За шаг до пропасти Михановский Владимир
– У тебя концы с концами не сходятся, изобретатель, – резко произнес Старый эл. – Мы-то ведь не разлетаемся, словно песчинки.
– Потому что астероид не вращается достаточно быстро.
– Предположим. Но какое все это имеет отношение к силе тяжести, которую мы испытываем, находясь на поверхности астероида?
– Самое прямое.
Гангарон приостановил волчок, придерживая за верхушку, чтобы тот не упал.
– Предположим, это наш астероид, – начал он. – Мы, песчинки, находимся на нем, удерживаемые силой тяжести. Теперь волчок начинает вращаться… Каждая песчинка становится легче под действием возникающей силы, не знаю, как ее назвать, которая стремится сорвать ее с поверхности. Продолжаем раскручивать волчок сильнее…
– Понял! – перебил радостно Старый эл. – Продолжаем раскручивать волчок, то есть астероид, до тех пор, пока сила отбрасывания не сравняется с силой притяжения, а это и есть вес.
– И тогда каждый эл станет невесомым, – закончил Гангарон.
Старый эл прошелся по пещере, перешагнул через щель.
– Мысль у тебя работает неплохо, Гангарон, – сказал он, – но твое открытие ни к чему. Астероид – не волчок. Как ты раскрутишь его?
Гангарон помолчал.
– Задача действительно сложна, – произнес он, – но в ней нет ничего невозможного.
3
И шли века, и горбились устало…
Давно уже не стало Старого эла.
А сам Гангарон из юного сумасброда давным-давно превратился в самого уважаемого и почтенного эла, каждый сигнал которого с трепетом довили соплеменники.
Жизнь элов разительно переменилась. Теперь их усилия были направлены к единой цели, которую признал и утвердил общий мозг. Канули в прошлое каждодневные блуждания элов в окрестном пространстве ради горстки метеоритов. Небольшие добавки вещества, поняли элы, никак не решали проблемы жизненного пространства, наоборот – они только затрудняли дело: ведь с увеличением массы астероида увеличивалась и его гравитация, которую элы не переносили.
Получался порочный круг.
Разорвать его можно было только одним способом – раскрутить астероиды до нужной угловой скорости, чтобы на поверхности их воцарилась невесомость.
На это и были нацелены помыслы элов.
Начать решено было с астероида, который был расчищен и заселен последним.
Проект, которым руководил Гангарон, был грандиозным и поражал воображение.
Гангарон не участвовал в общей работе – он и передвигался с трудом – и только руководил действиями соплеменников с помощью радиосигналов.
Время, разрушительное время не пощадило великого Изобретателя. Гангарон ссохся, сморщился, фотоэлемент его помутнел, а панцирь истончился до такой степени, что стал полупрозрачным и готов был, казалось, рассыпаться от малейшего прикосновения. Фотоглаз не различал почти ничего, осталось только светоощущение, реакция на яркий блеск Изумрудного светила.
Но хотя щупальца его ослабли и тело одряхлело, духом Гангарон остался прежним.
Астероиды раскручивались один за другим, и на каждом устанавливалась невесомость. В этих условиях быстрее вызревали коконы и выходящие из них элы оказывались более жизнестойкими.
Престарелый Гангарон уже не мог без посторонней помощи покинуть почетное возвышение, на котором обитал.
Однажды утром, когда элы, окружив возвышение, ждали задания на очередной день, никто на их сигналы не откликнулся.
Тогда несколько самых смелых элов, преодолев невольную робость, поднялись на возвышение и приблизились к Гангарону. Великий Изобретатель был неподвижен. Кем-то приподнятое его щупальце так и осталось безжизненно висеть в пространстве, в царстве невесомости, вызванном к жизни его гением.
Гангарон умер.
Правда, он успел воспитать учеников и последователей, и его дело не погибло. Пусть с меньшим размахом, с более частыми промахами, но работа продолжалась.
Когда встречалось непредвиденное затруднение, перед которым элы становились в тупик, они переключались на одну волну и коллективный разум помогал разрешить задачу.
Увы, Гангарон не успел, или не сумел, привить соплеменникам то уважение к чужой жизни, в какой бы форме она ни существовала, то трепетное чувство ко всему живому, которым сам был наделен.
Следует ли удивляться тому, что после его кончины взоры элов, количество которых росло с каждым оборотом Изумрудного светила, все чаще стали обращаться к богатым просторам Тусклой планеты?..
Шли века.
Юный Ганг, вылупившийся из кокона Ли, еще успел застать Гангарона.
Едва обретя начатки сознания, он выслушивал долгие рассказы Гангарона о бесконечности пространства и тягучего времени. Ганг не понимал многого. В мозгу оседали диковинные ритмичные фразы, чтобы когда-нибудь, через много лет, выплыть из темных пучин подсознания: «Расширяющейся Вселенной вдаль бегущие маяки», «Может, вынырну снова, прорезавши дали, на каком-то витке бесконечной спирали».
– О какой спирали говоришь ты? – рискнул однажды спросить Ганг.
– Видишь ли, Ганг… – начал Изобретатель. – Неизвестно, откуда мы пришли и куда придем. Но род элов непрерывно развивается, совершенствуется. Это развитие геометрически напоминает спираль.
– Повторение?
– Нет. Каждый новый виток не повторяет предыдущий, а в чем-то дополняет его. Например, первый виток – мы постигли тайну волчка. Следующий – мы применили наше знание к раскручиванию астероидов, на которых обитаем.
– А следующий виток? Каков он будет?
– Его увидишь ты, но не я, – ответил Гангарон. – Быть может, элы научатся летать в дальний космос, управлять электромагнитными полями, которые питают нас, да мало ли что еще! Но всегда и во всех своих свершениях они будут возвращаться мыслями к нам, и это будут все новые и новые витки спирали.
И шли века, и горбились устало.
Канули в глубоком прошлом, остались на дне колодца времен дни, когда беспомощные элы беспорядочно рыскали в пространстве, бессильные перед космическими стихиями, когда они умели летать лишь на куцые расстояния, сталкиваясь и расшибаясь в полете.
Теперь элы не гибли одиночками, теряя ориентацию даже в ближнем космосе.
Коллективный разум помогал им решать сложные навигационные задачи, перед которыми был бессилен единичный ум.
Освоили элы и Тусклую планету, несмотря на строжайший запрет Гангарона. И что же? Ничего страшного не произошло. Правда, после воцарения невесомости атмосфера с Тусклой планеты улетучилась, и вся живая природа погибла. Но ведь и рыбы, и птицы, и травы лишены каких бы то ни было начатков разума, что же их жалеть?
Зато элы получили новое жизненное пространство.
Впрочем, проблема оказалась решенной лишь на время. Через определенный срок и Тусклая планета оказалась заполненной элами.
Несколько раз злы предпринимали полеты в дальний космос, памятуя слова Изобретателя о том, что миры во Вселенной множественны.
Новых планет обнаружить не удавалось. Видимо, Гангарон заблуждался. Что ж, и великие умы не свободны от ошибок.
По рекомендации коллективного разума один из астероидов, самый малый, на котором скончался Гангарон, решено было посвятить памяти выдающихся предков. Астероид нарекли Священным, и здесь никто не обитал.
В особо торжественных случаях, например перед дальней экспедицией, сюда прилетала стая элов. Они медленно, не обмениваясь сигналами, прохаживались между строгими шеренгами постаментов, на которых покоились пустые панцири умерших элов.
На самом высоком постаменте, в центре мемориала, был укреплен панцирь великого Гангарона. Под панцирем работал непрерывно передатчик, питаемый переменчивой энергией космоса. По этому ритму – собственному биоритму Гангарона – жило теперь все племя элов.
Правда, передатчик Гангарона излучал в пространстве еще один род сигналов. Но они, странно и прихотливо ритмичные, проходили мимо сознания элов, никак не затрагивая его, растекаясь в пространстве. Так плывет по океанским волнам бутылка с засмоленной пробкой, и тщетно тайна, записанная на полуистлевшем пергаменте, ждет острых глаз и пытливого разума…
4
…Очевидцы рассказывали, что сначала вспыхнула точка. Затем, стремительно разбухая, она превратилась в сферу колоссальных размеров. Затем огненный шар начал опадать, съеживаться, вытягиваясь в длину и одновременно тускнея.
Вскоре новое светило приобрело контуры диковинного сооружения, носящего явно искусственный характер.
Перепуганные элы прибегли к испытанному способу – быстро подключились друг к другу. Коллективный разум пришел к решению, что элам следует затаиться и выжидать дальнейших событий.
Элы быстро рассыпались по всем астероидам и Тусклой планете, забились во все щели и пещеры, заполнили русла высохших ручьев и рек Тусклой, набились в жерла, некогда выдолбленные для того, чтобы раскрутить небесное тело.
5
Весь экипаж «Валентины» благополучно вышел из анабиотического сна.
По традиции все, кто был свободен от вахты, собрались в кают-компании. Огромный зал наполнился почти до отказа.
Шутки, смех звучали не умолкая. Люди были радостно возбуждены, как всегда бывает после выхода из анабиоза. Пророк с картины, висящей над общим обзорным экраном, смотрел на всех вдохновенными глазами.
– Прошу внимания, – сказал капитан, и гул голосов пошел на убыль. – Мы устали, знаю. Даю всем сутки отдыха, после чего – в путь.
– Прямым курсом к Солнечной, – раздались вокруг радостные голоса.
– Дождались, – вздохнул штурман Иван Гроза, расплываясь в счастливой улыбке. – Как говорится, с попутным ветром. – Его близорукие глаза, выправленные контактными линзами, подернулись влагой и подозрительно заблестели. Штурман вытер их кулаком, не стыдясь счастливых слез.
– Теперь дело за тобой, Ваня, – подмигнул штурман Леон Легран, ядерщик. – Прокладывай курс до самой Земли!
У юного ядерщика кружилась от счастья голова: шутка ли – он в обозримом будущем увидит Землю – родину своих предков. О ней он знал только из сферофильмов, книг да рассказов бывалых валентиновцев. Как раз накануне последней пульсации он смотрел – в который раз! – свой любимый сферофильм о земных геологах, и в памяти юноши были живы яркие картинки их сурового, полного романтики быта.
Люди успели уже вчерне ознакомиться с окрестным пространством, изучили показания приборов.
– Жизнь в окрестностях «Валентины» не обнаружена, – меланхолично констатировал вислоусый начальник двигательного отсека – шеф Леона, и отхлебнул чаю. – Поэтому засиживаться нам здесь нет смысла.
– Нужно обследовать небесные тела, – возразила Ангалора, старший биолог «Валентины».
Ее многочисленные сотрудники, сидевшие справа и слева от девушки, одобрительно зашумели.
– Тоже мне – небесные тела! – пренебрежительно произнес вислоусый, указывая на еле заметную рябь обзорного экрана. – Эти обломки слишком малы, чтобы жизнь могла за них зацепиться.
Анга возразила:
– Есть обломок и побольше.
– Пусть так, – согласился кто-то – Но, по показаниям приборов, на нем нет и следов атмосферы, а значит, – и жизни.
– Из правильных фактов ты делаешь неправильные выводы, – сказала Анга.
– Голубушка, но ведь все приборы в один голос отмечают отсутствие биологической активности, – вступил в разговор капитан. Ему нравилась задиристость Ангалоры и ее фанатичная преданность своему нелегкому делу, которое, кстати, составляло главный смысл полета «Валентины». Но во всем Рябов хотел быть прежде всего объективным.
– Виктор Петрович, – обернулась к капитану Ангалора. – Вы же знаете, что поисковая система корабли запрограммирована на белковые формы. А что, если где-то здесь затаилась жизнь на другой основе?
– На другой основе… – проворчал капитан. – Сотни лет люди бороздят космическое пространство, однако…
– Космос неистощим на выдумки! – запальчиво перебила капитана Ангалора.
– Я – за то, чтобы исследовать астероиды, – поддержал ее штурман.
Капитан пожевал губами.
– Все небесные тела здесь примерно одинаковы, – сказал он. – Сделаем так. Можешь исследовать любой астероид. По выбору.
Ангалора хлопнула в ладоши.
– А с кем я высажусь? – спросила она.
– Команду возьми сама. По выбору. – Планетка побольше явно безжизненна, – начала рассуждать вслух Ангалора. – А из астероидов наибольший интерес представляет, по-моему, самый маленький. Уж больно правильная у него форма. Решено, – тряхнула она головой, – летим на самый малый.
В группу высадки она взяла Ивана Грозу – штурман был ее единомышленником, такой же, как Анга, фанатик «населенного космоса». Ни у кого не вызвала сомнений и третья кандидатура: Леон последовал бы за Ангой не то что на астероид – на край света. Поэтому, уловив его умоляющий взгляд, Анга и ядерщика включила в группу.
– Троих достаточно, – решила она.
Обсуждая текущие дела, люди начали расходиться по своим отсекам, а Ангалора со своей небольшой группой направилась к шлюпке, расположенной в носовой части «Валентины».
6
Затаившиеся на астероидах элы в смятении наблюдали, как от огромного сооружения, совсем недавно возникшего из ничего, отделилось маленькое остроносое тело и, опираясь на столб сияющего пламени, двинулось в сторону Священного астероида.
– Довольно примитивный способ перемещения в пространстве, – отметили элы. – Пришельцы явно не умеют пользоваться перепадами электромагнитного поля.
Но каковы намерения пришельцев? Этот вопрос больше всего беспокоил элов. Однако ответить на него не мог никто.
Коллективный мозг, наскоро сооруженный, решил, что пока следует выжидать дальнейших событий, ничем не проявляя себя: уж слишком велики, устрашающе велики были сооружения пришельцев.
7
В шлюпке Леон предался меланхолическим размышлениям. Сплошная скукотища – эти безжизненные космические обломки. Сколько он насмотрелся их в своей жизни, повсюду сопровождая Ангу! Экспресс-анализы, педантичные пробы… Да, конечно, он лишние несколько часов пробудет рядом с Ангой, но что толку, если она не обращает ни малейшего внимания на его вздохи?..
Ракетная шлюпка приблизилась к астероиду и, следуя инструкции, сделала несколько витков вокруг него.
Штурман покачал головой, вглядываясь в пультовые приборы.
– Что там, Ваня? – спросила Анга. Мыслями она была уже там, на поверхности неведомой планеты.
– Какое-то обилие радиосигналов – указал Гроза на пляшущую кривую осциллографа.
Анга наморщила лоб.
– С такой малой амплитудой?
– Да, интенсивность сигналов ничтожна, – согласился штурман. – А твое мнение, Леон?
Ядерщик подошел к ним и несколько минут изучал извивающуюся кривую.
– Особое состояние материи, – изрек он наконец. – Где-то бушует плазма и это – свободное излучение электронов, находящихся от нас далеко.
– Может быть, эти сигналы испускает местное солнце? – спросил Иван.
– Не исключено, – кивнул Леон.
– А солнышко здесь красивое, ребята, – мечтательно произнесла Анга. – Я бы вдела его в оправу и носила в перстне вместо изумруда.
Выбрав подходящую площадку, Гроза удачно причалил, профессионально посадив шлюпку на все четыре стабилизатора. Ноги их, выдвинувшись, присосались к почве астероида.
– Вдруг это искусственное тело? Уж больно оно округлое, – прошептала Анга.
– Фантазии, – тут же возразил Леон, открывая люк переходной камеры.
– Что ни говори, а облет показал, что это тело не совсем обычное, – заметил штурман. – Похоже, его обточили на токарном станке. А чего стоит рощица из правильных каменных пиков, которую мы обнаружили на последнем витке?
– Все пики один в один, – сказала Анга.
– Обычное выветривание, – бросил Леон, проверяя герметичность скафандра.
– Выветривание возможно только при наличии атмосферы, – сказала Ангалора. – А у такого маленького тела ее быть не может.
– Довольно вам. Сейчас все выясним на месте, – проговорил штурман.
С первого шага на новой планете неведомое чувство охватило Леона. Какие-то странные токи пронзили его, будоража каждый нерв, каждую клеточку тела. Это ощущение было ни на что не похоже. Словно чья-то чужая воля хотела подавить его, неведомые ритмы властно стучали в мозг. В голове сами собой сложились слова: «Мы вышли. Приглушены дюзы усталые. Бушует чужая горючая пыль. От счастья познания чуточку шалые, мы плачем от счастья, что все это быль».
Леон писал стихи, но об этой тайне знала только Анга.
Три фигуры в одинаковых оранжевых скафандрах осторожно гуськом двинулись в путь. Сбоку, чуть поодаль семенила кибертележка, груженная необходимой для экспресс-анализа аппаратурой.
Неожиданностью было то, что планетка вращалась довольно быстро: когда они спускались по лесенке, Изумрудное светило висело в зените, теперь же, за несколько десятков минут, оно успело значительно опуститься к горизонту.
– Изумрудный мир, – сказала Ангалора, оглядываясь.
– А когда-то люди думали, что в невесомости ходить легко, – вздохнул штурман, неуклюже вышагивая.
– Кстати, о невесомости, – сказал Леон. – Судя по размерам планетки, я на ней должен был бы весить не менее килограмма, а на самом деле… – Не договорив, он едва оттолкнулся от почвы и взлетел на добрый десяток метров, после чего медленно, словно осенний лист, спланировал обратно.
Анга заметила:
– Ты сбрасываешь со счетов скорость вращения астероида.
– Вот именно – скорость вращения. – Под прозрачным шлемом в последних лучах заходящего солнца было видно, как нахмурился Иван. – Она в точности такова, что скрадывает тяжесть на поверхности.
Леон пожал плечами:
– Совпадение.
– Не верю в такие совпадения, – отрезал штурман, что-то пытаясь разглядеть под ногами.
Светило скрылось, и сразу же, без перехода, наступила ночь. Вверху сияли незнакомые узоры созвездий, и среди них – привычно величественный силуэт «Валентины».
Чтобы ориентироваться в темноте, они включили освещение – из тележки ударил узкий мощный световой сноп, освещая сектор впереди.
– Проклятая невесомость, – с досадой произнес штурман, когда, сделав резкое движение, оторвался от почвы и, описав томительную параболу, опустился далеко впереди.
– Скажи спасибо, что астероид вращается недостаточно быстро, – рассмеялась Анга, – А то мы бы слетели с него, как песчинки.
Штурман странно посмотрел на нее.
– Кому сказать спасибо? – спросил он, ни к кому не обращаясь.
– Ясно кому. Природе, – сказал Леон.
– Космос – великий выдумщик, – добавила Анга самую популярную в экипаже поговорку.
– Не верю я в такие случайности, – покачал головой Иван и, немного постояв, двинулся вперед.
Освещенный сектор метался по поверхности астероида. Он то прыгал далеко вперед, то укорачивался в такт размеренному движению шагающей платформы.
Люди все время брали пробы почвы и грузили их на тележку. Экспресс-анализ не показывал ничего интересного, но основательное исследование образцов, каждый знал, предстояло после, на борту «Валентины».
Леону казалось, что он погружается в какой-то водоворот. В мозгу все четче стучали неведомые ритмичные сигналы. На какой-то миг ему почудилось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим, что все это – сон, нереальность.
Погруженный в смутные, расплывчатые образы, выплывающие из подсознания, Леон запнулся на ровном месте и едва не упал.
– Смотри под ноги, – поддержала Анга за локоть медленно заваливающегося Леона.
Прикосновение девушки пронзило его, словно током.
Выпрямившись, Леон бросил взгляд на остальных. Иван шагал споро и деловито, приноровившись к почти полной невесомости. Анга спокойно брала свои пробы.
Странный предмет, попавший в световой сноп, привлек внимание Ангалоры. Нагнувшись, она подняла его. Предмет имел острые края и был полупрозрачным.
– Словно обломок панциря очень маленького существа, – сказала она задумчиво, вертя в руках свою находку.
– Кусок известковой породы, – сказал подошедший Леон.
– Ничего интересного. Выбрось, – посоветовал штурман.
Анга, поколебавшись, подошла к тележке и на ходу сунула свою находку в свободный контейнер.
Идти Леону становилось все труднее, казалось, какая-то вязкая масса сковывает его движения. И вдруг в его мозгу неведомые, но настойчивые сигналы странным образом преобразовались в слова: «Расширяющейся Вселенной вдаль бегущие маяки…» Леон мог бы поклясться, что фраза принадлежит не ему, что она навязана кем-то извне. Он сделал, запинаясь, еще несколько шагов, и в мозгу возникла другая фраза: «Может, вынырну снова, прорезавши дали, на каком-то витке бесконечной спирали».
Словно кто-то чужой диктовал ему эти слова… Диктовал? Леон тряхнул головой, как бы отгоняя видения. Ни в какую мистику и чертовщину он не верил. Но слова продолжали звучать в его мозгу, а смутные картины – время от времени вспыхивать.
Близилась к концу ночь – короткая астероидная ночь. Прожекторный сноп поблек. Зеленоватые лучи местного светила высветили недальнюю изогнутую, словно тетива, линию горизонта, и зодиакальный свет начал меркнуть. Одна за другой гасли звезды в чужом небе.
Маленькая группа шла по курсу, набросанному еще во время облета астероида. Главный интерес представлял, конечно, объект, который они окрестили между собой «каменная роща». Судя по пройденному расстоянию, до него было недалеко.
Внезапно какой-то небольшой предмет впереди них без всякой видимой причины сорвался с места и, описав стремительную гиперболу, скрылся за горизонтом.
– Словно птица, – ахнула Анга, зачарованно глядя вслед.
Иван усмехнулся.
– В безвоздушном пространстве птиц не бывает.
– Так что же это? – Анга остановилась, переводя взгляд со штурмана на ядерщика.
Повинуясь ее жесту, тележка просеменила к ним, но приборы безмолвствовали. Штурман пожал плечами.
– Думаю, это шутки местных силовых полей, – нарушил паузу Леон.
– Возможно, – согласился штурман. – Они здесь необычайно интенсивны, я сразу обратил внимание, еще на корабле. Нигде не встречал таких полей!
– И во времени они скачут, – развивал свою мысль Леон.
Анга наморщила лоб.
– Ребята, а вы меня, случаем, не разыгрываете? Разве может силовое поле сорвать с места кусок породы и зашвырнуть его за горизонт?
– Силовые поля могут все! – сказал Леон.
– К тому же улетевший предмет почти ничего не весил, – добавил Иван.
– Как странно, – вздохнула Анга, снова трогаясь в путь. – Вокруг нас бушуют силовые бури, проносятся электромагнитные вихри, а мы их не замечаем. Для нас, первых разумных существ, ступивших на астероид, здесь царит вечная тишина и покой.
– Что делать? Эволюция не подарила нам способности реагировать на электромагнитные поля, – сказал штурман.
– А можно представить существо, которое ощущало бы такие поля, как мы, люди, ощущаем свет или тепло? – обратился Леон к Анге.
– В принципе – вполне, – ответила Анга.
– Тут Вольтер проявил удивительную прозорливость, – вступил в разговор штурман. – Помните, он в одном из своих философских романов описывает гигантские существа с Сириуса, у которых десятки, если не сотни, органов чувств?
– Интересно бы повстречать такие существа, – произнесла задумчиво Анга. – Они должны быть совсем не похожи на нас…
Астероидный день стремительно разворачивался. Вскоре вдали показалось множество стройных пиков, возвышающихся над унылой равниной.
Сердце Леона сжалось. Но это было не радостное, а скорее какое-то болезненное чувство. Ноги его подкашивались. Больше всего на свете он боялся, что товарищи заметят его слабость. Но Анга и Иван были поглощены открывшимся перед ними видом.
Они подошли поближе.
– Чудо природы, – сказал штурман.
Анга, не сдержавшись, восхищенно ахнула. Перед ними возвышались каменные пики безукоризненно правильной геометрической формы, каждый был увенчан каким-то подобием шляпки. Пики располагались в шахматном порядке, на равном расстоянии друг от друга. Высота их была примерно одинакова. Лишь посреди каменной рощи, словно Гулливер среди лилипутов, высился пик, в несколько раз превосходящий ростом остальные.
Штурман первым подошел к нему.
– Не меньше пяти метров вышины, – восхищенно пробасил он, задрав голову.
Люди разбрелись среди пиков.
– Прекрасный сюжет для фантастической поэмы, – пробормотал Леон, в висках которого не переставая стучали молоточки. – Черные пики, известковые шляпки на них, взволнованные первопроходцы в оранжевых скафандрах – и все это погружено в океан изумрудного огня.
Гроза достал из-за пояса узенькую трубку деструктора, но нажать кнопку не успел – Анга с силой ударила по стволу.
– С ума сошел! – гневно проговорила она.
– Захотелось выпилить кубик вещества, – виновато кивнул на самый высокий конус штурман, – чтобы на корабле исследовать это не спеша.
– Мы и на месте сделаем это не хуже! – Анга жестом подозвала платформу и привычно сформулировала ей задание.
Штурман покачал головой, но деструктор сунул на место.
– А ты что скажешь, Леон? – спросила Анга.
Ядерщик молчал, только ошалело смотрел прямо перед собой остановившимся взглядом. В мозгу его колоколом звучали какие-то ритмичные сигналы, и неодолимая сила влекла к высокому конусу. Леон подошел к нему вплотную и обхватил руками, то ли стремясь обнять его, то ли просто чтобы не упасть.
– Не могу отделаться от одной мысли, – еле слышно прошептал он, тяжело ворочая непослушными губами. – Мне все время чудится, что перед нами памятники. Какой-то огромный мемориал.
– Тебе худо? – спросил Иван, положив Леону руку на плечо. – Едва ли в твоих словах есть смысл, – произнес он, так и не дождавшись ответа.
– Во всяком случае, эти пики напоминают творение разума, – неожиданно поддержала Анга Леона. – Уж слишком они безукоризненной формы.
– Кристаллы тоже безукоризненной формы, – возразил Иван. – Но ты же не скажешь, что они – порождение разума.
Тележка сообщила, что экспресс-анализ структур окрестных пород, в том числе и правильных пиков, окончен.
– Можем возвращаться на шлюпку, – решила Анга, глянув на хронометр.
Первой повернула и засеменила к шлюпке шагающая платформа. За ней двинулись Анга и Иван.
Леон не сделал и шагу. Он так и стоял у высокого конуса, полуобняв его руками, и смотрел вверх, на известковую шляпку, словно к чему-то прислушивался. Сквозь пластик маски было видно, как побледнело его лицо.