Бесконечная война Бакстер Стивен
— Что такое вы несете?
— Вы упорно думаете обо мне как о компьютере. А я пытаюсь развеять это заблуждение. Отчего вы качаете головой?
— Извините. Но вы… немного перегибаете.
— Можете звать меня Лобби. Уменьшительное имя способствует сближению. Как по-вашему?
— Лобби…
(«Джошуа, он то и дело замолкал и ждал, когда я продолжу разговор. Ты когда-нибудь общался с иностранцем, который хотел попрактиковаться на тебе в английском? В первые несколько дней Лобсанг вел себя именно так, что есть сил стараясь быть человечным…»)
— Послушайте, — сказала Агнес, — вы все делаете неправильно. Вы не человек и не можете быть человеком. Вы — очень разумная машина. Больше чем человек. Почему бы не смириться с этим? Быть человеком — значит не только иметь мозг. Есть разные неприятные вещи — органы, жидкости, инстинкты…
— Вы описываете свое тело, а не себя. Точнее, свое бывшее тело.
— Да, но…
— Внешне вы были животным, но ваша суть не сводилась к этому. Внешне я — машина, но не судите по внешности.
— Да, но…
— Давайте пройдем Туринский тест.
— О, компьютеры уже давным-давно научились проходить тест Тьюринга.
— Нет, я сказал — Туринский тест. Мы оба будем молиться в течение часа, а потом посмотрим, заметит ли Бог разницу.
И она рассмеялась.
— И все? Лобсанг вас рассмешил?
— Он впервые за все это время показался мне настоящим человеком. И продолжал в том же духе. Как будто тебя насмерть зализывают щенята. Я под конец совсем выбилась из сил.
Джошуа кивнул.
— Знаете, если сработает хотя бы на десять процентов, я скажу, что ему очень повезло с вами.
Агнес фыркнула.
— Это уж пусть он сам скажет. Я учусь щелкать бичом, Джошуа. Я знаю, у тебя были с ним трудности.
— Да уж. После взрыва в Мэдисоне мы не общались, пока я не позвонил ему, чтобы поговорить о вас.
— Наверное, он скучает по тебе. Лобсанг охватывает целый мир, но у него мало друзей. Если они вообще есть.
— И поэтому он вынужден их фабриковать?
— Это грубо, Джошуа. По отношению к нам обоим.
— Согласен. Извините. Послушайте, Агнес, как бы вы здесь ни оказались, очень приятно видеть вас вновь.
На ее лице вдруг появилась странная тревога. Взяв Джошуа за руки, как она делала в детстве, когда нужно было объяснить ему что-нибудь непростое, Агнес сказала:
— Мы с тобой знаем, в чем подлинная проблема, Джошуа.
— Какая проблема?
— Я выгляжу как Агнес. Думаю как она. Я продолжаю ее дело. Я чувствую себя Агнес. Но могу ли я быть ею? Я монахиня, Джошуа. Во всяком случае, Агнес была монахиней. И сознавала, что в католической теологии нет места реинкарнациям.
— И что?
Агнес в кои-то веки отвела взгляд.
— Моя смерть, Джошуа…
— Что?
— Я… пережила ее. То, что мы называем «личным судным днем». «И отрет Бог всякую слезу с очей». Я видела Бога. Ну или так мне кажется. Я в это верю, — она подняла руки и вновь внимательно осмотрела их. — И вот я здесь, в чудесном новом теле. «Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие».
Агнес с улыбкой подмигнула.
— Не беспокойся, я не стану спрашивать главу и стих. Может быть, я что-то вроде электронного привидения — никакая не Агнес, ну или, в лучшем случае, кощунственная пародия на нее. Или, наоборот, я вернулась, чтобы исполнить волю Бога на новый лад — в мире, преобразованном наукой. Исполнить Его волю так, как невозможно было раньше. И, кажется, я готова пока что принять этот вариант.
Джошуа помешал остатки кофе.
— Как по-вашему, чего Лобсанг хочет? Чем пытается стать? Опекуном человечества?
Агнес задумалась.
— Скорее садовником. Очень мило, идиллично и безобидно… вплоть до того момента, когда садовник вынужден браться за ножницы.
Джошуа встал.
— Мне, к сожалению, пора. С тех пор как мы сюда вернулись, у моей семьи масса проблем.
— Да, я слышала.
— А что касается природы вашего нового существования… честно говоря, я провел много времени с Лобсангом, и я не богослов. Мой совет — просто продолжайте в том же духе. Занимайтесь тем, что прямо перед вами. Так вы сами всегда говорили.
— Честно говоря, я все-таки надеюсь на некоторую толику богословского руководства от парней из Ватикана.
— Мне нет дела до Ватикана. Насколько я могу судить, вы — моя Агнес.
— Спасибо, Джошуа.
Она встала и обняла его.
— Не уходи навсегда.
— Не уйду.
28
Салли вернулась к Монике Янсон — без предупреждения, без какого-либо рассказа о том, где она пропадала.
Янсон сидела дома одна и ждала, когда Джошуа вернется из Приюта. Хелен обсуждала с копами и адвокатами условия залога, а Дэн радостно играл в футбол с Биллом Чамберсом, который, как всегда, страдал от нечеловеческого похмелья.
Женщины выпили кофе. Янсон подумала: вот две чудачки, которых судьба свела вместе. Салли, как обычно, не сиделось на месте. Она явилась с рюкзаком и в безрукавке с обилием карманов, содержавших стандартный полевой набор.
Они осторожно разговаривали — о жизни, о том, что их объединяло. То есть о Долгой Земле и о Джошуа.
Джошуа, как ни странно, всегда стоял в центре любых представлений Моники Янсон о Долгой Земле, поскольку День перехода случился в ее смену и навсегда определил карьеру. Более того, жизнь. И теперь она рассказывала Салли разные давние случаи. Например, о своих неоднократных попытках завербовать Джошуа.
Один раз, спустя семь месяцев после Дня перехода, Янсон условилась о встрече с Джошуа в Приюте, в Базовом Мэдисоне. За разговором наблюдали старшие. Вполне справедливо, как подумала Янсон, сидя на кушетке «с сестрой, а то и с двумя», совсем как в старой песне «Битлз». В конце концов, Джошуа было всего четырнадцать.
И он питал к Янсон такое сильное подозрение, что, казалось, оно тоже сидело в человеческом обличье между ними.
Мальчик спросил:
— Вы будете меня изучать?
— Что?
— Отдадите университетским профессорам. Посадите в клетку, чтобы исследовать.
Янсон содрогнулась.
— Нет, Джошуа. Ни за что. Послушай. Ты стал знаменитым. Легендой, нравится тебе это или нет. Но с самого начала, со Дня перехода, я делала все возможное, чтобы твое имя не упоминалось в официальных документах.
Он задумался.
— Почему?
— Потому что это не пошло бы тебе на пользу. Решай сам, но я хочу, чтобы ты подумал… о совместной работе. Со мной. Не для меня. Направь свои способности и всю свою положительную энергию на благую цель. Я буду добывать для тебя задания. Понимаешь, помогать людям. Конечно, не бесплатно. Что-то вроде подработки по выходным — она не помешает тебе учиться. Джошуа, я обещаю: если ты будешь работать со мной, то не останешься без защиты.
Он поморщился.
— А если нет, значит, останусь?
— Нет. Нет! Джошуа, ты меня не понял. Я буду защищать тебя в любом случае…
Но он уже исчез, растворился с легким хлопком, оставив двух разгневанных сестер.
Янсон попыталась найти светлую сторону. Джошуа не сказал «нет».
И она не прекращала попыток, пока он наконец — с неохотой — не согласился.
И оставался ее союзником до сих пор.
— Занятная история, — сказала Салли. — Это и был твой способ его защитить, так?
— Джошуа — друг на всю жизнь. И он окружает себя сильными женщинами. Ты, Хелен, сестра Агнес…
— И ты, отставной лейтенант Янсон.
— Принимаю как комплимент. Хотя Хелен иногда, наверное, нелегко. Она его жена.
Салли отвела глаза.
— Хелен меня абсолютно не интересует. Маленькая мрачная домоседка. Хотя она ловко положила на лопатки того придурка в аэропорту.
— О да.
Салли продолжала глядеть на часы.
Янсон осторожно поинтересовалась:
— Ну и куда ты теперь?
— К Дыре.
— Правда? Из-за троллихи Мэри?
— Да.
Янсон улыбнулась.
— И что ты там будешь делать? Помашешь плакатом?
— Почему бы нет? Все лучше, чем ждать, пока бедняжку убьют. С глаз долой — из сердца вон.
— Ты права. Жуткая история. Когда я посмотрела видео, то сама кое-кому написала… и Джошуа устроили встречу с сенатором Старлингом. Жаль, что я не могу пойти с тобой.
Салли пристально взглянула на нее.
— Ты серьезно?
Янсон была застигнута врасплох; она сказала это, повинуясь порыву.
— Что? А… ну да, наверное. Мне правда жаль. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты очень полезна, вот почему. Ты же Страшила Янсон. Ты добиваешься того, чего не могу добиться я.
Салли говорила неуверенно, словно ей не хотелось признавать за собой даже малейшую слабость.
— Я думаю, вместе мы могли бы принести больше пользы. По крайней мере, надрать задницы тем придуркам на базе. Джошуа сказал, ты любишь исправлять то, что пошло неправильно, и в этом твоя сила. Из-за истории с троллями вскоре на всей Долгой Земле начнется «неправильное» в огромном масштабе. Идем со мной. Ну, что скажешь?
Янсон слабо улыбнулась.
— Что, вот так? Как Тельма и Луиза? В моем возрасте, при моих болячках? Мне нельзя удаляться от клиники больше чем на два часа езды. Наверное, можно как-нибудь обойтись таблетками. Но я никогда не заходила так далеко. До Дыры — два миллиона переходов. Боюсь, я не выдержу…
— Не спеши, — сказала Салли и подмигнула. — Не забывай, с кем говоришь. Я знаю, как срезать.
— Бред какой. Это невозможно. Ведь так?
29
Когда Янсон и Салли готовились покинуть Мэдисон-Запад-5, Мэгги Кауфман только-только прибыла туда.
— Найди мне специалиста по троллям, — велела она Джо Макензи.
Капитан всегда получает то, что хочет.
Это заняло пару дней. Поиск по аутернету шел небыстро, в связи с природой самой инфраструктуры, хотя, казалось бы, чем ближе ты к Базовой, тем быстрее происходит обмен информацией. Но Мак вскоре разыскал множество университетов, где исследовали поведение троллей в дикой природе. Он показал Мэгги кое-какие отчеты. Она выяснила, что тролли пытливы, общительны, быстро обучаемы. В целом исследователи полагали, что тролли как минимум стоят на ступени, предшествующей хомо сапиенс, а некоторые даже утверждали, что тролли — абсолютные сапиенс, хотя мышление у них и развивалось иначе, чем у людей. И они учились новому с феноменальной скоростью.
Мэгги все это показалось излишне сухим. Она попросила Мака найти человека, который знал бы троллей не только как подопытных существ или биологические образчики. Человека, который жил бы среди них.
Именно поэтому она ненадолго оставила командный пост и, не ставя начальство в известность (это напыщенное ничтожество, Эд Катлер, зарубил бы любую инициативу на корню), на быстром попутном твене смоталась на восток, в мир, находившийся в пяти переходах от Базовой Земли, в тамошний Мэдисон.
В нескольких милях за городом доктор Кристофер Пейджел и его жена Джульетта, в числе прочих дел, заправляли реабилитационным центром для больших кошек, подвергшихся дурному обращению — кошек, которых нелегально покупали наркобароны и прочие придурки, демонстрировали как символ собственной крутизны, а потом выбрасывали, когда киска переставала быть милой игрушкой. Этот центр существовал и до Дня перехода — и в числе питомцев были даже львы и тигры, но с тех пор, благодаря возможности добывать новые трофеи на Долгой Земле, в вольерах появились саблезубые смилодоны и пещерные львы, Panthera leo atrox.
Пейджелам помогала большая семья троллей.
Хозяева центра, пожилые, но элегантные и очень добродушные, рассказали Мэгги, что тролли не только выполняли тяжелую работу. Само их присутствие, казалось, успокаивало животных. Доктор Крис рассказал, что самец ловко умел управляться с одним потенциально опасным тигром. Когда тот попытался наброситься на Криса, огромная троллья ручища схватила зверя за шею и осторожно, но крепко прижала, давая понять, что вдавит его в землю, если безобразия продолжатся.
Мэгги узнала от Пейджелов многое о троллях. Например, что от людей они в первую очередь, казалось, хотели развлечений — разнообразия, новых идей. Покажите юному троллю какую-нибудь штуку вроде газонокосилки, с достаточно большими винтами, удобными для тролльих пальцев, и он осторожно разберет ее на части и аккуратно разложит детали, а потом соберет обратно, исключительно ради удовольствия. Джульетта Пейджел экспериментировала с музыкой — слушая хороший церковный хор, тролли сидели в благоговейном молчании. Так реагировали они и на четырехголосный вокал шестидесятых, вроде «Beach Boys».
У Мэгги постепенно складывалось представление о троллях. Насколько она понимала, ей приказали служить повсеместным символом американской Эгиды. В таком случае «Бенджамену Франклину» было недостаточно просто странствовать по мирам, наподобие старомодного дредноута, источая смутную угрозу и намекая на необходимость платить налоги. Миссия Мэгги заключалась в том, чтобы символизировать положительные ценности нации. И это значило — на данном этапе — жить в гармонии с другими обитателями последовательных миров, в особенности с троллями. Салли Линдси не ошиблась, подумала Мэгги. Легче всего доказать мирные намерения, имея на борту нескольких троллей.
Будучи капитаном твена, Мэгги обладала значительной свободой в принятии решений. И все же она потратила немало времени, желая убедиться, что эксперимент поддерживает как минимум большинство членов экипажа. А еще она не собиралась рассказывать начальству о том, что затеяла. Разве что не останется иного выбора.
Итак, на корабль она вернулась с тремя троллями. Это была семья, родители и детеныш. Пейджелы звали их Джек, Марджори и Карл.
Как только они поднялись на борт, споры вспыхнули вновь, несмотря на всю подготовительную работу. Мэгги не вмешивалась. Она не собиралась никуда девать троллей.
Прошла неделя, прежде чем команда «Франклина», плывущая в небесах бесчисленных последовательных Америк, привыкла заканчивать работу в сумерки. Тогда открывались огромные двери грузового отсека, и тролли присоединялись к гармонии долгого зова, который катился из мира в мир.
— В «Звездном пути», — сказала Мэгги Маку и Натану, — они, кажется, пустили клингона на капитанский мостик.
— И борга, — добавил Натан.
— Вот, пожалуйста.
— Но не ромуланца, — заявил Мак. — Исключено.
— Тролли останутся здесь, — твердо сказала Мэгги.
30
Прошло два-три месяца после разговора с Кеном, прежде чем Нельсон Азикиве рассказал о своей отставке. Он хотел привести в порядок дела в приходе, избавиться от лишних вещей и ввести преемника в курс дела (включая обращение с мятежным сортиром), прежде чем перейти на новый этап жизни и заняться Лобсангом и другими тайнами. Нельсон не спешил. Он всегда в чем-то жил как бродяга, но считал, что прощаться нужно как следует.
Он решил отправиться в Америку на самолете; его поколение не привыкло к путешествиям на твене, похожем на неспешный морской вояж. Но Нельсон обнаружил, что самолетов осталось не так уж много — с тех пор как Долгую Землю начали обслуживать воздушные корабли. Конечно, твены были отлично приспособлены к новым мирам, они не нуждались в аэропортах и могли высадить пассажира буквально где угодно. Но и в плане перемещений в пределах одной Земли — даже на Базовой Земле — дирижабли вновь входили в моду. Во-первых, гелий, безопасный невоспламеняемый газ, было намного проще добыть теперь, когда природные ресурсы Базовой Земли сильно истощились, а ресурсы последовательных миров еще не успели открыть. И неспешный полет дирижаблей в самый раз подходил для груза: мешкам с кукурузой и руде все равно, сколько времени занимает путь, и они не жалуются, что в салоне включили неинтересный фильм.
Однако традиционные авиалинии еще не умерли окончательно, и на Базовой по-прежнему летали самолеты, пускай во время пути пришлось терпеть массу задержек: много рейсов отменили из-за туч пепла, поднимавшихся из Йеллоустона. Там происходило какое-то небольшое извержение.
Самолет, на который Нельсону наконец удалось сесть, вылетел из Англии, пересек Атлантику и Канадский щит и наконец достиг безбрежных сельскохозяйственных угодий Базовой Америки, которые тянулись внизу ярким ковром. Нельсон понял: если присмотреться, в этом ковре встречались там и сям бреши, пятна дикой зелени в тех местах, где стояли брошенный дом или ферма, почти наверняка принадлежавшие людям, которые решили перейти на запад. (Это и был запад для большинства американцев, хоть эксперты и заверяли, что названия «запад» и «восток» даны чисто произвольно.) Фермеры уходили в поисках новой земли и лучшей жизни. Или, подумал Нельсон, просто потому, что там были новые миры, а в генах каждого американца — и канадца тоже — есть нечто, мешающее сидеть на месте. Открылся бесконечный фронтир, и, хотя лихорадка первых лет прошла, приток пионеров на Долгую Землю не иссяк.
Нельсон летел в О'Хэйр. Он хотел ненадолго остановиться в Чикаго, а затем собирался посетить новый университет, который строили в Мэдисоне, на Западе-5, восстанавливая город после взрыва. Там у него были друзья — и свои интересы. Именно в Мэдисоне Уиллис Линдси впервые выложил схему переходника-прототипа в Интернет. Шикарный деструктивный жест, который изменил мир — точнее, миры — навсегда. А еще в Мэдисоне родился Джошуа Валиенте. Нельсон, занимаясь проектом «Лобсанг», чувствовал, что в Мэдисоне он, возможно, кое-что выяснит и получит ответы на некоторые вопросы.
Но первоначальному плану пришел конец прямо в аэропорту.
Нельсон всегда с радостью выбирался из переполненного салона. Он был крупным — из тех, кому нелегко уместиться в самолетном кресле и кто может пройти по любому району, не особенно волнуясь о собственной безопасности. Иногда Нельсона раздражало почтение, оказываемое ему исключительно из-за размеров. Но в общем и целом — размышлял он, терпеливо стоя в очереди на регистрацию, — Нельсон признавал, что приятно добиваться своего, даже не прося.
В Южной Африке, где он вырос, рост избавил его от массы неприятностей, за исключением разве что нескольких стычек. Впрочем, проблемы такого рода закончились, когда Нельсон открыл для себя местную библиотеку и обнаружил целый мир идей, которые юный разум освоил быстрее, чем «Сатурн-5» — небо Флориды. Трудно сказать, что он просто впитывал полученные знания; почти с самого начала Нельсон отмечал проблему, требующую решения, и принимался за дело. Один из его учителей заметил, что у мальчика талант искать взаимосвязи.
Жизнь Нельсона изменилась целиком и полностью, к лучшему или к худшему, в тот день, когда он впервые применил свои аналитические способности к идее Всемогущего Бога. Даже если откинуть традиционные представления о Боге, Нельсону всегда казалось, что без первопричины это — философская пустота, брешь. Его приятели-интеллектуалы заполняли ее учением иллюминатов или недреманным оком на долларовой банкноте. После Дня перехода — после открытия обширного, плодородного и доступного человечеству универсума — Нельсону показалось, что необходимость заполнить пустоту лишь усугубилась. Вот почему он и решил посвятить следующую фазу своей жизни исследованиям этой пустоты — и связанным с ней тайнам.
В любом случае в О'Хэйре угрожающие размеры Нельсона, вкупе с его способностью разрешать проблемы, уж точно помогли ему пробраться через лабиринт американской иммиграционной зоны. Когда Нельсон миновал последний таможенный барьер, за ним побежал один из служащих и вручил листок.
— Это просили передать вам, мистер Азикиве.
Листок оказался рекламным проспектом трейлеров «Виннебаго». Нельсон собирался в Мэдисон, никакой Виннебаго ему не был нужен. Но, когда он поднял глаза от листка, служащий уже исчез.
Нельсон ощутил некую взаимосвязь, словно решал очередную головоломку.
— Я понял, Лобсанг, — сказал он.
И сунул листок в карман.
Через час он взял напрокат отличный «Виннебаго», с мощным двигателем и большой кроватью — как раз по размеру.
Нельсон выехал с парковки в своем доме на колесах, не имея никаких конкретных инструкций. Он выбрал направление наугад и отправился в путь. Само по себе ощущение езды по таким дорогам было фантастическим. Он задумался: может быть, в конце концов, это и есть воплощение американской мечты? Странствовать, оставив позади все проблемы, словно мусор. Ничего, кроме движения к горизонту, движения ради самого движения.
До полудня он катил на запад.
Потом Нельсон остановился в маленьком городке, купил еды и вышел в сеть, чтобы узнать последние новости, в том числе про успехи друзей по «Мастер-викторине». Они ломали голову двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, с тех пор как он бросил им легкий намек. «Слушайте, мы все видели, как „Марка Твена“ притащили в Мэдисон на буксире, и слышали, как та девушка упомянула кошку, которая говорит по-тибетски. Нет ли здесь подсказки? Но какой? Похоже, кто-то нас морочит…»
И «мастера игры» полезли на стенку. Они высказывали догадки и обменивались мнениями. Стоя в трейлере и готовя вкусный карри из свежих ингредиентов, Нельсон следил за сообщениями и запутанными гипотезами, мелькавшими на экранах, и думал, думал…
Поставив карри на стол, он почти перестал обращать на экраны внимания. Нельсон усвоил манеры английской старины, с которыми столкнулся в приходе Святого Иоанна-на-Водах, где люди обращались к еде вежливо. Было в этом нечто, заставлявшее улыбаться мальчика из африканского городка. Но краем глаза Нельсон все-таки следил, как «мастера» выбиваются из сил, выдвигая теории со скоростью одна штука в минуту. Некоторые из них были совершенно фантастическими.
И тут он наткнулся на след, который привлек его внимание. Благодаря странностям телепрограммы, прыгая с канала на канал, зрители могли на протяжении суток непрерывно смотреть «Близкие контакты третьей степени».
Нельсон пробормотал:
— Значит, Башня Дьявола, Лобсанг? Это уже было. Не так уж оригинально. Но я всегда хотел на нее посмотреть. Я не спрашиваю, как найти тебя; скорее всего, ты сам меня найдешь…
Он доел карри и вымыл посуду. Если верить показаниям навигатора, предстоял путь примерно в тысячу миль на северо-запад, из Чикаго в Вайоминг. Потрясающее путешествие. Нельсон решил, что никому и ничем не обязан; он не будет торопиться и полюбуется видами.
Может быть, даже посмотрит «Близкие контакты».
31
Последний отрезок пути по слабым местам, самый долгий, привел Салли и Янсон в мир всего лишь в десятке переходов от Дыры. Слабые места перемещали путников, в том числе и географически. Они оказались на северо-западе Англии, вблизи побережья Ирландского моря — оттуда, как знала Салли, было недалеко до космической базы.
Моника Янсон измучилась и совсем обалдела. Салли пришлось уложить ее на мягкую травку на склоне холма, завернув в кокон из серебристых спасательных одеял.
Ушла неделя, чтобы пересечь по слабым местам два миллиона миров, отделявших их от Дыры — намного быстрее, чем на любом твене, но в любом случае путешествие было утомительное. Салли выискивала слабые места, двигаясь, как боец тайцзы. Они, казалось, преимущественно гнездились в центральных районах, подальше от побережий. Слабые места было проще найти на закате или на рассвете. Иногда Янсон их даже видела — словно что-то сверкало. Странная штука. Но они переносили путников куда надо за четыре-пять переходов.
Янсон ни на что не жаловалась во время путешествия, и лишь спустя несколько переходов Салли догадалась, что ее спутнице приходится нелегко. Слабые места были изъяном в многомерной квазилинейной геометрии Долгой Земли, а умение их находить — уникальной генетической способностью, которое досталось Салли по наследству. Путешествовать по ним было намного проще, чем тащиться вперед переход за переходом, как некогда делала серая мышка Хелен Валиенте, отправившаяся со своей семьей за сто тысяч миров, чтобы выстроить там бревенчатую хижину. Но ничто не давалось даром, и слабые места влияли на самочувствие. Переход в таких случаях не был мгновенным, как обычно: человеку казалось, что он падает, летит, проваливается в ледяную яму… и «полет», по ощущениям, длился некоторое время, даже если часы свидетельствовали, что не прошло ни секунды. Путешествия по мягким местам пожирали энергию, требовали много сил. Вдобавок Янсон уже была больна до того, как они тронулись в путь. Но она не жаловалась, что бы ни случилось.
Салли засуетилась, собирая дрова для костра, доставая из рюкзака еду и питьё. А затем, теплым майским вечером, в последовательной Англии, она тихо села у огня, позволяя Янсон выспаться и отдохнуть.
Салли смотрела, как восходит луна.
Не та, к которой она привыкла. В этом мире, всего в нескольких переходах от Дыры, луну покрывали свежие кратеры. Море дождей — правый глаз лунного человека — почти исчезло, кратер Коперник тоже, скрытый огромным свежим шрамом, который тянулся бриллиантовым всплеском через половину диска. Наверное, подумала Салли, было на что посмотреть — в этом мире и в соседних, — когда Беллос и его братья-близнецы с грохотом пошли на сближение, разминувшись с данной Землей, но пройдя очень близко, и планета содрогалась от бомбардировки случайными обломками, а лик луны пылал, как небесное поле брани…
Янсон заворочалась и села. Салли поставила кофейник на небольшую треногу над огнем. Янсон с благодарностью взяла жестяную кружку руками в перчатках и рассеянно поглядела на небо.
— А что тут случилось с луной?
— Мы слишком близко к Дыре.
Янсон кивнула и отхлебнула кофе.
— Послушай. Прежде чем мы туда отправимся. Не забывай, что я — тупой коп, который лучше разбирается в пятнах крови и пьяных драках, чем в планетах и космических кораблях. Что такое Дыра? И при чем тут космическая база?
— Дыра — это брешь в Долгой Земле. Миры тянутся бесконечно, насколько нам известно, и все они в основном похожи, но с разницей в деталях. Дыра — единственное место, где Земли нет вообще. Если перейдешь туда, окажешься в вакууме. Там произошло какое-то столкновение. Огромный камень — астероид, комета или шальная луна — врезался в Землю. Космонавты называют этот гипотетический объект «Беллос».
— Почему Беллос?
Салли пожала плечами.
— Аллюзия на какой-то старый дурацкий фильм, кажется. Джошуа, наверное, сказал бы точнее. Наверняка они его смотрели с Лобсангом. Все, что может случиться, должно где-нибудь случиться, правда? Так называемый Беллос прилетел из темноты и разминулся с бесчисленными миллиардами Земель. Некоторые миры, например этот, оказались близко от его траектории и в разной мере пострадали от падения случайных обломков.
— В какой мере?
— Например, на Луне появились новые кратеры. Или же исчезла большая часть земной атмосферы. Или поменялось положение полюсов. Или что-то произошло с тектоническими плитами. Вымирание динозавров по сравнению с этим — сущие пустяки. Но все-таки планеты уцелели.
Янсон кивнула.
— Я понимаю, к чему ты клонишь. А одна конкретная Земля…
— Одна Земля полностью исчезла.
Янсон присвистнула. Эта мысль ее, видимо, напугала.
— Нам здорово повезло, — сказала она.
— Базовая Земля находится на другом конце кривой вероятностей.
— Но, но если бы не… или если бы мы жили в одном из соседних миров…
— Землетрясения, цунами и так далее. Первая же зима, скорее всего, нас бы прикончила. Или, точнее, наших предков, ведь это случилось давно.
— Жуть.
— Нет, просто статистика. Так получилась Дыра, — Салли подлила еще кофе. — По крайней мере, сейчас человечество не погибнет. По крайней мере, от падения кометы. Люди широко расселились. Долгая Земля — сама по себе гарантия безопасности. Даже Беллос не сможет уничтожить всех.
— Допустим. И Дыра нам полезна, потому что…
— Потому что можно перейти прямо в открытый космос. В соседнем с Дырой мире надеваешь скафандр, переходишь — и описываешь круги вокруг Солнца. Не нужно лететь на ракете размером с небоскреб, чтобы преодолеть земное притяжение, потому что там нет Земли. Лети куда угодно. Как во сне. Свободный доступ в космос.
Янсон задремывала.
— Очень хочется глянуть. Утром, да?
— Утром. Спи. Я поставлю палатку, пока не стемнело. Хочешь есть?
— Нет, спасибо. И я уже выпила таблетки.
Янсон снова легла и натянула на себя одеяло.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Салли.
Янсон заснула, а Салли сидела тихонько — возможно, единственное бодрствующее и разумное существо на планете.
Свет мерк, израненная луна становилась все ярче, и Салли казалось, что кто-то разом раздвинул границы ее сознания. Травянистый склон холма, расстилавшийся перед ней, словно обретал дополнительную глубину и инаковость буквально на глазах. Пейзаж был бездонным, многомерным, бесконечным. Когда-то Салли приснилось, что она научилась летать — до смешного легко, достаточно было просто подпрыгнуть, а потом продолжать прыгать уже в воздухе. И теперь ее преследовало мучительное ощущение, что, если вспомнить, как это делается, она сможет уйти — не отсчитывая миры один за другим по очереди, а покрыв сразу всю их вереницу. Сам воздух вокруг казался возбуждающим, а земля — зыбкой, как дым.
Янсон кашлянула и негромко застонала во сне. И зов бесконечности утих в душе Салли так же быстро, как и возник.
32
Команда «Франклина» постепенно привыкла к своим новым товарищам — троллям.
Но не все колонии думали точно так же.
Новый Мелфилд был грязным и непривлекательным поселком в Кукурузном поясе. Его обитатели высыпали наружу, когда «Франклин» приземлился — и страшно удивились, когда за членами экипажа последовало семейство троллей.
Тролли и остальные бродили по поселку, пока Мэгги общалась с местным мэром, передавала документы с Базовой и вообще пыталась наладить контакт. Мэр явно нуждался в некоторой отладке, поскольку в сводке Мэгги Новый Мелфилд значился как очередное пакостное гнездо ненависти к троллям, не говоря уже о людях и прочих тупых скотах. Что ж, изменения происходят постепенно.
Вскоре три тролля уже сидели на стульях в кабинете мэра. Тролли просто обожали стулья и кресла, особенно вращающиеся. Допив предложенный кофе, Мэгги внятно попросила:
— Пожалуйста, помой, Карл.
Юный тролль, держа кружку как что-то очень ценное, обвел комнату взглядом, заметил открытую дверь, ведущую на кухню, осторожно сполоснул кружку в раковине и столь же бережно поставил на сушилку. А потом вернулся к Мэгги, которая дала ему мятный леденец.