Полярный альманах № 2 Алиев Рамиз
В 1907 г. Русанов предпринял небольшую геологическую экскурсию на Новую Землю, в район пролива Маточкин Шар. По её результатам он пришёл к выводу, что пролив представляет собой древнее ложе ледников, спускавшихся внутри острова и делившихся на два рукава, из которых один направлялся к Баренцеву, а другой – к Карскому морям. Тогда же он установил общее отступление ледников на Новой Земле.
В 1908 г. Русанов участвовал во французской экспедиции под руководством капитана Шарля Бенара на Новую Землю в качестве геолога, во время которой он впервые совершил пересечение Северного острова архипелага от Крестовой губы до залива Незнаемого.
Со следующего года к более активному исследованию архипелага приступили и архангельские губернские власти. Как уже указывалось выше, к этому их побудила угроза со стороны норвежских промысловиков. Ведь созданные ими промысловые становища на Северном острове могли со временем стать опорными пунктами для полного захвата норвежцами этой территории. Кроме этого, потребности колонизации вынуждали активизировать исследовательскую деятельность.
12 мая 1909 г. архангельский губернатор И. В. Сосновский подал морскому министру докладную записку, в которой прямо говорилось:
«Весьма печально, что, затрачивая ежегодно в течение целого ряда лет около 6000 рублей на новоземельскую колонизацию, мы остаемся до сих пор в отношении изучения этого богатейшего острова на уровне 1877 г.»
(ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 631. Л. 10)
О том, что это был за уровень, говорит следующий факт: существовали предположения, что на севере архипелага есть пролив, который известен только норвежцам, позволяющий им проходить в Карское море, минуя Маточкин Шар и Карские Ворота. Целью предполагаемой экспедиции были: исследование западного побережья архипелага от Крестовой губы до полуострова Адмиралтейства (губы Крестовая, Сульменева и Машигина); проверка слухов о наличии в этом районе пролива, соединяющего Баренцево и Карское моря; наблюдения за производством промыслов норвежцами; отыскание каменного угля; составление различных коллекций; уточнение карт. Как видно, задачи были поставлены широкомасштабные, но недостаток средств не позволял организовать дорогостоящую экспедицию научного характера. Однако выход был найден: на выделенные министерством финансов 2000 рублей (ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 631. Л. 5) Сосновский снарядил небольшую исследовательскую партию на период между летним и осенним пароходными рейсами.
Начальником экспедиции был назначен Ю. В. Крамер, В. А. Русанов вошёл в состав в качестве геолога. Кроме того, участие в экспедиции приняли: провизор архангельской больницы, ботаник и препаратор К. А. Лоренц, фотограф А. А. Быков и младший чиновник для особых поручений при губернаторе П. А. Галахов.
В Маточкином Шаре к ним присоединились два проводника – ненцы Санко и Илья Вылки. За небольшой промежуток времени между пароходными рейсами (июль – сентябрь) экспедиция провела большие геологические исследования, открыла новые ледники, исправила некоторые неточности прежних карт западного побережья архипелага на участке от Крестовой губы до полуострова Адмиралтейства. Кроме того, было выбрано место для русского промыслового поселения в Крестовой губе[28] и обнаружено несколько незаконных норвежских становищ. Несмотря на скромные размеры, эта экспедиция вызвала настоящий переполох в Норвегии. Газета «Vardo-Posten» с плохо скрываемым раздражением писала в апреле 1910 г.:
«Архангельский губернатор г-н Сосновский, как новый Колумб, сделал… открытие. Его малюсенькая экспедиция… открыла, что теперь существуют норвежские колонии на Новой Земле».
(ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 622. Л. 220)
И далее газета, ссылаясь на резолюцию шкиперского союза г. Тромсё, убеждала своих читателей, что ничего противозаконного в этом нет.
Российское правительство не разделяло точку зрения норвежской газеты, поэтому в 1910 г. было принято решение продолжить исследование Северного острова. На этот раз правительственную экспедицию было предложено возглавить Русанову. Вполне удовлетворенные результатами предыдущей экспедиции, власти на организацию новой ассигновали уже более серьезную сумму – 4500 рублей (ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 631. Л. 33). В отличие от предыдущей экспедиции, на этот раз в распоряжении Русанова оказалась парусно-моторная зверобойная шхуна «Дмитрий Солунский», которую любезно предоставил (под страховку в 30 тыс. рублей) (ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 1. Д. 2740. Л. 25) архангельский купец Н. Д. Масленников. Командовал шхуной помор Г. В. Поспелов, не раз ходивший к берегам архипелага. Это обстоятельство не только позволило выполнить главную цель экспедиции – продолжить исследование береговой полосы от полуострова Адмиралтейства до Архангельской губы, но и обойти вокруг весь Северный остров Новой Земли. Русанов первым из русских моряков после полулегендарного Саввы Лошкина смог обогнуть Северный остров Новой Земли. В ходе этого плавания наравне с гидрографическими работами (уточнение карты северо-западного и северо-восточного побережья) велись регулярные метеорологические и гидрологические наблюдения. Большое внимание было уделено геологическим исследованиям, были собраны обширные ботанические и палеонтологические коллекции. По итогам этой экспедиции все участники были представлены к наградам. В частности, Русанов получил орден св. Владимира 4-й степени, Поспелову присвоили звание потомственного почетного гражданина, препаратор С. С. Четыркин был награжден орденом св. Станислава 3-й степени, проводник Т. Вылка и весь экипаж «Дмитрия Солунского» получили нагрудные медали (ГААО. Ф. 1. Оп. 12. Д. 106. Л. 28–31).
Организация в Крестовой губе русского становища потребовала от губернских властей провести более детальное изучение и описание этой бухты, в первую очередь – промеры глубин рейда в связи с организацией пароходных рейсов. Это было сделано в 1910 г. штабс-капитаном Г. Я. Седовым.
Исследование Новой Земли решили продолжить и на следующий год. Как следует из докладной записки губернатора Сосновского на имя министра земледелия и государственных имуществ А. В. Кривошеина, несколько причин побудили выступить его с ходатайством об организации новой экспедиции: во-первых, необходимость уточнить очертания южного и восточного побережий архипелага (поскольку под влиянием сильных морских течений очертания берегов могли значительно измениться); во-вторых, оценить урон промысловым ресурсам, нанесенный норвежскими промышленниками; в-третьих, провести метеорологические и климатические наблюдения в проливе Карские Ворота, продолжить геологическое изучение богатств Южного острова Новой Земли (ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 651. Л. 2–7). Таким образом, перед экспедицией стояла задача не только обследовать южное побережье Новой Земли в геолого-географическом и промыслово-колонизационном отношениях, но и совершить плавание вокруг Южного острова. Смета экспедиции составила 8500 рублей[29] (ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 651. Л. 7).
В течение нескольких месяцев, с июля по сентябрь, В. А. Русанову на небольшой парусно-моторной шлюпке «Полярная» удалось выполнить все поставленные задачи. Начальник экспедиции пришёл к заключению, что разработка кое-где найденных каменноугольных залежей не может дать нужного результата, для нужд промышленности и судоходства уголь следует искать не на Новой Земле, а на Шпицбергене и ЗФИ. В то же время на архипелаге были обнаружены месторождения сланца, мрамора, металлических руд, меди.
В 1911 г. одновременно с Русановым в районе губы Пропащей работала геологическая экспедиция во главе с А. А. Свициным, представителем предпринимателей, решивших учредить «Новоземельское горнопромышленное товарищество» для эксплуатации медных месторождений. Таким образом, новоземельские экспедиции привлекли внимание предпринимателей ещё в конце 1910 г. к архангельскому губернатору поступили запросы от прибалтийских судовладельцев по поводу возможности частной промысловой деятельности на архипелаге.
Другой пример: промышленное значение медных месторождений, обнаруженных Свициным в губе Пропащей, ещё не было выяснено, а между ним и предпринимателем Г. А. Анненковым уже возник спор о порядке отвода рудоносных участков (ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 651. Л. 59).
Как политический шаг российского правительства можно рассматривать организацию экспедиционных исследований на Шпицбергене. Ещё в 1899 г. адмирал С. О. Макаров на ледоколе «Ермак» провел гидрологические работы в малообследованных водах архипелага. В 1899–1901 гг. на Шпицбергене работала русско-шведская экспедиция по градусному измерению архипелага, участие в организации которой со стороны России принимали министерства внутренних дел и финансов (РГИА. Ф. 565. Оп. 8. Д. 29377, 29371). Во главе русской партии стоял вначале штабс-капитан Д. Д. Сергиевский, позже академик Ф. Н. Чернышёв (Визе, 1948, с. 90).
Такая активизация исследовательской деятельности должна была продемонстрировать решимость российских властей отстаивать свои позиции на Шпицбергене. Ведь архипелаг представлял собой интерес не только как крупнейший на Севере центр угледобычи, но и как база для организации торгового мореплавания из Сибири в Европу.
На одном из заседаний Совета министров Российской империи было отмечено:
«Значение Шпицбергенских островов для России прежде всего стратегическое, так как существует предположение устроить военную гавань на Мурмане, находящемся всего в суточном переходе от архипелага. При этом на Шпицбергене имеется уголь, пригодный для военных судов. Кроме того, не следует забывать, что остров находится на пути следования судов в устье сибирских рек, ввиду чего представлялось бы весьма важным с точки зрения русских торговых интересов не допускать преобладание на архипелаге какой-либо иностранной державы. Точно также и в промышленном отношении Шпицберген, изобилующий рыбными и звериными промыслами, может представить серьезный интерес, хотя, к сожалению, в настоящее время русские промышленники почти не появляются в названном архипелаге».
(Порцель, 2004)
На 1912 г. по инициативе норвежского правительства был намечен созыв Международной конференции в Христиании для «выработки основных начал установления на Шпицбергене и прилегающих к нему островах правового порядка» (РГА ВМФ. Ф. 404. Оп. 2. Д. 1426. Л. 29). В связи с этим ещё 28 января 1909 г. при Министерстве иностранных дел России состоялось особое совещание, по итогам которого было принято решение просить российское правительство активизировать всестороннее изучение архипелага для укрепления своих позиций к моменту начала работы конференции (РГИА. Ф. 1276. Оп. 5. Д. 739. Л. 78–80).
Российское правительство не оставило без внимания мнение таких авторитетных учёных как Ф. Н. Чернышёв, Л. Л. Брейтфус, Б. Б. Голицын, Г. Ф. Гебель и др., принимавших участие в работе этого совещания. Поэтому дальнейшее обсуждение данного вопроса было продолжено на уровне министерств: финансов, иностранных дел, морского и государственных имуществ (РГА ВМФ. Ф. 404. Оп. 2. Д. 1426. Л. 31–32).
Уже 4 марта 1909 г. начальник Главного Гидрографического управления А. И. Вилькицкий получил письмо из Морского штаба, в котором поручалось приступить к разработке плана предстоящей экспедиции (РГА ВМФ. Ф. 404. Оп. 2. Д. 1426. Л. 29). Месяц спустя, 6 апреля, Министерством иностранных дел были сформулированы задачи, стоящие перед экспедицией:
(1) проверить наличие на архипелаге залежей угля, а также других полезных ископаемых и металлов;
(2) установить подробные сведения о проводимых на Шпицбергене зверобойных и китобойных промыслах;
(3) выяснить размер экономических интересов иностранных подданных на архипелаге.
Проблема заключалась в отсутствии у Морского министерства свободных кораблей, подходящих для выполнения поставленных задач. Было предложение отправить в эту экспедицию заканчивавшие постройку ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач». Однако окончательное решение этого вопроса стояло в прямой зависимости от срока готовности кораблей. Дело доходило до того, что товарищ морского министра оказывал личное воздействие на администрацию Невского завода по вопросу о необходимости «подготовить экспедиционные ледоколы „Таймыр“ и „Вайгач“ к 20 июля сего года» (РГА ВМФ. Ф. 404. Оп. 2. Д. 1426. Л. 70). Отметим, что все документы, касающиеся подготовки экспедиции, проходили под грифом «секретно». Такая спешка была вполне понятна. В преддверии международной конференции Норвегия, Швеция, Германия и другие заинтересованные государства резко активизировали свою деятельность на архипелаге. В 1908 г. на Шпицбергене работали сразу три экспедиции: орнитологическая – профессора Кенинга (Германия) и две геологические (Норвегия и Швеция). Кроме того, на зимовку осталось не менее 15 промысловых норвежских экспедиций. Более того, с согласия большинства держав, в том числе и России, Норвегия учредила на архипелаге почтовую контору (РГА ВМФ. Ф. 404. Оп. 2. Д. 1426. Л. 51–52).
Согласно секретному донесению русского посланника в Христиании от 15 мая 1909 г., Норвегия планировала летом 1909 г. отправить на Шпицберген комплексную экспедицию под начальством офицера ВС Норвегии Исааксена. В её состав должны были войти: геологи Хольтедаль и Хуль, минералог Марстрандель, кандидат реальных наук Бьерндаль, капитан артиллерии Лаурантцен, инженеры-топографы Коллер и Ваксдаль, сержант кавалерии Мальме и др. Всего 12 человек (РГА ВМФ. Ф. 404. Оп. 2. Д. 1426. Л. 42).
В этих условиях отправка русских судов под военным флагом имела бы огромное значение, показав, что Россия также готова отстаивать свои интересы на Шпицбергене. Однако завершить к лету 1909 г. постройку ледокольных пароходов не удалось, и правительственная экспедиция не состоялась. Осенью «Таймыр» и «Вайгач» были отправлены во Владивосток и приняли участие в работе Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана.
Сформулированный в 1910 г. принцип «нейтрализации» архипелага исключал открытое участие официальных властей в организации экспедиционных исследований Шпицбергена. В противном случае могли последовать обвинения в стремлении того или иного государства аннексировать «ничейную территорию». Поэтому в основу организации первых отечественных геологоразведочных экспедиций был положен подход, обозначенный архангельским губернатором Сосновским:
«Желательно, чтобы наше будущее предприятие на Шпицбергене, пользуясь в случае необходимости негласной материальной правительственной поддержкою, носило с внешней стороны возможно более частный характер».
(Порцель, 2002)
В 1911 г. при неофициальном участии правительства была организована на Шпицберген первая русская геологоразведочная экспедиция под руководством В. Ф. Држевецкого, которая в силу целого ряда причин завершилась полным провалом (Порцель, 2004, с. 108–112). Ситуация усугубилась и тем, что американские и норвежские компании увеличили не только число заявок, но и добычу угля на Шпицбергене. Так, «Американская каменноугольная компания» в 1908 г. добыла на архипелаге 4918 тонн угля, а в 1911 г. – уже 20 423 тонны (Русанов, 1945, с. 46).
Вместе с тем подписанная в Христиании 26 января 1912 г. конвенция относительно Шпицбергена из-за неконструктивной позиции США не была ратифицирована, решение этого вопроса было отложено до 1914 г. За это время российское правительство приложило максимум усилий для укрепления своих позиций накануне созыва новой конференции по решению «шпицбергенского вопроса».
В 1912 г. при самом активном, но опять же негласном участии властей на Шпицберген была отправлена экспедиция под руководством геолога В. А. Русанова. В отличие от экспедиции Држевецкого, предприятие Русанова завершилось блестяще. Были обнаружены четыре ранее неизвестных каменноугольных месторождения, где было поставлено 28 заявочных столбов в пользу России. Были также осмотрены действующие шахты, обследовано западное побережье архипелага, собраны палеонтологическая, ботаническая и зоологическая коллекции. Успех экспедиции Русанова позволил в дальнейшем приступить к организации угледобычи на Шпицбергене.[30]
В 1914–1915 гг. к берегам Новой Земли и ЗФИ подходили корабли поисковой экспедиции под общим командованием капитана II ранга И. И. Ислямова, имевшие своей целью розыск пропавших экспедиций Г. Я. Седова, В. А. Русанова и Г. Л. Брусилова.
В годы Первой мировой и Гражданской войн исследования морей и островов Западной Арктики хотя и велись в незначительном объеме, но прекращены не были. К сожалению, большая часть материалов этих экспедиций погибла.
Активизация отечественных экспедиционных исследований архипелагов Баренцева моря на рубеже веков, в первую очередь Новой Земли и Шпицбергена, являлась ответной реакцией на стремление ряда европейских государств усилить свое присутствие в Арктике. Организованные под патронатом русского правительства полярные исследования имели как теоретическое значение, так и практический результат – укрепление российского влияния в западном секторе Арктики. Большую роль в снаряжении экспедиций по-прежнему играло Главное Гидрографическое управление Морского министерства. В то же время к исследованиям подключились Академия наук, Министерство земледелия и государственных имуществ, различные общественные организации и научные общества.
Все эти мероприятия, проводимые российским правительством в конце XIX – начале XX вв., свидетельствуют о постепенном осознании центральными властями того геополитического, экономического значения, которое приобретает Арктика. Однако только в советский период государственная политика на Севере приобретает все более целенаправленный и упорядоченный характер, начинается переход к государственному регулированию процессов изучения и освоения этого обширного региона.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ и Правительства Мурманской области (проект № 12-11-51001а).
Агранат Г. А. 1957. Зарубежный Север. М. – С. 262.
Алексеев М. П. 1932. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. – Иркутск. С. 34.
Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. 1937. Л. – С. 45.
Архангельские губернские ведомости. 1879. № 74. С. 3.
Белов М. И. 1956. История открытия и освоения Северного морского пути: В 4 т. М. Т. 1. С. 25.
Блок Г. Э. 1953. Петр Кузьмич Пахтусов // Русские мореплаватели. М. С. 276.
Визе В. Ю. 1949. Старинные русские названия на Новой Земле // Летопись Севера. Т. 1 – М.; Л. С. 107–123.
Визе В. Ю. 1932. Международный полярный год. Л. С. 22.
Визе В. Ю. 1948. Моря Советской Арктики. М.-Л. С. 79–81.
ГААО. Ф. 1. Оп. 12. Д. 106. Л. 28–31.
ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 1. Д. 2109. Л. 43.
ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 1. Д. 2740. Л. 25.
ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 622. Л. 220.
ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 631. Л. 5, 10, 33.
ГААО. Ф. 1. Оп. 8. Т. 2. Д. 651. Л. 2–7, 59.
Голицын Б. Б. 1898. Общий обзор деятельности экспедиции на Новую Землю летом 1896 года. СПб.
Де-Фер Г. 1936. Плавание Баренца. Л.
Доклад Комиссии по снаряжению экспедиции в северные моря. 1871. СПб.
Зубов Н. Н. 1953. Русские мореплаватели – исследователи океанов и морей // Русские мореплаватели. – М. – С. VI.
Краткий отчет экспедиции Казанского университета на Новую Землю в 1896 году. 1896. Казань.
Крестинин В. В. 1788. Географическое известие о Новой Земле полунощного края. // Новые ежемесячные сочинения. Ч. 19, январь. С. 41–42.
Кропоткин П. А. 1990. Записки революционера. М. С. 212–213.
Литке Ф. П. 1883. Автобиография. СПб. С. 107.
Литке Ф. П. 1948. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан. М. С. 36–37.
Ломоносов М. В. 1952. Полное собрание сочинений. М.; Л. Т. VI. С. 462, 469.
Мавродин В. В. 1955. Русские полярные мореходы. Л. С. 22.
Мавродин В. В. 1949. Начало мореходства на Руси. Л. С. 126.
Морозевич И. А. 1896. О научной экспедиции на Новую Землю летом 1895 года. – Варшава.
Нансен Ф. 1938. Шпицберген. Собр. соч. Т. 4. Л.
Нильсен Й. П. 1996. Новая Земля – «ничейная земля»?// Народы и культуры Баренцева регион. Тромсё. С. 8.
Новая Земля. Природа. История. Археология. Культура. Кн. 2. 2000. М. Ч. 2.
Пайер Ю. 1955. 725 дней во льдах Арктики. Л. С. 119.
Пасецкий В. М. 1980. Первооткрыватели Новой Земли. М. С. 9.
Пахтусов П. К. 1844. Дневные записки, веденные подпоручиком Пахтусовым при описи восточного берега Новой Земли. СПб.
Печуро Л. В. 1983. Шпицберген. М. С. 69.
Пинегин Н. В., Есипов В. К. 1933. Острова Советской Арктики. Архангельск. С. 4.
Порцель А. К. 2004. Первая русская геологоразведочная экспедиция на Шпицберген // Ушаковские чтения: Материалы I научно-практической межрегиональной краеведческой конференции памяти профессора И. Ф. Ушакова. Мурманск. С. 108.
Порцель А. К. 2002. Экономическое развитие Кольского полуострова в свете российско-норвежских отношений (1900–1940 гг.): Автореф. дис. … канд. ист. наук. – Архангельск. – С. 14.
РГА ВМФ. Ф. 404. Оп. 2. Д. 1426. Л. 29, 31–32, 42, 51–52, 70.
РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4207. Л. 138.
РГИА. Ф. 1276. Оп. 5. Д. 739. Л. 78–80.
РГИА. Ф. 565. Оп. 8. Д. 29 377, Д. 29 371.
Русанов В. А. 1945. Статьи, лекции, письма. – М.; Л. – С. 282.
Сидоров К. В. 1957. Новая Земля на картах XVII века // Летопись Севера т. 2. М. С. 107–120.
Советско-норвежские отношения 1917–1955: Сборник документов. 1997. М. С. 35.
Шиллинг Н. Г. 1865. Соображения о новом пути для открытий в Северном полярном океане. Морской сборник. № 5. С. 213–224.
Horn G. 1930. Franz-Josef Land. Natural History, Discovery, Exploration and Hunting. Oslo. Р. 11.
Terra Incognita Арктики. 1996. Архангельск. С. 10.
Г. С. Чумаченко
Операция «Полюс»
(Первые высокоширотные воздушные экспедиции «Север»)
Широко известны достижения Советского Союза в покорении Северного полюса: год 1937-й – высадка дрейфующей станции «СП-1», год 1962-й – поход атомной подлодки «Ленинский комсомол», год 1977-й – плавание ледокола «Арктика». Но немногие знают, что второй советский десант ступил на «вершину планеты» ещё весной 1948 года. Причина, по которой столь неординарное событие оставалось тайной, проста: высадка на полюс была частью крупномасштабной операции, проведённой на материке, островах и дрейфующих льдах в треугольнике «Амдерма – мыс Шмидта – полюс». Именно тогда высотный разведчик Ту-6 привел на полюс новые истребители Ла-11.
Высокоширотные воздушные экспедиции (ВВЭ) «Север» – так они значились в секретных документах Главного управления Северного морского пути (ГУСМП) – имели своей целью проведение комплексных научных исследований труднодоступных районов Центрального полярного бассейна в интересах как народнохозяйственных, так и военных ведомств. После экспедиции «Север-2» 1948 года ВВЭ стали регулярными, положив тем самым начало невиданному доселе наступлению на «белые пятна» Центральной Арктики (Константинов и Грачёв, 2000). Уже в первых ВВЭ сам факт высадки на полюс перестал быть экзотическим событием и превратился в один из элементов планомерной исследовательской работы. В этих крупномасштабных экспедициях с комплексной программой исследований были получены фундаментальные научные результаты, которые кардинально изменили представления о рельефе дна, геофизических полях и природных процессах Ледовитого океана и на десятилетия обеспечили советской арктической науке мировой приоритет (Корнилов и др., 2010).
Первая послевоенная экспедиция носила экспериментальный характер, поскольку в ней впервые была широко применена тактика аэромобильных (подвижных) научных отрядов, предложенная полярными лётчиками (молва приписывает авторство М. В. Водопьянову) и опробованная весной 1941 г. в воздушной экспедиции Я. С. Либина – И. И. Черевичного на самолёте АНТ-6 «СССР Н-169». В дальнейшем эта тактика «прыгающих экспедиций» полностью себя оправдала, позволив охватить исследованиями большие площади ранее не посещавшихся районов полярного бассейна.
Тематический план научных работ первых ВВЭ, как правило, утверждался секретным постановлением Совета Министров СССР, поскольку информация о ходе и результатах исследований рассматривалась как стратегическая, а программа экспедиций имела необходимую и естественную для того времени военно-прикладную составляющую. План включал исследования как фундаментальных проблем океанографии, физики атмосферы, геомагнитного поля и истинной фигуры Земли, так и практических вопросов обеспечения уверенного самолётовождения и мореплавания на трассе Севморпути. Целью военно-технической программы экспедиций 1948–50 гг. было первоначальное освоение потенциального театра военных действий, а также испытания в условиях Арктики новой военной техники.
Инициатором экспедиций выступало Главное управление Севморпути – ему в то время принадлежала ведущая роль в освоении Арктики. Планы экспедиционных работ разрабатывались Всесоюзным Арктическим институтом (ВАИ) уже в первые послевоенные (1946–47) годы, но реализовать их удалось, когда инициатива нашла поддержку на самом высоком государственном уровне. В феврале 1948 г. Бюро Совета Министров по поручению В. М. Молотова, Л. П. Берии, секретаря ЦК ВКП /б/ А. А. Жданова и военного министра Н. А. Булганина прорабатывает проект постановления Совета Министров, согласовав его с маршалами авиации К. А. Вершининым, главкомом ВВС, и А. Е. Головановым, командующим Дальней авиацией. Задействованы очень влиятельные лица, и 20 марта Совет Министров СССР принимает Постановление (РГАЭ. Ф. 9570. Оп.4. ЕД. ХР.226. Ч. II. Л. 69), предписывающее ГУСМП провести совместно с Военно-Воздушными силами высокоширотную экспедицию в район географического и магнитного полюсов, открывает финансирование (уже в новых, послереформенных рублях) и утверждает развёрнутый тематический план полевых работ.
В этом объёмистом документе (РГАЭ. Ф. 9570, Оп.4. ЕД. ХР.226. Ч. II. Л. 65–52) из 17 разделов, охватывающих практически весь спектр арктической науки того времени и сгруппированных по нескольким направлениям, были сформулированы задачи ВВЭ «Север-2»:
• выявить основные законы движения льда и характер водных масс Ледовитого океана в контексте с атмосферными процессами для составления долгосрочных прогнозов погоды и состояния льда;
• изучить особенности магнитного поля Земли для обеспечения точными магнитными картами полётов дальней авиации и плавания судов;
• провести летные испытания новых самолётов Ла-11 и Ил-12;
• изучить возможности долговременной эксплуатации ледовых аэродромов, средств обеспечения такой эксплуатации;
• испытать образцы арктического оборудования, снаряжения, одежды, средств обогрева и продуктов питания;
• сформировать полярную медицину как самостоятельную дисциплину, исследовать вопросы акклиматизации человека в Арктике, оказания первой помощи при авариях.
Размах работ – на фоне послевоенных трудностей – вызывает уважение: в экспедиции участвуют 23 самолёта Полярной авиации и ВВС, в том числе транспортные Ли-2, Си-47 и Ил-12, фронтовые бомбардировщики Ту-2, высотные разведчики Ту-6 (модификация Ту-2), опытные образцы истребителя Ла-11.[31] Для обеспечения экспедиции задействованы аэродромные службы, радиоцентры, метеостанции на пространстве от острова Рудольфа до Уэлена. На полярных станциях приведены в боевую готовность радиопеленгаторы.
Видимо, в Севморпути были уверены в положительном решении Совмина и начали подготовку к экспедиции загодя. В январе отданы распоряжения выделить аварийный запас для баз на островах Котельном и Врангеля, закрепить за экспедицией 5 новых самолётов Ли-2, подготовить помещения для размещения личного состава, утвердить тип ватного рабочего обмундирования. На самолёты устанавливается астронавигационное оборудование (купола, компасы, бортовые визиры), радиокомпасы, радиоальтиметры, всеволновые приёмо-передающие и аварийные радиостанции.
Уже 6 апреля авиация, личный состав, оборудование и снаряжение были сосредоточены на береговых базах, и началось развёртывание сил и средств. Научные группы были распределены по лётным отрядам, экипажи боевых машин начали тренировочные полёты, а сводные подразделения сухопутных войск на побережье Карского моря приступили к освоению специфики береговой обороны в условиях Арктики. Не минуло и трех лет после парада Победы, как СССР начал, по сути, готовиться к полномасштабным боевым действиям в Заполярье. Вероятный противник – Соединеные Штаты, наш недавний союзник по антигитлеровской коалиции.
Когда 30 апреля победного 1945-го передовые части советских и американских войск встретились на берегу Эльбы, солдатские рукопожатия были совершенно искренними. Три месяца спустя, нанеся атомные удары по Хиросиме и Нагасаки, Соединенные Штаты недвусмысленно показали, кто отныне намерен диктовать миру свою волю. У Советского Союза не оставалось иного выбора, как держать порох сухим. «Холодная война» пришла и в Арктику, и в первую очередь на Камчатку и Аляску.
В конце 1945 г. на аэродром Елизово с Дальнего Востока перебазируется 18-й (позднее 53-й смешанный) авиакорпус Героя Советского Союза полковника И. И. Пстыго. По другую сторону Берингова пролива реконструируются аэродромы в Номе и Галене, а с авиабазы Форт Уэйнрайт под Фербэнксом начинаются регулярные патрульные полеты бомбардировщиков вдоль границ СССР.
Авиабаза эта (тогда она называлась Лэдд Филд) и сам город – «золотое сердце Аляски» – знакомы нашим полярным лётчикам ещё с 30-х годов. М. Слепнев, Ф. Фарих, С. Леваневский, В. Задков, А. Грацианский бывали здесь в те времена, когда их американские коллеги Б. Эйелсон, Г. Уилкинс, Э. Борланд, Д. Маттерн прокладывали над Аляской и Чукоткой первые рискованные маршруты. Взаимный интерес и уважение к работе друг друга, а затем и неформальные контакты между советскими и американскими авиаторами, связанные с драматическими событиями в Чукотском море и на материке, состоялись на Аляске ещё до того, как Соединённые Штаты официально признали СССР. В 1941–45 гг. через Фербэнкс пролегал маршрут перелёта представительных делегаций (М. М. Литвинов, А. А. Громыко, участники легендарных трансарктических перелётов М. М. Громов, Г. Ф. Байдуков, А. Б. Юмашев были пассажирами И. И. Черевичного, В. И. Аккуратова, В. П. Падалко), а авиабаза Лэдд-Филд стала местом дислокации советского авиаполка и военной миссии. Отсюда начинался «воздушный мост» между США и СССР, по которому шли поставки американских самолётов для Красной Армии. Истребители P-39 «Аэрокобра», бомбардировщики В-25 «Митчелл» и А-20 «Бостон», транспортные Си-47 – почти 8 тысяч машин прошло через Аляску на фронт с того октябрьского дня 42-го года, когда первая эскадрилья истребителей, ведомая командиром 2-го перегоночного полка подполковником П. Недосекиным (Cohen, 1981), отправилась из Фербэнкса на чукотский аэродром Уэлькаль у залива Креста. А весной 48-го авиагруппы полковника Недосекина и его командира по перегоночной трассе генерала А. Мельникова готовились к возможным воздушным боям с недавними коллегами по полярным трассам…
Руководил экспедициями зам. начальника Главсевморпути генерал-майор авиации А. А. Кузнецов. В его штаб входили опытнейшие полярные лётчики И. И. Черевичный, М. В. Водопьянов, И. П. Мазурук (бывший командир перегоночной авиадивизии), штурманы В. И. Аккуратов и А. П. Штепенко, начальник Управления полярной авиации полковник М. Н. Чибисов, командир истребительной авиадивизии полковник (затем генерал-майор) Н. Г. Серебряков, начальник отдела Штурманской службы ВВС полковник В. М. Лавский, полковник Барский (группа сухопутных войск). Соединение ВВС состояло из трёх авиагрупп: западной (пос. Диксон) полковника А. А. Алехновича, центральной (пос. Тикси) генерал-майора А. Г. Мельникова и восточной (пос. Мыс Шмидта) полковника П. В. Недосекина. Общее научное руководство легло на плечи начальника геофизического отдела ВАИ М. Е. Острекина, а в составе подвижных отрядов работали такие известные специалисты по Арктике, как Я. Я. Гаккель, В. Т. Тимофеев, М. М. Сомов, А. Ф. Трешников, Е. И. Толстиков, В. Х. Буйницкий, Н. А. Волков.
Основной зоной экспедиционных работ стал район «Полюса относительной недоступности» – наименее изученный район Полярного бассейна. История его исследования не менее, пожалуй, драматична, чем история покорения полюса, и связана с поисками легендарных земель Санникова, Андреева, Гарриса, Джиллиса, с трудными и нередко трагическими экспедициями (Э. В. Толль, Дж. Де Лонг, Р. Бартлетт, В. Стефанссон и др.). Здесь можно было ждать серьёзных научных результатов.
Развёртывание экспедиции началось с создания береговых баз в пос. Тикси и Мыс Шмидта. Затем с основных ледовых баз у островов Котельный (бухта Темп) и Врангеля научные отряды, снаряжение, горючее двумя меридиональными маршрутами доставлялись в направлении полюса на промежуточные базы, а через аэродромы «подскока» – в намеченные планом «научные точки» (РГАЭ. Ф. 9570. Оп.4. Ед. хр. 220. Ч. III. Л. 189–184). Базы располагались на расстоянии порядка 500 км по меридиану друг от друга, чтобы в случае необходимости можно было через них долететь до материка. Кроме того, график полётов составлялся так, чтобы в каждой точке для подстраховки всегда находился один из транспортных самолётов.
Поскольку появление в пустынном районе большого количества радиостанций скрыть невозможно, было решено опубликовать в газетах краткое сообщение о проведении научной экспедиции в Восточно-Сибирское море. Для соблюдения режима секретности научные группы и самолёты были обеспечены средствами шифрованной радиосвязи и переговорными таблицами, радиопереписка личного характера с материком была запрещена, проведена регистрация всех фотоаппаратов. (Впрочем, и советские, и американские исследователи знали о работе соперничающей стороны – и из радиоперехватов, и из докладов лётчиков.)
Первая ледовая база развернута 9 апреля, к 20-му апреля организованы ещё три точки, и 23 апреля, стартовав с базы № 3 (800 км севернее о. Врангеля), самолёты И. И. Черевичного, И. С. Котова и В. И. Масленникова вышли в район полюса. Под крыльями машин – огромное пространство всторошенного льда с сетью трещин и разводий, – следами недавних подвижек и сжатий (РГАКФД, кинофильм «К центру Арктики», ч. 1.). Круг за кругом делают самолёты в поисках места, пригодного для посадки. Проходит полчаса… час… Флагманский борт несколько раз пролетает над узкой полосой молодого «серого» льда и идет на посадку. За ним с тревогой наблюдают с воздуха. Касание… пробежка… остановился, не выключая моторов… рулит в сторону, освобождая полосу для посадки других машин. Советские самолёты впервые опускаются на макушку планеты. Научная группа (М. Е. Острекин, П. А. Гордиенко, П. К. Сенько,
Северный полюс: так уводят от трещин Ли-2 В. И. Масленникова. ВВЭ «Север-2», 1948 г. (Кадр из фильма «К центру Арктики»)
М. М. Сомов), кинооператор М. А. Трояновский, корреспондент «Огонька» С. Т. Морозов и лётный отряд под командой А. А. Кузнецова (экипажи самолётов «Н-459», «Н-455» и «Н-464») – первые граждане СССР, ступившие в точку географического полюса[32] (с обычной для того времени точностью определения в 0,5 мили). Учёные приступают к работе.
Словно предвидя драматические события, которые вскоре развернутся на полюсе, генерал Кузнецов оставляет на льду минимальный состав полюсной группы и два самолёта, а машина Черевичного возвращается на ледовую базу № 3.
Через несколько часов начинается подвижка льдов, самолёты оказываются в лабиринте трещин. Надо уходить из опасной зоны. Ревут моторы, но машина ни с места – примерзли лыжи! Как сдернуть её, как развернуть на ледяном пятачке? Разве что зачалить Ли-2 за киль, всем лагерем впрячься в постромки и занести хвост, чтобы перерулить на ещё целую льдину. Но сжатие продолжается, вал торошения взламывает лётное поле и идет на лагерь, прямо под самолётами лопается пятиметровый паковый лед…
«Почти сутки гоняли машины по льду, уходя от трещин, —
вспоминает Владимир Васильевич Мальков, полярный лётчик с 1935 г. (самая ёмкая справка из его биографии: 25 тысяч часов налета – он пробыл в воздухе больше трех лет!) —
Закончили научные дела, расчистили новую полосу – чуть больше 300 метров выкроили. Чтобы облегчить машины, пришлось бросить груз, а бензина в баках оставить лишь на час полёта, – только бы перескочить на другую льдину в сотне километров от полюса. Там нас уже ждал самолёт Шульженко с горючкой для дозаправки. Взлетели – чуть лыжами по торосам не чиркнули. Смотрю вниз – а экипаж Масленникова, уже запустив моторы, грузит что-то из оставленного на льду обратно в самолёт. Настоящий механик никогда своё добро не бросит …»
Любопытно, что ровно через год – день в день! – такая же эпопея с разломом взлётной полосы повторилась на базе в точке № 3 (81° с. ш. 112° в. д.) (РГАЭ. Ф. 9570. ОП.4. ЕД.ХР. 304. Л.12). Утром 25 апреля внезапно, при полном штиле, на тонком льду полыньи появилась трещина, она быстро расширилась до полуметра. Затем пошли трещины и по всей ВПП. Для взлёта самолётов на старом поле была расчищена полоса 450 на 30 метров, И. И. Черевичный взлетел на поиски другой льдины, а Б. Н. Багров и М. Н. Каминский остались ждать его команды. На следующее утро началось сжатие, из-за мощного напора льдов образовался барьер торошения высотой более 3 м, подготовленная накануне полоса оказалась непригодна для взлёта. Пришлось расчищать новую, прорубая коридор в гряде торосов.
И в такой обстановке научные группы выполняли большой объём полевых наблюдений. Вот один штрих, характеризующий условия работы на льдине. На странице журнала наблюдений (Журнал наблюдений…) с указанием даты и места работ «24-26-IV-48 г. Точка Северный полюс» под столбцами цифр с результатами анализов проб – приписка:
«Свыше 3200 м пробы не брались – не хватило троса, во время работы лопнул барабан лебёдки. Пробы поступили в лабораторию 28 апреля замёрзшие, склянка растрескалась».
Между прочим, Северный полюс в списке научных «точек» экспедиции значился под номером 13…
Счастлив ученый, научную гипотезу которого подтверждают другие. Вдвойне – тот, кому это удается сделать самому. Сотрудникам АНИИ Я. Я. Гаккелю и В. Т. Тимофееву повезло вдвойне: 27 апреля 1948 г., после недели работ на льдине в точке № 7, при измерении глубины был получен сенсационный результат: вместо ожидаемых 4–5 тысяч всего 1290 метров. Так непосредственными измерениями было опровергнуто прежнее представление о рельефе дна океана как о глубоководной чаше, более-менее равномерно понижающейся к полюсу. Вплоть до 1941 г. единственным промером глубины в этом районе (5440 м) было измерение, проведённое в 1927 г. Г. Уилкинсом и Б. Эйелсоном в ходе неудачного полёта к «полюсу недоступности» и вынужденной посадки на лёд. Экспедиция Я. С. Либина на самолёте «Н-169» в 1941 г. сделала три промера в районе «точки Уилкинса» и получила иные результаты: 2427, 1856 и 3368 метров. Такой разброс данных о глубинах свидетельствовал о том, что рельеф дна океана сложнее, чем предполагалось. Война помешала осознать это научное достижение. Теперь, спустя семь лет, удалось сделать решающий шаг к географическому открытию (РГАЭ. Ф. 9570. Оп. 4. Ед. хр.220. Д. 398. Ч. III. С.165) (пожалуй, самому весомому в XX веке со времени открытия Северной Земли Б. А. Вилькицким): в районе, который долго считался самым глубоководным, было обнаружено поднятие, обозначенное в первом отчёте как «порог Ломоносова».
Косвенные сведения о подводных хребтах, рассекающих ложе Ледовитого океана, накапливались постепенно. Гипотезу об Арктиде – земле, когда-то соединявшей Америку и Евразию, ещё в XIX в. высказал немецкий зоогеограф И. Эгер. Профессор А. И. Толмачев в 1935 г. провёл сравнительный анализ флоры полуострова Таймыр, а также Чукотки и Северной Америки. Оказалось, что таймырская флора имеет больше сходства не с флорой Чукотского полуострова, а с флорой Канадского арктического архипелага. В то время такой вывод казался необъяснимым, т. к. предполагал наличие некоего сухопутного моста через Ледовитый океан. В 1945 г. профессор В. Т. Тимофеев проанализировал экспедиционные данные о распределении температуры придонных вод в западном и восточном районах Полярного бассейна. Обнаружив различия температур на горизонтах глубже 1,5–2 км, он предположил, что водообмену между этими районами препятствует подводное поднятие, достигающее примерно таких же глубин. Тогда же профессор Я. Я. Гаккель на основе данных о распределении придонных температур привёл первые карты рельефа дна Ледовитого океана, ориентировочно наметив расположение подводного хребта: от Новосибирских островов, восточнее полюса и далее к Гренландии или к Канадскому арктическому архипелагу. Теперь на эту гипотетическую схему легли первые точки непосредственных измерений.
А спустя год в ВВЭ «Север-4» гидрологи А. Ф. Трешников и Л. Л. Балакшин при измерении со льдины в 280 км к югу от полюса получили глубину 1005 м, а отряд П. А. Гордиенко в 11 км от «точки Уилкинса» – 2048 м (Трёшников, 1978). Стало ясно, что Г. Уилкинса подвёл эхолот: здесь расположен подводный хребет, разделяющий ложе океана на две глубоководные котловины, и прямыми измерениями были нащупаны оба склона хребта, возвышающегося над ложем океана на 2–3 км. Но его простирание тогда оставалось неясным (предположительно к Гренландии или к Земле Гранта). Кроме того, получены данные, свидетельствующие о том, что восточнее порога Ломоносова и почти параллельно ему расположено ещё одно мощное поднятие, получившее позднее имя Менделеева (РГАЭ. Ф. 9570. Оп. 4. Ед. хр. 304. Л. 116).
Тогда же эти дискретные данные непосредственных замеров глубин (67 точек) получили принципиальное подтверждение в результатах гравиметрической съёмки. Под руководством инженера-подполковника С. Е. Александрова (преподавателя Военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева) с помощью маятниковых приборов облегчённой конструкции, изготовленных в экспериментальных мастерских АНИИ, а также гравиметров Норгарда были проведены измерения силы тяжести во всех пунктах работы экспедиции. На составленной по итогам наблюдений гравиметрической карте проявились районы с аномальным распределением тяготения. Колеблющиеся от точки к точке значения аномалий свидетельствовали о существенном разбросе глубин и неоднородности геологических структур дна Ледовитого океана. Кроме того, преобладание в результатах гравиметрии положительных значений аномалий силы тяжести указывало на то, что фигура Земли отличается от формы геоида, вычисленного по международной формуле 1930 г. (РГАЭ. Ф. 9570. Оп. 4. Ед. хр. 304. Л. 3), т. е. что Земной шар сплюснут у Северного полюса сильнее, чем считалось ранее. Таким образом, эти данные были использованы для уточнения картографии Северного полушария.
А вот судьба другой научной гипотезы, связанной с «полюсом недоступности», оказалась иной. Наблюдения, проведенные в 1938–40 гг. в ходе вынужденного дрейфа парохода «Георгий Седов» и в апреле 1941 г. во время полётов «Н-169», выявили явную аномалию: магнитные меридианы имели тенденцию к схождению не в точке магнитного полюса, а где-то северо-восточнее Новосибирских островов. Эти данные могли свидетельствовать о некой симметрии геомагнитного поля в Северном полушарии и дали повод учёным (профессор Б. П. Вейнберг и др.) выдвинуть гипотезу о существовании второго магнитного полюса примерно на меридиане 180° и широте 86°. Сейчас это покажется странным, но тогда эта гипотеза обсуждалась всерьёз. Её сторонниками были М. Е. Острекин, В. И. Аккуратов, возможность полюсной симметрии допускал участник дрейфа СП-1, начальник Главного управления Гидрометслужбы Советской Армии генерал-лейтенант Е. К. Фёдоров,[33]
Читать бесплатно другие книги:
