Белый зной Браун Сандра

Хойл-старший пережил Великую депрессию. Хафф не знал точно, что это такое, но догадывался, что это плохо. Папа пытался объяснить ему, и из его слов Хафф понял, что депрессия похожа на войну, потому что от нее пострадала вся страна, только врагом была бедность. В той войне семья его отца проиграла.

Но Хойлы всегда были бедными. Вот почему его отец проучился в школе только три года. Ему пришлось работать на хлопковых полях вместе с отцом, а иногда и с матерью.

– Ее руки кровоточили, а на груди висел младенец, а то и два, – так рассказывал отец, и вид у него был удрученный.

Родители отца к тому времени умерли, как и мать Хаффа. Когда он спросил почему, отец ответил:

– Думаю, от бедности.

Летом 1945 года Хойлу-старшему еще труднее оказалось найти работу, потому что солдаты возвращались с войны и занимали свободные места. Отец Хаффа уже думал податься в другие места, когда мистер Хамфри предложил ему поработать на принадлежащей ему свалке автомобилей.

Работа была тяжелой, грязной, но отец был рад любой и гнул спину, не жалуясь. Когда появлялся клиент и требовал найти деталь для его машины, Хойл-старший пересматривал десятки старых автомобилей, чтобы найти нужную.

В конце каждого дня его покрывала ржавчина, старое масло, всюду были кровоточащие ссадины от металла, а мускулы ныли оттого, что отец снимал моторы с упрямых шасси. Но Хойл-старший так радовался стабильной работе, что никогда не жаловался.

Хафф бродил по свалке следом за ним. Он был маленького роста для своего возраста и стеснялся разговаривать с кем-то, кроме своего отца. Тот давал ему нехитрые поручения, например, принести нужный инструмент из сарая или сложить старые покрышки.

Отец сказал Хаффу, что если ничего не изменится, то осенью он сможет пойти в школу. Хоть Хафф начинает учебу с опозданием, но он, конечно, легко догонит остальных учеников.

Хафф не мог дождаться, когда же он пойдет в школу вместе с остальными ребятами. Много раз он следил за ними издалека, когда они смеялись и играли на школьном дворе, перебрасывали друг другу мяч или охотились на девчонок. Те взвизгивали, хихикали, разбегались в стороны.

Этим летом домом для них стала заброшенная лачуга. Жившие в ней раньше люди оставили после себя много мусора, но по крайней мере не взяли с собой матрасы и старую мебель. Хафф с отцом вычистили всю грязь и поселились в доме.

Ночь, когда жизнь Хаффа изменилась навсегда, тоже была жаркой, но еще более влажной. Пот не испарялся, а скатывался по коже, оставляя на теле грязные дорожки. Было тяжело дышать, потому что воздух был густым и вязким. По дороге домой отец предсказал грозу еще до наступления утра.

Они только сели поужинать холодным беконом, кукурузным хлебом и дикими сливами, которые сорвали с деревьев у дороги, когда услышали, как к лачуге подъехала машина.

Их никогда никто не навещал, и они не знали, кто это мог быть.

У Хаффа сжалось сердце, и он с трудом проглотил кусок черствого хлеба. Наверняка явился владелец хибары, решивший выяснить, какого черта они делают в его доме, спят на его матрасах и едят за трехногим столом. Он их выкинет на улицу, и им негде будет жить.

А что, если они не найдут нового дома до того времени, когда во вторник после Дня труда начнутся занятия в школе? Хафф не мог дождаться этого дня. Отец отметил его на календаре с фотографией голой женщины, который висел в кабинете мистера Хамфри. В этот день Хафф сможет присоединиться к ребятам на школьном дворе и, может быть, научится играть в их игры.

Сердце билось у Хаффа в горле, когда вслед за отцом он подошел к окну. Возле лачуги остановилась блестящая черно-белая машина с красно-синим фонарем на крыше. Рядом с полицейским сидел мистер Хамфри. Они вышли из машины и направились к хибарке. Полицейский похлопывал дубинкой по широкой крепкой ладони.

Отец велел Хаффу оставаться в доме, а сам вышел навстречу приехавшим.

– Добрый вечер, мистер Хамфри.

– Мне не нужны от тебя неприятности.

– Простите, сэр?

– Давай сюда.

– Что дать, мистер Хамфри?

– Не придуривайся, парень! – рявкнул полицейский. – Мистер Хамфри знает, что ты ее взял.

– Я ничего не брал.

– Ты ведь знаешь, что я держу наличные в коробке из-под сигар.

– Да, сэр.

– Так вот, эта коробка пропала. Кто, кроме тебя, мог ее взять?

– Я не знаю, сэр, только я не брал.

– Ты тупой ублюдок, белая рвань, думаешь, я тебе поверю?

Хафф высунулся в окно и перевесился через подоконник. Лицо мистера Хамфри побагровело. Полицейский улыбался, только улыбка была неприятной. Он передал дубинку мистеру Хамфри.

– Может, это поможет ему вспомнить?

– Мистер Хамфри, я…

Это все, что успел сказать отец Хаффа до того, как мистер Хамфри ударил его дубинкой. Он попал Хойлу по плечу и, видимо, что-то сломал, потому что отец Хаффа упал на одно колено.

– Я клянусь, я бы никогда не украл…

Мистер Хамфри ударил его снова, на этот раз по голове. Звук был таким, словно топор расколол сухое полено. Отец упал на землю. Он лежал, не шевелясь, и не издавал ни звука.

Хафф как будто прирос к подоконнику. Он тяжело дышал от страха, все происходящее казалось ему ужасным сном.

– Господи, мистер Хамфри, здорово же вы его приложили, – присвистнул полицейский, наклоняясь над Хойлом.

– Это научит его, как красть у меня.

– Это его ничему не научит. – Полицейский выпрямился, достал из кармана брюк носовой платок и вытер кровь с пальцев. – Он мертв.

– Издеваешься, да?

– Мертвее не бывает.

Мистер Хамфри взвесил дубинку в руке.

– У тебя что там, стальной стержень внутри?

– Очень помогает усмирять ниггеров. – Полицейский ткнул Хойла носком ботинка. – Как его звали?

Мистер Хамфри сказал, но произнес фамилию не совсем верно.

– Он был просто белым бродягой. Ты стараешься, ведешь себя по-христиански, протягиваешь руку помощи, а в ответ тебя кусают.

– Чистая правда, что тут скажешь, – поддакнул полицейский, сочувственно качая головой.

– Ладно, завтра пришлю сюда могильщика. Полагаю, округу придется раскошелиться на похороны, – мистер Хамфри хмыкнул.

– Я слышал, медицинскому факультету университета всегда нужны свежие трупы.

– Это мысль.

– Думаю, он спрятал ваши денежки где-нибудь в своей норе.

Мужчины вошли в лачугу и только тогда увидели Хаффа, съежившегося под окном, пытавшегося слиться со стеной, оклеенной старыми газетами.

– Черт, я забыл о мальчишке.

Полицейский сдвинул шляпу на затылок, уперся руками в бока и хмуро посмотрел на Хаффа.

– Тощий маленький дерьмец, вы согласны?

– Он всюду таскался за своим папашей. Думаю, он умственно отсталый.

– Как его зовут?

– Настоящего имени я не знаю, – ответил мистер Хамфри, – но отец всегда называл его Хаффом.

– Хафф? Хафф!

Наконец он понял, что его имя повторяют не те люди, что стояли рядом с ним в тот душный летний вечер 1945 года.

Хафф очнулся, ощущая острое чувство потери, как бывало всегда, когда ему снился этот повторяющийся сон. Он радовался, когда видел его, потому что он словно снова был со своим отцом. Но сон никогда не кончался счастливо. Хафф просыпался с тяжелым сердцем, и воспоминания долго не отпускали его.

Он открыл глаза. По обе стороны кровати стояли Крис и Бек. Крис улыбался.

– С возвращением из страны сновидений.

Смущенный тем, что говорил во сне, и собственной сентиментальностью, которую этот сон всегда будил в нем, Хафф сел и свесил ноги с кровати.

– Я всего лишь вздремнул.

– Вздремнул? – со смехом переспросил Крис. – Мы решили, что ты впал в кому. Я думал, что тебя уже не добужусь. И потом, ты что-то бормотал во сне. Что-то насчет того, что фамилию произнесли неправильно. Что тебе снилось?

– Черт меня побери, не помню, – солгал Хафф.

– Мы приехали, чтобы помочь вам собраться, – сказал Бек, – но похоже, мы опоздали.

Хафф оделся и собрался на рассвете. Он был не из тех, кто любит валяться в постели, и пребывание в больнице не изменило его привычек.

– Я готов.

– А нам-то как не терпится от тебя избавиться. – В палату вбежал доктор Кэроу, полы его халата развевались как паруса. – Персонал уже устал от тебя.

– Меня выписали! Слава богу! Мне давно уже надо было заняться делами, а не валяться тут, бездельничая.

– Даже не думай о делах, Хафф. Ты едешь домой, – сказал доктор.

– Я нужен на заводе.

– Тебе необходимо еще отдохнуть, прежде чем ты снова вернешься к обычной жизни.

– Чушь собачья. Я и так потерял тут три дня.

В конце концов врач и пациент пришли к соглашению. Хафф поедет домой и отдохнет, а утром, если он будет себя хорошо чувствовать, он сможет на несколько часов поехать на завод. К прежнему расписанию он должен будет возвратиться постепенно. Разумеется, пылкий спор Хаффа и доктора Кэроу был лишь представлением, рассчитанным на Бека и Криса.

Кэроу, этот сукин сын, не хуже Аль Пачино справлялся с ролью заботливого и внимательного врача. Он был готов немедленно разрешить Хаффу приступить к работе, стоило тому расплатиться с ним наличными за участие и помощь в этом спектакле.

Терпение Хаффа было на пределе, потому что пришлось ждать, пока заполнят кучу бумаг, да еще из здания пришлось выехать в инвалидном кресле. К тому времени, как Крис и Бек доставили его домой, он уже едва сдерживался.

– Отец опаснее змеи, – предупредил Крис Селму, – будь осторожна.

Не обращая внимания на предостережение, экономка засуетилась вокруг Хаффа, устроила его в бильярдной со стаканом чая со льдом, укрыла пледом ноги, который он тут же сбросил и завопил:

– Я не какой-нибудь чертов инвалид, да и за окном жара! Если ты не хочешь вылететь за дверь завтра же, не вздумай снова усаживать меня в кресло и укутывать одеялом!

– Я не глухая, так что незачем так орать. И придержите язык, кстати. – Со свойственным ей царственным видом Селма подобрала плед и аккуратно сложила его. – Что приготовить на обед?

– Жареных цыплят.

– Вы получите рыбу на гриле и приготовленные на пару овощи.

Расквитавшись с хозяином за грубость, экономка вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Только Селма не боится спорить с тобой, – заметил Крис с другого конца бильярдной. Он бросал маленькие стрелы в цель, но без всякого энтузиазма.

Бек уселся на диване, демонстрируя невмешательство в семейные разборки.

Хафф поднес спичку к сигарете.

– У вас очень плохо получается.

– Что плохо получается? – спросил Бек.

– Делать вид, как будто вас ничего не беспокоит. – Хафф с явным удовольствием затянулся. – К черту этот цирк, рассказывайте, что происходит.

– Доктор Кэроу запретил тебе курить, – напомнил Крис.

– Да пошел он, – отмахнулся Хойл-старший. – Не смей менять тему разговора, – приказал он сыну. – Я хочу знать, что происходит. Так кто из вас мне расскажет?

Крис занял место на свободном диване.

– Уэйн Скотт снова действует нам на нервы, – сказал он.

– Что на этот раз?

– Детектив все еще прощупывает почву, – пояснил Бек, – но все его действия направлены против Криса.

Хафф молчал. Он вдруг подумал о том, что хотел бы, чтобы такой вот дотошный детектив оказался рядом с ним в тот момент, когда хладнокровно убили его отца. Никто тогда даже спрашивать не стал, как случилось, что у человека расколот череп. Хафф сомневался, что отца похоронили, а не отправили в университетский морг.

Самого Хаффа отвезли в тюрьму, чтобы он там переночевал, потому что мистер Хамфри и полицейский не знали, что с ним делать. Мистер Хамфри сказал, что его жена не перенесет, если он привезет мальчишку к себе домой.

– У него наверняка в волосах насекомые. Лиза просто оторвет мне голову, если наши ребятишки тоже завшивеют.

В ту ночь, пока Хафф плакал на тюремной койке, он слышал, как один полицейский говорил тому, кого приставили наблюдать за ним, что это жена мистера Хамфри взяла пресловутую коробку с деньгами, которую так и не нашли в их с отцом лачуге.

– В магазине устроили распродажу тканей, ей не хватило наличных, вот миссис Хамфри и заглянула в офис мужа, чтобы взять деньги. Но, конечно же, ему ничего об этом не сказала.

– Ну ничего себе, – присвистнул полицейский.

На следующее утро Хаффу дали на завтрак печенье и сандвич, полицейский велел ему сидеть тихо и никому не мешать.

Так Хафф и сидел до тех пор, пока не пришел тощий мужчина в очках в металлической оправе. Мистер Дрисколл сказал Хаффу, что отвезет его в приют. По дороге туда он спросил:

– Ты ведь не доставишь мне неприятностей, а, парень?

Дрисколл даже не представлял, какой ад обрушится на его голову и на заведение, которым он руководил. Дрисколлу останется лишь проклинать тот день, когда он взял юного Хаффа Хойла из тюрьмы.

Следующие пять лет Хафф прожил, вернее, просуществовал, в приюте для сирот. Им управляли люди с именем божьим на устах, но готовые любого отлупить кожаной плеткой за один косой взгляд в их сторону. Именно так смотрел на них Хафф Хойл.

Он сбежал, когда ему исполнилось тринадцать. Хафф сожалел только об одном: ублюдок Дрисколл так и не узнал, что это Хафф убил его. Следовало бы разбудить Дрисколла и дать шанс надеть очки и только потом придушить его подушкой.

С мистером Хамфри он не повторил этой ошибки. Хафф удостоверился в том, что убийца его отца увидел его и услышал имя, которое Хафф прошептал ему на ухо, прежде чем зарезать его в собственной постели, пока его жирная жена храпела рядом на двуспальной кровати.

А полицейского ему не пришлось убивать. Хафф порасспросил жителей городка и выяснил, что тот вмешался в перепалку двух негров, поссорившихся из-за охотничьей собаки. У одного из спорщиков при себе оказался нож, которым он и вспорол полицейскому брюхо. Как говорили, тот страшно вопил, умирая.

С той ночи, когда погиб его отец, Хафф оставался невысокого мнения о служителях закона. За всю жизнь у него не было повода изменить его.

– Что оказалось в загашнике у детектива Скотта на этот раз?

Бек рассказал о допросе, который устроили Крису накануне вечером. Хойл-младший все время прерывал его язвительными репликами в адрес помощника шерифа и отрицал свою причастность к убийству Дэнни.

Когда Бек закончил свой рассказ, Хафф подвел итог:

– Крис, полагаю, твое объяснение звонка Дэнни устроило Скотта. Ему известно, что я просил тебя не отставать от брата и добиться того, чтобы он завязал со своей церковью. Но помощник шерифа упрям и амбициозен, и это меня тревожит. Мне кажется, он не намерен сдаться и забыть об этой глупости.

– Боюсь, что вы правы, Хафф, – согласился с ним Бек.

– Не понимаю, что творится с Редом, – пожаловался Крис. – Два раза меня допрашивали, и оба раза он передавал бразды правления Скотту. Мне пришлось сидеть там и выслушивать всякую ерунду от этого зануды, а Ред и глазом не моргнул. Или ему нужно еще деньжат отвалить? Если так, давайте дадим ему несколько бумажек и покончим с этим. Или нам придется самим выполнять работу полиции.

– Работу полиции? – переспросил Хафф. – О чем это он? – обратился Хойл-старший к Беку.

– Крис думает, что кто-то убил Дэнни, а теперь старается свалить все на него.

– Кто-то подставляет меня, Хафф.

Тот поерзал в своем шезлонге, устраиваясь поудобнее.

– Подставляет тебя? Что ты об этом скажешь, Бек?

– Вполне вероятно. За долгие годы вы нажили себе немало врагов. Полагаю, если кому-то захочется нанести вам удар, то они возьмутся за ваших детей. Предположим, они убили одного сына, а свалив вину на второго, погубят и его.

– И кто бы это мог быть?

– Шлепа Уоткинс, – выпалил Крис.

Хафф долго смотрел на него, потом громко захохотал.

– Шлепа Уоткинс? Да у него не хватит здравого смысла убить майского жука и не попасться.

– Послушай меня, Хафф, он опасен.

– Разумеется. Все эти Уоткинсы дегенераты. Но я что-то не слышал, чтобы среди них были убийцы.

– Они драчуны. Они буйные. После трех лет в тюрьме Шлепа мог дозреть и до убийства. – Крис в азарте подался вперед. – Как только его выпустили, – а он был зол, как собака, я в этом уверен, – он хотел поступить на наш завод. Дэнни отказал ему. Шлепа знает, как и любой другой в городе, что мы берем на работу условно освобожденных, потому что им не надо много платить. Дэнни, богатый Дэнни, олицетворяет собой все то, что Шлепа ненавидит, и всех тех, кого Уоткинс винит в том, что его жизнь не удалась. Добавь сюда ту драку в баре, и мы получим отличный мотив для убийства из мести.

Бек поторопился вступить в разговор:

– Вполне возможно, Уоткинс следил за Дэнни, ждал удобного случая, чтобы нанести удар. В воскресенье днем он поехал за Дэнни до бунгало. Такова гипотеза.

– Шлепа глуп и мог забыть о наживке, когда оставлял на пирсе снаряжение для рыбной ловли, обставляя дело так, будто Дэнни отправился, как всегда, половить рыбу, – добавил Крис. – Он же не знал, что Дэнни этого терпеть не мог.

Хафф встал с кресла, сделал круг по комнате, с удовольствием скользя взглядом по привычным вещам, наслаждаясь вкусом табака.

– Звучит убедительно, – наконец резюмировал он, – но это всего лишь предположение. У вас нет улик.

– У нас есть Шлепа, – не согласился с отцом Крис. – Он совершенно обнаглел. Зачем ему было подходить к Сэйри в закусочной? Раньше ему и в голову не пришло бы к ней приставать. А потом он оскорбил всю нашу семью. Бек это слышал.

Хафф посмотрел на Мерчента, тот кивнул.

– Это так. Его многие слышали.

– А что говорит об этом Ред?

– Я упоминал об этом при нем только один раз, – сказал Бек.

– Харпер за это не ухватился, – пожаловался Крис, явно раздосадованный равнодушием шерифа к этой информации. – Разве ты не думаешь, что ему следовало бы допросить Уоткинса? – обратился он к отцу.

– Конечно, следовало, – Хафф подошел к столику и стряхнул пепел в пепельницу. – Шерифа предоставьте мне.

Он не успел продолжить, потому что в дверь тихо постучала Селма и вошла.

– Только что принесли пакет, мистер Хойл.

Он жестом приказал ей передать конверт Беку.

– Ты не против посмотреть, что там?

– Разумеется, не против.

Бек взял у экономки пакет и надорвал его. Внутри оказался единственный листок бумаги. Хафф не сводил глаз с Бека, который быстро просмотрел его, потом снова вернулся к началу и перечитал уже более внимательно. Закончив изучать документ, Бек тихо выругался. Хафф перехватил встревоженный взгляд, который Мерчент бросил на Криса.

– Плохие новости? – спросил Хойл-старший. – Давай, выкладывай.

Бек замялся, лишь подхлестнув этим гнев Хаффа.

– Проклятье! – заорал он. – Я пока еще глава семьи и компании или нет?

– Простите, Хафф, – спокойно сказал Бек. – Разумеется, вы, как всегда, у руля.

– Тогда хватит тянуть резину, говори, что в письме.

– Это от Чарльза Нильсона. Он узнал о несчастном случае с Билли Поликом.

Хафф сунул сигарету в рот и качнулся на каблуках.

– И?..

– И кое-что еще, – вздохнул Бек.

Крис совсем не обрадовался, увидев возле своего кабинета Джорджа Робсона, когда вернулся на завод после обеда с отцом. Тот не переставая ругался, понося все на свете, начиная от Чарльза Нильсона до меню, придуманного Селмой.

– Ты не мог бы уделить мне минутку, Крис? – спросил Джордж.

Хойл-младший не сумел придумать никакого предлога, чтобы избежать этого, поэтому он махнул рукой, приглашая Робсона войти.

Джордж был внешне непривлекательным человеком. Да и его душевные качества не помогали ему завоевывать симпатии. Навязчивые попытки Робсона понравиться раздражали. Он был переросшим тупицей, который старался стать своим и тешил себя иллюзией, что он таковым стал, не понимая, что этого не будет никогда.

Именно способность Робсона к самообману делала его отличной кандидатурой для того места, которое он занимал.

Крису показалось забавным, что Джордж пребывает в блаженном неведении насчет того, что рогоносцем его делает именно тот, кто в этот момент просит его садиться и любезно интересуется, не хочет ли Джордж чего-нибудь выпить.

– Нет, спасибо, – отказался Робсон.

– Так чем я могу тебе помочь, Джордж?

– Это насчет того конвейера. Утром приходил мастер, он заменил ленту.

– Отлично. И в чем же проблема?

– Он… гм… В общем, этот техник рекомендовал не включать конвейер до тех пор, пока он не проведет полную профилактику.

Крис откинулся на спинку кресла и нахмурился.

– Хаффу это не понравится.

– Думаю, ты прав.

– Так что ты мне порекомендуешь? – Крис приветливо посмотрел на Джорджа.

Тот облизал губы.

– Ну, в первую очередь я должен думать о безопасности.

– Естественно.

– А на этой машине один человек уже потерял руку.

Наслаждаясь тем, как Джордж ерзает под его пристальным взглядом, Крис не торопился вступать в разговор.

– Но… но, с моей точки зрения, – Джордж запинался и краснел как школьник, – профилактический ремонт был бы излишним. Думаю, конвейер можно запускать.

Крис улыбнулся ему.

– Я полагаюсь на твою компетентность в вопросах техники безопасности труда. И Хафф тоже. Ты это знаешь. Если ты говоришь, что конвейер исправили и на нем теперь безопасно работать, значит, мы можем быть в этом уверены. Что-то еще?

– Нет, это все. – Джордж встал и направился к двери, но у порога остановился и повернулся к Крису. – То есть еще кое-что. Я говорю о Лайле.

Крис, начавший перебирать бумаги на своем столе, замер и поднял голову. Это еще что за новости? Неужели эта сучка призналась мужу в измене или случайно проболталась?

– О Лайле? – уточнил он.

Джордж громко сглотнул.

– Она давно говорила мне, что мы должны пригласить тебя на ужин. И Хаффа, конечно, тоже. Как ты на это посмотришь?

Крис расслабился и ответил:

– Я даже и не знаю. А твоя жена хорошо готовит?

Робсон нервно хохотнул и похлопал себя по животу.

– Он говорит сам за себя. – Потом он добавил: – Правда, если надо, я и сам могу готовить. Вот вчера я занялся стряпней – Лайлы не было дома.

– В самом деле? – Крис снова сосредоточился на записках.

– Она навещала заболевшую подругу.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Я тоже так думаю, но Лайла вернулась поздно.

Крис снова поднял голову и посмотрел на мужа Лайлы.

– С такой женой, как Лайла, ты был бы безумцем, Джордж, если бы не волновался о ее безопасности и благополучии. Не заставляй нас ждать слишком долго обещанного тобой ужина в вашем доме, договорились?

Джордж кивнул, помялся у двери, не зная, как закончить разговор, потом развернулся и торопливо вышел.