елена Дмитриевна, тоже будете отпираться? Я же видел вас выходящей из 616-го люкса! Как хотите, а я перед следователем за ваши делишки отвечать не собираюсь! Еще надо узнать, кто убил этого несчастного бельгийца!

Елена молчала. Отвечать правдиво она не могла и не видела в этом смысла.

Признаться в том, что взяла деньги, сознательно нарушила закон, помогла художнице проникнуть в опечатанный номер, да еще совершив при этом взлом? Глеб Иванович сделает все, чтобы ее уволить. Собственно, она уже может считать себя уволенной. Ей было так плохо, что женщина попросту не могла защищаться. Зато Александра держалась вызывающе. Оглядев мужчин, она снова выпустила дым и язвительно произнесла:

– Кто убил бельгийца? Да ведь вам, господа, лучше знать. Убили его у вас в отеле, под носом у портье… У меня-то алиби. Двое грузчиков и шофер «газели» могут назвать точное время, когда я вышла из машины и вошла в холл отеля. Уж они не ошибутся. Оплата-то им шла почасовая! Здесь, в отеле, я объяснялась с портье на первом этаже, он при мне пытался дозвониться до номера 617, не смог и разрешил мне подняться. Ну а здесь меня все время кто-то видел! Хотя бы вы!

Александра ткнула пальцем в сторону портье. Тот с кислым видом пожал плечами:

– Я не говорю, что это вы убили. Я имел в виду, что дело темное, и тут нужна осторожность.

– Кто спорит? – с видом превосходства ответила Александра. – Но я не хочу выслушивать в свой адрес глупые обвинения. Это убийство касается всех вас, но никак не меня.

– Как вы попали в номер 617? – Долго молчавший Глеб Иванович откашлялся, прочистив горло. – Кто вас туда провел? Елена Дмитриевна?

– Еще чего! – Александра ловко швырнула окурок в урну, стоявшую у дверей лифта, попав с нескольких шагов. – Мы с ней были в 616-м номере, не отрицаю. Мне срочно понадобилось в туалет после вашего замечательного ресторана, и она меня туда впустила. В 617-м мы не были. Это ему, – она кивнула на Андрея Николаевича, – померещилось. Не видите, он пьян! Нализался и ловит чертей.

– Что-о?! – взвизгнул портье.

Елена никогда не слышала у него такого высокого голоса. В тот же миг она поняла, что художница права. Теперь женщина и сама ощущала запах алкоголя, исходивший от Андрея Николаевича. Начальник охраны сделал стойку, сверля портье убийственным взглядом. Он тоже заметил состояние своего прихлебателя. Александра, издевательски усмехаясь, продолжала:

– Пьян, пьян, мне ли не знать! Пять лет была замужем за горьким алкоголиком. Лечила, не вылечила, да и похоронила. Я этот проклятый запах чую за версту! Не были мы в 617-м номере. Сейчас он еще скажет, что пломбы тоже мы порвали.

– Андрей Николаевич, – страшным голосом произнес начальник охраны, уже явно не слушая женщину, – что же вы, на рабочем месте…

– Да чтобы мне провалиться! – Тот прижал трясущиеся руки к груди. – Никогда!

– Немедленно отправляйтесь ко мне в кабинет!

– Глеб Иванович, да она же все врет! – взмолился портье. – Вышла, вышла из 617-го люкса, чтоб я помер на месте, если не так! Да вон Мамлеева сама призналась, что они туда заходили на минуту!

Елена опомнилась наконец и заявила, что, разумеется, имела в виду номер 616. Она полностью подтвердила все, сказанное Александрой, и добавила, что, если бы Андрей Николаевич более ответственно относился к своим прямым обязанностям, уровень безопасности на шестом этаже был бы выше.

– Разве это случайность, что все неприятности происходят именно на шестом? – спросила Елена, уже чувствуя свою силу. Она была безумно благодарна художнице, так находчиво и даже агрессивно отразившей все обвинения в их адрес. – Здесь нет должного присмотра. Пост постоянно брошен, портье не найти. Если уж на то пошло, я тоже сегодня напишу по этому поводу докладную. Управляющий и так интересуется, почему я до сих пор этого не делаю. Думаю, пора начинать.

Упоминание об Игоре Львовиче, перед которым все трепетали, поставило точку в конфликте. Начальник охраны удалился, уводя с собой поникшего и разом утратившего апломб портье, пообещав прислать на пост кого-нибудь из свободных коридорных. Елена, дождавшись, когда они скроются, свернув на лестницу, с благодарностью взглянула на художницу, которая поджигала вторую сигарету.

– Спасибо. Они бы меня разорвали, если бы вы не вмешались.

– Почему вы позволяете так с собой обращаться? Не понимаю, – пожала она плечами. Одержав победу, Александра не выглядела довольной, – разом осунулась и помрачнела, вспомнив об исчезнувшем панно.

– Я держусь за это место… Многого от него ждала, надеялась переменить жизнь…

– Большие надежды чреваты крупными поражениями, – печально заметила Александра. – Я вот тоже надеялась, что моя жизнь изменится… Будь проклят тот, кто убил бельгийца! Если бы не он, я бы спокойно забрала панно, и клиент не отфутболил бы меня в последний момент… Но я еще не сдалась! Нет, не сдалась! Такую партию нельзя пожертвовать!

Она говорила будто сама с собой или с кем-то невидимым, остановившимся перед ней в мягких сумерках гостиничного холла. Елена вздохнула, нащупывая в кармане пиджака скомканные купюры.

– Мне эти деньги покоя не дают. Обещала вам помочь и ничего не сделала. Я правда могу их взять взаймы? Верну все до копейки, можете быть уверены.

– Хорошо-хорошо, – отмахнулась художница, явно думая о другом. – Я вот что тут сообразила… Увезти панно в загородный дом он не мог, там идет стройка. Кто будет охранять Ван Гуизия? Отправил на свою квартиру? Я его жену знаю, она психопатка, у нее сдвиг на чистоте. Она не впустит ящик на свой паркет из оливы с вставками из розового мрамора. Нет, нет и нет! Значит, панно повезли к Кате…

Александра вновь пыталась убедить кого-то невидимого, забыв о стоявшей рядом женщине. На Елену эта манера речи производила жутковатое впечатление, и вместе с тем ее любопытство было раздражено. Она решилась задать вопрос:

– Вы имеете в виду своего клиента?

– Его. – Женщина будто очнулась, с удивлением посмотрев на Елену. – А я что, говорила вслух?! – Она взглянула на часы и тихо охнула: – Бог ты мой, без пятнадцати четыре! Скоро рассветет!

– Торопитесь? – с сожалением спросила Елена.

Ей не хотелось терять новую знакомую, которая так резко отличалась от всех ее прежних приятельниц. Александра вызывала у нее невольное уважение и горячий интерес. Она явилась из мира, где возможно было совершать открытия, находить необыкновенные произведения искусства под личиной обыкновенных, где совсем неважно было, напишет ли на тебя докладную начальник охраны и огрызнется ли в очередной раз наглый мальчишка-коридорный, избалованный чаевыми и одинокими скучающими клиентками.

– Я вторую ночь не сплю, – проворчала художница, вытаскивая из сумки скомканный свитер и натягивая его поверх футболки. Теперь она еще больше походила на девочку-подростка. Впечатление усиливала яркая помада на губах. Александра, как ни удивительно, неудачно подобрала оттенок, этот цвет делал ее, белокожую, болезненно-бледной. – И второй раз ухожу из вашего замечательного заведения несолоно хлебавши. Прямо проклятие какое-то!

– Что же вы теперь предпримете?

Александра взглянула недоуменно, словно решая для себя вопрос, стоит ли вообще отвечать. Видя ее колебания, Елена поспешила объяснить:

– На меня это панно произвело огромное впечатление, понимаете? Я сто лет не бывала в музеях, муж и сын этим не интересуются, а я сама зашиваюсь на работе… И не мне судить, конечно, но это же музейная вещь! Я бы сразу предположила, что тут работал не простой безвестный ремесленник, даже если бы ничего об этом панно не знала.