Мука разбитого сердца Акунин Борис
– Здесь полная звукоизоляция, – сказал он громко, осветив фонарем стены. – Хоть пой… Вот свет включать мы не будем, – остановил князь потянувшегося к выключателю Романова. – Вдруг у них там внизу какой-нибудь сигнал включится? Поставь свой фонарь на пол, нам хватит.
Тем временем Чичо приладил на голову кожаный ремень с лампочкой, подошел к стальной перегородке и принялся внимательно ее рассматривать. Зачем-то задрал голову, привстал на цыпочки, пощупал потолок.
– Сейчас откроем. Моменто – аперто,[11] – усмехнулся штабс-ротмистр, которому понравилось изъясняться по-итальянски.
Он подошел к щиту, на котором светились огоньки.
– Круглые рычажки с цифрами… Очевидно, вот эти. Набираем 636822. Теперь повернуть ручку. Ну-ка…
Стальная стена с тихим шипением отъехала, за ней открылось темное пространство – то ли проход, то ли ниша.
Штабс-ротмистр посветил туда фонарем.
– Что за черт! Пусто!
Луч забликовал по поверхности еще одной двери, как две капли воды похожей на предыдущую, но со стальным кольцом посередине.
– А где картотека? Эй, специалист, ты что-нибудь про это знаешь? Спечиалиста! Сапере?
Похоже, что знал. Во всяком случае, удивленным Чичо не выглядел. Он невозмутимо шагнул вперед, снимая со спины свой кожаный мешок. Однако когда русские тоже хотели войти в странный тамбур, энергично замотал головой.
– No! Solo uno![12]
И попробовал выпихнуть Алешу обратно.
– Ты, оказывается, умеешь говорить! – рассердился князь. – Покомандуй мне! Чего это «соло уно»? Оба войдем. Тутти дуэ!
– Uno, – повторил Чичо.
Штабс-ротмистр показал ему кулак.
– Надоел мне этот уголовник. Закончим – набью рожу, поучу вежливости. Дуэ. Кларо?
Итальянец пожал плечами: мол, дело ваше.
Когда все трое оказались внутри камеры (теперь стало окончательно ясно, что это всего лишь преддверие архива), первая дверь всё с тем же шипением начала закрываться.
– Лавр! – закричал Алеша. – Смотри!
Но специалист встревоженным не выглядел – преспокойно копался в своем мешке.
Козловский объяснил:
– Все в порядке. Я читал, что в самых современных банках такая же система. Пока не закроется внешняя дверь, внутренняя не отпирается.
Кромешную тьму прорезали три луча. Два ползали вправо-влево и вверх-вниз, третий, прикрепленный ко лбу Молчуна, был направлен только на стальное кольцо.
В руках специалиста появилась маленькая дрель. С поразительной сноровкой Чичо начал просверливать дырки, следуя какой-то системе, понятной ему одному.
– Алмазное сверло! – шепотом сообщил штабс-ротмистр. – Виртуоз почище покойного Лютикова. Так и быть, не стану ему рожу бить.
Где-то наверху послышался тихий свист, на который русские сначала не обратили внимания. Но итальянец насторожился, прислушался, извлек из мешка странную резиновую маску с трубчатым хоботом. Вторую точно такую же, не оборачиваясь, протянул назад.
– Что это у тебя? Пер ке?
Романов посветил вверх.
Из маленькой решетки, похожей на вентиляционную, била сизая струя. Дым спускался до самого низа, расстилаясь по полу.
– Лавр, это у него респираторная маска! Я видел такие на химической кафедре! Защищает от ядовитых газов. Господи, голубые лица!!! Наши погибли не в машине, а здесь!!!
Синеватый туман уже поднялся до колен.
Вырвав у итальянца маску, штабс-ротмистр крикнул:
– Анкора! Анкора уно![13]
– Io parlate: solo uno, – буркнул специалист, продолжая сверлить. – No ho terza.[14]
– Тогда открой дверь! Он выйдет. Сортире!
– Impossibile.[15]
Облако ядовитого газа подползало к поясу. У Алеши защипало в глазах, защекотало в ноздрях.
– Лавр, не вдыхай! Ни в коем случае! – просипел он сдавленным голосом, зажав нос и рот.
– Почему ты ничего не сказал? – рычал князь на итальянца. – Саперегазо – нодире?[16] Убью мерзавца! А маску заберу!
Романов вцепился здоровой рукой в «наган», уже извлеченный князем из кобуры.
– Ты что?! А кто дверь откроет? Дай!
Он сунул лицо в маску, жадно втянул воздух.
– Теперь ты! По очереди!
Сквозь струящийся воздух они почти ничего не видели, лишь передавали друг другу противогаз (вот как называлась маска – Алеша вспомнил). Чтоб не слезились глаза, пришлось зажмуриться.
Деловито жужжала дрель, ей подсвистывал задувающий сверху ядовитый пар.
Скрежет. Лязг. Что-то с трудом провернулось.
– Tutto fatto,[17] – объявил Чичо.
Алеша приоткрыл глаз. Стальная дверь уходила в стену. Из расширяющейся щели в тамбур лился электрический свет, а наверху, очевидно, включилась вытяжка – голубой дым быстро всасывался в решетчатое оконце.
Кажется, противогаз больше был не нужен. Молчун свой снял и аккуратно убрал в сумку вместе с инструментами. Однако войти первым в хранилище Козловский ему не позволил.
– Но! Йо примо!
Небольшая камера была вся занята стеллажами, на которых в идеальном порядке стояли папки и картонные коробки с наклеечками.
На каждой полке красовался флажок той или иной страны, на папках и коробках какие-то цифирки.
Будто пьяница, дорвавшийся до выпивки, штабс-ротмистр жадно перелистывал страницы документов и наскоро просматривал фотографии, приговаривая:
– Ух ты, ух ты, ух ты… Всего не унести, жалко… Алеша, давай саквояж!
Одни бумаги, коротко просмотрев, он брал с собой, другие с душераздирающим вздохом бросал на пол. Но так дело шло слишком медленно, и князь поменял методику.
– С полки «Russland» берем всё. «Германию» тоже целиком. «Австро-Венгрию» – само собой… Что, места больше нет?
– Тяжело. Не спустимся.
– Эх, Булошникова бы сюда!
Князь снял черную куртку, сорвал с себя рубашку, соорудил из нее подобие мешка.
– «Франция» – пригодится… «Америка» – кому она нужна. – Соединенные Штаты посыпались с полки на пол. – «Япония» – эх, не поместится… «England» – ну, сколько влезет.
Вот уже и рубаха была набита бумагами по самый воротник. Британской империи досталось совсем мало места.
Чуть не плача, Козловский выдирал из папок отдельные страницы, запихивал Романову за пазуху.
– Что это, шифр? – бормотал он. – Ничего, криптографы разберутся. А это что за чертежи?
– Лавр, – наябедничал Алеша про итальянца, – он папки «Италия» берет!
– Италию – ляд с ней. Пускай. Его доля. Но надо проверить, что он еще себе понапихал. Эй, минуто!
Из рюкзака специалиста одна за другой были извлечены несколько папок.
– «Schweiz»? Ладно, ва бене. А «Сербию» отдай, ни к чему вам братья-славяне…
Чичо за Сербию биться не стал – у него с местом тоже было плохо.
Наконец, нагрузились, что называется, под завязку.
Штабс-ротмистр вынул плоскую флягу с горючей жидкостью, полил груду сваленной на пол бумаги. Бросил спичку – по документам побежало веселое голубое пламя.
Диверсанты побыстрей выскочили в тамбур, и Чичо задвинул стальную дверь.
После электрического освещения в глухом закуте было ничего не видно. Русские фонарей не включили, а лампочка на лбу у итальянца почти села, едва светилась в темноте.
– Газо анкора? – с тревогой спросил князь.
Светящееся пятно отрицательно помоталось из стороны в сторону. Очевидно, защитная система срабатывала только при несанкционированном проникновении, а на обратном пути не включалась.
Чичо подошел к внешней двери, пошарил по ней лучом. Лишь сейчас Алеша заметил, что на ней тоже маленькие кругляшки – кодовый замок. Специалиста это не смутило. Он стал набирать знакомое сочетание цифр: шестерка, тройка, шестерка, восьмерка, двойка и снова…
Итальянец еще не успел повернуть последнюю ручку, как дверь вдруг шикнула и поползла.
Невозмутимый Чичо издал удивленное восклицание.
– Давай, давай! – поторопил Козловский перегородку, которая, впрочем, и без того двигалась довольно быстро.
Что за чертовщина?!
С той стороны в темноте сияли два фонаря. Слабый лучик, сочащийся от головы специалиста выхватил из мрака две круглоглазые хари со слоновьими хоботами.
Люди! В противогазах!
– Леша, бей! – крикнул штабс-ротмистр. – Засада!
Трудно было понять, кто выстрелил первым.
Два ярких фонаря погасли сразу. Лампочка на лбу итальянца тоже, причем со стеклянным звоном.
Вспышки одна за другой раздирали тьму, по стали и камню чиркали рикошеты, но грохота выстрелов и визга пуль Алеша не слышал – сразу же заложило уши.
– Scheise! – орали из черноты. – Получи, гад! Mamicko!
А Романов в сражении не участвовал. Всё время, пока шла пальба, он, вжавшись в угол, пытался больной рукой взвести затвор своего «штейер-пипера». Когда, наконец, получилось, стрельба уже стихла.
– Алеша! Ты живой? – донесся глухой, как через подушку, голос.
Зажегся фонарь, пошарил вокруг, заставив Романова зажмуриться.
– Ты что скрючился? Ранен?
– Стыдно… – Алеша чуть не плакал. – Провозился, ни разу не выстрелил… Чертова рука.
– Пустое. – Луч переместился на тело, раскинувшееся на полу. – Э-э, говорун-то наш… Прямо в лампочку всадили. Царствие небесное… Кто это такие были? Охрана?
Он шагнул за дверь.
– Посвети-ка.
Двое в противогазах лежали в разных позах: один на спине, другой ничком. Штабс-ротмистр сдернул с них резиновые маски. Присвистнул.
По усам Алеша узнал майора Фекеша. По рыжему бобрику – его помощника, обер-лейтенанта Воячека. Рядом с последним валялась сумка, из которой рассыпались инструменты, в том числе и небольшая дрель…
– Поджидали нас австрияки, – заключил штабс-ротмистр. – Хорошо мы с тобой фонарей не включили, а то составили бы компанию бедолаге Чичо.
– Нет, Лавр. Они не ожидали нас тут встретить. Два человека для засады маловато. Ошалели не меньше нашего. И пистолетов наготове не держали. Опять же инструменты у него, видишь? Ничего не понимаю…
Козловский почесал подбородок.
– Да нет, всё понятно. Австрийцам надоело платить Зоммеру деньги. Пришли к тому же выводу, что и мы: лучше забрать всё и даром. Великие умы мыслят сходно. – Он развел руками. – Но беднягам не повезло. Они наткнулись на меня.
Он поднял голову, прислушался.
– Однако странно. Звукоизоляция, конечно, дело хорошее, но неужто на первом этаже не услышали этакой канонады? Идем-ка отсюда подобру-поздорову. Нам еще по веревке спускаться.
Однако лезть из окна не пришлось – штабс-ротмистр и его помощник вышли цивилизованно, через дверь.
Покойные майор и обер-лейтенант при всей невезучести, видно, были мастерами своего дела. Охранники, все шестеро, лежали мертвые: двое в доме, четверо в саду.
«Дом Эшеров какой-то», с содроганием подумал Алеша, оглянувшись на ворота разгромленной биржи.
Прощание победителя
Вещи были собраны. Посередине номера, в скромном на вид, но исключительно прочном и даже водонепроницаемом саквояже, лежал бесценный трофей – вынесенные с зоммеровской виллы материалы. Козловский предпочел бы держать саквояж при себе, но у князя перед отъездом еще оставались неотложные дела, поэтому стратегический груз остался на попечении Романова.
По приказу командира, Алеша был обязан не выпускать картотеку из поля зрения вплоть до самого отъезда. Отлучаться из номера запрещалось.
А Романов никуда и не отлучался.
Еще до рассвета, когда возбужденный и торжественный князь, лично уложив документы, ушел к себе, Алеша послал через коридорного записку госпоже Нинетти.
Она прибежала тотчас же.
Было всё: слезы, страстные объятья, клятвы, снова страстные объятья и снова слезы. Но теперь и плакалось совсем по-иному, не то что во время предыдущего расставания.
Это было прощание не жалкого неудачника, а победителя.
Возлюбленная смотрела на него не с состраданием – с восхищением. Он обнимал ее не с отчаянием последнего «прости» – с уверенностью в будущем.
Задержать любимого Клара не пыталась. Она была умница, всё понимала.
Ему следовало покинуть страну до того, как на вилле обнаружат побоище и в Сан-Плачидо съедется вся верхушка швейцарской криминальной полиции. Род занятий герра Зоммера для компетентных инстанций секрета, конечно, не составляет. Круг подозреваемых определится быстро. Но к тому времени русских уже и след простынет. Как говорится, ищи-свищи.
Про главное Клара спросила, когда до отъезда оставалось лишь четверть часа.
Алексей был уже в пиджаке, она же всё тянула – будто боялась, что, одевшись, разорвет связывающую их нить.
– Пора, – нежно сказал он. – Сейчас носильщик придет за чемоданами.
Медленно встав с кровати, она взяла панталоны и лиф.
– Помогай пуговицы… Когда ты вернешься?
И замерла.
Романов уже знал, что ответит – он всё продумал.
– Вернуться сюда я не смогу. Ты сама ко мне приедешь. Теперь наши для тебя всё, что захочешь, сделают. Ты нам так помогла!
Он не удержался, стал целовать ее плечо возле бретельки. Но Клара вывернулась, юркнула в постель и натянула на голову одеяло.
– Ненавижу прощаться, – всхлипнула она. – Я усну, пока ты здесь. Я быстро сплю, как дубина.
Алеша улыбнулся:
– Надо говорить «как бревно». Носильщики все равно разбудят.
– Если я уснула, меня из бомбы не разбудишь.
– Из пушки, – поправил он. – Спи, бревнышко моё.
Невероятно, но через какую-нибудь минуту из-под одеяла донеслось ровное, сонное дыхание. Он наклонился – спит! По-настоящему спит!
И очень хорошо. Просто отлично. Самая лучшая, самая умная из женщин!
Однако, в самом деле, нельзя допустить, чтобы ее увидел здесь носильщик. После романа с Д'Арборио, после демонстративного отъезда на машине с Зоммером еще и это. Клару объявят женщиной легкого поведения! А ведь она – невеста русского офицера. Да, офицера: Лавр обещал, что теперь Алешу непременно произведут в прапорщики.
Стараясь ступать потише, он вышел в коридор и встал у двери.
Глаза у георгиевского кавалера были на мокром месте и, чтобы не разреветься, он сунул в рот папиросу. Даже в спокойные минуты зажечь спичку ему было непросто – пальцы еще не научились прочно держать коробок. Теперь же руки так тряслись, что Алеша не стал и пытаться. Проще попросить у кого-нибудь огня.
В коридоре не было ни души. Романов подошел к балюстраде лестницы, что спускалась из бельэтажа в фойе. Хотел кликнуть кого-нибудь из прислуги и вдруг увидел подле стеклянных дверей зимнего сада знакомую подтянутую фигурку с тростью в руке.
Д'Арборио! Сам Бог его послал.
Должно быть, итальянец встречался с Козловским. Штабс-ротмистр собирался рассказать ему о событиях минувшей ночи и о том, как погиб Молчун Чичо.
Но у Алеши был к великому человеку и свой приватный разговор. Ужасно хотелось снять с души камень, изгнать мрачное облачко, отравлявшее триумфально сияющий небосклон.
Романов сбежал по мраморным ступеням.
Д'Арборио заметил его и с улыбкой двинулся навстречу.
– Всё знаю. Чичо убит. Австрийские шпионы тоже. Картотека у вас, – сказал он, пожимая молодому человеку левую руку. – Скоро Италия вступит в войну. Мы будем товарищами по оружию.
И стало Алеше нестерпимо стыдно перед этим маленьким человеком с большой душой.
Краснея, глотая слова, он быстро, как с моста в воду, бухнул:
– Я виноват перед вами… Я хуже, чем вы про меня подумали… После дуэли вы назвали меня благородным человеком, а я… Я вам цилиндр случайно прострелил. Просто в голову не попал. Из-за левой руки. А хотел убить…
Сказал – думал, легче станет. Но не тут-то было. Проговоренные вслух слова упали между союзниками, будто каменная глыба.
– Вы хотели меня убить?! – Глаза Д'Арборио, и без того выпуклые, чуть не вылезли из орбит. – Но Клара… Она была у меня перед поединком! Рыдала, говорила, что любит вас. И предупредила, что вы выстрелите первым – мимо! Я тоже пообещал промахнуться!
– А… а мне она говорила совсем другое. «Стреляй ему в голову», – пролепетал Романов.
Он еще ничего не понял и лишь испугался, что сболтнул лишнее: выдал любимую, которая ради него была готова на что угодно, даже на низость.
Д'Арборио смертельно побледнел:
– Что?!
Однако Алеше стало не до оскорбленных чувств итальянца. Страшная, невозможная мысль заставила его развернуться и со всех ног броситься вверх по лестнице.
Вихрем пронесся он по коридору, влетел в номер.
И замер.
Клара, по-прежнему в одном нижнем белье, сидела на корточках у раскрытого саквояжа. Документы были разложены стопками на расстеленной простыне, которую танцовщица как раз начала связывать концами.
При виде Романова лицо женщины исказилось. Она испуганно метнулась в сторону, налетела на тумбочку, с тумбочки упал графин. Он не разбился, но по полу растеклась лужа…
Алексей стоял не в силах пошевелиться. Клара тоже не двигалась – только непроизвольно подобрала одну ногу, которой коснулась пролившаяся вода.
– Ни с места!
В номер ворвался Д'Арборио, моментально сообразил, что произошло, и, выхватив из трости короткую шпагу, приставил ее танцовщице к горлу.
– Вот оно что. Остроумно придумано. А вы бы, мьсе, уехали вот с этим.
Он ткнул носком туфли саквояж – тот завалился на бок. Внутри лежало свернутое одеяло, из которого торчали зеленые листья фикуса. Прежде этот цветок стоял на подоконнике…
– Отвечать. Быстро. Иначе убью, ты меня знаешь. – Поэт цедил короткие, грозные фразы, водя острием по нежной шее, на которой еще были видны следы Алешиных поцелуев. – На кого ты работаешь?
Зачарованно глядя на узкую сталь, Клара с готовностью ответила:
– На майора Фекеша. Не убивайте. Я всё расскажу!
– Задание?
– Сначала – вы. Я должна была вас… нейтрализовать.
Д'Арборио понимающе улыбнулся своими синеватыми губами:
– Убить руками русского военного? Чтобы возмущенная Италия отшатнулась от Антанты? Неплохо… Но ты сказала «сначала». Какое задание ты получила потом?
– Потом он велел переключиться на русских. Фекеш сказал: «Пусть они войдут в тайник, отравятся газом. Мы придем чуть позже и заберем картотеку себе, а подумают на русскую разведку».
– Понятно. Австрийцам надоело платить Зоммеру бешеные деньги. Решили одним выстрелом убить двух зайцев.
Логично. Всё логично, сказал себе Алеша, поражаясь собственной безучастности. Жизнь вообще устроена чрезвычайно логичным образом. Всякое чудо непременно имеет естественнонаучное объяснение.
– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно произнес Д'Арборио, пряча шпагу в ножны. – Где у вас телефон? Нужно позвонить дону Трапано. Он захочет рассчитаться с ней за Чичо.
Быстрым, каким-то птичьим движением Клара повернула голову к двери, потом к балкону. Поняла, что ей не вырваться, вжалась в стену и, кажется, закрыла лицо ладонями.
Впрочем, Алеша не смотрел в ее сторону, поэтому деталей не разглядел.
– Нет, – сказал он глухим, будто чужим голосом. – Пусть исчезнет… Я не могу ее видеть.
Телефонная трубка покачивалась в руке поэта. Некрасивое лицо чуть тронула печальная улыбка.
– Ну, как угодно, – сказал Д'Арборио после паузы. – Пошла вон!
Вторичного приглашения не понадобилось. Не одеваясь и не обуваясь, танцовщица в несколько воздушных шагов выпорхнула в коридор.
Назад не оглянулась.
Итальянец подошел к задумчивому Алеше, потрепал его по плечу.
– На свете много мерзостей. Предательство – худшая из них…
Махнул рукой, пошел к двери.
Вежливость требовала проводить гостя, что Романов и сделал. Только зачем-то еще и повернул в замке ключ.
Застывший взгляд молодого человека упал на цепочку узких мокрых следов, протянувшуюся от стены к выходу. Вяло, без надрыва подумалось: как большие слезинки.
Невыносимо болело сердце, хоть криком кричи. С этим надо было что-то делать.
Мелькнула мысль, совсем короткая: от судьбы не уйдешь.
Он расстегнул один из чемоданов, стал рыться в вещах.
В дверь постучали.
– Алеша! Это я! Д'Арборио мне рассказал! Открой немедленно!
Вот он, пистолет.
– Ты что задумал?! Алешка! Не смей! Ты присягу давал!
На сей раз затвор взвелся с первой же попытки. Повезло.
От сокрушительного удара дверь слетела с петель. В номер вломился штабс-ротмистр.
Скорей, чтоб не опоздать, Алеша приложил дуло туда, где болело, и нажал спуск.
Облегчение наступило моментально – как только ударил выстрел и в нос шибануло запахом пороха.
Сердце больше не ныло, сердцу стало хорошо.
Романов лежал на спине, глядя на зыбкий, быстро темнеющий потолок.
Рядом кто-то причитал:
– Болван, какой болван! Черт бы побрал всех баб!