Легенда о свободе. Буря над городом Виор Анна
Но из предрассветных сумерек вышел, переступив через порог дома, темноглазый человек плотного сложения и среднего роста, его длинные черные волосы, заплетенные в семь кос, доходили до колен, черты лица были резкими, будто высеченными скульптором из камня без особой щепетильности, выглядел он хмурым и озадаченным. Итин узнал Мастера Стихий – Советника Эбана. Его сопровождал еще один незнакомый Мастер Силы (судя по длинным, стянутым в хвост волосам) и трое вооруженных мечами, настороженно озирающихся по сторонам мужчин, которые Одаренными не были, – опять же Итин определил это по прическам (в этом случае коротким стрижкам): охрана.
– Советник Эбан? – Итин был более чем удивлен. Он поклонился и выпрямился, ожидая ответа.
– Вы не спали, Мастер Этаналь? Рад, что не разбудил вас. – Мастер Эбан озадаченно покосился на яркий огонек в руках Итина. – Позвольте войти?
– Да, конечно. – Итин провел всех четверых в гостиную, а госпожа Ратена поспешила на кухню, чтобы предложить им угощение.
– Могу я видеть Вирда Фаэля? Он ведь остановился в этом доме, не так ли? – неожиданно заявил Советник.
– Его нет, – ответил Итин. – И я не знаю, куда он ушел. Мы прождали его целую ночь.
– Мы?
– Я и госпожа Ратена, – Итин указал глазами на входящую в этот момент в гостиную с кувшином вина и кубками на подносе пожилую служанку.
Советник кивнул.
– Когда в последний раз вы виделись с Советником Ото Энилем? – Этот вопрос стал для Итина еще большей неожиданностью.
– Когда Совет Семи принимал мою работу, – ответил он не раздумывая. Ото Эниль тогда еще сказал Итину, что в этом доме раньше жил его друг.
– Так Советник не появлялся здесь? – Мастер Эбан смотрел на него пристально и требовательно, словно на совершившего какой-то проступок, и Итин невольно вспомнил свою неприязнь к Разрушителям.
– Нет. Я не видел его с того самого дня, как показывал вам резиденцию на берегу озера Баил.
– Вы не должны говорить с Советником Энилем, если он будет искать с вами встречи. Если узнаете что-нибудь о нем, немедленно сообщите об этом мне, Советникам Абвэну, Майстану или Каху. Я ведь могу рассчитывать на вашу преданность Тарии, Мастер Этаналь?
«Далась ему моя преданность Тарии…»
– Я не совсем понимаю… – произнес Итин вслух.
– Вы уже показали себя истинным гражданином Города Семи Огней, законопослушным, бдительным, неравнодушным. – Эта похвала звучала для Итина хуже, чем упрек. – Вот и теперь от вас требуется не больше.
– Но…
– Это прискорбное известие. – Советник Эбан изучал глазами Итина, словно прикидывая, что можно ему говорить, а чего не стоит. – Я думаю, вам все же следует узнать: Советник Эниль, увы, повредился рассудком.
Итин отпрянул: «Что за чушь?»
– Очень жаль, что столь уважаемый человек вдруг превратился в опасного безумца.
– Чем же он опасен? – удивился Итин. «Ото Эниль – Толкователь, не боевой Мастер, какую опасность он может собой представлять?»
– Он выдвигает безумные обвинения в адрес Верховного и некоторых Советников. Уж не знаю, как это произошло с ним, но, похоже, что безумие связано с его Даром. Советник Ках объяснил бы лучше, чем я. Видите ли, Мастер Этаналь…
«Почему он мне это говорит?»
– …Советник Эниль долгое время изучал пророчества о Временах Ужаса – думаю, вы проходили их в Академии Силы.
Итин кивнул, Пророка Кахиля им преподавали. Даже тем, у кого не было Дара Пророка или Толкователя.
– Ото Эниль слишком… увлекся. Он утверждал, что эти самые, описанные Кахилем, Времена Ужаса уже наступили. Что с севера на Тарию надвигается опасность и все военные силы следует подтягивать туда, не отвлекаясь на войну с Арой. Когда Верховный и другие Советники не согласились с ним, верно оценивая всю сложность ситуации на юге, Советник Эниль продемонстрировал свое безумие.
Итин видел Ото Эниля несколько дней назад, и тот не показался ему человеком не в своем уме.
– Ото Эниль, – продолжал Советник Эбан, не отводя неприятно буравящего пристального взгляда от Итина, – утверждает, что не поддержавшие его в вопросе Ары Советники и Верховный – заговорщики, пробудившие древнее зло и начавшие войну, чтобы скрыть это.
– Звучит как плохая шутка… – прошептал Итин. Звучало скорее как бред больного, у которого сильный жар.
– Но находятся те, кто готов ему верить. И именно это опасно. Советник Ото Эниль бежал. Он распространяет слухи, подстрекая недовольных к бунту; скорее всего, он будет использовать то напряжение, что возникло в Городе Семи Огней в связи с судом над Хатином Кодонаком. Нам ведь едва удалось сгладить ситуацию. В ближайшее время будет созван Большой Совет, где вынесут решение…
Но ведь Итин не в Совете… К чему ему знать все это? Почему к нему должен прийти Ото Эниль со своими безумными обвинениями? Что может искать Советник Эбан в его доме?
– Так вы сообщите мне, если что-либо узнаете? – спросил Эбан настойчиво, не ожидая никакого другого ответа, кроме «Да».
– Я все же не совсем понимаю… – пробормотал Итин, собирая все свое мужество, чтобы не стушеваться перед этим облеченным властью Разрушителем. – Я никогда не был хорошо знаком с Советником Энилем… Если он и будет искать с кем-либо встречи, то вряд ли со мной… И еще… Вы спрашивали о Вирде Фаэле… Я не могу понять связи…
Эбан ухмыльнулся:
– В нем-то все и дело.
Совету уже известно о том, что он Мастер Путей? Если нет, то Итин не собирается ничего рассказывать – это тайна Вирда, пусть сам решает, кому знать, а кому – нет.
– Ото Эниль был дружен с его отцом – Мастером Ювелиром Асой Фаэлем.
Итин это знал.
– Кроме всех обвинений в заговоре обезумевший Советник считает, что Асу Фаэля убили… по приказу Семи!
Итин начинал улавливать связь, но это совершенно его озадачило.
– Теперь вы понимаете? – Эбан вопросительно и немного насмешливо поднял брови. – Ото Эниль будет искать встречи с Вирдом Фаэлем, а так как он живет в вашем доме, то… вы невольно замешаны.
В последнее время во что только не был Итин «невольно замешан»… А ведь Вирд ушел по какому-то важному делу… вполне возможно, что он встречался с Ото Энилем… Как отреагирует юноша на сведения из уст Советника об убийстве его отца?..
Может быть, стоит высказать свои предположения Мастеру Эбану? Не позволить безумцу втянуть в свою игру единственного за столько тысяч лет Мастера Путей, столкнуть того с Верховным… Советом Семи… От осознания всего ужаса ситуации у Итина на голове зашевелились волосы. И вновь он перед выбором: рассказать или промолчать? Что на этот раз велело ему сердце? Он взглянул в презрительные глаза Эбана, в которых читался весь хаос, присущий Разрушителям, и колебался лишь мгновение:
– Я понял вас, Советник Эбан. Я сообщу обо всем, что узнаю, немедля. Но сейчас, увы, я ничем не могу вам помочь.
Эбан кивнул:
– Когда должен вернуться Вирд Фаэль?
– Я не знаю.
– Куда и с кем он отправился? – Это уже походило на обычный допрос.
– Я не знаю. – Итин начинал сердиться – он же сказал все в самом начале! Страха, как ни удивительно, он не чувствовал.
– Вы не заметили, с кем уходил Вирд Фаэль, ваш гость?
– Нет! – В Итине проснулось некое упрямство. Он конечно же видел того рыжего парня, но решил о нем не говорить.
– А ваша прислуга? Госпожа Ратена, кажется?
– Госпожа Ратена! – позвал Советник Эбан так громко, что Итин вздрогнул.
В гостиную вошла его пожилая служанка, встревоженно взглянула на него, затем на Советника, расправила фартук, ожидая вопросов.
– Не скажете ли, с кем и куда отправился Вирд Фаэль? Можете описать его спутника?
– Нет, Советник Эбан. Я не знаю. Я была занята на кухне, – соврала без заминки пожилая женщина, чем очень удивила Итина: она ведь впускала в дом того рыжего парня, разговаривала с ним, затем провожала их с Вирдом и подавала тому плащ…
Советник вздохнул.
– Надеюсь, что чувство, возникшее у меня, будто вы оба говорите неправду, – произнес он, вставая, – связано с недосыпанием и тревогами, одолевающими меня в последнее время, и не имеет под собой реальных оснований.
– Конечно же, Мастер Эбан, – госпожа Ратена засеменила за шагающим к выходу ночным посетителем, – мы бы ни за что не стали скрывать от вас…
– Советник… – бросил он ей сквозь зубы.
– Что? – недоуменно переспросила женщина.
– Советник Эбан!
«Ему не нравится, когда его называют просто Мастером», – сделал вывод Итин. Для Эбана это важно.
Едва за Советником и сопровождающими его закрылась дверь, как страх, старый недруг и постоянный спутник Итина, настиг его, сковывая тело и ввергая разум в панику. Во что он ввязался на этот раз? Это гораздо хуже, чем нападение студентов на пустынной улице. Хуже, чем недовольство Мастеров Золотого Корпуса. Хуже, чем свидетельствовать на стороне обвинения в суде над Мастером Кодонаком на глазах у почти всех Одаренных Тарии… Сумасшедший Ото Эниль? Как могло произойти такое?
Гани Наэль
Ну что? Снова рифы и волны? Водовороты и водопады? А чего он ожидал – рядом с Вирдом? Хотел спокойной жизни – не нужно было разыскивать этого эффового производителя бурь! Когда-то, в студенческие его годы, один из товарищей Гани – учащийся Академии Естественных наук – любил похвастать полученными на уроках знаниями. Он проделывал фокус: бросал нечто в воду, и вода, вскипая и дымясь, вырывалась из сосуда. Вот Вирд – это то вещество, что бросал в воду студент. Вокруг него вскипят и Ледяные Моря. Древний его…
Гани поежился. Ледяные Моря… Север… Древний… Никогда не думал он, что слова эти обретут для него такой смысл. Почему он поверил Ото Энилю? Легче было подумать, что старый Советник выжил из ума… И снова – Вирд. Наэль поверил, потому что слышал от парня рассказы о городе под куполом, о Древних, об этих эффах… Все, что и Эниль утверждал.
Могли ли Верховный и большинство Советников пробудить Древнего, отдать всю Тарию на заклание ради своего могущества и долголетия? А почему нет? Гани никогда не верил в честность и благородство правителей. Те, у кого много, всегда хотят больше. А Ото Эниль не похож ни на злодея, ни на сумасшедшего – довольно приятный человек, к тому же его земляк – междуморец.
Гани вздохнул. Волей-неволей, а он снова оказался втянутым в гущу событий.
Вирд беспокоится об этой девушке – Мастере Огней… вернее, еще даже не Мастере – студентке. Элинаэль Кисам представляла опасность для заговорщиков, так как являлась единственным известным оружием против Древнего. А значит, шансом на спасение не только для Советника Эниля, Вирда, прочих Одаренных, но и для всех жителей Тарии, для самого Гани Наэля.
Вирд описал ее как красивую темноволосую девушку, но Гани лишь мельком видел гостей Мастера Этаналя, среди них было четыре девушки, в том числе три темноволосые, а красивыми их всех можно назвать. Гани не стал бы вмешивать в это дело Итина Этаналя – чем меньше тот знает, чем дальше от вихря, неизменно создаваемого Вирдом вокруг себя, и тем лучше для Архитектора. Но сам Гани не может отыскать Элинаэль – если он отправится в Академию Силы и станет расспрашивать о девушке, Ректору Исме, который оказался предателем, тут же донесут об этом, и в руках заговорщиков окажется не только студентка с Даром Огней до того, как он успеет ее предупредить, но и сам Наэль. Кто мог подумать, что старый друг Кодонака – худший враг? Гани ведь собственноручно принес Исме письмо, рассказал подробности о Вирде, открыл все карты, даже спутников своих представил – так что и их не пошлешь. Остается только действовать через Итина Этаналя. Если молодой Архитектор разыщет девушку, то никто ничего и не заподозрит. Вот только как объяснить все самому Архитектору?..
Гани шагал по мостовой улицы Мудрых, направляясь к дому с красной черепицей, в котором уже побывал вчера вечером. За ним по пятам следовали Ого, Эй-Га и Харт, вооруженные до зубов и обвешанные дорожными котомками, а также эта навязанная ему дикарка. Компании их лучше днем на улице не появляться, иначе все станут останавливаться и глазеть на них, словно на какой бродячий театр. Да, в Городе Семи Огней можно встретить и рыжего кутийца, и вооруженного луком чернокожего, и наемника-арайца в самый разгар арайской войны. Но чтобы всех и сразу, да еще и в сопровождении одетой в меховое платье и обрезанный плащ поверх него дикарки!.. И весь этот цирк под руководством Мастера с пепельными волосами, междуморца. Из-за этих его волос, что не были такими длинными, как у Мастеров Силы, но все же ниспадали до плеч, Гани часто принимали за седого Одаренного, которому перевалило за сто пятьдесят (возраст, когда отмеченный Даром начинает седеть).
Пора бы вспомнить своих старых знакомых в Городе, кто бы мог помочь ему скрыться с глаз на некоторое время, ну и спрятать эту… компанию. Гани еще не успел навестить ни одного своего друга, с кем поддерживал связь до путешествия в Ару. Успеешь тут…
Еще издали он заметил: в одном из домов горит свет, слишком белый и яркий для свечей; конечно же это дом Этаналя. Он сбавил шаг, стараясь держаться в тени, что на улице Мудрых было достаточно трудным – так много здесь фонарей.
От природы Гани обладал мягкой поступью, поэтому бесшумно двигаться ему не составляло труда, Харт и Эй-Га были наемниками и сразу заметили, что Наэль стал идти крадучись. Мгновенно, без всяких просьб с его стороны, позади стихли бряцанье оружия Харта и смех утарийца. Дикарку Ату и до этого слышно не было. Что до Ого, то кутиец – он и есть кутиец, война и охота у него в крови. Воспитай волка, как цепного пса, и все равно он будет способен бесшумно убивать.
Гани даже невольно обернулся, чтобы убедиться – его спутники по-прежнему следуют за ним. Черного утарийца он разглядел не сразу, если бы в темноте не блеснули белки его глаз: этот и вовсе соткан из теней, если не будет скалить свои белоснежные зубы, то сможет подкрасться ночью даже к стражу границы так близко, чтобы ухватить того за нос.
Приближаясь к дому Этаналя, Гани заметил размытую фигуру, прильнувшую к стене дома на другой стороне улицы. Наэль резко свернул в темный переулок. Что-то не так… Его сердце почуяло неладное. Если свет в доме Архитектора и можно было объяснить засидевшимися до утра гостями – это в духе бесшабашных студентов, сам таким был, – то человек напротив дома Этаналя… мог быть, конечно, и случайным прохожим, но лучше предположить, что не случайным…
– Эй-Га, – прошептал он утарийцу, – ставлю серебряный огонек, что ты не сможешь незаметно подкрасться к тому дому с красной крышей, в котором горит свет, и выяснить, сколько вокруг него соглядатаев.
– Готовься открывать свою сумку, Наэль. – В темноте блеснули белые зубы, и Эй-Га растворился в переулке похлеще какого Мастера Перемещений, разве что без искрящегося тумана.
– Посмотрим, что там с черного входа… – И Гани снова направился к дому Этаналя, но уже вкруговую по темным переулкам.
Над городом забрезжил рассвет. Эй-Га догнал их через четверть часа. Он не успел открыть рот, как Гани уже бросил ему серебряную монету. Тот довольно осклабился, ловя огонек на лету, и стал рассказывать:
– Двое у главного входа, вооружены мечами. Они ждали остальных.
– Остальных? – переспросил Гани.
– Да. Из дома вышли еще пятеро. Двое патлатых попросту исчезли… ну, как Вирд это делает. А остальные окружили дом со всех сторон и с черного хода тоже.
Значит, за Вирдом уже приходили. Кое-кто времени зря не теряет… К Этаналю не пройти. Нужно искать другое решение.
– Ого! – окликнул Гани кутийца, и рыжая голова того тут же наклонилась к нему. Гани задрал подбородок – это же надо вымахать таким… здоровенным. – Ты видел ту темноволосую девушку, о которой говорил Вирд?
– Видел, конечно! Как я мог не видеть? Разве я глаза потерял?
Гани с сомнением окинул взглядом рыжего. Да уж, хорошенькую девушку он не пропустит. Может, Вирд успел их познакомить?
– Отправляйся к Академии Силы. И высматривай ее там. Капюшон надень, а то от твоих волос Пятилистник загорится! Никого ни о чем не спрашивай; увидишь ее – скажи, чтобы шла к башне Тотиля. Если ее не найдешь, сам отправляйся на тот берег к Башням Огней. Башня Тотиля! Запомнил?
– Угу. – Ого расплылся в широкой улыбке и повернул по направлению к Академии.
– Стой!
– Что?
– Меч оставь, там с мечами ходят только Мастера, да и то далеко не все.
Ого меч отдал не сразу и при этом смотрел на Гани так, будто раздумывал, какого цвета у того кровь и не выяснить ли это прямо сейчас. Кутиец! Но однажды Гани Наэлю отдал свой меч даже распаленный битвой Мастер Оружия – Вирд, перед тем как исцелить Баса, так что…
Гани уже составил краткий план, куда направиться после посещения Этаналя. Было еще слишком рано, но его товарищ по студенческим годам, такой же, как и он, Мастер Музыкант Бейх Артали будет рад видеть его в любой час.
– Ну что ж, пошли, – кинул он спутникам, поворачивая в обратную сторону.
– А как же Этаналь? – спросил Эй-Га, который внимательно мотал на ус все, что слышал, поэтому был в курсе их миссии.
– За ним следят. Глупо соваться туда.
– Я заметил открытое окошко в одной из комнат.
– Ну и что?
– А то, что мне не составит труда попасть туда стрелой так, что никто и не заметит. А к стреле ты привяжи записку. Вы, тарийцы, это ловко умеете.
– Что умеем?
– Ну, царапать пером по бумаге…
Мысль была неплохой. Только если с глазу на глаз человека и можно в чем убедить, то сделать это чернилами на бумаге, не видя его реакции, выражения его лица, когда он слышит то или иное, не имея возможности заменить по ситуации одно слово другим, более подходящим, – очень сложно. А ведь Гани понятия не имеет, что за человек этот Итин Этаналь. Известно ли ему об этой истории или нет? Очень даже может быть, что он один из людей Верховного и его специально поселили в этом доме на случай, если Вирд в нем появится… Хотя, с другой стороны, это ведь Киель Исма все рассказал Верховному – до этого доклада никто ничего не знал.
Естественно, что они хотят заполучить Вирда – Мастера Путей и человека, помнящего, как Советник Ках убил его отца. Не зря Ректор Исма все так подробно выспрашивал и требовал демонстрации Силы Вирда. Гани этот смаргов сноб сразу не понравился, в отличие от симпатичного Ото Эниля. Неужели Кодонак настолько не разбирается в людях? Впрочем, кому-то нужно разбираться в войне, а кому-то – в людях…
Глава 10
Страх
Куголь Аб
Старый мудрец, опозоривший седую свою голову предательством, сидел на грязном полу темницы, иссохшее тело его сотрясала дрожь. В его окровавленном рту не осталось больше зубов. Когда Кай-Лах был Мудрецом, Целитель, один из Перстов Света, вырастил ему новые зубы, когда прежние испортились от старости, но за последнюю неделю палач-истязатель вырвал или выбил их все до единого. Его сморщенные руки покрылись коркой запекшейся крови, вытекшей из ран на месте выдранных ногтей. Его бороду – символ мудрости, сбрили начисто, оставив на подбородке глубокие порезы. Он был лишен всего: звания, власти, почета, имения, даже мужеского достоинства.
Старика подвергали пыткам изо дня в день, протыкая каленым железом и сдирая полосами кожу, вырывая волосы на голове и целые куски мяса из груди. И чтобы предатель не умер раньше времени, здесь всегда находился один из Исцеляющих Перстов, который заживлял самые опасные раны, оставляя открытыми самые болезненные, и поддерживал старческое сердце.
Мудрец Хатар Ташив и, постоянный теперь его спутник, Куголь Аб присутствовали на каждой пытке. Человек, который, будучи Хранителем Арайской Кобры, продался тарийским колдунам, заслуживал всего этого.
Много дней, почти умирая под пытками, Кай-Лах отрицал свое предательство и утверждал, что хотел лишь прославить Ару, помочь императору. Всю вину он списывал на второго предателя – Идая Маизана, который исчез еще до возвращения Ташива.
Как бы ни презирал Куголь предателя, а все же должен был признать, что старик достойно держался под пытками: смотритель эффов не знал, как долго он сам смог бы выдержать подобные истязания. Кай-Лах не умолял униженно о пощаде или о быстрой смерти, как поступил бы любой другой на его месте, и не менял своих слов.
– Я действовал во имя императора, – твердил он, шепелявя беззубым ртом. – Я не знал, что все это задумалотарийскими колдунами. Идай Маизан знал, но не я!
Хатар Ташив взирал на него бесстрастно. По лицу Указующего сложно было понять, верит ли тот старику, ненавидит ли его, сожалеет ли… Куголь же восхищался невозмутимостью своего господина – Ташива. Он тот человек, следовать за которым – честь!
Но как бы ни был стоек бывший Мудрец, любого можно сломить. Как выяснилось, Кай-Лах – которого не пугали ни угли, выложенные ему на живот, ни острые лезвия, что срезали кожу тончайшим слоем, ни каленые иглы, – боялся, словно самой смерти… больше, нежели смерти, больше даже, чем посмертных мук, описанных в Книге Ужаса, уготованных для всех предателей… боялся он эффов.
Когда бесполезного теперь для другого дела Угала привели и посадили в камере рядом с Кай-Лахом, старик взвыл, словно животное, не удержал в себе испражнений, и в одно мгновение достойно держащийся под пытками старец, истерзанный, но сохранявший все еще остатки былой гордости, превратился в обезумевшее и жалкое до отвращения существо.
«Эфф убивает быстро, очень быстро перестаешь чувствовать боль», – думал Куголь Аб, рассуждая о страхе старика и не понимая его.
Кай-Лах уже рассказывал, как отыскал древние записи тех, кто когда-то в древности впервые надел на эффа ошейник. Он отрицал, что зверей создали предки чатанских Мудрецов, чем вызвал недовольство Указующего. Он рассказал о найденном связывающем алом камне и о чертежах Доа-Джота. Но как Идай Маизан сделал инструмент, Кай-Лах не знал, не знал и куда пропал Доа-Джот примерно год назад.
«Он был незначительной фигурой в этой игре, – рассуждал Куголь Аб, – тарийцы использовали его желание помочь императору, но второй – Идай Маизан знал больше. Жаль, что Маизана не удалось схватить».
Что думал Хатар Ташив, известно лишь Создателю. Он гордо стоял посреди камеры, облаченный в золотую парчу и Корону Мудрости, борода его была тщательно завита по обычаю, и символ восходящего солнца начертан на лбу, шлейф и полы его одежд позади придерживал мальчик-раб, чтобы они не измарались в грязи темницы. Куголь Аб стоял чуть позади Мудреца, он внимал каждому его слову и готов был исполнить любое его повеление. Палач-истязатель, заложив руки за спину и опустив голову, каменной статуей застыл у правой стены. Угал лежал на полу: это подземелье не нравилось эффу, но беспокойства зверь не выказывал. Кай-Лах забился в самый дальний угол, где ползал в собственных нечистотах и крови и скулил от ужаса, с которым не в силах был совладать. Исцеляющий с омерзением поглядывал на него, не желая приближаться или дотрагиваться, если это потребуется, до старика, бывшего до недавнего времени кем-то большим ему, нежели братом.
– Он не скажет более ничего нового, – вдруг объявил Мудрец Ташив. – Забери эффа, Куголь Аб. А ты, Левый Исцеляющий, залечи все его раны. Все до единой! Вымыть его и давать ему есть столько, словно перед «судом эффа»! Через неделю я передам его в руки императора Хокой-То с Правами. Пусть пошлет за ним зверя в черном ошейнике – это худшая смерть для него.
Старик услышал и взвыл в своем безумстве, вызванном ужасом. Куголь отозвал эффа, а палач вытащил за шиворот Кай-Лаха из угла. Исцеляющий же исполнит приказание Хатара Ташива, только когда пленника вымоют с щелоком.
Указующий, а после и Куголь с эффом, следующим за ним, словно пес, покинули камеру и подземелье. Мрачные заплесневелые стены сменились глянцевой мозаикой, а грязь под ногами – красными и желтыми напольными плитами, надраенными рабами до блеска. Коридоры Обители на нижних ярусах не пустовали никогда, и сейчас идущим Мудрецу, его Служителю и зверю встречались многочисленные рабы и слуги, спешащие по указаниям Перстов либо выполняющие, без всяких указаний, необходимую работу, для которой были рождены. От зверя Куголя шарахались и рабы и свободные и на него самого смотрели с опаской: смерть без ошейника ходила за ним по пятам и слушалась его команд! Никто не понимал, что Угал не способен больше убивать. Сам Куголь с трудом в это верил.
Куголь рассуждал об Идае Маизане. Как мог он узнать о том, что император разгневан, и так своевременно сбежать? В его покоях нашли лишь сброшенные, словно старая кожа змеи, одежды Мудреца. Никто из Служителей Обители не видел, как он уходил, а его узнали бы и переодетым. Разве что он вовсе потерял остатки своей чести и сбрил бороду.
Хатар Ташив поощрял рассуждения своего верного слуги, страстную жажду Куголя докопаться до истины, его способность замечать детали. Мудрец иной раз обсуждал с ним свои мысли и спрашивал мнение Аба, только поэтому Куголь позволял себе думать столь непочтительным образом хоть и о бывшем, но Персте Света.
Все личные рабы Идая Маизана и Служители Обители при нем были схвачены и допрошены. Но никто из них ничего не знал. Не оставалось сомнений, что Маизану с самого начала помогали тарийские Долгожители. Говорили, что они способны перемещаться мгновенно из одного места в другое и разговаривать друг с другом, находясь по разные стороны гряды Сиодар.
Куголь Аб вспомнил о рабе Рохо. А ведь он так и не понял до конца, чего хотели добиться тарийцы, похищая красный ошейник тогда, когда у них был доступ к тысячам зверей уже без ошейников на острове Коготь, через продавшегося им Идая Маизана. Его господин Хатар Ташив тоже не видел связи, но она была. И Куголь Аб чувствовал нутром, что связь эта важна.
Куголь не глядел на пробегающих мимо и склоняющихся при этом в поклонах рабов или слуг, но взгляд его невольно остановился на худощавом подтянутом немолодом арайце в одеянии Служителя Обители, таком же, как и у Куголя Аба, только жилет его был не желтого цвета, а темно-коричневого и в поясе отсутствовало золото. Лицо этого человека показалось смутно знакомым Абу.
«А ведь Рохо был тарийцем!» – пронеслось у Аба в голове. А он и забыл… К великому своему позору, Куголь не вспомнил до сих пор, что Рохо был родом из Тарии и именно за это к'Хаэль Оргон его и купил. У его прежнего хозяина, да хранит память об огне Оргона оставшийся пепел, была страсть покупать рабов из разных стран. «Все народы под моей пятой», – любил повторять к’Хаэль. Среди рабов его был и уроженец Мата-Сон – огромный чернокожий человек необычайной силы, и северянин с нежной кожей, что не выносил жаркого солнца, который попал в Ару случайно из Ливада, и годжийский пират, что назван был Рулком, и даже кутийцы. Когда, выиграв с большими потерями войну с Кутой, войска императора захватили пару сотен кутийцев – в основном женщин и детей – и обратили их в рабство, то никто не желал покупать их. Говорили, что мальчики вырастут и убьют хозяина во сне, а за женщин рыжие воины будут мстить до последней капли крови, не жалея своих жизней и не щадя семей поработителей. Воинам, что так и не смогли продать захваченных рабов, пришлось попросту убить их почти всех. И только к'Хаэль Оргон выказал желание приобрести беременную кутийку, от которой родился потом раб Ого. Оргон хранил Права чужеземных рабов в специально отведенной комнате, не выбрасывал их и после смерти невольника. Он не стремился сохранить такому рабу жизнь и не делал для него каких-либо исключений. Кутийцы ли, ливадийцы – работали они наравне с другими; если убегали, то за ними посылали эффа. Для хозяина важно было купить такого раба и назвать своим, дальше он терял к нему интерес. Поэтому бывший старший смотритель эффов и забыл о том дне, когда к'Хаэль Оргон, довольный сделкой, приказал ему забрать из повозки слабенького на вид светлокожего мальчишку и отвести к баракам. «Наконец-то тариец», – улыбался хозяин и отвешивал золото худощавому невысокому человеку со скуластым лицом. А Куголь Аб еще думал тогда, как опасно иметь невольника из Тарии… Худощавый скуластый… Он резко остановился и обернулся. Пока Куголь Аб предавался воспоминаниям, тот самый, показавшийся ему знакомым, Служитель уже почти скрылся за поворотом. Это ведь был он! Он привез раба Рохо! Он получал золото из рук Оргона!
Хатар Ташив сразу заметил, что Куголь смотрит кому-то вслед, и произнес:
– Догони его, приведи сюда.
И Аб сорвался с места, настигая узнанного. Тот не ожидал никакого подвоха: Куголя он не помнил. Но эффа, бегущего следом за человеком, испугался.
– Пойдем со мной! Указующий хочет видеть тебя! – приказал Аб, который из них двоих был старшим Служителем. – Как твое имя?
– Кид Шайт, – ответил человек и, поклонившись, пошел с ним, сторонясь зверя.
– Кому ты служишь?
– Мудрецу Адаву.
Хатар Ташив неспешным шагом уже преодолел большую часть пути по нижнему ярусу, и сейчас, когда Куголь Аб и Шайт нагнали Указующего, тот уже поднимался к своим покоям наверху. Аб следовал за господином молча, как его эфф Угал следовал за ним.
И лишь достигнув своих покоев, опустившись на обитый шелком диван и приняв из рук рабыни кубок с освежающим напитком из сока лимона с медом (Персты Света не прикасались к вину), Мудрец Ташив удостоил вопросительным взглядом Куголя Аба, давая ему понять, что желает узнать, почему он обратил внимание на этого человека и привел сюда.
– Кид Шайт, – сказал Куголь, глядя в глаза узнанного. Ошибиться он не мог. Лиц Аб не забывал никогда, – десять лет назад ты продал к'Хаэлю Оргону из рода Холо мальчика-раба по имени Рохо, тарийца. Где ты взял его?
Кид Шайт испугался, глаза его расширились, и прежде чем взять себя в руки и ответить, он невольно сделал шаг назад, к двери. Это не осталось незамеченным ни для Куголя, ни для Указующего.
– Я купил его…
– У кого? – продолжал спрашивать Аб.
– У одного человека… Я не знаю его имени… Он предложил мне раба, а я купил. За малые деньги… – говорил он слишком поспешно и слишком невнятно для правды. – Я лишь хотел получить прибыль… Мальчик был тарийцем, всякий бы это увидел… темные волосы, светлая кожа и глаза… А я знал, что к'Хаэль Оргон покупает всех рабов-чужеземцев за хорошую цену… Так и случилось.
Хатар Ташив сделал едва заметный и понятный лишь служащим ему знак рукой, и двое крупных сильных рабов схватили Шайта.
– Отведи его к истязателю, Куголь, – повелел Мудрец, – и пусть ответит на твои вопросы правдиво.
Куголь Аб поклонился и поспешил в том же направлении, откуда они с Указующим только что пришли. За ним вели вопящего Шайта. Угал тоже не отставал.
Годже Ках
Потоки исцеления в Годже проснулись раньше него. Он завертелся на своем ложе, еще не осознавая, что происходит, а когда осознал, с ужасом открыл глаза и его затрясло. Неужели снова? Опять Древний будет использовать его Дар? Нет! Нет! Нет… Годже застонал, глядя неподвижно в потолок над кроватью.
Было утро, но вчера ему удалось заснуть лишь далеко после полуночи, в виске стучала боль от недосыпания. Плотные занавески на окнах задернуты, и в спальне царит полумрак. Годже почувствовал, что его Сила тянется к чему-то в этой комнате, сладковатый запах крови ударил в ноздри, и он вскочил, рывком садясь на край кровати.
– Ках… помоги… – слабый хриплый голос.
Абвэн?
Действительно, Абвэн… лежал на полу его спальни грудой окровавленной одежды. Годже устремился к окну, поднял шторы и дал утреннему слепящему солнцу осветить комнату. Потоки исцеления уже исследовали Абвэна, определив две серьезные… смертельные в обычном случае раны. Обе были нанесены в сердце, одна сзади, другая спереди. И похоже, что Абвэну, связавшему себя Вторым Кругом с Целителем, удалось поддержать в себе жизнь, но не более.
Сосуды и связки срастались, новая плоть закрывала страшные раны Абвэна, его сердце стало биться нормально, а не судорожными рывками, как до этого, и по жилам заструилась свежая, созданная Годже кровь.
Исцелять этого смаргового «прыгуна» было немногим приятнее, нежели мертвецов. Этот самоуверенный любимец женщин всегда раздражал Годже. Но теперь Абвэн обязан ему жизнью.
Исцеленный Карей поднялся с пола и взгромоздился на обтянутый расписным шелком стул из гарнитура. Годже скривился, думая о том, что его арайский ковер испорчен кровью, да и обивку стула уже не спасти.
Его пациент выглядел жалко: где те уверенность, изящество, безупречная внешность, которыми так славился Карей Абвэн? Исцеленный ощупывал мокрыми красными пальцами сквозь пропитанный кровью шелковый кам место, где была рана на груди. Красивое лицо исказили недавняя боль, страх за свою ничтожную жизнь, отвращение к тому положению, в котором он оказался. Глаза были мутными, красными из-за полопавшихся сосудов. Шикарные волосы спутались и слиплись, испачкавшись в крови, до последнего момента обильно хлеставшей из него.
– Как тебя угораздило?
Их тела уже стали меняться, особенно после того, как Древний подпитал себя жизнями и кровью достаточно большого племени дикарей. Кожу Годже, как и Абвэна, уже не так-то просто пронзить обычным оружием. А чтобы нанести такие раны, нужна недюжинная сила, – копьеносец на лошади… с разбега, к примеру.
– Алсая… дрянь! – прошипел Карей.
Годже вытаращил глаза от удивления и едва не рассмеялся:
– Твоя Алсая убила тебя?
– Почти убила. Мне едва удалось продержаться, чтобы переместиться к тебе. Уж не знаю, что было бы, не окажись тебя в комнате… Разве Целитель не может сам себя исцелить?
Ках пожал плечами:
– Может, но не все раны. Чем ближе рана к сердцу, тем сложнее это сделать. А тебя, похоже, били наверняка. Объясни, как? Как это тебя смогла завалить какая-то хилая бабенка, Карей? Она сама это сделала?
– Похоже, у нее специальный кинжал, – ответил задумчиво Абвэн, потирая грудь. – Специальный кинжал… Он вошел в меня, словно в масло… Я уже умер… почти… Мое пламя гасло…
Годже сглотнул. Что за специальный кинжал? Неприятно, что Абвэн знает больше, чем он.
– Она поверила Энилю? – Он не станет расспрашивать Абвэна о кинжалах, как бы ни интересовала его эта информация. «Эбонадо просветил «прыгуна»? Почему же я ничего не знаю?» Хотя, может, Верховный и рассказывал нечто подобное, не каждое его слово Годже усваивал, многое пропускал мимо ушей, многого просто не понимал…
– Где они взяли этот кинжал? – продолжал Абвэн, занятый своими мыслями. – Та же работа, что и меч Кодонака…
Про меч Кодонака Годже тоже не слышал, разве что известный всем факт: клинок выкован еще в древности. Абвэн, кажется, заметил его недоумение – косо поглядывает… Быстро же он очухался, но до прежнего синеглазого красавца ему далеко: глаза красные, словно у монстра, каким Абвэн в сущности и является; эти кровоизлияния Годже исцелить не может… даже такую мелочь – она требует силы Отсекателя, малой, ничтожной капли, которой нет у него и сейчас. Нужно связать себя с Иссимой как можно быстрее или с любым Целителем… Ведь даже Абвэн легко исцелит сам себя, едва увидит в зеркале эти глаза.
– Как это наш неповоротливый, медлительный, флегматичный Эниль все так ловко провернул? – рассуждал Абвэн. – Как узнал про кинжал? Где его добыл?
Годже молчал. Всю правду знал только Ото Эниль, и в самом деле удивительно, что он отреагировал так быстро. Но что это за проклятый кинжал, в конце концов?!
– Ты, я вижу, не понимаешь, о чем речь? – Абвэн не преминул уколоть. Нужно было держаться изо всех сил, но не исцелять этого… раздери его Древний… – Не переживай, я тоже узнал об этом совершенно случайно. Благодаря Эбану.
Годже поднял брови. Ну если и Эбан знает!..
– Эбану приспичило получить меч Кодонака, – стал объяснять Абвэн, насмешливые нотки из его голоса исчезли: возможно, он все-таки чувствует к Каху некоторую благодарность. – Да он просто помешался на этом мече! Вначале он осторожно расспрашивал меня о планах Верховного на клинок Кодонака, будто я могу знать планы Эбонадо. Потом, когда понял, что я, хоть и связавший себя не с одним Мастером Оружия, той страсти к мечам, что они, не испытываю, – стал рассказывать о свойствах меча, о том, насколько тот древний, какая особая в нем сталь и тому подобное. И сдается мне, что говорил он об этом вовсе не из особого ко мне расположения или доверия, а потому что остановиться попросту не мог. Он и вправду помешался… Хоть это и неудивительно: во столько раз усиленный Дар Разрушителя – и ничего, чтобы его уравновесить… И вот однажды Эбан решился все-таки попросить Верховного отдать ему этот меч. Я стал тому случайным (скорее всего) свидетелем.
– И что Эбонадо? – небрежно бросил Годже, делая вид, что ему малоинтересен этот разговор.
– Он рассмеялся. И без вопросов или объяснений достал из тайника и протянул Митану меч в ножнах. И стоило Эбану вынуть его из ножен наполовину, как его скрутило, словно в приступе оттока, он свалился на пол, выронил меч, заорал, будто его резали, и стал кататься по всему кабинету Верховного. Видел бы ты, что с ним творилось! Атосааля – и того перекосило, когда он поднимал меч и вкладывал обратно в ножны, хотя это и заняло лишь долю секунды. Затем он объяснил нам, в чем дело. Подобное оружие, предназначенное для использования его против смаргов и людей, связанных с Древним, изготовлялось Мастерами Оружейниками Силы еще в городе под куполом, том, что посещали мы. Песнь, которая вложена в это оружие создателями, направлена против нас. И эта техника, – он вновь потер место былой раны на груди, – как я испытал на собственной шкуре, довольно эффективна… Верховный говорил, что такого оружия осталось очень мало, если меч Кодонака не единственный экземпляр… Теперь мы знаем, что не единственный. Вот поэтому я и удивляюсь действиям Алсаи Ихани и Советника Эниля.
– Может, случайность? – пожал плечами Годже. В случай поверить легче, чем в то, что Эниль за сутки нашел кинжал из специальной стали и убедил Алсаю воспользоваться им.
– Может… – Абвэн, теребящий свой спутанный локон волос, наконец заметил, что тот слипся от крови; будто очнувшись, он с гримасой отвращения оглядел свои испачканные руки и испорченный кам.
– Спасибо, Ках… Я этого не забуду, – сказал он рассеянно, покрываясь искрящимся туманом.
– Постой, Карей! – окликнул «прыгуна» Годже, и тот вопросительно посмотрел на него. – Древний использует твою Силу?
– Перемещение?
– Да… Перемещение…
– Бывает, – спокойно пожал плечами Абвэн и исчез.
Годже оглядел место, где лежал Абвэн: липкая отвратительная кровь пропитала длинный мягкий ворс ковра. Дело не в том, что ковер этот стоит дорого, а в том, что Годже лично ездил выбирать его в Ару, сам подбирал рисунок, цвет, размер… Ему нравился этот ковер, ни искры, ни пламени! Он привык к этому эффовому ковру! Проклятый Абвэн и эта его девка! Она оказалась такой же бешеной кошкой, как Динорада? А ведь Карей Абвэн стоял в шаге от смерти… Кто бы мог подумать? И почему они все так спокойно говорят о том, как Древний использует их Силу?!
Глава 11
Несостоявшаяся встреча
Элинаэль Кисам
Сегодня занятия тянулись бесконечно. Ничего не запоминалось, все ее мысли были где-то далеко. Она думала о прошедшем вечере в доме Мастера Этаналя. О Вирде Фаэле… Внутри поднималась волна предчувствия необычных событий. Мечталось о приключениях, о новых открытиях… о чем угодно, только не об истории Тарии за последнее тысячелетие, которую пытался втолковать им, первогодкам, учитель Мастер Хайсол.
Переглядываясь время от времени с Эдрал, Иссимой, Махом, Тико и Тоше, Элинаэль поняла, что их мысли – тоже лишь о том мгновении, когда закончатся занятия и они смогут вновь всей гурьбой завалиться в гости к Архитектору. Никого не смущало то, что проводить почти каждый вечер и засиживаться допоздна в чужом доме бесцеремонно, что у Мастера Этаналя могли быть дела поважнее, чем развлекать гостей-студентов, что бесконечно донимать Вирда вопросами – верх невоспитанности… Но приличия и правила поведения не занимали даже Иссиму. Более того, она рвалась туда больше всех остальных, и Элинаэль, заметившая, как она смотрит на Вирда, понимала почему. А почему сама Элинаэль готова была сбежать с занятий, лишь бы поскорее оказаться рядом с ним?
Она нащупала под воротом платья золотую цепочку, на которую, уменьшив и закрепив с помощью сеточки, повесила необычный свой огонек – сферу с живым пламенем внутри. Теперь подарок Вирда всегда был с ней, послушный ее велению, служащий украшением и напоминанием, что не одна Элинаэль может создавать огни.
Девушка улыбнулась своим мыслям, затем, опомнившись, что сидит на занятии, встрепенулась и постаралась вслушаться в речь Мастера Хайсола. Составы Советов и имена Верховных, политика Тарии, войны, что велись с Годжей, Таширом, Ливадом, Арой, назначение первого Короля-Наместника, решение, что его власть отныне будет передаваться по наследству… Имена, имена, имена…
Вирд Фаэль – вот чье имя волнует ее. Вирд Фаэль – этого имени еще не знают, но очень скоро оно станет более известным, нежели Астри Масэнэсс, более того – тот Мастер Путей считался выдумкой и легендой, а этот – живой, настоящий! И она видела его! Она смотрела в его глаза, или это он смотрел в ее…
Элинаэль вновь предалась мечтам и не сразу обратила внимание, когда дверь учебной комнаты, где проводились их занятия, осторожно отворилась. В нескладном, растерянном, будто недавно разбуженном человеке, с неаккуратно уложенными в конский хвост длинными черными волосами, в сером без каких-либо украшений помятом каме студенты с трудом узнали Мастера Абиля Сета. Не то чтобы облик его был для них малознаком, наоборот: кто же из Академии Силы не видел Толкователя Мастера Сета! – но место его нахождения было более чем необычным, так как он столько времени проводил в библиотеке, что стал как бы неотъемлемой ее частью. В любое время любой студент, отправившись в сей храм книг, мог встретить там его верного служителя – Абиля Сета, корпящего над очередным, откопанным неизвестно где пыльным сочинением какого-то пророка какой-то эпохи.
Безграничная страсть Мастера Сета к книгам вообще, и к библиотеке Академии Силы в частности, порождала множество слухов, шуток, примет и легенд.
– Прочел ли ты произведение Мастера Таласиа? – спрашивал, бывало, учитель у нерадивого студента.
– Нет, потому что не нашел этого тома в библиотеке.
– Ты бы еще сказал, что Мастера Сета в библиотеке не нашел! – и подобное замечание учителя обычно сопровождалось дружным смехом.
Что до примет, то считалось, будто встретить Абиля Сета в другом месте, не в окружении книг, – к большой удаче, а уж если он с тобой заговорит, так и вовсе можно ставить все свои деньги на один бросок в кости – и выиграешь непременно.