Публичное одиночество Михалков Никита
Когда нет подлинной цели, в которую веришь, ради которой живешь, которая передается детям и внукам, тогда рождается шаманство. Шаманство на ложной идее. (I, 76)
(1999)
Русская национальная идея невозможна без духовности, обращения к народным традициям. Это трудно понять нашим западникам, прорвавшимся к власти. (III, 6)
(2001)
Самый главный вопрос – это при вертикали власти провести децентрализацию культуры. И в этом рождается национальная идея.
Национальная идея – это создание такого общества, в котором понятие малой родины вырастает в понятие великой страны. (I, 83)
(2008)
Вопрос: Нужна ли России цель нации – национальная идея?
Этот вопрос так часто задается, и так много на него ответов, что мне кажется, каждый пытается по этому поводу изощряться…
Я не знаю про национальную идею, но уверен, что России нужен просвещенный консерватизм и вооруженная эволюция. Не революция, а эволюция.
Почему вооруженная? Потому что она должна быть защищена.
А просвещенный консерватизм – это значит опора на свою корневую систему. Если есть корневая система – есть иммунитет. Просвещенный консерватизм – это крест: вертикаль власти и горизонталь экономики и культуры. (XV, 40)
(2009)
Интервьюер: Вы человек глубоко русский, Вы знаете, какой должна быть российская национальная идея?
Не знаю, и это уже, так сказать, набило оскомину: все ищут национальную идею.
Для меня она состоит в преемственности, просвещенном консерватизме и вооруженной, повторюсь, эволюции…(I, 137)
ИЗДАТЕЛЬСКОЕ ДЕЛО
(2005)
Интервьюер: Вам приносит какой-то доход ваша издательская деятельность?
Нельзя сказать, что это большой бизнес. Но, с другой стороны, раритеты имеют не меньшее значение, чем дешевые издания.
Это стиль. Это тоньше.
На сегодняшний день мы достаточно самостоятельны в выборе тем. Мы издали книги о Первой мировой войне и войне Гражданской.
Если Вторая мировая война была менее закрыта для нас, хотя в Советском Союзе она была достаточно прорежена идеологией, то о Первой мировой мы знаем очень мало. Тут возникает много вопросов. Почему Белая армия проиграла Красной?
Частично на некоторые вопросы я отвечаю в сериале «Русские без России», который был показан по телевидению, а сейчас есть на кассетах. (XV, 18)
ИЛЬИН ИВАН
(2001)
Книгу Ивана Ильина «О России» я издал миллионным тиражом.
Если бы знали, какое сопротивление оказывалось, когда я ее пытался раздавать во время предвыборной кампании Бориса Ельцина! Не мешали только те, кто ее не читал…
Эта тоненькая книжечка написана в 1950 году гениальным человеком, который жил Россией, не живя в ней. Он, как Ванга, не видя, предсказывал. Или как старцы.
В пятидесятом году написать такое! Страна выиграла войну, была на подъеме, культ Сталина достиг апогея. Разговор один: СССР – великая держава.
А Ильин пишет о ее распаде. И это случилось почти через пятьдесят лет. Но советская номенклатура подобных книг не читала. Они были запрещены.
Ну теперь-то можно! Но предпочитают не замечать… (I, 81)
(2006)
Сегодня имя Ивана Александровича Ильина кажется нам давно и хорошо знакомым.
Его цитирует в своих посланиях президент России. Его книги лежат на столах политиков и ученых, о его творчестве пишутся научные статьи, о нем защищаются диссертации…
Но так было не всегда.
Ильин на долгие годы был под запретом в Советской России, из которой был выслан по личному указанию Владимира Ильича Ленина в 1922 году. Он половину своей жизни прожил в эмиграции и на родине у себя стал практически не известен. Но мысли и дела его всегда были только о России и для России. И он верил и предсказывал, что он в Россию вернется…
Его возвращение в Россию началось в 1991 году, когда вместе с моими товарищами, впервые после долгого перерыва, я издал в России миллионным тиражом брошюру Ивана Ильина «О России».
Если бы вы знали, какое сопротивление оказывалось нам тогда во всех эшелонах власти… Да это и понятно. Он всегда был для всех властей предержащих, временщиков, жаждавших крушения Российской империи и расчленения России, чужим и страшным человеком одновременно.
Но мы делали свое дело. Спокойно, без суеты, без торопливого желания увидеть результат своей работы сразу, здесь и сейчас.
И вот время пришло…
Иван Александрович Ильин вернулся на родину: и физически, и духовно. Его прах и прах его супруги покоится ныне в некрополе Донского монастыря, среди родных берез, а архив Ильина, хранившийся долгие годы в Мичиганском университете в США, возвращен нами на Родину и передан по его завещанию в Московский университет, где он скоро будет доступен всем желающим.
И слава Богу! Потому что я вижу в этом верный знак начала конца Гражданской войны, которая жила в делах наших дедов и в умах наших отцов и до сих пор отзывается болью в душах наших.
Но я верю, что в сердцах наших детей и внуков ее уже не будет. А залогом тому служит и послужит Иван Александрович Ильин – просвещенный патриот и гражданин, к словам и мыслям которого сегодня так чутко прислушивается молодая Россия! (III, 7)
ИММУНИТЕТ
Культурный иммунитет
(2001)
Очень важно, чтобы в первую очередь дети наши, которым сегодня через Интернет и современное телевидение открыт весь мир (и прежде, чем они в эту сеть попадут), имели в себе внутренний, устойчивый культурный иммунитет: Пушкин, сказки, былины; вера, стремление следовать заповедям, знание родных культурных основ и традиций.
Я имею в виду не академические знания, а знания модальные и экзистенциальные: вот это – можно, а это – должно, а то – грешно. (II, 38)
ИМПЕРАТОР
(2005)
Интервьюер: Вы не думаете, что маленькая роль русского императора в «Сибирском цирюльнике» обернулась для Вас огромным антипиаром? Для ваших недругов трудно было придумать более соблазнительную мишень, чем Михалков в роли царя.
Да мне абсолютно наплевать на недругов.
Александр III – великий император, правивший в России тринадцать лет, потрясающая личность.
Я – русский человек, я живу в России, это мой любимый император. Вот если бы написали, что я сыграл императора мерзавцем, исковеркал его образ, погубил светлую память, это бы меня касалось.
А когда кто-то делает дурацкие выводы, что быть императором якобы моя потаенная мечта – это меня совершенно не волнует. Поначалу я действительно с печалью и обидой на это реагировал, но потом задал себе вопрос: «Я это делал для того, чтобы прославиться? Нет. Я это делал для того, чтобы заработать денег? Нет. Я это делал для того, чтобы въехать в Кремль на белом коне? Тоже довольно эфемерная победа».
Почему я играл императора?
Потому что мы похожи ростом и телосложением – это раз. Потому что я считал за честь его сыграть – это два. И третье: я никому не мог из артистов доверить жизнь и здоровье мальчика, который должен был скакать с императором на передней луке седла. По скользкой брусчатке да под гром литавр оркестра. Так как я хорошо держусь в седле, я за это взялся. (II, 48)
ИМПРОВИЗАЦИЯ
(1984)
Признаю единственный вид импровизации – импровизацию вполне готовых к импровизации людей.
Ссылки на вдохновение, которое должно снизойти на нас в репетиционной комнате, на сцене, на съемочной площадке, придуманы для маскирования лени или оправдания дилетантизма.
И всегда приводит к результату, который я называю так: что получилось, то и хотели. (II, 7)
«ИМЯ»
(1989)
Говорят, полжизни мы работаем на имя, остальные полжизни имя работает на нас.
Ко мне приходит много людей за помощью. И я стараюсь сделать для них все, что могу. Так я пытаюсь компенсировать то, что называется известностью, популярностью.
В инстанциях мне редко отказывают.
Думаю, еще и потому, что довольно мало просил для себя лично. Недавно – впервые попросил жилье. Конечно, в этом смысле я не бедствовал, имел хорошую кооперативную квартиру. Но у меня большая семья: четырнадцать лет старшей дочери, двенадцать лет сыну, маленькой дочурке всего два, жена, теща, к тому же я сам со своей нелегкой профессией. Словом, потребовалось несколько расширить жизненное пространство.
И я пошел, как говорит Олег Табаков, «торговать лицом» в Моссовет. Этот случай для меня – исключительный. Обычно так поступаю, чтобы помочь другим… (I, 28)
«ИМЯ РОССИИ»
(2008)
Интервьюер: В России подходит к завершению телепроект «Имя России», где Путин конкурирует с Лениным. Что для Вас значит выдающийся россиянин? Что Вы ощущаете, когда слушаете нынешний гимн России?
Путин не конкурирует с Лениным! С чего Вы это взяли, там нет Путина.
Что значит «нынешний гимн»? Для меня нынешний – это то, что и прежний. На мой взгляд, там красивые слова, которые вышли из-под пера Сергея Михалкова.
А относительно «Имени России»… Для меня это Столыпин. Я буду защищать его на этой передаче. Именно он близок сегодняшним проблемам России. В 1908 году Столыпин на Амуре предупреждает и предлагает задуматься, каким образом остановить завоевание Дальнего Востока Китаем и Кореей. Сегодня мы стоим перед этой же проблемой, потому для меня «Имя России» – это Столыпин со всем комплексом его реформ и пониманием проблем.
Думаю, что в Киеве я обязательно схожу в Киево-Печерскую лавру, поклониться могиле его. (XV, 38)
(2008)
Интервьюер: Миллионы телезрителей видят Вас в составе двенадцати присяжных, которые вдохновенно, азартно, более или менее красноречиво обсуждают фигуры русской истории в телепроекте «Имя России» —
Ивана Грозного и Пушкина, Ленина и Сталина, Столыпина и Менделеева… Скажите как человек сведущий, эта ретродемократия – максимум дозволенного нынче русскому обществу? Сможем ли мы когда-нибудь так же азартно и красноречиво обсудить Владимира Путина и Валентину Матвиенко, Германа Грефа и Игоря Сечина или, если взять деятелей культуры, Аллу Пугачеву и Виктора Пелевина?
Хороший вопрос.
Мне кажется, я бы мог. Но тут вот есть какая сложность. По отношению к историческим персонажам есть солидный материал – воспоминания, книги, документы. А если мы берем сегодняшних деятелей, то придется брать из жизни текущей, из личного опыта. И не выльется ли это в некоторое свинство, учитывая наши национальные особенности? Начнут выяснять отношения, орать, неприличными словами выражаться…
Хотя мне было бы это интересно – я о любом, кто действует сегодня, имею свою точку зрения.
Что Иван Грозный, с ним уже все ясно. А вот кто такой Герман Греф, интересно? Тайна! Возьмем, к примеру, Николя Саркози – человек, закаленный в битвах, его с утра до вечера обсуждают, и это его только бодрит, вон как Францию нынче стало видно и слышно на мировой арене. Нет ли опасности в нашей вечной закрытости?
Николя Саркози живет в свободном, открытом обществе, обсуждения его личности не носят анонимного характера. А у нас в лицо говорят одно, за спиной другое, мы не можем чувствовать себя единой нацией, мы все время: «два пишем, три в уме».
Представьте, что объявили бесконтрольное, повсеместное обсуждение действий президента, премьера, и кого мы услышим? Прежде всего тех, кто говорит «нет», потому что наше общество привыкло объединяться вокруг нелюбви. И не может объединиться вокруг любви – тут же обвинят в лакействе, в угодничестве…
И не так-то просто понять своих современников, не так все однозначно. Вспомним Бориса Николаевича Ельцина, Царство ему Небесное. Когда грозила опасность, он возбуждался, был деятелен, мощен, он стучал кулаком по столу, наслаждался этим выбросом адреналина, принимал ответственные решения, громил своих противников. А потом уходил точно в тину, угасал, и выплывали тут же другие «деятели». И поди его пойми…
И вот если мы возьмемся обсуждать сегодняшних людей, то какая будет цель? Мы берем человека, чтоб его утопить? Или берем человека, за которым есть перспектива созидания?
Если чтоб утопить и рассказать, какой это мерзавец, то мне это неинтересно. Это разрушение. А если есть перспектива развития и можно помочь человеку, то это интересно. Это созидание. (I, 132)
ИНЕРЦИЯ
Русская инерция (2002)
Мне приходится сидеть на совещаниях более важных, менее важных, все говорят так правильно, так справедливо, так заинтересованно…
И у меня возникает странное ощущение: если все так правильно говорят, чего же тогда все происходит-то не так, как надо?
Иван Ильин любил такую фразу: «Никогда не жалуйся на время, ибо ты именно для того и рожден, чтобы сделать его лучше». Может быть, и по-комсомольски звучит она, и слишком по-молодечески, но тем не менее Ильин к ней относился очень серьезно.
В нас до сих пор жива вечная русская инерция.
Александр Сергеевич Пушкин, встретив гроб с телом Александра Сергеевича Грибоедова, сказал: «До чего мы, русские, ленивы и нелюбопытны». Это наше печальное качество еще умножилось партийной системой – за нас сделают, за нас решат…
Помню это чудное время в армии: «Построят – скажут». Веселая безответственность! «Понял! Есть!» Слушаешь начальников и думаешь: «Вот козел!» А вслух: «Понял! Есть!» Все понимающе перемигнулись. И вперед. И все нормально…
И в гражданской жизни было так же. Сидели на кухнях и хихикали. А потом вдруг в три дня это все рухнуло. В три дня!
Стержень страха вынули, свободу дали, а что с этим делать?
И тут же начали искать того, кто объяснит, куда же нам надо идти, чего же нам теперь делать. На мой взгляд, как раз этим нашим национальным качеством очень лихо воспользовались. Тот же Фонд Сороса, который нам доставляет теперь учебники, по которым будут учить наших детей… Посмотрите их. Очень впечатляющая картинка нашей истории. Или бесконечные проповедники из-за океана, через переводчика просвещающие нас, неразумных.
Понимаете – они делают, а мы нет. Вот в чем вся проблема… (I, 92)
ИННОВАЦИИ
(2013)
Остаюсь при своем убеждении, что все инновации, все эксперименты, все новшества, все смелые почины – все они могут иметь смысл в том случае, если в центре стоит человеческая жизнь, человеческая душа, человеческое существование, сострадание. Когда есть живые люди…
А если этого нет?
Вот есть умнейшие люди. Умнейший человек, знающий, который сыплет цитатами по любому поводу. Я уважаю таких людей. Но я думаю, что душа без знаний может быть созидательной, а знания без души созидательными быть не могут. Они остаются только знаниями, они холодны, они бесчувственны. Если за этими знаниями не теплится жизнь человеческого духа, биение человеческого сердца, вот это тепло внутреннее, такое разливающееся от желания рассказать о том, что тебя волнует по-настоящему, то это – мертво. (XV, 77)
ИНОСТРАНЦЫ
(1992)
Любой иностранец, попавший на две недели в город Тулу и брошенный «Интуристом», превратится в совершенно иного человека.
Через две недели он будет думать совершенно по-другому – о жизни, о мире, о себе, о чем угодно… (II, 25)
ИНТЕЛЛИГЕНТ
(2002)
Интервьюер: Вы как-то очень не то что нелицеприятно, а просто сказали: «Я не интеллигент».
Я не интеллигент. Я аристократ.
Это разные вещи.
Причем аристократ – это не начищенные ногти, грассирование и невозможность войти в людскую. Аристократизм, на мой взгляд, заключается в том, чтобы точно знать свое место.
Полуграмотный, неграмотный крестьянин, никогда не читавший Пушкина, Ницше и не слушавший Мусоргского или Моцарта, если у него достоинство его существования сочетается с окружающим миром, он знает свое место.
Это не значит, что его место – это место униженного и испуганного в людской.
Нет.
Он делает свое дело, и он знает, что он делает его лучше других, и он не хочет быть членом Совета безопасности или министром культуры. Он просто не хочет! Он самодостаточен на своем месте. И в том, что он умеет, он достиг всего того, что хотел достичь.
А что такое «интеллигент», по-вашему?
Не знаю.
Вот на сегодняшний день то, что называется «интеллигенция», – для меня это какое-то ругательное слово стало.
Честное слово!
Я уважаю людей труда, интеллектуального в том числе. Но я не люблю и не верю общественности. Она продажна и пуста.
Я верю конкретным людям, их конкретным делам, а все остальное – это пена, мыло. (V, 7)
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
(1993)
Я посмотрел репортаж в «Вестях» относительно встречи президента страны с интеллигенцией. Честно скажу, я испытал чувство неловкости. Ну неловко я себя почувствовал.
И к счастью, даже не к счастью, а к ощущению того, что я в этом своем чувстве не совсем неправ, я 30 апреля в «Независимой газете» прочитал статью Топорова, человека, чье мужество и позиция меня просто поразили.
Я почувствовал в этой статье полнейшую независимость. Ему ничего не надо. И он пишет как раз об этой вот встрече с интеллигенцией. Пишет очень жестко, очень честно…
Я в своем выступлении в «Культуре» сказал, что странно мне видеть большого музыканта, великого пианиста (это был Николай Петров), который призывает расправляться канделябрами. Мол, вы, Борис Николаевич, играете честно, а они шулера, а, как известно, в России с шулерами поступали именно так.
И меня потрясло, что разговор шел не о борьбе с коррупцией, с мафией, с воровством… а по вопросу применения силы и жесткой политики к инакомыслящим, то есть к тем, кто думает не так, как ты. Я имел неосторожность им это высказать…
Я понимаю, если бы там, на встрече у президента, был Солженицын, изгнанный из страны, Ростропович, Максимов.
Нет!
Там были народные артисты Советского Союза, которые были удостоены всех регалий, которые могла дать им страна. Так что ж вы, братцы, вы, находящиеся в постоянной оппозиции, с одной стороны, а с другой стороны – поющие и играющие на правительственных концертах, борющиеся за звание народного СССР, Ленинскую премию и так далее.
Что с вами случилось?..
Я не знаю, что так отстаивать прекрасным писателям братьям Вайнерам, чего им бояться? Да нечего! Выходит полное собрание их сочинений, да и раньше всегда выходили их книги…
Некоторые речи, которые там звучали, мне напоминали речи, которые я мог бы читать и в 1949 году, и в 1953 году, только там просто другие фамилии стоят, и все.
И вот на это мое выступление Николай Петров, мой товарищ детства, ответил открытым письмом, которое было напечатано в «Курантах».
И обратите внимание на одну потрясающую деталь – как подается материал. Редакция подает его, как бы подталкивая читателя: ну, вот смотрите… «То, что маститый режиссер, – пишется в преамбуле, – стоит на позициях, прямо противоположных существующей исполнительной власти, не диво». Тридцать-сорок лет назад эта фраза могла бы стать поводом для абсолютно однозначной репрессии по отношению к тому, о ком она написана. Вот в этой преамбуле прямо сказывается та самая – большевистская – система наводки: вона, вона куда надо смотреть!
Все поняли? А кто не понял – поймите! Это же против вас!..
Так делается неправда.
А я могу сказать, что это неправда. Потому что меня нельзя упрекнуть, скажем, по моим картинам, что я работал для правительства, для партии. Я никогда не был членом партии, не имел ни одной госпремии…
Еще цитата: «В русской истории истинный художник всегда находился в оппозиции к власти. Сейчас единственный в нашей истории случай, когда большинство российских интеллигентов, не за привилегии, звания, ордена, регалии и прочие подачки, а по велению совести сплотились вокруг нашего президента…»
Вот эта фраза меня заставила очень о многом задуматься. Задуматься в общем-то о некой фальши всей этой ситуации. Если сегодня это единственный случай в нашей истории, когда интеллигенция не находится в оппозиции, то я предпочитаю оппозицию Пушкина, Достоевского, Толстого той культуре и искусству, которые мы сегодня имеем благодаря единению нашей интеллигенции.
Ибо я не думаю, что то, что происходит сегодня на телевидении, в кино, в театре, на эстраде, – это и есть эталон консолидации интеллигенции… (V, 1)
(1994)
Когда наша интеллигенция лезла в драку за роль пролетарского вождя на сцене Большого театра и на любой другой сцене или в крайнем случае мечтала сыграть в фильме или спектакле роль очередного генсека, то это очень хорошо оплачивалось и давало льготы.
Потом, получив все то, что получила, наша интеллигенция с легкостью необыкновенной проснулась под трехцветным знаменем, стала продаваться оптом новым хозяевам только потому, что это в настоящий момент выгодно.
Какая же это интеллигенция?
Это не национальная элита. Она ничего не может защитить. Постоянно существовать на плаву – так живет огромное количество моих коллег.
Это не элита. Это простые исполнители любых заказов…(I, 64)
(2010)
Интервьюер: Вы довольно любопытно, на мой взгляд, рассуждаете о русской интеллигенции. В частности, Вы говорите, что русская интеллигенция отличается от всех прочих тем, что она не выходец из своего народа. И отсылаете нас к Петру I, который отправлял боярских детей учиться в Европу, в Голландию и так далее, но при этом не сказал их родителям, что утром следует пить не водку, а кофе и вообще брить бороды. И тогда эти уже вернувшиеся взрослые люди оказались совершенно чужими. И вот Вы говорите: «Наша интеллигенция – она, условно говоря, голландская». Что, Пушкин, Достоевский, Толстой, Вы сами – вы что, все голландцы в этом смысле слова?
А я не считаю их интеллигентами.
Ильин тот же самый, который…
Они не интеллигенция.
А кто же они?
Они – аристократы. Это разные вещи.
Достоевский, какой же он аристократ?
Это огромная разница. Кстати говоря, как раз наша способность интеллигентская, так сказать, самокопательства привела, в общем-то, к гибели России…
Вы понимаете в чем дело. Дело в том, что возникла пропасть между теми, кто вернулся, обремененный знаниями и новым взглядом на мир, и теми, кто жил здесь. Эта пропасть возникла. Волошин писал: «Великий Петр был первый большевик». Это действительно так. На уровне большевика он пытался переделать огромную страну, достиг невероятных успехов, но в то же время навсегда разделил этот народ с этой интеллигенцией.
Которой до него, выходит, не было?
Чего, разделения?
Интеллигенции не было до него – так выходит.
В том представлении, о котором Вы говорите, конечно, не было. Протопоп Аввакум – интеллигент?
Вы сами аристократ? Или Вы голландец? Вы себя где ощущаете?
Нет, я летучий аристократ… (V, 24)
(2010)
Я не считаю, что интеллигенция должна обслуживать власть. Она должна служить своему Отечеству. Но пребывать в вечной оппозиции к власти, просто потому, что это власть, очень глупо, по-моему. Более того, это чистое безбожие.
Раздербанивание страны изнутри – чем, в сущности, и является вечное интеллигентское противостояние власти – дурно заканчивается. Тогда появляются Грозный или Сталин. И силой сохраняют то, чего мы не удержали, потому что не хватило благоразумия, доброй воли… (I, 144)
(2011)
Интервьюер: В «Цитадели» Вы резко показываете падение российской интеллигенции…
Собственно говоря, из-за них, из-за этой милейшей интеллигенции в «Цитадели», произошло то, что произошло в 1917 году…
В телевизионном сериале < «Утомленные солнцем–2» > будет замечательная сцена, когда они сидят, а старушка говорит: «А во всем виноват малярийный комар. Если бы он не укусил Коленьку и этот дурак не слег с малярией, то мы бы уже давно были в Финляндии». «Да, и никому не мешали строить светлое будущее», – говорит старик, держа газету «Правда» в руках. Они не только жертвы, они еще и беззакония творцы. В первой части <«Утомленных солнцем»> Котов говорит: «Что же вы, обученные, вооруженные, одетые, а мы, нищие и голые, вас били? Чего же вы сейчас?»
И это страшно.
И я вам скажу более криминальную вещь. Я согласен с Василием Розановым, который говорил, что Россию погубила великая русская литература. Народническая, демократическая. Николай Некрасов: «Вот парадный подъезд. По торжественным дням…» Все это было смело, талантливо и по большому счету в результате становилось классикой, но, тем не менее, вымывало нравственные основы; после чего убивают Петра Столыпина и все заканчивается кровавой бойней. 1917 год начался не в 1916-м, а лет за сто пятьдесят до этого. А мы почему-то ненавидим императора Александра III, который это понял и сразу стал тушить…
Вы себя причисляете к интеллигенции?
Я себя не причисляю. (XV, 51)
ИНТЕРНЕТ
(2005)
Недавно я летел в самолете, со мной рядом сел очень молодой человек. Он открыл портфель, и, естественно, там я увидел ноутбук, что меня не удивило. Но еще я там увидел потертую книжечку с закладкой, что, признаюсь, меня удивило. Я присмотрелся и понял, что это «Преступление и наказание» Достоевского…
Вспоминая об этом, вот что я хотел бы вам пожелать: как бы всеобъемлющ ни был Интернет, как бы легко и полно ни доставалась через него информация, никогда не забывайте шелест страниц великих книг и волшебный скрип пера о бумагу! (XI, 26)
(2010)
Минувшим летом ко мне пришел человек – руководитель довольно крупного российского интернет-портала. И сказал: «Мы выполнили заказ по «Предстоянию», который нам проплатили. Мы ругали вашу картину с утра до ночи, и пятьдесят моих сотрудников создавали видимость, будто в блогах пишут пять тысяч человек. А потом я посмотрел фильм и был абсолютно потрясен. И вот на днях ко мне снова пришли люди и предложили разместить такой же заказ по «Цитадели». Я отказался…»
Не буду называть ни его имени, ни имен заказчиков. После этого мне многое стало понятно. Если раньше я думал, что Интернет – это, в основном, собрание лузеров, то теперь я вижу, что это еще большой и циничный бизнес.
Точка ру. (XV, 46a)
ИНФОРМАЦИЯ
(2003)
Та скорость, с которой получает сегодняшний человек информацию, и сама легкость доступа к этой информации, и клиповое мышление, насаждаемое телевидением, и Интернет, и так далее, и так далее не дают возможности углубиться во что бы то ни было.
Это серьезная проблема…
Нынче «Войну и мир» можно прочесть за пятнадцать минут – просто перелистывая страницы Интернета. Мы можем получить любую информацию о любой картине в Лувре, в Русском музее, в Эрмитаже.
Удобно? Удобно. Полезно? Очень.
Однако телефон, e-mail, факс отучили нас держать в руках перо.
Представьте себе, что телефон был бы выдуман на двести лет раньше – и мы бы не получили переписки ни одного из великих людей, на чьем опыте мы учимся. Представьте себе, что возможность получения и исчезновения информации была бы двести – триста лет назад, пятьсот лет назад такой же, как сегодня, – не было бы летописей.
Сегодня мы практически выплескиваем из жизни все, что устарело. А устаревает все очень быстро. Уже в течение следующей программы «Время» или «Вести» – все новое… (XI, 2)
ИРХИНО
(2004)
Я был в деревне Ирхино Вологодской губернии. И там мне рассказали историю…
Читать бесплатно другие книги:
