Беру свои слова обратно Суворов Виктор
Начнем вот с чего. Что за титул такой «крепость-герой»? Мать — героиня, и крепость должна быть героиней. Как же иначе, если женский род?
Ладно, это придирки не по существу. Обратимся к главному: почему Брестская крепость была так быстро, так бездарно и так позорно брошена? Почему гарнизон не остановил противника, не задержал, не причинил вреда? Почему все об обороне крепости ясно только до тех пор, пока неизвестны детали? Почему возникает обратная пропорция: чем больше знаешь об этом героическом эпизоде, тем меньше понимаешь случившееся?
Коммунистические агитаторы объяснили просто: крепость устаревшая, XIX век, сил было мало, а у немцев подавляющий перевес.
Усомнимся.
Крепость действительно была построена в XIX веке. Однако и предыдущий, и последующий опыт доказывает: самые обыкновенные траншеи могут быть непреодолимым рубежом. Вся Первая мировая война — пример. К началу Второй мировой войны многое изменилось. Но если дивизия находится в траншеях, то танки ей не страшны, и авиацией пехоту в траншеях не напугаешь. И артиллерией — тоже. Пример — Курская дуга. Во Второй мировой войне германская гаубичная артиллерия практически ничем не отличалась от артиллерии Первой мировой войны. С помощью такой артиллерии пехоту из траншей не выбить. А стрельба из пушек и подавно окопавшимся войскам не страшна.
Если же между нашими траншеями оказывались какие-либо прочные сооружения и строения: кирпичные дома с подвалами, канализационные тоннели, каменные заборы, железнодорожные насыпи и т.д. — тогда пехоте совсем легко оборону держать. Любые прочные постройки облегчают положение обороняющегося и усложняют задачу наступающей стороны. Пример: руины Сталинграда. Или руины Берлина. Обыкновенные жилые дома, вокзалы, заводские и тюремные корпуса, даже почти полностью разрушенные, если их защищают умело и мужественно, становятся непреодолимой преградой для наступающего противника. Берлин обороняли старики, инвалиды и дети, но они сожгли столько краснозвездных танков, искалечили и убили столько советских солдат и офицеров, что Берлинскую стратегическую наступательную операцию Красной Армии можно смело считать проигранной. Теперь давайте представим, что в Берлине или рядом с ним, кроме домов, дворцов, вокзалов, тюрем и заводов, была бы еще и настоящая крепость с сотнями казематов, с бастионами и бетонными фортами, с обильными запасами боеприпасов, продовольствия и всего прочего. Во что бы тогда обошелся Красной Армии тот позорный штурм?
Или давайте представим, что на Курской дуге, помимо траншей, которые перекрыты прошлогодними кукурузными стеблями и хворостом или вообще ничем не перекрыты, у Красной Армии есть еще и настоящая крепость с внешним периметром обороны в 40 километров, с крепкими подземельями, которые не достанешь никакой бомбой, никаким снарядом, с непробиваемыми стенами, с земляными валами десятиметровой высоты, подходы к которым прикрыты глубокими каналами и рвами. Ну-ка решим, как легче было бы обороняться — имея траншеи и крепость или имея одни только траншеи?
И предыдущий опыт вопит о том же. Зимой 1939/40 года Красная Армия воевала в Финляндии. У советских командиров было достаточно возможностей убедиться: легче наступать там, где нет никаких строений, чем там, где есть обыкновенные каменные или кирпичные дома. Каждый такой дом, если его защищает даже совсем небольшой гарнизон, может быть превращен в опорный пункт. Не так легко с ним справиться.
А в Бресте — не каменный дом, не разбитый завод, а крепость! Настоящая. Внутреннее ядро крепости — цитадель на острове. Перед фронтом цитадели — судоходная, т.е. достаточно широкая, река Западный Буг. С тыла и флангов цитадель омывают протоки реки Мухавец, которая в этом месте впадает в Западный Буг. Кстати, река Мухавец — тоже судоходная. Итак, кругом вода. Уже одно это делает цитадель почти неприступной. Попробуйте прорваться через глубокие водные преграды, если по вам садят из сотен амбразур из-за непробиваемых стен. А стены цитадели были действительно непробиваемыми. Весь периметр Центрального острова был опоясан единым двухэтажным кирпичным строением кольцевой формы. Протяженность этого кольца — около двух километров. Толщина стен — почти два метра. В одном только центральном кольцевом здании — 500 казематов, в которых можно было разместить 12 000 солдат со всеми запасами, необходимыми для длительной обороны. Под казематами находился еще один подземный этаж, который мог служить хранилищем запасов и убежищем для личного состава. Еще ниже, на втором глубинном этаже, были вырыты подземные ходы под цитаделью, под реками и прикрывающими укреплениями на соседних островах. Эти ходы позволяли проводить маневр резервами из любой части крепости в любую ее часть. Некоторые подземные тоннели выходили на несколько километров за пределы территории крепости.
Брестская крепость считалась шедевром инженерного искусства. Германские генералы называли ее «Восточным Верденом» или «Русским Карфагеном». При строительстве цитадели использовались самые передовые на то время технологии. Кладка крепостных стен была такой, что стены и через столетие после завершения строительства выдерживали попадания практически любых артиллерийских снарядов. В стенах были прорезаны узкие бойницы, которые позволяли обстреливать водную поверхность перекрестным огнем с любых направлений. На внешней стороне цитадели были устроены полубашни с бойницами для флангового обстрела ближних подступов к стенам.
Центральный остров со всех сторон был прикрыт тремя другими островами: Пограничным (Западным), Госпитальным (Южным) и Северным. На каждом из этих островов было возведено укрепление, которое представляло собой цепь мощных бастионов высотой до 15 метров. Между бастионами был насыпан земляной вал общей протяженностью более шести километров и высотой более десяти метров. С внутренней стороны валов и бастионов в толще грунта были устроены склады, командные пункты, убежища для личного состава, огневые точки, которые позволяли держать под обстрелом все пространство перед крепостью на много километров. Каждое из прикрывающих укреплений по своим размерам превосходило цитадель, в каждом можно было разместить несколько тысяч солдат и все необходимое для длительной обороны. Подходы к бастионам и валу были, в свою очередь, прикрыты рукавами и протоками рек, каналами и широкими рвами, заполненными водой. Все подступы к бастионам и земляному валу простреливались многослойным перекрестным огнем с разных направлений. Валы и бастионы трех предмостных укреплений прикрывали собой цитадель, не позволяя противнику вести по ней огонь прямой наводкой. Чтобы прорваться к цитадели, противнику надо было форсировать не одну, а несколько водных преград: вначале через каналы и рвы пробиться в одно из укреплений, штурмом его взять, а уж потом форсировать основную водную преграду, чтобы высадиться у цитадели, под ее стенами, где нечем укрыться от губительного огня со всех сторон.
Кроме всего этого, бастионы и валы на многих направлениях были прикрыты еще одним рядом десятиметровых земляных валов и глубоких рвов, заполненных водой. Брестская крепость справедливо считалась одной из сильнейших крепостей Европы. Ряд западных корифеев фортификации ставили ее на первое место.
Крепость постоянно совершенствовалась. В конце XIX века вокруг нее было возведено девять фортов. Каждый из них представлял собой самостоятельную крепость с круговой обороной. Назначение этих фортов — не позволять противнику приближаться к крепости и обстреливать ее с близкого расстояния. Каждый из фортов имел достаточно мощную артиллерию. Каждый был подготовлен для длительной обороны в условиях полной изоляции. Каждый мог поддержать огнем соседние форты и всю крепость.
В начале ХХ века на удалении 6-7 километров от основного ядра крепости было возведено второе кольцо, на этот раз железобетонных фортов. Общий обвод оборонительной линии увеличился до 45 километров.
Брестская крепость была первоклассной для своего времени. Это признает даже «Советская военная энциклопедия» (Т. 1. С. 590).
И не могла первоклассная крепость начала ХХ века устареть к 1941 году. Не устарели же форты и бастионы Кенигсберга к 1945 году. Поди ж ты, сколько солдатской крови пришлось заплатить красным маршалам за штурм тех бастионов. В конце Второй мировой войны Красной Армии пришлось штурмовать города-крепости Бреслау, Бромберг, Будапешт, Глагоу, Грудзендз, Губен, Кюстрин, Краков, Кельце, Кольберг, Котбус, Летцен, Лодзь, Мариенбург, Млава, Модлин, Нейсе, Нейштеттин, Оппельн, Пиллау, Познань, Радом, Ратибор, Руммельсбург, Спала, Торунь, Хелмно, Хмельник, Фордон, Форст, Фюрстенберг, Франкфурт, Шнейдемюль, Штольп, Шпремберг, Штеттин, Эльбинг и другие, включая все тот же Брест. И за каждую крепость пришлось платить кровью, кровью и кровью. И вот хоть кто-нибудь из советских маршалов обозвал бы одну из этих крепостей устаревшей! А ведь только Кенигсберг мог по мощи сравниться с Брестской крепостью. Остальные — слабее и старше.
В том, что Брестская крепость не устарела, советские командиры убедились в сентябре 1939 года во время совместного советско-германского раздела Польши. Брестскую крепость оборонял героический польский гарнизон, а гитлеровцы и сталинцы под командованием Гудериана и Кривошеева ее штурмовали. И когда вам будут показывать руины Бреста, помните: это не только следы штурма 1941 года, но и следы «освободительного похода» 1939 года. Не только германскими снарядами повреждены стены. Тут и сталинская артиллерия поработала на славу в тесном взаимодействии с гитлеровской.
В 1944 году Брестскую крепость штурмовал Рокоссовский. Она уже была порядочно разбитой. Но двухдневный штурм захлебнулся в крови советских солдат. Ибо даже разбитая Брестская крепость представляла собой грозную твердыню.
А в 1941 году германская пехота ворвалась в цитадель утром первого дня войны.
Повторяю: любая крепость, любой форт, элеватор, монастырь годятся для обороны. Там, где есть крепость, оборону организовать легче, чем там, где ее нет. Еще пример: крепость Шлиссельбург, она же — Орешек, она же — Нотебург. Эта крепость была основана в XIV веке, последний раз модернизировалась в качестве крепости в начале XVII века. С начала XVIII века крепость Шлиссельбург служила тюрьмой. Но вот в ходе Второй мировой войны ее снова пришлось оборонять. Крепость-тюрьма выдержала осаду с 8 сентября 1941 года по 18 января 1943 года, но так и не была захвачена германскими войсками. Крепость Шлиссельбург не шла ни в какое сравнение с Брестской крепостью. Это действительно древняя и действительно устаревшая крепость. Но ее удержали. Удивительно, но крепости Шлиссельбург никто не присвоил геройского звания. Почему такое отличие Брестской крепости?
Потому, что в Бресте геройским званием требовалось прикрыть жестокий позор.
Глава 15
Героический позор
История Страны Советов полна гнусных тайн и нелепиц, которые при ближайшем рассмотрении складываются в жуткую, но правдивую картину.
Виктор Ковальчук.
«Сегодня» (Киев), 29 мая 2001 г.
В июне 1941 года в районе Бреста находилась та самая советская 4-я армия, которая в сентябре 1939 года штурмовала Брестскую крепость, а потом победным маршем прошла по улицам Бреста вместе с дивизиями Гудериана.
В июне 1941 года по ту сторону границы оказался все тот же Гудериан.
В момент начала войны в составе 4-й армии, которой командовал генерал-майор А.А. Коробков, было два корпуса (28-й стрелковый и 14-й механизированный), две отдельные стрелковые и одна авиационная дивизии, 62-й укрепленный район, Кобринский бригадный район ПВО, 120-й гаубичный артиллерийский полк РГК.
Всего в составе 4-й армии было восемь дивизий: четыре стрелковые (6, 42, 49, 75-я), две танковые (22-я, 30-я), одна моторизованная (205-я), одна авиационная (10-я). Брестский укрепленный район по своей мощи и значению тоже приравнивался к дивизии, комендант укрепрайона — генерал-майор. Кроме того, в Бресте находились 33-й инженерный полк окружного подчинения, окружной военный госпиталь, многочисленные тыловые части и склады, а также части НКВД.
Оперативное построение 4-й армии — в два эшелона. В первом — одна танковая и четыре стрелковые дивизии, во втором — танковая и моторизованная дивизии. Аэродромы 10-й смешанной авиационной дивизии были вынесены почти к самой границе. Некоторые находились в восьми километрах от пограничных столбов.
Но коммунистические историки не унимаются. Они утверждают, что Брестскую крепость пришлось позорно бросить потому, что некому было ее защищать. Вот образец их творчества: «Тяжелое положение сложилось на левом крыле Западного фронта. На четыре стрелковые дивизии 4-й армии, предназначенные для обороны границы в районе Бреста, обрушилось десять дивизий правого крыла группы армий „Центр“, в том числе четыре танковых» (История Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1961. Т. 2. С. 18).
Казалось бы, враг сильнее: десять вражеских дивизий, в том числе четыре танковые, против четырех советских стрелковых дивизий. Однако лукавые историки, рассказывая о подавляющем преимуществе германских войск, в данном случае «забыли» про советскую 22-ю танковую дивизию, которая находилась в Бресте, про 62-й укрепленный район и про саму Брестскую крепость. И позади «четырех советских стрелковых дивизий» не пустота. Позади — 30-я танковая и 205-я моторизованная дивизии 14-го мехкорпуса, тяжелый гаубичный артиллерийский полк РГК и бригадный район ПВО с 85-мм зенитными пушками, которые прошибали немецкие танки того времени насквозь с любого расстояния.
Итого:
десять дивизий, в том числе четыре танковые и одна кавалерийская, — на германской стороне;
укрепленный район, крепость и семь дивизий, в том числе две танковые и одна моторизованная (с танками), — на советской стороне.
Генерал-полковник Л.М. Сандалов, который в 1941 году был полковником, начальником штаба 4-й армии, признает: «Из приведенных данных видно, что армия располагала большими силами. Если учесть, что полоса прикрытия государственной границы армии не превышала 150 километров, из которых около 60 км были почти не пригодны для действий войск, то армия могла создать оборону с большой плотностью войск и техники на 1 км фронта» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. М., 1989. С. 55).
Когда нам рассказывают про десять германских дивизий, которые действовали против советской 4-й армии в районе Бреста, то забывают уточнить, что немецкие танковые дивизии не могли форсировать Западный Буг в первом эшелоне. В германской армии вообще не было плавающих танков. А танков, которые могли форсировать водные преграды по дну, на всю германскую армию было 168. После выхода на берег танк следовало разгерметезировать. На это уходило 30 минут. В эти минуты танки были совершенно беззащитны. В основном это были Pz-III F. Вооружение — 37-мм пушка. А самый «устаревший» советский танк Т-26 имел 45-мм пушку. Их танки беззащитны на нашем берегу, а нашим танкам под воду лезть не надо — заряжай и бей!
Форсирование водной преграды, тем более судоходной реки, всегда ставит наступающую сторону в предельно невыгодное положение. А обороняющейся стороне это дает дополнительные и весьма существенные преимущества.
Германские танковые дивизии, как, впрочем, и пехотные, имели огромные и очень перегруженные тылы. За каждой колонной танков следовали во много раз более длинные колонны грузовых автомашин очень низкой проходимости. И если некоторые танки и могли переправиться через реки по дну, то большинству танков, всем автомашинам и гужевым повозкам требовались мосты.
Через Западный Буг в полосе 4-й армии имелись два железнодорожных (Брест и Семятиче) и четыре автомобильных моста (Дрохичин, Кодень, Домачево, Влодава). «Эти мосты находились под охраной 89-го (Брестского) пограничного отряда, который... никаких заданий по подготовке этих мостов к разрушению не получил. В результате в первый же день войны все переправы и мосты противник захватил в исправном состоянии» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 47).
Даже если считать, что на Брестском направлении у германской стороны был некоторый перевес сил, то нужно помнить: без мостов это преимущество было невозможно реализовать. Переправа одной только германской пехоты без танков, артиллерии, штабов, тыловых подразделений и прочего под огнем Брестской крепости, укрепленного района, четырех стрелковых и одной танковой дивизий означала бы катастрофу для германских войск. Честный человек должен искать причину разгрома советских войск в районе Бреста не в том, что германская сторона имела численное преимущество, а в том, что Красная Армия не взорвала мосты через Западный Буг.
22 июня 1941 года в 4 часа 10 минут начался обстрел Бреста и Брестской крепости. В артиллерийской подготовке участвовала артиллерия германской 45-й пехотной дивизии и 12-го армейского корпуса. Кроме того, огонь по крепости вели девять легких и три тяжелые батареи, батарея большой мощности и три дивизиона мортир. (Р.С. Иринархов. Западный особый. Минск, 2002. С. 227). Силы, надо признать, огромные, однако и советским войскам в Бресте было чем отмахнуться.
В Бресте находился штаб 28-го стрелкового корпуса 4-й армии. В составе корпуса — две стрелковые дивизии (6-я и 42-я), два корпусных артиллерийских полка (447-й и 455-й), зенитно-артиллерийский дивизион, разведывательная эскадрилья и другие части. Каждый корпусной артиллерийский полк имел по 36 152-мм гаубиц и гаубиц-пушек. 447-й корпусной артиллерийский полк находился в Бресте, в Северном военном городке. 455-й — на окружном артиллерийском полигоне в 5 километрах южнее Бреста. В двух полках — 18 тяжелых огневых батарей. Корпусные артиллерийские полки — контрбатарейные. Борьба с артиллерией противника — их основное предназначение. Этих двух полков вполне хватало для того, чтобы подавить немецкие мортиры и тяжелые гаубицы. После этого Брестской крепости больше ничто угрожать не могло. Минометами и легкими гаубицами крепость не возьмешь. И танки ей не страшны.
Тут же в Бресте находились штабы 6-й и 42-й стрелковых дивизий. Каждая стрелковая дивизия — это пять полков (три стрелковых и два артиллерийских — пушечный и гаубичный), два отдельных дивизиона (противотанковый и зенитный) и пять отдельных батальонов (разведывательный, саперный, связи, автотранспортный, медико-санитарный).
Тут же в Бресте — штаб 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса. В составе этой дивизии — четыре полка (два танковых, артиллерийский, мотострелковый) и семь отдельных батальонов и дивизионов.
Итак, в городе, в крепости и в ближайших окрестностях находились семь артиллерийских полков — два корпусных и пять в составе дивизий. Кроме того, противотанковые дивизионы, тринадцать батарей полковой пушечной и противотанковой артиллерии, 372 полковых, батальонных и ротных миномета.
Проще говоря, артиллерии было достаточно. Больше чем достаточно. И боеприпасов — тоже. Например, 6-я стрелковая дивизия, которая находилась в Брестской крепости, имела в полтора раза больше боеприпасов, чем это было положено, кроме этого — 34 вагона боеприпасов сверх всяких норм. А 42-я стрелковая дивизия, дислоцировавшаяся там же, тоже имела боеприпасов в полтора раза больше положенного, сверх того — еще 9 вагонов (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 47).
В Бресте находилось управление 62-го укрепленного района. В составе укрепрайона, помимо прочего, были пять артиллерийско-пулеметных батальонов по 1500 человек в каждом (Там же. С. 55).
Так ведь и это не все. Чуть севернее Бреста находилась 49-я стрелковая дивизия. Южнее — 75-я. И в каждой тоже по пять полков, в том числе по два артиллерийских.
Но может быть, дивизии не были полностью укомплектованы? Нет, это не так. «Стрелковые дивизии, находящиеся в приграничной полосе, были почти полностью укомплектованы и имели полагающееся по штату вооружение» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 30). «К июню 1941 года соединения и части, входившие в состав 4-й армии, были в основном укомплектованы личным составом и боевой техникой в пределах штатных норм» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 55).
Вот эти нормы: в каждой стрелковой дивизии бойцов и командиров — 14 483, 16 плавающих танков, 13 бронемашин, 78 пушек и гаубиц калибром 76-, 152-мм, 12 зенитных орудий калибром 37-, 76-мм, 54 противотанковых пушки калибром 45-мм, 150 минометов калибром 50-, 120-мм, 392 ручных и 166 станковых пулеметов, 558 автомашин, 99 тракторов, 3039 лошадей.
Кроме частей и подразделений Красной Армии, в Брестской крепости находился пограничный отряд НКВД и 132-й отдельный конвойный батальон НКВД. Пограничный отряд по численности равен стрелковому полку. Это 2500-3000 человек. Однако пограничные отряды комплектовали гораздо лучшим человеческим материалом. В среднем каждый из пяти пограничных отрядов, которые в 1941 году находились на государственной границе в Белоруссии, имел на вооружении 1300 самозарядных винтовок, 500 автоматов, 80 ручных и 40 станковых пулеметов, 80 автомашин (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 111).
«Словом, в Бресте скопилось огромное количество войск» (Л.М. Сандалов. На Московском направлении. М., 1970. С. 58).
Но если кому-то все еще мерещится подавляющее германское превосходство в районе Бреста, напомню, что весной 1941 года в тыл 4-й армии подвезли 480 152-мм гаубиц-пушек МЛ-20 (ВИЖ. 1971. No 7. С. 19). МЛ-20 весила 7270 кг. Максимальная дальность стрельбы — 17 400 метров. Вес снаряда — 43,6 кг. 480 гаубиц-пушек — это 120 тяжелых огневых батарей. Ничего равного или близкого ни по количеству, ни по качеству на германской стороне не было.
К каждому из этих орудий было заготовлено по десять боекомплектов. Один боекомплект — 60 снарядов и 60 зарядов. Общее количество снарядов и зарядов, выложенных на грунт для этих орудий, легко рассчитать. Один боекомплект в 60 снарядов и 60 зарядов умножим на 10. А потом — на 480.
Только этих 480 гаубиц-пушек и только этих десяти приготовленных боекомплектов было достаточно для быстрого и полного разгрома группировки противника. Тем более что на той стороне не было ни крепости, ни укрепленного района.
И вот, несмотря на такое скопление советских войск (и массовый, как нам рассказывали, героизм), в первые часы войны произошли достаточно удивительные события: «К 7 часам части 45-й и 34-й пехотных дивизий 12-го немецкого армейского корпуса заняли Брест» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 84).
У них две пехотные дивизии, а у нас в Бресте две стрелковые и одна танковая дивизии.
У них в пехотных дивизиях по одному артиллерийскому полку, а у нас в стрелковых дивизиях — по два артиллерийских полка, да еще один артиллерийский полк в танковой дивизии.
У них на вооружении дивизионной и корпусной артиллерии — гаубицы времен Первой мировой войны, только слегка модернизированные. В советских дивизиях самые современные орудия, равных которым в то время не было ни у кого в мире.
Им тяжело, они наступают. Нам легко — мы обороняемся.
Им втрое тяжело, они не просто наступают, они форсируют мощную водную преграду — реку Западный Буг. Для них река — труднопреодолимая преграда. А нам совсем легко, для нас река — удобный оборонительный рубеж.
Первая волна наступающих не имеет с собой тяжелого оружия, и запас боеприпасов не может быть большим. А наши войска — при всем тяжелом оружии. И запасы боеприпасов неисчерпаемые. Брест и Брестская крепость забиты складами полкового, дивизионного, корпусного, армейского, окружного и центрального подчинения.
У них в пехотных дивизиях нет ни одного танка, а у нас в стрелковых дивизиях есть танки. А кроме этого, у нас целая танковая дивизия! Вот где момент! Вот где возможность повеселиться. Давить танками беззащитную немецкую пехоту!
Но где же она, 22-я танковая дивизия 14-го мехкорпуса 4-й армии Западного фронта?
Жгучий вопрос: как могла советская танковая дивизия допустить форсирование Западного Буга германской пехотой?
Ответ дает генерал-полковник Л.М. Сандалов: «Во время артиллерийской подготовки 34-я немецкая пехотная дивизия нанесла большие потери нашей 22-й танковой дивизии, размещавшейся в Южном военном городке Бреста в 2,5-3,5 км от государственной границы. Этот городок находился на ровной местности, хорошо просматривался со стороны противника... Погибло и получило ранения большое количество личного состава... Этому способствовало скученное расположение частей дивизии... Дивизия потеряла также большую часть танков, артиллерии и автомашин, больше половины всех автоцистерн, мастерских и кухонь. От огня противника загорелись и затем взорвались артиллерийский склад и склад горючего и смазочных материалов дивизии... Значительная часть артиллерии дивизии была уничтожена огнем противника или из-за отсутствия средств тяги осталась в парках» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 76-77). «Неудачная дислокация 22-й танковой дивизии и неразумно запланированный выход дивизии в район Жабинки привели в первые часы войны к огромным потерям в личном составе и к уничтожению большей части техники и запасов дивизии» (Там же. С. 35).
Книга генерал-полковника Сандалова вышла в рассекреченном варианте в 1989 году. Но писал он ее в 1961-м. В те времена всю правду он сказать не мог. Правда открывается сейчас. 22-я танковая дивизия находилась не 2,5-3,5 километрах от государственной границы, а «непосредственно у границы» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 52).
О героизме защитников Брестской крепости рассказано много. Даже слишком. А мы поговорим о диком позоре так называемой обороны Брестской крепости. Это где и когда еще такое случалось, чтобы пехотная дивизия разнесла в прах и перья танковую дивизию? И это при том, что танковая дивизия находилась в предельно выгодном положении — перед ее фронтом широкая судоходная река.
Законные вопросы: а как вообще танковая дивизия оказалась у самой границы, и какой смысл ее там держать? На эти вопросы коммунистические агитаторы придумали ответ: танковая дивизия (как и все остальные) находилась у самых границ с единственной целью — отразить вражеское вторжение.
Такой ответ рассчитан на слабоумных. Нормальный человек спросит: если задача дивизии отражать вторжение, отчего же она его не отразила? Да и возможно ли? 22-ю танковую дивизию поставили в такое положение, при котором никакие ответные действия даже теоретически невозможны. Вся боевая техника дивизии — на открытой местности у границы. Противник видит гигантские скопления танков, артиллерии, транспортных машин, складов и прочего. Противнику достаточно открыть внезапный огонь даже из очень легких минометов, и тогда ни один советский танкист не сможет пробраться к своему танку. Или можно просто пулеметами обойтись. Именно это командир 34-й германской пехотной дивизии и сделал. Интенсивным огнем пулеметов, минометов и гаубиц он сокрушил 22-ю танковую дивизию. Так ведь не просто германская пехотная дивизия разгромила советскую танковую дивизию. Она разгромила ее за три часа.
Возражают: по городу, крепости и огромным скоплениям советских войск был нанесен не только мощный артиллерийский удар, но еще и авиационный. Это правда. Однако и тут было чем отбиться. Каждый советский стрелковый, танковый и мотострелковый полк имел в своем составе по одной роте зенитных пулеметов. Большая часть танков 22-й танковой дивизии имела зенитные пулеметы на башнях. Каждая из пяти дивизий первого эшелона 4-й армии имела собственный зенитно-артиллерийский дивизион. Помимо этого, у командира 28-го стрелкового корпуса — еще один зенитный дивизион. В придачу к этому Брест и окрестности прикрывал Кобринский бригадный район ПВО. В его составе 11-й батальон воздушного наблюдения, оповещения и связи и шесть зенитных дивизионов — 69, 202, 218, 296, 298, 301-й.
И сверх того — 10-я смешанная авиационная дивизия: 241 боевой самолет, в том числе 138 истребителей. Помимо этой авиационной дивизии, «для действий на брестско-барановическом направлении могли быть привлечены до одной бомбардировочной (примерно 180 средних бомбардировщиков) и половины истребительной (около сотни истребителей) авиационных дивизий окружного подчинения» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 55).
Но удар германской авиации оказался сокрушительным.
А чудеса тем временем продолжались: «К 9 часам крепость была полностью окружена» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 228).
Да как же такое могло случиться! Прошло только пять часов войны, и вот уже город занят, а огромная крепость окружена. А два кольца фортов вокруг крепости? А две стрелковые и одна танковая дивизия в Бресте и в самой крепости? Они-то что делали?
«Отряды 45-й пехотной дивизии форсировали Буг и ворвались на Западный и Южный острова. Только редкая цепочка пограничников защищала их... Густые цепи автоматчиков наводнили два острова» (там же).
«24 июня был создан штаб обороны крепости и единое командование во главе с коммунистом капитаном И.Н. Зубачевым и полковым комиссаром Е.М. Фоминым» (СВЭ. Т. 1. С. 590). Комиссара сюда приплели к тому, чтобы подчеркнуть руководящую и направляющую роль родной Коммунистической партии. С этой же целью вспомнили и партийность капитана Зубачева. Но эти трюки и финты не могут заслонить главного: обороной первоклассной, одной из сильнейших в Европе крепости, внешний оборонительный обвод которой составлял 45 километров, командовал капитан, а штаб обороны был создан на третий день войны.
Как такое понимать? Крепость была подвергнута артиллерийскому налету в первые минуты войны. С этого, собственно, война и началась. Отчего же штаб обороны был создан на третий день? А до войны о чем думали? И отчего обороной крепости командует капитан? Где командиры и штабы двух стрелковых и одной танковой дивизий? Где комендант укрепленного района? Где командиры и штабы шести стрелковых, четырех артиллерийских, двух танковых, одного мотострелкового и одного инженерно-саперного полков? Где командир и штаб пограничного отряда? Где командиры и штабы 46 батальонов и 19 артиллерийских дивизионов?
А где вышестоящее командование? 6-я и 42-я стрелковые дивизии — это 28-й стрелковый корпус. Командир корпуса должен был командовать обороной. Где же он был? И что делал его штаб?
22 июня 1941 года в Бресте находились:
— генерал-майор Попов В. С. — командир 28-го стрелкового корпуса;
— дивизионный комиссар Шлыков Ф.И. — член Военного совета 4-й армии;
— генерал-майор Пузырев М. И. — комендант 62-го укрепленного района;
— генерал-майор артиллерии Дмитриев М.П. — начальник артиллерии 4-й армии;
— генерал-майор Лазаренко И.С. — командир 42-й стрелковой дивизии;
— генерал-майор танковых войск Пуганов В.П. — командир 22-й танковой дивизии.
Там же находились полковники на генеральских должностях:
— Серегин П.С. — заместитель командира 28-го стрелкового корпуса;
— Лукин Г.С. — начальник штаба 28-го стрелкового корпуса;
— Попсуй-Шапко М.А. — командир 6-й Краснознаменной Орловской стрелковой дивизии.
И вот вам героический эпизод: обороной города Бреста не руководил никто, а обороной Брестской крепости — капитан. Однако, как сообщает энциклопедия, «централизованное управление было вскоре нарушено» (СВЭ. Т. 1. С. 590). Другими словами, обороной Брестской крепости тоже никто не руководил.
Экскурсоводы в крепости-герое вам обо всем этом безобразии не расскажут.
Вам расскажут про подвиги.
Теперь откроем книгу Г.К. Жукова — величайшего полководца всех времен и народов. Брест — ворота страны. О сражении в районе Бреста в любом издании книги Жукова — 13 строк. О чем? О подавляющем германском превосходстве и о беспримерном героизме советских войск. Жуков вынужден признать, что, кроме двух советских стрелковых дивизий в районе Бреста и двух стрелковых дивизий в самом Бресте, в городе находилась еще и 22-я танковая дивизия. А вот о том, почему она там оказалась, и о том, как она была разбита германской пехотной дивизией, Жуков рассказать забыл.
У противника (если верить Жукову) в этом районе было 5-6-кратное превосходство. Это заявление неплохо было бы подпереть цифирью, но величайшему полководцу не до мелочей. Он о героизме: «Однако сломить сопротивление защитников Брестской крепости врагу не удалось, осажденные герои дали достойный отпор. Для немцев Брестская эпопея оказалась чем-то совершенно неожиданным. Бронетанковым войскам группы Гудериана и 4-й немецкой полевой армии пришлось обойти город» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 266).
Тут величайший полководец слегка приврал. Германские дивизии не обошли город Брест, а взяли его. Любой справочник по истории войны дает официальную дату: Брест брошен Красной Армией 22 июня 1941 года. А участники событий столь же официально уточняют: в 7 часов утра. Более того, и эта дата, и это время подтверждены документально. В 11.55 утра 22 июня штаб 4-й армии направил в штаб Западного фронта и в Генеральный штаб «Боевое донесение No 05», в котором докладывал: «6-я сд вынуждена была к 7.00 22 июня 1941 года отдать с боями Брест» (ВИЖ. 1989. No 5).
Если мы не верим и этому документу, поверим самому Жукову. Руководимый им Генеральный штаб в «Сводке Главного Командования Красной Армии за 23 июня 1941 года» официально на весь мир объявил о том, что Брест оставлен. Мы только что читали в предыдущей главе: «После ожесточенных боев противнику удалось потеснить наши части прикрытия и занять Кольно, Ломжу и Брест».
Ничего себе... части прикрытия.
Но вот через четверть века Георгий Константинович вдруг опомнился и объявил, что «осажденные герои дали достойный отпор», что немцам Брест был не по зубам, они его якобы не смогли захватить и были вынуждены обойти стороной.
И все же Жуков фальшивит не все время. Иногда он говорит правду: «Для немцев Брестская эпопея оказалась чем-то совершенно неожиданным». Золотые слова. Святая правда.
В районе Бреста было шесть мостов через Западный Буг, в том числе два железнодорожных. И все они попали в руки германской армии неповрежденными. Это для германской армии было полной неожиданностью.
Советская артиллерия, несмотря на подавляющее количественное и качественное превосходство, огня в первые часы войны не открывала. Ибо выполняла приказ Жукова: на провокации не поддаваться. И это было совершенно неожиданным для немцев.
Советская танковая дивизия находилась у самой границы. Германская пехотная дивизия разбила ее за несколько часов. Такого немцы не ожидали.
Советские аэродромы находились у самой границы. Они были забиты самолетами. Но летчики имели приказ огня не открывать, вместо этого помахиванием крыльев принуждать вражеские самолеты к посадке. Это для немецких летчиков было неожиданностью. Они на такие действия отвечали помахиванием...
В незащищенном городе Бресте у самой границы оказались штаб советского корпуса, штаб укрепленного района, штабы двух стрелковых и одной танковой дивизий. И все это было накрыто одним ударом. Управление войсками в районе Бреста с первой минуты не осуществлялось никем. Это для немцев было полной неожиданностью.
Через три дня стремительного продвижения, которому никто фактически не препятствовал, на окружном полигоне в районе Барановичи германские войска захватили 480 новеньких, прямо с завода, 152-мм гаубиц-пушек МЛ-20 и по десять боекомплектов для каждого из этих орудий. В мае эти орудия для вновь формируемых артиллерийских полков Резерва Главного Командования вывезли на полигон, а личный состав еще не подоспел. Это было настоящее сокровище. Для германских артиллеристов — полнейшая неожиданность. Советские гаубицы-пушки МЛ-20 использовалась германской артиллерией на всех фронтах до самого последнего дня войны.
И вот начальник Генерального штаба Жуков ответственность за все это безобразие списывает на командующего 4-й армией генерал-майора Коробкова.
Как будто Коробков, а не Жуков определял места дислокации дивизий и их штабов.
Как будто Коробков выбирал места строительства новых аэродромов.
Как будто Коробков имел право в мирное время двигать танковые дивизии к границам. Прямо под удар. Под разгром.
Как будто Коробков, а не Жуков выдвинул в приграничный район сотни тяжелых орудий для формируемых полков Резерва Главного Командования, но не озаботился обеспечить их расчетами и тягой.
Как будто Коробков, а не Жуков должен был ставить перед правительством вопрос о заблаговременном уничтожении не нужных в оборонительной войне мостов через пограничные реки.
Как будто Коробков, а не Жуков подписывал директивы: «Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Как будто Коробков, а не Жуков отдавал под трибунал всех, кто нарушал драконовские приказы не поддаваться на провокации, ответного огня не открывать, а вместо огня помахивать крылышками.
Глава 16
Кто и как готовил оборону Бреста?
Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность.
Генерал-полковник Л.М. Сандалов.
Первые дни войны. М., 1989. С. 31
Ведут туристов по Брестской крепости: посмотрите направо, посмотрите налево, это — цитадель, это — остров Пограничный, а это — Госпитальный...
Все ясно, все понятно. Только вот...
На острове Пограничном в Тереспольском укреплении Брестской крепости на западном берегу Западного Буга находился 132-й отдельный батальон войск НКВД. В музее обороны крепости вам расскажут о специфике этого батальона. Он был конвойным. Любой справочник (например, «Великая Отечественная война. Энциклопедия». М., 1985. С. 110) эти сведения подтверждает. Расстояние от казарм 132-го отдельного конвойного батальона НКВД до государственной границы измерялось десятком шагов.
Я ничего не понимаю. Пусть хоть кто-нибудь мне объяснит, зачем тюремных вертухаев посадили к границе ближе, чем пограничников? Если готовились к внезапному сокрушительному удару по Германии, тогда все ясно. В случае нападения Красной Армии на Германию тут был бы развернут приемный и пересыльный пункт военнопленных и классово чуждого элемента. Крепостные рвы, казематы и бастионы — это сооружения, по конструкции и по духу родственные тюремным и каторжным централам. Издревле крепости служили тюрьмами. Так, построенная Петром Петропавловская крепость уже при нем служила тюрьмой. Но никакие боевые свершения и подвиги в ее послужном списке не числятся.
Брестская крепость в качестве пересыльного лагеря вполне сгодилась бы. И транспортировка пленных из Бреста проблемы не представляла. Брест — ворота Советского Союза. Отсюда могучая магистраль ведет прямо в Москву, а это самый крупный железнодорожный транспортный перекресток мира. Другого столь мощного железнодорожного узла на этой планете не сыскать. Из Бреста — на Москву, а дальше — куда угодно, гони скотскими эшелонами хоть сто тысяч врагов, хоть миллион. Рядом с пересыльным лагерем Брест можно было бы устроить фильтрационные лагпункты. Два кольца фортов вокруг крепости вполне для этого сгодились бы. Стены там глухие, непробиваемые. Пусть орут в пыточных камерах, никто не услышит. Тут и расстрельные пункты можно было бы организовать. Урочище Борки или Ведьмы Лисьи на юг от Бреста просто природой созданы для такого дела. Можно, конечно, врагов расстреливать и подальше от границы. Кстати, если отъехать на восток по этой магистрали, то именно рядом с ней мы найдем самые знаменитые (из известных) расстрельные места Советского Союза: Куропаты под Минском, Катынь под Смоленском.
Но если нападение на Германию не готовилось, тогда назначение 132-го отдельного конвойного батальона НКВД, а главное, его расположение — чистый идиотизм, если не вредительство.
Рядом с островом Пограничным — остров Госпитальный. На этом острове находился центральный госпиталь Западного особого военного округа. Как прикажете это понимать? Страна знала: граница — на замке. Каждый помнил: лучше от границы подальше держаться — сталинские погранцы, как вертухаи в лагере, стреляют без предупреждения. Но на Госпитальном острове Брестской крепости накануне войны логике и духу социализма вопреки происходило нечто невероятное. Прикинем: прямо в приграничной полосе, вдоль берега пограничной реки гуляют молодые мужики в госпитальных халатах, в белых тапочках. А если какой нырнет и уплывет прямо к врагам классовым? Кто же такое позволил? Кто допустил? И куда, простите, недремлющие органы смотрели?
Нам говорят, что нападение Германии было внезапным, т.е. войны в обозримом будущем советские вожди не ждали и уж сами, ясное дело, нападения не планировали и не замышляли. Просто жили мирной жизнью. Поверим. В мирное время лечение личного состава организовано по простой двухступенчатой схеме: санитарная часть полка (иногда дивизии) — окружной военный госпиталь. Солдат — молодой здоровый парень, никаких серьезных болезней у него быть не может. Потому солдата, как правило, лечат на месте. И только если требуется сложное лечение, например хирургическое вмешательство, тогда его отправляют в окружной военный госпиталь.
В мирное время в составе Западного особого военного округа были четыре армии: 3-я, 4-я, 10-я и 13-я. Помимо этого, четыре стрелковых, один воздушно-десантный, два механизированных корпуса, шесть укрепленных районов и несколько отдельных дивизий, бригад, полков и батальонов, которые в состав армий не входили, а напрямую подчинялись командующему округом. И вот представим ситуацию. В 100-й стрелковой дивизии, которая находилась в районе Минска, у рядового Иванова воспален аппендикс. Местный эскулап пишет направление: Иванова доставить в приграничную полосу для срочной операции...
До германского вторжения в окружной военный госпиталь на Госпитальный остров Брестской крепости возили бойцов и командиров из Витебска, Могилева, Смоленска за 400, 500, 600 километров, из глубокого тыла прямо к пограничным столбам.
Такое расположение центрального госпиталя Западного особого военного округа нам объясняют просто: так сложилось исторически... Да ничего подобного! До сентября 1939 года окружной военный госпиталь находился в Минске. А еще раньше — в Смоленске. После «освободительного похода» Брест стал советским, и сюда срочно перенесли окружной военный госпиталь. Зачем?
Когда я узнал об этом госпитале и его, мягко говоря, необычном расположении, то решил: видимо, товарищ Сталин после «освободительных походов» 1939-1940 годов либерализацию замыслил — пусть, мол, народ на заграничные просторы любуется, пусть граница будет прозрачной! Но не все так просто. Если дело пошло к смягчению нравов людоедского режима, зачем в той же крепости на соседнем острове батальон тюремных вертухаев держать?
И с военной точки зрения не все тут ладно. Вы где-нибудь когда-нибудь такое встречали, чтобы государство развернуло крупнейший военный госпиталь прямо на границе с соседней страной? Да не просто на границе, а на центральной магистрали, которая связывает две столицы! Прямо рядом с пограничными постами. Мыслимое ли дело: в мирное время армия Пакистана поставила бы крупный стационарный военный госпиталь в сотне метров от границы с Индией? И именно там, где границу пересекает дорога между двумя столицами. Или, допустим, появился сирийский военный госпиталь на границе дружественного Израиля. Да зачем же? Неужто им в Сирии земли мало?
Вот я и думаю: неужто товарищу Сталину земли в России не хватало, чтобы военные госпитали к пограничным столбам выносить?
Теперь представим ту же ситуацию, но уменьшим масштаб. Вообразите себя начальником штаба корпуса или общевойсковой армии. Возможность войны не исключена. Ваши дивизии готовятся к обороне. Каждая дивизия занимает полосу в 30 километров по фронту и 20 километров в глубину. И вот командир одной из этих дивизии решил дивизионный госпиталь расположить прямо на переднем крае, да не по центру боевого порядка, а на левом фланге, на самом краю.
Получается, что в оборонительном бою предстоит под огнем противника возить раненых вдоль фронта с правого фланга на левый. За 30 километров. Но если и довезем беднягу, то предстоит его лечить прямо на переднем крае. Опять же под огнем противника.
Вникните в ситуацию и, как начальник вышестоящего штаба, оцените действия ваших подчиненных...
Теперь вернемся к действительному масштабу.
Каждая дивизия имеет медико-санитарный батальон, каждая армия во время войны имеет госпитальную базу в составе нескольких эвакуационных и хирургических госпиталей. Кроме того, военный округ, который в случае войны превращается во фронт, имеет свою собственную госпитальную базу — до десятка и более госпиталей. Так вот: самый главный из всех этих госпиталей расположили в Брестской крепости, на самом левом фланге Западного фронта, в сотне метров от государственной границы. Западный фронт — это 470 километров с севера на юг, от границы Литвы до границы Украины. На самом левом фланге — центральный госпиталь Западного фронта. Если готовилась оборона, то выбор места для этого госпиталя — преступление. Как сюда возить раненых из соседних армий? За 200, 300, 400 километров вдоль фронта? Через разрывы снарядов? Под градом осколков? Но больные и раненые будут не только на переднем крае, но и в тылу. Например, пострадавшие от бомбежек. И что прикажете делать: возить раненых из глубокого тыла на передний край? Да и что толку людей с особо опасными ранениями везти в Брестскую крепость, если она с первых минут оборонительной войны в любом случае окажется под огнем противника?
Командующий Западным фронтом генерал армии Д.Г. Павлов, как нас учили, особыми умственными способностями не отличался. Не будем спорить. Но над Павловым была управа. Над ним стоял вышестоящий штаб. И это был не какой-нибудь, а Генеральный штаб Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Во главе этого штаба — величайший полководец всех времен и народов генерал армии Жуков. Позвольте полюбопытствовать: куда смотрел Генеральный штаб? О чем думал его гениальный начальник?
Накануне войны и на первом ее этапе руководство тылом осуществляли общевойсковые штабы. «На начальников штабов возлагалась персональная ответственность за организацию и работу тыла по всестороннему обеспечению войск при ведении боевых действий. В составе Генерального штаба Красной Армии имелось Управление устройства тыла и снабжения... Под устройством тыла понималось назначение тыловых районов, размещение тыловых частей и учреждений, подготовка и использование путей сообщения» (Тыл Советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне / Под общ. ред. генерала армии С.К. Куркоткина. М., 1977. С. 46).
Тыл Красной Армии включал службы снабжения и обеспечения: автобронетанковую, артиллерийскую, инженерную, противохимической защиты, связи, интендантскую (продовольственно-фуражную, вещевую и обозно-хозяйственную), горюче-смазочных материалов, санитарную, ветеринарную и финансовую.
За организацию и работу этих служб тыла несли ответственность начальники штабов батальонов, полков, бригад, дивизий, корпусов, армий, военных округов и фронтов. На самом верху пирамиду ответственности венчал начальник Генерального штаба. Инструкции и наставления того времени подчеркивали, что эта ответственность — персональная. За тыл Западного особого военного округа (во время войны — Западного фронта) нес персональную ответственность начальник штаба округа (фронта) генерал-майор В.Е. Климовских. Это он назначал районы для тыловых частей, подчиненных округу, в том числе и за расположение окружного военного госпиталя в Брестской крепости. А за весь тыл Красной Армии, в том числе и за тыл Западного особого военного округа, персонально отвечал начальник Генерального штаба генерал армии Жуков. Работа вышестоящего начальника заключается в том, чтобы работу подчиненных контролировать и направлять. И если подчиненные творят глупости, то старший обязан на промахи указать и потребовать устранения.
Высказываю мнение, и можете не соглашаться. Можете опровергать. Сдается мне, что перед войной центральный госпиталь будущего Западного фронта на берегу пограничной реки развернули только потому, что было решено границу слегка отодвинуть. Причем в обозримом будущем. Если готовилось нападение на Германию, то лучшего места для главного госпиталя Западного фронта не найти. Москва-Смоленск-Минск-Барановичи-Брест-Варшава-Берлин — это главное стратегическое направление войны. Это центральная ось. Это главная магистраль. По ней будет идти основной поток грузов в действующую армию. По ней же в обратном направлении — поток пленных и раненых. Именно на этой магистрали, именно в Бресте на самой границе, на самом краешке советской земли и следовало ставить самый лучший госпиталь Западного фронта. За государственной границей вслед стремительно уходящим вперед войскам пойдут подвижные госпитали. А тут — стационарный. Развернутый уже в мирное время. Если нужна срочная и очень сложная операция, так чтоб не везти до Минска, Смоленска и Москвы...
Если же отрицать агрессивные намерения и замыслы командования Красной Армии, тогда не только генерал-майора Климовских, но и генерала армии Жукова следует считать кретинами и преступниками.
Еще вопрос: как случилось, что огромную крепость с внешним периметром в 45 километров окружили за несколько часов?
Перед самым крушением Советского Союза ответ на этот вопрос дал заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генерал армии М.А. Гареев: «На участке протяженностью 80-100 километров севернее и южнее Бреста вообще не было войск» (Мужество. 1991. No 5. С. 256).
Вот причина окружения. С одной стороны, «в Бресте скопилось огромное количество войск» (Л.М. Сандалов. На московском направлении. С. 58), с другой — правее и левее Бреста на десятки километров — никого. Дикое скопище в центре, а фланги открыты. При таком расположении советские войска в Бресте были просто подставлены под окружение и разгром.
Чем же эти войска занимались? Если справа и слева от города на сотню километров границу не защищал никто, то, может быть, войска в Бресте готовили оборону самого города и крепости?
Вовсе нет. «На оборону самой крепости по окружному плану предназначался лишь один стрелковый батальон с артдивизионом» (Там же. С. 52).
Стрелковый батальон 1941 года — 827 человек. Если, конечно, он полностью до последнего человека укомплектован. Советские же генералы и историки в погонах уверяли нас, что везде был ужасный некомплект.
Артиллерийский дивизион — 12 орудий и 220-296 человек в зависимости от типа орудий и тяги.
Если расставить один батальон и один артиллерийский дивизион по внешнему периметру Брестской крепости, то на каждом из 45 километров будет больше двадцати бойцов. Но это теоретически. На практике их будет меньше. Потому как не все в стрелковом батальоне — стрелки с винтовками. В стрелковом батальоне есть минометная рота и противотанковый взвод. Их надо держать ближе к командному пункту, чтобы в нужный момент развернуть в правильном направлении. И в артиллерийском дивизионе не все солдаты при пушках. И в батальоне, и в артиллерийском дивизионе есть и медики, и повара, и связисты, и старшины в ротах и батареях, и писари в штабе, кто-то в каптерке сидеть должен, сапоги считать, а кто-то должен обеспечивать личный состав денежным и табачным довольствием, кто-то снабжать патронами и снарядами, подвозить хлеб и кашу, кто-то должен ухаживать за лошадьми или обслуживать машины. Кто-то должен командовать, управлять огнем батарей, вести наблюдение, оценивать обстановку, принимать решения, отдавать приказы, следить за их неукоснительным выполнением. Разведка работать должна. И выходит, что в стрелковом батальоне чистой пехоты с винтовками и ручными пулеметами — 36 отделений по 12 человек в каждом. Если эти отделения полностью укомплектовать и если посадить их по внешнему периметру, то получается больше километра на отделение. Но тогда внутри крепости — в цитадели, в трех предмостных укреплениях, в бастионах и фортах — вообще не останется пехоты. И в резерве у командира батальона не останется ни взвода, ни отделения пехоты. Чем он дыры в обороне закрывать будет? И как бедному командиру батальона всем этим воинством управлять, если жидкая цепочка сидит по периметру? Гонцов на велосипеде посылать? Так ведь крепость вся реками, каналами и рвами изрезана. Вроде Венеции.
И 12 орудий на всех. Если вспомнить противотанковый взвод батальона, тогда орудий будет 14. Тоже по периметру расставить? Не густо получится. Или в кулак собрать? Выходит жиденький кулачок. И как прикажете управлять огнем? На все направления артиллерийских наблюдателей выслать? Так нет их столько в дивизионе.
Итак, великое скопище войск в огромной крепости и рядом с ней, но для обороны крепости выделено столько войск, что едва хватит для несения караульной службы. А всех остальных зачем сюда пригнали? Ради чего, если не ради обороны?
Может быть, остальные батальоны, полки и дивизии оборону не в крепости, но вокруг крепости готовили?
Опять же нет. «Окопы строились преимущественно в виде отдельных прямоугольных ячеек на одного-двух человек без ходов сообщения, без маскировки; противотанковые заграждения создавались только на отдельных участках в виде противотанковых рвов и надолб. Противопехотные заграждения не минировались. Командных и наблюдательных пунктов и убежищ имелось незначительное количество» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 46).
Из этой цитаты мы узнаем две важные вещи.
Во-первых, минно-взрывные заграждения вообще не использовались. Ни противотанковые, ни противопехотные. Надолбы и рвы хороши против танков. Но только если позади них — окопы и траншеи. Да не пустые, а занятые войсками, которые своим огнем вражеских саперов к заграждениям не подпускают. Если же никто рвы и надолбы не охраняет и огнем не прикрывает, то нет от них прока. Подойдут вражеские саперы, не спеша установят заряды, взорвут надолбы или завалят стенки рва. Работы на десять минут. Или на пять. Еще проще: противник такие заграждения может обойти. Тем более что они не сплошные, а только на отдельных направлениях. Как уточняет генерал-полковник Сандалов, «количество заграждений было незначительным». Главное, такие заграждения видны противнику. И с земли, и с воздуха. Противник на них не полезет. А вот противотанковые мины не видны. Кроме того, они не только останавливают противника, но и убивают его и калечат. Вот картинка была бы: выползают танки Гудериана из реки и прямо на минное поле. Но не было противотанковых минных полей. Как и противопехотных. Можно было бы надолбы проволокой оплести и противопехотными минами начинить, чтоб вражеским саперам служба медом не казалась. Но этим тоже никто не занимался.
Во-вторых, в районе Бреста четыре советские стрелковые и одна танковая дивизии траншей не рыли. Стрелковые ячейки на одного-двух человек не были связаны между собой траншеями и ходами сообщения. А если так, то против сильного противника удержать такую «оборону» невозможно. Как снабжать стрелков патронами? Как их кормить? Как менять на время сна и отдыха? Как выносить раненых? Как перебросить резерв туда, где враг явно готовит прорыв? Как стрелками руководить? Как командиру отделения проверить, не спит ли боец в своем окопе? Ведет ли бой? А то ведь хитрый свернется клубочком на дне своей стрелковой ячейки, и пока остальные супостата отбивают, он, прохвост, головы из-за бруствера не высунет. Если окопы соединены траншеей, то нет проблем. Командир отделения прошел по траншее, поговорил с каждым, каждому задачу поставил, каждого проверил, каждого матом покрыл. По траншее и лекарь прибежит, и боец ящик патронов поднесет или термос с кашей. А как без траншей? Если траншеи нет, то командир отделения по полю вынужден бегать или ползать. Много не набегаешь. Убьют. И ползать долго не позволят. А взводному как отделениями управлять? А ротному — взводами?
Но и солдату не мед одному в такой ячейке сидеть. Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский в первые дни войны, когда был еще генерал-майором, поставил на себе эксперимент. Залез в одиночную стрелковую ячейку, которая не была связана траншеей с другими ячейками, и немного там посидел. Признается: жутко было. Сидишь и не знаешь, справа и слева от тебя есть кто-нибудь или уже нет никого. Может быть, соседи давно убиты. Или, не будь дураками, разбежались, а ты тут один фронт держишь...
О том, что такая «оборона» с одиночными и парными ячейками без траншей не могла продержаться несколько часов, да и не замышлялась на столь длительный период, можно судить по совсем простой детали...
Русская армия применяла траншеи со времен обороны Севастополя в 1854 году и во всех последующих войнах. Траншеи защищали солдата от пуль и осколков. В траншеях на позиции отделения и взвода создавалось все необходимое для жизни и работы людей: перекрытые щели, ниши для продовольствия и боеприпасов, укрытия, блиндажи, командно-наблюдательные пункты. Кроме всего прочего, полевая фортификация предписывает на позиции каждого отделения иметь тупиковое ответвление траншеи, которое официально называется «отхожий ровик». Теперь представим себе любую советскую дивизию на самой границе 22 июня 1941 года. Подавляющее число солдат принимают первый бой. При этом у людей возникают самые естественные надобности. Они, кстати, иногда и без боя возникают. Как отцы-командиры мыслили первые сражения? Если от Балтийского до Черного моря не было нигде траншей, следовательно, не было и тупиковых ответвлений. Где прикажете отправлять естественные надобности в оборонительной войне? Выскакивать бойцу из одиночной или парной стрелковой ячейки с этой целью или не выскакивать? Как перед войной Генеральный штаб замышлял решать эту проблему? И о чем, простите, думал его гениальный начальник?
Полбеды, если бы эти одиночные ячейки были заняты стрелками. Обошлись бы без отхожих ровиков. Так ведь нет же. Дивизии располагались в местах постоянной дислокации — в военных городках. И что прикажете делать, если завтра война? Поднять дивизии по тревоге и гнать их бегом на 20, 30, 50 километров к своим одиночным и парным стрелковым ячейкам? Под минометным обстрелом?
Если бы дивизии далеко от границы находились. Хотя бы в десяти километрах. Или в двадцати. Но они у самых границ. Они под огнем с первого момента войны. Возможности занять свои жалкие одиночные и парные ячейки у них не было никакой.
Наши гениальные стратеги явно рассчитывали не на огонь батарей, не на траншеи, не на ряды колючей проволоки и не на минные поля, а на массовый героизм.
После войны Жуков валил вину на нашего несгибаемого солдата: войска были неустойчивы! войска впадали в панику!
Защитникам жуковской мудрости на память: необстрелянные войска впадают в панику только в чистом поле под внезапным ударом. Если войска находятся в траншеях, то по чисто психологическим причинам они не бегут, а стойко обороняют свои позиции. Ибо в траншее человек чувствует себя в большей безопасности, чем на открытом пространстве. Ползущий на тебя танк с пушкой, наведенной прямо в душу, воспринимается из траншеи совсем не так, как в чистом поле. Даже грохот боя в траншее воспринимается иначе: и пули не так страшно свистят, и осколки визжат дружелюбнее. Если внезапный удар застал необстрелянного солдата в чистом поле, то для него спасение бегством — один из вариантов. Если же внезапный удар застал его в заблаговременно отрытых полевых укреплениях, то для того, чтобы убежать, солдату надо из безопасной траншеи выскочить на открытое пространство под огонь, под снаряды, мины, бомбы, осколки и пули. Под танковые гусеницы. Бежать для него — худший вариант, чем сидеть в окопе. Если же основная масса не рванула с позиций, то скоро кто-то начнет стрелять по противнику. За ним — и остальные.
И когда Жуков уличал доблестные дивизии Красной Армии и обвинял их в трусости и неустойчивости, надо было спросить, а что сделал начальник Генерального штаба для того, чтобы войска не впадали в панику? Что он предпринял для того, чтобы гарантированно обеспечить устойчивость войск в первых оборонительных сражениях?
Был в районе Бреста еще и укрепленный район. В стадии строительства. Он имел первую позицию и вторую. «Первая позиция строилась по восточному берегу реки Западный Буг и воспроизводила начертание его русла. В июне 1941 года велось строительство сооружений только на первой позиции укрепрайона. В глубине этого района строительство сооружений еще не начиналось. Полоса предполья, вследствие того, что сооружения строились по берегу реки, не создавалась» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 45). «Строительство долговременных сооружений и работы по полевому усилению укрепленных районов на многих участках проводились непосредственно вдоль границ на виду у немецких пограничных застав. Бетонированные точки и дзоты первой позиции просматривались с немецких наблюдательных пунктов» (Там же. С. 12).
Дальше можно цитату не продолжать. И не надо буйного воображения, чтобы представить, что случилось ранним утром 22 июня 1941 года.
Противник знал, где именно строятся ДОТы, знал точное расположение каждого из них, знал секторы обстрела каждой амбразуры. Перед ДОТами не было полосы предполья: ни колючей проволоки, ни минных полей. ДОТы вдобавок ко всему не были заняты войсками. Не надо быть гениальным стратегом, чтобы сообразить: в случае внезапного нападения противник на лодках переправится через реку и захватит ДОТы до того, как советские солдаты проснутся по тревоге и успеют до них добежать. От казарм путь неблизкий. Иногда и до десятка километров.
Гудериан вспоминает «Береговые укрепления вдоль реки Буг не были заняты русскими войсками».
На других направлениях — как под Брестом. «ДОТы перед Граево оказались без личного состава и были захвачены вражескими диверсантами» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 183).
Весьма важно, что в укрепленных районах не было полевого усиления, т.е. не было обыкновенной пехоты, которая сидит в окопах и траншеях между ДОТами, впереди и позади них. ДОТ — это страшный крокодил. Но если сесть крокодилу на спину, то он не укусит. ДОТ имеет мертвые пространства, которые не простреливаются из его амбразур. Потому ДОТы строятся группой. Мертвые пространства одного перекрываются секторами обстрела другого и третьего. Если же один ДОТ занят гарнизоном, а соседние пустуют или вообще не готовы, то мы рискуем очутиться в ситуации крокодила, на спине которого сидит дядя с топором. Если ДОТ один, то вражеские саперы могут подойти с непростреливаемого направления, установить на крыше обыкновенные или направленного действия заряды либо дымовыми шашками вентиляцию забить. Саперы вообще на выдумки горазды, на многие хитрости способны. Положение могут спасти бойцы из полевого усиления. Они отобьют вражеских саперов. Но если одиночный ДОТ без кругового обстрела (а таких подавляющее большинство) не защищен огнем соседних ДОТов или не прикрыт действиями хотя бы одного отделения стрелков, которые действуют в окопах и траншеях вокруг него, тогда гарнизону ДОТа лучше выйти наружу. По крайней мере все вокруг видно, во все стороны стрелять можно. Пример для наглядности: «К югу от крепости, у деревень Митьки и Бернады, оборонялась 2-я рота лейтенанта И.М. Борисова. Сплошной линии обороны здесь не было, ДОТы стояли поодиночке и были недостроены. После нескольких часов боя они были блокированы гитлеровцами и подорваны вместе с гарнизонами» (Там же. С. 192).
«В полосе 4-й армии срок занятия Брестского укрепленного района был определен округом для одной стрелковой дивизии 30 часов, для другой — 9 часов» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 12). План простой и понятный: если немцы внезапно нападут в 4 часа утра, то одна советская дивизия займет оборону вокруг ДОТов, которые стоят прямо вдоль берега пограничной реки, к 13 часам, а другая дивизия — через сутки, к 10 утра следующего дня. К этому генерал-полковник Сандалов добавляет, что «на учебных тревогах выяснилось, что эти сроки являются заниженными». Иными словами, сроки нереальные. В такие фантастически короткие сроки дивизии просто не успевали занять оборону в укрепленном районе. Коль так, следовало гарнизоны ДОТов и полевые войска держать не в казармах, а в поле, там, где предстоит воевать.
Вот рассказ об одной только роте Брестского укрепленного района. «Почти весь апрель 1941 года личный состав находился неотлучно в ДОТах. Но в начале мая поступил приказ, и гарнизоны были выведены из ДОТов. Бойцов поселили в казармах, продовольствие, боеприпасы возвратили на ротный склад. Таким образом, к началу войны в огневых точках не было ни продовольствия, ни боеприпасов, кроме нескольких ящиков патронов в ДОТе караульного взвода. С момента нападения гитлеровцев ДОТы занимались под огнем. Из 18 бойцов ДОТа Шанькова в ДОТ пробралось только 5 человек. За снарядами и патронами приходилось пробираться на ротный склад, но вскоре он взлетел на воздух от попадания снаряда» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 192).
Коммунистические пропагандисты десятилетиями рассказывали истории о том, что советские фортификационные сооружения были слабыми, плохо вооружены, имели плохую оптику, в основном были пулеметными, а пушечных было мало. Это не так. И есть достаточно свидетельств, опровергающих выдумки всех мастей Тельпуховских и Дебориных. Огромную исследовательскую работу непосредственно на местности, в частности в Укрепленном районе No 1 (Киевском), провел украинский историк Александр Кузяк. Настоятельно рекомендую ознакомиться с его статьями в украинском No урнале «Сержант» №13-15 за 2000 год и в польском альманахе «Forteca». Каждый желающий может сам заняться научным поиском в Коростеньском, Новоград-Волынском, Шепетовском, Минском и десятках других брошенных советских укрепленных районах и убедиться лично в лживости официальных кремлевско-лубянских сказочников. Но вернемся в Брестский УР: «Многие ДОТы имели по одному или несколько орудий, спаренных с пулеметами. Орудия действовали полуавтоматически. Боевые сооружения оснащались очень хорошей оптикой» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 231).
Не в том беда, что ДОТы были непрочными или слабо вооруженными, а в том, что гарнизоны не успели их занять. Вот пример из обороны УР №6 (Рава-Русского) соседнего Юго-Западного фронта. Двухэтажный ДОТ «Медведь». В двух орудийных амбразурах — 76-мм пушки со спаренными пулеметами, кроме того, две пулеметные амбразуры со станковыми пулеметами. 22 июня 1941 года в этом ДОТе на два орудия и четыре пулемета было три человека. «Каждый ДОТ... являлся неприступным бастионом на пути врага... В ДОТе „Медведь“, кроме него, Соловьева, было всего два бойца — Павлов и Карачинцев. Соловьев встал у одного орудия, Павлова он поставил к другому, находившемуся слева, Карачинцеву приказал в случае необходимости вести огонь поочередно из двух пулеметов» (Год 1941. Юго-Западный фронт. Львов, 1975. С. 67-69). Прикинем: один человек у орудия. Мастер на все руки: он же и командир, и наводчик, и заряжающий, и замковый, и подносчик боеприпасов. И у другого орудия — та же картина. А пулеметчик от одного пулемета к другому бегает. Круговое наблюдение не ведет никто: в перископы («очень хорошая оптика») некому смотреть. Огонь орудий и пулеметов никто не координирует. И связь с соседними ДОТами никто не поддерживает. Опять же — некому. И стрелками из полевого усиления никто не командует. Впрочем, стрелков полевого усиления и в помине нет.
Представим, что в этом ДОТе не два подземных этажа, а четыре, не два орудия, а пять, не четыре пулемета, а десять. От этого вам легче будет, если вместо положенных по штату десятков людей в ДОТе три бойца? Если вместо взвода полевого усиления вокруг ДОТа в траншеях ни души? Если и траншей рядом нет?
И по всей границе — то же самое. Рассказывает полковник Д.А. Морозов, который встретил войну совсем на другом направлении: «Мощные сооружения не были заняты своевременно советскими войсками и не оправдали тех надежд, которые возлагало на них командование. В первые часы войны укрепления очутились в тылу у противника. А наша дивизия, как и некоторые другие, осталась без саперного батальона» (О них не упоминалось в сводках. М., 1965. С. 9).
И вот красная пропаганда рассказывает душещипательные истории про одну винтовку на троих, а платные друзья за рубежами эти истории со смаком повторяют. До «одной винтовки на троих» мы еще дойдем. Но если дело действительно так обстояло, то следовало тех, кто без винтовок, ставить пулеметчиками в ДОТы, заряжающими и замковыми к орудиям, направить их к перископам и телефонам.
Не в нехватке оружия дело, а в гениальном планировании некоего почти святого начальника Генерального штаба, у которого на приграничных аэродромах на каждого летчика приходилось по два самолета, а во внутренних военных округах оказалось больше СТА ТЫСЯЧ безлошадных пилотов.
Приказ вывести гарнизоны из ДОТов и возвратить все запасы на склады был отдан Жуковым 2 мая 1941 года. Не в одной роте ДОТы оказались без личного состава, без снарядов, патронов и продовольствия, а часто и без людей, но во всех. От Балтики до устья Дуная.
Одним словом, Брестский укрепленный район себя ничем не проявил, врага не остановил и не задержал, вреда ему не причинил. Средства, угробленные на его строительство, не просто зря пропали. Они пошли на пользу Гитлеру, во вред Красной Армии и Советскому Союзу. Если бы укрепленный район у границы не строили, то хотя бы строители со всей техникой, а также сотни саперных батальонов в первый момент войны в плен не попали бы.
Брестский укрепленный район не один. По всей линии границы случилось то же самое. И попали в лапы германских передовых отрядов тысячи строителей высокой квалификации, строительная техника, сотни тысяч тонн строительных материалов, вооружение и оптика ДОТов, боеприпасы и все остальное, что было необходимо для обороны, но хранилось не в железобетонных ДОТах, а в деревянных складах или просто за колючей проволокой под открытым небом в стороне от узлов сопротивления укрепленных районов.
Главное в том, что в оборонительной войне Брестский и все другие укрепленные районы на западной границе Советского Союза были обречены именно на такую судьбу.
А позади Брестского и других укрепленных районов никаких подготовленных оборонительных рубежей не имели ни 4-я армия и никакая другая. Во всех остальных армиях Первого стратегического эшелона все обстояло точно так же.
«К вечеру 22 июня немецкие танковые соединения, продвинувшись от границы на 50-60 километров, захватили Кобрин. Здесь, как и на правом фланге фронта, в связи с отсутствием на тыловых оборонительных рубежах заблаговременно развернутых резервов создалась реальная угроза глубокого прорыва неприятельских войск и охвата ими левого фланга главных сил Западного фронта» (История Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1961. Т. 2. С. 20).
Так писали официальную историю для толпы. В те же годы наши маршалы и многозвездные генералы писали другую, секретную историю для ограниченного круга. Генералы и маршалы в секретных книгах тоже экономили на правде, но деталей сообщали больше. Некоторые из генеральских книг были рассекречены через полвека после начала войны. Итак, официально, для народа: «в связи с отсутствием на тыловых оборонительных рубежах заблаговременно развернутых резервов». А для ограниченного круга сообщалось, что не только резервов не было на тыловых оборонительных рубежах, но не было и тыловых оборонительных рубежей (Л.М. Сандалов. Боевые действия войск 4-й армии Западного фронта в начальный период Великой Отечественной войны. М., 1961. С. 106). Генерал-лейтенант В.Ф. Зотов воевал на соседнем фронте: «Минно-взрывных заграждений не было. Противопехотные проволочные заграждения были построены, но их тоже явно не хватало. Строительство тыловых рубежей по плану, к сожалению, не намечалось» (На Северо-Западном фронте (1941-1943). Сб. статей участников боевых действий / Под ред. П.А. Жилина. М., 1969. С. 175).
Официальная история войны подробностей не сообщала. Нам скороговоркой сказали, что к вечеру 22 июня был захвачен Кобрин, и галопом понеслись дальше. Подумаешь, Кобрин.
А мы задержимся.
В Кобрине находился штаб 4-й армии. Этой армией, как и всеми остальными армиями Первого стратегического эшелона, никто не управлял с самого первого момента войны просто потому, что оборонительная война не замышлялась, не планировалась, не предусматривалась. Падение Кобрина означало захват противником штаба, командного пункта и узла связи 4-й армии. А это, в свою очередь, значило, что вечером 22 июня управление 4-й армией было потеряно полностью и окончательно.
Там же, в Кобрине, находился штаб 14-го механизированного корпуса. Штаб 4-й армии не управлял своими корпусами, но и оба корпуса не управляли своими дивизиями: штаб 28-го стрелкового корпуса был разгромлен ранним утром 22 июня в Бресте, штаб 14-го механизированного корпуса — во второй половине того же дня в Кобрине.
Говорят, что 4-я армия Западного фронта имела мало самолетов. Святая правда. Однако все познается в сравнении. Одна только 4-я армия в районе Бреста имела самолетов больше, чем их было во внезапном японском ударе по Перл-Харбору. Авиация 4-й армии — это 10-я смешанная авиационная дивизия. Штаб — все в том же Кобрине. Там же, в Кобрине, — основной аэродром дивизии и 123-й истребительный авиационный полк.
Ранним утром германская авиация накрыла все аэродромы 10-й смешанной авиационной дивизии. В первые часы войны был захвачен аэродром Высокое со всеми запасами. К концу дня разгромлен штаб авиационной дивизии и захвачен аэродром Кобрин. С этого момента никто авиацией 4-й армии не руководил, никто ею не управлял.
Там же, в Кобрине, находился штаб бригадного района ПВО. После его разгрома и захвата служба воздушного наблюдения, оповещения и связи перестала действовать. Больше никто не предупреждал войска 4-й армии о приближении вражеских самолетов, не управлял зенитным огнем и не координировал его с действиями истребительной авиации.
Там же, в Кобрине, находились армейские госпитали. И они тоже были захвачены противником. Правда, интересно: армейские госпитали — в 50-60 км от границы, а центральный фронтовой госпиталь, т.е. госпиталь более высокой инстанции, — на самой границе, в Брестской крепости. Как такое объяснить? Очень просто: армейский тыл — подвижный. Госпиталям и всем остальным частям и учреждениям армейского тыла предстояло двигаться вперед. Не велика разница: они в ходе наступления пройдут по вражьей земле 500 километров с самой границы или 560, начав передвижение из глубины советской территории. А «фронтовой тыл предполагалось иметь стабильный со стационарными складами, базами, медицинскими, ремонтными и другими частями и учреждениями» (Генерал-полковник Г.П. Пастуховский. ВИЖ. 1988. No 6. С. 19). Оттого что госпиталь высшей инстанции в первой наступательной операции предполагалось оставить на своем месте, его заблаговременно выдвинули ближе к границе, чтобы он не оказался уж слишком далеко от района боев.
Там же, в Кобрине, были огромные запасы боеприпасов, горючего, продовольствия, инженерного имущества и пр. Проще говоря, к вечеру 22 июня 4-я армия была разбита и Брестское направление полностью оголено. Часть войск 4-й армии была блокирована в Брестской крепости.
Читать бесплатно другие книги:
