Око Дьявола Макдевит Джек
Мы опустились на площадку среди сугробов, и я выключила двигатель. Алекс взглянул на главный вход, на большую белую табличку с надписью «Психиатрическая лечебница Святого Фомы» и вздохнул.
Выбравшись из машины на расчищенную дорожку, мы вошли внутрь. Интерьер больше напоминал частный дом, чем медицинское учреждение. Окна приемной выходили на спокойную гладь океана и во двор. Вместо конторок и стоек мы увидели диваны, кресла и кофейные столики. Вдоль стен тянулись полки с вазами, лампами, цветами и графинами, усиливая общее ощущение безмятежности.
Из соседнего кабинета вышел молодой человек в голубом медицинском одеянии.
– Господин Бенедикт? – спросил он.
– Да.
– Доктор Хемсли сейчас с пациентом. Прошу вас сесть и подождать.
Хемсли появился несколько минут спустя; невысокий, страдающий избыточным весом, он выглядел очень усталым. Не дожидаясь, пока мы представимся, он повел нас в другой кабинет.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал он, опускаясь в большое пурпурное кожаное кресло и кладя ноги на подставку. – Господин Бенедикт, – улыбнулся он, – прошу учесть, что это не моя пациентка.
– Вот как? Простите, но меня направили к вам.
– Могу я поинтересоваться, что связывает вас с госпожой Грин? Вы ее родственник?
– Нет.
Доктор посмотрел на меня:
– Значит, она?
– Можете обращаться прямо ко мне, доктор Хемсли, – сказала я. – Нет, я тоже не ее родственница.
Он озадаченно моргнул:
– Тогда кто? Подруга? Вы находитесь с ней в юридических отношениях?
– Нет. – Алекс откинулся на спинку кресла, скрестив ноги. – Госпожа Грин просила нас о помощи несколько дней назад.
– Ясно. – (Я сразу же поняла, что ничего хорошего мы не услышим.) – Что ж, так или иначе, вряд ли теперь это ее волнует. Вам известно, какой процедуре она подверглась?
– Да.
– Ее связь с прежним миром разорвана. Она… – Доктор поколебался, но мне показалось, что он лишь притворяется, пытаясь найти подходящие слова. – Ее больше нет с нами. О какой именно помощи она просила?
– Она не уточняла, доктор. Просто попросила нас помочь.
– И какую же помощь вы могли бы ей оказать, господин Бенедикт?
– У нас хватает возможностей, доктор. Могу я поговорить с кем-нибудь, на чьем попечении находилась госпожа Грин?
– Мне кажется, вы не вполне поняли. Этические соображения запрещают психиатру пациентки обсуждать ее случай с кем-либо, кроме членов семьи. Таким образом, дальнейший разговор не имеет смысла. – Он встал. – Мне очень жаль, но вы зря потратили время.
Мы снова позвонили Кори. Не мог бы он встретиться с ее доктором и задать несколько вопросов?
– Нет. Все кончено, – ответил он. – В помощи она больше не нуждается. Пусть будет, что будет.
– Но возможно, кому-то угрожает опасность.
– Послушайте, Бенедикт, – сказал Кори, – если бы в ее жизни случилось нечто из ряда вон выходящее, я бы знал об этом. Никакой опасности нет.
– Но вы не знали, что она собирается стереть память.
– Оставьте ее в покое. Пожалуйста.
Естественно, нового имени Грин нам не сказали. Его не сообщают никому, даже мужу или матери. Впрочем, значения это уже не имело – даже если бы нам удалось с ней поговорить, мы все равно ничего не добились бы. Кори был прав: ее больше не существовало.
Алекс сидел в большой гостиной загородного дома, глядя на горящие в камине поленья.
– После завершения всех процедур, – сказал он, – лечебница Святого Фомы предоставит двух-трех человек, которые сыграют роль ее родных. Это я выяснил еще до того, как мы оттуда ушли. Они создадут иллюзию совершенно новой жизни.
Много лет назад Алекс обнаружил, что эту процедуру прошел его близкий друг, ничего теперь не знавший о своей прежней жизни.
– Пора заканчивать, – заявила я.
– Ну да, конечно, – улыбнулся Алекс. – Хватай деньги и беги.
Я не видела никакого смысла в посещении поминальной церемонии. По сути, это похороны, а похороны я ненавижу. Но Алекс настоял, и я пошла вместе с ним.
У Викки была просторная двухэтажная усадьба в ранневаласкийском стиле, окруженная широкими лугами, небольшими рощицами и высоким забором. Перед домом стояли два фонтана, украшенные изваяниями демонов и волков. В день поминок они не работали – то ли из-за непрекращающихся холодов, то ли из-за того, что действующий фонтан кому-то показался неуместным.
Я поинтересовалась, к кому перейдет недвижимость.
– Ее выставили на продажу, – сказал Алекс. Мы летели в скиммере и уже начинали снижаться. – Весь доход поместят на закрытый счет, с которого в адрес новой личности Викки будут делаться периодические отчисления. Она даже не узнает, откуда они приходят.
– К кому-нибудь после этой процедуры возвращалась память?
– Такое случается, но нечасто.
Получив разрешение от искина, мы опустились на парковку, примерно в миле от усадьбы. Там вместе с десятком других гостей, в должной мере подавленных, мы погрузились в лимузин, доставивший нас к дому. Двое служащих направили нас к главному входу: идти пришлось по замерзшей земле. Двери открылись, мы поднялись по каменным ступеням на портик и вошли внутрь. Нас встретила опечаленная молодая женщина, поблагодарив нас за то, что мы пришли.
Народу было довольно много – человек двести; все они бродили по нескольким гостиным и обогреваемой веранде. Появился Кори и холодно поздоровался с нами. Мы разыскали издателя Викки, пожилую женщину с усталым взглядом, которая, казалось, никогда не разжимала губ. Ее звали Марджори Квик.
Выразив соболезнования, Алекс заговорил с ней, сказав, что он большой поклонник книг Викки и что случившееся стало для него огромной потерей. Может, все же выйдет еще одна книга?
– Мне об этом ничего не известно, – ответила Квик. – К сожалению, весь последний год она провела в отпуске. Отдыхала и развлекалась. Не будем об этом.
– Но ведь она писала по книге ежегодно?
– Да. Но со временем это может утомить любого.
– Не сомневаюсь.
Квик узнала его:
– Вы ведь тот самый Алекс Бенедикт?..
Алекс подтвердил, что это действительно он, и вновь перевел разговор на Викки.
– Я читал, что она улетела на Салуд Дальний, – сказал он.
– Да. Ей хотелось уехать куда-нибудь подальше.
– Неблизкий путь. Даже с новым двигателем – месяц в один конец.
– Знаю. Но ей все равно хотелось.
Марджори начала оглядываться по сторонам, ища повод отделаться от нас.
– Вы говорите, она не работала над книгой? Но ведь такое долгое путешествие создает идеальные возможности для работы.
– На самом деле она всегда работала над очередной книгой. В той или иной степени.
– Вы встречались с ней после того, как она вернулась?
– Нет. Я не видела ее восемь или девять месяцев.
Мне показалось, что Марджори пыталась отговорить Викки от полета туда.
– Викки хотела набраться новых впечатлений, господин Бенедикт. Все просто. – Она поправила жакет. – Не будь Салуд Дальний таким дальним, авторы романов ужасов с удовольствием проводили бы там отпуск.
– Правда? Почему?
– Почитайте туристические брошюры. Там есть затерянные моря и пляжи, где на берег выходят чудовища и бог знает кто еще.
– Вы шутите.
– Конечно. Но так говорят. Я знаю, что весной она совершила виртуальный визит на Салуд Дальний. Но если вы в состоянии понять писателей, то поймете, что этого недостаточно. Если вы пишете об ужасах и вам нужна соответствующая атмосфера, Салуд Дальний – планета, созданная для вас.
Кто-то поставил в центральном проходе фотографию Викки Грин. Жизнерадостная, счастливая, с котенком на коленях. Конечно, можно было воспользоваться аватаром, как делают многие. Приходишь на похороны и видишь копию усопшего, которая высказывает последние соболезнования. От этого у меня всегда бежали мурашки по коже.
Но здесь ограничились фотографией. Викки была красивой женщиной, – думаю, я сама толком не понимала, насколько красивой.
К десяти часам гости начали собираться в главной комнате. Места для всех не хватало, и мы наблюдали за происходящим из коридора. Ровно в назначенное время кто-то сел и заиграл «Последний солнца луч». Появился распорядитель, и началась церемония.
Разумеется, она не носила религиозного характера. Судя по имевшимся сведениям, Викки и ее родственники были верующими, но ведь в реальности она не умерла. Поэтому устроили всего лишь церемонию прощания. Один за другим выходили друзья и родственники – рассказывали о Викки, вспоминали ее, сожалели, что ей по какой-то причине пришлось прибегнуть к крайней мере.
– Мы все любили ее, – сказал один мужчина, который представился просто другом, но не мог сдержать слез. – И теперь она покинула нас.
Наконец выступления закончились, и распорядитель передал слово Кори. Тот поблагодарил пришедших и объявил, что в столовой ждут напитки и закуски, выразив надежду, что все останутся.
Некоторые остались, другие начали расходиться. Мы бродили среди множества людей, выражая соболезнования и пытаясь найти кого-нибудь, кто знал, почему она так поступила. Меня представили нескольким гостям, имена которых были мне знакомы.
– Пишущие в жанре ужасов, – заметил кто-то. – Весьма сплоченное сообщество.
Я попыталась представить себе, как я сижу в баре, окруженная теми, кто пишет о болотных монстрах.
У Викки было множество друзей. Женщины говорили о прекрасных часах, проведенных в ее обществе, мужчины восхищались ее способностями – подозреваю, имелся в виду не только писательский талант. Впрочем, возможно, я слишком низко оцениваю их. Приятелей у Викки тоже насчитывалось немало – один даже создал ее аватар, с которым разговаривал часами. Во время знакомства с ним я не знала об аватаре – это выяснилось чуть позже, – но сразу же почувствовала, что он не в состоянии жить без Викки. Вероятно, больнее всего было сознавать, что она жива, но больше он не будет ничего для нее значить. Он не сохранился даже в ее воспоминаниях.
Я нашла только одного человека, видевшего Викки после ее возвращения с Салуда Дальнего, – Касс Юрински, морщинистую старуху, автора трудов, посвященных жанру ужасов. Юрински спросила, чем я занимаюсь, и я назвала имя Алекса. Тогда она взволнованно сообщила мне, что Викки была страстной поклонницей Алекса и собиралась сделать его персонажем одного из романов.
Алекс – персонаж романа ужасов! Я попробовала представить, как он играет в пятнашки с полтергейстом.
– Серьезно. – Она грустно посмотрела на меня. – Как я понимаю, ей не удалось связаться с ним?
– Не совсем так, – ответила я. Может, поэтому Викки и обратилась к нам за помощью? – В каком настроении она была после отпуска? Вы не заметили ничего необычного, Касс?
– Она выглядела подавленной, – сказала Юрински. – Не знаю из-за чего. Казалось, будто ее покинули душевные силы. – Несмотря на седые волосы и морщинистое лицо, глаза женщины вспыхнули, стоило ей заговорить о Викки и ее дьявольских творениях. – Пожалуй, никто не мог с ней сравниться. Она была далеко не первой по числу читателей, поскольку, в отличие от остальных, не прибегала к прямолинейным приемам. Но при соответствующем настрое никто не мог напугать вас так, как она.
– Где вы виделись с ней в последний раз? – спросила я.
– Несколько недель назад. На Всемирном конвенте ужасов. – (Мне было нетрудно представить себе, что это такое.) – Его проводят каждый год в Бентли. Викки появилась там неожиданно, ее не было в программе. В какой-то момент я случайно подняла взгляд и увидела ее. Я даже не знала, что она вернулась.
– Вам удалось с ней поговорить?
– О да, – вздохнула Юрински. – Мне она очень нравилась. Я спросила ее, как прошло путешествие. Викки ответила, что все хорошо, но она рада оказаться дома. Помню, я тогда подумала, что вид у нее не слишком радостный.
– А какой был у нее вид?
– Хотите правду? Ей было страшно. И еще она словно постарела за время своего отсутствия. – Юрински замолчала; я поняла, что она воспроизводит в уме ту сцену. – Я спросила, все ли у нее в порядке, она ответила: «Да, конечно» – и добавила, что рада снова меня видеть. Потом кто-то прервал нас, и я отошла.
– И все?
– И все. – Она плотно сжала губы. – Мне следовало быть внимательнее. Может, я смогла бы чем-то помочь.
Несколько мгновений мы стояли молча. Мысли ее, казалось, блуждали где-то далеко.
– Как вы думаете, почему она прилетела на Конвент? – наконец спросила я.
– Обычно она не пропускала Всемирного конвента ужасов. Ей нравилось проводить время среди поклонников. А может, ей хотелось с кем-то поговорить.
– С вами?
– Пожалуй, с кем угодно. Сейчас мне кажется, что она просто хотела побыть среди людей, среди тех, кто ее знал. Но я была слишком занята и не обратила внимания. – Она глубоко вздохнула. – Глупо вышло.
Разговор вогнал меня в полную депрессию, и я была рада закончить его. Алекс нашел и других людей, которые видели Викки и решили, что с ней не все в порядке. Но никто не пытался ничего у нее выяснить.
– Я еще раз поговорил с Кори, – сказал он.
– И?..
– После возвращения с Салуда Дальнего она купила новый электронный блокнот.
– А что случилось со старым?
– Очевидно, оставила там.
По пути домой я узнала, что Алекс выяснил, как зовут ее психиатра.
Глава 4
Доверяй своим инстинктам, Шил. В конце концов, это все, что у тебя есть.
Ночной скиталец
Печальная правда о человечестве состоит в том, что единственные, кого нельзя подкупить, – фанатики. Клемент Обермайер был отнюдь не фанатиком, а всего лишь психиатром, разрешившим стереть память Викки. А когда Алекс предложил пожертвовать немалую сумму фонду, в котором Обермайер имел долю, тот быстро нашел способ обойти этическую дилемму, связанную с необходимостью раскрытия врачебной тайны.
Алекс встретился с ним в «Коки-Плейс», кабаре в горах к северу от лечебницы Святого Фомы. Потом он пересказал мне свой разговор с психиатром.
Обермайер, видимо, считал, что Алекс надеется найти неизвестную рукопись. Если бы таковая существовала, она стоила бы немалых денег.
– С самого начала, – сказал Алекс, – мне было ясно: он рассчитывает поговорить со мной, получить деньги и ничего толком не сообщить.
– И что он тебе все-таки сказал?
– Кто-то поставил ей линейную блокировку.
– Что?
– Это процедура, которой подвергают психически больных или тех, у кого наблюдаются чрезмерные эмоциональные проблемы. Она позволяет врачам изолировать определенное воспоминание или набор воспоминаний, чтобы предотвратить связанные с ними поступки пациента и даже разговоры на эту тему.
– Зачем это может понадобиться?
– Например, чтобы устранить желание мести или предотвратить навязчивое преследование. Что-то в этом роде.
– Кто же проделал с ней это? И зачем?
– Обермайер понятия не имеет. В ее медицинских данных ничего нет.
– Значит, процедуру выполнили незаконно.
– Да.
– Можно примерно предположить, когда это произошло?
– Он абсолютно уверен, что в течение прошлого года.
– Ты хочешь сказать, что у нее были какие-то воспоминания, впоследствии заблокированные, и она даже не могла никому рассказать, что это было?
– В общем, да.
– Но воспоминания все равно остались?
– Да.
– Почему бы им – кем бы они ни были – просто не стереть ей память?
– Если сумеем их найти, спросим. Я предполагаю, что им не удалось бы скрыть полную очистку памяти. Несчастная даже не смогла бы найти дорогу домой.
– А этот психиатр не мог ей помочь, вместо того чтобы полностью стирать память?
– Он говорит, что пытался. Но судя по всему, линейную блокировку невозможно снять.
– Значит, он сделал ей полную очистку из-за того, что у нее была проблема с линейной блокировкой? Я правильно понимаю?
– Ей сделали мнемоническую экстракцию, потому что она об этом попросила.
– И он не мог отказать?
– Он сказал, что не видел иного выхода и должен был позволить ей это.
– Почему?
– По его словам, иначе она могла покончить с собой.
– По-твоему, это случилось на Салуде Дальнем?
– Думаю, в этом нет сомнений.
– Полагаешь, она наткнулась на настоящего оборотня? Что-нибудь в этом духе?
– Вероятно, она узнала нечто такое, о чем ей знать не следовало.
Два дня спустя Алекс попросил меня кое-что посмотреть.
– Это запись с Конвента ужасов «Ночные новости», – сказал он. – Он состоялся за несколько дней до отлета Викки на Салуд Дальний. Викки была среди гостей. Это одно из мероприятий, в которых она участвовала.
Появилась голограмма: четверо за столом, Викки с краю. Позади меня слышался шум зала. Сидевший рядом с Викки рыжеволосый мужчина поднял руку, и все замолчали.
– Меня зовут Сакс Черковский. К вашему сведению, мой последний роман называется «Ночь страха». Я – ведущий этой дискуссии и хотел бы представить всех ее участников. Разговор пойдет о том, как создавать настроение, иными словами, о том, как напугать читателя.
Мы промотали вперед большую часть комментариев, пока не подошла очередь Викки.
– Вовсе не обязательно нагнетать мрачную обстановку. – Она ослепительно улыбнулась, давая понять, что не воспринимает всерьез никаких мумий и вампиров. – Достаточно лишь намека, например внезапно становится слышен шум ветра. Действие может происходить в два часа дня в офисном здании, где работают тысячи людей. Но настоящий мастер своего дела заставит читателя подскакивать каждый раз, когда открывается дверь.
Участники дискуссии по очереди ответили на вопросы ведущего и публики. Викки даже не говорила – она играла. Она блистала. Публика ее обожала.
– Учтите, – говорила она, – вы не просто ведете повествование. Вы создаете атмосферу. Когда скрипят половицы, ваш читатель должен это слышать. Когда в камине падает полено, ваш читатель должен вздрогнуть. А если писать о том, что не связано с развитием сюжета, вставлять лишние эпитеты, не подталкивать действие, читатель вспомнит, что он сидит у себя дома, в уютном кресле, с книгой в руках. И тогда все, чего вы пытались добиться, пойдет прахом.
Так продолжалось минут двадцать. Викки полностью владела вниманием аудитории. Она принимала аплодисменты, обменивалась колкостями с другими гостями, шутила со зрителями и была звездой шоу. Потом Алекс воспроизвел для меня еще одну дискуссию, где Викки пыталась объяснить, почему людям нравится, когда их пугают. Здесь она говорила еще лучше.
– Дальше официальный прием для учителей, – сказал Алекс. – Ее пригласили выступить.
Появился длинный стол. Стоявший за кафедрой высокий поджарый мужчина представил Викки собравшимся. Пока он рассыпался в похвалах, она под аплодисменты заняла место рядом с ним. Поблагодарив всех пришедших, Викки объявила, что будет говорить о значении грамотности и о той важнейшей роли, которую играют учителя в просвещении всех нас, а затем начала свое выступление, звучавшее методично, по-деловому.
Она прекрасно справлялась со своей задачей, но от энергии и ослепительной улыбки не осталось и следа. Выслушав ее, все вежливо поаплодировали.
Перед нами была совсем другая женщина. Взгляд ее блуждал, голос не был лишен интонаций, но…
Алекс выключил звук.
– Это уже после того, как она вернулась, – сказала я.
Он посмотрел на середину комнаты, где продолжала воспроизводиться голограмма:
– Да. Через шесть дней после возвращения домой.
На любой планете есть внушающие страх места, где случились жуткие убийства – реальные или мифические, где, как говорят, правят бал духи, где слышен на ветру призрачный шепот. Конечно, по большей части такие места – лишь плод чьего-то буйного воображения. Иногда масла в огонь подливают дельцы, заинтересованные в привлечении туристов. Да, мадам, вон там, на холме, при полной луне до сих пор можно увидеть мертвую дочь Миллера. Обычно она появляется у большого дерева на восточной стороне холма, всегда одетая в белое.
Если заняться поиском таких мест, окажется, что большинство их расположено на Салуде Дальнем: населенные призраками здания и леса, река с лодочником-демоном, еще одна река, где обитает дух молодой женщины, утонувшей при попытке добраться до своего любимого, храм, где верховные жрецы якобы отрубали людям голову и где в определенное время года до сих пор можно услышать предсмертные крики. Был даже самолет-призрак. Больше всего мне понравилась заброшенная столетия назад лаборатория, – по словам местных, в ней когда-то создали машину времени. Давно умершие сотрудники лаборатории будто бы давали о себе знать, счастливо путешествуя среди эпох.
– Но почему? – спросила я Алекса. – Как вышло, что на одной-единственной планете собралось столько чуши? Неужели тамошние жители всерьез верят во все это?
После поминок Алекс пребывал в мрачном расположении духа. В обычных обстоятельствах он выдал бы подробный анализ, отнеся все это на счет беззвездного неба или романтических течений в литературе. Но прежнее настроение к нему так и не вернулось.
– Я там не был, – сказал он, – но сомневаюсь, что все эти истории как-то связаны с правдивостью местных жителей.
– Тогда что?
– Не знаю. Возможно, стоит спросить у социолога.
– У тебя есть теория?
Он кивнул:
– Есть предположение.
– Не поделишься?
– До революции, случившейся тридцать лет назад, Салуд Дальний шесть веков страдал под гнетом авторитарного правления. Вся планета. Только представь: спрятаться негде. Единственный выход – бежать с планеты, но, чтобы ее покинуть, требовалось правительственное разрешение. – Глаза его сузились. – Страшно подумать, как они тогда жили.
– Шесть веков? – переспросила я.
– Там правила одна семья – Кливы. Всем приходилось держать язык за зубами. И никто не знал, когда к нему придут головорезы бандара.
– Так называли правящих Кливов?
– Да.
– К чему ты клонишь?
– Может быть, ни к чему. Но я думаю, что, когда все совсем плохо и на планете в буквальном смысле орудуют чудовища, люди склонны порождать вымыслы, помогающие вынести тяготы жизни. Возможно, это способ бегства от действительности и вместе с тем – источник утешения: все знают, что вампиров не существует и что эти вампиры далеко не так ужасны, как то, что существует в реальности и о чем никто не осмеливается говорить.
Алекс выступил с речами в нескольких местах, пожертвовал набор мьянамарской посуды трехсотлетней давности Альтресканскому музею Столетия, перерезал ленточку во время открытия культурного центра на озере Барбар, посетил инаугурацию новоизбранного губернатора Западной Сиборнии. Но его не оставляла мысль о том, что случилось с Викки Грин.
К нему стали приходить новости и сводки текущих событий с Салуда Дальнего, из-за большого расстояния запаздывавшие дней на десять. Я спросила, что он ищет, и Алекс ответил: «Пойму, когда увижу».
Он часами сидел у себя в кабинете, просматривая всю входящую информацию. Джейкобу эту работу он доверить не мог, так как не сумел объяснить ее специфику. Выяснилось, что Викки участвовала в телешоу, организованном местным университетом, и дала интервью; Алекс смог получить запись этого шоу. Если я правильно помню, оно называлось «Имка с Йохансеном». Имка, насколько я поняла, – это напиток наподобие кофе.
Мы увидели Викки – свежую, бодрую, настоящую Викки: она объясняла, почему людям нравится, когда их пугают, и как здорово прятаться под кроватью, в то время как на улице бушует буря. «Сверкают молнии, из мрака выходят жуткие твари. Нет ничего лучше орошего, неподдельного страха. Он даже полезен для сердца». Это была та самая Викки, которую мы видели на Конвенте ужасов «Ночные новости».
Раз в неделю Алекс приглашал меня пообедать вместе с ним, а если было что отпраздновать – то и два раза. Алекс любил отпраздновать что-нибудь и редко упускал такую возможность. Обычно мы ходили в ресторан «Дебра Койлс». Окна его выходили на реку Мелони, в камине горел огонь, еда была превосходной, а цены – приемлемыми. Через три или четыре недели после поминок Алекс спустился по лестнице и буквально вытащил меня за дверь. Несколько минут спустя мы уже входили в «Дебра Койлс». День выдался унылым, холодным и дождливым. Небо нависло над рекой, здание порой сотрясалось от порывов ветра. Заказав салаты, мы принялись болтать о всякой всячине, хотя у Алекса явно было что-то на уме. Когда он наконец перешел к делу, я не слишком удивилась.
– Чейз, – сказал он, – я лечу на Салуд Дальний.
– Алекс, это безумие.
Впрочем, пожалуй, я все равно знала, что дело кончится этим. Алекс посмотрел на меня и рассмеялся:
– Мы оба знаем, почему она мне заплатила. Она просила меня выяснить, что с ней случилось. И что-то с этим сделать.
– Ты уверен, что действительно хочешь туда лететь? Путь неблизкий.
Алекс смотрел на сырость за окном.
– Я проглядел все, что мне удалось найти о Салуде Дальнем. Сведений о каких-либо происшествиях нет, тем более об убийствах. И все-таки, Чейз, там что-то случилось.
Нам принесли графин красного вина, наполнили два бокала. Я молчала, пока Алекс произносил невыразительный тост. Затем он поставил бокал, скрестил руки на столе и наклонился вперед:
– Это самое меньшее, что я могу сделать.
– Лететь далеко.
– Знаю. – Он виновато посмотрел на меня. Я достаточно хорошо его знала, чтобы понять: никакой вины он не испытывает, просто притворяется. Он щедро платил мне за готовность отбыть, как только протрубит сигнал. – Знаю, что я прошу слишком многого, Чейз. Тем более что я не предупредил тебя заранее. – Он поколебался. – Если не сможешь, я найму пилота.
– Нет, – ответила я. – Я полечу с тобой. Когда отправляемся?
– Как только соберем вещи.
Оставалось лишь решить вопрос с Беном.
– Нет, – сказал он. – Только не это. Не так скоро.
– Бен, дело срочное. И я не могу отпустить его одного.
– Ты каждый раз так говоришь, Чейз. И это тянется с давних пор. Думаю, пора все-таки решить, чего ты хочешь.
– Знаю.
– И что ты собираешься делать?
– Я не могу его бросить, когда он во мне нуждается.
– Знаешь, Чейз, если бы я всерьез верил, что это в последний раз, то сказал бы: прекрасно, лети, увидимся через… сколько там, три месяца? – Мы ехали в его машине по Ривер-роуд. На этот раз я сама пригласила Бена поужинать: до его дня рождения оставалось еще три дня, но к тому времени меня уже не должно было быть на планете. – Так что скажешь? В последний раз?
Я задумалась и все еще размышляла, когда Бен сказал: