Огонь Страндберг Матс

36

Анна-Карин сжимает в руке мобильный.

Она стоит в рощице на берегу озера и смотрит, как спускаются сумерки. Пора домой, но у нее нет сил сдвинуться с места.

Анна-Карин понимает: Мину смягчила картину допроса, не хотела пугать Анну-Карин. Спасибо, конечно, но что толку?

Допросы начались. Угроза стала реальностью.

Анна-Карин подумала про деньги, которые Николаус оставил для них в матрасе. Теперь эти деньги хранятся в розовой сумочке Анны-Карин в ее бельевом шкафу. Может, взять их и сбежать? Избранницы ее наверняка поймут…

Но от Совета не сбежишь. Они найдут везде. В любом уголке земли.

В тихой глади озера отражаются деревья, растущие на другом берегу.

Анна-Карин не была здесь уже несколько лет. С тех самых пор, когда после окончания седьмого класса их привели сюда в поход с ночевкой. Целые сутки они жарили сосиски, купались и ходили в маршруты, чтобы «лучше узнать друг друга». С Анной-Карин никто не хотел делить палатку, и она провела ночь одна, не сомкнув глаз, потому что Ида и Эрик обещали поджечь ее спальник, когда она заснет.

Опять начало дергать место укуса. Анна-Карин потерла болячку и пошла по берегу, ища глазами листья подорожника.

С озера донесся громкий плеск, Анна-Карин подняла голову.

На некотором расстоянии от берега по воде расходились круги. Наверно, рыба играет. Что же еще?

Новый плеск.

Анна-Карин пригляделась. Круги расходились по воде уже гораздо ближе к берегу.

Анна-Карин отступила назад, к рощице. Но тут с другой стороны озера тоже донесся плеск.

Наверно, рыбы играют. Ничего особенного.

Вода в середине озера медленно начала двигаться по кругу.

Затем линия воды начала медленно прогибаться, в центре озера образовалась впадина. Вода отступала от берега, сантиметр за сантиметром обнажая мокрый песок.

Ничего особенного. Ничего особенного.

Анна-Карин продолжала пятиться, пока не споткнулась и чуть не свалилась в кусты.

Озеро еще немного отступило от берега.

Все затихло.

Только вода понемногу продолжала бурлить, искажая отражения деревьев.

Раздался низкий хлюпающий звук.

Анна-Карин не стала дожидаться продолжения. Она развернулась и побежала, не оглядываясь, к дороге. На самом деле это была даже не дорога, а просто две колеи с пожелтевшей примятой травой посередине.

Стало заметно темнее.

Впереди уже можно было разглядеть шоссе, но тут под ноги Анны-Карин метнулась какая-то тень. Девушка резко остановилась.

В темноте светились два янтарных глаза.

Лисица.

Перед глазами Анны-Карин вспыхнул белый свет, и она увидела себя саму как бы со стороны. Изображение было огромным, казалось, она смотрит на себя снизу и чуть сбоку.

Новая вспышка света, ноги Анны-Карин подкосились. Она упала на колени.

Когда она открыла глаза, лисица стояла прямо перед ней.

Их глаза встретились.

И Анна-Карин вдруг поняла.

В результате сложного процесса ведьма может установить связь с животным.

Это сказала Адриана в первую их встречу в кабинете директора.

Я выбрала ворона. Или, точнее, он выбрал меня.

Мой фамилиарис может быть моими глазами и ушами там, где мои собственные глаза и уши бессильны.

Лис — фамилиарис Анны-Карин.

Он выбрал ее.

Она медленно протянула руку. Лис настороженно выжидал. Затем залаял. Вытянул вперед морду и ткнулся твердым острым носом в самое место укуса.

Анна-Карин опустила руку.

— Привет, — сказала она.

Лис не сводил с нее глаз.

«А что теперь? — подумала Анна-Карин. — Что я теперь должна делать?»

Лис снова тявкнул. Анна-Карин почувствовала непонятную тоску. Ей захотелось побежать по лесу, почувствовать под ногами хвою и мох…

— Чудно, — проговорила она. И ей показалось, что лис согласился с ней. Он еще раз ткнулся мордой ей в руку и скрылся в лесу.

— До свидания, — задумчиво проговорила Анна-Карин.

Ида, Юлия и Ханна Х. стоят на крыльце, глядя на нарядных людей, собравшихся в саду семьи Хольмстрём. Большинство гостей уже успели выпить по одному, а то и по два бокала вина, обстановка сделалась непринужденной, все чаще звучал громкий смех. Фигуры людей тонули во мраке, черты лица казались мягче в свете разноцветных фонариков.

Хелена и Кристер Мальмгрен пробыли на вечере недолго и ушли домой, но дух Хелены словно бы витал среди участников праздника. Гости вновь и вновь возвращались к обсуждению «Позитивного Энгельсфорса» и вопросов, с ним связанных, — так ртуть из разбитого градусника дробится, разбегается в разные стороны и перекатывается с места на место.

…я всегда говорила: нужно сделать над собой усилие…

…она очень сильный человек, раз не сломалась…

…всегда есть выбор…

…ничего даром не бывает…

…слишком долго с ними цацкаемся…

…с тех пор у меня не было проблем…

…держаться подальше от негативно настроенных людей…

Ида ищет взглядом маму, которая переходит от одной группы гостей к другой, смеется, расспрашивает о чем-то собеседника, не забывая периодически пополнять тарелки на столе с закусками. Мама контролирует, чтобы папа не пил слишком много, следит, чтобы у гостей не пустовали бокалы. Иногда она на минутку исчезает в ванной — проверить, в порядке ли макияж. Она — прекрасная хозяйка и успевает повсюду.

Папа стоит в углу сада возле холодильника с пивными бутылками. Пока мама занимает разговорами одних гостей, папа угощает и развлекает других. Его очень любят в Энгельсфорсе и прощают многое, что не простили бы другому. Все знают: он отличный мужик, пусть даже иногда позволяет себе выпить лишнего.

Лотта топчется возле него. В присутствии большого количества взрослых она всегда начинает кривляться. Шепелявить и сюсюкать. Но взрослым это нравится. Мамины и папины друзья считают Лотту очаровательным ребенком. Еще одно очко к социальному имиджу семейства Хольстрём.

— О нет! — стонет Юлия. — К нам идет эта алкашка!

Мать Робина, Оса Сеттерквист, появляется в облаке перегара и аромата тяжелых духов.

— А где твой жених, Ида? — спрашивает Оса.

Чтобы скрыть опьянение, она тщательно выговаривает слова, но эффект получается прямо противоположный.

— Я послала его за коктейлем, — говорит Ида.

— Правильно, мужчины для этого и нужны, — отвечает Оса и, запрокинув голову, пьет из запотевшего бокала.

Юлия и Ханна Х. обмениваются многозначительным взглядом.

— Как вам наш вечер, все хорошо? — спрашивает Ида, улыбаясь.

Она презирает Осу, но хочет, по маминому примеру, быть гостеприимной хозяйкой.

— Все очень, очень хорошо, — отвечает Оса, делая ударение на слове «очень». — Все, как всегда, супер. Даже газон зеленеет. Мой похож на африканскую степь.

Она оступается, и Ида замечает мамин беспокойный взгляд. Всем известно, что Оса любит выпить, но сейчас она опьянела как-то слишком быстро.

— Твои родители знают, кого приглашать в гости. В такой компании начинаешь чувствовать гордость за Энгельсфорс.

Оса опрокидывает в рот остатки коктейля и наклоняется к Иде:

— А если избавимся от всякого дерьма, совсем хорошо будет, — говорит она, жарко и влажно дыша в щеку Иды. — Я очень надеюсь на Хелену Мальмгрен. Наконец нашелся человек, который сказал правду: те, кто не хочет жить хорошо, пусть валят отсюда.

Ида не помнила, чтобы Хелена говорила что-то подобное. Но, судя по всему, каждый слышит в ее словах то, что хочет.

Оса снова опрокидывает в рот бокал. Оттуда вытекает лишь одна капля, Оса в недоумении вертит бокал в руках.

Юлия и Ханна Х. прыскают, но Оса не замечает их веселости.

Наконец появляется Эрик. Ида осторожно пробует клюквенный сок с кусочками лайма, проверяя, не налил ли Эрик туда водки. Они с Робином уже не раз в течение вечера наведывались в укромное место в саду, где у них была припрятана бутылка водки.

— Ида… — говорит Эрик. И только тут Ида замечает его встревоженное лицо.

Что-то не так.

— У нас проблемы… — говорит он. — Но я тут ни при чем…

Эрик бросает косой взгляд на Осу. Ида понимает.

— Что-то с Робином.

И где Фелисия? Ида не видела ее уже добрых полчаса.

— Подождите меня, — говорит она Юлии и Ханне Х.

— Идите, голубки, — бормочет алкоголичка Оса. — Наслаждайтесь, пока молоды.

Ида с Эриком спускаются в сад.

— Ты, главное, не нервничай, — предупреждает он.

На ступеньках игровой избушки сидят Фелисия и Робин. Робин обнял Фелисию за плечи и что-то ей говорит.

Ида нисколько не сомневается, о чем идет речь.

Когда он трезвый, он боится даже близко подойти к девушке.

Но сейчас он пьяный. И судя по всему, чувствует себя вполне свободно.

— Ты обещал ему ничего не говорить! — шипит Ида Эрику.

Он начинает оправдываться, но она поднимает руку:

— Ш-ш-ш… Я сама с ними разберусь.

На траве Расмус с друзьями играют пластмассовыми роботами в войну, мальчишки кричат, издавая звуки выстрелов и взрывов. Когда Ида проходит мимо, Расмус поднимает на нее глаза.

— Они тебя ругают, — говорит он злорадно. Треснуть бы его как следует!

Ида и Эрик подходят ближе к игровому домику, и тут Ида замечает в руках у Фелисии почти пустую водочную бутылку. А ведь Фелисия никогда не пьет!

— Ты ду-у-ра, Ида, — блеет Фелисия, завидев приближающуюся Иду.

Робин придвигается ближе к Фелисии, всем своим видом демонстрируя свою солидарность с ней, но сконцентрировать взгляд на Иде ему не удается.

— В чем дело? — спрашивает Ида. — Что я тебе сделала?

— Ты знала, — всхлипнула Фелисия. — Ты знала, что я люблю Робина и что он меня любит тоже… И ничего мне не сказала. Ты ду-ура.

— Эрик сказал… что он тебе сказал… что мне нравится Фелисия, — заявил Робин, пытаясь сделать строгое лицо.

Ида теребила на шее серебряное сердечко. Металл нагрелся. Ей нужно было предвидеть эту ситуацию и не допустить катастрофы. Ну и болван Эрик!

— Ты предательница… Ты хотела помешать нам с Робином!

— Зачем мне вам мешать?

— Потому что ты не хочешь, чтобы другие были счастливы, — проговорила Фелисия и, прикрывшись рукой, рыгнула. — Потому что сама спишь с парнем, которого не любишь.

Кровь бросилась Иде в лицо.

— Что ты несешь! — оборвала она Фелисию. — Совсем не соображаешь, что говоришь?!

— Все в городе знают: ты влюблена в Густава Оландера. Только Эрик этого не понимает.

Иде показалось, что Фелисия сорвала с нее одежду и выпустила голой перед всеми гостями.

— Откуда ты эту чушь взяла? — крикнула Ида, но ее голос сорвался.

— Да это за километр видно, — ответила Фелисия и писклявым голосом заверещала: — Густав! Густав! Обрати на меня внимание! Я буду лизать твои подметки, Густав!

Ида делает глубокий вдох. Нельзя демонстрировать свои чувства. Нельзя поддаваться на провокацию. Нельзя, чтобы Фелисии поверили.

— Ты напилась, — говорит она Фелисии.

— Иди отсюда! — отвечает Фелисия. — Катись колбаской!

— Вообще-то вы у меня дома, — произносит Ида.

Фелисия смотрит на нее покрасневшими глазами.

— Пошли, Робин, — говорит она и пытается подняться, но теряет равновесие и заваливается на стенку игрового домика. — Пошли к тебе домой. — Она стоит, пошатываясь. — Подожди, я еще Юлии расскажу.

— Ты не права, — говорит Ида. — Завтра протрезвеешь, тогда и поговорим. Какой толк объяснять тебе что-то сегодня, если завтра ты все равно все забудешь?

Робин и Фелисия, спотыкаясь, уходят, чуть не сбив с ног Эрика, который стоит, не сводя глаз с Иды.

— Что она хотела сказать? — свистящим шепотом говорит он.

— Откуда я знаю! У нее с головой не в порядке…

Но Эрик не слушает объяснения Иды. Он продолжает:

— Я спрашиваю, она правду сказала? Ты влюблена в Густава?

Ида хочет открыть рот и заверить Эрика, что она любит его одного в целом мире, но внезапно силы покидают ее. И она уже не помнит, что хотела сказать и зачем.

Зачем?

Подобно мухе, бьющейся о кухонное стекло, в голове стучит одна мысль:

Зачем? Зачем? Зачем?

— Ты влюблена в него? — спрашивает Эрик.

Из сада доносится хлюпающий звук. Все останавливаются и прислушиваются.

Новое бульканье, затем протяжный всхлип.

На сад обрушивается кровавый дождь.

Прохладные капли остужают пылающие щеки Иды, падают на играющего Расмуса, оставляют красные разводы на одежде гостей.

Поливочный шланг прыгает по газону, извивается и плюется красной жидкостью.

Гости испугались, началась паника. Лотта закрыла глаза и заорала как резаная.

— Андерс! Ида! — звала мама откуда-то изнутри дома.

Ида помчалась к ней. В один миг она пересекла газон, пробежала мимо прекративших игру мальчишек и оказалась на террасе.

— Простите! — кричала Ида, протискиваясь мимо гостей, которые пытались найти спасение в доме. — Извините!

Мама склонилась над раковиной в кухне, двумя руками судорожно пытаясь заткнуть кран, из которого с шипением и брызгами текла вода. В свете кухонной люстры Ида увидела, что вода была грязно-бурого цвета.

— Что делать? — крикнула какая-то женщина. Мама всхлипнула.

— Черт! Туалет затопило! — крикнул папа изнутри дома.

Под посудомоечной машиной растеклась большая лужа. В трубах что-то булькало и свистело.

Ида обвела глазами кухню.

Испуганное мамино лицо, ее испачканное платье, бурая жидкость, которая хлещет со всех сторон, оставляя грязные пятна на дизайнерской мебели, белых стенах и потолке. Из туалета доносятся беспомощные папины возгласы.

Ида оглянулась и увидела Осу. Она стояла в сторонке у стены, на ее лице гуляла широкая счастливая улыбка.

И Ида вдруг очень отчетливо поняла, что Оса в этот момент чувствует.

37

— Анна-Карин! — кричит мама из ванной. — Опять! Я этого не вынесу!

Анна-Карин спешит в ванную и видит, что из крана с бульканьем льется буро-коричневая жидкость, оставляя на раковине темные потеки. Ржавчина, как объяснили по местному радио эксперты.

Системы водоснабжения Энгельсфорса вышли из строя около суток назад. Предполагают, что в результате землетрясения имело место загрязнение подземных вод.

— Может, был еще один толчок? — предполагает Анна-Карин.

Мама поднимает глаза и смотрит в зеркало на Анну-Карин.

— Может быть, — говорит она. — Ты куда так поздно?

Это первые слова мамы со дня их ссоры из-за «Позитивного Энгельсфорса».

— Я буду ночевать у Мину, — говорит Анна-Карин, довольная, что не она первой нарушила молчание.

Мама поднимает брови:

— У дочки Эрика Фалька? Я не знала, что вы с ней общаетесь.

— Мы недавно подружились.

Мама снова смотрит на раковину.

— Ни в коем случае не пей воду из-под крана, — говорит она.

Такая заботливость приводит Анну-Карин в изумление.

Она задерживается в дверях, размышляя, не попросить ли прощения за слова, сказанные неделю назад.

Но она точно знает, что скажет мама. Я знаю, тебе не повезло с матерью. Или: Да, конечно, я плохая мать, можно было этого вслух не говорить.

«Я просто запомню то, что она сейчас сказала», — думает Анна-Карин.

Пеппар мяукает и трется головой о ее ноги.

— Пока, мама, — говорит Анна-Карин.

— Пока, — отвечает мама, не глядя на Анну-Карин.

Ванесса взвешивает в руке серебряный крест. Он кажется на удивление тяжелым и горячим. Словно лежал на солнце.