Ромео с большой дороги Донцова Дарья
– Где Алиска?
– Там, в шкафу.
– Пошли.
– Куда?
– В квартиру.
– Ой, не хочу…
– А придется! – рявкнула Рита. – Давай двигай!
На дрожащих ногах я поплелась за Секридовой и сразу за дверью навалилась в коридоре на стену.
– Она там? – уже шепотом спросила хозяйка. – Во втором шкафу?
– Да, – прошептала и я.
– Мертвая?
– Похоже, неживая.
Рита очень осторожно приблизилась к гардеробу, шумно вздохнула, перекрестилась, заглянула внутрь, потом повернулась ко мне:
– Где?
– Кто?
– Алиска!
– Там лежит. Неужели не видишь?
– Нет.
– Вешалки раздвинь.
Рита подняла руки.
– Никого.
– У стены, в черном платье.
– Тут пусто.
– Врешь! – вырвалось у меня.
Рита покрутила пальцем у виска.
– Ваще! Сама глянь.
– Боюсь, – честно призналась я.
Секридова ухватила меня за правую руку.
– Нет уж, гляди, идиотка фигова!
Я зажмурилась и моментально получила подзатыльник.
– Ну-ка, – резко сказала Рита, – растопырь зенки!
От боли и возмущения я невольно разомкнула веки и увидела… пустое нутро гардероба.
– Ой, мама! – вырвалось из груди.
– Ну и че? – уперла руки в бока Секридова. – Сегодня не первое апреля, дура! Хорошо придумала… Говори, чья идея? А, знаю! Катьки Малкиной работа!
– Труп был здесь, – прошептала я. – Понюхай, запах остался!
Рита подергала носом, пробормотала что-то, я разобрала только слово «война».
– Что? – окончательно потеряла я способность правильно оценивать действительность. – Ты о чем?
– Духи так называются, – пояснила Секридова, – «Война», лимитированный выпуск. Мы их представляли, и дилеры подарили по флакончику. Пожадились, сволочи, пробничками отделались. Правда, мне запах не понравился, тошнотный. Но ведь на халяву получила. Принесла домой и Алиске отдала, а та рада стараться, облилась с головы до ног. Такой едкий аромат оказался! Она вчера постаралась, когда на тусню собиралась, тем парфюмом и несет.
– Вот видишь, – обрадовалась я, – была тут Алиса! Иначе откуда запах?
Рита сдернула с вешалки боа из лисы, сунула мне под нос.
– Во, нюхай, отсюда валит! Алиска вчера эту крашеную кошку на плечи бросила. Дерьмовая вещь, но ей нравится.
Я машинально пощупала шкурку, потом поднесла пальцы к носу.
– Ну и мерзость!
– Согласна, – усмехнулась Рита. – А теперь ответь, сколько тебе отвалила Малкина, чтобы меня со съемки сорвать? Ее рук дело! Катюнечка мигом просекла, какой резонанс от календарика будет, и пустилась во все тяжкие.
– Был труп, – тупо твердила я, – вот тут, у стенки.
– Хватит! Могла бы придумать более правдоподобную историю! – сверкнула глазами Рита. – Понимаю, тебе заработать подфартило. Я на тебя не злюсь, сама такая, готова ради денег на многое, но Катьку урыть охота. Рассказывай!
– У тебя есть кофе? – робко попросила я, пытаясь справиться с головокружением.
– Пошли на кухню, – скомандовала Рита. Потом она быстро подошла к входной двери, вытащила из кармана ключ, заперла замок и, прищурившись, сказала: – Не уйдешь, пока всю правду не выложишь. Я Малкину с твоей помощью закопаю.
Глава 7
Получив чашку неожиданно замечательно крепкой и вкусной арабики, я стала излагать Рите историю про шубу из розовой шиншиллы. Девушка оказалась на удивление внимательной слушательницей, она не перебивала меня, а вопросы стала задавать лишь после того, как я замолчала.
– Значит, ты Васильева, – протянула она. – Наслышана о вашей семье.
– Васильевых много, – пожала я плечами, – одних актрис с такой фамилией несколько. Еще имеются певец, художник, пара писателей, танцовщик, историк моды…
Рита ухмыльнулась:
– У тебя есть брат?
– Нет, – удивленно ответила я.
Секридова почесала нос.
– Я не могла ошибиться. И потом, фотку видела: дом ваш, терраса большая, ты в кресле сидишь, а на коленях жуть мерзкая, пучеглазая уродка с черной мордой.
– Это Хучик, – возмутилась я, – очаровательный мопс, одна из лучших собак на свете! Сама ты жуть мерзкая!
– Следовательно, у тебя есть брат Аркадий, – продолжила Рита. – Софка, она дотошная, все выяснила.
– Аркадий мой сын.
– Вау! Ты не похожа на старуху!
– А я и не пенсионерка!
– Что-то не монтируется. Аркадию-то уже не двадцать.
Я тяжело вздохнула. Ну не рассказывать же Маргарите все наши семейные перипетии? [5]
– При чем тут Кеша? – спросила я удивленно.
Секридова вытащила сигареты.
– У нас в агентстве работала Софка. Дура страшная, но хитрая. Сумела удачно выйти замуж, богатого подловила. Только недолго счастье ей улыбалось, Софка любовника завела и попалась. Ясный перец, муженек ее вон выгнал, а Софка хоть и кретинка, да сообразила: надо кусок от пирога отгрызть, вытрясти из мужа алименты и отсудить квартиру. Вот и наняла адвоката. Уж кто ее на твоего Аркадия вывел, не знаю. Только Софка юриста увидела, сразу скумекала: вот он, новый вариант, да еще какой. Молодой, красивый, высокий, ездит на шикарной иномарке, костюм дорогущий. Самое оно, пора брать.
Я покачала головой. Ну и ну!.. Костюм, иномарка… А как же любовь? Нет, я безнадежно старомодна, потому что «прикид» кавалера заинтересует меня в самую последнюю очередь.
– Софка девка методичная, – спокойно продолжала Рита, – она живенько все про Аркадия выяснила: богат, живет в загородном особняке, большая практика. Она к нему в гости напросилась, все посмотрела, дом сфоткала. Потом нам показывала и хвасталась: вот где жить стану. Неужели ты ее не помнишь? Софку забыть трудно – очень шумная и ржет, словно лошадь.
Я пожала плечами.
– Аркадий часто привозит клиентов, чтобы побеседовать с ними в спокойной обстановке. А твоя Софка разве не слышала про наличие у Кеши жены и двоих детей?
Секридова махнула рукой.
– Кому это мешает!
– Ну и что? – с неподдельным интересом спросила я. – Получился… вариант?
Рита подперла рукой щеку.
– Не-а. Как Софка ни старалась, облом у нее, а не вариант получился. Аркадий «голубой». Ему до баб дела нет.
– Просто он любит Зайку.
– Фетишист? – вскинулась Рита. – С плюшевыми игрушками балуется?
– Аркадий нормальный человек, только он не желает изменять жене.
– Значит, импотент, – констатировала Секридова.
– По-твоему, парень, спокойно живущий с собственной супругой, либо гей, либо обременен другими сексуальными проблемами?
– Стопудово, – закивала Рита. – Софка на себя кофе пролила, кофту сняла, чтобы переодеться, и перед ним в самом роскошном белье крутилась, а он ничего не замечал.
– Ладно, так при чем в нашей ситуации Аркадий?
– Просто так, – протянула Секридова. – Ты богатая, верно?
– Скажем, обеспеченная.
– И не станешь у Катьки Малкиной деньги брать?
– За что?
– У нас съемки на календарь, на них всего три дня дали, с утра до ночи стоим. Малкина очень хотела на страничку попасть, а ее не взяли, но сказали, что если кто заболеет, то она будет на замену. Вот я и решила, что Катюха тебя наняла. Усекла? Ну, ты меня с площадки сдергиваешь, а ее под объектив ставят.
– Извини, не хотела испортить тебе карьеру, – испугалась я.
– Ладно, – махнула рукой Рита, – обойдется.
– Алиса правда лежала в шкафу!
– Тебе показалось.
– Нет! Видела ее отлично, платье черное, на щиколотке татуировка.
– Какая?
– Кошка с крыльями.
Секридова вытянула безупречно стройную ножку.
– Такая?
– Очень похоже, – согласилась я.
– Вот ведь я дурака сваляла, – снова о своем завела Рита, – отвела Алиску в салон, она такую же наколола. Теперь у нас с ней вид, как у детдомовских.
– Значит, ты понимаешь, что не вру сейчас, – обрадовалась я. – Откуда бы мне про наколку знать? Я никогда с Алисой не встречалась!
– Виноградова безголовая, – снисходительно пояснила собеседница, – если наклюкается – способна в шкафу спать лечь. Небось после той тусовки в гардероб влезла и храпака задала.
– Бред.
– Ты Алиску не знаешь, – засмеялась Рита. – Где ее свалило, там и ляжет. Наверное, хотела раздеться, открыла шкаф и того, брык…
– Куда же она потом делась?
– Встала, умылась и на работу побежала. У Алиски эфир в четыре начинается, она ответственная.
– Ты только что назвала подругу дурой.
– Ага, идиотка и есть. Но службу не пропускает, у них на радио строго, живо могут вытурить.
– У вас в квартире есть черный ход?
– Не-а.
– И как же Алиска ушла?
– Ты чего, ненормальная? Через дверь.
– Я сидела на ступеньках прямо перед ней. Никто не выходил.
– Просто не заметила. Или заснула.
– Нет, Алиса не покидала квартиру, – уверенно заявила я.
Рита улыбнулась.
– Давай сделаем так. Алиска вернется домой с работы, я тебе звякну, приедешь и поболтаешь с ней. Виноградова могла шубу спереть. У нее вечно денег нет, и она не побрезгует чужое прихватить.
– Договорились, – кивнула я, потом встала, пошла к двери и, уже выходя на лестницу, не выдержала: – И все-таки Алиса была в шкафу. Мертвая!
– Опять сто сорок восемь! – всплеснула руками Рита. – Ты же видела гардероб. Он пустой. Крови нет.
– Человека можно по-разному убить. Например, отравить, – резонно возразила я, – тогда крови и не останется.
– Вот ексель-моксель! – фыркнула Рита. – Езжай домой, позвоню, как Алиска появится. Кстати, скажи наркотикам «нет», иначе скоро будешь видеть зеленых мышей верхом на розовых слонах.
В каком-то странном, полуразобранном от недоумения состоянии я вышла на улицу и вытащила сигареты. Конечно, Рита может думать про меня все, что угодно, только я не употребляю кокаин, не нюхаю клей, не делаю себе уколы героина и не пью водку в неограниченном количестве. Я видела труп Алисы! Девушка не выходила из квартиры! Но куда подевалось тело?
С тихим шуршанием около меня остановилось маршрутное такси. Из микроавтобуса, кряхтя, вылез мужчина лет пятидесяти в немодном плаще и черной шляпе. Тяжело дыша, он вытащил из «Газели» торшер, очевидно, только что купленный в магазине, поставил его на тротуар, повернулся к своему приобретению спиной, снял головной убор и принялся вытирать лысую макушку идеально отглаженным носовым платком.
Я тупо наблюдала за дядькой, в голове у меня не осталось ни одной мысли.
Внезапно из подворотни вынырнула большая рыжая собака. Она потрусила к торшеру, понюхала деревянную штангу, на верху которой торчал абажур, потом подняла лапу, щедро пометила осветительный прибор, а затем испарилась за углом.
Мужчина спрятал платок, дернул носом, раз, другой, третий. Потом повернулся к торшеру, вытащил из кармана очки, водрузил их на лицо, склонился к асфальту, выпрямился и гневно воскликнул:
– Какая гадость! Кто написал?
Я, стоя на том же месте, вытащила вторую сигарету. Дядька поднял взор на меня.
– Это вы!
Я выронила пачку.
– Что?
– Вы использовали лампу в качестве туалета!
Абсурдность обвинения заставила меня рассмеяться.
– Еще и веселится! – покраснел владелец торшера. – Сейчас милицию позову!
– Мужчина, да вы подумайте, где стою я и где ваша лампа! И потом, вы же все время смотрели на меня!
– Тут больше никого нет, – занудил незнакомец, – только вышел из такси, отвернулся, а вы взяли и написали…
– Это собака.
– Какая?
– Дворовая.
– И где она?
– Убежала.
– Тьфу, прямо! – стал уже багроветь дядька. – Не было пса!
– Вы его не видели, он тихонько подошел, и раз…
– Нет, вы испортили мой новый торшер, извольте оплатить!
Я повертела пальцем у виска, потом щелкнула брелоком, открыла машину, села за руль и завела мотор.
– Люди, люди! – завопил дядька. – Милиция, сюда, скорей, она удирает!
Я вырулила на шоссе. Надо же быть таким идиотом! Не заметил, что творилось рядом с ним, и теперь абсолютно уверен, что приличная дама испортила ему лампу! Хотя… Может, и я такая же невнимательная? Вдруг и вправду задремала на ступеньках, заснула минут на десять, и именно в это время Алиса выскользнула из квартиры? Нет, я не смыкала глаз, никто не покидал апартаментов. Ага, а мужчина уверен, что никакой собаки не было…
Тяжело вздохнув, я перестроилась во второй ряд и полетела в Ложкино.
– Ой, Дарь Иванна! – лишь только стоило мне войти в дом, налетела на меня Ирка. – Тут у нас такое!
– Какое? – мрачно поинтересовалась я. – Что случилось в милом, сладком доме? Сорвало фитинги и подвал залило водой? Опять разбилось стекло в мансарде или Черри пописала на диван? Говори живей, меня сегодня ничем не удивить.
– Тёма этот… – понизив голос, зашептала Ирка, – ну, лысый пузан, который притащился спозаранок… похоже, он действительно сын полковника.
Я села на табуретку.
– Это невозможно.
– Почему? – хихикнула Ирка. – Александр Михайлович вспомнил.
– Что?
– Кого! Маму Тёмы. Они с пузаном полдня разговаривали и все выяснили! Хотите чаю?
– Нет, спасибо, лучше расскажи поподробнее о сыне Дегтярева.
Ира сложила руки на груди.
– Не подумайте, будто подслушивала.
– И в мыслях не держала такого.
– Просто шла мимо спальни полковника, уронила коробку со стиральным порошком и, пока его собирала, совершенно случайно стала свидетельницей их болтовни.
– Давай начинай! – велела я. – С подробностями!
Вообще-то следовало поинтересоваться у домработницы, зачем она бродила возле комнаты Александра Михайловича с моющим средством, ведь стиральная машина находится в противоположном конце дома. Но я не стала задавать лишние вопросы, а превратилась в слух.
Итак, Тёма без утайки изложил полковнику свою биографию. Он воспитывался в детском доме, но не потому, что происходил из семьи алкоголиков или бомжей. Светлана, мама мальчика, скончалась, когда тому еще не исполнилось и трех лет, других родственников у малыша не имелось, вот его и отдали на попечение государства.
В шестнадцать лет Тёма получил паспорт, пошел работать на один из местных заводов, поступил в институт на вечернее отделение и перебрался жить в квартиру, где был прописан. Жилье, вполне приличная «трешка», осталось от мамы. По законам тех лет сироту не имели права выписывать с жилплощади, к тому же она была кооперативной, купленной мамой, а Тёма являлся единственным ее законным наследником. Спустя года два после начала самостоятельной жизни Тимофей Ведро решил затеять ремонт, начал вынимать с полок книги и нашел дневник мамы.
Женщина вела его всю жизнь. Странички, исписанные мелким, убористым почерком, содержали множество интересных для парня сведений: он узнал о своей бабушке – учительнице, дедушке – начальнике цеха, а потом выяснил и личность отца. Мама скрупулезно описала свою встречу с москвичом, сотрудником уголовного розыска Александром Дегтяревым, который прибыл в ее городок в командировку.
Встретились молодые люди очень буднично, в магазине, и два месяца не расставались, потом Дегтярев отбыл в столицу. Никаких обещаний Светочке Александр не давал, он счел летнее приключение ничего не значащим фактом и, скорей всего, забыл о девушке. Но через девять месяцев после отъезда Дегтярева в столицу на свет явился Тёма. Света отправила любовнику письмо, в котором сообщила о рождении малыша, однако ответа не дождалась. Другая бы девушка поехала в столицу искать легкомысленного папашу, но Светочка была гордой, она решила самостоятельно поднимать мальчика. К тому же кататься в Москву с грудным младенцем тяжело, оставить же Тёму было не с кем.
Неизвестно, как бы дальше развивались события. Вполне вероятно, что лет, скажем, через десять мама могла бы взять с собой школьника-сына и все же отправиться на поиски отца ребенка. Но Светлана умерла.
А еще в ее дневнике намеками говорилось о некоем Владимире, женатом человеке, который собирался развестись с супругой и пойти в ЗАГС со Светой. Владимир давно подбивал клинья под Светлану. Тёма понял, что пара прожила вместе два года, потом влюбленные поругались и разбежались. Ссора случилась в апреле, а в мае в город прибыл Дегтярев. После отъезда милиционера в столицу Света и Владимир помирились, затем, когда на свет уже появился Тёма, разругались, но опять сошлись, через месяц вновь разбежались и вскоре снова стали жить вместе. Наверное, Светлана надеялась выйти замуж за Владимира, поэтому и не спешила в Москву. Но сходить в ЗАГС ей так и не удалось, а возлюбленный после смерти Светланы не захотел заботиться о ее сыне.
Узнав правду о своем происхождении, Тёма никаких действий предпринимать не стал. Он мирно учился, работал и, если честно, совершенно не задумывался об отце.
Своей семьи у Тимофея не имелось. Бывшие детдомовцы, как правило, неудачливы в личной жизни, и Тёма не стал исключением. У него не получалось строить отношения с женщинами, парень не понимал, как следует себя вести, чтобы простая связь переросла в прочный брак. Но холостячество не напрягало, Тёма был трудоголик, ему вполне хватало для счастья работы.
Полгода тому назад Тёма заболел гриппом и выпал из привычного ритма жизни. Целую неделю молодой человек валялся в кровати, тупо переключая каналы телевизора. В конце концов он наткнулся на передачу о доме престарелых.
– У всех этих несчастных людей есть дети, – вещал корреспондент, – но посмотрите, в каких условиях бедняги заканчивают свой жизненный путь.
Тёма увидел на экране убогие комнаты, обшарпанную мебель, плохо одетых, полуголодных стариков.
– Родственники не желают возиться с теми, кому требуется забота, – возмущался журналист, – а ведь Библия велит чтить своих родителей.
Тёма сел на кровати, он внезапно подумал об отце. Интересно, он жив? Если да, то чем занимается? Может, нуждается в помощи? Вдруг неизвестный ему Дегтярев погибает с голоду? Вполне вероятно, что Александр Михайлович и не подозревает о наличии у него взрослого сына, письмо, в котором Света сообщала о рождении ребенка, могло попросту не дойти до адресата. Нет, необходимо найти мужчину и поговорить с ним.
Осуществить задуманное оказалось до смешного просто. У Тёмы много приятелей, и один из них, наведя нужные справки, выяснил, что бывший лейтенант Александр Михайлович Дегтярев, ныне полковник, проживает в Подмосковье, в деревне Ложкино, что он одинок, ни жены, ни детей не имеет.
Узнав про сельскую местность, Тёма вздрогнул: похоже, сбываются самые его мрачные предположения. Воображение мигом нарисовало покосившуюся избенку безо всяких удобств, дощатую будку во дворе, расставленные около забора железные бочки с желтой водой и старика, который трясущимися руками снимает с картофельной ботвы колорадских жуков. Придя в ужас, Тёма немедленно вылетел в Москву. Он решил взять отца к себе, пусть хоть перед смертью бедняга поест досыта.
Глава 8
– Ну и как вам песня? – спросила Ирка.
– Очень печальная, – кивнула я. – Тёма, очевидно, добрый человек, не всякий захочет помочь родителю, который не принимал участия в его воспитании.
– Может, и так, – протянула Ирка, поворачиваясь к чайнику.
– У тебя иное мнение?
Домработница бросила в чашку пакетик с заваркой.
– Знаете, Дарь Иванна… Впрочем, не мое дело.
– Нет уж, говори.
Ирка глянула на меня.
– Вы этого Тёму рассмотрели?
– Не очень, – призналась я, – но он здорово похож на Дегтярева – лысый, толстый.
– Тут недавно по телику шоу двойников показывали, – сообщила Ирка, – ну прямо офигеть, до чего они на звезд смахивают. Представьте, Киркорова женщина изображает, ростом с телевышку. Во чего бывает!
– Ты куда клонишь? Высказывайся прямо! – велела я.
– Уж простите, Дарь Иванна, – занудила Ирка, – но вы человек увлекающийся, наивный, Машенька вся в маму пошла. Хоть вы ее не рожали, а одинаковые вышли. Зайка, та ваще безголовая, а Дегтярев только орет: «Я самый умный, остальные дураки», но на самом деле его годовалый ребенок вокруг пальца обведет. Один Аркадий Константинович рассудительный, но его ж никогда дома нет. Мой долг вас предостеречь.
– От чего?
Ирка схватила сахарницу.
– Полковник этого Тёму обнял и чуть не зарыдал, а сам бормочет: «Сынок любимый, ничего о тебе не знал, никакого письма не получал!» Разве так можно?
– Как?
– Верить человеку на слово! – вспыхнула Ирка. – У него чего в паспорте стоит? Ведро Тимофей Николаевич. При чем тут Дегтярев?
Я заморгала. Ирка подняла указательный палец.
– Во! Это раз. Теперь два. Ему про Ложкино приятель выяснил. Что ж он не сообщил правду: не деревня, а коттеджный поселок с домами за дикие сотни тысяч баксов!
– Вполне вероятно, что официально Ложкино числится селом, – пояснила я, – наш же поселок получил название от ближайшей деревни. У нас почтовый адрес «Ложкино-1», однако про цифру все забывают.
– Ладно, – кивнула Ирка. – Только я сумку этого Тёмы разбирала. Жуть!