Командор Петра Великого Волков Алексей
– Пусть слушают. Флаг у них британский, значит, русского языка не знают и знать не желают, – уверенно заявил старпом.
– А «Некрасов»? Они же захватят его! – Жмыхов вдруг ощутил кровную связь со своим кораблем.
– Надо смотреть правде в глаза, Тимофеич, – спокойно ответил Нечаев. – Корабль почти захвачен. Надо спешить с объявлением, чтобы хоть кто-то спасся.
– Хорошо, – согласился капитан и вдруг с безумной яростью воскликнул: – Но «Некрасова» я им не отдам! Хрена им, а не корабль! Прощай, Матвеич! Уцелеешь – расскажешь… – Он посмотрел старпому в глаза и крепко обнял его. Потом так же попрощался с двумя находящимися здесь матросами. – И вы прощайте! Не поминайте лихом! И еще… Матвеич, передай, чтобы поторопились…
Жмыхов торопливо покинул мостик, мгновенно затерявшись в бесчисленных корабельных коридорах.
…Нечаев говорил и говорил, без конца повторяя одно и то же, когда сразу полдюжины пиратов ворвались на ходовой мостик. Матросы встретили их пожарным инвентарем, давая старпому возможность закончить речь. Продержались они недолго.
И тогда Нечаев оторвался от микрофона и, сжимая в руке заранее припасенный топорик, проговорил по-русски:
– Прошу, господа! Проходите! Обычно мы гостям всегда рады, но вы, незваные, хуже татарина!
Что-то было в его глазах, осанке, голосе. Пираты невольно попятились, не решаясь вступить в рукопашную схватку.
– Куда же вы, родимые? – Старпом сам двинулся навстречу сжавшимся флибустьерам, и тогда громыхнуло сразу три или четыре выстрела…
– Надо прорываться. – Валера в нетерпении посмотрел на часы. Шла одиннадцатая минута с момента ухода рулевого, и бывший морпех понимал, что дальнейшее ожидание уменьшает шансы на спасение. Будь он один, не колеблясь бы бросился разыскивать Кузьмина, но с ним сейчас еще девять человек. Валера считал, что ответственность за их жизни лежит на нем. Девять больше, чем один. Вот только этого одного послал он, а мог бы вполне и не посылать. А еще есть приказ старпома, приказы же не обсуждаются.
– Гоча, ты как? – Валера подсознательно тянул время, давая Николаю лишний шанс на возвращение.
– Нормально, дорогой, – попытался улыбнуться разбитыми губами перебинтованный Валериной рубашкой грузин.
Валера в последний раз оглядел свою группу. Вид у всех был не ахти, зато в руках у каждого имелось хоть какое-то, но оружие. Все понимали, что попытка добраться до шлюпки – это их единственная возможность выбраться из плавучего ада.
– Пошли, – бросил наконец Валера и быстро повел свой маленький отряд в чрево корабля, стремясь пройти нижними палубами, а наверх выбраться уже поближе к цели.
Где-то по соседним коридорам брели другие группки людей, местами разгорались короткие безнадежные схватки. И медленно спускался вниз оставшийся один седой капитан. Губы его были упрямо сжаты, а в глазах светилась безумная искорка…
Их группе еще повезло. Они благополучно проследовали по всей длине корабля, поднялись повыше и лишь в последнем коридоре наткнулись на пиратов. Тех было четверо, все они сгибались под тяжестью узлов с награбленным, и Валера, не колеблясь, первым бросился на них. С неожиданным наслаждением он пробил топориком подвернувшийся череп и повернулся к следующему флибустьеру…
…Кузьмин зайцем петлял по знакомым переходам. Он давным-давно не занимался спортом и сбил дыхание. Один только извечный инстинкт самосохранения подталкивал его вперед, но топанье сзади звучало все ближе, и рулевой знал, что сбежать ему не удастся.
Все произошло очень быстро. Очередной поворот, а за ним двое: молодой спортивного вида парень и дородный мужчина средних лет. Парень среагировал сразу, будто специально готовился к этой встрече. Шаг вперед, ноги слегка согнуты, руки вытянуты на уровне лица и глухой троекратный звук выстрелов, словно дело происходит не на захваченном корабле, а где-нибудь на стрельбище.
– Из команды? – не выпуская пистолета из рук, спросил парень и смерил Кузьмина оценивающим взглядом.
– Д-да, – задыхаясь, ответил рулевой, не в силах даже поблагодарить своего спасителя.
– По связи передали, что у кормы есть спущенная шлюпка. Сможешь провести? – парень говорил кратко, экономя слова, как патроны.
Кузьмин кивнул в ответ. Парень осмотрел оружие убитых, презрительно отбросил длинноствольные пистолеты и взял только сабли. Две из них он протянул рукоятями вперед своим спутникам и сказал:
– Берите. И вы тоже, Константин Юрьевич. Мало ли что? А меня зовут Виталиком, – представился он рулевому.
Дородный мужчина взглянул на короткую саблю, как на змею, и перевел испуганный взгляд на Виталика.
– У меня осталась одна обойма, плюс три патрона в пистолете, – пояснил тот. – Итого – одиннадцать. На серьезную стычку может и не хватить. Берите, Константин Юрьевич. Все лучше, чем ничего. Вдруг пригодится!
Мужчина со вздохом принял оружие, но было ясно, что толку от него не будет никакого.
Успевший немного отдышаться, Николай сразу повел их кратчайшей дорогой и уже у выхода увидел Валеру.
Валера был в тельняшке, как заправский матрос. В руке он сжимал саблю, а за ним стояли Гоча, Ардылов, две девушки и четверо… нет, только трое мужчин.
В ответ на молчаливый вопрос рулевого Валера чуть прикрыл глаза, и Николай понял все.
По-прежнему не говоря ни слова, все дружно подошли к задраенному выходу и застыли, собираясь с духом.
– С богом! – выдохнул Валера, резко поворачивая запоры и толкая металлическую дверь.
…До цели Жмыхов добрался без особого труда. Пару раз по дороге он слышал чьи-то голоса и тогда сворачивал в сторону. Потом движение другим путем, и так все ниже и ниже. Жизнь потеряла всякий смысл, но оставалось Дело, и выполнить его капитан собирался во что бы то ни стало.
Он достаточно проворно выбил подпиравшие дверь упоры и клинья. Оставался последний шаг. Мешать никто не собирался, и потому Жмыхов позволил себе достать трубочку, набить ее табаком, раскурить и в последний раз прикинул, все ли рассчитано правильно.
За этой дверью был затопленный водой отсек, последний с незаделанной пробоиной. Достаточно открыть – и море ринется в лишенный команды корабль, наполняя его водой и забирая себе. Никто из захватчиков, в этом капитан был уверен, не сможет разобраться ни в причинах, ни в способах спасения лайнера. У них будет только два пути: покинуть его или разделить с ним судьбу.
Пора. Жмыхов последний раз глубоко затянулся, аккуратно выбил трубку, сунул ее в карман, не желая разлучаться с ней и на том свете. Потоки воды сразу сбили его с ног, но и захлебываясь, капитан ни на миг не усомнился в правильности своего решения…
…А на верхней палубе кипел бой. Десятка три пассажиров и моряков упорно пытались пробиться к заветному борту, но их противники имели превосходство в численности и вооружении, да и в умении владеть им.
Валера, Виталик, Николай и все, кто был с ними, не колеблясь, ударили по пиратам с тыла. Удар получился настолько неожиданным, что флибустьеры дрогнули, и уцелевшие некрасовцы успели проскочить туда, где штормтрап вел к спасательной шлюпке.
Но проскочить – это одно, надо еще и спуститься, и тут неожиданную прыть проявил Константин Юрьевич. Оттолкнув в сторону женщин, которым с общего негласного согласия надлежало спускаться первыми, он по-обезьяньи проскочил по перекладинам и оказался в шлюпке. Навстречу счастливчику из люков вылезли два пирата, и один из них деловито пырнул Константина Юрьевича ножом в живот.
Двумя выстрелами Виталик отомстил за своего патрона и услышал крик яростно отбивающегося от флибустьеров Валеры:
– Проверь шлюпку!
Спорить Виталик не стал. Он быстро спустился по лестнице, нырнул в шлюпку и сразу же высунулся, призывно махая рукой.
К сожалению, девушки (целых четыре!) спускались намного медленнее. А тем временем на палубе продолжалась схватка. Люди дрались отчаянно и неумело. Каждая секунда могла стоить кому-то жизни. Вдобавок на стоявшем вплотную к «Некрасову», но метрах в тридцати от шлюпки, фрегате заметили беглецов, засуетились, забегали.
На корме взвился дымок ружейного выстрела, и спускавшийся по трапу мужчина полетел вниз. В ответ Виталик тоже открыл стрельбу, каждый раз тщательно целясь и стремясь не расходовать зря последние патроны.
Оказавшийся в шлюпке Кузьмин запустил двигатель и теперь был готов отчалить в любой момент.
Наверху оставалось шестеро живых, остальные или полегли в неравной схватке, или успели занять места в шлюпке. Последней шестерке спастись было труднее всех…
– Прыгаем в воду! – срывая голос, прокричал уже трижды раненный Валера.
Сражавшийся рядом с ним Гоча пошатнулся и тотчас напоролся на клинок. Еще один мужчина упал, получив саблей по голове. Сам Валера поскользнулся и повалился у борта на какой-то твердый предмет. Бросил на него мимолетный взгляд и увидел, что это невесть как оказавшийся здесь огнетушитель. В следующий миг морпех вскочил на ноги, а руки, действуя, сами перебросили рукоятку.
Вылетевшая струя ударила в нападавших, и те сразу попятились, пытаясь закрыться руками. Валера понял, что это последний шанс, и крикнул троим своим товарищам:
– Прыгайте! Ну!
Сам он собирался прыгнуть последним. Огнетушитель быстро иссяк. Валера бросил в пиратов пустой цилиндр, вскочил на фальшборт, и тут что-то остро и горячо толкнуло в спину.
Его успели выловить из воды, и шлюпка сразу дала ход. Промелькнувший в открытом люке кусок белого борта стал последним, что увидел Валера перед смертью…
– Тонет! – кто-то из сидевших в шлюпке обратил внимание, что «Некрасов» стал заметно заваливаться на борт.
Фрегаты поспешно отходили от обреченного корабля, и в воцарившейся суматохе была позабыта небольшая крытая шлюпка, тоже спешащая прочь. В ней было, как подсчитал Кузьмин, девятнадцать человек – все, что осталось от экипажа и успевших вернуться на теплоход пассажиров.
А за кормой исчезал под водой красавец-лайнер…
19
Флейшман. Берег и лес
В парусных кораблях есть своя поэзия, начисто пропавшая у пароходов. Современный корабль – это комфортабельное средство передвижения, больше напоминающее небольшой город. Другое дело – корабли минувших эпох. По-моему, только на них и можно было по-настоящему испытать прелести и трудности плавания по океанским просторам. Любой парусник – как живое существо со своими капризами, повадками, нравом. К нему надо приноравливаться, и лишь тогда он станет слушаться тебя, как хорошо объезженная лошадь слушается наездника.
Наверное, поэтому я всегда любил яхты и оставался равнодушен к теплоходам. У меня нет оснований считать себя первоклассным мореходом, для этого надо иметь намного больше практики, а это в свою очередь – вопрос свободного времени. Но откуда его взять, когда практически все отнимает дело? Сбавь темп, позволь себе отдохнуть на завоеванных лаврах, и тебя сожрут недремлющие конкуренты, перехватят упущенные тобой деньги, и придется тогда догонять ушедший поезд, искать ту кратчайшую дорогу, которая снова позволит оказаться впереди всех.
Но до чего же приятно дождаться нескольких свободных дней и махнуть куда-нибудь на море! Наполненный ветром парус над головой, покачивающаяся в такт волнам палуба, соленые брызги на коже… А потом, где-нибудь за обедом с нужным человеком, словно невзначай обронить: «Недельки две назад, когда я на своей яхте болтался по Эгейскому морю…»
Все это лирика. Просто лучше всего я отдыхаю под парусом, как другие на охоте, на рыбалке или в кабаке. Дело вкуса, а о нем, как известно, не спорят. Или, как было написано на неких воротах: «Каждому – свое».
В первый момент, увидев вдали паруса, я испытал только радость и облегчение. Нет, я не сомневался в спасении, хотя и стал привычно представлять самые разные фантастические ситуации. Что поделать, в обычные рамки входило далеко не все…
До инцидента на берегу я был полностью спокоен. Внезапная вспышка самых грубых эмоций показала мне, что мы находимся на вулкане. Конечно, в фигуральном смысле. Так сказать, на вулкане людских страстей. Я и не думал, что такие привычные законы человеческого общества могут исчезнуть без малейшей причины в мгновение ока. И ладно бы где-нибудь на Кавказе, где кровь горяча и легко бросается в голову. Но мы-то, пусть необразованные, но все же европейцы, при случае легко называющие себя азиатами. Или тут сыграла роль азиатская половина натуры?
Вояка Лудицкого неожиданно оказался на высоте. Я с детства недолюбливаю погоны и прочие форменные атрибуты вместе с людьми, имеющими глупость их носить, но иногда и армейская муштра может принести полезные плоды. Люди начинают меньше ценить чужую жизнь, и без колебаний, с дуболомной прямотой прапорщика готовы скрутить в бараний рог любого, не желающего выполнять команду: «Смирно!». Не то что мы, с легкостью пускающие по миру конкурента, но не привыкшие самолично съездить ему на посошок по морде.
Получив нагоняй за непослушание, толпа утихла надолго. Но береженого бог бережет. Раз кое-кто не против пожить по первобытным законам, то лучшее – заранее пристроиться к кому-нибудь посильнее, и пусть он демонстрирует свою силу.
Один здоровенный приятель у меня уже был. Качок и охотник. Лобная кость – двадцать девять сантиметров – плавно переходит в затылочную, такую разве что снарядом и пробьешь. И все-таки в подобной ситуации я Пашке не доверял. Один на один он наверняка сделает любого, а вот с толпою ему не совладать. Не послушаются его люди, будь на нем хоть вдвое больше мышц. Тут нужны не только сила и наглость, но и такие качества, какие в двух словах и не описать. Пашка тоже сгодится, но неплохо бы поискать и более удачный вариант.
Другим вариантом, причем вариантом из лучших, стал Кабанов – или, как его прозвали коллеги-телохраны, Кабан. Внешне спокойный, почти неприметный, как и полагается хорошему телохранителю, наверняка без широкого кругозора, но в критических ситуациях чувствует себя привычно, а хватки у него хоть отбавляй.
Сойтись с Кабаном проблемой не стало. Немного знакомы мы были и раньше, а тут еще совместный поход к вершине… Осталось лишь упрочить наше знакомство, и вечерком я подвалил к Кабану с бутылкой и соответствующей закуской.
Потом, глядя на маневрирующие парусные корабли, я подумал, что перестраховывался зря. Впрочем, все равно ведь ничего не потерял, а труда посидеть да вместе выпить мне не составило.
Странно. Я не считал себя знатоком в морских делах, но все же не помню, что слышал о целой флотилии стилизованных под старину кораблей. Даже орудийные порты на поврежденном красавце выглядели весьма реалистично, словно кто-то решил скрупулезно восстановить полномасштабную модель прославленного в битвах линкора или фрегата.
Легко и изящно корабль стал на якорь как раз напротив нашего импровизированного лагеря. Все это и в самом деле напоминало подготовку к съемкам исторического фильма. Даже люди на корабле были одеты так же, как одевались лет двести, а то и четыреста назад. И повезло же киношникам! Наше спасение послужит такой рекламой фильму, что лучше не придумаешь.
Мы столпились у самого уреза воды. Было бы смешно предполагать, что парусник сумеет забрать нас всех, даже не столько забрать, сколько обеспечить такому числу людей сносные условия. Народа на нем было ненамного меньше, чем на берегу. Но тем не менее все мы стояли с вещами, которые успели прихватить с «Некрасова» в злополучную ночь.
– Вот видишь, ты даже поохотиться не успел. Стоял бы сейчас с тигриной шкурой. Подарил бы Мэри, а заодно на этой же шкуре и оформил, – стал я по привычке подначивать Пашку, и тут обе орудийные палубы корабля выбросили густые клубы дыма.
По ушам неприятно ударил громовой раскат. Я увидел, как стоявший рядом и чуть впереди мужчина схватился руками за грудь и повалился лицом в воду. Истерично завопили сразу несколько человек, и от этих воплей я вздрогнул сильнее, чем от громыхнувшего пушечного залпа. Мне показалось, что толпа вновь сходит с ума, я машинально посмотрел по сторонам и застыл, пораженный неожиданным зрелищем.
У воды и в самой воде валялись десятки людей, другие стояли или лежали с перекошенными от боли лицами – и все в окровавленной одежде. Море у самого берега тоже начало краснеть. Впав в какой-то ступор, я пытался понять, что это может означать, – и не понимал.
Очнувшись, я нагнулся над упавшим передо мной мужчиной – не то в поисках разгадки, не то движимый желанием помочь. Перевернул и увидел остекленевшие глаза и развороченную в нескольких местах грудь. Раны все еще обильно кровоточили.
Кровь! Убит! Значит, пушки на корабле настоящие! И только тут дошло, прорвало и сразу стало ясно одно: бежать! Бежать, чтобы не рухнуть рядом с уже лежащими, бежать прочь, пока не поздно!
И я побежал, да так, как не бегал ни разу в жизни. Я мчался, не зная куда, мчался, подгоняемый по пятам паническим страхом. Позади послышались какие-то щелчки. Я не представлял, что это такое, голова отказывалась работать, но чутьем я понимал: ничего хорошего они не означают, и попытался увеличить и без того рекордную для меня скорость.
Перед глазами мелькали ветки, на пути вставали деревья, и приходилось непрерывно петлять, огибая препятствия.
Потом… Потом что-то просвистело рядом с головой, и я увидел чуть в стороне странно одетого мужчину с вытянутой в мою сторону рукой, державшей какой-то знакомый и одновременно незнакомый предмет. Над предметом поднималось небольшое облачко дыма, словно это была курительная трубка.
Все это отпечаталось в моем сознании застывшей картиной, а в следующий миг я налетел на дерево.
Больно стало так, что потемнело в глазах и перехватило дыхание. Мне показалось, что больше я не вздохну и не выдохну, но легкие напряглись и впустили в себя свежий воздух. Сквозь пелену перед глазами я смутно различал приближающийся ко мне силуэт. Внезапно пелена спала, и силуэт оказался все тем же странно одетым мужчиной.
Я понял, что приближается моя смерть. Происходящее воспринималось материализовавшимся кошмаром, я не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой, и лишь не сводил глаз с короткой сабли, да очень уж реально болело тело.
Вдруг из кустов позади мужчины вылетела мчащаяся сломя голову девушка. Она с разгона налетела на бандита, тот не удержался и упал в траву лицом вниз. Девушка свалилась рядом, но, подгоняемая паникой, мгновенно вскочила и рванула дальше.
Она мелькнула передо мной, как несущийся на полной скорости автомобиль, но все же я успел узнать свою Ленку и, рывком избавившись от сковавшей меня неподвижности, изо всех сил припустил за ней следом.
Не могу сказать, сколько продолжался наш сумасшедший бег. Кровь толчками больно била в голову, в ушах шумело, легкие горели, ноги стали тяжелыми, словно их залили свинцом, но я все бежал и бежал, не сводя глаз с мелькающей между деревьями белой блузки и черной юбки.
Белое – черное, белое – черное, белое – черное…
Ленка выдохлась первой. Споткнулась, рухнула на траву и осталась там лежать загнанной лошадью. И без того короткая юбка задралась, открывая взору желающих стройные ноги в черных чулках и такого же цвета стринги.
Это было моим первым требованием для всех девушек, принимаемых на работу. Никаких брюк, никаких начисто лишающих женщину сексуальности колготок, – только чулки. С поясом или на резинке, но чулки, а к ним в обязательном порядке красивое белье.
Теперь этим воистину сказочным видом мог насладиться любой, но никого, кроме нас, не было, а у меня темнело в глазах, и вообще было не до женщин.
Я не стал падать рядом с ней, уперся руками в какую-то пальму, да так и застыл, пытаясь поскорее восстановить дыхание и успокоить колотящееся в груди и готовое выскочить сердце.
– Ну и побегали! – выдохнул я через некоторое время, с трудом отталкиваясь от дерева и принимая вертикальное положение.
Ленка зашевелилась в ответ, привстала на колени и уставилась на меня безумными глазами. Ее грудь ходила ходуном, а изо рта с хрипом вырывался воздух.
– Как ты? – я постарался, чтобы мой голос прозвучал по возможности бодро, хотя никакой бодрости не испытывал.
Ленка попыталась ответить, но у нее ничего не получилось, и она лишь кивнула в ответ. Или дернула головой? Я заставил себя подойти к ней, опустился рядом и осторожно обнял, стараясь передать прикосновением хоть чуточку сил.
Нет, я не был ни добряком, ни героем, ни джентльменом. Просто я до ужаса боялся остаться совершенно один в незнакомом лесу на неизвестном острове, да еще когда по нему рыщут неведомые убийцы в странных одеждах.
И тут Ленку прорвало. Ее тело затрясла крупная дрожь, она прижалась ко мне, вдавилась в меня, пытаясь успокоиться, но вместо этого разразилась судорожными истерическими рыданиями – почти без слез, с одними всхлипываниями.
– Ну, что ты? Все хорошо… все хорошо… – забормотал я, чувствуя, что и сам начинаю трястись.
Так мы просидели какое-то время. Но вот дрожь стала понемногу затихать, и Ленка сумела оторвать голову от моей груди.
– Ну, вот мы и успокоились, – сказал я ей, как ребенку, поглаживая разлохмаченные волосы.
– Господи! Что это было? Господи! – зашептала Ленка, и я испугался, что приступ истерики повторится.
– Не знаю, – откровенно ответил я. – Я понял только, что на нас напали, но кто?.. И почему?..
А в самом деле: почему? Любой корабль является суверенной территорией того государства, чей флаг развевается на его мачте. Нападение на корабль равносильно нападению на само государство со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до полномасштабной войны.
Так что же, Англия решила напасть на Россию?
Я почувствовал, как на меня нападает истерический смех. Англия на Россию! Надо же! А в качестве ударной силы выставила пять парусников со взятыми из музеев пушками и таким же музейным оружием вооружила экипажи. Вот это размах! Сейчас, наверное, целые эскадры линкоров и фрегатов на всех парусах подходят к Питеру и громят каменными ядрами наши береговые ракетные батареи…
– Успокойся, Юра. Да что с тобой?
Ленка испуганно смотрела, как я исходил хохотом. Я кое-как взял себя в руки, но чувствовал, что истеричный смех может вспыхнуть снова от малейшей причины.
Что-то здорово мешало мне, и я с удивлением увидел, что это моя сумка.
Надо же, так промчаться по лесу с сумкой на плече и умудриться не потерять ее и не бросить!
– Посмотрим, чем мы располагаем… – Я очень обрадовался такому подарку судьбы, только сейчас сообразив, что мы отрезаны от всех и от всего.
Вообще-то я знал, что находится в сумке, так как совсем недавно собирался наведаться к друзьям и потому перекладывал содержимое. Там были две бутылки коньяка, баночка икры, две банки ветчины – все, что осталось от моих продуктовых запасов. Плюс складной перочинный ножик с парой лезвий, штопором и открывалкой, колода карт с голыми девицами, пластмассовый стаканчик, туалетные принадлежности, несколько пачек сигарет и зажигалка. Все остальное я переложил к Ленке и теперь сожалел об этом.
Моя секретарша была налегке. Я не стал ее спрашивать, где и когда она бросила обе сумки, свою и вещевую. Все равно не будешь возвращаться и искать, да и продукты для нас были намного ценнее, чем одежда. Про коньяк я уже не говорю.
– А ведь ты спасла мне жизнь, – я вдруг вспомнил, как Ленка налетела на мужика с саблей. – Это дело надо отметить.
Я привычно открыл одну из бутылок, налил в стаканчик и протянул его девушке.
– Когда? Ты шутишь! – изумилась Ленка. Похоже, все подробности сумасшедшего бега вылетели у нее из головы.
Пришлось ей вкратце напомнить. Разумеется, при этом я не стал распространяться о ступоре, в который впал при виде приближающейся смерти. Напротив, я мужественно готовился встретить вооруженного до зубов бандита и, возможно, сумел бы одолеть его.
Но, безбожно привирая и приукрашивая, я прекрасно сознавал, что на деле из меня не получится и самого никудышного вояки и я не смогу защитить не только оказавшуюся со мной девушку, но и самого себя. Мое главное оружие – ноги. Я же не Кабанов. Он привычен к подобным вещам, успел повоевать, ему и карты в руки. Те, которые с голыми бабами.
Но шутки шутками, а я бы дорого дал, чтобы Кабан сейчас был с нами. Но только жив ли он? Может, по иронии судьбы убит первым же залпом, и не помогло ему все умение? А может, и нет. Крадется сейчас по лесу да щелкает потихоньку всех встречных и поперечных.
Честное слово, если бы я верил в Бога, то стал бы молиться, чтобы Кабан вдруг вышел бы сюда к нам или бы мы нашли его! Да только где он сейчас?
20
Из дневника Кабанова
…Я хорошо помню застывший на якоре фрегат, английский флаг на мачте, сноровисто передвигающихся по реям матросов в диковинных костюмах, две орудийные палубы и на них девятнадцать направленных в нашу сторону пушек…
Мы стояли на правом фланге толпы. Члены совета, я, свита Лудицкого, еще несколько человек из тех, кто желает быть поближе к любому начальству… Каждый из нас старался невольно выдвинуться вперед, будто брать на борт станут только передних, а прочих оставят на произвол судьбы.
Что касается меня, то я не испытывал ни малейшего желания оказаться на этом парусном корыте. Лучше на «Некрасове». Качает поменьше, о комфорте и не говорю. Но мне было очень интересно, откуда взялись эти парусные могикане, и я стоял вместе со всеми, покуривал, ждал, что будет дальше.
А дальше последовал бортовой залп, и сразу же послышались крики и стоны раненых.
Я мгновенно понял, что игра ведется всерьез. Вдаваться в причины нападения не было времени, как и задумываться, почему оно производится при помощи музейной рухляди. Пара пулеметов при сноровистых пулеметчиках уложили бы нас всех куда вернее, чем эта, с позволения сказать, артиллерия. Но не ломать же было в тот момент над всякой ерундой голову?
Били картечью. Я не слыхал, чтобы подобное еще практиковалось, но что это именно картечь, сомнений не было никаких. Вряд ли у них имелись хорошие прицелы, да и пушки не блистали совершенством, но мы стояли плечом к плечу вдоль кромки прибоя, и первым же залпом убило очень многих.
Нас, стоявших на правом фланге, даже не зацепило. Картечь ударила левее, в самую гущу толпы. Ждать продолжения, стоя на открытом месте, было глупо, а спрятаться на песчаном пляже – невозможно. Оставалось единственное – скрыться в лесу, туда уже вразнобой бежали многие, точно в одиночку легче спастись от вооруженных бандитов. Еще мгновение – и в бегство бросились бы все вокруг меня, и я, опережая их порыв, гаркнул:
– Не разбегаться! Всем держаться вместе! Не отставать!
Впрочем, последнее предупреждение для перепуганных людей было излишним.
Растерянные и ничего не понимающие люди с готовностью выполнили мою команду. Они побежали бы все равно – вряд ли нашлась сила, способная удержать их на месте, – но сейчас мы хоть бежали в одну сторону и в лес вломились компактной группой.
Углубляться в чащу мне не хотелось. Бывают ситуации, когда в отступлении нет ничего позорного. Глупо умирать, не имея возможности ответить противнику хоть чем-то, но перед пробежкой неплохо осмотреться: стоит ли вообще бежать, а если стоит, то куда.
– Стоять! – гаркнул я на первой же полянке и остановился.
Все недоуменно остановились, и я поспешил объяснить дальнейшие действия, говоря громко и четко, чтобы дошло до всех:
– Надо узнать, что случилось. Если понадобится, отойти дальше в лес успеем всегда. Запомните: не разлучаться ни в коем случае! В одиночку не выжить! Всем ждать меня здесь. Я на берег, посмотрю, что там. За старшего остается Ившин.
Во время краткого монолога я обвел взглядом тех, кто последовал за мной.
На поляне нас оказалось около сорока человек – пересчитывать было некогда. Лудицкий, Рдецкий, Грумов, Панаев, несколько моих ребят и незнакомых мне мужчин, с десяток женщин и четверо детей. Из моих «подчиненных» тут были шестеро: Слава с Колей, Генка Грушевский, Жора и двое, кого я знал лишь по фамилиям, – Губарев и Зарецкий. Семь стволов, или четверть имевшихся перед этим сил.
Назначив Колю старшим, я не стал медлить и побежал обратно. Причины нападения меня по-прежнему не интересовали. Какими бы они ни были, на их осмысление требовалось время и хоть какие-то дополнительные факты. Размышления хороши в тиши кабинетов, нам же требовалось действовать, предупреждать следующий ход противника и, в зависимости от обстоятельств, сопротивляться или отступать. Прочее придется оставить на потом – если это «потом» когда-нибудь наступит.
Мы мало отдалились от берега, и вернулся я очень быстро. Сбавил шаг, пригнулся и осторожно выглянул из-за какой-то пальмы.
Пляж был усеян телами. Кое-кто еще шевелился, пытался встать… У меня дрогнуло сердце от жалости и от того, что помочь я ничем не мог, да и не имел такого права. На поляне меня ждали доверившиеся мне люди, в том числе женщины и дети, и я был обязан попытаться спасти хотя бы их.
Вдали от берега вплотную к «Некрасову» виднелись пиратские корабли, и судьба нашего лайнера выглядела безнадежной. Стрелявший по нам фрегат все еще стоял на якоре, но от него к пляжу торопливо двигались четыре заполненные до отказа шлюпки.
Будь у меня отделение со штатным оружием, мы бы уложили их всех, но, увы… Имелся лишь бесполезный в серьезном бою револьвер да фора минуты в три.
Выбора не оставалось. Я бегом бросился назад, выскочил на поляну и в глазах ждущих (все-таки ждущих!) людей прочитал обращенную ко мне надежду.
– Уходим! – с ходу объявил я. – Двигаться компактной группой, друг друга из виду не терять. Грушевский, Ившин, Зарецкий – замыкающие. Чертков, прикрываешь слева, Губарев – справа. Мы с Жорой идем впереди. Не отставать! Пошли!
И я повел их в глубь острова быстрым шагом, почти бегом. При этом я старался забирать как можно левее – помнил об ушедшей в обход острова бригантине. С нее уже наверняка высадили десант, который должен перекрыть нам все пути к отступлению.
Мы не успели отойти достаточно далеко, когда справа и чуть впереди начали потрескивать выстрелы. Серьезной перестрелки не было – то одиночный выстрел, то несколько подряд, но нашего настроения они отнюдь не улучшали.
Будь я один, не колеблясь бросился бы туда, где мои земляки вступали в короткий бой, однако не вести же за собой толпу… Ну как оставить их одних, тем более что неясно, удастся ли проскользнуть, не наткнувшись на врага?
Не проскользнули. Мы уже не шли, а бежали и все-таки не успели раньше нападавших. Возможно, и не могли успеть: времени замкнуть кольцо у них было достаточно. Нам еще повезло, что у пиратов не хватило людей, чтобы сделать заслон плотнее.
Лес, он и есть лес. Видимость в нем минимальная, и мы буквально наткнулись на растянувшихся цепью флибустьеров.
Их было человек пятнадцать, а нас фактически только четверо: я, Жора, Губарев, Чертков. Трое шли в арьергарде, а пассажиров я вообще в расчет не брал.
Первыми с пиратами столкнулись мы с Жорой. Они появились перед нами внезапно и сразу стали стрелять.
Я успел увидеть, как они вскидывают оружие, и мгновенно бросился на землю.
Револьвер я держал наготове и ответный огонь открыл сразу же, даже не успев подумать, в кого стреляю. Хватало знания, что это враги, все прочее пошло само собой.
Я действовал привычно, как уже доводилось в других землях и с другими противниками. Но абсурдность случившегося все-таки сыграла свою роль, и, расстреляв барабан, я свалил только троих. Рывком вскочив, я отпрянул за ближайшее дерево, откинул барабан и вскинул револьвер стволом вверх, вытряхивая стреляные гильзы.
Торопливо набивая опустевшие гнезда, я слышал частую стрельбу Жориного пистолета. Правее, похоже, отстреливался Губарев.
Готово! Я щелчком послал барабан на место, выскочил из-за дерева и едва не налетел на здорового верзилу. Тот сразу вскинул руку с короткой саблей, я увидел, как она опускается прямо на меня, но успел увернуться и дважды выстрелил.
Еще один пират выскочил чуть правее, и я, перехватив револьвер двумя руками, аккуратно всадил новому противнику пулю между глаз. Потом дважды выстрелил в мелькнувшего между деревьями пирата. В барабане остался один патрон, и я нагнулся над убитым, собираясь воспользоваться его оружием.
В левой руке покойника был зажат длинноствольный пистолет с собачкой сбоку. Такие пистолеты можно увидеть разве что в приключенческих фильмах, и мне осталось лишь с досадой плюнуть и облегчить душу крепким словцом.
Но даже выругаться я не успел, потому что заметил справа мелькание тел и повернулся туда.
Метрах в пятнадцати от меня Жора сцепился врукопашную с двумя пиратами, и приходилось ему туго.
Пистолета у Жоры не было – видно, кончились патроны, – и он мог рассчитывать только на руки. Через плечо у него висела здоровенная сумка. В таких хорошо таскать товары из Турции, а не личные вещи, и сейчас она здорово мешала владельцу. Жора изловчился, сбросил сумку и огрел ею одного из пиратов, да так, что тот покатился на землю. В эту секунду еще один флибустьер выскочил из кустов и направил на Жору мушкет. Я выстрелил навскидку, и «мушкетер» рухнул, однако теперь и я на время остался безоружным.
Жора изловчился и нанес последнему пирату такой удар, что позавидовал бы и Брюс Ли. Пират совершил короткий полет, врезался в дерево и сполз по нему уже мертвым. И тут сбитый с ног первым приподнялся и вскинул руку с пистолетом.
– Жора! – Я торопливо выхватил нож, но тут раздался выстрел.
Жора успел повернуться на крик и принял пулю грудью. Одновременно мой нож, коротко свистнув в воздухе, вошел стрелявшему в шею.
Пират захрипел, но и Жора медленно осел на землю. Рубашка на груди быстро напиталась кровью, но я, прежде чем броситься ему на помощь, перезарядил револьвер и убедился, что живых врагов поблизости нет.
– Как ты? – Подбегая к Жоре, я по дороге выдернул из трупа свой нож. – Сильно ранен?
– А хрен его знает… – Жора кое-как поднялся, опираясь на меня. Сумку он сразу подобрал и держал, как сокровище.
– Да помогите же кто-нибудь! – прикрикнул я на свое стадо, появившееся после прекращения стрельбы.
Несколько человек, включая Рдецкого, засуетились вокруг Жоры, а я торопливо обошел поле скоротечного боя.
На полянках и среди деревьев в самых разнообразных позах валялись семнадцать трупов в грубой одежде и с допотопным оружием. Но и с его помощью им удалось убить Губарева и одного из пассажиров. Еще несколько пассажиров сбежало в панике неведомо куда, и искать их я не собирался. Я забрал себе ПМ убитого Губарева и запасную обойму к нему, велел собрать на всякий случай все оружие пиратов, взять раненого Жору и повел отряд дальше.
В выборе цели я не колебался – все равно никаких других мест на острове я не знал, – и ближе к вечеру мы добрались до вершины центральной горы, той самой, куда мы поднимались с Флейшманом, Валерой и Пашкой. Но на сей раз никого из них со мной не было.
21
Ярцев. Беглецы
Сам не знаю, как я уцелел. Наверное, правду говорят, что пуля дура, а может, вмешалась судьба, имевшая на меня другие виды. Едва опомнившись после пушечного залпа, я сразу бросился к шлюпкам. Скорее всего, шлюпки в тот страшный момент показались мне частью привычного бытия, из которого меня пытались выдернуть жестоко и страшно. Шлюпки лежали, почти целиком вытащенные на песок, и, упершись руками в ближайшую, я задумался – что же дальше?
Задумался – не то слово. Мысли проносились в голове, сменяя друг друга с безумной скоростью, и я не мог ухватиться ни за одну.
Плыть на корабль? Но парусники уже сошлись с ним вплотную. Меня просто утопят еще на подходе. Да и какой смысл, ядрен батон, плыть в лапы к пиратам?
Направиться в открытое море? Блин, куда? Я и сейчас не имел никакого понятия, где мы находимся, в какой из сторон может быть берег, а горючего в шлюпке кот наплакал.
И все-таки я наверняка бы пустился в плавание наугад, но не смог в одиночку столкнуть на воду шлюпку. Я заходил то с одной, то с другой стороны, но задача одному человеку оказалась не по силам, а рядом уже никого не было.
От фрегата к берегу ходко двигались лодки, и до меня впервые дошло, что сидевшие в них люди – убийцы. Они только что дали залп картечью по безоружным людям и с той же легкостью могут убить меня. Хотя бы как нежелательного свидетеля их преступления.
В страхе я побежал вдоль берега – прочь и от шлюпок, и от готовящихся к высадке головорезов. Бежать по песку было тяжело, поневоле пришлось свернуть в лес, но и там я бежал вдоль самой опушки, почему-то не желая упускать из виду море.
Я быстро запыхался, ноги едва двигались, однако меня подгонял страх, и я пробежал самое малое километра три, если не четыре. На большее не хватало сил. Я остановился, судорожно глотая ртом воздух, и лишь тогда впервые огляделся.
Изгиб берега скрыл напавший на нас фрегат, но с места моей вынужденной остановки виднелся «Некрасов», окруженный тремя парусниками. Даже бинокль не помог разобраться, что же происходит на родном корабле. Хотя, блин, что там могло происходить хорошего? Безоружный, лишенный хода…
Больше смотреть было не на что. Я отдышался и быстрым шагом двинулся дальше.
Куда я иду, зачем, – подобные вопросы даже не приходили мне в голову. За спиной опасность, надо подальше уйти от нее – вот и все, что я знал. Я шел и шел. Будь остров поменьше, я бы, наверное, обошел его весь, вернулся в исходную точку. Но остров оказался достаточно велик, а шаг мой постепенно становился короче, я уже просто брел, не разбирая дороги, и тут неожиданно и ярко брызнуло солнце, резануло по глазам, залило мир позабытым светом.
Я невольно остановился. Не удержался, выглянул из леса и еще раз посмотрел в бинокль туда, где был мой корабль.
В первый момент я не мог понять, что происходит. Вглядывался, не верил своим глазам, точно от моей веры что-то зависело.
«Некрасов» тонул, все сильнее заваливаясь на левый борт, и парусники отодвигались от гибнущего колосса. Очевидно, перебив команду и забрав все ценное, пираты решили избавиться от главной улики – от самого лайнера. Ясно, что ни продать, ни использовать его они не могли. Теперь им оставалось отыскать и добить тех, кто, подобно мне, еще остался на проклятом острове. Тогда ни одна живая душа до скончания дней не узнает, куда исчез первоклассный круизный теплоход и восемьсот человек, на свою беду оказавшихся на нем.
Едва сдерживая слезы, я до конца досмотрел последние минуты моего корабля. Я никогда не считал себя сентиментальным, но сказалось нервное потрясение, да и «Некрасов» был последней связью с привычным миром. Теперь надежды выбраться отсюда не стало. Строить лодки я не умел, а случайный корабль может появиться тут и через год. Да что там год! Без пищи, без оружия, без людей я не протяну здесь и месяца, даже если сегодня меня не выследят и не убьют.
Чтобы хоть немного успокоиться, я закурил и лишь тогда задумался над тем, что же у меня вообще есть, кроме одежды.
Поиск по карманам не занял времени. Полторы пачки сигарет, зажигалка, перочинный нож, шариковая ручка, записная книжка, исписанная почти до конца, паспорт моряка, немного денег…
Ах, да. Еще у меня был бинокль. Остатки былой роскоши…
Знал бы, что нас ждет, сунул бы в карман хоть банку консервов. Да кто же, ядрен батон, мог предвидеть!
Я различил еле слышный шорох шагов, и как-то отрешенно, словно речь шла не обо мне, подумал: вот и конец! Сил сопротивляться или бежать у меня не осталось. Да и к чему? Имей я при себе оружие – и то вряд ли отбился бы, а так… На НВП в школе пострелял из мелкашки, и на этом мое знакомство с ручными средствами убиения себе подобных завершилось.
– Штурман, – услышал я тихий голос и, обернувшись, увидел одного из наших пассажиров.
С ним были жена и сын. Григорий, Виктория и Марат Ширяевы, бизнесмен средней руки со своим семейством. Вика была ничего, симпатичная особа, а про маленького Маратика и говорить нечего. Постреленок из тех, кому всюду надо сунуть свой любопытный нос.
Я вспомнил своих, и на душе стало тоскливо. Как они будут одни? Времена сейчас крутые, безжалостные…
– Слышь, Валера! Никак не могу взять в толк, кто они такие? – Ширяев смотрел на меня так, точно я мог немедленно ответить на все его вопросы.
– Судя по флагу, англичане, – ответил я, а сам подумал: хоть папуасы, нам от этого легче не станет. Бандиты национальности не имеют.
– А чего они таким старьем пользуются? Какие-то допотопные парусники, древние пушки… Что у них, ничего лучше нет?
– Почему нет? Потопили же они как-то «Некрасов». Лайнер, конечно, не крейсер, однако ядром его, ядрен батон, не пробьешь.
Читать бесплатно другие книги:
