Легенда о свободе. Крылья Виор Анна
– Ступай, Мудрец, смотри. Но если даже я, Повелитель эффов, находясь за три мили от холма, не могу ни спать, ни есть, не окружив себя бойцами Кобры, то как ты, в одиночку, подберешься к смерти?
– Не забывай, император: предки мои создали эффов, и во мне огонь Создателя, что дает мне власть над ними.
– Я тоже имел над ними власть! Но кто-то на холме позвал их, и они пошли к нему, перестав внимать мне.
– Кто дал тебе эту власть?
Император не ответил, он отвернулся и пошел в свой шатер. А Хатар Ташив, позвав с собою лишь одного Куголя Аба, направил своего коня к холму Поражения.
Холмы на границе Доржены раскинулись на север и юг, запад и восток. Словно великан всколыхал здесь волнами море, а затем оно застыло и стало твердой землей. Они поднимались на один холм и видели другой, пока наконец перед ними не открылось то, зачем они преодолели весь этот путь от Чатана.
Вершина высокого, самого дальнего на север холма не была желтой, цвета выжженной травы, как остальные. Она была белесой от множества скопившихся там эффов. Покидая лагерь, Хатар Ташив расспросил нескольких военачальников о том, что произошло здесь, и они поведали, что эффы сидят так со дня последней битвы, когда они перестали убивать тарийских Долгожителей и внимать голосу императора. Они успокоились на холме и стали ждать. Чего ждали звери?
Хатар Ташив не боялся, как не боялся и Куголь Аб. Глядя на тысячи эффов, что смирно сидели или лежали на земле холма, положив могучие свои головы на лапы, Аб вспомнил своего Угала. Именно так вел себя зверь. Но команды Куголя он выполнял, кроме охоты на рабов.
Перед тем как отправиться к Мудрецам, Куголь выбрал Права раба, уже старого и никчемного, и отдал их эффу. Эфф поглотил кровь, но ошейника на нем не было, и волосы раба Куголь Аб просто привязал к его шее. Эфф по следу не пошел, и даже когда этого раба привели к нему, он и не взглянул в его сторону.
Эти же эффы не слушали ни окриков Куголя, бывшего смотрителем всю свою жизнь и знающего все команды, ни повелений Мудреца. Они могли ходить среди зверей, и те не трогали их, даже не обращали на них внимания.
Хатар Ташив подошел к эффам и протянул руки; он постоял так с закрытыми глазами, затем отшатнулся, точно как тогда, когда проверял Угала.
– Та же Сила, что и на Угале, Куголь Аб! Та же Сила!
– Я удостоверился, император, что на зверей воздействовали Силой Дара! – сказал Мудрец Ташив, когда они вернулись и вновь предстали перед императором. – И тот, кто приказал им ждать, может приказать им убивать!
– Только Одаренных! – Глаза императора сверкнули.
– Почему же только Одаренных? – удивляется Указывающий.
– Они не отличают одной армии от другой, и если приказать им убивать врагов, они убьют и своих! Но они отличают Долгожителей от остальных людей, поэтому я приказал убивать их!
– Эффы на холме, а тарийцев я там не видел. Что мешает тому колдуну, который повелевал ими, направить их на юг, где твоя армия, император?
Император молчал, сжимая рукою подлокотник трона, на котором восседал посреди широкого своего шатра. Пальцы его побелели от напряжения.
– Они могут прийти сюда. И скольких они убьют прежде, чем ты сможешь убить их? – продолжил Мудрец Ташив. – Выслушай мои слова Мудрости! Уходи! Рано или поздно тарийцы направят их на тебя. Ты был обманут и сам вырастил свою смерть по научению тарийского прихвостня.
– Твой тарийский прихвостень – один из Перстов! – выкрикнул Хокой-То. – Вернее, их двое!
Куголь Аб отшатнулся в ужасе от слов императора, но Указующий Ташив был невозмутим, словно скала перед рокочущим морем.
– Кто? – спросил Мудрец.
– Чаран Кай-Лах и Идай Маизан!
Хатар Ташив просто кивнул.
– Как дали они тебе эту власть, император?
– Они создали инструмент, Доа-Джот: пронзая иглой кожу эффов в определенном месте, можно связать их с собой, обрести над ними власть и повелевать ими. Десять лет я разводил эффов, свободных от ошейников, на острове Коготь. И каждого связал с собой. Но год назад Доа-Джот исчез. Поиски его не привели ни к каким результатам. Теперь я понимаю… это Маизан и Кай-Лах похитили его!
Император в отчаянии ударил кулаком по подлокотнику.
– Казнить их! Вытянуть их лживые языки щипцами и прибить к стене! Лишить их мужеского достоинства и оставить истекать кровью! Снять кожу с их спин и голов и заставить псов рвать их плоть! Отнять их головы! – выкрикивал он. – Они предали меня! Они обманывали меня десять лет! Я обращу в рабство их и весь их род! Я пошлю за ними эффов в черных ошейниках!
– Ты удовлетворишь свою ненависть, император – Персты, предавшие Свет, будут отняты от руки и отданы тебе; другие, лучше их, займут их места. Подвергни их пыткам и жестокой казни, они заслужили это! Но прежде послушай мои слова и сохрани силы Арайской Кобры. Хокой-То, забери свои армии и удались от этого места. Когда эффы придут, пусть они никого здесь не найдут, кроме дорженцев. Пусть пожирают дорженцев, что так дороги Тарии. И когда народ Доржены узнает, по чьему повелению убивают их, они сами придут к тебе и станут твоими рабами. Но сейчас – уходи!
Ата
Ата вскинулась на своем ложе из шкур и закричала. Ни одной ночи, после встречи с Ним, она не проспала, чтобы не вскакивать в крике по несколько раз. Ей снилась кровь, кровь, кровь… и его глаза изо льда, а внутри них тоже была кровь…
Ата спала сейчас в жилище Ташани Хали из племени Кадиш. Хали заворочалась под шкурами, услышав ее крик, но не проснулась. Вот уже одну луну Ата живет здесь.
Много раз с того страшного дня солнце всходило и заходило, пока не началась долгая зимняя ночь.
Она шла через тундру к южным племенам, имея лишь мешок Милки с собой, но не умерла с голоду. Она спала в снегу, не разводя костра, но не замерзла насмерть. Вокруг бродили волки и снежные кошки, но не тронули ее. Она проходила мимо стойбищ, где вместо людей были лишь обглоданные кости и замерзшие головы, и ветер пел им погребальные песни. Тот-кто-пробудился прошел здесь раньше нее и никого не оставил в живых. Он взял их кровь и их жизни, чтобы напоить свою.
Ата боялась, что так и не найдет живых людей. Он и Другие ненасытны. Ему никогда не будет достаточно крови, а им – плоти. За что же духи разгневались на людей, что пробудили Его?
Ее одежда истрепалась, а обувь истопталась, ее запасы подошли к концу, и она голодала, когда увидела стойбище. Здесь горели костры. Здесь были люди! Она пришла к племени Пейя.
Ата долго лежала в жилище Ташани Пейя – Каи, та отпаивала ее горячим молоком и отогревала, подкладывая нагретые камни под толстую дубленую шкуру, расстеленную под Атой. Прошло время, и Ташани-без-племени смогла встать и говорить, она рассказала сначала Пейя, затем Чамай, затем другим племенам о том, что видела. Ей не верили, но когда послали охотников на север и те нашли мертвые стойбища, – ее стали слушать. Ее называли не только Ташани-без-племени, но и Принесшей-злую-весть, Вестницей восставших, Ташани мертвых… И она собрала совет у скалы Рих, но духи не ответили ей… Не ответили они и другим Ташани. Ни одной из них.
Духи покинули север, отвернулись от Детей Снегов. А может, они ушли, испугавшись Его? Если даже духи ушли, то не следовало ли и людям бежать на юг, покинуть земли своих предков, оставить жизнь, какую вели их отцы и деды на протяжении веков?
Страшные злые времена.
В жилище было темно. Снаружи тоже темно. Солнца она не увидит еще много дней.
Ата встала, надела теплую верхнюю одежду с густым мехом и вышла из жилища, тщательно закрыв за собой вход шкурами, чтобы холод не проникал вовнутрь. Утро так и не наступит сегодня. Что ночь прошла, будет видно лишь по выходящим из жилищ людям, переговаривающимся между собой, идущим к оленям; по детям, что будут играть у жилищ, сидя на снегу, несмотря на мороз и тьму.
Это было огромное стойбище, два раза по десять и еще семь племен собрались здесь все вместе, многие из них участвовали в совете у скалы Рих, другие пришли позже, услышав весть Ташани-без-племени.
Все ближе на юг продвигалось зло. Скоро уже и ей стало не нужно что-либо рассказывать. Сами охотники, даже те, кто никогда не слышал Ату, видели, что происходит. Все северные земли, где жили самые крепкие и сильные Дети Снегов, опустошены. Лишь кости да головы на снегу… Даже дикие голодные звери тундры не трогали эти останки…
Почти каждый день приходила весть о новом мертвом стойбище. И племена, гонимые страхом, сходились сюда и шли на юг все вместе. Каждый день они были все ближе к Воде Торгов: туда, когда вода замерзала, охотники племен отвозили меха и товары для обмена их у людей огня на оружие, ткани, быстрый огонь и другие хорошие вещи. Они уже давно прошли много-много шагов на юг от скалы Рих. И все больше и больше их становилось.
Что будет, когда они придут к Воде Торгов? Найдут ли они там духов, или те ушли еще дальше на юг? Если так, то пустят ли их люди огня в свои земли? Их земли хорошие, жирные, но там Дети Снегов погибнут от тоски по покою и простору тундры.
Ата взглянула на звезды. Холодные огни в темном небе, они смотрят на нее, на ее племя, они могут указать дорогу на юг или на север, но никогда не подскажут, сколько еще надо идти…
Ата прошла мимо спящих хижин, сквозь стадо оленей, что фыркали и тыкались носами в ее одежду. Она вышла на свободное пространство и посмотрела в сторону юга: белое-белое поле под черным небом простиралось перед ней.
Среди снега совсем близко к стойбищу стоял человек. Высокий и одетый в красивые наряды людей с той стороны Воды Торгов. Ата удивилась. Что он тут делает? И поспешила к нему. Человек смотрел на оленей и хижины, и когда Ата приблизилась, он вздрогнул от неожиданности. Он не охотник и не воин, раз не услышал ее шагов. На нем длинная шуба из белой лисы, такая же шапка, руки он прятал в рукавицы, а лицо было укутано так, что видны лишь глаза. Цвет глаз незнакомца в тусклом свете звезд, отраженном от белого снега, Ата не разглядела.
– Кто ты? – спросила Ташани.
– Я?.. А ты кто? – Голос как у женщины, а слова она произносит по-другому, не так как Дети Снегов.
– Я Ташани Ата. Ташани-без-племени.
Женщина отступила на шаг назад, словно испугалась.
– Ты из людей огня? – спросила Ата.
– Люди огня?.. Да!
– Что ты делаешь здесь?
– Я смотрю. – Женщина не хотела рассказывать что-либо Ате.
– А как ты сюда пришла?
– Почему ты спрашиваешь меня? – Странная женщина злится. Она пришла в земли их предков, она стоит у их стойбища и злится, что Ташани спрашивает.
– Ты пришла неизвестно как. Стоишь здесь и смотришь. Кто ты? Враг? Или друг? – Ата тоже умеет злиться, но не станет показывать этого.
– Я друг! Я из Тарии. Здесь собралось так много людей… Я удивлена. Почему?
– Мы идем на юг, – ответила Ата. Правда ли то, что она друг?
– Так ты и есть та самая Ташани-без-племени?
– Да, это я.
– Тогда расскажи мне о том, что происходит на севере.
– Почему я должна говорить тебе что-то, когда ты на вопросы мои не отвечаешь?
– Хорошо, я скажу, кто я, но ты, если встретишь тарийцев, не расскажешь, что говорила со мной.
– Ладно. – Зачем Ате рассказывать тарийцам о своих делах?
– Я Мастер Перемещений. Слышала о таких?
Ата не слышала.
– Что это значит?
– Я могу перемещаться в разные места, могу и тебя взять с собой. Пойдешь со мной? А то здесь холодно. Мне даже говорить больно…
Женщина огня – слабая и нежная, красивая одежда ее не согреет.
– Не бойся, я перемещу тебя обратно, когда мы поговорим.
Может ли она, Ташани мертвых, теперь чего-то бояться? Кроме Него…
– Пойдешь? – вновь спрашивает женщина.
– Пойду!
Женщина подошла к Ате и положила руки в рукавицах на ее плечи. На темную тундру опустился туман, а когда он рассеялся… Ата увидела солнце! Чудо! Ата зажмурилась. Солнце не только светило, но грело сильнее, чем в самый длинный летний день. Они стояли среди больших деревьев… Таких высоких, что верхушки их можно было увидеть, только задрав голову. Под ногами была трава длинная, тонкая и мягкая, как оленья шерсть. Желтые листья, огромные и такие красивые, что нельзя отвести глаз, устлали ковром все вокруг. Было очень жарко.
Женщина огня, улыбаясь, сняла с себя рукавицы, шубу и шапку и, перекинув одежду через руку, направилась к большому жилищу. Хижин таких Ата тоже никогда раньше не видела. Она была сделана не из шкур, а из камней, высокая, такая высокая хижина, что если Ата станет на плечи кому-нибудь из мужчин, а тот станет на спину оленя, то все равно до верхушки не дотянуться. Охотники, ходившие зимой к Воде Торгов, рассказывали о таких жилищах, говорили, что есть и еще больше, чем это, достающие до облаков, такие высокие, что солнце может зацепиться за их верхушку, проплывая по небосводу. Но даже увидев все своими собственными глазами, Ата верила с трудом.
В хижине была дверь из дерева, она открывалась, и чтобы войти, совсем не нужно было нагибаться. А внутри было столько места, что можно было разбивать жилища Детей Снегов прямо здесь. Женщина положила свою одежду на… не знала Ата, как называются все эти приспособления… словно сиденья в больших санях…
Она была красивой. Выше Аты. Волосы у нее светлые и блестят, словно в них поселились солнечные лучи. Глаза зеленые, как та трава, что перед хижиной. Она была одета в такое красивое платье голубого, как небо, цвета, что Ата не могла оторвать глаз. И украшения женщины – серьги, браслеты и ожерелье – сияли и искрились, переливаясь разными оттенками от бликов огня в очаге.
Ата чувствовала себя так, будто добрые духи отнесли ее в страну вечного лета, что ждет всех Детей Снегов, когда огонь их жизни погаснет… Ташани было жарко. Она сняла с себя верхнюю одежду и осталась лишь в длинной меховой рубашке, которую носила в жилище. Ата знала, что не выглядела такой же красивой, как женщина. Даже если она наденет свои лучшие наряды и там-тук, подаренный Милкой, все равно не будет так красива.
– Меня зовут Алсая, – сказала женщина и опустилась на мягкое сиденье. Она сделала знак Ате, и та поняла, что женщина хочет, чтобы гостья тоже села. – Расскажи мне, что ты видела на севере. И почему твой народ идет к Северному заливу.
К Северному заливу? Они же идут на юг… Ата вспомнила, что Северным заливом у людей огня называется Вода Торгов.
Кто эта женщина? Как она переместила их сюда? Из зимней холодной ночи – в теплый день, словно согретый десятком очагов… Где они сейчас? На земле? На небе? В стране людей огня? Эта женщина очень могущественна, она, наверное, говорит с духами, и те не отворачиваются от нее, как от Ташани; а может, она сама и есть дух?
– Я видела Его! – сказала Ата. Этой женщине нужно говорить все.
Ата рассказала, как погибло ее племя. Женщина слушала, а ее белое лицо, которого, казалось, никогда не касались мороз и солнце, стало еще более белым, словно снег в тундре.
Потом Ата поведала о том, как шла на юг, как видела мертвые стойбища, как встретила людей и как духи не ответили ей. О том, что сейчас они собираются, чтобы бежать от пробудившегося зла. Дети Снегов никогда не слышали о таком зле, и их предки не слышали. Откуда оно пришло, чего хотело?
Ате показалось, что женщина дрожит и даже обхватила себя руками, чтобы эту дрожь унять. Она боится. Так, значит, не так она могущественна. Но ведь даже духи боятся Его. И Ата боится…
Глава 24
Воспоминания и встреча
Вирд
Вирд носился со всех ног по отцовскому дому, взбегал по ступенькам на одном дыхании и, представляя, что летит, съезжал по перилам, лежа на груди и широко раскинув руки-крылья. Внизу он умудрялся вывернуться и не упасть носом в пол. Вирд всегда хорошо удерживал равновесие. Он мечтал, что когда вырастет, то сможет владеть мечом – он станет боевым Мастером… Хотя отец всегда говорил, что Дар сам выберет, если он у Вирда есть, а если нет – не беда, можно отправиться в Пятилистник, в Академию Воинств.
Вирд снова взбежал наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки, но съезжать по перилам передумал: он увидел, что отец вышел из мастерской и направляется на кухню, чтобы наскоро перекусить. Последнее время он работал почти без отдыха над каким-то странным предметом, который заказал ему Советник Ках. Он принес отцу камень ярко-алого цвета, размером с яйцо, только идеально круглый. Отцу был не известен этот камень.
Советник Ках, о чем прознал пронырливый Вирд, просил отца сделать оправу точно по чертежам и не повредить сам камень. Заказы от Совета отец должен был выполнять незамедлительно, но в этот раз работа давалась ему трудно. Вирд слышал, как отец жалуется маме, что его Дар как будто сопротивляется.
Теперь, когда заказ был почти готов, отец перестал пускать Вирда в мастерскую, хотя раньше он всегда показывал ему то, над чем работал, и рассказывал, как он это делает. Рассказывал о свойствах камней и металлов, об их назначении и заключенной в них силе. Вирду нравилось в мастерской так, как нигде. Он мог часами любоваться на драгоценные сияющие камешки, рассматривать фигурки из золота и серебра, которые нужно было вначале отливать, а затем дорабатывать специальным резцом, он согласен был сидеть тихонько рядом, не мешая, не производя шума, и следить, как отец творит чудо.
Теперь же возможности взглянуть на камни или на новую работу не было. И все из-за этого неприятного Каха.
Вирд незаметно проник в мастерскую, прикрыл неслышно за собой дверь и вскарабкался по выложенной природным камнем стене наверх – там было его потайное место – ниша почти под самым потолком, как раз такого размера, чтобы мальчик вроде него мог улечься в ней, вытянувшись по весь рост. Из своего убежища Вирд хорошо видел стол отца, его работу и вообще всю комнату. Он не раз здесь прятался, с тех пор, как обнаружил это место. Ничего не было интереснее, чем вот так наблюдать за отцом как будто из засады.
Заказ Советника Каха лежал на столе рядом с развернутыми чертежами. Тот красный камень был сейчас внутри какой-то странной конструкции из золотых тонких рам: круглый камень в треугольнике, затем следовало еще два круга, снова треугольник, только вершиной вниз и все это в большом многоугольнике. Когда отец вернулся в мастерскую и взял эту вещь в руки, то Вирд увидел, что все эти рамы еще и вращаются в разные стороны вокруг своих осей. У него просто зачесались руки, потрогать и повертеть все это…
Отец, сосредоточившись, смотрел на предмет в своих руках. Тонкая узкая ось, на которой вращались все рамы, оканчивалась острой иглой, игла засветилась, и Вирд понял, что отец сейчас оттачивает ее с помощью Силы. Когда игла заострилась достаточно, он осторожно положил предмет в заранее приготовленный специальный футляр, обитый красным бархатом. Он закончил.
Отец подошел к окну, которое выходило на ярко освещенную светом фонарей (а сейчас был вечер) улицу Мудрых, и стал смотреть на прохожих – он кого-то ждал. Наверное, Советник Ках должен был прийти за заказом. Обычно отец выглядел радостным, когда оканчивал работу: немного усталым, но довольным. Сегодня было не так. Вирду тоже стало как-то грустно и немного стыдно за то, что он подглядывает. Он даже хотел было вылезти и показаться отцу, но тут дверь распахнулась. Отец резко обернулся: он не видел в окне тех, кто пришел, наверное, они вошли с черного входа.
В мастерской появился Советник Ках, Вирд и раньше часто его видел: он был невысокого роста, худощавый, со светлой косой, такой длинной, что он носил ее как шарф, обернув несколько раз вокруг шеи. У него всегда раздраженное лицо, словно ему кто-то на ногу наступил, резкие движения и виноватый взгляд. И он всегда озирался вокруг, словно выискивая опасность. За ним следовали два незнакомых человека, завернутые в темные длинные плащи до самых подбородков.
Ках кивает одному из них и говорит:
– Проверь, все ли сделано точно.
Отец подходит к Советнику и, возвышаясь над ним, спокойным, но недовольным голосом спрашивает:
– Что это значит, Советник Ках? Почему меня нужно проверять?
Вирд во все глаза смотрит на человека, который подошел к работе отца и взял ее в руки, перед этим откинув плащ, и видит у него очень длинную, черную и блестящую бороду. Он и раньше видел в городе бородатых мужчин, но таких бород – никогда.
В комнате появляется мама, она хмурится, и ее руки грозно сложены на груди.
– Что происходит? Аса?
Советник повернулся к ней и раздраженно сказал:
– Уйди, женщина, тебе нечего здесь делать – это разговор Одаренных.
– А эти двое кто такие? – не сдается мама. – Что-то не похожи они на Одаренных!
– Есть еще кто-то в доме? – вдруг спрашивает Советник то ли у отца, то ли у мамы, то ли у того человека в плаще.
Когда никто не ответил, он уточнил:
– Это дело касается Совета Семи, и я не хочу, чтобы в него вмешивались лишние люди. Мой заказ предусматривал сохранение тайны, Мастер Фаэль. Надеюсь, никто ничего не узнал о нем?
Отец хмыкнув, отрицательно качает головой, а Ках продолжает:
– Вот и хорошо. Но, если у вас гости, скажите, а то кто-нибудь может случайно сюда войти.
– Никого, кроме нас с сыном, в доме нет, – отвечает мама, вскинув голову.
– А мальчик где? – спрашивает Ках, не переставая озираться.
– Играет. – Мама пожимает плечами.
В это время бородач положил обратно в ящик изделие отца и сказал, странно выговаривая слова, делая ударения не там, где нужно, и выделяя шипящие звуки:
– Все по чертежам! Ошибок нет!
Советник улыбается.
– Вот видишь, Фаэль, все в порядке!
Он подходит к отцу очень близко и кладет руку ему на грудь. Вирд из своего убежища очень хорошо видит: глаза отца вдруг расширяются, а лицо становится белым, как его рубашка; пошатнувшись, он падает навзничь.
– Нет!!! – одновременно закричали и мама и Вирд. Она кинулась к отцу, а Вирд дернулся, не удержал равновесие и свалился на пол головой вниз. В голове вспышка взорвалась тысячами огней, его затошнило, а комната вокруг пошла колесом.
– А вот и мальчик! – голос Каха.
У Вирда страшно болит голова, в глазах двоится, и он с трудом понимает, кто что говорит и делает.
– Сынок! – Мама оборачивается к Вирду, но его уже поднимает Ках.
– Что с ним? – Мама обнимает отца, прикладывает руки к груди. – Он не дышит! Это ты сделал?
Ках, не ответив, кивает второму человеку:
– Проверь дом и закрой все двери!
– Ты это сделал?! – повторяет мама, из глаз ее катятся слезы, а голос дрожит. – Как? Как ты мог? Ты же Советник, ты же Мастер Целитель!
– Не просто Мастер Целитель, а заметь – еще Целитель Созидатель! А ты что думала, женщина, – что созиданием нельзя никому навредить? – Он указал на отца. – Я создал лишнюю перегородку под его сердцем – и оно остановилось.
Мама закричала громко и пронзительно, как будто только сейчас осознав, что произошло, и упала отцу на грудь.
Вирд хныкает и пытается вырваться, но Советник держит его крепко, больно вцепившись в предплечье. Вирд знает, что отец умер…
– Забирайте мальчишку, – сказал Ках бородачу и тому, второму, который сразу грубо схватил Вирда и оттащил в сторону. Комната не перестает кружиться, но в глазах уже почти не двоится, вот только голова страшно болит.
– Зачем? Зачем? – повторяет мама.
Она тяжело поднимается на ноги, ее глаза красные от слез.
– Зачем ты все это делаешь? Оставь в покое мальчика! – кричит она.
– Если бы твой муж умел держать язык за зубами, то я бы не тронул ни тебя, ни сына, – отвечал Ках ворчливо. – Я так и планировал, но как я посмотрю, в эту комнату, – он окинул взглядом помещение мастерской, – беспрепятственно входили и ты и ребенок, который мог что-нибудь испортить.
– Он не входил сюда! – говорит мама.
– Тогда как он тут оказался? Да это уже не важно. Я думаю, мальчику ты объяснишь, что и к чему, чтобы он мог спокойно дожить хотя бы до лет отца. А что до тебя, то – слушай и запоминай: твой муж умер от оттока Силы! Ты сама видела, как он упал в обморок, когда работал над… – Ках обводит глазами комнату, как будто что-то выискивая, и наконец берет с полки недоделанный браслет, – вот этим! Я, как Мастер Целитель, смогу подтвердить, что Аса Фаэль умер при оттоке.
Мама неровно, тяжело дышит, ее голова опущена, а руки сжаты в кулаки. Вирду очень хочется, чтобы она ударила Советника Каха прямо в лицо.
– Потом ты объявишь на Совете, что отказываешься от всех привилегий жены Мастера Силы, что не хочешь никого видеть и ни с кем разговаривать. Ты скажешь, что отправила сына к родственникам. А после ты уедешь в Тайрен. И там встретишься со своим мальчиком.
– Ты сделаешь все правильно, – продолжает Ках, Вирд видит, что его слова причиняют маме боль, – иначе придется прислать тебе голову твоего сына. Ты хочешь увидеть голову сына отдельно от тела?
Вирду вдруг становится очень страшно, он не думает о том, что умрет, а почему-то представляет, как неудобно ему будет без головы, как темно и страшно, как он не сможет есть и не увидит, куда идет…
Мама вздрогнула, ее кулаки разжались, и она спрятала лицо в ладони.
Ках обратился к двум незнакомцам:
– Вывезите мальчишку!
– Как мы его вывезем незаметно? – спросил один из них.
– Положите в сундук и вывезете!
– Не нужно! – вскричала мама и вцепилась в руку Советника. – В сундуке он же задохнется!
– Не думай, что я монстр, Лисиль! – проговорил он, отталкивая ее. – Я не стану убивать без надобности.
Разговаривая, Советник Ках подошел к Вирду и протянул к нему руку, Вирд отшатнулся, ожидая боли, но от руки этого злого человека исходило тепло. Он положил свою ладонь ему на лоб и глаза, в то время как другие двое держали его. Тепло проникало внутрь Вирда, и сильная головная боль стала утихать.
– Больше того, я исцелю его! Он хорошо приложился головой при падении – и заметь, я его туда не сажал и оттуда не сталкивал! От этого удара он и вправду мог бы умереть. Это я тебе говорю как Мастер Целитель. Не бойся, все время в сундуке он будет спокойно спать, и это только пойдет ему на пользу. Только на пользу! Особенно после такого удара.
Тело Вирда стало как будто погружаться в теплую воду. Его глаза закрываются. Первой в нем засыпает боль, кричащая о том, что отца больше нет. Потом засыпает тревога за маму, потом страх за себя самого и наконец злость и ненависть к Каху. Погружаясь в теплый приятный сон, Вирд слышит голос Советника:
– Сделай все правильно, Лисиль, и уже через две недели ты увидишься с сыном в Тайрене.
Гани Наэль
Гани сидел в гостиной госпожи Миче. Кресло под ним мягкое, в котором утопает тело, что расслабляет подуставшие за время путешествия мышцы. Его ноги лежат на приставном табурете. На коленях арфа, а в руках кубок с вином. Чего еще можно желать? Портреты смотрели на него со стен, и он, отсалютовав им кубком, пригубил терпкое молодое вино, которое делали горцы, жившие в Сиодар.
Здесь у нее уютно, словно в доме под Торилагом, где он вырос. Может быть, когда-нибудь он купит себе такой уютный дом и осядет, женится, заведет кучу детишек, будет учить их музыке и рассказывать истории. Но пока рановато.
Он мог бы остаться здесь подольше, сытно есть, сидеть вот в этом кресле, пить вина из погребов госпожи Миче; она далеко не бедна, да и сын у нее Одаренный, так что Гани ей не в тягость, наоборот, скрашивает будни старушке музыкой и пением. Но он не был бы Гани Наэлем, если б его не подначивало что-то изнутри двигаться вперед. Бабка Наэля говорила, что его прадед был пиратом и ходил в Горное море, скорее всего, эта тяга к странствиям у Гани от него. Но сейчас больше даже не к странствиям – его тянет, тянет прямо за жилы к Городу Семи Огней. Правду говорят, что, поймав человека один раз, Город Огней уже не отпустит его.
В Шеалсоне тихо и спокойно. Пока спокойно. Не известно еще, что с этими арайцами в лесу. Пора бы уже и двигаться к столице, они и так задержались здесь на две недели. Гани Наэль ждал, пока соберется Фенэ, все же путешествовать в компании приятнее и, главное, безопаснее. Он не сомневался, что Мастер Агаят из особого к Фенэ расположения выделит ей для охраны десяток-другой воинов. Но, как оказалось, расположение Агаята к к’Хаиль было настолько особым, что он даже собирался сделать ее ди Агаят, или госпожой Агаят, выражаясь по-тарийски.
Хитрая Фенэ получала сразу и защиту, о какой можно только мечтать (еще бы! три тысячи воинов!), и гражданство Города Семи Огней – Агаят был Мастером, выпускником Пятилистника, получившим гражданство вместе со своим браслетом. Гани невольно потер свой, с выгравированными птицами и арфами, ему дали его вместе со званием Мастера Музыканта. А ведь ему она отказала… Он усмехнулся. Хорошо это или плохо?
Плохо то, что теперь Фенэ останется здесь, а значит, и все ее бывшие рабы и повозки, а им с Вирдом придется путешествовать вдвоем. Еще хуже то, что ему, видно, не избегнуть затрат на покупку лошадей и припасов. В первый раз за целый год (больше чем за год) у него возникла необходимость доставать золото из его холщовой сумки. Но, опять же, не будет он Гани Наэлем, если не найдет выхода и из этой крайне неприбыльной ситуации.
Что до Вирда, то его нужно как можно быстрее передать в руки самого Верховного, ну в крайнем случае – Совета Семи, пока он не свел его, Гани, с ума своими выходками в духе Астри Масэнэсса. Да и сам парень мечется, не понимая, что с ним творится.
Хорошо, что в Шеалсоне они не стали рассказывать о всех его талантах, иначе чрезмерного внимания, а оно никогда не на пользу, не избежать. И так после того, как Вирд исцелил жену Главы Тола от какой-то застарелой болячки, так некстати напомнившей о себе, его не приглашал в дом с просьбой об исцелении разве что самый ленивый из почетных горожан. Гани предчувствовал, что скоро осмелеют и прочие, не такие почетные, и им придется пробиваться сквозь толпу просителей чуть ли не с боем. А по поводу Вирда он не мог сказать с уверенностью, чем такой бой может закончиться: всеобщим исцелением, ради которого они застрянут в Шеалсоне до конца своих дней (по крайней мере, до конца дней Наэля), или всеобщей бойней…
Гани Наэль знал на своем веку разных людей. Были такие, чья жизнь – словно озеро в безветренный день: только редкая рябь иногда проходит по гладкой недвижной поверхности. Встречались и такие, чья судьба – это горная река: стремительная, быстрая, опасная. Что до Вирда, то стезя его – это сплошные водовороты, пороги и водопады внушительной высоты. И тех, кто рядом, тоже затягивает в этот бурлящий котел.
В гостиную спустился Вирд. Только вспомни о нем… Вид у него уставший: снова, видно, донимают его сны. Он одет в шелковый кам, подаренный правителями Шеалсона; у Гани такой же, только цвет и рисунок отличаются.
«А он носит кам, будто в нем и родился, – заметил Наэль. – Никогда бы не сказал, что мальчишка был рабом». Вирд осторожно присел в кресло напротив.
– Не пора ли уходить? – спрашивает Вирд о том же, о чем размышлял Гани.
– Пора, вот только подыщем себе подходящую компанию.
– Ого идет с нами.
– Еще бы, а куда ему деваться? Фенэ он теперь не нужен.
– Я подумал, что это ребенок Ого… – почти прошептал Вирд.
«О чем это он?»
Гани потянулся в кресле. Впереди ужин, теплый шеалсонский вечер. Может, прогуляться по улицам? Развеяться? Посмотреть на здешних дам?
В прихожей раздались чьи-то голоса. Кто-то пожаловал к госпоже Миче. Слышны голос слуги и другой мужской голос – незнакомого гостя. Вот шаркающие шаги старушки Миче, она спускается с лестницы.
Слов Гани Наэль разобрать не мог, лишь интонацию. Миче вскрикивает, что-то перепуганно переспрашивает, мужской голос спокоен. Затем тишина, возможно, она читает какое-то послание. И вновь разговор. Старушка добродушно лепечет что-то, и они направляются в гостиную.
– … так рада, что вы приехали ко мне. Так рада! Я буду счастлива, если вы поселитесь у меня, – наконец разбирает Наэль при их приближении. – Я-то сначала подумала, что вы мне хотите сообщить… недобрую весть… Когда командир сына приходит к матери…
В комнату входила Арада Миче, а за ней смутно знакомый Наэлю высокий худощавый мужчина. Легендарный Мастер Кодонак?! Командующий Золотым Корпусом?! Собственной персоной!..
От удивления Гани даже подался вперед в кресле, отчего его арфа едва не упала с колен, а вино расплескалось.
Вид у Кодонака потрепанный, на лбу, вместо д’кажа, коричневая повязка с серой косой звездой по центру. Что за ерунда? Повязка изгнанника? Меча нет… Кодонак – без меча?!
Вирд вскакивает с места, и они с Кодонаком одновременно вскрикивают:
– Ты?!
Госпожа Миче смотрит на обоих, приоткрыв рот. У Гани, скорее всего, такой же ошарашенный вид.
– Мастер Кодонак!
– Кто ты такой?
Это они тоже говорят одновременно.
– Я Вирд. Вирд Фаэль, – отвечает парень. Когда это он вспомнил свое второе имя? Фаэль?
– Вирд Фаэль? – Мастер Кодонак еще больше удивлен, хотя, казалось бы, куда уж больше… По его реакции при виде Вирда, похоже, что события на том поле боя действительно произошли, а не привиделись парню. Гани представил себя на месте Кодонака – появляется кто-то, исцеляет тебя, приказывает чудовищам, исчезает, и вот он встречает этого «кого-то» в обычном доме провинциального Шеалсона! Прощай, Астри Масэнесс! До сих пор ты был не превзойден!
– Сын Мастера Ювелира Аса Фаэля? – переспрашивает Кодонак. Гани потер подбородок: чем дальше, тем запутаннее эта история… Только сегодня он думал о водоворотах и водопадах, а ведь это действительно так. Хуже: они просто внутри урагана!
– Да, Мастер!
– Я уже не Мастер… – Он касается своего лба. – Эта повязка означает, что я изгнан и лишен звания Мастера Силы. Ты разве не знаешь?
«Что же случилось?»
– Нет… – Вирд качает головой.
«Ты даже не догадываешься, Кодонак, как много он не знает, и даже не предполагаешь, как много знает не известного никому!»
– Почему тебя изгнали?
Кодонак смеется. Да у него истерика! Гани, будь он Кодонаком, наверное, и вовсе повалился бы в обморок. Что же с ним случилось? Такого не было уже шестьдесят лет, чтобы Мастера Силы лишали звания…
– Скажи мне, Вирд Фаэль, – Кодонак наконец может говорить, – это ты был на том холме у дорженской границы?
– Да, это я. – Вирд не опустил глаза, смотрит твердо. Под его пытливым взглядом иной раз и Наэлю неловко.
Читать бесплатно другие книги:
