Ее горячая мамочка Гареев Зуфар

– А подумать?

– Тут все ясно! О чем тут думать?

– О тупых сисястых телках…

В переговоры включается Марина Евгеньевна.

– Это писала не тупая сисястая телка, Сергей Николаевич!

– Она не блондинка?

– Не блондинка. Она совсем не то, что Вы думаете, Сергей Николаевич. Она не тупая сисястая телка!

Молчание.

– Она умная?

– Да, Сергей Николаевич.

Молчание.

– Умная тоже сойдет.

Сестра Кимы плачет сильнее, вдруг с разбегу гневно бьется головой о дверь кабины.

Возгласы:

– Что она делает?

– Она тоже хочет сказать: выходи, Сычев!

Марина Евгеньевна не теряет терпения.

– Сейчас мы Вам откроем правду – и Вы выйдете, да? Вы же мужчина, Сергей Николаевич… Мужчина?

– Ну да, ел-пал…

Марина Евгеньевна достает из папки интернетную распечатку фотографии. На фото – Пална. Она пишет: «Хочу…» и так далее. Внизу приписка, сделанная в Фотошопе: «Озверевшая уборщица».

Марина Евгеньевна просовывает в нижнюю щель распечатку.

– Ну? – спрашивает активная девушка. – Ты видел, кто она? Всезнающий Интернет нам подсказал, кто эта таинственная незнакомка. Прости, что она не твой идеал…

Молчание.

Активная девушка шепотом спрашивает:

– Почему он молчит?

Громко:

– Она же тупая, Сычев, тупая! Ты только посмотри на эту рожу! Посмотрел?

– Да.

Марина Евгеньевна спрашивает шепотом:

– Я не поняла: он хотел умную или тупую?

Сестра Кимы тянет ухо, всхлипывая.

– Ты хочешь тупую или умную? – гневно уточняет активная девушка.

– И то, и другое.

Влетает Виктория Павловна, с ней Кима, Николай.

– Я навела справки, уф-ф! У него оказывается справка из психдиспансера! Вот копия по факсу! Взгляните, дорогая моя!

Марина Евгеньевна растерянно вертит справку.

– Лихо! Состоит на учете! – Мечет гром и молнии. – Где эйчар? Где эйчар офисного центра «Моцарт», я сказала?

Вбегает Степан.

– Пална, звонят телевизионщики, лента новостей…

Ноги Палны слабеют, ей подставляют стул.

– Дожили! Стакан! У самых стен Кремля! Тут до Путина рукой…

Степан суетится со стаканом и с корвалолом.

– Запереть все двери, никаких телевизионщиков! Чтобы ноги не было!

Из-за запертой кабины доносится равномерный скрип.

Пална реально испугалась:

– Девочки, он не повесится? Что он там делает?

– Ну как что? Не понимаете что? Рукой играется… Фу, мерзость… Мужик он и есть мужик…

Сестра Кимы ревет во весь голос, к ней подключается теперь и Кима собственной персоной.

Активная девушка хватается за голову:

– Зачем мы сунули ему портрет женщины? Теперь он до вечера будет дергаться, стыдоба!

Наконец и спокойная Марина Сергеевна взрывается:

– Это что – портрет? Это же тупая жирная свинья, а не портрет!

Пална подхватывает:

– Еще бы! А вы хотели, чтоб нормальная девушка такое писала! Где портрет? Живо мне портрет!

Ей протягивают распечатку.

Кима и сестра тянут шею, чтобы посмотреть на портрет. Потом со страхом оглядывают Лидию Павловну – и рыдая в голос, выбегают из туалета.

Пална читает одними губами:

– «Озверевшая уборщица»…

Она потрясена:

– Озверевшая… Кто сказал, что я уборщица? Кто такое сказал?

Она пытается встать со стула:

– Да я ему… Да я… Сычева ко мне… Огрызок этот где?

Это ее последние слова. Она без чувств сползает со стула.

Суета, крики:

– Скорую! Вызывайте скорую!

По-прежнему равномерно скрипит туалетная дверца.

Когда-нибудь кончится эта катавасия в Проектируемом Проезде 6445 или нет? Много бы дала Дина, чтобы узнать. Но ответа нет.

…Выпускников вспомогательных школ привезли на социальном автобусе, чтобы они познакомились с новым цехом для сбора крепежных наборов.

Они гуськом тянутся к окну, хотя их никто туда не звал. С ними педагог-организатор.

Во дворе жена гастарбайтера трясет какие-то половички.

Выпускники заученно канючат:

– Куда нас привезли! Зачем? Мы здесь будем страдать.

– Где сидели вы раньше? – спрашивает педагог, как будто она этого не знает.

– На Чистых Прудах! Вокруг была прекрасная экология! Памятники архитектуры!

– Что вы видите теперь?

– Ишака.

– Что он делает?

Молчание.

Одна девушка робко произносит:

– Какает.

– Смелее, Клара! Это воистину так!

– Там же нет никакого ишака! – возмущена Дина.

Слабовидящие старательно вглядываются в пейзаж за окном. Потом хором канючат:

– Нам сказали, что мы видели осла.

Робкая девушка поясняет:

– Ослиная задница ужасна.

Педагог говорит как бы в сторону:

– Конечно, мы такие красивые… успешные…

Голос ее дрожит от напирающих слез:

– Зачем нам думать о незащищенных выпускниках вспомогательных школ, которые ничего в этой жизни не увидят, кроме какающего осла?

Она уводит выпускников. С ним ушел и охранник этажа.

Дина и Терехов остаются одни.

Терехов взволнован.

– Дина… Вы прекрасная, красивая и необычная женщина…

– Да.

– К чему нам торг? У этих сраных инвалидов ума нет больших денег, но я все равно мог бы предложить вашему агентству хорошую цену.

– Да.

– Скажем, 230 долларов за метр против ваших 200. Вам же лично в карман не помешает 30 долларов.

– О, это целое состояние!

– А то ж! Но для этого… Вы понимаете о чем я?

– Да. Но у Вас есть жена, Слава, не стыдно?

– А что жена? Мы же втихаря, шито-крыто… – Махнул рукой. – Да она тоже вспомогательная…

Дина засмеялась.

– Эх, гулять так гулять! – оживляется Терехов. – Что там тридцать? Тридцать один! У этих сраных инвалидов нет больше… Еле доллар удалось наскрести, пораскинув мозгами!

Дина смеется.

– Да за 31 доллар… Да я бы сам… Понимаете, да?

– Все хорошо, но есть одна проблема… У меня немного нестандартное сексуальное возбуждение…

– О, это звучит крайне загадочно… Люблю когда женщины говорят намеками, интригуют… Кружева пускают…

– Меня возбуждают небритые неряшливые мужские задницы.

Терехов недоуменно молчит.

– Я не совсем понял. Обычно женщин возбуждает не то, что у мужчины сзади, а то, что спереди.

– Но я же сказала, что я необычная. Да Вы и сами говорили это.

Сказано – сделано. Кто бы против, но не Слава Терехов.

Женский туалет в конце коридора. В одной кабине Терехов. Недалеко курит Дина.

Терехов шепчет из кабины.

– Дина, я готов… Ну, какая Вы затейница… Настоящий сексоголик… Как и я…

– Обнажите ее сильнее! Я могу влететь – и тут же начать ее безумно целовать!

– Безумно целовать… мдя, какая интрига… Сроду такого не встречал… Вы настоящий сексоголик!

– Ну, разумеется.

Дина входит и впечатывает в ненавистную задницу несколько смачных пенделей. Терехов вопит от боли и падает головой на толчок, кровь…

Влетает растерянный охранник. Из кабины вылетает Терехов.

– Вы хулиганка, самая настоящая хулиганка! И не стыдно? Вы издеваетесь над больными людьми!

– Так Вы больной? – не поняла Дина.

Терехов срывает парик:

– Конечно! Видите, дырка в голове! От пули! В горячей точке!

Дина отшатывается.

И только охранники невозмутим, он всегда горой за хорошенькую девушку.

– Лысый? Ну и что? Я тоже лысый! И дырка есть! Дай руку сюда, дай сказал… Видишь, вмятина?

– Я – выпускник вспомогательных школ! Думаешь просто так лысый?

Торопливо достает из кармана справку.

– Вот читай, там все написано! А у тебя есть такая справка? Есть, я спрашиваю?

Охранник читает. Дина запирается в кабине. Выудив банку пива из сумочки, залпом выпивает. Потом вторую.

Размышляет:

– Я стала много пить…

Целует нательный крестик:

– Бог, помоги мне… Помоги мне, пожалуйста, во всем…

Давненько Федор Иваныч не видел в этой квартире настоящей взрослой женщины, – если не сказать, вообще, никогда. Все какие-то сикухи: голоса истеричные, крикливые, парфюм резкий, курят, громко харкаются в ванной, блюют в туалете, топают как мужики, дерутся, плачут, без конца включают-выключают музыку…

А тут – стать и грация! Спокойна, приветлива, философична, лучится самым настоящим добром к Стасу, а если засмеется, то негромко, и никогда не назовет его лучшего друга идиотом или еще как-то…

«Нет, не будет у него никогда такой женщины…» – вздыхает Федор Иванович. Боня согласен, ну а Плесень само собой.

Федор Иванович почтительно присаживается у ног взрослой дамы, деликатно обнюхав ее щиколотку.

Стас стоит, стянув трусы. Рядом на табуретке принадлежности для очередной перевязки. Галкина ваткой смазывает место на его заднице, готовясь нанести укол витамина В6. Разбила розовую ампулу, запустила шприц. Звонок. В трубке голос дочери.

– Мам, там уже зажило? Еще раз извини, что я тебя подвергаю такому унижению. Смотреть на эту хрень мне страшно, ты же знаешь…

– Ну, меня этим не испугаешь…

Она от души засаживает укол в задницу Стаса, тот ойкает.

– Как только представлю… – ужасается дочь.

Далее ее голос срывается в мычание, очевидно заклинило челюсть.

– Что? Что такое, доча? – вскакивает Галкина.

Дина отвечает после долгой паузы.

– Таких козлов я еще не встречала, мама… Такого урода я вижу в первый раз…

– Отпустило?

– Отпустило…

Галкина привычно ополаскивает член Стаса (понятно какого размера) раствором.

– Стас, мне кажется тут уже нечего перевязывать… Хватит симулировать больного. Игра в больничку закончена.

– Это не повторится больше никогда?

Елена Андреевна пожала плечами.

– Ну, если дочка не постарается снова.

– Вы бы хотели со мной?

– Да.

– Я Вам нравлюсь?

– Нет.

– Вообще-то я красивый парень, это мне всегда говорили. А Вы считаете что меня не за что любить.

– Почему не за что? Мне нравится Ваш член, Стас. Я с удовольствием его перевязывала.

– И все?

– Это не мало. Там сидит ребеночек по имени Саша.

– Вы хотите меня просто использовать?

– Да.

– Это нечестно.

Галкина закрывает глаза:

– Ну, иди ко мне, Саша… Иди… Я так долго тебя ждала… Так долго…

И Стас получает от нее счастливый поцелуй в щеку.

Нет, не допущен нынче старый опытный кошак Федор Иванович в спаленку, – не допущен. Может и правильно. Счего это ему сразу с первого раза подавай для разглядывания голое тело солидной женщины, взрослого человека?

Поэтому не ведает Федор Иваныч, что Галкина лежит на животе. Стас тоже – его рука на ее заднице.

– А теперь обещанная попотерапия. Женская попа похожа на мир, а мужской зад – на войну.

– Ты знал и мужской зад?

– Ничего хорошего, уверяю Вас.

– Гм… А я бы хотела иметь поджарый мужской зад. Что еще говорит твоя ладонь?

– Ладонь поет – эта попа лучшая из всех соперниц. А попа испугалась и немного напряглась… Ах да, тут небольшая родинка. Ваша попа испуганно размышляет: это плюс или минус.

– Ты прав, испугалась. Это плюс или минус?

– Плюс. Здесь все плюс.

Он подводит ладонь к складке жира.

– Ого, она снова испугалась. Она трепещет как листик на ветру…

– Как листик на ветру… Ты не ошибся, Стас? Ты не пишешь стихи случайно?

– Не пишу. В этом месте есть большой намек на целлюлитик, так?

– Да. Я боюсь. Пожалуйста, не смотри, Стас.

Стас подводит палец к анальному отверстию.

– А теперь полный тотальный страх!

– Да-да, я боюсь!

– Это самая непредсказуемая, самая неуверенная дырка женского тела. Женская попа всегда падает в обморок: ах, все ли там в порядке?

Любопытный палец Стаса пытается пролезть между ягодиц в отверстие.

– Попа вся похолодела, покрылась холодным потом.

– Я боюсь, не надо… Это лишнее, кажется…

Стас блаженно отваливается на спину, на его губах – улыбка победителя-самца.

– Девчонки, маладца!

Он восторженно рычит:

– Девчонки, да вы супер! Супер, слышите?

Улыбка Галкиной елейно-двусмысленна, не улыбка – скорее, издевательство.

– Мы старались, котик. А теперь кататься, Стас. Покатай тетку по Москве… Прошу тебя…

В четвертом часу по Москве можно гнать на приличной скорости.

– Включите громче музыку, Стас,! Сегодня мой большой личный праздник!

Стас перекрикивает тяжелый гитарный рев: