Дальний поход Прозоров Александр
Ближе к вечеру прибыло войско Намбы. И радостные крики «зверьков», встречающих своих близких, разнеслись по всем окрестностям и не смолкали около получаса. А когда они наконец стихли, рядом со мной появилось ещё пятеро пленников с такими же дубовыми колодками, что и на мне.
Я всмотрелся в их избитые, покрытые смесью пота, грязи и крови лица. Оказалось, что это солдаты из разгромленного линейного батальона КМО, который прикрывал Каширу. А одного я даже узнал, майора Красина, того самого московского офицера, который контролировал переход моего отряда на территорию дикарей. Красин был сильно истомлён, на ногах стоять не мог и упал в пыль. Он лежал на земле и пустыми невидящими глазами смотрел в синее небо. Так, ни слова не говоря, пытаясь прийти в себя, он пролежал около получаса. Когда же майор оклемался и начал оглядываться, я окликнул его:
– Майор, вы слышите меня?
Красин привстал, сел, всмотрелся в меня, нахмурился и безразлично мотнул головой:
– А-а-а! И ты здесь, Мечников… Говорил я тебе, на другом участке надо было переход совершать. Не послушал, теперь на привязи сидишь…
– Да, – согласился я и спросил: – Как у вас и солдат состояние? Если представится возможность бежать, передвигаться сможете?
– Видать, ты не в себе, капитан. Какой побег? Вокруг нас «зверьков» – как блох на паршивой собаке, да и физически мы измученны. Так что сейчас меня любой местный ребёнок прибьёт, и я ему никакого сопротивления оказать не смогу.
– И всё же, если нам окажут помощь извне, бежать сможете?
– Попробуем. Нас били сильно, но не калечили, а кто совсем слабый был, тот по дороге помер. Остались только самые крепкие парни, так что попробуем ещё подёргаться. А что, твой отряд уцелел и ты надеешься на помощь?
– Есть такое дело, надеюсь.
– Ну и зря, – обречённо махнул расцарапанной рукой Красин. – Надежды нет.
– Майор, а как вас угораздило в плен попасть?
– Полковник, тварь! Бросил нас и без предупреждения к Каширской ГРЭС отступил, а мы в доте остались и до последнего патрона бились. Что дальше было, и так ясно: окружили нас, укрытие хворостом обложили и подожгли. В общем, выкурили как крыс, и теперь мы здесь.
О многом ещё хотелось расспросить майора, но за нами пришли. Дикари, совсем молоденькие парни, лет по четырнадцать, отвязали нас от столбов и поволокли на поле за стойбищем. И в этот момент я снова почувствовал присутствие Лихого. Разумный пёс был спокоен, это его состояние передалось мне, и, резко обернувшись, я увидел в зелени кустарника, плотной стеной обступавшего село, в котором сейчас находилась стоянка дикарей, всего на секунду промелькнувшие белое пятнышко.
Нас, то есть пленников, предназначенных для захоронения в могилы самых знатных местных воинов и героев, поставили чуть в стороне от скопившихся на поле дикарей, неподалёку от высокого холма, на котором расположился сам военный вождь Намба. Вождя особо было не разглядеть, хотя мы от него всего метрах в семидесяти. Видно, что это совершенно голый, намазанный синей краской мощный мужчина, лицо его скрыто за продолговатой расписной ритуальной маской. Он сидит на куче из трофеев, преимущественно это одежда, оружие и продовольственные пайки, а у его ног копошится около десятка обнажённых женщин самых разных возрастов. Покой вождя и всех людей племени охраняют более полусотни самых сильных воинов и множество собак, расположившихся цепями вокруг холма.
Я переключил внимание на поле и сразу же столкнулся с пронзительным и недобрым взглядом шамана Коси, который стоял возле большого железного котла и черпаком разливал из него непонятное кипящее варево в кружки и ёмкости, с которыми к нему подходили «зверьки» из стойбища и воины Намбы. Видимо, это пойло, только что сваренное им, было среди дикарей чрезвычайно популярно. К шаману выстроилась очередь не менее чем в сотню голов.
Раздача пойла продолжалась минут двадцать, мы застали окончание этого процесса. Когда все члены племени и воины получили свою пайку, началось основное действие. Ударили барабаны, и их звуки накрыли всё пространство вокруг нас. Подчиняясь барабанам и их рваному ритму, дикари стали притопывать ногами и дружно бить в ладоши. Как по команде на поле вышли мои бывшие сокамерники, пленные сельские жители, которые несли закутанные в шкуры диких зверей тела убитых в бою знатных воинов. Толпа расступилась, и позади неё мы увидели десять глубоких могил, если судить по свежей чёрной земле, вырытых совсем недавно.
Испуганные и психологически подавленные пленники поднесли трупы к ямам и на заранее приготовленных верёвках опустили их в ямы. После этого к могилам подошли женщины, которые начали бросать на тела покойных их имущество – какие-то горшки, одежду и домашнюю утварь. Их сменили воины, они стали кидать вниз оружие: луки, стрелы, ножи и даже пару огнестрельных стволов. Воины отошли, и теперь к каждому из пленных селян, всё так же покорно стоящих рядом и ожидающих своей участи, подскочили дюжие дикари, которые завернули им за спину руки и сноровисто связали.
После этого барабаны смолкли и дикари заткнулись, а приговорённых к смерти людей растянули на земле, и появились помощники шамана Коси, тоже воины, но посвящённые в таинства колдовских ритуалов. На оголённых крепких плечах они несли тяжёлые камни и, подойдя вплотную к жертвам, стали бросать их на беззащитные тела. Удар! Камень бьёт пленника по ногам, и мне кажется, что в густой тишине, на время воцарившейся на поляне, я слышу хруст костей. Человек кричит, и ему вторят крики его товарищей по несчастью. Окровавленные угловатые камни вновь поднимают. Снова бросок. Удары и ещё более громкие крики, и так до тех пор, пока не умирает последняя жертва.
Изломанные тела зверски замученных людей вложили в большие кожаные мешки и скинули под ноги мёртвых воинов. Потом подошла команда копателей из местных подростков, которые руками, не пользуясь лопатами, подобно зверям, загребая ладонями под себя землю, зарыли могилы.
Снова подали свой гулкий зов барабаны, и начались танцы. Дикари пляшут прямо на могилах, заравнивают их, и так будет продолжаться до тех пор, пока не останется никаких следов. Ну а после того, как барабаны снова смолкнут, придёт наш черёд. Мне, Красину и солдатам придётся взвалить на свои плечи покойных местных героев и потянуть их к другим могилам, которые, несмотря на вечерний сумрак, ясно видны чуть в стороне от танцующих дикарей. До этого момента остаётся всего ничего, минут пять, не более. Я не чувствую Лихого, наверное, он слишком далеко от меня, ведь рядом так много боевых псов, которые могут почуять чужака. От этого я нервничаю, да и вся царящая на поле обстановка совсем не располагает к веселью, по крайней мере, нам, пленникам, приговорённым к мучительной смерти, не до земных радостей.
– Где же твои люди, капитан? – вторя моим мыслям, пробурчал стоящий со мной плечом к плечу Красин.
– Не знаю, но надеюсь, что они успеют вовремя. В любом случае гнить в мешке под ногами какого-то ублюдка рода человеческого я не хочу. Буду драться.
– Это по-любому.
Красин замолчал, смолкли и барабаны. Находящаяся под воздействием наркоты толпа остановила свой танец. Дикари отхлынули от центра поля, а воины и боевые псы, призванные охранять спокойствие своих сородичей по племени, стали более внимательно оглядывать тёмный лес.
Ярче запылали костры, сумерки сменились ночной темнотой, и к нам подошли шаман и его подручные. С нас сняли колодки, и шаман кивнул на трупы в шкурах:
– Берите и несите на поле.
Мы с Красиным переглянулись и первыми направились к мертвецам. Солдаты последовали за нами. С трудом мы взвалили покойных дикарей на плечи и потянули к ямам, до которых было не более ста метров. Вокруг нас воины с копьями и дубинами контролируют каждое наше движение, так что не рыпнешься. Не спеша, все вместе, держась кучкой, мы дошли до ям, остановились напротив, и, решив, что дальше тянуть нельзя, я сбросил труп Кусаки в могилу и выкрикнул:
– Мочи дикарей!
Резкий поворот. Тело подчиняется мне, хотя и с трудом. Передо мной «зверёк», который ещё не осознал, что церемония пошла не так, как должна, и на какой-то миг растерялся. Большой шаг вперёд, и резкий хук правой рукой. Враг падает, роняет копьё, и я перехватываю древко. Вокруг уже идёт схватка. Московские солдаты и майор желают забрать с собой на тот свет хотя бы по одному врагу и сейчас выкладываются на полную катушку, через «не могу», через боль, отчаяние и упадок сил, они бьют охранников и пытаются захватить их примитивное оружие.
Следующая моя цель – низкорослый косоглазый недоросток. Он сам прыгает мне навстречу, ловко перевернувшись в воздухе, падает наземь и бьёт меня по ноге толстой палкой. Удар его силён, но ему не хватило массы тела, чтобы свалить меня, и, направив остриё копья вниз, остатками сил, помноженных на ненависть и злость, я вонзаю его в живот противника, наваливаюсь на древко и с хрустом проворачиваю.
И снова вокруг враги и опомниться некогда. На меня наваливаются сразу двое, которые колотят меня дубинами по спине. Один из ударов приходится по ещё не зажившей ране. На мгновение от сильнейшей боли в глазах только серая пелена и полная потеря зрения. Инициатива упущена, и меня добивают. Дикари бьют без остановок, я отмахиваюсь от них копьём, но всё же валюсь сначала на колени, а затем, поджав под себя ноги и закрыв руками голову, сжимаюсь в позе эмбриона.
Мне кажется, что всё напрасно. Не получилось у меня умереть в бою. Жаль. Однако неожиданно до нас с Красиным, которого тоже свалили, доносятся звуки одиночных выстрелов, а нависшие над нашими многострадальными телами дикари, вскинув руки, с предсмертными хрипами падают наземь.
– Мои парни пришли, – еле слышно шепчу я майору и пытаюсь улыбнуться.
Красин меня расслышал, лицо его искривилось гримасой, наверное, он тоже старается улыбнуться и, становясь на колени, указывает пальцем на холм позади нас. Не с первого раза у меня получается встать, но всё же я поднялся, первым делом взял копьё убитого дикаря, опёрся на него и только тогда уже посмотрел на место, указанное майором.
Ослепительные в ночи яркие огненные вспышки, разрывы гранат из подствольников накрыли толпу неоварваров, и результат превзошёл все ожидания. Подогретая наркотиками толпа дикарей после взрывов просто обезумела, запаниковала и побежала в сторону своего стойбища. Бежали «зверьки» кратчайшим путём, то есть через холм, который причёсывали сразу три пулемёта и не менее двадцати автоматов. И это стадо, а иначе его никак не назовешь, которому во взрывах померещилось что-то жутко страшное, снесло своего вождя, его жён и большую часть охраны. Собаки, ошалевшие от такого поведения своих хозяев, носились вокруг и порой даже кусали их.
Весь холм сейчас представлял собой самый настоящий муравейник, где мураши – это «зверьки», которые лезут по головам своих сородичей и пытаются спрятаться от губительного, смертельного огня. Они не видят ничего перед собой, сметают и затаптывают всё подряд, стремясь как можно скорее покинуть место так и не доведённого до кульминационного момента праздника. Несколько человек при этом, кажется шаман Кося и пара авторитетных воинов, которые следили за порядком и были трезвы, попытались остановить своих собратьев. Однако новые взрывы гранат и пулемётные очереди подстегнули дикарей, добавив ужаса и паники в их поведение, и обезумевшая толпа ещё стремительней кинулась прочь.
– Ты смотри-ка, как их на измену высадило, – произнёс Красин, который встал рядом со мной, подобрал дубину и добавил: – Да, с наркотой надо быть осторожней, а за безопасностью проведения праздничных мероприятий следить необходимо лучше. Как ты думаешь, капитан, я прав?
– Прав, но готовься к бою, майор.
Я заметил, как, отделившись от толпы дикарей, к нам устремился шаман и несколько воинов из его приближённых. Рядом с нами встали два уцелевших солдата, и мы приготовились к новой схватке. Однако от леса нас поддержали две снайперские винтовки. Один из сохранивших рассудок «зверьков» споткнулся на ровном месте и упал как подкошенный, а другие, не обращая внимания на истеричные выкрики шамана, резко отвернули в сторону и, петляя, словно зайцы, помчались к противоположной окраине поляны. Шаману, этой хитрой морде, ничего иного не оставалось, как последовать за ними.
Поддерживая друг друга, солдаты, Красин и я направились к холму, на вершине которого появились бьющие короткими очередями вслед дикарям воины моего отряда. Сотню метров, отделяющих нас от холма, мы преодолели с трудом, и к нам навстречу выбежал Лихой, мягко сбивший меня на траву и бросившийся ко мне на грудь. Майор и солдаты от такой неожиданности чуть было не стали отбиваться от него копьями, видать, приняли разум ного пса за боевого зверя дикарей. Но вслед за Лихим появились Крепыш, Серый и Игнач, остановившие их порыв и разъяснившие, что не все собаки враги.
Облизав моё лицо, пёс отошёл в сторону, а я снова встал и обнялся с друзьями, которых уже и не чаял увидеть. Однако радоваться было особо некогда, и, как сказал кто-то из древних, надо было ковать железо, пока оно горячо. В нашем случае необходимо было воспользоваться благоприятным моментом и изничтожить как можно больше вражеских воинов, которые могли броситься по нашим следам. Кроме того, следовало забрать мои вещи и документы, а заодно прибрать к рукам дневники профессора Шульгина, про которые я, несмотря ни на что, всё же не забыл.
Единственная проблема – маловато нас. Отряд так и не собрался в полном составе, часть групп ушла на Калугу самостоятельно, да ещё какое-то число бойцов было оставлено с ранеными. В общем, расклад не самый лучший, но до той поры, пока дикарей отпустит наркотическое опьянение, у нас имеется пара часов, и полсотни стволов моего отряда должны распорядиться этим временем с пользой для дела.
Воины получили цели, и началась работа. А мы с Красиным, солдаты и пара легкораненых парней из группы Серого остались на холме и стали перевязывать друг друга, а после, вскрыв несколько сухпайков, которые валялись подле раскрашенного в синий цвет насмерть затоптанного толпой вождя Намбы, попытались поесть.
– Майор, – позвал я Красина, который из-под тела военного вождя вытаскивал АКС.
– Что? – отозвался он.
– Ты с нами?
– А вы куда идёте?
– На Калугу.
Красин задумался, почесал большую шишку на затылке и согласно кивнул:
– До Калуги можно. Согласен. Только уговор: местным вольняшкам скажешь, что мы из твоего отряда, а то не любят нас в тех краях.
– Договорились.
Из стойбища, куда ушли мои воины, доносились выстрелы, громкий предсмертный вой собак и крики людей, а если привстать, то можно было заметить, что многие шатры и вигвамы горят. Кто из дикарей доживёт до завтрашнего утра, тот эту ночь надолго запомнит.
Глава 13
Калужская область. Новград-на-Оке.
4.06.2065
После моего счастливого спасения из плена и разгрома стойбища дикарей отряд прямиком направился в сторону Калужской области. Шли мы не быстро, так как среди нас было около десятка раненых и ослабевших. Имелась опасность, что нас будут преследовать «зверьки» из других поселений, которые пожелали бы принести нас в жертву или совершить над нами какое-нибудь иное непотребство. Однако всё обошлось. Никто по нашим следам не шёл, а пара мелких дозорных групп неоварваров, встреченных по пути, отскочила в сторону и ограничилась только наблюдением.
Минуло пять дней. Мы прошли Тарусу, где никто не проживал и которая считалась ничейной территорией, и в тридцати пяти километрах от Калуги, на одной из лесных троп встретили первый военный отряд местных жителей. Четыре десятка крепких парней и пара бывалых лесных бродяг во главе всей группы. Вооружены эти воины были кто чем придётся – от длинных ножей и самодельных пищалей до автоматов, держались независимо и настороженно, но страха не выказывали и вступать с нами в бой не собирались.
Старший в этой группе лихих людей, идущих в сторону Протвина с намерением пограбить «зверьков», кряжистый тридцатилетний мужик с умным лицом и проницательным взглядом, представился Анастасом Добряком и предложил мне переговорить один на один. Я согласился, и вскоре мы с ним сошлись на нейтралке, в центре небольшой прогалины, через которую шла натоптанная диким зверьём тропинка. С одной стороны – мои бойцы, которые ждут дальнейшего развития событий, с другой, соответственно, мечтающая о добыче и славе калужская молодёжь.
Анастас мужиком оказался неглупым: вольный искатель приключений, который бродит по миру, наёмничает, воюет, а порой не брезгует и самым обычным грабежом. Я выдал ему нашу легенду, которую со всеми своими людьми обговорил, ещё находясь в Дмитрове. Мол, так и так, мы наёмники из Питера, служили в Москве, но не сошлись по деньгам с тамошней властью и решили погулять на воле. Объяснение подозрений или каких-либо дополнительных вопросов не вызвало. Выяснилось, что группа Лиды Белой и сорок воинов из основных сил отряда во главе с Кумом уже добрались до точки сбора, и мои лейтенанты сразу же поставили всех местных лидеров в известность о том, кто они такие. Не сказать, чтобы моих людей в Новграде встретили с радостью, они всё же чужаки, но и враждебности тоже не было.
В ходе получасового разговора мы с Анастасом обменялись информацией. Я поделился сведениями относительно расположения дикарских стойбищ и, по доброте душевной, дал ему один комплект карт местности. Взамен получил краткий рассказ о том, что происходит на землях бывшей Калужской области, с дополнительными подробностями, которые при других обстоятельствах от меня могли и скрыть.
Как оказалось, во время чумы правительство Москвы и Московской области попыталось осуществить программу отселения всех людей, которые не могли быть полезны обществу, так сказать, очистить столицу от люмпенов, бомжей, преступников и прочего неблагонадёжного контингента. Естественно, при всеобщем развале и хаосе из этого почти ничего не вышло, но всё же в Калугу было направлено около четырёхсот тысяч таких граждан, многие из которых уже были больны и умерли по дороге. Железнодорожные составы приходили на городские вокзалы один за другим и выплескивали из себя толпы голодных и злых на весь белый свет людей, которые объединялись в банды, грабили местных жителей и захватывали продовольственные склады. Это продолжалось недолго, чума уравняла всех. Однако за месяц-полтора, пока власть в городе принадлежала отбросам общества, имеющим при себе большое количество оружия и из злобы поджигающим любое не приглянувшееся им здание, от Калуги мало что осталось.
Город обезлюдел. Кто был поумней и посообразительней, свалил в леса или сидел по подвалам, а когда чёрная смерть отступила и люди стали возвращаться назад, то жить в заваленной мусором и костями разрушенной Калуге желающих было немного. Как итог – спонтанно, на основе одной из пригородных деревень на берегу Оки возник новый городок, который сначала назывался Выселки, а затем сам собой переименовался в Новград.
Народ зажил своей жизнью и попытался наладить быт в условиях разрушенного мира. Что-то у калужан получалось лучше, чем в иных анклавах, что-то хуже, но в целом они обошлись без катаклизмов, революций и большой крови. Сложились новые общины и кланы, получилось восстановить пару мелких заводиков, но основная часть предприятий всё же окончательно пришла в упадок. Люди выжили, и это главное. Они смогли обрести новые цели в жизни и не скатиться в дикость, осознавали себя людьми и начали установление контактов с анклавами в других областях Российской Федерации. Насчёт Тулы я уже говорил, там правит Всероссийский патриарх Константин, как он себя объявлял, Наместник Бога на Земле и Великий крестоносец. С Москвой тоже понятно, диктатор Степанов, опять же Всероссийский, с верной братвой, мечтающий всех подмять под себя и создать великую империю. А с других сторон Новград окружали подобные ему вольные анклавы. Самый ближний из них – это Перемышль, а от него по полукругу: Орёл, Брянск, Смоленск и Вязьма.
В общем, народ жил своей, уже успевшей за пятьдесят лет после чумы стать привычной жизнью и не горевал. И даже дикари, осадившие Всероссийский диктат, как-то не сильно беспокоили местных жителей. Общество здесь было спокойное, и в Новграде-на-Оке людей встречали без агрессии. Так что для того, чтобы отлежаться и привести отряд в порядок перед тем, как продолжить свой путь на юг, этот городок подходил нам как нельзя лучше.
Расставшись с Анастасом и его людьми, мы продолжили своё движение.
Сутки хода по тропам и дорогам. Встреча с патрульными отрядами городского ополчения. И вот мы у стен Новграда.
Первые впечатления неплохие. По периметру высокие стены, которые сложены из бетонных блоков. Широкие ворота из стальных плит. Вдоль дороги заросшие бурьяном поля и таблички с надписью «Осторожно: мины!». Бойцы городского ополчения вооружены огнестрельным оружием, что немаловажно и является показателем уровня их технологического развития, а перед самыми воротами два мощных бетонных дота с 76-мм пушками и парой станковых пулемётов. Видно, что, несмотря на вольницу и практически полную свободу, в Новграде-на-Оке имеется серьёзная структура безопасности и крепкая власть, озабоченная проблемами обороны и выживания всей общины. Это хорошо, подобное положение дел мне нравится.
В городе нас уже ждали. Наверняка ополченцы из патрулей известили ответственных лиц о нашем появлении вблизи Новграда. И потому, лишь только мы прошли через ворота, нам навстречу бросились Лида Белая и Кум. Поцелуи, крепкие рукопожатия и радость встречи, а затем ко мне подошёл подтянутый, ловкий в движениях юноша лет семнадцати в серой линялой горке и с автоматом за плечами.
– Командир городского гарнизона Кирилл Сумароков, – представился он.
– Командир вольного отряда Александр Мечников, – ответил я.
– Как долго вы и ваши люди будете находиться в Новграде?
– Неделю, возможно, чуть больше или меньше. За услуги могу расплатиться, воины у меня дисциплинированные, и камня за пазухой мы не держим. Обещаю, что постараемся не доставлять вам неприятностей. Передохнём и дальше двинемся, счастья искать.
– Очень хорошо, что вы всё понимаете правильно, – кивнул парень. – Пока от ваших воинов неприятностей не было, надеюсь, что так оно будет и в дальнейшем. Боевое расписание вам пришлют на постоялый двор.
– Расписание? – не сразу поняв, о чём идёт речь, переспросил я.
– Конечно. Каждый вольный отряд, который останавливается в городе, в случае нападения на Новград обязан участвовать в его обороне. Вас это смущает?
– Нисколько, просто ваш город первый, кто подошёл к этому вопросу с умом.
– В таком случае желаю вам приятного отдыха, командир Мечников. Понимаю, что сегодня вы будете отдыхать. – Он кинул взгляд на улыбающуюся Лиду, которая стояла со мной рядом, и продолжил: – А завтра городской голова просит вас пожаловать к нему в управу.
– А вам лёгкой и необременительной службы, командир Сумароков. Завтра, ближе к полудню навещу вашего начальника. Кстати, как его зовут?
Парень несколько смутился, но всего на миг. Его подчинённые, ополченцы, стоящие с оружием наготове за спиной командира гарнизона, этого не заметили, и он ответил:
– Кирьян Анатольевич Сумароков.
«Понятно, – подумал я, – ситуация знакомая и называется семейный подряд как он есть. Кто чем занимается, тот с того дела и кормится. Скорее всего, старший в семействе руководит городом, насколько я знаю, должность эта выборная, а все его близкие родичи и друзья по мере своих сил ему в этом помогают. Примерно так я себе всё и представлял».
Мы с комендантом раскланялись и расстались. Он отправился в штаб городского гарнизона, который, как ему и положено, расположен в самом центре городка рядом с управой местных властей. А нам далеко идти не пришлось: постоялый двор находился невдалеке от городских ворот, и здесь воинам были предоставлены все радости земные. После нелёгкого пути в первую очередь это горячая вода, чистая одежда, вкусная и сытная пища, выпивка и доступные женщины, за пару патронов или небольшой кусочек золота готовые скрасить бравым молодцам досуг.
Дальше всё пошло по наезженной колее. И после всех наших приключений и моего плена наконец-то я смог привести себя в порядок и немного расслабиться. Праздник на постоялом дворе, который изначально строился для вольного люда и лесовиков и назывался «Приют странника», удался на славу. Все мы погудели очень неплохо, много пили, разговаривали и пели песни, а ночь прошла в любовных играх с милой сердцу женщиной, которая за меня искренне переживала и, как говорил Кум, только узнав о том, что я пропал в лесах, намеревалась в одиночку отправиться на мои поиски. Такое отношение дорогого стоит, его следует ценить, и я делал всё от меня зависящее, чтобы Лида во мне не разочаровалась.
Следующий день прошёл в городской управе, где я познакомился с местными властями и обговорил некоторые промежуточные вопросы относительно пребывания отряда в городе. А после этого как-то резко на меня напала непонятная апатия, и трое суток я ничем не занимался. Просто лежал на диване, смотрел в потолок, курил, пил чай, листал дневники профессора Шульгина, добытые моими бойцами с тела убитого Сурика, и думал о жизни. В общем, хандрил тихой грустью и отдыхал душой и телом.
Сегодняшний день был точно таким же, как и предыдущие три. Однако в светлую комнатушку на втором этаже постоялого двора, где мы жили с подругой, влетела Лида, одетая сегодня очень женственно – в лёгкую летнюю юбку до колен и блузку. Любовница присела рядом, взъерошила мои короткие волосы и спросила:
– Всё думаешь?
– Ага, – меланхолично ответил я.
– О дневниках профессора? – Она кивнула на лежащие рядом с изголовьем дивана толстые синие тетради.
– Да, о них самых. Сильное чтиво. Концентрированная боль человека, излитая на бумагу. Шульгин был неплохим психологом и организатором, консультировал самых больших московских начальников и мог бы во время чумы в бункере отсидеться. Однако он собрал группу из медиков и специалистов МЧС и помчался людям помогать. Народ в группе Шульгина почти весь умер, а его и ещё пару человек судьба в треугольник Нижний Новгород – Симбирск – Казань забросила. За те годы, что он вёл наблюдение за спрятавшимися в лесах и укромных местах людьми, профессор видел, как они превращаются в «зверьков». Всю цепочку размотал и на составляющие фрагменты разложил, хотел свои исследования в какой-нибудь цивилизованный анклав вынести, но не успел, в голодную зиму Шульгина прибили и съели.
– А дневники что? Ты много полезного из них узнал?
– Кое-что, конечно, выяснил. Но здесь хороший специалист нужен, который бы помог мне разобраться с его записями, а то многое мне попросту непонятно. Фрустрация, стрессовое напряжение, моральный надлом, психофизическая перегрузка организма, регрессивное мышление и массовая примитивизация. Множество терминов, общий смысл которых ясен, но надо глубже копать.
Лида чмокнула меня в щёку, тепло улыбнулась и беззаботно сказала:
– Хватит голову себе морочить. Погода на улице отличная стоит. Пойдём по городу прогуляемся.
– Да знаю я этот город. Одна площадь в центре, одиннадцать улиц, мастерские, пять постоялых дворов, казармы ополченцев, три трактира, покосившаяся церквушка, пять купеческих лавок, которые принадлежат городскому голове, и двое ворот. Вот и весь Новград-на-Оке. Подобное я видел не раз. Скучно, и остаётся только лежать и ожидать, пока организм окрепнет.
– И всё же пойдём. Тебе двигаться больше надо и развеяться не помешает.
– Как скажешь, золотце ты моё.
Улыбнувшись, я резко вскочил с дивана, крепко обнял подругу, прижал к себе. Принимая любовную игру, она игриво взвизгнула, и в итоге в город мы отправились только через час.
Прогулка как прогулка, мы ходим по улицам, заглядываем в лавки и прицениваемся к различным товарам. После этого пообедали в трактире и собрались вернуться на постоялый двор. Но, проходя через городскую площадь, обнаружили нечто необычное. На помосте в центре площади, с которого обычно к своим землякам с объявлениями обращался городской голова, стоял высокий крупный мужчина, одетый в чёрную длинную рясу, какую носят православные священники. Вокруг него собирался местный народ, уже человек пятьсот набежало. А он, поднимая перед собой большой золотой крест, который висел на его толстой шее, целовал его, потрясал им в воздухе и что-то объяснял горожанам.
– Подойдём? – спросила подруга.
– Давай, – согласился я. – Может, что-то интересное узнаем.
Расталкивая толпу, мы пробились к самому помосту и прислушались к тому, о чём здесь шла речь.
– Отец Ювеналий! – выкрикнул из толпы несколько истеричный мужской голос. – Не томи! Прочитай послание патриарха! Всем миром просим!
Священник оглядел людей, которые спокойно стояли вокруг и ни о чём его не просили, опустил свой крест и из-за пазухи достал внушительный свиток с красной сургучной печатью. Не торопясь, держась очень важно и с достоинством, он раскатал его, втянул в себя воздух и начал читать:
– «Вольному люду города Новграда-на-Оке и всех окрестных земель.
Братья и сёстры! Все, кто верит в Господа Бога нашего Иисуса Христа! Взываю к вам о помощи в великом деянии и зову вас на подвиг!
От верных людей, пришедших с далёкой Кубани, Святой матери церкви стало известно, что в городе Харькове и областях, окружающих этот некогда славный град, появились и размножились богомерзкие еретики, верующие в то, что проклятый Князь Тьмы Люцифер есть истинный Бог и Господин людей. Они утверждают, что именно он наслал на заблудшие народы, погрязшие во грехе, чуму, которая изничтожила большую часть разумных людей. Они вершат богомерзкие обряды, бессчётно губят выживших, глумятся над христианскими святынями и плюют на веру в нашего Спасителя. Святая матерь церковь и лично я, патриарх Всероссийский Константин, скорбим о погибших и заявляем, что не можем терпеть подобного сатанинского объединения верующих в Князя Тьмы заблудших овец, помогающих ему вернуться из глубин ада на нашу грешную и многострадальную землю.
А потому к оружию, братья и сёстры! Встанем же все как один! Отложим в сторону мирный труд и возьмёмся за труд ратный. К Великому походу и Битве за Веру призывает вас церковь, православные люди русской земли. Обретите мужество, возьмите щит веры и шлем спасения и, укреплённые примером Господа нашего, положившего за нас грешных самое дорогое, что было у него, – собственную жизнь, идите в город Тулу, где собирается против проклятых сатанистов Войско Христово во главе с нашим пастырем и духовным поводырем патриархом Всероссийским Константином.
Если Господь претерпел смерть за человека, будет ли человек медлить с принятием смерти за Господа? Нет, мы непоколебимы в нашей вере и докажем это делом! Вступайте в могучее и непобедимое Христово войско, и вы обретёте место в раю, где каждого истинного православного христианина ждут нетленные богатства и спасение души. Готовьтесь к битвам и помните, что, полагаясь на силу Господа, патриарх Константин обещает каждому вставшему на путь Рыцаря Христова полное прощение всех его грехов, в которых он раскается устами и сердцем, а также рост надежды на вечное спасение в качестве воздаяния. Не опасайтесь злословия неверующих и язычников, во множестве живущих на исконных православных землях. Не страшитесь препятствий на своём пути. Отряхните всякую суету души своей и ступайте в Тулу.
Мы ждём вас, братья и сёстры! Встаньте за святое дело и, идя по пути истинной веры, ничего не страшитесь, ибо с нами Бог, который дарует нам успех! Верьте в победу, ибо ангелы небесные возьмут каждого воина под свою опеку, и это будет тем самым шагом, с которого и начнётся возрождение Золотого Века!
Писано 15 мая 2065 года от Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа. Город Тула, Всехсвятский кафедральный собор».
Священник замолчал, а я, удивишись, негромко произнёс:
– Надо же, видать, дошёл отец Евстафий до Тулы.
– А кто такой Евстафий? – спросила Лида.
– Священник один из Краснодара. В Тулу пешим ходом пошёл, патриарха стремился увидеть. Вот и дошёл, а заодно и о том, что на пути встретил, Константину поведал. Будет интересно, вечером расскажу.
– Хорошо.
Тем временем отец Ювеналий скатал свиток и снова спрятал его за пазуху, а тот же голос из толпы с надрывом выкрикнул:
– Защитим веру православную! Встанем всем миром, пойдём к Туле, а от неё к Харькову! И даже если погибнем, то в раю окажемся!
Однако горожане на войну не рвались и по-прежнему хранили полнейшее молчание, а многие, услышав, ради чего собирался народ, начали расходиться. Видя такое дело, снова заговорил священник, который нарочито басистым голосом громко произнёс:
– Встаньте, люди! Отзовитесь на зов патриарха и всей Русской Православной Церкви!
– И будет вам счастье, – хохотнул кто-то.
– А далеко этот Харьков? – следом спросил священника молодой парень в кожаной безрукавке, распахнутой на мускулистой груди, не иначе наёмник.
– Вёрст шестьсот, я так думаю, – ответил Ювеналий.
– А сколько и чем патриарх платить станет?
– Крестовый поход против сатанистов и еретиков – дело святое, и он не оплачивается.
– Тогда на хрена он нам нужен, этот самый поход? Тут дикари под боком ордами бродят и работы непочатый край, а ты говоришь «поход»! Нет уж, Ювеналий, дураков в другом месте поищи. Нам с тобой и твоим патриархом, который не так давно на нас войной собирался, не по пути.
– А я пойду. – К самому помосту выбрался хлипкий мужичонка в рваной рубахе, по голосу тот самый, который поддерживал местного священника.
– Иди, кто же тебе не даёт, – отозвался парень и легко толкнул мужичка в бок. – У тебя ни кола ни двора, ни оружия, ни бабы справной. Иди, Санька, может, чему путному в дороге научишься, а нам недосуг.
Люди ещё о чём-то стали спорить, а священник сыпал призывами. Мы же с подругой некоторое время посмотрели на бесплатное представление и вернулись на постоялый двор. Я собрал своих офицеров на совет.
Сначала основной вопрос: стоит ли в связи с начинающимся крестовым походом против харьковских сектантов нашему отряду присоединиться к тульскому войску? Совещались недолго и постановили, что нет, делать этого не надо. О том, каковы порядки в армии патриарха Константина, мы были наслышаны от нашего товарища-повольника Сени Бойко, и они нас не устраивали. Опять же неизвестно, когда войско тронется в дорогу, каким путём пойдёт и с какой скоростью. Мы торопимся, а значит, пусть крестоносцы идут своим маршрутом, а мы двинемся своим.
Раз уж собрались все вместе, то обсудили дальнейшие планы. Решили на отдых в Новграде выделить ещё три дня, а затем двигаться к следующему анклаву, городу Перемышлю.
Офицеры продолжили отдых, а я вызвал майора Красина, который завтра собирался уходить на Москву, и при нём написал записку московским «министрам», в которой уведомлял их, что знал об их планах относительно моего отряда и наш договор считаю недействительным. Майор записку прочитал, ни слова не сказал, но подмигнул мне как старому приятелю и чему-то злорадно усмехнулся. В этот момент мне снова подумалось, что Красин совсем не такой простак, как может показаться на первый взгляд, и моя записка, скорее всего, попадёт не к «министрам», а куда повыше. Но это только предположение, а прав я или нет, пока не важно.
Глава 14
Калужская область. Новград-на-Оке.
6.06.2065
Жаркий летний полдень. На улицах приютившего нас доброго городка Новграда тишина. До вечера в пределах городских стен всё замерло. Молодёжь на речке купается и в недалёком лесу грибы да ягоды собирает, мастеровые люди, ополченцы и торговцы сидят в прохладе домов, а фермеры и рыбаки находятся в поле или на Оке. Все заняты делом, и мои бойцы, понимающие, что завтра с утра снова в путь, не исключение.
Временно, до вечера, все развлечения, женщины и выпивка – побоку. Расположившись в большом обеденном зале постоялого двора, воины пакуют рюкзаки, а сержанты и офицеры контролируют этот процесс и заодно проводят ревизию боеприпасов и имущества.
Благо в стойбище дикарей патронами неплохо затарились, да и трофеев немножко получилось отжать. Со стороны может показаться, что у дикарей и взять-то нечего, но это не так. Конечно, в основном у них в цене барахло из древних времён, бусы и цветные тряпочки. Однако были и полезные вещи, например, некоторое количество золотых монет и украшений, оружие и запакованные в мешки маскхалаты и новые армейские ботинки со склада разгромленного под Каширой линейного батальона КМО. Понятно, что большую часть ценного имущества наши парни бросили в пылающем стойбище, на себе много по лесам и дебрям не утянешь, а что всё же дотянули до Новграда, по большей части сменяли на любовь весёлых женщин и выпивку. Но кое-что в рюкзаках всё же осталось, и теперь офицеры определяли ценность того или иного трофея и решали, что выкинуть за ненадобностью, что продать местным жителям, а к чему стоит приглядеться повнимательней.
Я сижу за крепким дубовым столом под навесом, построенным в тени деревьев во дворе нашего временного пристанища. Через открытые настежь двустворчатые двери наблюдаю за всеми происходящими в обеденном зале процессами и маленькими глотками попиваю холодное местное пиво, только что поднятое местным хозяином из ледника. Как сказал древний поэт, и жизнь хороша, и жить хорошо. Никто не тревожит, никакой особой суеты вокруг нет, враги где-то далеко, а до выхода в поход ещё целых восемнадцать часов. Масса свободного времени, которое можно потратить на отдых.
Только про это подумал, как спокойствие и тишину разорвал донёсшийся из обеденного зала гневный крик Игнача:
– Это что за хрень, боец?! Ты что, совсем от жадности голову потерял, что эту гадость в рюкзаке держишь?!
Следом раздался практически неслышный голос кого-то из молодых парней, который оправдывался и что-то объяснял лейтенанту. Кажется, это один из одесситов, некогда освобождённых нами в Средиземном море, а затем, после учебки на Сицилии, частично влившихся в отряд. Мне стало любопытно, в чём, собственно, дело, и, повысив голос, я позвал командира пластунов:
– Игнач!
– Что? – Из открытых дверей появилась сутулая, несколько долговязая фигура.
– Это я хочу спросить что. В чём боец провинился?
– Сейчас покажу.
На несколько секунд казак скрылся в здании, снова появился во дворе, быстро пересёк его, сел напротив меня и положил на стол длинный широкий узорчатый пояс, сплетённый из окрашенных в серый цвет тонких кожаных ремней и золотой проволоки.
– Красивый пояс, нормальный трофей. Чего на парня зря кричать? – мельком взглянув на этот предмет, сказал я.
– А ты повнимательней к этой вещице присмотрись.
Отставив в сторону толстую стеклянную кружку с пивом, я посмотрел на пояс, и мне чуть было не поплохело. Всё бы ничего, прекрасная поделка ручной работы. Вот только кожа в плетении была человеческая, а помимо неё в прослойках ремней россыпью были раскиданы вкрапления неких тёмно-коричневых капель, и в то, что это краска, мне как-то не поверилось. В дневниках профессора Шульгина, в самом конце, было несколько записей о подобных поясах, которые он называл странным словом инката. Правда, я считал, что покойный психолог, когда в подробностях описывал инкату и её предназначение, от перенесённых испытаний и нервного истощения уже был не в своём уме и зачастую принимал фантазию за реальность. Однако с момента его гибели минуло более сорока лет, а передо мной лежит точная копия того предмета, который он описывал. Раз так, значит, скорее всего, и назначение этой самой инкаты не изменилось.
– Да уж, вещица своеобразная и нестандартная. – Откинувшись на стоявшее за моей спиной дерево, я взял своё пиво и сделал солидный глоток. – Где боец её добыл?
– Говорит, что возле котла с наркотическим пойлом лежала. Видимо, шаман её забыл, когда драпал.
– Парень понимал, что кожа на ремне человеческая?
– Да.
– И зачем он тогда его взял?
– Проволока золотая. Говорит, что хотел её вынуть, а пояс сжечь. – Лейтенант посмотрел по сторонам и добавил: – Мне кажется, что это не просто куски человеческой шкуры, сплетённые воедино, а нечто большее. Больно уж эта штука мне по нервам ударила. Как увидел, так сразу в холодный пот бросило. Мечник, ты с дикарями общался, может, знаешь про неё что-нибудь?
– Знаю, Игнач. «Зверьки» о таких поясах ничего не говорили, по крайней мере, я такого не слышал, а вот в дневниках профессора Шульгина некоторая информация имеется. Помнишь, я про ритуальные убийства говорил и про содранные с людей шкуры?
– Помню.
– И ты знаешь, что в колдовство и магию я не очень верю, а про ритуалы «зверьков» рассказывал, чтобы их серость и дикость бойцам, кто с ними в первый раз столкнулся, без всяких прикрас показать. А сейчас я тебе вот что скажу. Эта мерзость, – я кивнул на пояс, – называется инката, и она реально опасная вещь. Дикари её на самом деле считают великой ценностью, и если бы я знал, что она с нами, и понимал, что это такое, то приказал бы её в стойбище оставить. Слишком сильно Шульгин этого предмета боялся. Вроде бы крепкий и умный человек был, а как речь о нём заходила, так создаётся ощущение, что записи вёл мистик или пересмотревший фильмов ужасов неврастеник с суицидальными наклонностями. Удивлён, как дикари нас так легко после разгрома стойбища со своих территорий выпустили. Везунчики мы, но, пока пояс с нами, это гарантия того, что «зверьки» нас в покое не оставят. По идее за этот предмет они должны были до самого конца биться, и сейчас они могут попытаться вернуть его любой ценой. Если инката будет уничтожена или окончательно потеряна, всё племя должно пойти на верную смерть, так что они попытаются её отбить. Я в этом уверен почти на сто процентов, так что, когда покинем город, надо смотреть в оба. Шаман, падла, уцелел, и собрать воинов ему ничего не стоит, на это авторитета Косе хватит.
– Раз ты так говоришь, значит, так оно и есть. Будем остерегаться.
Игнач замолчал, однако в его глазах был немой вопрос, и я спросил:
– Хочешь знать, что это такое?
– Конечно.
– Шульгин писал, что в древности, тысячи лет назад, люди верили, будто у каждого племени или народа может появиться предмет, который даст ему превосходство над врагами, оградит от неприятностей и бед и будет помогать в повседневной жизни.
– Артефакт, что ли?
– Примерно так, но профессор в своих дневниках использовал название «инката». У кого-то это камень, статуя, идол, меч, картина, копьё, щит или иное какое оружие. У других – предметы одежды и символы власти: корона, скипетр, жезл, перстень, драгоценный камень или заговорённая руна. Получаются эти инкаты от побед племени, из его крови, от великих желаний, чаяний или жажды жизни. Знающие жрецы, шаманы, монахи или ведуны могут собирать энергетику народа, накопленную в этих артефактах, и использовать её во благо или во зло.
– Это вроде намоленных икон? – спросил казак.
– Да, но в случае с дикарями использовался иной способ создания сильного артефакта. «Зверьки» – племя молодое, огромных жертвоприношений себе позволить не могли, и подвигов, когда народ, перебарывая и не жалея себя, достигает великой цели, за ними тоже нет. Они пошли по другому пути и стали собирать всю силу и удачливость своего племени в одном предмете постепенно, капля за каплей.
– А разве это возможно?
– Они считали и, видимо, до сих пор считают, что да. Сначала из тела убитого в особый день по ритуалу человека берут кусок кожи и делают из него ремень. Затем к нему добавляют второй. Оба ремня переплетают между собой, а самые лучшие воины племени, шаманы и сильнейшие вожди дают колдуну волосы, ногти, жир, кровь, сперму и грязь с тела. Чародей всё это смешивает с особыми снадобьями, варит, выпаривает и в конце получает выжимку. Видишь коричневые точки на коже?
– Заметил уже.
– Вот это она и есть, выжимка, обработанная клеем и намертво приклеенная между ремнями. Год от года ремней и тёмных точек становится всё больше, пояс постоянно переплетается, и могущество его растёт. В общем, для общества «зверьков» это штука чрезвычайно важная.
Игнач пристально посмотрел на меня, признаков сумасшествия или психического расстройства не заметил, осознал, что я не шучу, и спросил:
– Ты это серьёзно?
– Более чем.
– И что нам с этой мерзостью теперь делать?
– Необходимо как можно скорее спалить её и проследить, чтобы ни кусочка не уцелело. Верим мы в колдовство или нет, а подобную кровавую дрянь необходимо уничтожать.
– Сжечь не проблема. Вот только почему мы подобных вещей не находили при разгроме «беспределов», ведь они с местными «зверьками» одного поля ягоды?
Подумав, я ответил:
– Чёрт его знает, братка. Мы и шаманов раньше не встречали, и патриархов не видели, а только слышали о них. Если что-то и было, то кто же нам, обычным рядовым солдатам и сержантам гвардии, будет об этом рассказывать? Наверняка госбезопасность что-то от пленных «беспределов» узнала, там специалисты такие, что и бревно разговорят, а не то что дикаря. Однако генерал Терехов информацией делиться не любит и попусту никогда не болтал.
– Понятно. Раз так, то я пойду палить эту самую инкату?
– Действуй.
Командир пластунов забрал пояс и направился на задний двор постоялого двора. Но не успел Игнач сделать и трёх шагов, как с улицы вошёл Сумароков-младший, начальник городского гарнизона и племянник городского головы. Он сел на место, где только что сидел казак, утёр со лба пот, посмотрел на Игнача за своей спиной, затем на меня и без всякого приветствия сразу перешёл к делу:
– Вы когда уходите?
– Завтра рано утром.
– Помощь ваша нужна. Рядом с Новградом дикари объявились. Засели километрах в десяти от города, в лесу возле реки, и чего-то ждут. Надо их сегодня ближе к вечеру окружить и уничтожить, а у меня под рукой только два десятка нормальных бойцов. Ополченцев в лес не пошлёшь, потеряются, а профессионалов не хватит. Непонятное что-то творится. Обычно дикари дальше Тарусы не ходят, всё больше на Москву наседают, а тут вплотную к Новграду пробрались.
– Сколько их?
– Полсотни бойцов и один шаман. Собак нет. Тоже странно.
Мы с Игначом, который так и не успел уйти, переглянулись. Казак нахмурился и, как на ядовитую змею, посмотрел на инкату в своих руках, а я задал коменданту новый вопрос:
– Как дикарей обнаружили?
– В каждом патруле по одному опытному следопыту, который вокруг города каждый кустик знает. Он-то их и засёк, проследил, где дикари на днёвку остановились, и смог без шума уйти.
– А точно среди дикарей шаман?
– Да. Худой такой человек с небольшим посохом в руках и ритуальными ножами на перевязи поверх шкуры. Наш следопыт человек опытный, не раз к дикарям за добычей ходил, так что понимает, кто есть кто. – Семнадцатилетний начальник гарнизона, несмотря на годы уже успевший повоевать, но тем не менее не утративший присущего правильно воспитанной молодёжи идеализма, посмотрел мне прямо в глаза и спросил: – Что скажете, командир Мечников? Вы поможете нам? Если за оплату переживаете, то всё решено, вам компенсируют весь расход боеприпасов, а работа будет оплачена по самой высокой ставке.
Парень ждал ответа, и я с ним не промедлил:
– Поможем вам. Насчёт боеприпасов, понятно, от компенсации не откажемся, а оплату не возьмём. В том, что дикари возле города обосновались, есть доля нашей вины. Видимо, они пришли по следам моего отряда и теперь нас караулят, так что это с меня причитается, а не с вас. Как работать будем?
– Ополченцы перекрывают все пути отхода. Я со своими ребятами иду с одной стороны, а вы давите с другой.
– Устраивает, но я ваших следопытов своими людьми усилю. Нормально?
Сумароков-младший кивнул и, сказав, что сбор воинов через два часа возле восточных ворот, умчался собирать своих самых лучших вояк. Игнач, который по-прежнему стоял рядом, вопросительно посмотрел на инкату в своих руках, и я принял решение не торопиться с её уничтожением.
– С собой этот пояс возьмём, мало ли как дела пойдут, – сказал я казаку. – Может, эта дрянь нам ещё пригодится. Собирай лесовиков. Через час шестьдесят человек должны быть наготове. Всё делаем стандартно: осмотр, постановка задач по группам, выход в лес с местными проводниками-следопытами, Лихой проведёт разведку, и начинаем работу. Действуем жёстко, одного-двух дикарей и шамана берём в плен, а остальных в расход.
– Понял, – ответил Игнач.
Читать бесплатно другие книги:
