Инспектор корректности Морочко Вячеслав

Александр. Спешу… Я же помню: «…и крохотной искры достаточно… чтобы Земля содрогнулась… до самого корня глубин»!

Спартак /крадучись, приближается к Александру/. Слышишь, ты не дури! Забирай свою маску! /Напряженно смеется./ Уж и шуток не понимаешь!

Маска падает к ногам Александра.

Александр /прячет руки в карманы/. А как же… Мы славно тут посмеялись.

Спартак /неожиданно/. Я хочу жить!

Александр. И я… – тоже.

Спартак. Послушай, это серьезно!

Александр. Еще бы.

Спартак /падает на землю, корчится. Ассистенты повторяют его движения/. Схватило живот!

Ассистенты. Ах, живот! Мой животик! Ой! Ой!

Александр. Как мне это знакомо!

Спартак. Меня выворачивает!

Ассистенты /стонут/. Оай! Оай! Как плохо!

Александр /задыхаясь/. Сейчас… все пройдет… Это будет легко: «отключиться и все…» – скинуть бремя… – вы сами же мне объясняли.

Спартак. Нет! Только не это! /катается по земле/. Нет! Нет! Не хочу!

Ассистенты. Не хочу! Не желаю! Не надо!

Вся компания в исступлении бьется о землю.

Александр. А как же быть мне?

Спартак /простирает к Александру руки/. Пощади! Умоляю! Что тебе стоит?

Ассистенты /вторят/. О! Пощади! Пощади! Пощади же!

Стеная, «маски» подползают к ногам корифея, внезапно, как по команде, вскакивают, наваливаются на Александра. В руке Спартака блеснул нож.

Спартак. Готов! /Выпрямляется и медленно движется по сцене, разглядывая окровавленное лезвие. Следом – плетутся Ассистенты./ Рука шла сама: в ней – особая память… /Негромко смеется. Кивает в сторону Александра./ Он даже не пикнул… – лишь хрустнул… как таракан. Бог свидетель: я не намерен был пачкаться! /На ходу вытирает нож о полу накидки и, вложив в ножны, резко поворачивается к Ассистентам./ Видели, как я тут ползал на брюхе, моля пощадить? /Хохочет./ Сногсшибательный трюк! Что вы можете смыслить в высокой игре! Вообще, что вы можете? Разве что… прикарманить вещицу, которая «плохо лежит»! Признавайтесь, канальи… кто взял? /Протягивает руку ладонью вверх./ А ну! Зажигалку – сюда! /Шевелит пальцами./ Я жду! Мою зажигалочку! Живо!

Ассистенты /«кудахчут», как растревоженные наседки/. Ты брал? Я не брал! А кто брал? Кто? Кто? Кто?

Спартак. Так я вам и поверил!

Ассистенты /с шипением, хлопаньем, писком один за другим проносятся мимо Спартака/. А-а-а-и-и-и!

Спартак /замахиваясь/. Кыш! Кыш! Кыш! Отродье!

Ассистенты, прикрывшись накидками, замирают в позе «висящих летучих мышей». Вновь на сцене – светящееся пространство около «двери в детскую». Еще более сжатое полумраком «шахты», оно на глазах продолжает тускнеть и сжиматься.

Голос Лизы. Папа! Папа! Ну, папа же! Где ты?

Александр /тихо/. Я здесь… /С огромным усилием приподнимается, одною рукой опираясь о стену, другую – прижимая к груди./ Здесь… малышка…

Ассистенты в смятении прячутся за спиной Спартака.

Голос Лизы. Как ты там, папочка?

Александр. Лучше… уже не бывает.

Спартак /схватившись за рукоятку ножа/. Ишь ты! Живучий! Или вошло не туда…

Александр /со стоном/. «Туда»… Не волнуйтесь.

Спартак. Больно?

Александр. Нет сил!

Спартак. И не надо.

Александр. Я… должен еще…

Спартак. Я тебе отпускаю долги. Что сказать твоей Анне?

Александр. Она мне… открыла глаза…

Спартак. Ну так что ей сказать, перед тем как…

Александр. Мы все… с ней решили…

Голос Лизы. Папа! Папа! Сыграй же! Ведь ты обещал!

Александр. Обещал… моя девочка…

Спартак. Что у тебя на уме?

Александр. Я пожалуй… сыграю… /Цепляясь за стену, медленно оседает. Световое пятно вокруг двери в детскую гаснет./

Спартак /с усмешкой/. Не наигрался? Впрочем… /Смеется собственным мыслям./ мы тоже «играем»… /Почти добродушно/. Шут с ними – коацерватами! Они уж осточертели! Есть кое-что посвежее: осколок иных высших сфер – роскошный метеорит, от которого наша Земля зачала эту жизнь! /Хохочет./ Сомневаешься? Ладно… Метеорит подождет. Сегодня в почете «духовные ценности»… Человечество, обречено пресмыкаться! Ему никогда не встать на ноги! Я позабочусь об этом! Учти, твой покорный слуга у Вершителей Судеб давно на особом счету! Мне доверена ими Священная миссия: раздобыть для «заблудших овечек» (всех наших олухов и недоносков)… «скрижали» на каменных плитах с «автографом Господа»! Соображаешь? /Снова хохочет./ И я это сделаю! У меня – ураганный напор! Я рассею сомнения «въедливых крыс»… просто выловив всех до единой! Дошло? А тогда… О, тогда! /Принимает торжественную позу./ Я скажу: и Заветные Книги, и звезды, и вещие сны – все, все, все в один голос пророчит мне скорый! победный! громоподобный! Да нет, – ослепительный! Невероятный ТРИУМФ! Слышишь, ты, недорезанный!

Александр /повторяет/. «Гро-мо-по-доб-ный»?

Спартак. Ты правильно понял!

Александр. «Ос-ле-пи-тель-ный»?

Спартак /истерически/. Да! Черт тебя побери!

Александр. Я… согласен.

Спартак. А кто тебя спрашивает?!

Александр поднимает руку В лучах фонарей «вспыхивает» грань зажигалки. Ассистенты с воплями кидаются наземь.

Спартак. Проклятье! Она у тебя!? Стой! Я вижу, ты подыхаешь без курева… На, забирай! /Протягивает открытый портсигар. АЛЕКСАНДР одной рукой опирается в стену, другой – тянется к сигаретам. Но в последний момент, когда кажется, что Спартак вот-вот перехватит запястье лишенного сил человека, инспектор, отдергивает руку./ В чем дело? Ты больше не хочешь курить?

Александр. Я лучше… сыграю на флейте…

Спартак. Да подожди! /Торопится сказать./ Ты послушай! Стоит ли нервничать из-за того, что вокруг все – фальшиво? Даже – ЛЮБОВЬ! Даже – БОГ! Ведь в основе всего лежит ФИКЦИЯ! Назови мне хоть что-нибудь неподдельное! Ну?

Александр. Ваш… страх.

Спартак /севшим голосом/. Пусть… Не ты ли здесь говорил: «Жизнь – стечение невероятностей… Кому дано право ее обрывать!»

Александр. Успокойтесь… Я все… беру на себя.

Спартак /исступленно кричит/. Нет! Нет! Нет! /Выхватив нож, бросается к Александру./

Стена ослепительного света на миг застилает сцену. Грохот. Пронизанная затухающим гулом кромешная ночь. Гул стихает, доносится удар колокола. Кружатся, пляшут багровые сполохи… А когда они затухают, на сцене – снова гостиная в доме палеонтолога. Из неплотно прикрытой стеклянной двери льется мелодия Кристофа Глюка. После удара колокола, все происходит почти в той же последовательности, что – в первом действии: Анна, сидевшая в кресле, встает и медленно удаляется в детскую; из прихожей появляется человек атлетического сложения в облегающей кожанке. Прислушиваясь, он морщится, словно от боли, зажимает ладонями уши. Доносится шум: из передней врывается облако и… поглощает вошедшего. Будто ветра порыв сдул туман… Утро. Снова все в комнате напоено изумительным светом, точно это не просто гостиная, а некая «пристань небесная». Флейта «поет» в полный голос.

Занавес.

2000