Не рисуй меня, художник! Полынская Галина

Глава шестая

Влад скачал снимки в компьютер и открыл первый попавшийся, это оказалось фото Марка с ножом в груди.

– О, боже, – остатки сна с Владика слетели моментально. – Что это? То есть, кто это? Где это? Зачем это? Ужас какой…

– Всё сказал? – ядовито поинтересовалась Тайка. – Отлезь теперь от монитора, дай нам дело делать!

– Нет, скажите, сначала, что это и кто это! Во что вы опять вляпались? Это же труп, верно?

– Верно, – тяжело вздохнула я. – Это труп Марка Лессера.

Глаза Влада увеличились до такого размера, что он стал похож на филина.

– Того самого художника, у которого ты должна была вчера брать интервью?

Я кивнула.

– Аккуратнее надо быть, Сеночка, – Влад в оторопи уставился на монитор, – что ж ты так… Он тебе что-то не то сказал, да?

– Прекрати ерундить!

– Хочешь сказать, вы приехали, а он уже такой вот, неживой совсем?

– Нет, мы приехали, он был еще вполне живой, – Тайка нетерпеливо попыталась оттеснить его от компьютера, – потом мы поехали ему за коньяком, а вернулись уже к такому натюрморту. Уйди отсюда, наконец, а?

Влад уступил ей место, но далеко не ушел, встал за нашими спинами.

– Значит, не обломилось нам интервью, – печально сказал он, – накрылись высокие рейтинги и финансирование. Шеф умрет от горя.

– Владик, мы тут не причём, это не наших рук дело, честное слово, самой хотелось рейтингов и финансирования, но сам видишь, как все обернулось.

Я начала просматривать фотографии, увеличивая их размер на весь экран. И буквально сразу в глаза бросилось неладное. На снимке крупным планом был мольберт с угольным наброском.

– Тая, смотри! – ткнула я пальцем в монитор, от возбуждения у меня волосы на затылке зашевелились. – Гляди сюда!

– Что, что такое?

– Ты не замечаешь никакой разницы?

– Между чем и чем? Сена, не томи, говори, что тут не так! Ты ж знаешь, я не разбираюсь в художествах этих всяких!

– Когда мы приехали в первый раз и Марк был еще жив, шторы на рисунке были закрыты, и не просматривалось вот этой женской фигуры! – я указала на узкий просвет в драпировках, на фоне светлого окна несколькими росчерками обозначалась фигура, судя по длинному платью – женская.

– Как такое может быть? – удивилась Тая. – Не мог же он встать с ножом в груди, дорисовать фигуру и сесть обратно?

– Рисунок кто-то поменял? – внес предположение Влад.

– Кто кроме убийцы это мог сделать? А главное – зачем?

– И, если это сделал убийца, получается, он и нарисовал? А смысл?

– А, может, ну его на фиг этот рисунок? – передернула плечами Тая. – Давайте не будем обращать на него внимание, а то мне уже как-то страшно делается.

Чтобы Тая сильно не пугалась, стали смотреть следующие снимки. Добрались опять до Марка с кинжалом, и Влад сказал:

– Надо же, какое у него бледное лицо, прямо белое.

– Сложно, наверное, иметь румяный и цветущий вид, когда в твоей груди торчит такое орудие, да?

– Вообще-то он всегда был таким бледным, – заметила я, – при жизни тоже.

– Да, но руки-ноги у него нормального, человеческого цвета.

– В смысле?

– Сейчас, – Влад дотянулся до «мышки» и прокрутил снимок вниз. Халат открывал босые ноги до колен, с подлокотника безвольно свисала кисть с длинными красивыми пальцами. – Смотрите сами, как его лицо по цвету отличается от остального тела. Не может же он быть белокожим частично? Он же не пятнистый олень, верно? Почему он такой неравномерный по цвету?

– Ты меня спрашиваешь? – покосилась я на Владика, охваченного расследовательским азартом. – И не надо называть моего кумира «пятнистым оленем», я этого не потерплю!

– Прошу пардона. Итак, на чем мы остановились?

– А ты у нас тут главный детектив, что ли? – прищурила Тая недобрые глазки. – Чего ты вообще вмешиваешься?

– Жалко тебе, что ли? – вступилась я за друга. – Две головы хорошо, а две с половиной лучше. Видишь, он заметил, что тело разноцветное, а я и не обратила бы на это внимание.

– А это сильно помогло нам продвинуться в следствии? – Тае ни в какую не хотелось подпускать к нашему маленькому доморощенному детективному агентству кого-то третьего.

– Погоди, вдруг еще поможет. Эх, сама не знаю, почему, но как бы мне хотелось вернуться в дом Марка и как следует там всё облазить! Наверняка нашлось бы кое-что любопытное.

– Да уж, – Тайка мечтательно посмотрела в потолок, – деньжищ там, наверняка, где-нибудь в тумбочке припрятано не меряно!

Нет, ну кто о чем, а жадная Тайка способна грезить исключительно о чужих деньжищах!

Посмотрев фотографии по десятому разу, засобирались домой. Предстояло еще обдумать речь к Шефу, как-то помягче сообщить, что карнавала, то есть интервью не будет. Вместо этого я собираюсь провести собственное, можно сказать, журналистское расследование и тиснуть в нашу газетку бомбу покруче какого-то там скучного интервью.

По возвращению домой сразу же включили телевизор и стали отлавливать выпуски новостей, надеясь услышать что-нибудь о Лессере. Прождали до позднего вечера, но, никто ничего так и не сказал.

– Думаешь, его все еще не обнаружили? – Тая задумчиво щелкала кнопками пульта. – Такая-то новость сразу должна была попасть хотя бы в криминальный репортаж.

– Теряюсь в догадках. У нас ведь как, не успеют прибить кого-нибудь мало-мальски известного, как по всем каналам уже трубят во все трубы, а тут не абы кого, а целого Марка Лессера зарезали еще вчера, пора бы хоть что-нибудь сказать.

– Вдруг он жил, как отшельник и его еще неделю не обнаружат?

При мысли, что он еще неделю может вот так вот сидеть в кресле с ножом в груди, бледный, одинокий, ко всему безучастный, я едва не разрыдалась.

– Идем, – я решительно встала с дивана. – Поехали к нему. Если его так и не обнаружили, позвоним в ментовку, скажем, что журналисты, приехали брать интервью, а герой говорить не способен. Я удостоверение на всякий случай возьму свое редакционное. И ничего с нами не сделают, по судам не затаскают, в казематы не посадят, в тюремном дворике не расстреляют. Идем, идем, поехали, скоро совсем стемнеет.

– Ой, что-то мне не хочется, – промямлила подруга, – не жаждется совсем…

– Не начинай, ради бога, все сначала, очень тебя прошу!

Всем своим видом выражая, как же сильно ей не жаждется, Таюс поплелась обуваться-одеваться. По журналистской привычке бросив в сумку не только фотоаппарат, но и диктофон, я занялась поисками ключей от машины.

В дачный поселок Криково прибыли затемно, но это не могло меня остановить, настолько сильно было мое желание узнать судьбу разноцветного тела Марка Лессера. И все-таки, почему же оно такое разноцветное?.. Машину снова поставили подальше от дома, теперь уже не из скромности, а из нежелания вообще привлекать к себе внимание. К калитке крались чуть ли не в присядку, замирая от каждого шороха. Калитка так и была не заперта, тишина и порядок, похоже, милиция не приезжала, Марка никто не обнаружил… Нам было очень боязно влезать под покровом ночи в дом покойного, поэтому двигались мы практически бесшумно, как бесплотные тени. Зайдя в коридор, я хотела щелкнуть зажигалкой, как вдруг меня осенила неприятная мысль – с улицы я не увидела света в окнах, а вчера, когда мы уходили, свет в комнате странной формы оставался включенным.

– Чего ты встала? – зашипела Тайка прямо в ухо. – Включи зажигалку и двигай вперед!

– Тссс! Тихо!

Мне показалось, что где-то рядом послышались голоса. Сделав пару шагов по коридору, я убедилась, что где-то в доме, скорее всего в комнате с камином и синими шторами находились люди. И эти голоса приближались, становились громче… Я хотела прислониться к стене, чтобы слиться с нею, притворившись чучелом пятнистого оленя, и едва не рухнула навзничь, не заметив, что позади нет стены, там открытый дверной проем какой-то комнаты. Втащив Тайку за собой, я шепотом велела ей замереть и не дышать, и правильно сделала – в коридор вышли люди, потянуло сигаретным дымом.

– Я не хочу в это вмешиваться, – произнес мужской голос, – не хватало мне еще убийства для красоты биографии.

Я машинально сунула руку в сумку, достала диктофон и включила запись.

– Не втягивай меня в это, пожалуйста.

– Нет, дорогой мой, к сожалению, ты уже втянут, мы все она команда, и если будем держаться вместе, после его смерти заработаем еще больше, чем раньше.

– Я в тюрьму не хочу, мне там деньги особо не понадобятся.

– Никто не хочет, никто туда и не пойдет, – женский голос звучал так спокойно, будто не убийство с тюрьмой обсуждались, а погода на завтра. – Если ты не запаникуешь и всё дело не испортишь, все останутся на свободе.

– Толик в курсе? – мужской голос отчаянно грустил в данной ситуации.

– Разумеется.

– И как он к этому отнесся?

– Без особой истерики, – сухо ответила женщина. – У нас не было другого выхода. Ты же знаешь, как у него упало зрение за последнее время, он почти совсем ослеп и потерял остатки рассудка, угрожал, шантажировал, всех нас под монастырь мог подвести.

– Но неужели убийство было единственным выходом?

– Представь себе, да. И возьми себя в руки, все будет хорошо, всё лишнее и ненужное, что могло бы навести на размышления и подозрения, я убрала. И хватит болтать, пора действовать. Я лишний раз светиться не собираюсь, меня в его окружении никто, в общем-то, и не знает, тебе возле трупа тоже делать нечего, надо придумать, кто и как может его обнаружить и сообщить ментам.

– Я могу позвонить домработнице, сказать, что не могу дозвониться до Марка, телефон второй день не отвечает и попросить ее сходить сюда, поглядеть, в чем дело.

– Отличная мысль, он же где-то здесь вроде живет?

– Да, на другом конце поселка, присматривает за дачей.

– Звони прямо сейчас.

– Не поздно?

– Нормально, не оставаться же ему в доме до конца недели!

Мужской голос послушно созвонился с домработницей и выразил свое беспокойство по поводу молчащего телефона.

– Она сказала, что сейчас придет, поехали отсюда поскорее.

И они торопливо прошли мимо нас буквально на расстоянии вытянутой руки. Будь мы отчаянными, храбрыми, сильными и отважными, вполне могли бы схватить, заломать, связать и устроить самосуд. Но, мы такими не были, поэтому злодеи спокойно покинули дом и вскоре откуда-то со двора раздался звук заработавшего двигателя машины.

– А мы чего стоим? Домработницу ждем? – тихонько проскрипела Тая. – Может, побежим отсюда, а?

Мысль мне показалась здравой.

Глава седьмая

Забравшись в авто, Таисия внезапно расхрабрилась и предложила отъехать куда-нибудь в кусты, дождаться домработницу и поглядеть, что дальше будет.

– И так понятно, что будет, она позвонит тому дядьке, которому в тюрьму не охота, а потом ментам или сначала ментам, а потом дядьке, и через десять минут сюда слетится стадо ментозавров. Очень кстати мы будем сидеть тут в засаде, да?

Я включила зажигание, и мы покатили восвояси.

– Надо же, как мы удачно съездили, а? – Тайке не сиделось на месте от переполнявших чувств, она ерзала по все стороны, подпрыгивала на месте, чем раздражала и отвлекала меня от управления транспортным средством. – Считай, всё преступление раскрыли, да?

– Да ну? И ты знаешь, кто эти люди? Можешь назвать их по имени и опознать в лицо?

– Сена, что ты мне всю радость сразу портишь? Что ты за человек неприятный такой?

– О! – внезапно осенило меня. – Тапки! Войлочные тапки!

– Господи, о чем ты? Какие тапки? Не пугай меня!

– Там, в огороде я видела войлочные тапки, бабульки в таких греются зимой, еще подумала, какая только ерундень не валяется на садово-огродных участках. Так вот, помнишь, тетка говорила, что Марк почти совсем ослеп? Вот почему он как сидел, так и остался сидеть, не отреагировав на появление убийцы! Она подошла бесшумно, в войлочных тапках, он ее просто не увидел, понимаешь?

– Я не помню, чтобы тетка хоть раз произнесла имя «Марк», она, да и мужской голос всё время говорили «он».

– Считаешь, они могли обсуждать убийство кого-то еще? Я так не думаю. В комнате с диваном и зеркалом я споткнулась о сломанную трость, это вполне могла быть не просто трость для особых понтов, а трость для слепого. И сломать он ее мог сам в приступе отчаяния. Поэтому и взгляд у него был такой потусторонний, и двигался он так медленно и неуверенно, он мог уже практически ничего не видеть.

– Это всё, конечно, очень правильно звучит, я вот только одного не могу понять, как же он рисовал, если даже не увидел, как к нему подкрадывается убийца в старушечьих тапках? Не мог же он зрение за один вечер потерять, вот так что бы бац – и всё.

– Да, вот это очень и очень интересно. Напрашивается единственно возможный вариант: рисовал не он, а кто-то другой. Тогда понятно становится, как смог измениться рисунок на мольберте и о каком таком шантаже они говорили, Марк мог пригрозить им рассказать всю правду.

Притормозив на светофоре, я сама то и дела подпрыгивала, впав в нешуточное возбуждение от собственной гениальности. Что я делаю до сих пор в нашей занюханной газете? Мне пора открывать собственное дело: детективное агентство «Супермозг».

– Черт знает что получается, зачем выдавать за художника полуслепого мужчину, устраивать такой сложный карнавал? Могу понять, певец может быть не настоящий или за писателя пишет целая толпа, но почему художник? Какая разница, кто кисточкой малюет, ведь главное результат, верно? Художнику ни к чему ведь лицом торговать, правильно?

– Без понятия, не знаю, как у них там, в художественной кухне дела обстоят.

– А не съездить ли нам в Союз художников? Не поразнюхивать ли чего интересного? Потолкаться в курилке…

– Посидеть в ресторане! – подхватила я, догадавшись, к чему она клонит. – Опять получится не расследование, а вечеринка с петардами, знаю я тебя! Нет уж, никаких Союзов, никаких курилок.

– Гнусная ты, Сена, зеленая пупырчатая зверушка-квакушка!

Пока доехали домой чуть не разругались, но на прогулке с Лавром пришлось помириться, текущие расследовательские дела требовали мирного обсуждения.

– Если Марк не настоящий художник, а просто «витрина», нанятой персонаж, быть может, они его гримировали? Создавали усиленно загадочный образ, оттого и лицо белое, а все остальное человеческого цвета?

– Да, кстати, – я не могла не удивиться такому нешуточному прорыву Таискиной мысли, – вполне возможно. Комнатка с диваном, столом и зеркалом, где я о трость споткнулась, вполне сошла бы за гримерную. Эх, узнать бы, кем на самом деле был этот бедный красивый Марк, который и не Марк, наверное, вовсе и уж тем более никакой не Лессер.

– То есть, ты вот так сходу уверилась, что твой обожаемый кумир ни разу не художник, да? – хмыкнула Тайка.

– Слепой художник, как и глухой музыкант – это вряд ли возможно.

– Глухой музыкант был – Бетховен.

– Он не сразу оглох, а постепенно.

– Так может и твой гений не сразу ослеп, а постепенно.

– Тай, ты на скандал что ли нарываешься, я не пойму? Ты же сама слышала, что Марк там всем угрожал и шантажировал, чем, по-твоему, он мог их шантажировать, какой такой правдой? Только тем, что он никакой не художник, активно общающийся с параллельными мирами, что всё это дутые байки ради пиара.

– Ладно, разберемся, что к чему, – с умным видом изрекла она, и позвала Лаврентия.

Вернувшись домой и покормив пупсика, я прослушала диктофонную запись – достаточно ли хорошо и четко получилось? Звучало отлично, будто парочка разговаривала в моей комнате. Итак, у нас в разработке имелся безымянный женский голос, безымянный мужской и неизвестный Толик, который был «разумеется, в курсе» произошедшего.

– Интересно, как они будут выкручиваться? – стоя в дверном проеме, Тайка болтала ложкой в кружке с чаем. – Как собираются еще больше заработать? Нахальные люди, ужас прямо какой-то, да?

– Да, – я выключила диктофон и погладила голову слонявшегося по комнате сенбернара. – Жаль, что мы не можем отправиться прямиком в ментовку с этой записью.

– Почему это не можем? – приподняла одну бровь Таисия. – У нас на руках практически признание в убийстве!

– Чье признание? Кого убили? Никаких имен, никаких деталей, ничего конкретного, мы могли попросить наших друзей наговорить все это на диктофон, чтобы примазаться к громкому делу. Над нами просто посмеются и выставят вон. Давай все-таки съездим в Союз художников, послушаем, о чем народ болтает. Чужую славу не каждый творческий человек пережить может, наверняка, много интересного услышим.

– Да, да, да, – обрадовалась Тая, – давай прямо завтра и съездим! И вообще, раз уж взялись расследовать вплотную, возьму-ка я на работе дня три-четыре, типа заболела я, а больничный мне знакомая врачиха за бутылку коньяка нарисует. Ты тоже отпросись, ладно?

– Попробую, – перед глазами возникло искаженное горем лицо Шефа. Лучше уж было поговорить по телефону, чем лично, не так страшно. Посмотрев на часы, набрала его домашний номер. Когда начальство ответило, я сходу принялась что-то путано лепетать о несостоявшемся интервью, о том, что я еще лучше и круче сделать могу, только мне отгулы нужны…

– Сена, – напрягся голос Шефа, – я ничего не понял, но уже сильно нервничаю! Ты что, не смогла договориться о встрече? Он отказался с тобой разговаривать?

– Нет, нет, договорилась, встретилась, но с интервью не получилось… не успело получиться…

– Сена! Немедленно отвечай, что случилось!

– Он умер! – выпалила я. – Его убили! И я почти что знаю, кто убил и почему! И если вы дадите мне пару отгулов, я доведу расследование до конца и мы получим сенсацию на всю центральную полосу!

Пауза в трубке длилась целую вечность. Наконец, растерянный голос начальства произнес:

– Поверить не могу, это правда, что ли? Его убили?

– Да! – пришлось повторить все с начала, прежде чем до Шефа окончательно дошло, что я не брежу и не сочиняю. – Завтра телевизор включите, всё сами увидите. Так можно мне парочку отгулов? Понимаете, я буквально дышу уже в затылок злодеям тяжелым дыханием правосудия… – от нежелания ходить на работу я прямо заговариваться начала.

– Ну, хорошо, пару дней выделить тебе могу, но я рассчитываю на материал.

– Он будет, будет, не сомневайтесь! – распрощавшись, повесила трубку и вздохнула с облегчением – теперь хоть пару дней можно будет выспаться в свое удовольствие.

На следующий день вплотную занялись художниками. Пока я выискивала в справочнике адрес их художественного гнездовья, Таисия делала грандиозный Макияж и великолепную Прическу. Ну, никак не мог смириться с мыслью человек, что портрета может и не быть. Прибыв в Союз, первым делом отыскали художественный ресторанчик – где же еще собирать информацию, как не в ресторанчике? Таисию я сразу предупредила, что на весь банкет у нас двести целковых, поэтому надо держать себя в руках. В ответ она радостно кивала челкой и совершенно меня не слушала. Творцов в ресторанчике оказалось много, в послеобеденное время они активно распивали кофе и алкогольные напитки различной крепости, некоторые уже пребывали в стадии близкого общения с музой без посредников. Приметив за столиком в углу пару свободных мест, мы поспешили их занять. С нами в компании оказывались толстый дядя лет сорока в оранжевом свитере и какой-то весь серый сморчок с клочковатой бороденкой и цепкими злобными глазками. Они галантно представились Юрой и Валентином Петровичем и спросили, что дамы желают выпить? Опередив Таю, я пожелала две чашки кофе. Толстый Юра кивнул и отшвартовался к стойке. Его не было очень долго, когда же он вернулся, то принес две кружки пива – себе и серому сморчку, и они, как ни в чем не бывало, продолжили свою беседу. Решив ничему не удивляться, все-таки творческие люди сильно с приветом, форточка на «чердаке» частенько от сквозняка хлопает (сама творческий человек – знаю), я отправилась закупать кофий самостоятельно. Встав в хвост очереди, стала рассматривать витрину, поглядывая в экран висящего в углу телевизора. Начались новости, и первым пошел сюжет о загадочной смерти Марка Лессера. Сообщили, что он был найден мертвым в своем загородном доме, с кинжалом из собственной коллекции в груди, предположили, почему-то самоубийство и дали слово приятному мужчине в интеллигентных очках – директору художника Высоцкому Кириллу Евгеньевичу. Кирилл Евгеньевич открыл рот и понес какую-то несусветную чушь в духе нашего «Непознанного мира», мол, великий и ужасный Марк нарисовал свой уход в иную реальность и в точности повторил этот уход наяву, что не было у него иного способа переступить грань миров… и бла-бла-бла в таком же духе минуты на три. Под конец он заявил, что не считает Марка Лессера мертвым окончательно и бесповоротно и выразил уверенность, что художник неоднократно еще свяжется с нами из другого мира. Занавес. Бурные аплодисменты. От всего услышанного я забыла, зачем в очереди стою. Вот это наглость, вот это я понимаю! Отскочив от стойки, я понеслась к нашему столику. Увидев меня с пустыми руками, Тая сказала:

– Похоже, с кофейком сегодня не задалось. Третий раз сама пойду, ни на кого надеяться нельзя.

– Да погоди ты с кофейком, давай выйдем на пару слов.

При входе в ресторанчик располагалось нечто вроде курилки с высокими урнами-плевательницами и маленькими диванчиками. На одном сидели двое парней, на другой присели мы.

– Ты представляешь, что сейчас по телеку сказали?

И я в общих чертах пересказала услышанное, добавив, что не удивлюсь, если директор Высоцкий и есть тот мужской голос на диктофонной пленке, очень уж похож.

– Хм-м-м, – глубокомысленно произнесла Тая. – Надо же лепить такую чушь с экрана…

Тут я заметила, что парни на соседнем диванчике бессовестным образом прислушиваются к нашему разговору. Не успела я уставиться на них немигающим взглядом Медузы Горгоны, мол, чего уши свои развесили, господа хорошие, пошто чужими диалогами интересуетесь? Как один, чем-то похожий на Влада, только без очков, встал, подошел к нам и спросил почему-то шепотом:

– Простите, вы говорили об убийстве Марка? Марка Лессера?

– Да, именно, – Таисия уставилась на него пытливым взором. – А что?

– Что случилось? Когда это произошло?

Он так волновался, что у него даже губы дрожали.

– В новостях только передали, позавчера, зарезали его, но почему-то говорят, что было самоубийство, – я внимательно смотрела, как он зеленеет лицом. – А он был вашим другом? Знакомым?

Не ответив, парень развернулся и быстро пошел к выходу из здания.

– Стойте! Подождите! – одновременно крикнули мы с Тайкой, и бросились за ним.

Глава восьмая

Мы еле догнали расстроенного юношу, так быстро он несся по улице.

– Да погодите же вы! – не совсем церемонно Тая схватила его за рукав. – Нам надо с вами поговорить!

– Извините, я не хочу ни о чем разговаривать, – пробормотал он, отворачиваясь.

– А придется, – я взяла его под руку с другой стороны, чтобы не вздумал дать дёру. – Дело в том, что нам кое-что известно о смерти Марка, а теперь скажите, вы его знали? Это очень важно, возможно даже поможет найти убийцу. Давайте вот сюда в стороночку отойдем с дороги, и вы нам расскажете, хорошо? Как вас зовут?

– Андрей, – выдавил он с таким видом, будто собирался расплакаться.

– Вы знали Марка?

– Думаю, да. Надеюсь, что знал.

Разговор, судя по началу, обещался быть долгим.

– Знаете что, – я заприметила неподалеку кафе, – идемте, выпьем кофейку, а то чего тут стоять, людям мешать.

В кафе нам пришлось влить в Андрея не только кофеек, но и две рюмки коньяка, прежде чем он разоткровенничался. Не так давно он закончил художественное училище. Будущие левитаны и рембрандты не раз собирались шумными компаниями, иногда на природе. Однажды кто-то из однокурсников привел компанию студентов театрального института, среди которых был парень, будто сошедший со старинных итальянских полотен. Его лицо, взгляд, – он словно был не из этого мира.

– Его звали Евгений Немеров, – Андрей что-то поискал взглядом на столике, мы его правильно поняли и поднесли третью рюмку. – Он учился на третьем курсе. Я сразу предложил ему позировать, даже не мне, известным, признанным художникам, но он отказался. Тогда я сам стал рисовать его. Иногда по памяти, иногда украдкой делал наброски, когда он бывал в нашей компании. Я ходил за ним как тень по пятам, надо мной смеялись, говорили, что я влюбился в него. Конечно же, я в него влюбился, но не как мужчина в мужчину, а как художник в модель, в него не возможно не влюбиться, он был идеален с точки зрения всех пропорций. Ну, вы же меня понимаете, да?

Мы синхронно закивали понятливыми головами.

– Где-то через полгода он внезапно пропал, – продолжил Андрей, глядя в сторону барной стойки, но у нас больше не было денег, поэтому мы перестали понимать смысл его долгих взглядов. – Я искал его, пытался выяснить, что случилось. Узнал, что он ни с того, ни с сего отчислился из института, хотя у него не было для этого причин, съехал из общежития и исчез в неизвестном направлении. А потом откуда-то возник этот чудо-художник Марк Лессер, ставший знаменитым буквально сразу. Конечно, Женя очень изменился, особенно волосы – не представляю, как можно так быстро отрастить такие длинные, но все-таки я думаю – это он.

– Длинные волосы можно отрастить в любой парикмахерской за пару часов, это называется «наращивание волос», – сказала Тая. – А вы точно уверены, что Женя и Марк один и тот же человек?

– Практически, – он сунул в губы сигарету. – Я же художник, я лица помню в деталях. Я пытался связаться теперь уже с Марком, разыскать его, хотя бы просто поговорить, но безуспешно. Не знаю, зачем мне это надо было, возможно, я ощущал с ним некую духовную связь, хотел попытаться стать ему, если не другом, хотя бы просто хорошим знакомым, но… но, не успел.

Андрей снова расстроился, раскис, а мы поняли, что на этом полезная информация закончилась. На всякий случай взяли номер его мобильника, сердечно распрощались и поспешили к выходу, пока свидетель не потребовал коньяка открытым текстом.

– Узнать бы, кто на самом деле рисовал картины за Марка и считай – мы у цели, – сказала Тая, становясь в очередь в кассу метро. – Евгений Немеров… Интересно, если мы с такой скоростью докапываемся до истины, чем занята наша доблестная милиция? Почему его директор толкает речи по телеящику, а не сидит в каталажке вместе с остальной шайкой аферюг?

– Ты помнишь, как спокоен был женский голос? Она была уверена, что им все сойдет с рук, значит, они как-то подготовились, все продумали.