Третья девушка Кристи Агата
— В том-то и соль. Слишком много разных систем. Но какая из них соответствует действительности? Но вернемся к этой девушке, к Норме. Она уезжает из дома и поселяется в Лондоне. В качестве третьей квартирантки, вместе с двумя другими девушками. Тут тоже складывается какая-то цепочка, а значит, и система. Девушки как будто ей совсем чужие. Но что я узнаю? Клодия Риис-Холленд — личная секретарша отца Нормы. Стало быть, еще одно звено. Что это — случайность? Или частица системы? Вторая, по вашим словам, знакома с молодым человеком, которого вы называете «Павлином» и в которого влюблена Норма. Снова звено. Вернее, звенья. А какую роль играет во всем этом этот ваш Павлин? Любит ли он Норму? Как будто да. Ее родителям это очень не нравится, что, впрочем, совершенно естественно.
— А странно, что Клодия Риис-Холленд оказалась секретаршей Рестарика, — задумчиво произнесла миссис Оливер. — Кстати, насколько я могу судить, она великолепно справляется со всем, за что бы ни взялась. Может быть, это она вытолкнула женщину из окна на седьмом этаже.
Пуаро медленно повернулся к ней всем телом.
— Что вы сказали? — спросил он напряженно. — Что вы сказали?
— Она жила в их доме… Я даже фамилии этой женщины не знаю, но она выпала из окна — или выбросилась. Из окна седьмого этажа. И разбилась насмерть.
— И вы мне ни слова не сказали? — сурово произнес Пуаро.
Миссис Оливер посмотрела на него с изумлением.
— Не понимаю, о чем вы?
— О чем я? О смерти, вот о чем! Я просил вас рассказывать мне обо всех известных вам смертях, хоть в какой-то мере имевших отношение к нашему делу, и вы сказали, что ни о каких смертях не знаете. Только о попытке отравления. А смерть есть. Смерть в.., как называются эти корпуса?
— Бородин-Меншенс.
— Да-да. А когда это случилось?
— Самоубийство? Или.., в общем, она выпала… По-моему.., да.., по-моему, за неделю до того, как я там побывала.
— Великолепно. А как вы об этом узнали?
— Мне сказал молочник.
— Молочник, bon Dieu![56]
— Ему просто с кем-то хотелось поговорить, — объяснила миссис Оливер. — Вообще-то ужасно, да? Вот так, среди бела дня… Нет, кажется, это произошло рано утром, очень рано.
— Как звали эту женщину?
— Понятия не имею. По-моему, он не называл ее имени.
— Молодая, пожилая, старая?
— Ну-у… — Миссис Оливер напрягла память. — Точно он ее возраста не упомянул. Около пятидесяти, вот что он, кажется, сказал.
— Так-так. Ее знали все три девушки или только одна из них?
— Понятия не имею! Об этом никто ничего не говорил.
— Такое событие, и вы молчали!
— Нет, право же, мосье Пуаро, я не вижу, какое это может иметь отношение к делу… Ну, наверное, может. Но никто ни разу ее не упоминал. Ни до, ни после.
— Но это же звено! Ведь Норма живет в этом доме. Итак, там кто-то кончает с собой (насколько я понял, так это выглядело со стороны). То есть какая-то женщина выбрасывается или ее выталкивают из окна седьмого этажа и разбивается насмерть. А дальше? Несколько дней спустя Норма, услышав, как вы случайно упомянули в разговоре мою фамилию, является ко мне и говорит, что она совершила убийство. Да, видимо, это оно и есть — искомое убийство.
Миссис Оливер хотела было сказать «вздор», но не решилась. Хотя и осталась при своем мнении.
— Вот тот факт, которого мне не хватало. И он свяжет все воедино! Да-да. Я пока еще не знаю, каким образом, но это так. Мне надо подумать. Мне необходимо подумать. Я должен вернуться домой и думать, думать, пока все звенья не образуют единого целого. Но это звено, несомненно, центральное, которое их все и соединяет. Да! Наконец-то! Наконец-то мне станет ясно, как следует действовать. — Он встал, добавил:
— Adieu, chere madame![57] — и ринулся вон из комнаты. Миссис Оливер дала волю своим чувствам.
— Вздор! — объявила она пустой комнате. — Полнейший вздор! Четыре таблетки аспирина разом — это ничего или все-таки многовато?
Глава 15
У локтя Эркюля Пуаро стояла чашка с ячменным отваром, который приготовил ему Джордж. Он прихлебывал отвар и размышлял. Размышлял он особым, присущим только ему способом: отбирая мысли, как отбирают кусочки затейливой головоломки. Мало-помалу они сложатся в нужном порядке, и картина станет ясной и законченной. Но пока надо было произвести предварительный отбор, отделить существенное от всего ненужного. Он сделал глоток, поставил чашку, положил ладони на ручки кресла и принялся мысленно перебирать пока что маловразумительные фрагменты своей загадочной картинки. Когда он определится с ними со всеми, то начнет их складывать. Кусочки неба, кусочки зеленого склона или кусочки с полосками, как шкура тигра…
Его ноги в лакированных туфлях тогда мучительно ныли. Пожалуй, следует начать с этого. Вот он идет по дороге, указанной ему его добрым другом миссис Оливер. Мачеха. Он увидел свою руку, открывающую калитку. Женщина обернулась, женщина, срезавшая засохшие веточки с кустов роз, обернулась и посмотрела на него. Что это ему дает? Абсолютно ничего. Золотистая головка, золотистая, как ржаное поле, с локонами и буклями, уложенными в прическу, несколько напоминающую прическу миссис Оливер. Он чуть улыбнулся. Но прическа Мэри Рестарик была куда аккуратней прически миссис Оливер даже в самые благостные минуты. Золотая рамка, оттеняющая лицо и, пожалуй, чуть для него великоватая. Он вспомнил слова сэра Родрика: она вынуждена носить парик — следствие тяжелой болезни. Печально для молодой женщины. Действительно, головка Мэри Рестарик выглядела — теперь он точно это вспомнил — несколько утяжеленной и слишком уж безупречно причесанной. Он поразмыслил над париком Мэри Рестарик (если это, конечно, был парик: неизвестно, насколько можно полагаться на слова сэра Родрика!). Взвесил, нет ли для парика каких-нибудь иных причин, которые могли бы оказаться очень значимыми. Перебрал в памяти их разговор. Было ли сказано что-нибудь, имеющее важность? И решил, что, по-видимому, нет. Он вспомню! комнату, в которую она его привела. Безликая комната в чужом доме. Два портрета на стене. Портрет женщины в серебристо-сером платье. Узкие плотно сжатые губы.
Каштановые волосы с проседью. Первая миссис Рестарик. Видимо, она была старше мужа. Его портрет на стене напротив. Очень недурственные портреты. Лансбергер был превосходным портретистом. Мысли Пуаро вернулись к мужскому портрету. В тот день он не разглядел его толком, но потом, в служебном кабинете Рестарика…
Эндрю Рестарик и Клодия Риис-Холленд. Что тут может крыться? Являются ли их отношения только служебными? Пожалуй, все-таки нет. Человек вернулся на родину после долгих лет отсутствия, человек без близких друзей и родственников, которого ставит в тупик и очень тревожит характер дочери, ее поведение. Вполне естественно, если он попросит свою новую секретаршу — чрезвычайно, кстати, толковую — помочь ему с квартирой для дочери в Лондоне. И она оказывает ему дружескую услугу, поскольку ей как раз тогда же понадобилась третья… Третья девушка… Это загадочное понятие из квартирных объявлений, которое ему растолковала миссис Оливер, постоянно приходило на ум, словно в нем таилось еще какое-то значение. Пока не уловимое, но очень важное…
Вошел Джордж, прикрыл за собой дверь и доложил:
— Барышня, сэр, которая была здесь на днях.
Пуаро даже вздрогнул: стоило ему о ней подумать, и, пожалуйста…
— Во время завтрака?
— Нет, сэр. Та, что приезжала за сэром Родриком.
— А-а! — Брови Пуаро поднялись. — Пригласите ее. Где вы ее оставили?
— Я проводил ее в комнату мисс Лемон, сэр.
— А! Так ведите ее сюда.
Соня не стала ждать, чтобы Джордж доложил о ней. Она вошла, опередив его, быстрой и даже воинственной походкой.
— Мне было трудно выбраться, но я приехала сказать вам, что я этих бумаг не брала. Не брала, понимаете?
— Разве кто-нибудь сказал, что это вы их взяли? — спросил Пуаро. — Садитесь, мадемуазель.
— Не хочу я садиться. У меня нет времени. Я просто приехала сказать вам, что это не правда. Я очень честная и делаю только то, что мне говорит сэр Родрик.
— Я понимаю. Я все понимаю. Вы утверждаете, что не выносили из дома сэра Родрика Хорсфилда никаких документов, писем или бумаг? И никому не передавали никаких сведений? Так?
— Да. И я приехала сказать вам это. Он мне верит. Он знает, что я никогда такого не сделаю.
— Прекрасно. Буду иметь это в виду.
— Вы думаете, что сумеете найти эти бумаги?
— Сейчас я занят другим расследованием, — ответил Пуаро. — Так что документам сэра Родрика придется подождать.
— Он тревожится. Очень тревожится. Есть кое-что, о чем сказать я ему не могу. А вам скажу: он все время что-то теряет. Он забывает куда что положил. Он все кладет в.., как это?., в странные, места. Нет, знаю! Вы подозреваете меня. Все подозревают меня, потому что я иностранка. Потому что я приехала из другой страны, и все думают.., они думают, что это я краду бумаги, которые пропадают у сэра Родрика, словно шпионка из ваших глупых английских книг. Но я не такая. У меня есть мозги.
— А-а! — произнес Пуаро. — Это всегда полезно знать. Вы хотите мне сказать что-то еще?
— Почему вы так думаете?
— Ну, мало ли…
— О каком другом расследовании вы говорили?
— Не смею вас задерживать. Вероятно, у вас сегодня выходной?
— Да. У меня сегодня выходной, и я могу делать что хочу. Могу поехать в Лондон. Могу пойти в Британский музей.
— А, да! И в музей Виктории и Альберта[58] тоже, не так ли?
— Да.
— И в Национальную картинную галерею[59]. А в хорошую погоду вы можете пойти в Кенсингтонский сад[60]. Или даже в сады Кью.
Она вся напряглась и бросила на него сердитый вопросительный взгляд.
— Почему вы говорите о садах Кью?
— Потому что там много редких и красивых цветов и не менее замечательных деревьев. О! Непременно побывайте в садах Кью. Плата за вход чисто символическая. Не то пенс», не то два. Так что практически задаром вы можете полюбоваться тропическими деревьями и посидеть на скамье с книгой. — Он мягко ей улыбнулся и не преминул заметить, что ее тревога явно возросла. — Но я злоупотребляю вашим вниманием, мадемуазель. Возможно, вы торопитесь навестить друзей в посольстве.
— Почему вы говорите это?
— Да просто так. Вы ведь иностранка, и вполне вероятно, что у вас есть друзья в вашем посольстве.
— Вам кто-то наговорил про меня! Кто-то пытался обвинить меня. Я же вам сказала, этот глупый старик все кладет не туда. И только! И он не знает никаких важных тайн! И у него нет никаких секретных бумаг и документов. И никогда не было.
— Ну, ну, вы говорите вовсе не то, что думаете. Просто всему свое время… Когда-то он был очень важным человеком и знал важные тайны.
— Вы хотите меня напугать.
— Нет-нет. Я не любитель мелодраматических эффектов.
— Миссис Рестарик. Это вам наговорила миссис Рестарик. Она меня не любит.
— Нет, мне она ничего не говорила.
— Я ее тоже не люблю. Таким женщинам я не доверяю. По-моему, у нее есть секреты.
— Неужели?
— Да, у нее есть секреты от мужа. Она ездит в Лондон и другие места и встречается там с другими мужчинами. Во всяком случае, с одним мужчиной.
— Неужели? — снова повторил Пуаро. — Это интересно. Вы думаете, она встречается с каким-то мужчиной?
— Да, думаю. Она все время ездит в Лондон и очень часто не говорит об этом мужу. Или говорит, что едет за покупками. Он все время проводит у себя в конторе и ему невозможно знать, почему его жена так часто ездит в Лондон. А она больше бывает в Лондоне, чем дома. А еще притворяется, будто любит работать в саду.
— Но с кем она встречается, вы не знаете?
— Откуда я могу знать? Я за ней не слежу. Мистер Рестарик доверчивый человек. Он верит тому, что она ему говорит. Может быть, он все время думает о делах. И еще он беспокоится из-за дочери.
— Да, — сказал Пуаро, — он беспокоится из-за дочери. А что вам о ней известно? Вы ее хорошо знаете?
— Нет. Совсем не хорошо. Если вы спросите, что я про нее думаю, я вам скажу: я думаю, что она сумасшедшая.
— Вы считаете ее сумасшедшей? Почему?
— Иногда она говорит странные вещи. Видит предметы, которых нет.
— Предметы, которых нет?
— И людей тоже. Иногда она бывает очень взволнованная, а иногда ходит словно во сне. Что-нибудь ей говоришь, а она не слышит. Не отвечает. По-моему, есть люди, которым она желает смерти.
— Вы имеете в виду миссис Рестарик?
— И еще своему отцу. Она смотрит на него так, словно его ненавидит.
— Потому что они не хотят, чтобы она вышла замуж за своего молодого человека?
— Да. Не хотят. И конечно, они правы, но она очень сердится. Как-нибудь, — добавила Соня, весело кивая, — она убьет себя. Я надеюсь, так не будет, но с теми, кто влюблен, так бывает. — Она пожала плечами. — Ну, я пойду.
— Только прежде скажите мне, носит ли миссис Рестарик парик?
— Парик? Откуда я могу знать? — Она задумалась. — Да, вполне возможно. Очень удобно, когда путешествуешь. И модно. Я сама иногда ношу парик. Зеленый! Прежде носила. Я пойду, — повторила она и вышла.
Глава 16
— Сегодня у меня страшно много дел, — объявил Эркюль Пуаро, когда на следующее утро, позавтракав, он вошел в комнату мисс Лемон, — Встречи, встречи, встречи. Вы все сделали, что я просил? Навели справки, договорились о встречах?
— Разумеется, — сказала мисс Лемон. — Все здесь, — добавила она, вручая ему небольшую папку.
Пуаро быстро просмотрел содержимое и кивнул.
— Я знаю, что всегда могу на вас положиться, мисс Лемон, — сказал он. — C'est fantastique![61]
— Ну что вы, мосье Пуаро. Не вижу тут никакой фантастики. Вы дали мне указания — я их выполнила. Только и всего.
— Нет, не только! — возразил Пуаро. — Разве я не даю указаний газовщику, монтеру, столяру? И разве они выполняют мои указания? Очень, очень редко. — Он вышел в переднюю. — Дайте мне другое пальто, Джордж. Опять похолодало. — Он сунул голову в комнатку секретарши. — Кстати, что вы думаете о девушке, которая вчера приходила?
Руки мисс Лемон замерли над пишущей машинкой.
— Иностранка, — только и сказала она.
— Да-да.
— Несомненно иностранка.
— И это все, что вы о ней подумали?
— У меня не было возможности оценить ее способности, — помешкав, ответила мисс Лемон и тут же добавила:
— Ее как будто что-то тревожило.
— Да. Видите ли, ее подозревают в хищении документов.
— О-о! — сказала мисс Лемон. — И важных документов?
— Да, скорее всего. Но, возможно, они никуда и не исчезали. Возможно, их просто куда-то засунули.
— Ну что же, — сказала мисс Лемон, одаряя Пуаро весьма красноречивым взглядом, было очевидно, что ей не терпелось поскорее от него избавиться и с надлежащим рвением приняться за работу, — могу добавить лишь одно: когда кого-то нанимаешь, надо быть крайне осмотрительным и помнить, что самое надежное — это английское.
Выйдя из дому, Пуаро взял такси и отправился в Бородин-Меншенс. Свернув во двор, он огляделся. В одном из подъездов стоял швейцар в форме и насвистывал тоскливый мотивчик. При приближении Пуаро он сказал:
— Слушаю вас, сэр?
— Тут вот какое дело, — начал Пуаро, — не могли бы вы рассказать мне о недавно здесь случившемся трагичном происшествии.
— Трагичное происшествие? — повторил швейцар. — В первый раз слышу.
— Какая-то дама выбросилась.., или, скажем, выпала, из окна и разбилась насмерть.
— А, это! Я-то тут первую неделю, понимаете? Ну и не знаю ничего. Э-эй, Джо!
К ним через двор направился швейцар из подъезда напротив.
— Ты ведь знаешь про даму, которая упала с седьмого этажа? С месяц назад это было.
— Да нет, поменьше, — ответил Джо, пожилой, медлительный человек. — Жуткое дело.
— Она погибла сразу?
— Да.
— А как ее звали? Видите ли.., возможно, это была моя родственница, — сказал Пуаро, умевший, когда ему это было нужно, и приврать.
— Вот оно что, сэр! Очень вам сочувствую. Миссис Шарпантье ее звали.
— И долго она жила в этой квартире?
— Дайте-ка сообразить. Да с год, пожалуй, а то и полтора. Да нет, вроде бы все два. Квартира семьдесят шесть, седьмой этаж.
— Самый верхний?
— Да, сэр.
Пуаро не стал спрашивать относительно внешности и возраста — как родственник он должен был это знать и сам. Поэтому он спросил совсем о другом:
— Было много разговоров? В каком часу это случилось?
— В пять-шесть утра вроде бы. А до этого совсем ничего — ни криков, ни шума. Бац — и упала. И представьте, сразу толпа собралась. В такую-то рань! Все к воротам так и прилипли. Одно слово — люди.
— Ну и полиция, конечно?
— Ага. Полиция быстро явилась. И врач, и машина «скорой помощи». Все чин по чину, — важно произнес швейцар таким тоном, будто на его глазах по меньшей мере дважды в месяц жильцы выбрасываются из окон седьмого этажа.
— И конечно, собрались жильцы?
— Ну, из квартир-то мало кто спустился: на улицах ведь шум, полно машин, трудно что-то услышать… Говорили, будто, падая, она вроде бы кричала, но все равно почти никто этого не слышал. А вот прохожие — те прямо на ворота залезли. Ну и жильцы, когда увидели, как они во двор заглядывают, тут же прибежали поглазеть. Сами знаете, как все охочи до такого!
Пуаро с готовностью ему поддакнул.
— Она жила одна? — спросил он, почти утвердительным тоном.
— Одна.
— Но, полагаю, с кем-нибудь в доме она общалась? Джо пожал плечами и покачал головой.
— Кто ее знает! Не могу сказать. Я ее с другими жильцами ни разу не видел. Порой она заходила к нам в ресторан пообедать, да только с посторонними. Нет, не скажу, чтобы она тут с кем водила знакомство. А лучше бы вы, — продолжал Джо, теряя терпение, — пошли поговорили с мистером Макфарлейном, с управляющим, если хотите про нее побольше узнать.
— А! Благодарю вас. Именно это я и собирался сделать.
— Контора вон в том корпусе. На первом этаже. На двери табличка.
Пуаро последовал в контору. Из папки, приготовленной мисс Лемон, он извлек конверт с надписью «мистер Макфарлейн». Адресат оказался представительным, с проницательным взглядом мужчиной лет сорока пяти. Пуаро вручил ему конверт.
— А, да, — сказал он, прочитав вложенное внутрь послание. — Понятно, понятно. — Положив письмо перед собой на стол, он вопросительно посмотрел на Пуаро. — Владельцы дома поручили мне оказать вам всяческое посильное содействие, в связи с печальной кончиной миссис Луизы Шарпантье. Так что бы вы хотели узнать конкретно, мосье… — он снова заглянул в письмо, — …мосье Пуаро?
— Разумеется, все это строго между нами, — сказал Пуаро — Ее родственники получили извещение от полиции и от нотариуса, но, поскольку я ехал в Англию, они попросили меня выяснить все подробности. Вы понимаете, официальные извещения — не лучший утешитель в таком горе, — О да, конечно. Разумеется, я понимаю.., я к вашим услугам.
— Сколько времени она здесь жила и как сюда попала?
— Жила она здесь.., если надо, я могу точно проверить, около двух лет. У нас освобождалась квартира. Съезжала миссис Уайлдер. Очень приятная женщина… Работала на Би-би-си, но решила вернуться в Канаду. По-моему, они были знакомы с миссис Шарпантье. Нет, подругами они не были. Миссис Уайлдер сказала ей, что уезжает. А той понравилась ее квартира.
— Она была примерной квартиранткой? Мистер Макфарлейн ответил после чуть заметного колебания:
— В общем, да.
— Мне вы можете сказать все, — заверил его Эркюль Пуаро. — Веселые вечеринки, э? Чересчур.., скажем.., шумные?
Мистер Макфарлейн позволил себе немножко пооткровенничать:
— Да, иногда бывали жалобы. Но обычно от пожилых людей.
Эркюль Пуаро многозначительно молчал.
— Она любила выпить, да, сэр.., и компанию подбирала себе соответствующую. Иногда у меня возникали из-за этого некоторые неприятности.
— И любила общество мужчин?
— Ну, этого мне все-таки говорить не хотелось бы!
— Да-да. Но тем не менее…
— Разумеется, она была уже не так молода…
— Внешность нередко обманчива. Сколько, по-вашему, ей было лет?
— Трудно сказать. Сорок.., сорок пять. И со здоровьем у нее были.., некоторые проблемы, — добавил он.
— Надо думать.
— Она много пила, это очевидно. Ну и как результат — угнетенное состояние. Боялась за себя. Насколько мне известно, частенько бывала у врачей, но совершенно им не доверяла. Дамы.., они часто.., особенно в этом возрасте… Она думала, что у нее рак. Просто не сомневалась. Доктор всячески ее успокаивал. Но она не слушала. На дознании он показал, что ничего серьезного у нее не было. Что ж, каждый день слышишь о чем-то подобном. Ну и довела себя…
Он умудренно кивнул.
— Да, печально, — сказал Пуаро. — У нее не было друзей среди соседей?
— Насколько я знаю, нет. Видите ли, здесь живут главным образом люди занятые, у них дела, служба и — как бы это выразиться? — ну не в обычае у них приятельствовать.
— Собственно, я подумал о мисс Клодии Риис-Холленд. Они не были знакомы?
— Мисс Риис-Холленд? Не думаю. То есть они, наверное, знали друг друга в лицо, обменивались фразой-другой, если случалось вместе оказаться в лифте. Но не более того. Видите ли, они принадлежали к разным поколениям. И. — Мистер Макфарлейн замялся.
«Почему бы это?» — подумал Пуаро и сказал:
— Одна из девушек, квартирующих с мисс Холленд, была знакома с миссис Шарпантье, если не ошибаюсь. Мисс Норма Рестарик.
— Да? Чего не знаю, того не знаю. Она ведь поселилась тут совсем недавно. Я и видел-то ее мельком. Девушка с испуганными глазами. Только со школьной скамьи — такое, во всяком случае, у меня сложилось впечатление. — Он помолчал. — Могу ли я еще чем-нибудь помочь вам, сэр?
— Нет, благодарю вас. Вы были очень любезны. Вот только… Нельзя ли мне посмотреть квартиру? Чтобы у меня потом была возможность сказать… — Пуаро сделал выразительную паузу, не уточняя, что именно он намеревался сказать, и кому.
— Дайте сообразить. Теперь там живет мистер Трейверс. Он обычно целый день в Сити. Да, сэр, если хотите, то милости прошу.
Они поднялись на седьмой этаж. Когда мистер Макфарлейн ткнул ключом в замочную скважину, одна из цифр на двери сорвалась и чуть было не оцарапала лакированную туфлю Пуаро. Он ловко отскочил, а потом нагнулся и старательно поставил ее на место, нажав на шпенек.
— Едва держится, — сказал он.
— Простите, сэр. Обязательно этим займусь. Цифры на дверях то и дело срываются. Прошу пройти.
Пуаро вошел в гостиную. Она выглядела совершенно безликой. Обои под дерево. Мебель — удобная, но стандартная. Только телевизор и книги могли что-то сказать о хозяине.
— Видите, все квартиры укомплектованы мебелью, — объяснил Макфарлейн. — Жильцы могут вообще ничего не привозить. Ведь в основном у нас селятся временно.
— Отделка во всех квартирах одинаковая?
— Не совсем. Вообще-то все предпочитают обои под дерево — прекрасный фон для картин. Но можно сделать и вставки. Их жильцы выбирают по своему вкусу. Десять вариантов, — добавил мистер Макфарлейн с гордостью. — Скажем, японский сюжет — очень эффектный. Или английский сад. Есть очень красивый вариант с птицами или «Арлекин» — для любителей абстрактных сюжетов: линии и кубы яркой контрастирующей расцветки. Все композиции сделаны прекрасными художниками. А вот мебель везде одинаковая. Двух цветов. Конечно, жильцы могут добавить что-нибудь свое. Но обычно они избегают лишних хлопот.
— Видимо, ваши клиенты не очень нуждаются в домашнем уюте, — заметил Пуаро.
— Да, у нас тут все больше перелетные птицы или очень занятые люди, которым нужен комфорт, современные удобства, хорошее освещение, а отделка их почти не интересует. Попадаются, конечно, исключения: любители типа «сделай сам», что нас не очень-то устраивает. Мы даже внесли в контракт пункт, обязывающий их, когда они съезжают, возвратить квартире первоначальный вид — или оплатить ремонтные работы.
Они сильно отклонились от интересующей Пуаро темы, и он решил ненавязчиво к ней вернуться. Он подошел к стеклянной двери.
— Отсюда?.. — произнес он со сдержанной скорбью.
— Да. Эта дверь ведет на балкон.
Пуаро посмотрел вниз.
— Семь этажей, — заметил он. — Высоко, очень высоко.
— Да, смерть, к счастью, была мгновенной. Конечно, это мог быть и несчастный случай. Пуаро покачал головой.
— Вряд ли вы действительно так думаете, мистер Макфарлейн. Нет, это была не случайность.
— Ну, человеку всегда свойственно искать менее тягостные причины. Боюсь, она не была счастлива.
— Еще раз хочу поблагодарить вас, — сказал Пуаро, — за вашу любезность. Теперь я смогу рассказать, как все было ее родственникам во Франции.
На самом же деле картина того, что произошло, была куда менее ясной, чем ему хотелось бы. Ни единого подтверждения тому, что в смерти Луизы Шарпантье таится очень важный ключ. А он так на это надеялся… Пуаро задумчиво повторил ее имя. Луиза. Почему это имя вызывает в его памяти какой-то смутный отклик? Он покачал головой и, еще раз рассыпавшись в благодарностях, вышел.
Глава 17
Старший инспектор Нил принял Пуаро весьма официально и строго. Он вежливо поздоровался и предложил ему сесть. Но едва молодой человек, проводивший Пуаро к своему начальнику, скрылся за дверью, как инспектор преобразился.
— И что же вы теперь раскапываете, старый черт? — спросил он.
— Полагаю, — ответил Пуаро, — вам уже известно.
— Ну, да! Кое-где поворошил. Но не думаю, что в этой норке вам что-нибудь обломится.
— Но почему «в норке»?
— А потому, что вы словно кот-охотник, он сидит у норки и ждет, когда мышка прошмыгнет наружу. Так вот, по моему мнению, в этой норке мышки нет. Учтите, я не говорю, что вам не удастся раскопать какие-нибудь сомнительные сделки. Вы же знаете, какой народ финансисты. Всякие там фокусы с правами на разработку недр, с концессиями, с нефтью — это я вполне допускаю. Но учтите: у «Джошуа Рестарик лимитед» солидная репутация. Семейная фирма. Во всяком случае, до недавнего времени, — теперь-то все в прошлом. У Саймона Рестарика детей не было, а у Эндрю Рестарика только эта дочка. Еще имелась престарелая тетушка по материнской линии. Дочка эта, когда кончила школу, жила у нее — ее мать умерла. Тетушка скончалась от инсульта год назад. Мне кажется, она была немного не в себе. Принадлежала к каким-то религиозным обществам — со странным душком. Но все вполне безобидно. Саймон Рестарик был типичным преуспевающим дельцом. Жена — очень светская дама. В брак они вступили уже немолодыми.
— А Эндрю?
— Эндрю, похоже был одержим тягой к странствованиям. Ничего компрометирующего нам не известно. Нигде подолгу не задерживался. Побывал в Южной Африке, Кении и много где еще. Брат не раз просил его вернуться, но тот и слушать ничего не желал. Жизнь в Лондоне его не устраивала, дела семейной фирмы не интересовали, хотя рестариковским фамильным талантом — делать деньги — он обладал в полной мере. Главным образом на залежах полезных ископаемых. Никакой романтики: ни охоты на слонов, ни археологии, ни поисков редких растений. Исключительно деловые начинания, и всегда успешные.
— Так что в некотором роде он тоже финансист?
— Да, пожалуй, определение точное. Не знаю, что заставило его вернуться в Англию после смерти брата. Возможно, новая жена — он ведь женился вторично. Красивая женщина, много его моложе. В настоящее время они живут у дяди, у сэра Родрика Хорсфилда, чья сестра была замужем за отцом Эндрю Рестарика. Но, полагаю, это временно. Ну что? Есть тут что-нибудь новое для вас? Или вы все это уже знали?