Учитель вранья Харитонов Марк
– Понятия не имею, – нагло сказал Брысь.
– Ах, так? Ну, погоди! Кис Кисыч, подъём!
Кис Кисыч заурчал, как мотор, махнул ушами. Хвост у него стал раскручиваться – и вот уже пёсик начал медленно подниматься в воздух.
Брысь увидел, что сопротивление бесполезно.
– Стой, стой! – закричал он сверху. – Опять заводится! Дружок называется!
– Он тебе не Дружок, – ответил за пёсика учитель вранья.
– Так я не играю! Ну чего особенного? Ну посмотрелись эти двое в какое-то зеркало. Только я, честное слово, не знаю, как их вернуть. Не было такого случая. Никто ещё оттуда не возвращался. Может, там даже интереснее, чем здесь. Вот возьму и сам туда уйду.
– А ведь это мысль! – сказал Антон Петрович. – Попробовать, что ли, сходить за ними?
– Ой нет, не надо! – испугалась Таська. – А вдруг и вы не сможете вернуться?
– Тоже верно, – почесал в затылке учитель вранья. – Но выручать-то друзей надо. Попробуем сделать вот как: вы будете крепко-крепко держать меня за руку. Только сами зажмурьтесь, чтобы не смотреть в эти опасные зеркала. Или даже завяжите глаза. А я попробую хоть чуть-чуточку заглянуть. Может, они где-то недалеко, за рамой.
– Ух ты, интересно! Попробуйте, – одобрил с дерева кот. – Невидимое зеркало – второе слева!
– А ты, Кис Кисыч, останешься следить за ним, – сказал Антон Петрович. – Глаз с него не спускай. И если что – не давай спуску.
– Не дам, – тявкнул Кис Кисыч совершенно по-человечески.
Брысь почувствовал, что дело серьёзно.
– Я, кажется, перепутал, – сказал он. – На самом деле оно второе справа.
Антон Петрович крепко взял за руку Тима, Тим схватил за руку Таську. Дети крепко-крепко зажмурились. А Таське учитель вранья вдобавок завязал глаза носовым платком, сложенным вчетверо, – чтобы не вздумала из любопытства открыть раньше времени. И пошёл в Зеркальный зал. А они гуськом за ним.
Что было дальше, дети не видели: было всё-таки очень страшно.
А если бы они могли смотреть, они бы увидели вот что.
Глядя в землю (чтобы не смотреть в попутные зеркала), Антон Петрович прошёл в Зеркальный зал, там на ощупь нашёл раму второго зеркала справа – и только тогда открыл глаза. В зеркале никто не отразился, оно было пустым. Но сам учитель вранья исчез вовсе не сразу. Сначала он поднёс к зеркалу руку, тронул пальцем стекло. Палец прошёл сквозь него, как сквозь воздух, и растворился, исчез. Учитель перенёс в зеркало всю руку – и не увидел её там. Рука тоже пропала. Тогда он перешагнул через раму (она была невысоко) одной ногой, другой – и постепенно исчез почти весь. Видимой осталась только его вторая рука, которую крепко-крепко держал Тим.
Сколько времени это продолжалось, никто не мог бы сказать. Вдруг Тим почувствовал, что рука учителя дёрнулась, потянула его вперёд, в зеркало. Он напрягся, чтобы устоять, стал тянуть руку к себе. И вот из пустоты появилось в воздухе плечо Антона Петровича, потом его нога, потом голова, потом вторая нога и вторая рука. А держась за эту руку, из рамы, как из двери, возник Фонтан со скрипкой, зажатой под мышкой, следом – тоже держась за его руку – Маленький Великан с роялем на ремне. Глаза у обоих были закрыты, точно у спящих, лица строгие и как будто окаменелые.
Учитель вранья осторожно, по-прежнему не оглядываясь, повёл их за собой во двор. Там он разрешил Тиму открыть глаза, с Таськи сам снял повязку. Маленький Великан и Фонтан очнулись. Они озирались вокруг, как будто не понимали, что с ними.
– Нашлись? – приветствовал их с дерева Брысь. – Ну и поздравляю. Видите, ничего не случилось. Кроме ещё одного интересного приключения… А что это у тебя на голове? – спросил он Маленького Великана.
Лишь тут все заметили на кудрявых волосах у пианиста что-то вроде шапочки из птичьих перьев – и сразу, конечно, узнали птицу Соню. Она невозмутимо досматривала свои сны, упрятав голову под крыло.
– Где вы их нашли? – спросил Тим учителя.
– Там… – неопределённо показал тот. – А подробно не помню. Только недавно помнил… что-то было очень интересное… и всё улетучилось. Как будто видел сон – и забыл… А вы не помните, что там с вами было? – обратился он к музыкантам.
– Нет, – смущённо ответил Фонтан.
– Не помню, – покачал головой Маленький Великан.
– Но хоть в Книгу рецептов вы заглянули? – спросил учитель вранья. – Узнали, как лечить от Серьёзной болезни?
– Кажется, нет, – растерянно ответил Фонтан.
– Не помню, – подтвердил Маленький Великан.
– Да не было там никакой книги, – подал голос кот. – Это я так сказал. Я все книги сдал в макулатуру, мне за них обещали десять талонов на игру «Кошки-Мышки». Книги читать надо, а я люблю, когда так интересно.
– А какой вам нужен рецепт? – опять неожиданно вступила в разговор Соня. Она, оказывается, проснулась и всё слышала. – Для той девочки, что удрала от тётушки Дирекции? Я его и так знаю. От Серьёзной болезни есть такой способ: нужно до этой девочки дотронуться вот так… вот так… не очень сильно…
И птица показала клювом, как будто легонько касалась кого-то.
– Щекотка! – догадался Фонтан. – Конечно же! От Серьёзной болезни должна помочь щекотка – сразу засмеёшься, и всё пройдёт. Некоторым бывает достаточно пальчик показать. Но конечно, щекотка – самое верное средство.
– Не знаю, как это у вас называется, – ворчливо сказала Соня. – Может, и щекотка. Я просто видела, как это делается.
– Где это ты видела? – спросил учитель вранья.
– У одной Гадалки, – ответила птица. – У неё есть такая волшебная машина – она может показать конец любой истории. Если кто хочет узнать, чем кончится футбольный матч, книга, или путешествие, или какое-нибудь приключение, – она вам покажет. Я уже видела, как эту девочку вылечат.
– Ты ничего не путаешь? – с сомнением спросил учитель вранья.
– Могу рассказать все подробности, – сказала птица.
– Только не при мне, – опять подал с дерева голос кот. – Всё знать заранее – так неинтересно.
– Да, всё знать заранее и мне не хотелось бы, – согласился Антон Петрович. – Но только насчёт рецепта… проверить бы? Может, вы заглянете сами к этой Гадалке? – попросил он музыкантов. – Посмотрите, что это за щекотка.
– Хорошо, – согласился Фонтан. – А вы не пойдёте с нами?
– Мне надо детей проводить домой, – сказал учитель вранья.
– Правильно! – поддержал Брысь. – Самый простой способ – через зеркало. У меня есть одно такое зеркало…
– Опять за своё? – строго сказал Антон Петрович.
– А что же мне тут, сидеть, любоваться, как брат с сестрой обнимаются? Подумаешь, угадал родную сестру! Это каждый сможет! А вот угадай, в какой у меня лапе жёлудь?
– В передней левой, – сказал Тим.
– Ну, с вами совсем неинтересно, – заныл кот. – Сразу угадывать. Небось и в конец книги любишь заглядывать, да?.. Уходите как хотите. Пусть лучше кто другой в гости придёт.
– И ты опять будешь обманывать? – спросила Таська.
– Почему обманывать? Я просто даю пробовать, а что будет, сам не знаю.
– Другим даёшь?
– А что же, на себе всё испытывать? Хватит, набегался, натерпелся.
– А скажи, Брысь, – полюбопытствовала Таська, – когда ты был чудовищем – на каком языке ты мог понимать и говорить?
