Обман Инкорпорэйтед (сборник) Дик Филип

(двенадцать)

В пятницу, несмотря на ругань сестры, я пошел в Инвернес-парк, чтобы встретиться с группой, собиравшейся в доме Клавдии Хэмбро.

Ее особняк располагался в одном из каньонов, почти на середине склона, у извилистой дороги, слишком узкой для больших машин. Снаружи дом выглядел уныло. Деревянные стены почернели от влаги, испарявшейся от земли и деревьев. У многих зданий, построенных в каньонах, такая же проблема. Они всегда остаются сырыми. Вокруг дома рос папоротник, местами такой высокий и густой, что едва не закрывал собой дворовые постройки. Сам особняк был большим: три этажа, с высоким портиком и балконом вдоль одной из стен. Обильная растительность скрывала размеры дома и делала его почти незаметным на склоне каньона. Лично я нашел его по нескольким машинам, которые стояли на обочине дороги.

Миссис Хэмбро встретила меня у передней двери. Ее наряд состоял из легкого китайского халата, шелковых брюк и комнатных туфель. На этот раз «конский хвост» был перевязан черной блестящей тесьмой, которая свисала до поясницы. Я отметил, что ее длинные и острые ногти покрывал серебристый лак. На лице было много макияжа. Тушь делала глаза излишне темными и удлиненными. На губах сверкала красная помада, подчеркнутая коричневой обводкой.

Пройдя среди книжных полок и оставив позади две стеклянные двери, я вошел в гостиную, стены и потолок которой были обшиты панелями из черного дерева. Везде стояли книжные шкафы, кресла и кушетки. У противоположной стены находился камин, над которым висел китайский гобелен, изображавший ветку дерева с горой на дальнем плане. Около камина в креслах, расставленных полукругом, сидели шесть-семь человек. Рядом на столе я заметил магнитофон, катушки лент и стопку журналов «Рок». Это издание публиковало подборки необычных научных фактов.

Люди в комнате выглядели немного напуганными и напряженными. Учитывая причину, по которой мы здесь собрались, я не винил их в этом. Миссис Хэмбро представила мне членов группы. Пожилой мужчина в выцветшей рубашке работал в хозяйственном магазине в Пойнт-Рейс. Второй мужчина, по словам Клавдии, считался лучшим плотником в Инвернес. Третий парень, блондин с короткой стрижкой, одетый в майку, широкие брюки и мокасины, был примерно моего возраста. Миссис Хэмбро сказала, что он владеет небольшой молочной фермой на побережье с другой стороны бухты близ Маршалла. Из женщин мне особенно запомнилась крупная и хорошо одетая сорокапятилетняя красавица. Ее муж заведовал кофейней в Инвернес-парке. Рядом с ней сидели жена техника ретрансляционной станции и жена автомеханика на вокзале Пойнт-Рейс.

Когда я сел в кресло, в гостиную вошла супружеская пара средних лет. Миссис Хэмбро сообщила, что они обосновались в Инвернес недавно. Мужчина работал ландшафтным дизайнером, а его жена – модельером одежды. Они переехали в Марин-Каунти по причине ухудшившегося здоровья. Как я понял, больше никого не ждали. Клавдия закрыла стеклянные двери и села перед нами. Встреча началась. Блондин по знаку хозяйки опустил металлические жалюзи. Миссис Хэмбро попросила крупную даму (ее звали миссис Брюс) лечь на кушетку, обтянутую кожей. Миссис Хэмбро загипнотизировала ее и заставила вспомнить несколько моментов из прошлых жизней. Это требовалось для создания контакта с внутренней личностью, которая редко выходит наружу, но способна получать информацию от высших существ, контролирующих жизни людей. Мне и супружеской паре объяснили, что через внутреннюю личность миссис Брюс наша группа будет собирать информацию о дальнейших замыслах высших существ о планах трансформации Земли и ее обитателей.

После вздохов и неясного бормотания миссис Брюс сказала, что высшие существа решили уничтожить Землю и что спасение будет дано только тем, кто контактирует с истинными силами Вселенной. Их вывезут с Земли на летающей тарелке примерно за день до всеобщего сожжения. После этих слов миссис Брюс впала в глубокий сон, во время которого сильно храпела. В конце концов миссис Хэмбро разбудила ее, посчитав до десяти и громко хлопнув в ладоши.

Естественно, все мы были возбуждены и напуганы таким известием. Если прежде я имел какие-то сомнения, то мой контакт с внутренней личностью миссис Брюс, передававшей информацию от высших существ, заставил меня поверить в инопланетный разум. Прежде всего я имел эмпирическое подтверждение, а оно считается лучшим научным доказательством.

Теперь перед группой стояла новая проблема. Нам требовалось расшифровать точную дату конца света. Миссис Хэмбро нарезала двенадцать полосок бумаги и написала на них названия месяцев. Затем она приготовила полоски с датами в диапазоне от единицы до тридцати одного. Она положила две кучки полосок на стол и снова ввела миссис Брюс в гипнотический транс. Последовал вопрос: кто из присутствующих может стать проводником инициированного знания и определить роковую дату?

Миссис Брюс заявила, что избранной персоной является тот, кто совсем недавно присоединился к группе и пришел сюда один. Очевидно, высшие существа имели в виду меня. Когда наша хозяйка разбудила миссис Брюс, она велела мне закрыть глаза и взять со стола по одной полоске из каждой кучки. На виду у остальных участников встречи я приблизился к столу и выбрал две бумажки. На первой было написано «апрель». На второй значилось число «23». То есть, судя по информации высших существ, управлявших Вселенной, наш мир должен был погибнуть двадцать третьего апреля.

Я вдруг понял смысл своей жизни. Меня избрали для оглашения даты глобального события конца света и уничтожения Земли. Разумные силы управляли моей судьбой. Для выполнения этой миссии они привели меня из Севильи в Дрейкз-Лендинг. Неудивительно, что в нужное время я оказался у стола в гостиной миссис Хэмбро и объявил роковую дату. В тот исторический момент вся наша группа сохраняла спокойствие. Участники встречи держали свои чувства в узде. Мы пили кофе и молча медитировали над полученным сообщением.

Затем мои коллеги начали спорить о том, нужно ли нам информировать журнал «Сан-Рафаэль» и газету «БейвудПресс» о надвигавшейся катастрофе. В конечном счете они решили не делать публичных заявлений, поскольку люди, намеченные для спасения, должны были получить от высших разумных существ (мы называли их просто ВРС) телепатическое оповещение.

С легким туманом в голове участники собрания прервали встречу и торжественно, словно члены религиозной общины, выходящие из церкви, покинули дом миссис Хэмбро. Тот мужчина, который работал в хозяйственном магазине, подвез меня до кипарисовой дорожки перед особняком моей сестры. Я не запомнил его имени. Во время поездки мы молчали, потому что были озабочены своими мыслями.

Когда я вошел в дом, Фэй вытирала пыль в гостиной. Я думал, она будет расспрашивать меня о встрече, но, судя по всему, ее тревожило нечто другое. По резким жестам сестры мне стало ясно, что в данную минуту ее не интересовали мои впечатления, как, впрочем, и я сам.

– Звонили из госпиталя, – наконец сказала она. Лечащий врач попросил меня приехать к нему. Он хочет поговорить со мной о Чарли.

– Плохие новости? – с усмешкой спросил я.

Фэй могла бы услышать от меня слова, которые не шли ни в какое сравнение с любым из возможных известий. Но, даже зная о скором конце света, я беспокоился о Чарли.

– Что тебе сказали? – спросил я, последовав за ней.

Она вошла в свою спальню и раздраженно ответила:

– Ничего не сказали! Просто врач хочет обсудить с мной срок выписки Чарли из госпиталя.

– Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

– Мне нездоровится. Я не смогу вести машину в таком состоянии. Но ты не переживай. Я уже позвонила Энтайлам, и они согласились отвезти меня в Сан-Франциско.

Она вошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Послышался шум бегущей воды. Фэй принимала душ и меняла одежду.

– Похоже, новости не такие уж и плохие, – сказал я, когда она снова появилась передо мной. – Если врач говорит о выписке Чарли…

– Все будет хорошо, – оборвала меня сестра, – успокойся и иди к себе.

Этот тон Фэй часто использовала с девочками. Внезапно она замолчала, посмотрела на меня и спросила:

– Ты ничего не рассказывал Чарли? О том, что Нат бывает здесь?

– Нет.

– Черт бы тебя побрал, – проворчала она, буравя меня сердитым взглядом. – Могу поспорить, что ты проболтался. Я чувствую нутром, что ты говорил ему о нас!

– Это мой долг – информировать его о научно достоверных фактах. Почему я не должен рассказывать Чарли о том, кто приходит сюда? Ведь это его дом. Он имеет право знать, какие гости появляются здесь в его отсутствие.

Глядя на меня, она похлопала себя ладонью по груди и закричала:

– Это мой дом! И это мое личное дело!

Увидев на ее лице тревогу и злость, я почувствовал беспокойство. Не зная, что сказать, я вышел из дома и поиграл с собакой. Затем на подъездной дорожке появился «Студебекер» Энтайлов. Натан и его жена помахали мне руками. Нат, сидевший за рулем, погудел в рожок. Фэй выбежала к ним из дома (в плаще, в костюме, на высоких каблуках) и села в машину. Перед тем как уехать, она высунулась в окно и крикнула мне:

– Будь здесь, когда девочки вернутся домой. Если меня не будет к пяти, приготовь им ужин. Не забудь вытащить мясо из холодильника. Пусть оно размораживается. На гарнир свари картошку.

Машина умчалась. К моему глубокому разочарованию, я не успел рассказать Фэй о встрече с уфологами и о том, Что ВРС избрали меня для оглашения даты, на которую был намечен конец света. Чувствуя обиду, я вернулся в дом, сел в гостиной на софу и стал читать вечернюю газету. Мне не давали покоя обвинения моей сестры. Я просто выполнял свой долг, информируя Чарли. Но почему она так рассердилась на меня? Даже понимая, что Фэй была не права, я все равно расстроился из-за этой ситуации. Мне всегда становилось неприятно, когда кто-то злился на меня.

Пока Фэй ездила в Сан-Франциско, я устроился в студии и, используя печатную машинку, создал на бумаге новое и более яркое описание событий, происходивших в нашем доме. Мне казалось, что Чарли должен был знать эти факты. Наука утверждает, что человеческий выбор возможен лишь при наличии предварительных данных, а точный план действий требует полной и научно организованной информации. Вот что отличает нас от животных.

В качестве аналога или модели я взял оставшиеся у меня журналы «Захватывающие чудеса» и «Удивительные истории», точнее, несколько рассказов, которые произвели на меня особенно сильное впечатление. Изучив стиль изложения, я понял метод, благодаря которому их авторы драматизировали, делали более красочными те или иные эпизоды. Разложив раскрытые журналы перед собой на столе, я приступил к кропотливой работе.

Скоро Чарли вернется из госпиталя. Я должен был представить ему художественный отчет о сложившейся ситуации. Этот документ мог послужить основой для его дальнейших действий.

Фэй приехала поздно вечером. Она сказала, что Чарли выпишут домой на этой или на следующей неделе. К счастью, я далеко продвинулся в своей работе и был уверен, что закончу ее к сроку. Фактически мне удалось завершить отчет на следующий день, поэтому в пятницу я сел в автобус и поехал в Сан-Франциско. У меня на коленях лежал свернутый в трубку и перевязанный резинкой доклад, написанный в яркой драматической манере.

Проведя некоторое время в публичной библиотеке и посмотрев новые журналы, я отправился в университетский госпиталь. Чарли, одетый в больничный халат, загорал в инвалидной коляске на солнышке.

– Добрый день, – сказал я.

Он повернулся ко мне, и его взгляд задержался на свернутой в трубку бумаге у меня в руке. Кажется, он понял (или как-то догадался), что я принес для него очередную сводку из нашего дома. Чарли открыл рот для приветствия, но передумал.

– Уже недолго осталось, – подбодрил его я. – Всего несколько дней до твоей выписки из госпиталя.

Он молча кивнул. Взяв стул, я сел напротив него.

– Не читай мне этой дряни, – вдруг выкрикнул Чарли.

– Здесь художественно изложенные научные факты.

– Пошел вон!

Его реакция смутила и расстроила меня. Я ошеломленно вертел в руках резинку и чувствовал себя как дурак. Мои пальцы сжимали свернутые листы – плод напряженного труда. Для чего я его создавал?

Наконец я собрался с духом и сказал:

– Разница между нами и животными заключается в том, что мы можем пользоваться словами. Я правильно говорю?

Он кивнул, хотя и с явной неохотой.

– Мы расширяем свой кругозор и учимся с помощью написанных текстов. Если бы ты не умел читать, то никогда бы не узнал о такой далекой стране, как Сиам.

Я прояснил эту идею на нескольких примерах. Он слушал и молчал. Я подождал немного, затем развернул страницы, разгладил их ладонью и начал читать. Чарли не перебивал меня, но когда я закончил свой отчет, на его лице появилось неопределенное выражение. Казалось, он вот-вот рассмеется.

– Как тебе удалось навалить такую кучу дерьма? – спросил он с сарказмом.

Его губы кривились. Одна щека подергивалась. Глаза блестели, словно он сходил с ума. Я видел, как тряслись его руки.

– Все это похоже на рассказ из старого дешевого журнала, – продолжил Чарли. – Где ты нахватался таких фраз? «Ее грудь походила на два холмика взбитых сливок. На конусы чистого экстаза с красными вершинами». Откуда ты взял такое фуфло?

Его слова смутили меня еще больше. Отложив листы в сторону, я попытался объяснить свою позицию:

– Мне хотелось оживить отчет.

Он смотрел на меня с тем же непонятным и странным выражением. Затем его лицо вдруг начало краснеть. Дыхание участилось. На миг мне показалось, что Чарли собирается чихнуть, но он захохотал. Я почувствовал гнев от такого открытого оскорбления. Он смеялся все громче и громче.

– А ну-ка почитай мне тот кусок… – хрипло выдохнул он между приступами хохота. – Как там было у тебя… «Я увидел, что обе полы ее декольтированного до талии платья крепились лишь брошкой в районе пупка».

И он снова зашелся в безудержном смехе. Такая реакция напугала меня. Я не думал, что Чарли отреагирует на мой отчет подобным образом. Его неудержимый хохот нервировал меня. Я попытался что-то ответить, но начал заикаться. Мое тело стало изгибаться само по себе. Изо рта исходило неприятное мычание…

– А еще, давай, про то…

Он попытался вспомнить точные слова. Я видел, как шевелились его губы.

– Ага! «Я поцеловал ее горячие сладкие губы, а затем толкнул Фэй на кушетку. Она сама подставляла мне страстное тело…»

Наконец мне удалось заговорить, и я с возмущением закричал:

– Ты вырываешь отдельные фразы! Это нечестно! Я дал тебе полный отчет о важных фактах. Каждый описан с абсолютной точностью! Ты должен иметь информацию о том, что случилось в твое отсутствие. Разве не так? Тебе нужны данные для последующих действий.

– Действий? – спросил он. – Что ты имеешь в виду?

– Ты должен разобраться с ними, когда вернешься домой, – не видя здесь сложностей, ответил я.

– Послушай, Джек, это все происходит у тебя в голове, – сказал мне Чарли. У тебя просто гнилые мозги. Ты псих! Придурок! Каждый, кто пишет такое о своей сестре, является законченным дебилом! Просто прими это как научный факт! И знаешь, что? Ты тупой извращенец! Ослиная задница! Пошел вон отсюда!

В коридоре появились две медсестры. Чарли повысил голос и попросил их подойти.

– Уберите его отсюда! Он выводит меня из себя!

Я встал и ушел. Мне давно уже хотелось убежать от этого неблагодарного человека. На всем пути от Сан-Франциско до Инвернес меня трясло от гнева и обиды. Это был худший день в моей жизни. Я знал, что не забуду его до самой смерти. Когда автобус проезжал через парк Самуэля Тейлора, мне в голову пришла мысль обратиться к третьей стороне, к объективной и незаинтересованной персоне. Допустим, я изложу ей всю ситуацию: мои намерения при составлении отчета и неправомерную реакцию Чарли. Пусть эта персона взвесит мои аргументы и придет к независимому решению. Мне просто хотелось понять, что я сделал не так… что было сделано неправильно.

Сначала я планировал написать письмо в журнал «Сан-Рафаэль» или в газету «Бейвуд-Пресс». Я даже начал составлять в уме послание редактору. Но затем нашлось другое решение. Распрямив листы на коленях, я исправил ошибки и отредактировал фразы, которые по тем или иным причинам не понравились Чарли. После этого мне оставалось лишь вложить отчет в конверт и написать адрес Клавдии Хэмбро. Выйдя на остановке в Инвернес-парке, я пошел по узкой дороге к ее особняку. Не создавая лишнего шума и не отвлекая обитателей дома от важных дел, я подсунул конверт под дверь и ушел.

Уже у дома Фэй (а пешая прогулка от Инвернес заняла больше времени, чем езда на автобусе) я вдруг понял, что не написал на отчете свое имя. На мгновение мне захотелось вернуться, но затем я вспомнил, что у меня с миссис Хэмбро имелась телепатическая связь. То есть она должна была понять, от кого пришел этот важный документ. Кроме того, в отчете указывались имена Ната Энтайла и моей сестры. Поэтому она без проблем могла определить источник информации.

Обрадовавшись этому счастливому стечению обстоятельств, я быстрым шагом направился домой. Затем мне вдруг вспомнилось, что через месяц наступит конец света и в тот день, который я назвал на собрании, все знакомые люди – Чарли, Фэй, Натан и Гвен – погибнут в космическом огне. Теперь уже ничто не имело принципиального значения. Не важно, признает ли Чарли изложенные факты. Неважно, как он поступит, когда вернется из госпиталя. Теперь все не важно. Я знал, что все эти люди превратятся в радиоактивную пыль. Просто в горстку черного пепла.

Яркая картина их гибели преследовала меня почти неделю. Я не мог избавиться от нее, как бы ни старался. Несколько раз мне удавалось думать о чем-то еще, но картина катаклизма снова и снова вставала перед глазами.

(тринадцать)

Однажды вечером, когда Нат приехал в дом Фэй, дети встретили его возбужденными криками. Как только он вышел из машины, Бонни сообщила ему:

– Одна из овец родила ягненка! Она родила его всего две минуты назад!

– Мы видели роды через окно! – прокричала Элси. – И девочки из «Синички» тоже видели. Они пекли хлеб и заметили четыре ножки, а я сказала им: «Смотрите, это ягненок!» Так оно и оказалось. Мамочка говорит, что это овечка! Это девочка-ягненок. Иди быстрее!

Девочки подпрыгивали от восторга и бежали рядом с ним. Натан миновал гостиную и вышел в патио. Фэй, одетая в излюбленные желтые шорты, топик с открытой спиной и сандалии, сидела в кресле-шезлонге и пила мартини.

– Одна из овец дала приплод, – сказала она, не оборачиваясь. – Мои подопечные из «Синички» только что уехали.

– Да, дети рассказали мне, – ответил Нат.

Фэй продолжала смотреть на поле, которое начиналось за невысокой оградой и сеткой для бадминтона. Наконец Нат заметил овцу. Она лежала на боку, как большой темно-серый мешок. Он не видел ягненка, только какое-то шевеление. Время от времени ухо овцы подрагивало.

– Это означает, что она взволнована, – сказала Фэй. – Когда овцы прядут ушами, это признак тревоги.

Чуть позже овца встала на ноги, и Нат увидел крохотное черное пятно на траве. Это был ягненок. Овца подталкивала его сначала носом, затем одним из копыт. Ягненок поднялся, дрожа и покачиваясь на тонких ножках. Он прильнул к разбухшему соску матери и стал сосать молоко.

– Мы уже обо всем позаботились, – сказала Фэй. – Я закрыла собаку в ванной, так что, если пойдешь туда, не выпускай ее. В прошлом году чертов пес убил всех ягнят. Он нашел их, когда они были в крови, и, видимо, посчитал кусками мяса.

– Понятно, – сказал Нат.

Он сел на плетеный стул рядом с Фэй. Девочки, побыв немного с ними, пошли кататься на трехколесном велосипеде.

– Мне кажется, что она собирается рожать второго ягненка, – сказала Фэй. – Смотри, какая она толстая.

– Может, просто молока много собралось?

– Нет.

Позже, на закате, занося в гараж трехколесный велосипед, Нат увидел, что овца опять лежит на боку. Ее задняя часть ритмично сотрясалась. Он понял, что хозяйка дома была права, и направился на кухню. Фэй готовила салат у плиты.

– Ты угадала, – сказал он. – У овцы снова схватки.

– Этот ягненок родится мертвым. Если интервал между родами больше часа, второй ягненок всегда умирает.

Она отставила тарелку в сторону и пошла надевать плащ.

– Но ты же не знаешь наверняка, – возразил он, следуя за ней. – Может быть, все обойдется.

Нат ничего не знал об овцах, но ему хотелось приободрить ее, вселить какую-то надежду. Взяв фонарь, а небо уже потемнело и встретило их россыпью звезд, они направились к овце. Животное стояло на ногах и щипало траву. Рядом лежал первый ягненок. Его головка была приподнята.

– Придется звонить ветеринару, – сказала Фэй.

Вернувшись в дом, она долго говорила по телефону.

Нат скучал, бродил по комнатам и временами смотрел через окно на поле. Снаружи стемнело. Он видел только контуры эвкалиптов на повороте подъездной дорожки.

Фэй вышла из спальни и сказала:

– Ветеринар просил перезвонить через час или раньше, если что-то случится. Говорит, овца должна пройтись немного. Мы должны заставить ее ходить. Это ускорит роды. Но он согласен со мной. Нет никаких шансов, что ягненок родится живым.

Они поужинали, затем, так и не убрав посуду со стола, надели плащи, взяли фонарь и вышли на поле. Круг света выхватил из темноты одну овцу, затем другую.

– Нет, – крикнула Фэй. – Свети туда.

Нат повел лучом фонаря и увидел овцу у забора. От нее тянулась какая-то черная паутина, которая, провисая в воздухе, вела к небольшому пятну мокрой черноты на траве.

Казалось, что там лежал какой-то сморщенный ком. Фэй пошла поближе и сказала ровным голосом:

– Это мертвый ягненок. Большой.

Пригнувшись ниже, она добавила:

– Хорошенький. Мужского пола. Она его только что родила.

Фэй засучила рукава и начала отдирать от овцы кровавые мокрые волокна. На мордочке овцы блестели полосы слизи.

– Был бы барашек, – сказала Фэй, переворачивая ягненка.

– Да, очень жаль, – ответил Нат.

Он не чувствовал никаких эмоций, только физиологическое отвращение к комку кровавой слизи. Испугавшись, что Фэй передаст ему труп, он отступил на шаг и вдруг почувствовал вину. Тем временем Фэй, раздвинув пасть ягненку, несколько раз надавила на его реберную клетку.

– Он все еще теплый, – сказала она. – Прежде я находила окоченевшие тела. Этот очень большой. Роды шли пять часов. Он слишком долго выходил.

Фэй подняла ягненка за заднюю ногу и похлопала его ладонью по грудине.

– Так делают с щенками, – объяснила она. – Черт! Не помогает. Жаль. Идеальный ягненок. Разве не странно? Он пять месяцев развивался, а затем взял и умер. Какая беда!

Она продолжала делать ему массаж сердца, очищала морду от слизи и похлопывала его по бокам. Овца и выживший ягненок отошли подальше.

– Они умеют отличать живых от мертвых, – сказала Фэй. – Иногда овцы подталкивают носом ягнят целый час, пытаясь оживить их.

Она встала.

– Посмотри на мои руки. Они все в крови.

– Ты хочешь, чтобы я отнес труп в мусорный ящик? – спросил Натан.

– Нет, мы похороним его.

Тошнота отступила. Он поднял ягненка за заднюю ногу. Какой тяжелый! Неся его перед собой, Нат направился к дому. Фэй шла в двух шагах позади, освещая фонарем дорогу.

– Зато одного она точно выкормит, – сказала Фэй. – Когда ягнята рождаются слишком слабыми, мы приносим их домой, обмываем и сушим, кормим специальным сиропом, даем воду, а затем возвращаем самке. У нас никогда еще не было ягненка-самца. Они очень хрупкие и нежные. В основном рождаются мертвыми. Слишком большие, чтобы вылезти.

С помощью лопаты и кайла Натан вырыл яму около кипарисов. Там почва была более влажной и мягкой.

– В любом случае у тебя остался один ягненок, – сказал он, вытирая пот.

Фэй промолчала.

– На меня произвело большое впечатление то, как ты без колебаний начала удалять с нее эту дрянь.

«Настоящая женщина-фермер, – подумал он. – В шортах, сандалиях и синем плаще. Никакого волнения или отвращения. Традиции и прочные устои, о которых я недавно размышлял. Лучшие ее качества. Они всегда проявляются в критических ситуациях, и тогда Фэй начинает действовать без оглядки».

– Мне следовало сделать ему искусственное дыхание, – сказала она. – Рот в рот. Но я не могу. Слизь, кровь… Это выше моих сил. Пойду позвоню ветеринару и расскажу ему, что случилось.

Передав фонарь Натану, она направилась к дому. Похоронив ягненка, он вымыл руки под краном во дворе и вернулся в гостиную. Девочки ушли в свою комнату смотреть телевизор. На столе стояла неубранная посуда. Нат собрал тарелки и вилки и отнес их в раковину. Интересно, где был Джек? Наверное, в своей комнате. Брат Фэй не появлялся на виду, когда Нат приезжал сюда по вечерам. Он даже не ел вместе с ними.

– Я помою посуду сама, – войдя в кухню, сказала Фэй. – Оставь ее в покое.

Она прикурила сигарету.

– Пойдем посидим в гостиной.

– Где твой брат? – спросил Натан, когда они сели на кушетку.

– У Клавдии Хэмбро. На встрече группы. Чрезвычайная сессия.

Она задумчиво курила.

– Ты опечалена?

Она приподняла голову и посмотрела на него.

– Немного. Просто задумалась кое о чем.

– Да… Смерть ягненка опечалила бы любого.

– Дело не в ягненке, – ответила Фэй. – Меня опечалило, что ты хотел помыть посуду. Ты ведь собирался это сделать, верно?

– А почему бы и нет?

– Мужчина не должен мыть тарелки.

– Мне казалось, что ты будешь не против.

Натан знал, что ей не нравилось мыть посуду. Она всегда поручала это дело кому-нибудь другому, например своему брату.

– Я хочу, чтобы ты никогда не делал этого, – заявила Фэй.

Она вонзила сигарету в пепельницу и потушила ее.

– Даже если я попрошу, скажи мне «нет».

Встав с кушетки, она начала ходить по комнате.

– Ты не против, если я немного похожу?

На ее лице застыла механическая улыбка. Почти гримаса.

– Ты всем своим видом просила меня помыть посуду, но надеялась, что я откажусь? – возмутился Нат. – Тебе хотелось услышать от меня слово «нет»?

– Никогда не соглашайся, если я буду заставлять тебя делать женскую работу. Это неправильно. Мужчина должен оставаться сильным. Он должен сохранять свой авторитет. Мужчина в браке абсолютный лидер, а женщина обязана ему подчиняться. Без наставлений супруга она не понимает, что нужно делать для благополучия семьи. Надеюсь, ты будешь мной руководить. Я хочу зависеть от тебя.

– То есть, выполняя твои просьбы и домашнюю работу, я теряю свой авторитет?

– Ты опускаешься в глазах других людей, – поправила она. – И тем самым ты позоришь меня. Если хочешь нравиться мне, то просто оставайся самим собой и делай то, что считаешь нужным. Я буду уважать тебя еще сильнее, если ты начнешь демонстрировать мужской авторитет. Детям тоже важно чувствовать его.

– Значит, плохо, когда дети видят, как мужчина моет тарелки?

– Плохо, когда мужчина выполняет указания женщины. Дети должны видеть обратное. Те моменты, когда он указывает женщине. Это принципиально важно. Я надеюсь, что ты будешь вести себя со мной авторитетно. Вот что ты должен привнести в наш дом. Мужской авторитет. Мы все нуждаемся в нем.

– Ага! – ответил он, с трудом сохраняя спокойствие. – Выходит, под мужским авторитетом ты подразумеваешь мои капризы и споры с тобой? Хорошо. Допустим, я возразил тебе. Что дальше? Что ты сделаешь?

– Я буду уважать тебя.

– Нет! Тебе это не понравится. Разве ты не видишь парадокса? Если я выполню твою просьбу…

Она печально вздохнула.

– Ладно. Вали теперь все на меня.

– Что?

– Я снова оказалась виноватой, – ответила Фэй.

Нат с изумлением посмотрел на нее, не понимая этой быстрой смены настроения.

– Нет, давай разберемся, – наконец сказал он. – Мы оба вовлечены в некую ситуацию. В общении друг с другом нам следует гармонично совмещать чувство ответственности и собственные принципы. Никто не должен манипулировать другим.

– Тем не менее ты манипулируешь мной. Ты пытаешься изменить меня.

– Когда это я манипулировал?

– Прямой сейчас! Ты хочешь изменить меня!

– Я просто показывал тебе противоречие в твоих желаниях.

– Довольно! – закричала она. – Ты снова начинаешь оскорблять меня!

– Решила подраться? – с усмешкой спросил Нат.

– Я устала от твоей скрытой враждебности, – обиженно ответила Фэй. – И я хочу нормальных, честных отношений. Если ты без этого не можешь, то выражай свою враждебность открыто, а не хитрыми и ханжескими методами недоучившегося педагога!

Какое-то время он молчал.

– Можешь уходить, – добавила она. – В любое время. Тебя здесь никто не держит. Почему ты еще здесь? Ведь это не твой дом, верно? Это мой особняк! Моя еда, моя посуда, мои деньги. Что ты здесь делаешь? Как ты вообще попал сюда?

Он не верил своим ушам.

– Факт остается фактом, – печально констатировала Фэй. – Я не нравлюсь тебе. Ты намекал на это тысячу раз. Ты считаешь меня безответственной, эгоистичной и требовательной… Что я веду себя по-детски, все время поступаю по-своему… Что я не люблю тебя так, как хочешь ты. Тебе кажется, что я использую тебя. Верно?

– До некоторой степени, – неохотно признался он.

– Почему же ты не оказываешь мне сопротивления?

– А зачем мне оказывать сопротивление? Я люблю тебя.

Она молча махнула рукой.

– Не понимаю, – продолжил Натан. – К чему все это?

Поднявшись с кушетки, он подошел к ней, обнял за талию и поцеловал в шею.

– Почему ты в таком состоянии?

Она прижалась щекой к его плечу.

– То же самое сказал мне сегодня доктор Эндрюс.

Фэй обвила его шею руками.

– Он заявил, что, говоря ему о тебе, я никогда не описываю твоих характерных черт. Как будто на самом деле я не вижу тебя. Словно ты для меня не существуешь в реальности. Это так сильно похоже на твои слова, что, возможно, вы оба правы. Бог мой! Я сейчас подумала и поняла, что это правда…

Отступив на шаг, она посмотрела на Натана.

– Допустим то, что говорил мне Чарли, правда, которую я никогда не могла принять. Что я превратила его в вещь! Забрала у него все, что он имел! Да, я избалована, как ребенок, и всегда добивалась того, что хотела получить. Любой отказ вызывал обиду или вспышку раздражения. Вот почему он напивался, а затем приходил домой и избивал меня. Это был его единственный ответ на мое отношение к нему.

Фэй смотрела на Ната застывшим взглядом.