– На разных! – оживился кот. – Было так интересно – ты не представляешь! Особенно когда я был с крыльями и умел летать… Нет, интереснее всего, когда из меня торчали сто пистолетов и каждый сам хотел стрелять, прямо зудил от нетерпения, я их еле сдерживал…
– Ладно, кончай врать, – сказал ему учитель вранья.
– Опять не нравится? Думаете, ваш Дружок… или как его теперь, вам интереснее расскажет? А можно, я к вам поступлю в школу, хотя бы заочно? Я вам такого понарассказываю!
– Посмотрим, – сказал Антон Петрович. – А пока нам пора.
– Ну и идите. А хотите, я возьму свой бинокль, посмотрю в удаляющие стёкла, и вы сразу будете далеко?
– Нет, погоди. Нам надо не куда-нибудь, а в точное место. Сейчас мы договоримся, что будем делать дальше.
Уговор
– Во-первых, так, – сказал учитель вранья. – Если мы разойдёмся или потеряемся – ждите от меня письма. Там будет сказано, что делать. А до той поры ничего сами не предпринимайте. И главное, к погребу больше не подходите. Это во-вторых. Ни-ни! Там дорога уже закрыта, в другой раз может занести в такое место, что уже не встретимся и никто вас не найдёт. Хорошо, что ещё так кончилось.
У Таськи почему-то сами собой скривились губы.
– К маме хочу! – захныкала вдруг она.
Тим снова легонько толкнул её в бок. Ему самому было страшновато и уже хотелось, чтобы всё кончилось. (Так хочется проснуться, когда сон становится слишком страшным, но и просыпаться жалко.) Неужели уже возвращаться?
– Сразу? Без всякого путешествия? – переспросил учитель вранья.
Дети молчали. Они не могли сказать ни «да», ни «нет».
– Я знаю простой способ, как можно побыстрее вернуться куда хочешь, – вступила в разговор птица Соня. – Тётушка Дирекция говорила: для этого надо быстро-быстро сосчитать до миллиона. А можно и не очень быстро.
– Она не умеет до миллиона, – ответил за сестру Тим. – Ни быстро, ни медленно.
– Тогда, может, ты за неё? Это разрешается. Хочешь – вслух, хочешь – про себя.
Тим начал считать. Сначала вслух, потом про себя…
И не успел он досчитать до семидесяти, как нечаянно заснул.
История третья. Поток
Письмо
Они проснулись одновременно и увидели, что лежат у себя в кроватях.
Было тихое-тихое утро. Можно было даже услышать, как раскрываются на солнце одуванчики. Пушистые, крупные, они с писком высовывались из зелёных мягких оболочек и рассыпались по траве, как цыплята.
Тим и Таська смотрели друг на друга и тёрли глаза. Что они подумали первым делом? Конечно, что им всё это приснилось.
Но тогда почему Таська лежала в постели одетая, в красном сарафанчике, причём поверх одеяла и ногами на подушке? Почему оба были в сандалиях на босу ногу? Ведь перед сном они, конечно, раздевались и уж тем более разувались?
Как разобраться, сон это был или всё-таки не сон? Если сон – могло бы им обоим присниться одно и то же? То есть сначала приснилось разное, а потом сны их встретились? Вот о чём подумали про себя оба одновременно. А вслух первая спросила Таська:
– Ты был там со мной?
– Где? – на всякий случай уточнил Тим.
– Там… Где кот Брысь в тапочках?
– Ага! – обрадовался Тим. – И Антон Петрович там был?
– Да. А Маленького Великана ты видел?
– Ещё бы! И Фонтана тоже?
– Тоже.
– Ну какой он?
– Такой добрый, уже немного старенький, в штанах в клеточку. Но вовсе не толстый. И на дудочке играл.
– Не на дудочке, а на скрипке, – поправил Тим. – И не играл, а просто её держал.
– И на дудочке тоже. Дудел и пел песню.
– Зачем ты опять врёшь? – не выдержал Тим. – Как он мог петь, если рот у него был занят дудочкой?
– Не знаю, – растерянно призналась Таська. – Но как-то у него получалось… А ты не видел?
– Нет.
– Значит, я после тебя там осталась, немного дальше посмотрела…
И снова оба замолкли. Где осталась? Что значит посмотрела? Сон это всё-таки был или не сон?
Тим подошёл к окну и выглянул во двор.
Там стояла тётя Лена и смотрела на погреб. Дверь погреба была закрыта.
Кто её закрыл, кто вернул всё на место? Неужели сама тётя Лена? Тогда она про что-то должна догадаться.
Или дверь так и стояла закрытой, тогда опять объяснение то же: всё остальное был сон, похожий на правду?..
– Тим, – позвала его с кровати Таська, – пойди сюда. Я хочу сказать тебе одну вещь, только не хочу, чтоб я сама это слышала.
Тим наклонил к ней ухо, она прикоснулась к нему губами. Но Тим тоже ничего не услышал, только почувствовал, что она губами как будто поцеловала ему ухо. Стало так тепло – и он почему-то смутился.
Вдруг он вспомнил слова Антона Петровича про письмо. Не посмотреть ли в почтовом ящике? Если там действительно будет письмо – значит, это всё-таки был не просто сон.
Он кинулся к двери.
Таська поняла без слов, что подумал её брат. А может, и не поняла, но побежала за ним во двор, к калитке, на которой висел почтовый ящик, стараясь, чтоб не увидела тётя Лена.
Вообще-то почту приносили позже, к обеду. Но на этот раз в ящике – хотите верьте, хотите нет – лежало письмо. На конверте с маркой и нарисованным самолётом было написано:
МЕСТНОЕ
Авиапочтой (чтоб быстрей пошло)
ПЕР. ПРЕДПОСЛЕДНИЙ, ДОМ 3
ТИМУ И ТАСЕ, А ВЗРОСЛЫМ НЕ ЧИТАТЬ
Тим аккуратно, как только мог, надорвал конверт. Там лежало письмо, написанное печатными буквами. Вот такое:
Подпись могла означать, конечно, только одно: Антон Петрович, учитель вранья.
– Надо спросить, сколько времени, – заторопился Тим.
Он спрятал письмо за спину, под резинку трусов, прикрыл сверху майкой и пошёл искать тётю Лену.
Он ждал, спросит она про дверь погреба или нет? Хотя больше теперь не сомневался, что это был не сон.
Тётя Лена уже сама искала их в доме.
– Где вы были? – спросила она.
– Мы? – Тим не стал уточнять, какое время она имеет в виду. – К калитке ходили, почту посмотреть.
– Почте ещё рано. Её в два часа приносят.
– А сейчас сколько часов? – спросила Таська, окончательно её отвлекая.
– Надо спрашивать, не сколько часов, а который час, – строго поправила тётя Лена голосом Скуки Зелёной.
– Который час? – спросил Тим.
– Уже девять, начало десятого. Давно пора завтракать.
– А минут сколько?
– Минут? – Тётя Лена посмотрела на часы. – Двенадцать минут.
– А секунд? – настаивала Таська.
– Секунды-то тебе зачем?
– Так.
– Секунд не знаю… А вы мне лучше скажите…
Закончить она не успела. Таська, стоящая рядом с тётей Леной, вдруг потянулась к ней пальцами и чуть-чуть пощекотала её в голый локоть – выше ей дотянуться было трудно.
– Ты чего? – дёрнулась тётя Лена.
– Ничего, – испугалась Таська. – Тебе не смешно?
– Что это такое, я спрашиваю?
– Ой, тётечка Леночка, не сердись. Я думала, тебе поможет… и ты станешь смеяться.
– Что значит поможет? – совсем перестала что-нибудь понимать тётя Лена.
– Нет… я так… ты не бойся, – забормотала Таська, – всё будет хорошо…
Тут Тим толкнул сестру в бок, чтобы замолчала. Но получилось, должно быть, слишком сильно – Таська ответила.
Тим обиделся и пихнул её посильней.
Таська тоже ответила посильней.
– Прекратите сейчас же! – прикрикнула на них тётя Лена. – Сумасшедший дом какой-то! Скорей бы вернулись ваши родители, я жду не дождусь, чтобы уехать от вас. Живо завтракать!
Этого ещё не хватало, испугался Тим. Вдруг и вправду уедет? А как же институт? Неужели она всё-таки о чём-то начала догадываться?..
После завтрака он вдруг решил показать себя хорошим хозяйственным мальчиком.
– У нас, – сказал он, – хлеб кончается. Мы сейчас сбегаем, ладно, тётя Лена? Дай нам рубль, мы ещё мороженого купим.
На станции
Насчёт хлеба он придумал удачно: магазин был как раз около станции, и они могли пойти в ту сторону, не вызывая подозрений.
Но сначала они купили мороженое и стали ждать под часами.
Ждать пришлось долго. Человек, про которого говорилось в письме, почему-то опаздывал. Давно прошли десять часов, и двенадцать минут, и пятнадцать секунд. Большая стрелка станционных часов перепрыгнула на цифру три, потом на цифру четыре.
Мимо станции проходили поезда. Из окошек смотрели люди. Тим и Таська глядели им вслед, иногда махали руками. Вагоны были зелёные, синие, красные, на них висели таблички с названиями дальних мест, куда уезжали пассажиры и откуда они приезжали. Тим из-за скорости не успевал их прочесть. Он завидовал тем, кто ехал далеко-далеко, мимо множества станций, за каждой из которых начиналась страна, такая же таинственная и загадочная, как неизведанные улицы и места здешнего посёлка. И ещё более таинственные и загадочные. Там были горы и моря, пустыни и степи, верблюды и слоны. Поезда мчались, оставляя за собой ветер, как будто в приоткрытую отдушину повеяло сквозняком из этих пространств.
Некоторые электрички останавливались у станции, из них выходили пассажиры. Они тоже приносили с собой не только запахи дальних мест, но и предметы. Один тащил перед животом деревянный ящик с землёй, из неё росла пальма – крохотная, как помидорная рассада, но самая настоящая. Таська потом уверяла, что на ней видны были даже орехи или шишечки. Кто-то пронёс корзину с петухом. Прошёл человек с кошкой на плече. Один человек нёс под мышкой другого человека, длинного и в костюме, – это был манекен. Прошёл очень смешной пассажир в соломенной шляпе, с портфелем, весь запаренный и красный; когда он снял шляпу, чтобы обмахнуться, на лысине у него оказался горячий блин[1].
Люди выходили из электричек и садились в них, приезжали и уезжали. А они всё стояли и ели мороженое.
Одну порцию. Другую. Третью.
Когда дошли до четвёртой, стало ясно, что на хлеб им уже не хватит.
День был жаркий, но четыре порции подряд было всё-таки слишком. У них даже губы начали мёрзнуть.
Вдруг они почувствовали, что кто-то сзади обнюхивает их ноги, и тут же знакомый голос за спиной произнёс:
– А я, между прочим, иду по ковру.
Это был Антон Петрович – и, конечно, с Кис Кисычем.
– Вы? – удивился Тим.
Хотя, если подумать: кого можно было ждать другого?
Но учитель вранья сделал скучное лицо и поглядел в сторону, как будто напоминая, что они совершенно незнакомы.
– А я всё иду по ковру, – повторил он.
– Мы идём, пока врём, – опомнились Тим и Таська.
– Так бы сразу, – теперь учитель вранья повернулся к ним. – Много успели съесть? – показал он на мороженое.
– Три порции, – сказала Таська.
– Разве можно столько? Давайте, я доем.
Они отдали ему свои порции с большим удовольствием.
– Дома небось сказали, что идёте за хлебом? – покосился Антон Петрович на сумку в руках Тима. – Одобряю. А деньги все потратили? Что будете врать, когда спросят, на что? Придумали уже?
– Нет, – сказал Тим. – А почему вы так опоздали?
– Я? – возмутился учитель. – Я вышел точно по крику петуха. А он всегда показывает самое правильное время. Я вчера проверял его по радио. Он был даже на двадцать минут точней.
Тим с Таськой ничего не поняли.
– А зачем нужны были приметы и пароль, если вы нас и так знаете?
– Мало ли что знаю. Когда играете в войну, вы тоже знаете, что враг – ваш приятель. Но раз договорились, надо всё делать по правилам.
– А вы уже сходили к этой Гадалке? – спросила Таська.
– Нет, обещали сходить музыканты, Фонтан с Маленьким Великаном. Вернутся, расскажут; мы договорились встретиться.
– Только знаете… – начала Таська.
Тут Тим опять толкнул её в бок – чтобы не говорила про свою глупую щекотку.
Таська промолчала.
Учитель вранья посмотрел на них удивлённо, но так ничего и не понял.
– Пока у меня к вам вот какое дело. Мне нужно сходить на разведку к вашему дому, посмотреть на эту…
– Тётю Лену, – быстро сказала Таська.
– Да, на неё. Только надо подойти осторожно, чтобы она ни о чём не догадалась и не успела убежать. Поэтому я попрошу вас, подержите немного Кис Кисыча. А то он может залаять и её спугнуть. Пойдите с ним ко мне на Первоапрельскую, дом там стоит. Найдёте в моём рюкзаке сочинения учеников нашей школы вранья. Почитайте, чтоб не терять время даром. Потом я приду, и мы обсудим, чем займёмся дальше. Задание поняли?
– Поняли, – сказала Таська. – Только знаете…
Но Тим опять толкнул её и не дал договорить.
– Ну, держите поводок, – сказал Антон Петрович. – Найдёте дорогу? Сначала налево, потом направо. Да Кис Кисыч вас сам доведёт.
Тим взял поводок, и Кис Кисыч действительно сам повёл его. Сначала налево, потом направо, всё быстрей и быстрей. Иногда Тиму казалось, что пёсик поворачивает куда-то не туда. Но ведь Кис Кисыч бежал не просто так, а по следу. Бежал уверенно, крутя своим хвостом-пропеллером, и так тянул за поводок, что Тиму приходилось немножко бежать. Таське тоже.
Они бежали какой-то уж очень запутанной дорогой. Сначала Тим совсем перестал понимать, где они, потом он стал как будто узнавать дорогу.
И вдруг оба поняли, что пёсик привёл их к забору их же собственного дома. Только с другой стороны.
Кис Кисыч уже рвался дальше, к калитке. Но тут Тим догадался схватить пёсика и поднять на руки. Кис Кисыч сразу успокоился – как будто у него выключили мотор.
Сделано это было как раз вовремя: из-за забора послышались голоса. Кто-то разговаривал возле погреба. За разросшимися кустами людей не было видно, но голоса были знакомые.
Разговор
– Ну, постой минуту. Ты как будто опять хочешь от меня убежать. Чего уж теперь? Всё равно я тебя нашёл.
– Зачем ты даже сюда за мной погнался? Ты же сам знаешь, в этом нет никакого смысла… Нет, нет, пожалуйста, не вздумай меня ещё трогать.
– Можешь мне сказать одну вещь, только совершенно честно?
– Ну?
– Ты действительно меня терпеть не можешь?
– Не выношу.
– Совершенно?
– Совершенно.
– Ты уверена?
– Да.
– Тогда всё в порядке. Это значит, на самом деле ты меня очень-очень любишь.
– Шут гороховый! Ни слова не можешь сказать всерьёз.
– Наоборот, всё очень серьёзно. Только вот узнаю способ вылечить тебя или расколдовать, сама заговоришь по-другому. Мне ведь от тебя ничего не надо. Я для тебя стараюсь, чтоб ты пришла, так сказать, в себя. А я уж потерплю. Я, чтобы тебя спасти, готов многое вынести. Даже самое противное. Не забывай, я ведь тебя с детства знаю. Лет с семи, а?
Читать бесплатно другие книги:
